Текст книги "Имиджмейкер (СИ)"

Автор книги: Алексей Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

 Впервые в жизни Павел чувствовал себя героем голливудского фильма. Офис, огромный зеркальный стол, сексуальная брюнетка в роли пресс-секретаря, казалось, были слеплены с сериала о жизни миллионеров. Правда, само действие куда больше напоминало классику отечественного лохотрона:

   -Вы все попали к нам после тщательного отбора и суммы окладов в контракте, это не розыгрыш. Вы их оправдаете. Наш Кандидат не ошибается ни в людях, ни в выбранной стратегии. И вы должны понимать, что Верхнегрязевские выборы только стартовая площадка. О конечной цели пока говорить не будем, но надеюсь и она вам понятна...

   Давно пора было обидеться, что его так примитивно пытаются дурачить, но Павел слушал брюнетку словно зачарованный. Возможно, неслышимые частоты ее голоса давили прямо на подсознание, а, может быть, пульсирующая под строгим костюмом деловой дамы сексуальность лишала собравшихся здесь мужчин разума. Как дипломированный психолог, Павел должен был разбираться в подобных фокусах, но, к сожалению, практика у недавнего студента-недоучки всегда была слабым звеном. На заводе, куда его устроили по протекции мамаши, заниматься в основном приходилось анкетированием. К тому же молодому человеку не раз намекали, что ставку психолога сохраняют только из уважения к его родительнице, с застойных времен работавшей на предприятии главбухом. Слушать все это было унизительно, но приходилось терпеть, ожидая, пока судьба подкинет чего-нибудь более подходящее. И вот вроде бы свершилось!

   – Забудьте о своих прежних неудачах. Вы теперь единая команда призванная побеждать – вещала брюнетка, а Павел, оглядывая своих новых товарищей по работе, думал, что публика и впрямь собралась не из удачливых. Некоторые пытались выглядеть респектабельно, но даже неопытному взгляду было видно, что обладатели взятых напрокат костюмов далеки от преуспевания. Только один из присутствующих – худощавый тип неопределенного возраста с мелкими заостренными чертами лица не пытался ничего скрыть и, казалось, даже бравировал заплатами на рукавах свитера. Именно он, осмелившись прервать вдохновенный монолог, поинтересовался:

   – Я извиняюсь, уважаемая, но как ваш кандидат собирается соперничать с действующим главой администрации? Там же все схвачено. Это вам даже не Палермо, а Верхнегрязевск!

   – Наш Кандидат -поправила брюнетка, – И насчет «все схвачено» готова с вами поспорить.

   Одарив зал хорошо поставленной улыбкой, она обернулась к сидевшему рядом мужчине:

   – Позвольте представить вам Николая Петровича Перетягина, главного редактора газеты «Верхнегрязевский Вестник»!

   Грузный господин, сопя от напряжения, приподнялся над креслом. Павлу он почему-то сразу напомнил Собакевича. Но если гоголевский персонаж остался в памяти как личность забавная, то редактору подобное определение явно не подходило. Направленный куда-то на угол стола взгляд казался неприятно тяжелым, а на мясистой красной физиономии прямым текстом было начертано, что ее обладатель порядочная сволочь. Когда массивная фигура Перетягина водрузилась обратно в кресло, брюнетка продолжила представление членов команды. Многие, как оказалось, имели прямое отношение к пиару, а некоторые занимали или собирались занять должности в самом городе. Приставка будущий употреблялась довольно часто: – будущий начальник РУВД, будущий руководитель кабельного телевидения и, наконец, будущий директор Верхнегрязевского рынка, чье присутствие в команде Павел так и не смог для себя объяснить.

   – Cпециалист по корректировке общественного мнения, – объявила брюнетка и неожиданно назвала его фамилию. Павел, покраснев, приподнялся из-за стола. Должность звучала совершенно абсурдно:

   «– Ну ладно бы специалист по исследованию, а корректировка общественного мнения – это уж слишком! То ли они идиоты, то ли нас за дураков держат!»

