Текст книги "Патефон для стихов"
Автор книги: Алексей Тугутов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Алексей Тугутов
ПАТЕФОН ДЛЯ СТИХОВ
(Фантастический рассказ)
Рис. С. Ринчинс.
Сутки утекли туда, куда обычно уходит время. И эта ночь, наполненная тысячью слов, глубокими затяжками, одобрительными и ироническими похлопываниями в ладоши, унеслась в прошлое.
Эти парни были злы на нерасторопную природу. Она, по их мнению, слишком долго устраивает свои дела. Подумать только, ее эксперименты затягиваются на миллионы лет. И ребята решили бросить камень в огород природы – сконструировать робота не механического, на транзисторах, а на основе белковых соединений.
Она пришла, когда хозяин квартиры остался один. Квартирой это помещение могло быть названо весьма условно – с таким же успехом его можно было бы принять за музей или лабораторию. Хозяин стаскивал с себя свитер и говорил что-то насчет роста, цвета волос, тембра голоса будущего робота.
– Каким бы ты хотела его видеть? – спросил он.
– Пусть походит на тебя… С одной лишь разницей…
– Опять эти стихи… Он ими уже напичкан.
– Не только. Нельзя ли что-нибудь насчет индикатора эмоций? Сверхвысокой чувствительности…
«Патефон для стихов и эмоции, черт бы их побрал!» – подумал хозяин квартиры. Он был силен в истории техники и потому знал такое слово, как патефон.
Ничем не выдав своего раздражения, он подошел к ней сзади и погладил по волосам. На него пахнуло озерной свежестью и еще чем-то, что в его представлении было вообще природой. Берега русла усталой мысли стали оползать, и он почувствовал, как к нему приходит душевное спокойствие.
– Милый, я еще принесла. Посмотрим, как он их усвоит. Вот, послушай.
Ты в ветре веткой пробующем,
не время ль птицам петь,
намокшая воробушком
сиреневая ветвь…
– Ну ладно, давай тексты.
Прерванная на полуслове, она удивленно посмотрела на него и протянула ему несколько стерженьков. Он быстро один за другим вставил их в отверстие ящика с окошечками-глазками разных цветов.
– Индикатор эмоций ведь тот, зеленый? – спросила она.
– Да, пока зеленого цвета.
Глазок начал меняться в окраске. Изумрудный, он становился серее.
– Сереет он от скуки? Не так ли?
Девушка, задав этот вопрос, подошла к креслу и села на упругое, но податливое сидение.
Пока она садилась, он как можно равнодушнее ответил:
– Я сочувствую бедняге. Понимаю его.
– Ты что-то путаешь. Это я должна ему сочувствовать. Ему скучно, потому что конструировал его…
По поверхности индикатора забегали разноцветные полоски.
– Извини, я больше не буду смеяться, – сказала она, вставая с кресла и подходя к мужчине и модели мозга.
В индикаторе модели установилась торжественная радуга.
– Милый мой, чудесный, умный.
На глаза ее, вместо обычно ясного выражения, надвинулась какая-то матовая пелена. Он знал, что значит это, обнял ее и сказал:
– С прошедшей ночи я принадлежу истории.
– Нет, мне, – еле внятно сказала она, – а старушке истории достанется твоя тень…
Стены выплыли на него сразу. Самопрограммирующиеся, мобильные. Правильность своего поведения они возвещали звонком. В несколько секунд они рассчитали оптимальный технологический процесс производства себе подобных, потом миллион раз помножили какие-то числа. С каждой решаемой задачей наглость звонков становилась все нетерпимей. И вдруг стены пошли на него, как бы сжимая собственный звонок и грозя это сделать с ним…
– А что, идея, – сказал он тревожно ощупывая себя.
Он еще не совсем освободился от сна и потому, наверное, подергал себя за ухо. Затем он решил непременно встроить для пущего удобства счетную машину в стену. Но чтобы она крепко сидела в стене.
– Не разберу твоего бурчания, – раздался ее далекий, но четкий голос.
Оказывается она уже появилась на экране видеофона. Загорелая, свежая, она стояла под каким-то прозрачным куполом на фоне пальм. Вдали были видны гребни прибоя.
– Твой звонок вызвал у меня кошмарный сон. Темен человек в самом нутре. – И вдруг он расхохотался, представив сновидение первобытного человека – мамонты, стаей марширующие по телу впечатлительного неандертальца.
– Чего хохочешь? Вижу, без меня ты с ума сойдешь. Я сегодня вылетаю. У меня все отлично и я рада сообщить тебе это, пусть даже в такую рань. Не сердишься на меня, что разбудила?
