355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Исаев » Иной 1941. От границы до Ленинграда » Текст книги (страница 9)
Иной 1941. От границы до Ленинграда
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 02:29

Текст книги "Иной 1941. От границы до Ленинграда"


Автор книги: Алексей Исаев


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Однако если 28-й дивизии в какой-то мере повезло, то управление 12-го мехкорпуса оказалось под огнем. В ночь на 27 июня оперативная группа штаба 12-го мехкорпуса перебралась на новый командный пункт – лес южнее Борисели (Барисяй[153]153
  Рядом со станцией Мешкунчай, к востоку от Шауляйского шоссе.


[Закрыть]
). В 14.00 с КП с задачей уточнить положение частей выехали начарт корпуса полковник Разинцев и начальник отдела тыла полковник В. Я. Гринберг. Их миссия была опасной, но на войне опасность преследует на каждом шагу. Под удар попал оставшийся в кажущейся безопасности штаб. Как указывалось в докладе о действиях 12-го мехкорпуса, оперативная группа штаба «в 18 часов подверглась нападению противника и погибла в количестве 15 человек командного состава и обслуживающей группы»[154]154
  СБД № 33. С. 54.


[Закрыть]
. Скорее всего, штаб 12-го мехкорпуса был разгромлен подразделениями 21-й пехотной дивизии, именно они 26 июня заняли Шауляй и продолжили наступление вдоль шоссе. В бою погибли начальник штаба корпуса полковник П. И. Калиниченко, бригадный комиссар П. С. Лебедев и другие командиры и бойцы охраны штаба. Командир корпуса генерал-майор Н. М. Шестопалов был ранен и попал в плен. Он умер в лагере военнопленных в Шауляе 6 августа 1941 г. Временно 12-й мехкорпус возглавил В. Я. Гринберг.

Ввиду постепенного исчерпания ударных возможностей 12-го мехкорпуса, выпады частей немецкой 18-й армии становились все более опасными. 27 июня в районе Груджяй была окружена немецкой пехотой 90-я стрелковая дивизия. По сообщению прибывшего из дивизии делегата связи, «полки дивизии, потеряв управление (сведений о штабе дивизии нет), отходят на Митава. Имеются сведения, что к-р дивизии убит»[155]155
  ЦАМО РФ, ф. 344, оп. 5554, д. 85, л. 53.


[Закрыть]
.

Пронизывая рыхлые порядки 8-й армии, XXXXI танковый корпус прорывается к Западной Двине. Она становится для корпуса задачей дня 27 июня. Удивительно, но германское Верховное командование имело совсем другие планы использования корпуса Рейнгардта. 27 июня Гальдер пишет в дневнике: «14.00 – Разговор с Кейтелем (ОКВ): Фюрер высказал пожелание сосредоточить главные силы танковой группы Гёпнера в районе Двинска. Возможность переправы в районе Екабпилса, Крустпилса проблематична». Спустя буквально 20 минут эта тема снова всплывает в его записях: «14.20 – Разговор с главкомом, находящимся сейчас в штабе группы армий „Север“, по вышеупомянутому вопросу. Он сообщил, что на Екабпилс наступает лишь 36-я моторизованная дивизия, главные же силы подвижных соединений направлены на Двинск». Нелишне будет также напомнить, что в Директиве ОКХ от 31 января 1941 г. Гёпнеру ставилась задача вида: «4-я танковая группа совместно […] продвигается к Двине в район Двинска и южнее и захватывает плацдарм на восточном берегу Двины».

На самом деле главные силы XXXXI корпуса двигались совсем не к Двинску. Причем в ЖБД корпуса прямо сказано: «Быстрое продвижение дивизий заставляет командира корпуса просить об усилении инженерных подразделений, поскольку передовые части корпуса выйдут к Двине не позднее 28 июня. При поддержке запрошенных штурмовых лодок они немедленно могли бы приступить к переправе»[156]156
  NARA T314 R979 f.


[Закрыть]
. То есть речь идет не об использовании готовой переправы, а о форсировании реки своими силами с нуля. Запись помечена 11.00 27 июня 1941 г. Почему Браухич, Гальдер и сам фюрер считали, что Рейнгардт отправился в Двинск, – загадка. Можно просто констатировать, что порядок в Вермахте 1941 г. несколько преувеличивается. К слову сказать, если бы советским разведчикам удалось каким-то чудом захватить Директиву ОКХ от 31 января 1941 г., ее полезность была бы невелика.