   Оставшуюся часть собрания Павел ждал, что им сейчас предложат скинуться на нужды предвыборной кампании, но ничего подобного, как ни странно, не произошло. Прощаясь, пресс-секретарь напомнила, что завтра в десять ноль– ноль все должны быть на рабочих местах, и тут небритый тип в залатанном свитере опять вылез с вопросом:

   – Я снова извиняюсь, но когда мы сможем познакомиться с нашим уважаемым кандидатом, так сказать, воочию!

   – Не надо все время извиняться, это не стиль нашей команды! – оборвала его брюнетка– А с Нашим Кандидатом вы познакомитесь, когда он сочтет это необходимым.

   Павел заметил, как левая щека любопытствующего несколько раз дернулась в нервном тике. Тут же он вспомнил, что представляли этого типа как начальника отдела прессы и зовут его весьма экзотично – Альберт Епифанович Примас. А чуть позже, по дороге к метро, состоялось их более близкое знакомство. Павел не спеша двигался в сторону Новокузнецкой, когда его фамильярно хлопнули по плечу,

   – Ну и как тебе, старик, все это?!– без всякого вступления поинтересовался новоиспеченный начальник отдела прессы. Не зная, что ответить, Павел только пожал плечами.

   – Я все прикидывал, сколько за этот спектакль бабок попросят, – продолжал Примас, – думал сотню баксов не меньше.

   – Знаете, я тоже ждал, что деньги потребуют, – признался Павел, на что Примас ехидно усмехнулся:

   – И что, старик, заплатил бы этой бизнес-сучке на колготки? Интересно, какие она носит?

   – А все-таки, вы, что по поводу этой конторы думаете. Зачем мы им понадобились? -спросил Павел.

   – А ты, что не понял? Хотят, чтобы мы их козла в президенты продвинули. Ну как, слабо?!

   Павел уже пожалел, что затеял этот разговор, но Примас тут же сменил тон:

   – Да ты не бойся, старик, не так все плохо на этом свете! На счет президента не знаю, но Верхнегрязевск этот Наш может и выиграет. Я это понял, когда Перетягу узнал.

   Заметив непонимающий взгляд собеседника, Примас пояснил: – Перетягина редактора тамошней газетенки. Я с ним еще в молодости по комсомольской линии общался. Ты видел, какую он сейчас ряху наел? А тогда шустряк был, особенно по бабьей части ... Но это все лирика, главное, что Перетяга знает, в какой команде играть. У него на это природный нюх. Чью жопу лизать даже в кромешной тьме не ошибется.

   У метро Примас предложил пропустить по рюмке за начало. Павел и сам сейчас испытывал потребность выпить, но, зная, что такие типы предпочитают расслабляться за чужой счет, поспешил распрощаться с коллегой. Придя домой, он первым делом налил себе рюмку коньяка из мамашиных запасов и достал старенький атлас СССР. Не без труда недалеко от границы Московской области удалось отыскать Верхнегрязевск. Долго, словно стараясь разгадать какой поворот готовит судьба, Павел смотрел на крохотный кружочек на карте, а в голове навязчиво крутилось прилипшее из классики семидесятых :

   – ...И бояться нет причины, если мы еще мужчины ...

   Следующий день принес несколько приятных неожиданностей. Хорошенькая блондиночка в униформе развела смущенных новичков по рабочим местам. Оказалось, что Павлу даже выделили собственный кабинет. Но главным было то, что он обнаружил на столе перед компьютером.

   Конверт с авансом за неделю превзошел все самые смелые ожидания. Пересчитав солидную пачку отечественных купюр, Павел поспешно убрал их в карман брюк, потом снова достал, пересчитал и перепрятал в нагрудный карман пиджака. Только после этого он приступил к изучению инструкций с новыми служебными обязанностями. Оформленные в виде тоненькой брошюрки, они так же лежали на столе перед монитором.

