Текст книги "Аномальная зона"

Автор книги: Алексей Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Выслушивать нотацию всегда неприятно, но председатель клуба был прав. Прочитанные перед отъездом правила поведения в аномальных зонах Хрустов от растерянности и испуга действительно проигнорировал. Правда, о появлении двойников ни в каких инструкциях ничего не говорилось. Но рассказывать, как Лже-Семигорцев пытался заманить его в старую баню он не стал. Решил, что подобных историй командор и без него наслушался и насмотрелся. В инструкциях указывалось, что искажение могут принимать самые причудливые формы. Но куда опасней считались ситуации близкие к обычной реальности. Именно эти, плохо различимые ответвления, как правило, и становились причиной физических и психологических травм стажеров.

Так что можно было сказать, что Хрустову еще повезло. Зато сам он в очередной раз проявил полную неспособность ориентироваться в изменившейся обстановке. Подобных примеров в своей биографии Хрустов к прискорбию мог насчитать огромное количество. Естественный отбор, наверное, давно бы вычеркнул его из участников соревнования. И только цивилизация с ее губительной для человеческой породы гуманностью, позволяла таким неудачникам существовать и даже давать потомство. Осознавать это было тяжело и унизительно. Правда, в литературе часто приводились примеры преодоления врожденных слабостей. Но только на книжных страницах все кончается хорошо. В жизни же, стучась в закрытую дверь, скорее всего, расшибешь в кровь кулаки. Да еще, не дай Бог, занесешь в ссадины какую-нибудь заразу! И тогда вместо лавров победителя, раздувшиеся от гноя руки, а то и преждевременная инвалидность. Так что уж лучше судьбу лишний раз не испытывать. Жизненный опыт давно уже привел к такому выводу, но вот опять какой-то лукавый искуситель затянул в авантюру.

– И чего же дома-то не сиделось! – горестно думал Хрустов. Прежняя жизнь скучающего рантье казалась теперь утерянным раем. Как хорошо в такую мягкую пасмурную погоду пройтись по Замоскворечью. Посидеть где-нибудь в кафе. Тихая музыка, запотевший бокал пива в руках, дождевые капли на стекле и калейдоскоп незнакомых лиц за окошком. Тут тебе и сюжеты для воображения, и целая философия. А вечером в театр на премьеру, или просто на любимый диван с недочитанной книгой…

Наверное, по выражению лица Семигорцев понял настроение стажера:

– Да не грустите Антон Петрович! Привыкните ко всем этим фокусам. Через пару дней страх пройдет, любопытство появится. Зато потом будет что вспомнить, да и научитесь ценить спокойную жизнь.

Сказано это было искренне, без всякого ветеранского самодовольства, и Хрустову действительно стало легче. Уже веселее он смотрел на деревенский пейзаж и думал, что пару недель он здесь как-нибудь продержится. А потом в Москву и больше уж никаких авантюр!

Тем временем улица вывела их на небольшую площадь, где сосредоточилась вся нехитрая инфраструктура поселка. Центральное место занимал торговый комплекс. Сквозь стеклянный фасад универмага были видны пустые полки и скучающие продавщицы, зато у пристройки с табличкой "Продукты" наблюдалось заметное оживление. У кирпичной стены припарковались несколько стареньких велосипедов. За углом кто-то привязал лошадь. Мотая гривой, животное отгоняло мух и с тоской смотрело на длинную очередь на ступеньках. Там собрались в основном лица женского пола. Мужское население в томлении слонялось чуть поодаль. Среди фигур серо-пыльного цвета Хрустов обнаружил и уже знакомую парочку. Они тоже заметили чужаков. Худощавый Колян, помахивая прутиком, двинулся наперерез. Ожидая неизбежного конфликта, Хрустов ощутил легкий озноб и неприятное напряжение в мышцах, а Семигорцев, как не в чем ни бывало, поздоровался.

– Николаевич, глухари на российские махнешь? – предложил Колян сразу после обмена рукопожатиями.