Вскоре идущие вразрез с первоначальным замыслом планы становятся реальностью. Поздним вечером 27 июня части 1-й танковой дивизии выходят к Западной Двине. Боевая группа Крюгера только в 1.40 28 июня оказывается в 10 км юго-западнее Екабпилса (Якобштадта). Ее сосед, 6-я танковая дивизия, пока остается аутсайдером. В ЖБД XXXXI корпуса с унынием отмечается: «Основная масса 6-й тд из-за нехватки ГСМ неподвижна. Снабжение из трофеев 1-й тд невозможно из-за отсутствия поперечных дорог»[157]157
  NARA Т314 R979 f.


[Закрыть]
.

Осознание критической ситуации, в которой оказались войска Северо-Западного фронта с захватом Даугавпилса, привело Ф. И. Кузнецова к решению построить новый рубеж обороны по Западной Двине. Впрочем, Двинск был уже последней каплей. Особых иллюзий относительно возможности сдерживать противника имеющимися силами командование фронта не питало. В ЖБД фронта о положении 8-й армии без обиняков сказано: «Все попытки задержать продвижение противника успеха не имели, и [части 8 А], преследуемые противником, отходили на р. Зап. Двина»[158]158
  ЦАМО РФ, ф. 221, оп. 1351, д. 200, л. 13.


[Закрыть]
. Соответственно, 8-я армия получила приказ отойти на рубеж Зап. Двины, за частями 27-й армии закреплялся рубеж реки от Ливани до Краславы. Точного времени на директиве штаба фронта не проставлено, но штаб Собенникова подготовил приказ войскам 8-й армии только в 23.30 27 июня. Участок Гостини, Екабпилс получила 202-я моторизованная дивизия. Ей предписывалось: «Создать упорную противотанковую и противопехотную оборону. Не допустить форсирования противником р. Зап. Двина»[159]159
  СБД № 34. С. 208.


[Закрыть]
. Однако времени на выполнение этого приказа уже практически не оставалось. Для противника отход уже не был секретом. 27 июня Гальдер пишет в своем дневнике: «Вклинение наших войск в районе Двинска вызвало поспешный отход противника».

Теоретически командование 8-й армии могло сдерживать наступление противника авиацией. Однако к вечеру 28 июня 1941 г. 7-я САД представляла собой жалкое зрелище. В 9-м СБП осталось 3 неисправных СБ, в 10-м ИАП оставалось 3 И-16 (2 исправных), в 241-м ШАП – 19 И-15бис (все исправные), в 238-м ИАП – 2 И-153 (все исправные), в 46-м СБП – 7 СБ и 2 Ар-2 (3 и 1 исправных соответственно). Как ударные возможности авиасоединения, так и его способность вести борьбу за воздух упали почти до нуля. О характере понесенных потерь красноречиво свидетельствует статистика (см. таблицу).

Сведения о потерях в частях 7-й САД с 22 по 28 июня 1941 г.[160]160
  ЦАМО РФ, ф. 20041, оп. 1, Д. 6, л. 14.


[Закрыть]


9-й СБП46-й СБП10-й ИАП238-й ИАП241-й ШАП
Сбито в воздухе1121313
Уничтожено на земле27255127Нет
Погибли на аэр. при столкновении2

Бросаются в глаза внушительные потери на земле 10-го ИАП – сразу полсотни машин. Причем уже к 25 июня в полку оставалось всего 3 боеспособных И-16. Следует отметить, что среди потерянных на аэродромах боевых самолетов были неисправные. Таковых было в 9-м СБП – 2, в 46-м СБП – 7 и в 10-м ИАП – 21 самолет. Это означает, что на земле 10-й ИАП потерял 30 исправных самолетов. В первый день было потеряно 8 машин, т. е. за 23–25 июня полк потерял 22 самолета на аэродромах. Учитывая, что 10-й ИАП в эти дни метался по нескольким аэродромам, эта цифра не представляется чем-то невероятным. 21 июня полк был на аэродроме Шауляй (Немакшчяй), 22 июня – Шавли, 23–24 июня – Платонэ.

