Текст книги "Разгром Японии и самурайская угроза"
Автор книги: Алексей Шишов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)
«Из них: 107 чел. приняты в конце сентября 1939 г. от штаба фронтовой группы. Среди этих 107 чел. имеется 13 офицеров во главе с капитаном Като, которые именуют себя „комиссией по уточнению границы“. Взяты они были как нарушители границы, а официально числятся „перебежчиками“. Капитан Като заявляет, что они заблудились и нарушили границу „случайно“. 10 чел. офицеров и унтер-офицеров прибыли в Читинскую тюрьму из Бутырской тюрьмы в ноябре м-це по указанию СО ГУГБ НКВД СССР как направленные в распоряжение тов. Штерна.
Никаких указаний об их дальнейшем направлении УНКВД по Читинской области от штаба Забайкальского военного округа до сих пор не имеет.
Личные дела имеются только на 10 военнопленных, прибывших из Бутырской тюрьмы. На остальных военнопленных в тюремном отделе УНКВД имеются списки.
В настоящее время приступлено к заполнению опросных листов и заводятся личные дела.
Начальник 1-го отдела Управления НКВД СССР по делам военнопленных Тишков».
В Токио быстро нашли виновных в настоящей военной катастрофе на берегах далекой от Японских островов степной реки, едва ли не в самом сердце Азиатского материка. Бывший командующий Квантунской армией генерал Узда, давая показания по событиям 1939 года на Халхин-Голе, заявил судьям международного Токийского трибунала:
«Камацубара попал в тяжелое положение и был уничтожен. Когда все было кончено, приехал представитель генерального штаба. Я и мой начальник штаба Иосогаи Ренсуке были сняты…» Однако сняты были не только они, но и многие высокопоставленные чины штаба Квантунской армии.
Потери советско-монгольских войск составили свыше 18 500 человек (совокупно убитыми, ранеными, пропавшими без вести и попавшими в плен, больными). В боях на Халхин-Голе погибли и умерли от ран на этапах санитарной эвакуации 6831 человек рядовых бойцов и командиров (из них 1063 командира-офицера). Из числа погибших умерли в госпиталях 647 человек, получивших тяжелые ранения. 28,5 процента всех боевых ранений пришлось на руки. Советская авиация потеряла в воздухе и на земле 207 самолетов.
Соотношение боевых потерь в авиации было в пользу советских летчиков по двум причинам. Во-первых, выше оказалось их летное мастерство. Не случайно трое из них – С.И. Грицевец, Я.В. Смушкевич и Г.П. Кравченко удостоились за Халхин-Гол второй Золотой Звезды Героя Советского Союза.
Во-вторых, сказались более высокие тактико-технические данные советских воздушных машин. Истребители «И-16» последних типов и новейший «И-153» «Чайка» оказались более маневренными в воздушных боях, чем японские истребители «Накадзима АМ-1» и «Боинг-281» (лицензионный вариант американского самолета) и даже новейший истребитель фирмы Мицубиси «Зек» («И-87»).
По поводу авиационных потерь во время необъявленной войны на Халхин-Голе до самого 41-го года шла «война» в средствах массовой информации. Так, 10 июля 1940 года было опубликовано следующее сообщение Телеграфного агентства Советского Союза:
«В Японии агентство „Домен Цусин“ сообщило по радио, что в связи с третьей годовщиной японо-китайской войны отдел печати штаба японской армии опубликовал официальное сообщение об итогах военных действий в Китае за 3 года. В этом сообщении наряду с данными об итогах военных действий в Китае объявлено, что „на границе Маньчжоу-Го и Внешней Монголии японские самолеты сбили 1340 советских самолетов и 30 советских самолетов уничтожили на земле“, и далее указано, что японцы на границе Маньчжоу-Го и Внешней Монголии потеряли 138 самолетов.
ТАСС уполномочен заявить, что приведенные выше «данные» отдела печати штаба японской армии не только не соответствуют действительности, но являются еще (и) смехотворными. На самом деле, по официальным данным Генштаба Красной Армии, японцы за время конфликта на границе МНР и Маньчжоу-Го в районе Халхин-Гола с 15 мая по 30 августа 1939 г. потеряли 589 самолетов. Монголо-советская авиация за этот же период потеряла 106 самоле тов. Кроме того, за время от 30 августа по 15 сентября 1939 г. монголо-советской авиацией был сбит еще 71 японский самолет. Монголо-советская авиация потеряла за тот же период 37 самолетов.
