Текст книги "записки среднеей руки предпринимателя"

Автор книги: Алексей Михеев

– В общем так, зовут меня Юра, я ваш инструктор, в моем списке следующие.– И он, не поднимая глаз, зачитал десять фамилий. Три из них были « мертвые души»: они сразу договорились, что платят и за теорию, и за площадку в ГИБДД, другими словами покупают через школу права, но числиться они все равно должны

– Мне удобнее после обеда,– сказала толстая за первым столом.

– Хорошо.– Он записал ее на на четырнадцать тридцать.

– А мне лучше утром!

– И мне тоже утром, но лучше после десяти.

– Так с вами не разберешься,– он говорил хмуро и по-прежнему не смотрел ни на кого из сидящих

– Простите, я пропустила свое время,– сказал еще один голос – и от этого голоса что-то дрогнуло у него в груди – вроде, он слышал его когда-то, может быть, в детстве …

– Да вы в десять, сразу после меня, – сказал другой, тоже приятный по тембру, низковатый, – но это будет уже второй день вождения.

– А откуда вы знаете мою фамилию?– Удивился голос из детства.

– Мы же отмечались, – усмехнулся низковатый, – и женщины засмеялись.

– А в первый день вы вторая, я тоже вашу фамилию запомнила,– сказала толстая из-за первого стола.– У меня у начальника была точно такая же. А фамилии начальства намертво в память въедаются.– Теперь уже засмеялись все.

 
Все кроме Юрия.
 
 
Он так и не определил – кому, чей голос принадлежит: распределили часы, и Семен Семеновичу нужно было продолжать занятие. Вышел в коридор. Светлана болтала по телефону. Около нее стоял рыжий матерый инструктор и зевал.
 

– Не выспались? – Юрий всех немолодых называл уважительно на «вы», а рыжий вообще ему был ну как родной дядя.

– Ага. Так выпить хотелось, башка раскалывалась, но зарок есть зарок.

 
И рыжий Борис, – он не любил когда к нему обращались по отчеству, – и Семен Семенович раньше были большие любители этого дела, но дали слово: не пьем. А кто первый сорвется – штраф непосильных размеров. Уже второй год держались. Лучше всякого кодирования.
 

– Ну, кто у тебя?

– Шесть баб и один парень.

– Отдал бы парня мне, а то я с ихним полом подохну. Баба должна быть у плиты, а не у руля. Вот, как она даст по тормозам, так я прям из себя выхожу. А с парнем мне проще…

– Нет, нет,– вмешалась Светлана, уже положившая телефонную трубку,– вы же знаете, Юре нужны деньги. Эта группа и так всего двадцать человек…

 
Светлана симпатизировала Юрию, выслушивала его монотонные жалобы на жизнь, давала подзаработать и он старался при ней всегда выглядеть совершенно одиноким и несчастным, тоже еще тот хитрец, – не дай-то Бог, она заметит к кому-нибудь симпатию, сразу всех «левых» учеников срежет, другим инструкторам отдаст и ему останутся одни шипы и шишы. Да и какая симпатия? К кому? Бывают ничего так из себя, можно закадрить, но только ни при Светлане.… А так она неплохая. Веснушчатая, раньше про таких говорили: рябая, ну, просто смех!
 
 
А за окном такой красивый, теплый сентябрьский вечер, собака, нежно глядя ему в глаза, лежит у ног. Так бы Юра что-нибудь мастерил или ремонтировал: у него золотые руки, но сегодня, сегодня, СЕГОДНЯ!.. Он представляет себя рыбаком; он неторопливо закинет удочку и станет ждать… Эх, поймать бы золотую рыбку – свою единственную!
 
 
Тут получалось противоречие: душа хотела одного, а усталое сознание и бренное тело – другого. Но и сама жизнь наша – из противоречий, как говорит Максим. Э! В общем, что выловит, то и выловит. Хоть лягушку!
 
 
А за окном чьи-то шаги и шепот. Юрина однокомнатная на втором этаже. Еще почти вся листва зеленая… В воде отражаются темные стволы и кудрявые кроны… Куда все рыба подевались, куда? Неужели снова – ни-че-го?!
 
 
……
 
 
Ничего!
 
 
Он отложил анкеты и горестно зевнул. Не выспится теперь: завтра с половины девятого ездить. Этакая – с купленными правами. Муж привозит на машине и увозит. Думает, что соблазню что ли? Она и не нравится: мозги куриные – ску-у-учно. Если нет подходящей, можно ведь просто так – поболтать о том, о сем. Иногда бывает интересно. Юрий работал до ночи – не сидеть же дома одному? Да и денежки влекли его: время такое – деньги у всех на уме. И он – как все.
 