Лиепая. Мы оставили 291-ю пехотную дивизию генерала Герцога в тот момент, когда она 22 июня 1941 г. быстро продвигалась в направлении советской военно-морской базы Лиепая. Утром 23 июня передовой отряд 505-го полка 291-й пехотной дивизии без боя занял станцию Прекуле в 30 км восточнее города. За 34 часа, прошедшие с начала войны, он углубился на советскую территорию на 70 км. Было решено взять Лиепаю внезапным ударом. В захваченный на станции поезд погрузились два усиленных взвода и отправились в Лиепаю. Это была дерзость, граничившая с авантюрой. Однако к началу войны 67-я стрелковая дивизия, дислоцированная в районе Лиепаи, была на учениях к северу от города. Город был почти беззащитен.

Небольшой латвийский город Лиепая (Либава) славился своим торговым портом, который не замерзал даже в самые суровые зимы. Естественно, что это свойство не могло не заинтересовать русских адмиралов. Однако изымать для военных нужд важный торговый порт в то время было нереально. Поэтому в 1890–1908 гг. для базирования кораблей Балтийского флота впритирку к торговому порту в 3 км севернее Либавы с помощью закупленного за границей оборудования был построен военный порт. В межвоенный период военно-морская база рухнувшей империи пришла в запустение, Латвийской республике она была просто не нужна.

С вхождением прибалтийских республик в состав СССР в 1940 г. база была лишь частично восстановлена в качестве военного порта. Советское командование осознавало уязвимость вынесенного почти к границе с Германией порта. Перед войной на Лиепаю базировалась только 1-я бригада подводных лодок. Незадолго до начала боевых действий Военный совет КБФ, заручившись поддержкой наркома ВМФ Кузнецова, вывел из Лиепаи два дивизиона подводных лодок с их плавбазами «Смольный» и «Иртыш». Их перебросили в Усть-Двинск. В итоге в базе осталось 15 лодок из 23 в бригаде в целом. Из них исправными к 22 июня 1941 г. числились лодки Л-3, М-77, М-78, М-79, М-81, М-83. Еще две лодки – С-9 и М-80 – имели мелкие неисправности. «Малютке» М-71 из-за коррозии корпуса было запрещено погружаться. Две субмарины заканчивали средний ремонт на заводе «Тосмаре» (С-1 и С-3), но еще не были боеготовыми. Бывшие латвийские «Ронис» и «Спидола» готовились к постановке в средний ремонт. Экс-эстонские лодки «Калев» и «Лембит» нуждались в проверке боезапаса и переоборудовании под советские стандарты. Помимо лодок, в Либаве находился отряд торпедных катеров (5 единиц) и катера охраны рейдов (4 единицы).

Мощности судоремонтного завода «Тосмаре» стали ценным приобретением для советского ВМФ. Естественно, их использовали, как говорится, «на всю катушку». Однако осознание надвигающейся опасности заставило вывести из Лиепаи в Таллин ремонтировавшийся минный заградитель «Марти». Причем неисправный корабль вытащили на буксирах. На «Тосмаре» остался в ремонте старый эсминец «Ленин». Пока война не началась, совсем прекращать работу завода было бы чрезмерной предосторожностью. Поэтому в ночь на 22 июня в Лиепаю для ремонта прибыл тральщик Т-204 «Фугас».

В 4.50 22 июня Военный совет КБФ объявил по флоту о начавшейся войне с Германией. Около 6.30 командование флота получило радиограмму от Н. К. Кузнецова начать мероприятия, предусмотренные планом прикрытия. В дозор на подступы к базе были отправлены сначала две подводные лодки, а затем к ним присоединились еще две. План также предусматривал постановку минных заграждений на подступах к Лиепае. Прибывший ночью тральщик Т-204 оказался тут как нельзя кстати. За 22 и 23 июня он шесть раз выходил в море для постановки заграждений. Всего было выставлено 206 мин образца 1912 г. До конца года на этом заграждении подорвались немецкие «охотник» за подлодками, сторожевик и два тральщика.

С началом войны был продолжен запущенный еще до нее процесс вывода из близкой к Германии базы боевых кораблей. Уже в первые часы войны последовал приказ начальника штаба флота о переводе лодок в Усть-Двинск.

До вечера 22 июня Лиепаю покинули подводные лодки «Лембит», «Калев», С-9, М-77 и М-78. Вслед за ними из базы в сопровождении всего одного пограничного катера ушел танкер «Железнодорожник», что позволило вывезти часть запасов жидкого топлива. Этот этап эвакуации прошел сравнительно благополучно, была потеряна только лодка М-78, потопленная утром 23 июня в районе Виндавы немецкой подлодкой U-144.