Всего за время конфликта на границе МНР и Маньчжоу-Го японцы потеряли 660 самолетов, а потери монголо-советскай авиации составили 143 самолета».
За победу на Халхин-Голе Г.К. Жуков удостоился звания Героя Советского Союза. В 1972 году Указом Великого народного хурала (собрания) МНР за участие в разгроме японских войск на реке Халхин-Гол он был удостоен звания Героя Монгольской Народной Республики. Маршал МНР X. Чойбалсан впоследствии был награжден советским полководческим орденом Суворова I степени.
На страницах советской печати давалась самая высокая оценка командующему 1-й армейской группой, показавшему на Халхин-Голе задатки большого полководца:
«Любовь и восхищение вызывает имя заслуженного командира, Героя Советского Союза комкора Г.К. Жукова. Прекрасный организатор, человек несгибаемой воли и безмерной отваги, он сумел спаять воедино людей, призванных выполнять задания правительства…»
Журналист той поры, ставший писателем, Константин Симонов писал о Жукове:
«И в войсках, и в нашей армейской редакции говорили о нем с уважением. Говорили, что крут и решителен, говорили, что хотя на Халхин-Гол съехалось много начальства, но Жуков не дал себя подмять, руководит военными действиями сам, сам же… и предложил план окружения японцев. Поговаривали, что были и другие планы, но Жуков настоял на своем, и там, в Москве, Сталин и Ворошилов утвердили его план».
Спустя несколько десятилетий после халхин-гольских событий полководец Г.К. Жуков получит еще одну «награду» – от японских историков Кушимы, Танаки и Мики. На научной конференции в Улан-Баторе, посвященной событиям 1939 года, они объявили Жукова за неординарность принимаемых боевых решений ни много ни мало как учеником Чингисхана.
Известно немало оценок, порой самых противоречивых, армиям противоборствующих сторон в необъявленной войне на границе Монголии и Маньчжоу-Го в 1939 году. Но, пожалуй, самую объективную дал Маршал Советского Союза Г.К. Жуков в своих мемуарах «Воспоминания и размышления». Он пишет:
«…Через несколько дней я был принят лично И.В. Сталиным и назначен на должность командующего Киевским особым военным округом.
Раньше мне не приходилось встречаться с И.В. Сталиным и на прием к нему шел, сильно волнуясь. Кроме него, в кабинете были М.И. Калинин, В.М. Молотов и другие члены Политбюро.
Поздоровавшись, И.В. Сталин, закуривая трубку, сразу же спросил:
– Как вы оцениваете японскую армию?
– Японский солдат, который дрался с нами на Халхин-Голе, хорошо подготовлен, особенно для ближнего боя, – ответил я. – Дисциплинирован, исполнителен и упорен в бою, особенно в оборонительном. Младший командный состав подготовлен очень хорошо и дерется с фанатическим упорством. Как правило, младшие командиры в плен не сдаются и не останавливаются перед «харакири». Офицерский состав, особенно старший и высший, подготовлен слабо, малоинициативен и склонен действовать по шаблону.
Что касается технического состояния японской армии, считаю ее отсталой. Японские танки типа наших МС-1 явно устарели, плохо вооружены и с малым запасом хода. Должен также сказать, что в начале кампании японская авиация била нашу авиацию. Их самолеты превосходили наши до тех пор, пока мы не получили улучшенной «Чайки» и И-16. Когда же к нам прибыла группа летчиков – Героев Советского Союза во главе со Смушкевичем, наше господство в воздухе стало очевидным. Следует подчеркнуть, что нам пришлось иметь дело с отборными, так называемыми императорскими, частями японской армии.
И.В. Сталин очень внимательно все выслушал, а затем спросил:
– Как действовали наши войска ?
– Наши кадровые войска дрались хорошо. Особенно хорошо дрались 36-я мотодивизия под командованием Петрова и 57-я стрелковая дивизия под командованием Галанина, прибывшая из Забайкалья. 82-я стрелковая дивизия, прибывшая с Урала, первое время сражалась плохо. В ее составе были малообученные бойцы и командиры. Эта дивизия была развернута и пополнена приписным составом незадолго до ее отправления в Монголию.