– Какой курс? – деловито поинтересовался командор. После не долгих торгов сошлись на трех сотнях за полтинник. Нервно дергая щекой, абориген пересчитал новенькие десятки и пошел к товарищам. А Семигорцев аккуратно сложил пожелтевшие бумажки синими печатями и убрал их в нагрудный карман штормовки. Видя удивление Хрустова, он пояснил:

– Глухарики очень интересная валюта. Здесь на нее купить можно практически все, кроме спиртного. Поэтому и курс такой низкий.

Оставив магазин по правую руку, они двинулись к длинному одноэтажному строению. С правой стороны здания над оцинкованной крышей висел российский триколор. Слева так же понуро болтался флаг какой-то экзотической страны. Из отчетов Хрустов знал, что в Глухаревке с некоторых пор существует официальное полномочное представительство народной республики Бахчатрейн, страны, не отмеченной ни на одной политической карте. Поэтому зелено-красному полотнищу над зданием администрации он не особенно удивился. Куда больше его заинтересовал архитектурный шедевр напротив. Крохотный дворец с ажурной колоннадой и итальянским балкончиком совершенно не вписывался в местный ландшафт. Выглядел он еще более нелепо, чем флаг иностранного государства. Казалось, под пасмурное российское небо здание перенеслось по прихоти волшебника или джина. Правда, одна российская деталь в архитектурном ансамбле все-таки присутствовала. На ажурных увитых плющом воротах красовался карикатурно огромный амбарный замок.

– Хоромы нашего уважаемого Петра Михайловича Ронжина. Шабашники с юга строили, поговаривают настоящие арабы, – сообщил Семигорцев. Потом, размышляя вслух, добавил – А дома его опять нет. Будем надеяться, что в конторе. Хотя не нравиться мне все это…

Шамаханская царица

В коридоре администрации пахло свежеструганными досками и еще чем-то специфическим сельским. Несколько кабинетов с невидимыми в полутьме табличками были закрыты. Только в самом дальнем конце через распахнутую дверь врывались потоки света и веселый стук пишущей машинки. И сразу же в памяти всплыли образы из прошлого:

…Захламленная старой мебелью и приборами комнатка лаборатории. В снопах яркого света плавают крохотные взвешенные частички пыли. За столиком у окна лаборантка Леночка старательно набивает на машинке текст отчета. А в дальнем конце комнаты младший научный сотрудник Хрустов безуспешно пытается сосредоточиться на работе. Отвлекает жара, стук клавиш. Взгляд скользит по открытым плечам Леночки, светлым завиткам волос, и мысли уносятся куда-то далеко от цифр и формул…

Очнувшись, Хрустов обнаружил, что стоит уже в дальнем конце коридора перед раскрытой дверью. Еще один шаг и он словно перенесся в другой мир. Сквозь занавешенное противомоскитной сеткой окно в комнату прорывалось жаркое тропическое солнце. Широко и белозубо улыбались с фотографий на стенах черноволосые мужчины в военной форме. Под потолком со скрипом вращал огромные лопасти старинный вентилятор, а в затененном углу под картой незнакомой страны смуглая девушка выбивала пулеметную дробь на клавишах старомодной пишущей машинки.

Уже давно встреча с женщиной не производил на Хрустова такого нокаутирующего эффекта. Застыв на пороге, он поедал незнакомку глазами. Классическое лицо арабской красавицы. Строгая белизна европейской блузки хорошо оттеняет матовую смуглую кожу. Восточная кошачья гибкость в движениях, и в то же время ничего гаремного. Взгляд веселый, независимый, и где-то в глубине темных как южная ночь глаз дерзкий вызовом всем неуклюжим и грубым существам мужского пола.

Несколько секунд продолжалась немая сцена. Наконец, девушка, оторвавшись от машинки, улыбнулась незваному гостю и, с трудом выговаривая русские слова, произнесла:

– Здравствуйте, добро пожаловать!

Хрустов тоже улыбнулся в ответ, но как-то очень растерянно. Потом, обведя глазами комнату, спросил:

– Бахчатрейн?