Вывод частей ВМФ из Лиепаи проходил не только по морю, но и по суше. Утром 23 июня на восток была отправлена 18-я железнодорожная батарея 180-мм орудий. Как писалось в расследовании обстоятельств потери Либавы, «на пути командование батареи получало ряд провокационных слухов даже от официальных лиц (некоторые начальники станций сообщали, что впереди немцами взорваны ж-д. мосты, на самом деле все они были не тронуты на всем пути следования батареи)». Если бы командиром батареи был склонный к панике человек, она была бы взорвана и ее искореженные орудия стали бы достопримечательностью, на фоне которой фотографируются оккупанты. Но, к счастью, этого не произошло. Пережив несколько авианалетов, 24 июня батарея прибыла в Ригу.

На эсминце «Ленин» утром 23 июня были введены в действие два из четырех котлов, корабль самостоятельно отошел от стенки. На нем началась приемка мазута. В этот момент в Лиепаю поступило сообщение от дежурного по станции Гавизе о том, что к городу движется поезд с немецкими солдатами. Ответ был простым, но эффективным. Навстречу эшелону был направлен паровоз без машиниста. Произошло столкновение, локомотивы сошли с рельсов, вагоны были сильно повреждены. Немецкие пехотинцы продолжили путь пешком. Попытка взять советскую военно-морскую базу кавалерийским наскоком провалилась. К 23 июня на южные подступы к городу были выдвинуты части 67-й стрелковой дивизии, которые остановили наступающих немцев на рубеже реки Барта. Серьезным аргументом обороняющихся были береговые батареи Лиепаи – три 152-мм и двадцать два 130-мм орудия. Они успешно справлялись с несвойственными им «сухопутными» целями. Для деблокирования гарнизона Лиепаи им на выручку был отправлен мотострелковый полк 28-й танковой дивизии вместе с двумя батальонами курсантов.

Однако появление противника на подступах к Лиепае круто изменило судьбу оставшихся в базе кораблей. Из двух ремонтировавшихся «эсок» на ходу была только С-3, но она была лишена возможности погружаться. «Ронис» и «Спидола» не имели аккумуляторов. Согласно докладу командира бригады Египко, их вообще планировали использовать в качестве зарядовых станций, а не боевых лодок. М-71 имела сильную коррозию корпуса, из-за которой лодке было запрещено погружаться. Субмарина была сравнительно старой, 1934 г. постройки. На М-80 была неисправна система пополнения запасов воздуха высокого давления для всплытия.

Командование базы охватила паника. Правда, позднее командующий базой Клевенский в ходе расследования обстоятельств оставления Лиепаи отрицал, что давал приказ на подрыв кораблей. Якобы решение было принято командиром «Ленина» капитан-лейтенантом Ю. М. Афанасьевым. Против этой версии говорит то, что помимо эсминца были взорваны подводные лодки, которые Афанасьеву никак не подчинялись. В итоге вечером 23 июня были подорваны эсминец «Ленин», лодки С-1, М-71, М-80, «Ронис» и «Спидола». Под аккомпанемент взрывов в 23.41 23 июня С-3 вышла в море. Перед этим она приняла на борт большую часть экипажа С-1, включая командира и комиссара. Финальным аккордом стал подрыв в 04.20 24 июня минного склада. Немцы в тот момент были еще в 12–15 км от города.

Позднее в материалах вышеупомянутого расследования указывалось: «Таким образом, в ночь с 23 на 24 июня вследствие растерянности и паники в руководстве ЛВМБ были уничтожены без вынужденной на то обстановки все находившиеся в Либаве боевые корабли, самостоятельно распущены и ушли все обеспечивающие средства, подорван минный склад и т. д., и в базе остался только дивизион ТК в составе пяти катеров»[161]161
  Страшная цена победы. С. 319.


[Закрыть]
. Экипажи кораблей усилили сухопутный фронт.

Тем временем лодка С-3 в ночной темноте медленно шла 5-узловым ходом вдоль берега. Можно только представить себе настроение экипажей, на глазах которых только что произошел подрыв кораблей. Вынырнувшие из предрассветной тьмы в 3.30 в районе маяка Ужава два корабля с незнакомыми силуэтами не обещали ничего хорошего. Это были «шнелльботы» – торпедные катера S-35 и S-60. 100-мм пушка «эски» не была надлежащим образом смонтирована и вести огонь не могла. Советские моряки отстреливались из 45-мм пушки и стрелкового оружия. Под шквалом огня 20-мм автоматов и пулеметов находившиеся на палубе и мостике были убиты или ранены. От интенсивной стрельбы автоматические пушки катеров вышли из строя. «Шнелльботы» атаковали лодку торпедами, но промахнулись. Вскоре в ход пошли ручные гранаты. Точку в этом бою поставила глубинная бомба, сброшенная у носа С-3 катером S-60. Получившая большую пробоину советская субмарина быстро затонула. Немцы подняли из воды 20 советских моряков. Оба командира лодок погибли.