   Удивление росло с каждой прочитанной страницей. Ему уже начали платить огромные для обычного человека деньги, за роль простого передаточного звена между компьютером и распространителями анкет. Всю работу по корректировке общественного мнения таинственные наниматели оставили электронному мозгу. Павел же должен был вводить в программу данные опросов и пересылать результаты компьютерных обработок в другие службы. Наверное, и такая работа была нужна, но он никак не мог избавиться от вопроса:

   «– Почему это стоит так дорого и почему выбрали именно его?»

   Посылая свое скромное резюме в фирму по трудоустройству « Ариадна» он не особо надеялся на результат. И вдруг такое! Наверное надо было бы радоваться, но его не оставляло ощущение нереальности происходящего. Странными показались и некоторые детали обстановки предвыборного штаба. В роскошном холле почему-то висели уродливые настенные часы, стрелки которых всегда показывая без пяти двенадцать. В первый же день Павел обнаружил полное отсутствие зеркал. Количество окон было сведено к минимуму, и внутри здания с самого утра тихо гудели лампы дневного света. Самым темным казался коридорчик так называемого Олимпа – этажа, где располагалось руководство. Один раз, одержимый любопытством, Павел прошелся по этому сумрачному пристанищу богов. На кабинетах светились таблички с фамилиями, и лишь одна огромная черная дверь осталась без опознавательных знаков. Остановившись возле нее, Павел вдруг почувствовал себя страшно неуютно. Неприятный холодок, залезая откуда-то со спины, стал быстро расползаться по всему телу. В несколько секунд Павел оказался на лестнице и с тех пор, проходя мимо Олимпа, непроизвольно ускорял шаг.

   Правда следующая неделя развеяла почти все сомнения. Началась она с нового конверта, еще более пухлого, чем в первый раз. Пересчитав деньги, Павел уже небрежно сунул их в верхний ящик рабочего стола и твердо сказал себе:

   «Платят, значит так и надо! Просто у людей нормальный уровень, а не убожество как на мамашином заводе. И плевать мне кто они такие!»

   Месяц подготовительного московского этапа пролетел, как одно мгновение. Павел перезнакомился с коллегами, на работу позволял себе приходить с небольшим опозданием, в обеденный перерыв подолгу засиживался в уютном баре штаба. Вечерами он отправлялся гулять по центру Москвы. После нескольких лет суеты и неустроенности приятно было, никуда не торопясь, слоняться среди хорошо одетой публики, покупать приглянувшиеся безделушки, сигареты и напитки выбирать не по цене, а по желанию. Устроившись где-нибудь за столиком кафе, Павел частенько ловил на себе заинтересованные взгляды прекрасных незнакомок, но никаких попыток сократить расстояния пока не делал.

   «Зачем торопиться жить! Он молод, богат и все еще впереди.»

   Засыпая, Павел обычно пытался представить Верхнегрязевск. Он виделся ему милым и патриархальным – как городок, в котором когда-то жила бабушка. В воображении проплывали низенькие дома с укутанными снегом крышами, магазинчики, где в очереди за крупой делятся новостями словоохотливые старушки, а на втором этаже в окружении отечественных промтоваров скучают продавщицы.

   Действительность оказалась менее симпатичной. В начале декабря Павел впервые попал в город, который предстояло покорить. Выданный для служебных целей, светло бежевый «Рено» мягко скользил по узким улочкам. За окном мелькали трехэтажные дома, похожие на бараки. Время давно превратило их желтый окрас в грязно серый, и один вид этих стен должен был вызывать у чувствительных людей депрессию. Пятачок перед платформой электрички, где Павел остановился узнать дорогу, казался единственным населенным местом. За деревянными прилавками торговали семечками и капустой тетки в широких ватниках, слонялись подвыпившие мужички, разномастная публика толпилась у автобусных остановок. Чуть дальше располагалась главная городская площадь. Средних размеров Ильич привычным жестом указывал правильный путь, а над зданием администрации уныло висел российский триколор. Проскочив коротенькую центральную улицу, Павел еще с полчаса кружил по переулкам. За окном автомобиля, как в фильме ужасов, мелькали глухие стены, пустые оконные глазницы заброшенных домов, жутковатые, словно кадры из Освенцима, заводские корпуса. Наконец он выехал на городскую окраину, сохранившую первозданный деревенский облик. Здесь Павел снова хотел узнать дорогу, но вдруг понял, что в этом нет необходимости. Среди одноэтажных деревянных домишек возвышалась точная копия московского здания штаба!