Девушка кивнула и выдала длинную фразу на незнакомом языке. Вконец растерявшись, Хрустов жестами стал показывать, что не понимает. Но тут же выяснилось, что обращались не к нему. Раскрылась дверь в смежную комнату, и на пороге появился худощавый молодой мужчина в военной форме. Черные буравчики глаз недобро скользнули по лицу гостя, потом обратились на девушку. Она снова быстро заговорила, то обращаясь к нему, то переводя взгляд на Хрустова. Мужчина так же быстро и, раздраженно отвечал. Незнакомые слова сыпались как пулеметные очереди. Подкрепляя их жестами, энергично работали руки. Чувствуя, что не вовремя вторгся на суверенную территорию чужой страны, Хрустов попятился назад.

Уже на пороге поймал на себе взгляд черноволосой красавицы, и в тот же миг в сознании вдруг что-то перевернулось. Никогда еще раньше не испытывал он такой резкой смены настроения. Казалось, с плеч упал тяжкий гнет, который многие годы давил и пригибал к земле. Старость, караулившая на пороге очередного юбилея, повизгивая от бессильной злобы, унеслась куда-то за край горизонта. Да и не существовала ли эта уродливая ведьма на самом деле? Не была ли она ли всего лишь порождением болезненной усталости сознания?

Уходя по полутемному коридору, Хрустов ощущал необычайную легкость во всем теле. В спину летел стук машинки, а затылок, казалось, еще чувствовал жар тропического солнца. Даже не возникало вопросов, каким образом кусочек экзотической страны перенесся в здание гухаревской поселковой администрации. Чудом, пожалуй, было другое. В сорок лет, окончательно изжив романтические настроения юности, Хрустов умудрился с первого взгляда влюбиться в молодую восточную красавицу.

Но аномалия сразу же постаралась осадить не в меру влюбчивого стажера. Не успел он сделать нескольких шагов, как из темноты кто-то продекламировал:

… и девица

Шамаханская царица

Вся сияя как заря

Тихо встретила царя

Воображение сразу нарисовало царя Дадона, плешивого, с жиденькой бороденкой и похотливым взглядом. Правда, с собой Хрустов этот образ отождествлять не стал. Мысли его сейчас были бесконечно далеки от земной похоти. Словно на какой-то миг приоткрылись перед ним сверкающие в утренней росе долины позабытой прародины, и светлая тоска хлынула в душу. Но все это длилось какие-то мгновения. Обнаружив, что стоит совершенно один среди полутемного коридора, Хрустов опять испугался. Двери вокруг были плотно закрыты, и представительство Бахчатрейна больше никак не обнаруживало своего существования.

Сначала в полголоса, а потом уже громче, Хрустов позвал Семигорцева. Никто не откликнулся. Только одна дверь внезапно распахнулась, в полутьме кто-то громко хрюкнул. Хрустов вздрогнул от неожиданности, и, стараясь унять страх, быстро пошел к выходу.

На улице по-прежнему было пасмурно. Под серым небом уныло торчали бесцветные крыши домов, на ступеньках магазина лениво переговаривалась очередь. Громко жевала траву привязанная за углом лошадь. Через площадь шла очередная старушка с большой дырявой авоськой, из которой торчали похожие на кирпичи коричневые буханки хлеба. Шла медленно, словно сгибаясь под тяжестью беспросветной азиатской вечности, в которой нет земного спасения, и лишь только где-то высоко-высоко над хмурыми облаками ждет земных страдальцев сверкающий небесный купол. Провожая старую женщину взглядом, Хрустов вдруг обнаружил, что одна деталь в панораме изменилась. Ворота в особняк Ронжина теперь были широко распахнуты.

– Командора, наверное, надо искать там, – подумал Хрустов, но тут же вспомнил недавние наставления:

– Не совершай неоправданно быстрых перемещений! Не давай аномалии затянуть себя. Анализируй изменения в обстановке…

Оглянувшись, он попытался, как при разгадке детского ребуса, найти скрытые несоответствия в картинках. И взгляд почему-то опять прицепился к бредущей по площади старушке.

– Что-то здесь не чисто! – подсказала интуиция. И тут же он понял, что его насторожило. За время пока он осматривал площадь, она должна была сдвинуться хотя бы на несколько метров. Но женщина находилась в той же точке, и вместе с тем, продолжала идти, словно под ногами была тренажерная дорожка. Зато тень старухи менялась прямо на глазах. Чудовищно увеличиваясь в размерах, она ползла прямо к крыльцу, где стоял Хрустов.