– Вот, вот, самое время выслушивать твои деликатности. Ты спасла меня от позорной смерти. – Он помолчал, поежился. – Представляешь, кибернетизированные стены хотели раздавить меня.
На экране тревожно округлились глаза. Она спросила:
– Какие стены?
– Во сне это было. Чем же я им не понравился? В конце концов сам же их сделал. Упаси, чтобы на самом деле твои вещи не слушались тебя.
– Напрасно стены не раздавили тебя. Не философствовал бы спросонья.
– Прости. Вместо того чтобы спросить, как твоя командировка, я о дурацких снах рассказываю. Приезжай скорее.
– Ого, да он у тебя чудненький! Симпатяга! Молодцы твои приятели.
– Приятели? – почти оскорбительно проговорил он.
– Да, да, идею, конечно, предложил ты. Но зачем же хвастаться?
Она весело смотрела на него.
– Как ты зазнался быстро, любимец истории. И обидчивым стал. Ну ладно, поцелуй свою египтянку. Хочешь, скажу тебе комплимент? На афро-нильские темы.
– В кой-то век дождался от тебя комплимента!
– Ты напоминаешь крокодила, медлительного на земле и быстрого в воде. Твоя земля – я, быт, а вода – драгоценные твои мыслительные устройства.
Он засмеялся.
– Ну и ну. Вредно тебе ездить по Африке.
Они поцеловались. Он оторвался от губ и стал быстро целовать ее лицо и шею. Происходящее прокомментировал чей-то мужской голос:
Грудь под поцелуи,
как под рукомойник.
Она испуганно вырвалась из его объятий.
– Кто это?
– Это неделикатное создание, – сказал он и кивнул в сторону робота.
– Он уже говорит? Надо же ему лезть с Пастернаком. Как гадко получилось.
– Но он же пока маленький. По развитию, имею в виду. Младенец. Пообживется на белом свете, наберется ума.
Она печально вздохнула и сказала:
– Все это так. Но неужели я ошиблась?
Потом она провела ладонью по своим волосам. Жест этот всегда применялся в затруднительном положении.
– Я надеялась, стихи сделают его душевно нежным. Только, пожалуйста, не обвиняй в неправильности термина. Душу ведь ему мы программировали? Как грубо, неточно я говорю!
– Стихи ему пока невпрок… Я с самого начала сомневался в пользе стихов. Напичкали его ими…
– Ну, конечно, ты это сделал для меня. Это останется свидетельством силы моих чар.
Он снова, видимо, поддался силе этих чар. Поцеловал протянутую руку и хрипнущим голосом сказал роботу:
– Ты поди.
Третий в комнате понуро побрел к двери.
– Уже неловко приказывать ему. – сказала она, садясь за завтрак. – Наверное, в старину ни у кого не было такого эрудированного слуги.
С этими словами она сняла с тарелки салфетку. Повертела ее в руках и сказала:
– Как здорово он управляется со стиральными порошками. Да и завтрак приготовлен отлично. А я так обленилась! Утром велела ему принести стихи Байрона. Робот принес и встал рядом с постелью. Потом как-то странно взглянул на меня, особенно на голые руки, да и одеяло еще соскользнуло с меня. – Что ты так странно смотришь? – спрашиваю его и вижу, что он покраснел. Потом попросил разрешения выйти. Я его удержала и спросила, знает ли он кто такой Дон-Жуан. Он стал распространяться о его доблестях и вовсе не говорил о том, что дало Дон-Жуану его имя…
– Ну и что дальше, продолжай, жена, – сказал он. Свадьба была недавно, и им еще казалось странным называть друг друга женой или мужем.
– Слушай, муж. Я указала роботу на упущение с Дон-Жуаном. А он вдруг сделал к постели несколько шагов и стал читать стихи. Мои любимые…
Муж выслушал ее до конца, хмыкнул, ничего не сказал. Она встала из-за стола и пошла к двери. Остановилась, взялась за ручку двери, потрогала ее и сказала:
– Ты не предусмотрел для него какой-нибудь привязанности, верности к тебе?
– Нет, ты знаешь, хотел этого добиться со временем. – Говоря это, он внимательно посмотрел на нее, а закончив фразу, снова неопределенно хмыкнул.
Она вышла.
– Игорь, тебе нравится твое имя? – спросила она робота.
– Я должен благодарить Вас за доброту. Одного моего знакомого робота зовут Эр-2. Это его как-то тяготит, у него возник, комплекс неполноценности. Правда, он на транзисторах…
– Ого, ты знаком с видовой психологией! – воскликнула она.
– У нас дома… Вы позволите мне так сказать?., богатая библиотека.
– Конечно, ты живешь дома. Кстати, я давно хотела сказать, можешь называть меня на ты.