Очень хорошо дрались танковые бригады, особенно 11-я, возглавляемая комбригом Героем Советского Союза Яковлевым, но танки БТ-5 и БТ-7 слишком огнеопасны. Если бы в моем распоряжении не было 2 танковых и 3 мотоброневых бригад, мы, безусловно, не смогли бы так быстро окружить и разгромить 6-ю японскую армию. Считаю, что нам нужно резко увеличить в составе вооруженных сил бронетанковые и механизированные войска.
Артиллерия наша во всех отношениях превосходила японскую, особенно в стрельбе. В целом наши войска стоят значительно выше японских…»
На месте боев, на крутом берегу Халхин-Гола, был установлен мраморный обелиск. На его постаменте на русском и монгольском языках высечены слова:
«Вечная слава воинам-героям Советской Армии и мужественным цирикам Монгольской народно-революционной армии, павшим в боях с японскими захватчиками в районе реки Халхин-Гол за свободу и независимость миролюбивого монгольского народа, за мир и безопасность народов, против империалистической агрессии».
Главный итог боев на Халхин-Голе, по мнению многих исследователей, состоит в том, что сокрушительное поражение японских войск во многом повлияло на решение правящих кругов Страны восходящего солнца не сотрудничать с гитлеровской Германией в ее нападении на Советский Союз в июне 1941 года. Такова была цена разгрому на монгольской границе 6-й особой японской армии и цвета авиации Квантунской армии. События на реке Халхин-Гол стали наглядным уроком для официального Токио и императорского генералитета, вышедшего из сословия самураев.
Американский историк Д. Макшерри, оценивая результаты советско-японских военных конфликтов 1938—1939 годов и их последствия, писал: «Демонстрация советской мощи в боях на Хасане и Халхин-Голе имела далеко идущие последствия, показала японцам, что большая война против СССР будет для них катастрофой».
В Стране восходящего солнца из столкновения с советской армией на монгольской границе быстро сделали надлежащие и самые серьезные выводы, но не меняющие милитаристской устремленности Японии перед самым началом Второй мировой войны. Уже 4 сентября 1939 года влиятельнейшая японская газета «Асахи» вышла с передовой статьей, посвященной анализу конфликта на Халхин-Голе, в которой редакционные аналитики писали следующее:
«Наши военные власти из этих событий вынесли поучительный урок о том, что в будущем военные приготовления нужно довести до совершенства. Военные власти достаточно глубоко продумали этот урок. Нужно до предела насытить армию моторизованными частями. В этом кроется глубочайший смысл событий последнего времени. До сих пор народ не знал, до какой степени оборудованы моторизованные части Советского Союза. Теперь найдется немало людей, пораженных такой неожиданностью…
Нам нужно твердо усвоить урок, полученный в районе Номднга-на (Халхин-Гола. – А.Ш.). Нужно подготовиться, подтянуться и всеми силами стремиться к завершению обороны страны не только морально, но и материально. Мы почувствовали эту откровенную потребность».
ГЛАВА 4
ГОД 1945-й. Дальний Восток. Квантунский финал Второй мировой
Вхождение Страны восходящего солнца в ряды противников Советского Союза перед Второй мировой войной связана с 25 ноября 1936 года. В тот день Япония подписала так называемый «Антикоминтерновский пакт» с гитлеровской Германией. Вскоре к пакту присоединилась фашистская Италия. Так возникла ось Берлин – Рим – Токио. Однако две пробы сил советской Красной Армии – у озера Хасан и на реке Халхин-Гол успеха японской Квантунской армии не принесли. Более того, ее войска, участвовавшие в боях, оказались наголову разгромленными, а императорская авиация понесла огромные потери в самолетах.
Однако это не помешало дальнейшему сближению Японии, которая стала откровенно милитаристским государством, с Германией. Исключительно способный советский разведчик – сотрудник Разведывательного управления РККА Рихард Зорге (Рамзай-Инсон), успешно действовавший на Японских островах на протяжении многих лет, доносил в январе 1938 года, в частности:
«Москва. Директору.