Потерпев неудачу в прорыве к городу с юга, части дивизии Герцога начали обходить озеро Лиепая и лесистый район к юго-западу от Лиепаи. Теперь предполагалось атаковать ее с востока. На тот момент город еще не был окружен. В 3.30 24 июня из него ушел последний поезд. В течение 24 июня немцы производили перегруппировку и блокирование Лиепаи. Штурм был назначен на следующий день.

Следует сказать, что обороняющим базу войскам благоприятствовали условия местности. Естественными препятствиями для атакующих были озера Лиепая и Тосмаре. Частям дивизии Дедаева было достаточно перекрыть дефиле между озерами и между озерами и морем. Начавшийся утром 25 июня штурм не принес немцам решительного успеха, прорваться в город им не удалось.

Однако силы защитников под ударами немецкой артиллерии неуклонно таяли. Во время рекогносцировки был тяжело ранен и вскоре умер генерал-майор Н. А. Дедаев. К вечеру 25 июня потенциал обороны Лиепаи был практически исчерпан. У береговых батарей оставалось всего по 10 снарядов на пушку. Еще одного решительного штурма Лиепая могла уже не выдержать. Надежды на деблокирование также не оправдывались: мотострелковый полк и курсанты, посланные из Риги, к Лиепае так и не пробились.

В 15.45 26 июня из штаба 27-й армии 67-я стрелковая дивизия получила приказ, идущий вразрез со всеми предыдущими распоряжениями. Он гласил: «Не ожидая соединения с поддержкой, немедленным прорывом оставить Либава и, подчинив себе моторизованный полк[162]162
  28-й танковой дивизии. – Прим. автора.


[Закрыть]
, батальоны Рижского училища и 114-й стрелковый полк, отойти на рубеж р. Лиелупе»[163]163
  СБД № 34. С. 253.


[Закрыть]
. Почему Берзарин вдруг решил отказаться от удержания Лиепаи – очевидно: захват немцами утром 26 июня Двинска резко изменил обстановку на фронте. Войска получили приказ на отход на рубеж Западной Двины. Чем дальше бы отошел фронт, тем труднее было бы к нему пробиться. Сложилась парадоксальная ситуация: армейцы стали готовиться к прорыву, а командование военно-морской базы никаких указаний о ее эвакуации не получало. Клевенский стал лихорадочно запрашивать командование флота – что делать? Комфлота Трибуц связался с наркомом ВМФ Кузнецовым и получил «добро» на эвакуацию. Приказ был «все, что нельзя вывезти, нужно уничтожить».

В число уничтожаемых попала лодка-«малютка» М-83. Она вернулась с позиции под Лиепаей ввиду поломки перископа и повреждения глушителя дизеля, из-за которого вода начала поступать в двигательный отсек. Поскольку база была фактически разгромлена во время паники в ночь на 24 июня, отремонтировать лодку было некому и нечем. Командир бригады Египко в написанном по горячим следам событий докладе сетовал, что командир М-83 фактически проигнорировал его приказ следовать в Усть-Двинск. Реально приказ был получен на лодке уже после рокового возвращения в Лиепаю. К слову сказать, остальные лодки дозора (Л-3, М-79, М-81) благополучно избежали гибели. В итоге в 2.30 27 июня М-83 была затоплена экипажем в морском канале Лиепаи.

Раненых, которых было уже более тысячи человек, решили вывезти морем. Морем же эвакуировалось командование базы во главе с Клевенским. Госпитальное судно «Виениба» вышло из Лиепаи в 5.00 утра 27 июня в сопровождении трех торпедных катеров. Около 6.00 оно было атаковано немецкими самолетами и вскоре потоплено. Вместе с ним был потоплен один катер. С «Виенибы» спаслось только 15 моряков. Еще один катер был поврежден «шнелльботами», с него сняли экипаж и катер бросили. Остальные вышедшие из базы корабли относительно благополучно добрались до Риги. Тем не менее судьба «Виенибы», С-3 и М-78 говорит о том, что прорыв «Ленина» и неисправных лодок вовсе не был гарантирован. М-83 тоже получила повреждения после срочного погружения под атакой «шнелльботов». Встреча с противником была весьма вероятной. Поэтому в прорыве из Лиепаи легко могли поставить точку торпеды «шнелльботов», подводных лодок или бомбы самолетов Люфтваффе.