– Опять начинается! – тоскливо подумал Хрустов. Очередная попытка преодолеть страх закончилась неудачей. Нервы и тело плохо повиновались сознанию. Желудок, вызывая тошноту, переместился к горлу, в коленях обнаружилась предательская слабость. Несколько секунд он смотрел, как тень приближается к ступеням, и пытался убедить себя, что ничего страшного не происходит. Наконец, не выдержал и попятился назад. Тень поползла быстрее. В ее движение теперь чувствовалось что-то хищное, угрожающее. Распахнув дверь, Хрустов кинулся обратно в коридор. Тень, опережая его, совершила стремительный бросок. Взметнувшись над крыльцом, черное одеяло накрыло с головой, дохнув в лицо ледяным могильным холодом. На какой-то миг Хрустов увидел над собой звезды, а потом и они исчезли. Оседая на ослабших ногах, он рухнул на порог и уже второй раз за этот день потерял сознание.

Еще окончательно не придя в себя, он услышал голоса. Один принадлежал командору, другой молодой женщине, говорившей с сильным иностранным акцентом. С трудом, приоткрыв веки, Антон увидел над собой точеный персидский нос и большие восточные глаза.

– Немножечко живой! – улыбаясь, сказала девушка. Ладонь лежавшая на его затылке показалось восхитительно прохладной. Потом он понял, что это действовал холодный компресс, но в памяти все равно осталось легкое исцеляющее прикосновение ее пальцев. Повернув голову, Хрустов даже зажмурился, спасая глаза от яркого тропического солнца. Оказалось, что он лежит у порога представительства Бахчатрейна, причем тело большей частью находится в коридоре глухаревской администрации, а голова вторглась на суверенную территорию.

– Надира, может быть, попробуем его поднять? – прозвучал сверху голос Семигорцева. Девушка повернулась в сторону комнаты и крикнула что-то на своем языке. Все это время Хрустов заворожено смотрел, как черный завиток дрожит над расстегнутым воротником ее блузки.

Откуда-то из потоков света вынырнул мужчина в военной форме. Все трое наклонились над Хрустовым и общими усилиями перевели его в сидячее положение. Опираясь на их руки, он поднялся и, не узнавая собственного голоса, выдавил "спасибо". Мужчина ответил дружеским хлопком по плечу и длинной фразой, из которой удалось перевести только "омиго". Весело переговариваясь, бахчатрейнцы удалились вглубь своей территории, а Хрустов, опираясь на плечо командора, двинулся к выходу. Голова, наверное, от удара при падении, болела и кружилась. Но с каждым новым шагом возвращались силы. Вместе с ними пришел и жгучий стыд. Дважды за этот день он словно барышня хлопнулся в обморок. Причем второй раз на глазах женщины, в которую уже успел безнадежно влюбиться.

Укус

– Простите меня ради Бога, Антон Петрович! Не надо было Вас в первый же день тащить в самое пекло. Но я хотел эффект новичка использовать, выяснить надо было кое-что. Толком ничего так и не выяснил, а вот Вас чуть было не угробил.

Извинялся Семигорцев вполне искренне, но Хрустова по-прежнему мучил стыд. Не вышло из него исследователя аномальных явлений. И нервы оказались не на высоте, да и желания заметно поубавилось. Но о том, что пытался выяснить Семигорцев, он все-таки поинтересовался.

Оказалось, что командора очень насторожило исчезновение главы поселковой администрации. Уже несколько лет Ронжин не удалялся больше чем на несколько километров от Глухаревки. Сейчас он, конечно, мог находиться на дальнем покосе или рыбачить где-нибудь у тихой заводи Безымянки. Но странной показалась реакция людей, у которых Семигорцев пытался навести справки. Единственным, кто твердо признавал руководящую роль главы поселка, был встретивший их водитель. Но он и сам исчез еще утром. Остальные же отвечали как-то странно. Вроде бы и администрации в Глухаревке не существует, а если и есть, то непонятно кто ей командует. Про Ронжина тоже говорили очень туманно. Некоторые даже сомневались в самом факте его существования. Впрочем, в аномальных зонах подобные явления происходили довольно часто. Их постоянные обитатели странным образом исчезали, вычеркивались из памяти окружающих, а потом как ни в чем небывало появлялись. Но сейчас речь шла не о простом обывателе, а о ключевой фигуре. Слишком многое зависело от главы администрации в этом потерянном для остального мира поселке. Именно Ронжин был осью, на которой пока еще как-то держалась сотканная из аномальных парадоксов и обычных человеческих проблем жизнь поселка. Его ругали, порой зло и завистливо, порой вполне справедливо. Но несмотря на все это, без Ронжина трудно было представить дальнейшее существование Глухаревки. И вот теперь вокруг его имени образовался подозрительный вакуум.