   Сходство было настолько поразительным, что Павлу даже стало жутко. Казалось, что дом каким-то чудом перенесся сюда в Верхнегрязевск, оставив в тихом замоскворецком переулке зияющую черную рану. Пока он парковал машину, в голове крутилась совершенно дикая мысль:

   «-Надо бы потом сходить на старое место. Вдруг дом и правда перенесли!»

   У самых дверей он столкнулся с Примасом. Увлеченно разговаривая с каким-то очкариком, Альберт Епифанович выходил из здания штаба.

   – Какие люди! – весело крикнул начальник прессы и тут же бросил своему спутнику – Вот видишь, Петрович, еще один москвич пожаловал, будто своих кадров не хватает.

   Видимо приняв все за чистую монету, очкарик серьезно кивнул. Продолжая беседу, они направились к автомобильной стоянке. Оказавшись в холле, Павел снова ощутил, что в сходстве двух зданий есть что-то противоестественное. Даже огромные настенные часы, также как и в московском особняке, были сломаны и показывали без пяти двенадцать. Добравшись до своего кабинета, Павел уже плохо представлял, где находится. Казалось, распахни окно и вместо одноэтажного верхнегрязевского ландшафта снова увидишь купола замоскворецких церквушек. А в какой-то момент даже возникло нехорошее ощущение, что дом вот-вот снова сорвется с места и понесется куда-то в страшную серую пустоту.

   Победить страх, как всегда помог конвертик с недельной получкой. Он лежал в обычном месте на клавиатуре компьютера. Заглянув внутрь, Павел был приятно удивлен. Благородно-зеленые купюры заменяли теперь пухлые пачки отечественной валюты. Выкинув из головы все посторонние мысли, он приступил к изучению новых инструкций, которые заботливый невидимка аккуратно разложил на столе.

   Вечером Павел зашел устроиться в гостиничное крыло здания и спустился в бар. Уютный подвальчик, как и ожидалось, был точной копией московского собрата. Взяв полюбившееся фирменное рагу с грибным соусом и традиционный «Мартини», Павел отправился на поиски свободного места. Он уже хотел присесть рядом с высокой брюнеткой, скучавшей в обществе бокала пива, но его весьма бесцеремонно остановили. Увидев, кто требовал его внимания, Павел сразу понял что влип. Альберт Епифанович Примас по всем признаком сидел здесь давно и основательно. Водочный графинчик уже почти исчерпал свое пузатое чрево, и глаза начальника прессы приобрели нездоровый блеск. Для полного счастья, судя по всему, не хватало только собеседника. Осознав, что жертвой придется быть именно ему, Павел обречено опустился на свободный стул.

   – Ну как, освоился на новом месте? – поинтересовался Альберт Епифанович.

   – Да вроде нормально – пожав плечами, ответил Павел.

   – Вроде нормально! – передразнил Примас– Вашему брату все нормально. Выросло, блин, племя молодое. Все по хрену! Главное, чтоб бабки платили, и лучше в зеленых.

   – А у вас Альберт Епифанович, что, принципы?– попытался съязвить Павел, но Примас пропустив мимо ушей его выпад.

   – Деловые все, продвинутые! Собрали неудачников, амбициями по самую жопу накачали, а они и рады. Воспарили над электоратом, властители дум народных, имиджмейкеры, блин, хреновы...