Полковник Отт получил с январской почтой распоряжение германского генштаба – запросить от имени германского генштаба японский генштаб, будет ли немедленно после войны в Китае начата война против СССР или нет. Отвечая на этот вопрос отрицательно, Хомма сообщил полковнику Отту следующее: японский генштаб подготовляет войну против СССР усиленными темпами, считая, что оттяжка времени может работать в пользу СССР. Однако даже эти ускоренные приготовления требуют времени, по причинам: необходимости содержать большую оккупационную армию в Китае в течение длительного времени; необходимости основательно пополнить японскую армию после войны в Китае; наличия финансовых трудностей, а также ввиду того, что германский генштаб (очевидно, ошибка, по смыслу должен быть «японский генштаб») не может быть готов немедленно. Поэтому он считает, что два года являются максимальным, а один год – минимальным сроком для того, чтобы японский генштаб мог начать войну против СССР. Это заявление было Оттом записано и показано Рамзаю (в присутствии Отта). Рамзай имел достаточно времени, чтобы полностью его изучить и запомнить точные формулировки».
В Токио уже ожидали скорого подписания тройственного пакта (ось Берлин – Рим – Токио), но совершенно неожиданно для японского правительства Хиранумы Германия 23 августа 1939 года подписывает пакт о ненападении с Советским Союзом. Кабинет министров Хиранумы подает в отставку, но перед этим в Берлин отправляется «желчная» нота:
«1. Правительство Японии поняло заключение пакта о ненападении таким образом, что оно окончательно аннулировало теперешние переговоры о пакте трех держав.
2. Японское правительство заявляет, что заключение Германии с Россией пакта о ненападении является серьезным нарушением сепаратного соглашения, связанного с «Антикоминтерновским пактом», между Японией и Германией. Поэтому оно выражает строгий протест немецкому правительству».
Однако разногласия между Токио и Берлином удалось урегулировать: 27 сентября 1940 года в германской столице был подписан тройственный акт Германии, Италии и Японии. Было объявлено, что все три союзные державы пекутся об установлении «мира во всем мире» и ради этого приступают к построению «нового порядка в Великой Восточной Азии и Европе». «Высокие договаривающиеся стороны» обязывались оказывать друг другу военную помощь – в случае, если одна из них подвергнется нападению «какой-либо другой державы, которая сейчас не участвует в японо-китайской войне».
Заключение тройственного пакта вызвало однозначную реакцию мировой общественности. Государственный секретарь США К. Холл прокомментировал это событие так: «бандитские страны» наконец-то объединились. Министр иностранных дел Германии И. Риббентроп отметил, что «эта палка будет иметь два конца – против России и против Америки».
В Токио заключение Берлинского тройственного пакта посчитали большой внешнеполитической удачей, поскольку там прекрасно понимали, что Стране восходящего солнца одной с Советским Союзом в случае войны не справиться. Министр иностранных дел Японии И. Мацуока на заседании тайного совета империи заверил его в следующем:
«Хотя и существует договор о ненападении (между Германией и Советским Союзом. – А.Ш.), однако Япония окажет помощь Германии в случае советско-германской войны, а Германия окажет помощь Японии в случае русско-японской войны… Даже если мы наблюдаем улучшение русско-японских отношений, оно вряд ли продлится более трех лет. Нам придется пересмотреть отношения между Японией, Советским Союзом и Германией через два года».
Страна восходящего солнца, ведя войну в Китае, с началом Второй мировой войны связывала прежде всего планы завоевания «стран южных морей». Однако Япония смогла начать большую войну в Тихом океане только при твердой гарантии, что СССР будет втянут в войну в Европе. Не случайно один из лидеров императорского генералитета генерал Койсо заявил: «Осуществляя движение на юг против волков, надо остерегаться тигра с северных ворот».
В Москве понимали, что главный очаг военной напряженности кроется не на Дальнем Востоке, а в Европе. Именно оттуда Советскому государству приходилось ожидать вражеского нашествия. Это обстоятельство заставило И.В. Сталина и правительство СССР пойти 13 апреля 1941 года на подписание советско-японского пакта (договора) о нейтралитете сроком на пять лет.
В статье второй пакта говорилось: «В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих держав, другая Договаривающаяся Сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта».
В той внешнеполитической ситуации такой договор был выгоден обеим сторонам. Следует отметить, что его заключение вызвало по разным причинам крайне негативную реакцию в Берлине, а также в Вашингтоне и Токио.