 
Вот одна рассказывала про свою жизнь – умора. Кассиршей сидела в дешевом магазине где-то на Дмитровке – а он подплыл: во всем белом, как яхта. Оказалось – сын министра. Сейчас она хочет кино снимать, будет поступать в институт Не поздно, спросил, тебе уже ну… /они сразу на «ты » – простая, в общем, бабеночка . А чего? Мне всего тридцать четыре! Боже мой! А я ощущаю себя старым, как… Но – не сказал. У всех – своя судьба. Одним – в тридцать только из-под мамкиной юбки выползти, другим – уже седыми стать. Веселая женщина была. Анекдоты от нее, как горох. Славно поучились
 
 
Он в последний раз мельком просмотрел анкеты.
 
 
Но в этом наборе, пожалуй, и таких нет. Некоторые по фото и по анкетам сразу отпали: лица кухонные, детей куча, а туда же – ездить хотят. Ехайте подальше, тетки! И говорить-то с вами не о чем. Умру от скуки.
 
 
Одна в анкете прописала «домохозяйка », но у Юры глаз наметан: врет. Или свой магазин, или какая точка с овощами. Глаза наглые – даже на крохотном снимке и то видно. Эта сразу купит еще занятий двадцать наверняка. Обеспечит мне морской песочек – он грустно усмехнулся – а тебе, Жук так он назвал собаку из-за ее чернявости полторы недельки тоски.
 
 
Эта – опять какая-то восточная, Гульгузи Юмакаева, хоть и ничего. Про мужа – неясно – не указала. Не расписаны, выходит.. Э, жизнь моя жестянка, будет клеиться, как пить дать. Двадцать пять лет. Ну, может, и пересплю пару раз И дам отворот поворот. Не нравится уже заранее. И говорить не о чем.
 
 
Может вот с этой будет, о чем поболтать: надо же – не в
центре живет, а здесь, в Актюбинске столицы так он прозвал новый район, в котором работал – художник– декоратор! Работник искусства, так сказать. Но уже не молодая – тридцать шесть и фотографии нет. Наверное, такая страшная, что стыдно и фото давать. Думает – заранее напугаю еще инструктора. Мысль позабавила его, и он засмеялся.
 
 
Ну да ладно, хоть про жизнь поговорить будет можно.
 
 
И вот эта, последняя, Парамонова, он ее выделил: правда, не мой тип – не люблю с высокими скулами, тоже не девочка, двадцать девять, но – так ничего, на снимке приятненькая, образование высшее и – вдова! Слово « вдова »и притягивало, и пугало его, но… Бомба в одну воронку дважды не падает, а? Однако бабки говорят, кто раз овдовел, тот и в другой… Да, не падает, не падает… А вдруг от страха у него ничего не получится.
 
 
Сердце как-то неприятно трепыхалось: вот, и молодой может …того… парень один, соседка рассказывала, ехал в поезде, откуда-то не помню, и вдруг – авария…
 
 
И мысли Юры потекли все дальше, дальше, глубже, глубже – по трагическому руслу… пока не превратились в какой-то подземный, подсознательный поток… умирать не хотелось.
 
 
Но и так жить, как он жил уже второй год, не хотелось тоже. И, пожалуй, сильнее уже не хотелось так жить.
 
 
Он испугался такой своей мысли. И встал. Э-эх., судьба, ты, видно, забыла обо мне. Спать пора. Снова зевнул. До занятий – четыре дня. Завтра утром отъезжу, а больше никого не возьму – расслаблюсь.
 
 
Жук тоже встал, зевнул, потянулся и вопросительно глянул на хозяина.
 
 
Четыре дня Юрий расслаблялся – то есть один день пил с Максимом, весело и задорно, с трепом и музыкой, а три остальных – один… один…
 
 
Даже помыться не хватило сил, так и пришел на первое занятие – с нечищеными зубами, с засаленными волосами. Самый замухрышный попивающий шоферюга.
 
 
Но – хитрый! Первое занятие с той симпатичной вдовой, наметил на второй день, чтобы успеть придать себе товарный вид.
 
 
х
 
 
В сущности, этот герой – бывший журналист, а ныне некрупный, но вполне удачливый, предприниматель, только что достигший возраста, который народ метко окрестил« полтинник », нам был бы совершенно ни к чему, не будь у него тридцатишестилетней жены, по поводу которой и состоялся у него такой разговор со своим близким знакомым, сорокалетним, фотохудожником:..
 