– Нет, нет, я не могу позволить себе такой фамильярности.
– Ты меня обижаешь. Я прошу тебя, обращайся ко мне на ты.
– Хорошо, но не унизите ли себя тем, что домашний робот будет говорить…
– Тогда я буду обращаться к вам…
– Что вы!
– Игорь, вам известно, что нельзя обижать женщин такой неуступчивостью?
– Извините, то есть, извини меня.
– Вот так хорошо. Почитай мне что-нибудь. Мне нравится, как ты читаешь.
Робот чуть наклонился вперед и. растягивая гласные и выделяя концы строк, начал читать:
Близко близко, с глазу на глаз,
Носом носа б не задеть…
Она слушала робота, сидя на низеньком диване.
– Подойди ближе, – она протянула правую руку и сказала: – Дай мне руку.
Он сделал, как она говорила.
– Какая у тебя горячая рука, – сказала она.
Робот что-то прошептал про себя.
– Скажи громче, – попросила она. Он молчал. Она снова обратилась к нему:
– Повтори, пожалуйста.
Он явственнее прошептал:
– В моей руке – какое чудо – твоя рука…
Она отдернула руку. Робот зарделся.
– Я перешел границы положенного. Прости меня.
Она слабо улыбнулась и сказала:
– Ты говорил о знакомом роботе с комплексом неполноценности. Уж не возникает ли он у тебя?
Она вздохнула и, очевидно, что– то преодолев в себе, сказала:
– Я выдернула руку не потому, что ты робот. Я жена человека, который сделал тебя. Ведь ты знаком с человеческой этикой?
Она снова чуть приметно улыбнулась. Но улыбка не скрыла ее волнения.
– Скоро будет готова подруга Игорю! – сказал он. – Он у нас взрослый юноша. Но, кажется, со стихами мы немного переборщили.
– Да. Он слишком чувствителен и становится чувственным.
– У меня все в порядке. Белковая ткань почти готова. Мозговая зреет дольше. Недели через две Игорь получит прелестную подружку.
– А Игорю будет интересно с ней?
Запас информации в нее вложим такой, как у Игоря. Ну и эмоции, разумеется. Мы учли кое-какие прежние ошибки, но в целом уже с первым белковым роботом мы были на верном пути. Когда я сказал Игорю, что его подруга будет походить на африканку, в честь твоей поездки в Африку, он смутился, но довольно настойчиво стал просить, чтобы у нее хотя бы голос походил на твой. Что это значит?
Она сузила глаза и сказала прерывающимся голосом:
– Мы делаем что-то нехорошее, некрасивое, когда роботы получаются такими. Игорь умнее и лучше некоторых наших знакомых, а всегда будет считаться существом низшего порядка. Робот!.. Мы где– то переступили границы дозволенного природой. Это нам даром не пройдет. Я боюсь. Боюсь, природа еще посмеется над нами.
– Ну чего ты все усложняешь? – с раздражением сказал он, – сама же затеяла эти стихи, индикаторы эмоций… А сейчас распинаешься из-за какого-то патефона для стихов…
– Патефона, говоришь? Если бы ты знал хоть часть стихов, которые в него заложены, если бы хоть немного чувствовал, понимал их…
– Может, мне не хватает индикатора эмоций?
Она ничего не ответила, встала и направилась к двери.
– Стой! Стой же, я говорю, – он догнал ее у выхода. – Зачем нам ссориться перед твоим отъездом. Кстати, может, не стоит ехать в эту Австралию. У меня какие-то недобрые предчувствия.
– Ну как это не ехать. Я ж не загорать там буду…
Он нервничал. Она уехала с роботом в Австралию. Сроки прошли, а она не прилетала. К нему снова вернулись в снах ходячие стены. Однажды его разбудил звонок, прервав сон, в котором роботы, раскроив ему голову, с любопытством изучали его еще живой мозг.
Нажав кнопку приема, он выключил звонок. Ощущение раскроенного черепа не проходило. Он знал, что звонит она, и лихорадочно настраивал яркость и звук. Она долго не появлялась на экране видефона. Потом что-то белое сверкнуло и укрепилось на экране. Он повернул верньер масштаба изображения, белое пятно увеличилось и стало бумажкой с нарисованным кенгуру и текстом. Он вспомнил, что на австралийских почтовых бумагах большей частью печатается кенгуру. Ему сразу же чем-то не понравился этот хвостатый зверь. Докручивая верньер, он наконец прочитал: «Извини, я не вернусь».
Он закричал:
– Покажись. Нечестно бумажкой!
Бумажка на экране дернулась. По экрану побежали сероватые тени.
Стерильно-холодный женский голос сообщил:
– Австралийский абонент отключился.