Нападение гитлеровской Германии и ее сателлитов на Советский Союз 22 июня 1941 года вызвало в Токио острую правительственную дискуссию, которая затянулась на десять дней. На окончательное решение Японии повлияло известное высказывание Бисмарка о том, что для союза нужны два партнера: наездник и осел. Правительство Страны восходящего солнца в новой ситуации могло быть только ослом, коим оно быть не пожелало.
В итоге правительственной дискуссии глава кабинета министров Тодзио высказал возобладавшую точку зрения: «Престиж Японии необычайно поднимется, если мы нападем на Советский Союз, когда он, как спелая хурма, будет готов упасть на землю». В Токио решили немного подождать, явно не рассчитывая на неуспех германских армий в кампании 1941 года.
Проведение такой острой дискуссии на правительственном уровне не помешало японской правящей элите уже на третий день вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз принять в императорском дворце в Токио «Программу национальной политики империи в соответствии с изменением обстановки». В засекреченной «Программе», в частности, говорилось, что императорская Япония «скрытно завершая… военную подготовку против Советского Союза… прибегнув к вооруженной силе, разрешит северную проблему».
В «Программе» особо отмечалось, что Япония может вступить в войну против СССР только в случае, если «германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для империи». Однако уже в июле в Токио стали выражать большую озабоченность и тревогу по поводу темпов наступления групп армий своего союзника по «оси» на советской земле.
Японскому послу в Берлине X. Осиме в конце июля 1941 года поручается выявить истинное положение дел на германо-советском фронте. Тот обращается за разъяснением к министру иностранных дел Германии И. Риббентропу. Но на вопрос японского посла пришлось отвечать начальнику штаба главного командования (ОКВ) В. Кейтелю. Последний авторитетно заявил, что относительно плана «Барбаросса» «темпы продвижения замедляются примерно на три недели». В последующие дни темпы наступления немецко-фашистских войск замедлились еще больше, и о «блицкриге» речь уже больше не шла.
В «Секретном дневнике войны» японского генерального штаба, который наблюдал за ходом войны на территории Советского Союза самым заинтересованным образом, появились тревожные, до крайности озабоченные записи:
«22 июля.
Прошел месяц после начала германо-советской войны. Переброска советских войск с Дальнего Востока не наблюдается. Что касается наступления благоприятного момента для начала боевых действий против СССР, то вероятность завершения войны в результате операции только Германии по меньшей мере сократилась…
25 июля.
Воперативном отделе мнение о том, чтобы выступить против севера в течение этого года, постепенно ослабеваem… Необходимы ярко выраженные перемены в советско-германской войне».
О ходе войны в Токио информация поступала не только из Берлина, но и из Москвы. В правящих кругах империи на Японских островах не оставили без внимания предупреждение своего московского посла генерал-лейтенанта Е. Татэкава, который накануне вторжения вермахта и других фашистских армий в СССР сообщал: «Советский Союз не покорится. Компромисс здесь невозможен. Война должна быть затяжной».
После провала попытки германских армий с ходу овладеть Москвой и нескольких сильных контрударов советских войск в императорской ставке поняли, что о вступлении в войну против своего северного соседа в 1941 году по ранее составленному плану (кодовое название «Кантокуэн») не могло быть и речи. 3 октября в приказе японской ставки главного командования говорилось:
«В соответствии со складывающейся обстановкой осуществить подготовку к операции против России с целью достижения готовности к войне весной 1942 г.».
Японское командование разрабатывало не только планы захвата значительной части советской территории, но и систему военного управления «в зоне оккупации территории СССР». В Токио по-прежнему считали своими жизненными интересами следующие территории при разделе «побежденного» Советского Союза:
«Приморье должно быть присоединено к Японии, районы, прилегающие к Маньчжурской империи, должны быть включены в сферу влияния этой страны, а Транссибирская дорога отдана под полный контроль Японии и Германии, причем Омск будет пунктом разграничения между ними».
Подтверждения отказу японского руководства от нападения СССР были надежнейшие. Это были не только многочисленные разведдонесения Рихарда Зорге из Токио. Еще летом 1940 года американским криптографам удалось раскрыть японские шифры. Летом 1941 года дешифровкой перехваченных японских документов в вооруженных силах США были заняты 800 офицеров и рядовых специалистов. Перехваченная информация свидетельствовала о решении Токио напасть на Советский Союз, как только Германия добьется убедительных побед на Восточном фронте.