   – А вы ,Альберт Епифанович, увольтесь, если уж вам здесь так не нравится! – посоветовал Павел. В ответ на это Примас смерил собеседника долгим и, как показалось, искренне удивленным взглядом:

   – Да вы тут все и правда придурки! Думаешь, отсюда так просто уходят?! Ты что, так до конца и не понял, куда вляпался!

   Скорчив торжественно загадочную мину, Альберт Епифанович оглядел зал. Казалось, он видит сейчас нечто недоступное простому человеческому взгляду.

   – Допился, чертей скоро гонять начнет! – поморщившись, подумал Павел. В это время мимо столика, покачивая затянутыми в джинсы бедрами, прошла операторша из команды телевизионщиков и монолог Примаса плавно перетек в другое русло. Выслушав ряд откровений о достоинствах противоположного пола, Павел поспешил расправиться с содержимым тарелки и распрощаться.

   «Понтярщик ты, Альберт Епифанович, трепло пьяное ... не будет никто нас здесь насильно удерживать,» – думал он, мысленно продолжая дискуссию. Но на душе все равно было как-то неуютно. В гостиничном крыле, несмотря на внешний лоск, витал неистребимый дух казенщины, и ему вдруг нестерпимо захотелось обратно домой. В соседнем номере шумно справляли новоселье. Сквозь гром музыки, чередуясь с пьяным мужским басом, прорывался женский смех. Когда Павел открывал свою дверь, за стеной громко хлопнула пробка и одна из дам взвизгнула, видимо спасая наряд от струи шампанского.

   «Веселятся!» – с завистью подумал Павел и почувствовал себя совершенно одиноким и несчастным. Рука сама собой потянулась к мобильнику. Номер, который он набрал, давно был вычеркнут из записной книжки, но не из памяти. Услышав длинные гудки, он рухнул на аккуратно застеленную гостиничную койку и, затаив дыхание, ждал. И вот, на другом конце линии, неожиданно громко, прозвучал знакомый голос:

   – Я вас слушаю, говорите!

   Тут же Павел представил, как Светка стоит у телефонного столика перед зеркалом, машинально поправляя прическу.

   « Еще с родителями живет. Значит, пока ничего не изменилось.»

   – Говорите, слушаю вас– прозвучало уже тише и Павел вдруг испугался , что Светка сейчас поймет кто звонил. Нажав отбой, он еще долго лежал с зажатым в руке телефоном. Слушая, как за стеной продолжается праздник, думал: – что так и остался мальчишкой, которому хочется, чтобы его приласкали и пожалели. Что это, наверное, стыдно, но он не может ничего с собой поделать.

   Следующее утро выдалось солнечным и морозным. Проснувшись, Павел почувствовал неожиданный прилив бодрости. В девять ноль-ноль гладко выбритый и благоухающий дорогим одеколоном, он уже знакомился с целой командой помощников и помощниц. Эти молодые верхнегрязевцы были хорошо вышколены и походили на улыбчивую команду продавцов из Мак-Дональдса. В обязанности их входило распространение анкет и опросных листков. Получив сбивчивые инструкции нового начальника и толстые еще пахнущие типографской краской пачки, они разошлись по городу. Проводив новых помощников, а Павел спустился в бар, где чашка крепкого кофе окончательно прогнала остатки вчерашней меланхолии.

   Через пару дней появились первые результаты опросов, и Павел вдруг ощутил вкус к работе. За сухими колонками цифр и изгибами компьютерных диаграмм угадывалось невспаханное электоратное поле. И эту целину предстояло обработать, засеять и собрать жатву любви народной. Пока вяло выраженные симпатии верхнегрязевцев привычно делись между коммунистами и главой действующей администрации Виктором Ивановичем Сапоговым. Этот в меру упитанный крепыш еще с советских времен подвизался на ниве городского хозяйства. Правда, несмотря на накопленный управленческий опыт, все его успехи ограничивались узкой сферой личного благополучия. Чем хуже шли дела в городе, тем более упитанным и солидным становился градоначальник. Злые языки судачили, что Витька Сапог завел себе особняк в элитном подмосковном поселке, где, втайне от супруги и избирателей, прогуливает уворованные из городской казны деньги. Тем не менее, чуть ли не половина верхнегрязевцев заявляла, что если придут на выборы, то голосовать будут за Сапогова. Приблизительно так обстояли дела и у коммунистов. Между их кандидатом и Сапоговым должна была развернуться основная борьба, наиболее же вероятным итогом выборов ожидалась банальная неявка избирателей.