Первоначально Семигорцев решил, что стал жертвой эффекта названного на жаргоне аномальщиков "замыливанием". Проявлялся он в том, что вокруг людей многократно совершавших экспедиции в одну и ту же аномальную зону начинала выстраиваться индивидуальная версия действительности. В рамках этой версии, как правило, начинали реализоваться страхи и опасения человека. А Семигорцев и раньше часто думал о том, что может произойти с Глухаревкой без Ронжина. Чтобы отмести такой вариант он и решил использовать присутствие новичка. Но совместный поход с Хрустовым еще более запутал ситуацию. Глава администрации так и не обнаружился. А по отношению к новичку, аномалия повела себя как-то уж очень агрессивно.

Возвращаясь в лагерь, они снова шли по безлюдной улице. Солнце так и не показалось, но, по сравнению с утром, значительно потеплело. Пасмурное марево висело над поселком, раскрашивая сельский пейзаж в приглушенные пастельные тона. По обочинам дороги мягкие волны цветочных зарослей ретушировали почерневшие доски заборов. За покосившимися оградами раскинули узловатые ветви старые яблони. Под ноги то и дело бросались куры. Наблюдая это сонное царство, Хрустов уже с трудом верил, что здесь может происходить что-то необычное. Казалось, что все его сегодняшние приключения произошли с кем-то другим. Потускнел даже образ прекрасной бахчатрейнки. И он с грустью думал, что это был лишь мираж, прекрасный и мимолетный. Из тех, что изредка посещают людей, уводя их в обманчивые кущи несбыточных иллюзий.

Из инструкции по поведению в аномальной зоне Хрустов знал, что сейчас происходит так называемое "отторжение". Сознание начинает отгораживаться от всего, что нарушает законы причинно-следственных связей обычного мира. Были известны случаи, когда, прожив в аномальной зоне несколько месяцев, человек так и не замечал ничего необычного. Своих товарищей по экспедиции такие люди обычно объявляли шарлатанами или свихнувшимися фантазерами и громко трубили об этом на всех перекрестках. Именно их точка зрения чаше всего попадала в прессу, убеждая читателей, что ничего таинственного в нашем мире не происходит. Но, похоже, что к такой крайней форме "отторжения" Хрустов не был склонен, и вскоре аномалия снова стала о себе напоминать.

Впереди в небольшой ложбине показался колодец. Потемневшие от времени бревна позеленил мох, но венчала сооружение вполне современная оцинкованная крыша. Привязанное цепью ведро, стояло на углу сруба, рядом с ним важно восседала огромная лягушка. Чтобы получше рассмотреть это изумрудно зеленое существо, Хрустов даже остановился. Лягушка, заметив его внимание, раздула подшейный мешочек, издала квакающий звук, и круглые выпученные глаза вдруг странно блеснули. Тут же ведро подпрыгнуло и, раскручивая ожившую ручку, полетело в колодец. Но досмотреть, что будет дальше, не удалось.

– Пойдемте, пойдемте – потянул его за руку Семигорцев – Если она поднимет, ведро придется нам по обычаю выпить, как минимум по полной кружке. Не знаю как вы, а я подобной процедуре сейчас не очень расположен.

Уходя, Хрустов не удержался и бросил еще один взгляд на колодец. Ведро уже достигло конечной нижней точки, и лягушка, не понимая, что делать дальше, удивленно смотрела на уходящих людей. Теперь Хрустов вспомнил, что читал о "водочерпицах". Но одно дело сухой язык отчета, и совершенно другое увидеть это существо собственными глазами. И почему-то именно сейчас ему вдруг очень захотелось выпить кружку ледяной колодезной воды.