– Боюсь я за нее, – после третьей рюмочки водки, проникновенно говорил бывший журналист, – она у меня, как ребенок, я вынужден жить в центре, дела, дела, видимся с ней не каждый день, а ей в новом районе лучше – квартиру сто метров я ей купил, ремонт сделал, рядом лес, речка, дочка-то еще маленькая, нужно с ней каждый день гулять, а у нас, в центре, гулять негде, и воздух жуткий. Сам понимаешь – э-ко-ло-гия!» Так и получается, что неделю я с ними, а месяц в центре. А у баб, ну, сам понимаешь, физиология, разница-то у нас в возрасте большая. Я бы даже был напротив, заведи она кого-нибудь именно для постели, какого-нибудь романтическим настроенного, но связанного семьей и детьми, но ведь она, я говорю, как ребенок, вы – художники вообще инфантильный народ, обязательно влюбится сама и в нее, тогда развод, обязательно развод, а я этого не хочу. Я на все закрою глаза, но ничего экстремального уже не переживу ….Я и так ей все время объясняю, что ждать великой любви ей поздно, так же, как и славы, уже годики, пора смириться с тем, что она имеет…

 
Вот был бы у нее …ну, вот, к примеру, такой, как ты… трезвый…, с дружескими к ней чувствами, – бывший журналист покраснел, – ты ведь, Борис, свою Верундию никогда не бросишь… не знаю, не знаю, что и делать! – Он даже руками взмахнул.
 

– Да ты что, – возмутился фотохудожник,– ошизел, старик?! – Я такими делами не занимаюсь. Я верный… Но даже и не в том дело: Настя твоя – она же …удивительная женщина – из-за таких стреляются

– Ну ладно заливать, – засмеялся бывший журналист, демонстрируя успехи личной гигиены и дорогой стоматологии, – сейчас из-за любви никто уже не стреляется, время другое, сейчас все только из-за денег: или кредит вернуть не может, или еще какой кошмар… Меня, кстати, все время такие ужасы преследуют: возьму ссуду, работаю, работаю на нее – и каждое утро просыпаются в холодном поту – вдруг не смогу вернуть. Всякие триллеры мерещатся. А сейчас вот немцы предложили совместную работу – только нужно тысяч сто вложить, а я не могу вынуть из оборота, взял бы кредит, так нечего под него заложить… Могли бы отдать под кредит квартиру, в которой живут Анастасия с Полиной, так оформлена она на нее…

– Царские подарки ты делаешь, старик! – Разулыбался фотохудожник.– Но Анастасии вообще место во дворце!

– А, знаешь, какие у меня терзания, что упускаю такую возможности – с немцами задружить?!

– Может, у тебя какая женщина другая появилась? – Вдруг. Невпопад, спросил фотохудожник. – Вот, помню, я влюбился в одну свою модель, лет десять назад, решил все – навсегда, а Верушку жалко свою, вот и стал мечтать – эх, да кабы она сама от меня к кому ушла… и тэ дэ…

– Нет, нет, никого у меня нет, просто бабу жалко, она–то считает, что чувства наши с ней давно прошли, что, мол, я – деспот в быту, за пять лет убил в ней всю нежность и женственность, а я знаю – просто физиология, природа. Я, конечно, не ангел, и видимся с Анастасией редко: то я работаю, езжу, то дня два-три провожу у дочери от первой жены …Иногда и Людмилу вижу, конечно,…Ты ее помнишь ведь?

– Помню,– сказал фотохудожник,– что-то такое в ней всегда было…затаенное.

– Именно! Ты точно определил. Только, гляди, вдруг встретишь ее, так случайно, не ляпни…

– Да где я ее увижу! А увижу так не узнаю: столько лет прошло!

– Д я говорю – не ляпни, что у меня есть Анастасия и Полина!

– Так она что – не в курсе?! – Рюмка застыла у фотохудожника в руке, а густые брови удивленно взлетели. – Она бы умерла – скажи я ей, что у меня другая семья. Я один раз уже от нее уходил и развод оформлял. Ты знаешь, на актрисе Епифановой женился, прожили два года. А потом вернулся, и мы с Людмилой снова зарегистрировались. А тут Полина! Нет, жена моя не переживет. И дочь тоже считает, что я живу один. Сказал ей только, что домработницу завел, и все. – Он отпил немного из рюмки. – …А если бы с Анастасией мы бы виделись чаще, то давно бы она от меня сбежала с каким-нибудь пустобрехом. Поселился бы он у нее, а меня спустил с лестницы. Был бы мне такой – ответный – от нее царский подарочек! У нее ведь тоже – характерец: капризная, неуправляемая, а впридачу страшно импульсивная… А деньги как тратит– бросает просто на ветер!

– Понятно.

– Может, конечно, и ревность у нее – оттого о любви заговорила. на доверчивая, искренняя – о чем думает, то мне и расскажет, глупенькая! Правда, том, что мы с Людмилой встречаемся, она и не догадывается. Да и что ей – моя первая