   Казалось, нет силы, способной заставить людей проявить хоть какую-то политическую активность, но компьютер упорно выдавал высокий индекс ожидания. Хитро построенные опросы вытаскивали то, в чем вернегрязевцы возможно и сами не отдавали себе отчета. Под унылым пепелищем всеобщего разочарования, не угасая, тлели угольки народной надежды. Здесь перемешалось все: и впитанные с материнским молоком сказки, ожидание былинного богатыря заступника, Царствия Небесного, коммунизма и неистребимая российская вера в халяву. Потенциал этих смутных, до конца не осознанных, народных чаяний был огромен. На него-то и сделала ставку команда «Нашего».

   Атака на город началась тихо и незаметно. Холодными зимними ночами Верхнегрязевск видел цветные сны, а, просыпаясь, думал, как дотянуть до весны или хотя бы до получки. А тем временем в типографиях и студиях уже свершалась невидимая работа. Хорошо натасканная когорта работников пера и микрофона начала внедрять в умы горожан мысль о скорых переменах. Делалось все очень аккуратно и ненавязчиво. Людей постепенно подталкивали к осознанию того, что « Так жить Нельзя» не уточняя « Как жить Надо». Через некоторое время идея перемен уже витала в воздухе. Словно редкие лучи на хмуром зимнем небе пробивались огоньки нарождающейся веры в лучшее будущее. Постепенно ожидания, как бы сами собой, переключились на предстоящие выборы и на некую третью силу, которая должна прийти к власти. И, наконец, когда на городских заборах появились скромные голубые плакаты «Наш Кандидат», народная вера неожиданно получила объект поклонения.

   Облик новоявленного кумира пока не обрел конкретных очертаний, но именно в этом и таилась притягательная сила. На плакатах не было ни фотографии, ни каких-либо намеков на прежние заслуги, звание и даже пол кандидата, просто небесно голубой фон и бьющее прямо в сердце слово « Наш!». Все остальное предоставлялось фантазии. Каждый творил светлый образ в соответствии с собственными жизненными ценностями. Безусловно, в таком успехе было что-то противоестественное и мистическое.

   « Чертовщина какая-то! Не будет же он так до самых выборов в жмурки играть?!» – думал Павел, видя, как взлетает вверх рейтинг патрона. Но шло время, Наш по-прежнему не собирался выходить из тени, а популярность его упорно продолжала расти. Конечно, этому можно было дать и вполне простые объяснения:

   «Помести им на плакате самую симпатичную физиономию, сразу образуется толпа недовольных. Слишком молодой, слишком старый, слишком интеллигентный или наоборот... Да мало ли чего кому не понравится! А так все довольны. Наш – он и в Африке наш!»

   И все же стоявшая за предвыборным штабом таинственная сила в рамки обычной реальности не укладывалась. Павел не мог, да и не хотел дать ей какое-то определение. Достаточно было чувствовать, что мыслями и симпатиями тысяч людей можно управлять, и часть этих незримых нитей в твоих руках. От этого захватывало дух и, казалось, за спиной вырастают крылья.