В 10.00 27 июня, после 10–15-минутной артподготовки, начался прорыв из Лиепаи сухопутных частей. Прорывались они двумя колоннами по разным направлениям. Одна пробивалась вдоль побережья на север, вторая – вдоль шоссе и железной дороги на восток. Первой удалось пробить брешь в обороне противника и вырваться на свободу. По признанию немцев, закрыть «окно» прорыва им удалось с большим трудом. Второй колонне повезло меньше. Командир курсантской роты В. А. Орлов позднее вспоминал: «Выбор направления вдоль железной дороги и Гробиньского шоссе был неудачным… прорваться здесь из кольца окружения не удалось»[164]164
  Страшная цена победы. С. 330.


[Закрыть]
. Проскочившие на север, отряды позднее соединились с главными силами Северо-Западного фронта в районе Риги и Крустпилса. Всего из Лиепаи удалось выйти 2 тыс. человек. Те части, которые не смогли прорваться, отступили в город и продолжили сражение на его улицах. 28 июня последовала еще одна попытка прорыва, частично удавшаяся. Уличные бои в Лиепае продолжались до 29 июня.

Однако на этом история не закончилась. Уже в июле 1941 г. было проведено расследование обстоятельств оставления базы и уничтожения ее имущества и боевых кораблей. Первым виноватым стал командир эсминца «Ленин» Афанасьев. Он был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу[165]165
  Реабилитирован в 1956 г. – Прим. автора.


[Закрыть]
. Однако на этом разбирательство не закончилось. Уже 28 июля Военная прокуратура КБФ санкционировала арест капитана 1 ранга М. С. Клевенского. 12 августа он был осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Впрочем, вскоре он был амнистирован и направлен в действующую армию.

После войны, в период оборонческой истерии в СССР, Лиепая стала примером успешной «прочной обороны». Людей подводили к мысли: «Вот если бы все действовали, как Дедаев…» Не умаляя заслуг генерала Дедаева, следует подчеркнуть, что относительно долгое сопротивление Лиепаи было предопределено несколькими факторами. Во-первых, это было вспомогательное для немцев направление, на которое были выделены ограниченные силы и средства. Во-вторых, сами условия местности с озерными дефиле благоприятствовали обороне базы. В-третьих, Лиепая поглотила из состава Северо-Западного фронта целую стрелковую дивизию, мотострелковый полк (28-й тд) и рижских курсантов. Неочевидно, что их использование для сдерживания противника на шауляйском направлении дало бы меньший результат, чем сковывание одной дивизии (291-й пд). Что касается командования собственно военно-морской базы, то действия товарища Клевенского приходится оценить как полный провал.


Танк БТ, подбитый на одном из рижских мостов

Рига. Против врага внешнего и внутреннего. Так же как и в Двинске, в столице Латвии дислоцировалась целая стрелковая дивизия (48-я). С ее уходом город лишился вооруженной силы, способной его отстоять в случае быстрого прорыва противника. К началу войны в Риге помимо авиационных и тыловых частей Красной армии были только рота охраны штаба 27-й армии и подразделения НКВД охраны железных дорог. Город был практически беззащитен в случае быстрого броска к нему немецких подвижных соединений.

Мосты в Риге были подготовлены к взрыву только 25 июня. Минирование было произведено группой саперов под командованием Яниса Роберта Пельцерса. Он начинал службу сапером еще в армии Латвийской республики. В 1940 г. был зачислен в РККА, где служил в 305-м отдельном саперном батальоне территориального корпуса. 25 июня с командой из 20 человек на двух машинах со взрывчаткой прибыл в Ригу. Оставив автомашины у Пороховой башни – там размещалось Рижское пехотное училище, – отряд Пельцерса произвел минирование всех трех мостов с закладкой зарядов и двойным воспламенением, электрическим и огневым.