От колодца дорога сразу пошла на подъем. На пригорке, за очередным покосившимся забором открылся вид на странное здание. Выкрашенные в ярко желтый цвет кирпичные стены плохо гармонировали с окружающим ландшафтом. Большая железная дверь со зрачком видеокамеры походила на вход в какой-нибудь московский офис. За углом уткнулся в заросли лопуха огромной джип, а над крышей торчал большой спартаковский флаг.

– Когда в ту сторону шли, я этот дом что-то не заметил, – удивился Хрустов.

– А вы его и не могли видеть. Он только на обратном пути проявляется, – подтвердил командор – Вы в отчете про так называемых москитов конечно читали. Так что полюбуйтесь, достаточно типичное для этой публики место обитания.

– А все-таки кто они такие? – спросил Хрустов.

– А это никто толком не знает, – признался Семигорцев. Правда, некоторые сведения об этой категории жителей он все-таки сообщил. "Москиты" считали себя столичными жителями, и Глухаревка почему-то воспринималась ими, как ближнее Подмосковье. Тот факт, что отсюда до столицы около трехсот километров, они как-то игнорировали. Потраченное на дорогу время списывалось на автомобильные пробки. Больше информации выудить из этой публики пока не удалось. Слишком замкнуто они держались. Признавали только самих себя, а все остальное воспринимали как картинки из комиксов на тему сельской жизни.

Они уже прошли дом, когда на втором этаже с шумом распахнулось окно. Стриженный здоровяк с татуированным мускулистым торсом, перегнулся через подоконник и смерил Хрустова недобрым взглядом. Потом в доме кто-то включил музыку. И до следующего поворота улицы слышно было, как хриплый голос российского шансонье поет о суровой романтике исправительных лагерей.

По дороге попался еще один колодец, только уже без "водочерпицы". Около него на лавочке, поставив на траву ведра, устроились поболтать три деревенские старушки. Завидев незнакомцев, они вежливо поздоровались, а в спину начали шептаться:

– С райцентра приехали. Все администрацию ищут. А какая у нас тут администрация? Не было ее тут никогда…

И уже на выходе из поселка из зарослей лопухов неожиданно выскочила свора собак. Шавки всех мастей и размеров накинулись на чужаков с громким лаем. Казалось, еще чуть-чуть и от нарушителей границы полетят клочья. Но Семигорцев на нападение ни как не отреагировал. Просто прошел мимо, не замечая оскаленные собачьи морды. Хрустов позавидовал его хладнокровию, но сам все-таки решил подстраховаться. Трюк с киданием камня на деревенских собак обычно действовал безотказно. И сейчас, стоило только нагнуться за воображаемым булыжником, как стая, поджав хвосты, кинулась врассыпную. Но вдруг откуда-то из зарослей лопуха вылетел крупный щенок овчарки и без всякого предупреждения вцепился в кисть.

– Ах ты сволочь! – завопил Хрустов, вырывая руку. И тут же где-то за поселком долго и раскатисто загромыхало.

– Идемте быстрее. Скоро гроза будет, – поторопил Семигорцев. Они ускорили шаг и через десять минут уже подходили к лесу. Про укус Хрустов совершенно забыл. Маленький инцидент терялся в ворохе других куда более значительных происшествий и впечатлений.

Но как часто бывает, незамеченные мелочи влекут за собой события куда более серьезные и даже фатальные. Стараясь поспеть за спутником, Хрустов шел не оглядываясь. А в спину ему внимательно глядели светящиеся в полумраке глаза. Волчонок– оборотень решил проследить за своим "крестником". Этим ритуальным укусом он выполнил долг перед своим древним племенем, и еще на один шаг продлил тропинку, начало которой терялось в доисторических тысячелетьях. Мягко ступая лапами, волчонок крался вслед за людьми. Над его спиной ветер трепал заросли крапивы. И в их шелесте слышался мотив древней песни о временах, когда звери и люди, проживая единой косматой семьей, менялись обличиями так же, как теперь родственники и друзья меняются одеждой.