   За короткий срок нашему герою удалось избавиться от всех своих застарелых комплексов. Положительные сдвиги произошли и в личной жизни. Роман с помощницей закрутился совершенно неожиданно. Вечером, спустившись в бар, Павел обнаружил там команду своих подчиненных почти в полном составе. Справляли чей-то день рождения. Получив приглашение, он присел к общему столу, оказавшись рядом с одной из девушек. До этого момента он никак не выделял ее среди остальных, но после того как острый локоток несколько раз, вроде бы невзначай, коснулся его руки, Павел вдруг заметил, что под униформой похоже прячется неплохая фигурка. В двенадцатом часу, когда компания с шумом вырвалась из подвальчика на свежий воздух, они снова оказались рядом. Прикуривая от зажигалки, Ася положила тонкие прохладные пальцы на его ладонь и тихо спросила :

   -А вы, Павел Андревич, здесь в гостинице живете?

   Показав на свои окна, Павел предложил зайти на бокал «мартини» и неожиданно получил согласие. Отстав от остальных, они вернулись в гостиничный корпус. У дверей номера Павел слегка запаниковал. Вспомнив, что не имеет ни обещанного напитка, ни даже второго бокала, он оставил Асю на лестнице и побежал в бар. Потом у дверей, зажав локтем бутылку, долго искал по разным карманам ключи. Но девушка, казалось, не замечала его суетливой неловкости. В номере она небрежно кинула на кресло куртку. Когда Павел включил музыку и, все еще смущаясь, пригласил гостью на танец, она откровенно прижалась к его плечу. Дальнейшее произошло как бы само собой. Связь их продолжалась около двух недель и прекратилась после того, как Ася изъявила желание съездить на выходные вместе с Павлом в Москву.

   -Заеду за тобой утром, – обещал Павел. Когда же наступила суббота, он вдруг вспомнил, что не знает Асиного адреса. По дороге сообразил, что адреса подчиненных можно найти в компьюторе, но возвращаться уже не хотелось. А через несколько часов, гуляя по вечерней столице, Павел думал, что компания его провинциальной обольстительницы вряд ли была бы сейчас уместна.

   Победоносное наступление на город продолжалось. Слишком поздно осознав опасность, коммунисты и действующий городничий кинулись чернить внезапно возникшего конкурента. Но сделать это оказалось не так просто. Никакого конкретного компромата накопать не удалось. Соперник словно не существовал совсем. Даже с фамилией происходила какая-то непонятная путаница. Газеты называли его все время по-разному и больше предпочитали употреблять ставший уже популярным псевдоним «Наш». Пробовали играть и на этой анонимности :

   – Одумайтесь, земляки! Кого выбирать собрались?! Может это враги отечества вам черта в ступе подсовывают!

   Но никакие отчаянные вопли и заклинания не помогали. Народ успел полюбить Нашего и разрушить эту любовь банальными приемами уже было невозможно. Пытаясь очернить кумира, соперники только проигрывали сами.

   -Засуетились! Ну ничего, Наш им еще покажет– злорадно думал верхнегрязевский обыватель. И если коммунисты еще сохраняли основную массу традиционных почитателей, то у Сапогова рейтинг дошел до нуля и как столбик термометра пополз в минус. Привычная снисходительность горожан к своему городничему обернулась вдруг жгучей ненавистью.

   -Быстрей бы Сапога скинули! – с незнакомым раньше энтузиазмом говорили на автобусных остановках, в очередях за дешевым молоком, в прокуренных тамбурах, возвращавшихся из Москвы электричек. И в умах даже самых далеких от политики людей все чаще крутилось:

   – Скорее бы уж эти выборы, а то сил больше нет сапоговский беспредел терпеть!

   Единственным соперником пока еще оставался Никита Петрович Кожемякин, кандидат от КПРФ. По результатам опросов он с небольшим отставанием от «Нашего» уверенно удерживал второе место. Никакими особыми достоинствами Никита Петрович не отличался, однако и компромат на него отыскать было не так просто. К тому же принадлежность к некогда всевластной партии по-прежнему оставалась для многих решающим фактором выбора. Победить Кожемякина с помощью обычной антикоммунистической пропаганды, наверное, было можно, но стратеги команды нашли другой более действенный путь. Еще при обработке первых опросов премудрый электронный помощник Павла обнаружил общую для многих верхнегрязевцев черту. Почти все они независимо от пола, возраста и социального положения грешили местечковым патриотизмом. А Никита Петрович, на свою беду, был столичным жителем с раздражающе московской физиономией и манерами. Вот по этому уязвимому месту и был нанесен основной удар.