Однако откладывание на «завтра» приведение в исполнение плана «Кантокуэн» не привело к сколько-нибудь заметному сокращению Квантунской армии, расквартированной на территории Маньчжурии. В ней и соседней Корее намечалось иметь не менее 16 дивизий. Кроме того, здесь располагались 750 различных воинских частей и подразделений, что было эквивалентно еще 9 дивизиям. Общая численность этих японских войск на 1 августа 1942 года составляла 850 тысяч солдат и офицеров, не считая марионеточных войск, – то есть около одной трети численности всей императорской сухопутной армии.
Присутствие на дальневосточных границах мощной группировки вооруженных сил Японии вынуждало Советский Союз на протяжении всей Великой Отечественной войны с Германией и ее союзниками держать на Востоке от 32 до 59 расчетных дивизий сухопутных войск, от 10 до 29 авиационных дивизий, до 6 дивизий и 4 бригад войск противовоздушной обороны страны. Всего войск общей численностью более 1 миллиона солдат и офицеров, 8—16 тысяч орудий и минометов, свыше 2 тысяч танков и самоходных артиллерийских установок, от 3 до 4 тысяч боевых самолетов и более 100 боевых кораблей основных классов. Это составляло от 15 до 30 процентов боевых сил и средств советских вооруженных сил. Что и говорить: этим войскам нашлось бы лучшее применение на советско-германском фронте, особенно в критические для Красной Армии периоды. Так что помощь «невоюющей» милитаристской Японии «воюющей» гитлеровской Германии с 1941 по 1945 год была вполне ощутимой.
Японские специалисты очень высоко оценивали боевые возможности Квантунской армии, которая «была превосходно вооружена». Так, Д. Комигава считал, что «летом 1941 года мощь Квантунской армии достигла пика, и ее называли в Японии непобедимой», а также «самой передовой и современной».
Японское командование планировало вести войну на Дальнем Востоке против Советского Союза не только на суше, но одновременно и на море. С этой целью в районе военно-морской базы Оминато специально был создан 5-й флот Военно-Морских Сил Японии.
Япония решила начать большую войну в Тихом океане, где главным противником для нее становились Соединенные Штаты. Токио проводит стратегическую маскировку, делая вид, что он готовится нанести удар по СССР и усилить военное давление в Китае (японцы не знали, что многие их радиограммы становятся «добычей» американцев). Действительно, предстоящий «поход на север» в военных приготовлениях выглядел достаточно убедительно для не посвященного в плоды американской радиоразведки человека.
На исходе 1941 года из 51 дивизии, которыми располагала Япония, 20 дивизий дислоцировалось в Китае и Корее, 13 – в Маньчжурии, 7 требовалось для обороны островной метрополии, и только 11 дивизий могли быть использованы на других театрах военных действий – всего лишь чуть больше одной пятой японской сухопутной армии. Из пяти воздушных флотов три находились на Азиатском континенте и на Японских островах.
Такая стратегическая маскировка японской стороны все же имела успех. После нападения Германии на Советский Союз вплоть до 7 октября 1941 года – до нападения на Перл-Харбор – начальник разведки Тихоокеанского флота США Э. Лейтон получил с нараставшей интенсивностью около пятидесяти предупреждений из дипломатических источников (от помощников военных атташе и представителей Чан Кайши) о том, что японцы, вне всякого сомнения, «уже на следующей неделе» нападут на СССР. Главным объектом нападения называлась русская Сибирь. О Перл-Харборе речь не шла вообще.
7-го числа Япония начала «войну на Тихом океане» (так ее назвали американцы) против Соединенных Штатов, Великобритании и Голландии с Гавайской операции. Советский Союз в списке ее военных противников в 41-м году не значился.
Удар японского военного флота по сильнейшей морской крепости США на Тихом океане Перл-Харбор вполне сравним с нападением императорского Соединенного флота адмирала Хейхатиро Того на Порт-Артур. Сравним прежде всего по внезапности и вероломности (боевые действия начинались без предварительного объявления войны), силам, задействованным в операции, умению держать в тайне подготовку удара и в какой-то мере по результатам – завоеванию господства на море.