Война заставила вспомнить о рижской Рабочей гвардии, созданной в 1940 г. Восстановить ее в прежних размерах не представлялось возможным, поскольку бойцы сформированных в 1940 г. батальонов в большинстве своем уже сменили место работы. Немалое их число было направлено в другие города и районы. В мае 1941 г. Рабочая гвардия была расформирована ввиду завершения своей цели по организации общественного порядка. 25 и 26 июня в большой спешке рабочие батальоны формировались заново.

Заместитель командира 3-го батальона Жанис Фолманис вспоминал: «Вечером 26 июня мы получили оружие: винтовки, патроны, ручные гранаты и автоматы. Оружие было разных систем и устаревшее… Получение оружия приподняло настроение гвардейцев… Вся ночь на 27 июня прошла в лихорадочной работе. Гвардейцы учились обращаться с оружием, особенно с гранатами и автоматами, так как среди нас было мало таких, кто хорошо умел им пользоваться».

К 27 июня части Рижского полка рабочей гвардии заняли оборонительные позиции на правом берегу Даугавы:

1-й батальон рабочей гвардии (командир А. Норбатович) – у понтонного моста;

2-й батальон рабочей гвардии (командир К. Годкалн) – у ж.-д. и Земгальского мостов;

3-й батальон рабочей гвардии (командир Ф. Вейсенфельд) – в районе Кегумс-Кокнесе.

Начиная с раннего утра 27 июня в Ригу начали прибывать машины штаба 8-й армии и подчиненных ей частей. Беспрерывный поток машин был, видимо, воспринят местными националистами как общее отступление Красной армии из Риги и эвакуация гарнизона города. В десятом часу утра в Риге вспыхнуло восстание. Забегая немного вперед, можно сказать, что такая же ситуация возникла в июне 1941 г. во Львове. Там перегруппировки крупных масс техники мехкорпусов тоже были приняты националистами за отступление, и они попытались взять власть в городе в свои руки. Скорее всего те же причины двигали националистами в Риге. С чердаков и окон домов по советским частям на улицах города был открыт огонь. Особенно крупная перестрелка с использованием артиллерии произошла в районе моста, выходящего на Псковское шоссе. Здесь огонь по советским частям велся с крыш почти всех прилегающих домов.

Однако националистами определенно были переоценены как собственные силы, так и разброд и шатание в рядах Красной армии. Мятеж был достаточно быстро подавлен силами вызванных армейским командованием войск НКВД. Уже к полуночи ситуация была взята под контроль, в городе были слышны только отдельные выстрелы. Капитан Васильев писал: «В районе Псковского моста весь квартал был оцеплен войсками НКВД. Часть из них лежала с пулеметами за прикрытиями. Пулеметы и винтовки были направлены по отдельным окнам и крышам. Меня сначала не пропустили, после вызова командира – ст. лейтенанта – я проехал по этой улице и через мост. Не было произведено ни одного выстрела. За мостом горело несколько домов от наших снарядов – это дома, из которых велся огонь. Часть домов с пробитыми окнами и дверями»[166]166
  ЦАМО РФ, ф. 344, оп. 5554, д. 85, л. 41.


[Закрыть]
. Днем 28 июня в Риге было спокойно. Только вечером в отдельных местах вспыхнула перестрелка, но она быстро была прекращена. Советское командование было полно решимости удерживать город перед лицом немецкой пехоты с бронетехникой и тяжелой артиллерией. Пасовать перед отрядами вооруженных стрелковым оружием националистов не было никакого резона.

На тот момент Рига имела для войск 8-й армии исключительное значение. Проиллюстрировать этот факт можно цитатой из журнала боевых действий 11-го стрелкового корпуса, запись за 28 июня: «По возвращении из разведки переправ майора Лукашенко и полковника Колдунова, доложивших, что переправ кроме Риги нет, дивизиями вновь были отправлены распоряжения о продолжении марша на переправы у Рига»[167]167
  ЦАМО РФ, ф. 8ЗЗ оп.1, д. 6, л. 10.


[Закрыть]
. В случае потери переправ в Риге соединения 8-й армии были бы прижаты к Западной Двине и полностью разгромлены. Однако этого не произошло. Потрепанные в боях у границы 48-я и 125-я дивизии 11-го корпуса перешли в Риге через Зап. Двину и начали занимать позиции на ее северном берегу.