   -Не дадим москвичам хозяйничать в нашем городе! – дружно завопила подконтрольная пресса, и как ни клялся Комежякин в верности делу верхнегрязевского пролетариата, клеймо столичного жителя все больше портило ему рейтинг.

   Наступление велось широким фронтом. Через директора Верхнегрязеского рынка был запущен слух, что москвичи собираются приватизировать его площади и выстроить там супермаркет для новых русских. По местному радио в программе «Краевед» историк Нилов задушевным голосом рассказывал о богатых традициях города и сетовал, что все это незаслуженно забыто. Виноваты в этом были естественно не только сами верхнегрязевцы. По словам краеведа, растленная столица вместе с американским империализмом навязала Верзнегрязевску чуждую культуру, но скоро этому придет конец. После таких речей сильнее билось сердце верхнегрязевского патриота и взоры, как бы сами собой, обращались к плакатам «Наш Кандидат». Наблюдая, как на волне столицефобии, еще сильнее взлетела популярность патрона, Павел недоумевал:

   « Почему они его в земляки записали?! Может этот „Наш“ самый что ни на есть москвич, да еще и с израильским подданством! ...Да и вообще кто он!?»

   Но видно любовь народная такая же загадка, как и женская душа. Понять, почему так растет рейтинг их кандидата, не всегда могли и сами творцы его образа. Все уже получалось почти без их вмешательства. Чуть упали из-за сезонных колебаний цены на сахар, тут же пополз слух, что это Наш для города постарался. Сподобился Витька Сапог починить к выборам мост через Грязевку эффект оказался тот же.

   -Система вошла в режим самонастройки, – сострил как-то очкарик из стратегического отдела. На что присутствовавший при разговоре Примас заметил, что местный электорат это непостижимая данность и научная терминология к нему не применима. Вообще, отношение «штабистов» к избирателю чем-то напоминало взгляд греческих богов на копошащееся у подножья Олимпа человечество. Замкнутый мирок штабного особняка жил весело и сыто, иронично взирая на разгоравшиеся предвыборные страсти. Почти каждый день в буфете устраивались банкеты. Справляли дни рождения, именины и прочие знаменательные и не очень знаменательные события. На вечеринках уничтожалось огромное количество дорогих напитков и закусок. Под щемящие душу джазовые переливы зачинались мимолетные романы. Здесь Павел сошелся со жгучей брюнеткой Ритой. Прилагать особых усилий и в этом случае не пришлось. Эмансипированная журналистка из команды Примаса сама затащила его в свой номер. После чего Павел еще больше возрос в собственных глазах, возомнив себя настоящим мужчиной. Недавнее существование на мамашином заводе воспринималось теперь как забытый ночной кошмар. Пролетая на своем «Рено» по улицам Верхнегрязевска, он почти не замечал бредущих по тротуарам прохожих.

   «Что ему эти тени смертных! Их мысли, заботы, надежды он узнает, получив очередную распечатку, и если что-то не так направит их в нужное русло.»

   Все чаще он чувствовал себя по-настоящему всемогущим, вот только сны снились какие-то нехорошие и тревожные. В них Павел видел себя, то на пороге заводского отдела кадров, то призывником у дверей военкомата. Все забытые страхи и комплексы возрождались в этих ночных видениях и, просыпаясь, Павел спешил в свой кабинет, где снова чувствовал себя хозяином людских судеб.

   Февраль всегда был для Павла несчастливым месяцем. Теперь, когда все складывалось так удачно, он надеялся избежать сезонных неприятностей, но с приходом рокового месяца судьба снова обеспечила их по полной программе.