Американцы потеряли в Перл-Харборе все находившиеся здесь линейные корабли, при этом 4 из них были потоплены, 5 тяжело или серьезно повреждены, тяжело повреждены были также 3 легких крейсера и 3 эскадренных миноносца (два из них в сухом доке), перевернулся и затонул минный заградитель, повреждены 3 вспомогательных судна. Всего было потоплено и повреждено 19 боевых кораблей. Потери авиации составили 347 самолетов, большинство из которых не успели даже взлететь, в том числе 188 были уничтожены, остальные получили серьезные повреждения. Только 43 американских самолета смогли после воздушного налета вступить в бой. Безвозвратные потери морской и армейской авиации оказались примерно равными.
Велики были потери и в личном составе. По флоту и корпусу морской пехоты они составляли 2835 офицеров и рядовых, из них 2086 убитыми и смертельно раненными. Потери американских армейских войск составили около 600 человек, из которых 194 человека – убиты. Всего же были убиты 2403 и ранены 1178 человек. Потери в личном составе военно-морских сил США в результате катастрофы в Перл-Харборе в три раза превысили общие потери флота в людях за испано-американскую и Первую мировую войны, вместе взятые.
Японские потери (воздушный налет на Перл-Харбор длился всего два часа) составили всего 29 самолетов, в том числе 15 бомбардиров и 5 торпедоносцев, одну большую подводную лодку и пять подводных лодок-малюток, действия которых оказались неэффективными.
«Война на Тихом океане» не обошла стороной и Советский Союз, его морское приграничье. Японская сторона стала затруднять любой проход советских судов через проливы Сангарский и Лаперуза. Появление дрейфующих мин из поставленных японцами у своих берегов минных заграждений ограничило советскую рыбопромысловую зону в Японском море. Военные корабли императорского флота под угрозой применения оружия стали останавливать советские грузовые суда и осуществлять их досмотры.
Затем советские гражданские корабли стали постоянным объектом нападения японских подводных лодок в открытом море. 1 мая 1942 года был торпедирован пароход «Ангарстрой». 17 февраля 1943 года по пути из Владивостока в Петропавловск-Камчатский был потоплен пароход «Ильмень». В тот же день вблизи Цусимского пролива двумя торпедами был потоплен пароход «Кола». Японскими военными моряками были пущены на морское дно советские суда «Кречет», «Свирьстрой», «Сергей Лазо», «Симферополь», «Перекоп», «Майкоп»…
Японские подводные лодки не только производили из-под воды внезапные торпедные залпы по советским судам, но и, всплывая, обстреливали их из орудий, как это было в случае с пароходом «Уэлен» у австралийских берегов.
Продолжались постоянные нарушения государственной границы Советского Союза в Приморье, Приамурье и Забайкалье. Так, в памятной записке наркомата иностранных дел СССР посольству Японии в Москве от 3 февраля 1943 года относительно случаев нарушения советской государственной границы японской стороной говорилось следующее:
«21 ноября 1942 г., в 10 час. 40 мин., один японский самолет, типа бомбардировщик, нарушил государственную границу СССР в пункте, что 15 км южнее погранзнака № 24.
Самолет залетел в глубь советской территории на 60 км и, пробыв над территорией СССР один час 25 мин., в 12 час. 05 мин. вылетел в Маньчжурию, в районе, что 13 км южнее маньчжурского г. Дуннин.
24 ноября 1942 г., в 13 час. 30 мин., группа японо-маньчжурских солдат, численностью 25 чел., прибыла на подводах к маньчжурскому берегу Амура, в районе примерно 4,5 км северо-западнее маньчжурского населенного пункта Шандагоан. Расположившись в указанном районе, группа открыла ружейно-пулеметный огонь в направлении советского острова. После обстрела японо-маньчжурские солдаты высадились на советский остров и, пробыв там до 15 часов, возвратились обратно на маньчжурскую территорию.
30 ноября 1942 г., в 11 час. 51 мин., один японский самолет нарушил государственную границу СССР в районе, что 1 км севернее пограничного знака № 19. Самолет углубился над советской территорией до 60 км и, пробыв над территорией СССР 56 мин., в 12 час. 47 мин. вылетел в Маньчжурию, в район населенного пункта Полтавка.
3 декабря 1942 г., в 12 час, один японский самолет нарушил государственную границу СССР в пункте, что 4,5 км северо-западнее (по)граничного знака литера «П». Самолет, залетев в глубь советской территории на 25 км, вылетел в Маньчжурию, в пункте, что 30 км севернее (пограничного знака литера «П»).