Может возникнуть закономерный вопрос: почему немцы попросту не разнесли мосты в Риге авиацией? Попытка лишить Красную армию важных переправ была предпринята 1-м воздушным флотом, но потерпела неудачу. В истории бомбардировочной эскадры KG1 этот эпизод был освещен следующим образом: «Чтобы затруднить дальнейшее отступление через Ригу, II группа получает 27 июня приказ атаковать западный плацдарм на Двине в Риге, поскольку находящиеся там переправы относятся к немногим важнейшим на северном отрезке реки. Несмотря на мощную оборону силами стянутых на этот участок зенитных батарей, самолеты II группы вновь и вновь наносят удары с пикирования, однако им не удается решающим образом уничтожить переправы». На вооружении KG1 были бомбардировщики Ю-88, которые могли пикировать, хотя и уступали по точности сброса бомб специализированным «Штукам». Последние в 1-м воздушном флоте на тот момент отсутствовали.


Брошенные на аэродроме в Риге истребители И-16

Если действия ПВО, сухопутных войск и НКВД в Риге можно оценить достаточно высоко, то командование Прибалтийской военно-морской базы таких качеств не продемонстрировало. Приказ на эвакуацию из Риги командующий базой контр-адмирал П. А. Трайнин получил в 3.00 27 июня. Срок окончания эвакуации был установлен к исходу суток 27 июня. Однако это время было использовано нерационально. Под погрузку транспорты были поставлены только в середине дня. Вечером до базы докатились раскаты восстания националистов. Погрузка была свернута, и транспорты стали уходить недогруженными. Боезапас, который не успели погрузить, взорвали уже в 21.00 27 июня. Позднее Трайнин писал в своей объяснительной: «Остались невзорванными – артбоезапас на стенке Минной гавани и минные защитники в Мильгрависе, которые нельзя было рвать, т. к. они находились в окружении складов, охранявшихся частями К[расной] А[рмии]»[168]168
  Страшная цена победы. С. 334.


[Закрыть]
. Следует отметить, что, по данным на 1 марта 1941 г., запасы мин и минных защитников в Риге превосходили таковые в главной базе в Кронштадте. По итогам проведенного в июле – августе разбирательства П. А. Трайнин получил 10 лет исправительно-трудовых лагерей[169]169
  В сентябре 1941 г. попал под амнистию, был начштаба Волжской флотилии, позднее служил в Главном штабе ВМФ. Умер в 1956 г. в Ленинграде. – Прим. автора.


[Закрыть]
.

Тем временем войска 18-й армии уже нацелились на столицу Латвии. Командование армии 27 июня сформировало оперативную группу I армейского корпуса под командованием полковника Лаша. Ее задачей был захват переправ через Западную Двину у Риги. Видимо, командующего 18-й армией Кюхлера вдохновил бросок на Даугавпилс танков Манштейна. У него не было танковых дивизий, поэтому боевую группу для деликатной задачи сколотили из того, что было под рукой. Группа Лаша была сформирована из разведбатов пехотных дивизий, батальона велосипедистов, батальона штурмовых орудий и моторизованного артиллерийского дивизиона. Уже в день формирования группа Лаша начала наступление из Шауляя.

Ситуация осложнялась тем, что через мосты в Риге продолжали отходить части 8-й армии, постепенно занимавшие оборону по рубежу Западной Двины. Просто подорвать мосты и садиться в глухую оборону было еще преждевременно. В этих условиях пристроившиеся к отходящим войскам немцы могли неожиданным ударом захватить важные мосты. Это неоднократно случалось как летом 1941 г., так и позднее. Советское командование было предупреждено о приближении передового отряда противника нетипичным для 1941 г. способом – 28 июня было получено донесение авиаразведчика. Вышеупомянутый капитан Васильев из штаба 8-й армии писал об этом эпизоде: «В 13.40 я находился в конце г. Рига на Паневежском шоссе и руководил отрядом заграждения. В это время рядом с шоссе И-16 сбросил вымпел. Красноармейцы подняли его и доставили мне. Это было боевое донесение командира 21-го ИАП майора Мирошниченко. Самолет после этого сделал несколько кругов над нами. Мы сделали знак, что вымпел получен. Я его на машине отправил командующему армией. В этом донесении указывалось, что в районе Лиелварти – южнее аэродрома Румболово 10 км, на стыке дорог Бауена – Рига и Вецмуйта – Рига мотомехчасти противника: танки, мотоциклы, мотопехота и бронемашины. Время наблюдения 10.00»[170]170
  ЦАМО РФ, ф. 344, оп. 5554, д. 85, л. 57.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю