Текст книги "Хоккей с мечом (сборник)"

Автор книги: Алексей Толкачев

Соавторы: Сергей Игнатьев,Евгений Якубович,Иван Наумов,Татьяна Кигим,Владимир Венгловский,Александр Сальников,Денис Давыдов,Вадим Соколенко,Дарт Гидра,Андрей Бочаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Проехал извозчик, едва не сбив старушку с лукошком. Возница крепко выругался и вновь пустил лошадь в ход. Коляска остановилась у ломбарда, из нее вышла богато одетая девушка в большой французской шляпке с голубыми лентами. Она быстро прошмыгнула в ломбард. Извозчик развернулся и ждал. Девушка вновь появилась на улице минут через десять. Пряча лицо от посторонних глаз, она торопливо вернулась в коляску и тут же уехала. Андрей отметил, что она очень похожа на Джейн, но тут же отбросил эту мысль: для чего Джейн ломбард, если она живет в полном материальном удовлетворении?

* * *

Залы клуба заполнились до предела. Мистер Вайд был очень доволен. Он не преминул подбодрить Андрея, сказав, что поставил на его победу десятку. Управляющий недоговорил, что на француза он поставил сотню, но это не имело значения.

Игра была назначена на восемь вечера. За час до начала букмекерская контора Поленова принимала ставки двенадцать к одному, но желающих ставить на победу Часовщика оказалось слишком мало. Насмешки в сторону Андрея сыпались со всех сторон. За двадцать минут ставки выросли до восемнадцати к одному.

Братья Дубинины находились в клубе. Иван Матвеевич был весел, чего нельзя сказать о Поликарпе Матвеевиче. Он выглядел подавленным, не находил себе места. В конце концов, сославшись на духоту и плохое самочувствие, вышел на воздух.

Толпа у входа шумела. Купец едва протиснулся сквозь ораву ротозеев. Цыганки не обошли вниманием этот сход: устроили гадание на победу. Чернобровая с вокзала тоже оказалась здесь. Заметив купца, она постаралась спрятаться, но Поликарп Матвеевич успел ее приметить.

– Так о чем ты промолчала тогда, чернобровая? – выкрикнул он.

Цыганка, осознав бесполезность игры в прятки, остановилась, ища взглядом пожилую напарницу.

– Всё у тебя будет хорошо, красавчик, – послышался голос пожилой, и мгновение спустя она уже стояла перед купцом.

Поликарп Матвеевич вынул бумажник, достал из него десятирублевую ассигнацию, протянул цыганке.

– Скажи, что будет? Болит сердце, беду чувствует…

– Не было бы счастья, да несчастье поможет, – загадочно проговорила цыганка, принимая деньги. – Часики покажи, тогда скажу.

Поликарп Матвеевич вынул часы, открыл крышку и показал цыганке, из рук выпускать не решившись. Стрелки показывали без трех минут восемь.

– Ставки сделаны, ставок больше нет! – послышался от входа голос букмекера.

– Заговорен твой брат, – начала цыганка. – И он это, и не он. Колдун Юзеф Зелема вселился в тело его, деньги твои присвоить хочет.

Поликарп Матвеевич отвесил губу, ноги его подломились, лицо жаром обдало.

– Ты что такое говоришь?! – ошеломленно воскликнул он.

– Да ты не кручинься, касатик, – продолжила цыганка, поглаживая рукав его сюртука. – Я же говорила – всё у тебя хорошо будет.

Она взяла купца под руку и отвела чуть в сторону, где постороннему уху их разговор услышать нельзя.

– Господин, что ставки принимает, на колдуна работает, – продолжила она почти шепотом. – Уговорил тебя колдун состояние свое на кон поставить. По плану его проиграть ты должен. Француз и сам по себе игрок знатный, но и он очарован. Однако прохиндей он редкий – таких чары не особо стесняют. Не играть он в Россию прибыл, а деньги зарабатывать. Свой у него интерес. Сдаст он партию. Сдаст, потому как пять минут тому поставил на Часовщика тридцать тысяч.

– Так чего ж ты раньше, там, на вокзале, мне всего не сказала?! – возмутился купец, однако духом воспрянул.

– Оттого, красавчик, что ты глупостей бы много сделал и брата родного тем погубил. И сейчас еще погубить можешь. Дождись конца игры. А как Андрейка Часовщик победит, так и заклятие с брата твоего сойдет. Не торопись только! Жди!

* * *

Объявили начало игры. Андрей собирался идти к столу, уж и к иконе припал да крест на себя трижды положил. Вдруг в комнату вошел мистер Томпсон. Лицо его не предвещало ничего хорошего, руки тряслись, он пыхтел, как самовар, – готов был с кулаками на Андрея броситься.

– Только посмей проиграть! Я тебя!.. Убью! – завопил он.

Андрей непонимающе хлопал глазами, что ответить, так и не нашелся.

– Джейн сдала в ломбард фамильные брильянты и поставила на твою победу… Выродок! – не унимался англичанин.

Он обессилено плюхнулся на стул, сжал голову руками и уже жалобным слезливым тоном просил:

– Выиграй! Только выиграй, прошу тебя!

Андрею вдруг стало безмерно хорошо. Джейн верила в него, верила в победу, и ее вера вдохнула силу в утомленное ожиданием и неизвестностью тело Андрея. Он приятельски хлопнул мистера Томпсона по плечу и вышел в зал.

* * *

Игра проходила ровно, с переменным успехом. Андрей вколачивал шары с дьявольской яростью. Удары были настолько сильны, что один из шаров перескочил угловую лузу и угодил в лицо зазевавшегося Луки Сергеевича. Литератор заработал синяк, а Часовщик – штраф. При счете шестьдесят на пятьдесят восемь в пользу Андрея он великолепным ударом от борта забил шар номер двенадцать, набрав семьдесят два очка из ста сорока возможных. На мгновение установилась полная тишина. Ошеломленные люди не верили своим глазам. Победа Часовщика стала полной неожиданностью.

Тишину прервал Дубинин-младший. Он побледнел, закатил глаза и рухнул на пол, забившись в конвульсиях. Толпа расступилась. Внимание публики приковал внезапный эпилептический удар.

Ивана Матвеевича трясло, пена лезла изо рта.

– Палку! Палку ему в зубы! – крикнул кто-то из толпы.

Поликарп Матвеевич выхватил у Андрея кий и хотел вставить меж зубов брата, но вдруг душераздирающий вопль Ивана Матвеевича заглушил собой все другие звуки. Толпа в испуге попятилась к выходу; ротозеи с улицы замерли, вглядываясь в окна; проезжающая мимо повозка дернулась, возница что было сил тянул на себя вожжи, пытаясь угомонить сорвавшуюся в галоп лошадь…

Игра, начатая в морозную зимнюю ночь под Краковом, закончилась. Поступки людей, казавшиеся Луке Сергеевичу беспорядочно раскатанными по бильярду шарами, обрели смысл.

* * *

Петр Алексеевич разбудил сына ни свет ни заря. Он держал в руках целую охапку ассигнаций, лицо светилось радостью.

– Вот, сынок, мы теперь богаты! – произнес он, улыбаясь. – Я поставил на тебя все свои накопления и выиграл почти четыре тысячи! Теперь ты можешь просить руки Джейн.

Андрей улыбнулся и обнял отца.

Ближе к обеду Лука Сергеевич, уже успевший изрядно набраться, принес сверток с деньгами.

Младший Дубинин, утром придя в себя, ничего не помнил, однако брата признал – прильнул к нему, будто век не видел. Целую неделю потом Дубинины в окружении цыган разъезжали в наряженных колясках по улицам Петербурга. Среди шумного гомона гуляк можно было услышать и голос известного литератора Желудева. Под аккомпанемент цыганской гитары он декламировал стихи, пускался в пляс, не выпуская бутылку шампанского из рук. Кутеж закончился, когда Лука Сергеевич обнаружил в коляске успевшее окоченеть тело слуги Прохора. Сытая-пьяная жизнь оказалась тому смертельно вредна.

Поленов застрелился в день, когда судебные приставы пришли описывать его двухэтажный особняк.

Негра больше никто никогда не видел. Он словно испарился. Роль, отведенную ему колдуном, сыграл хорошо, убедительно и удрал ловко. Портье клялся, что тот не покидал гостиницу, но комнаты оказались пусты, лишь ожерелье из костяшек валялось на полу.

Цыганская почта принесла из Польши весть о том, что цыганского полукровку Юзефа Зелему нашли мертвым в особняке на окраине Кракова.

Француз Перро еще трижды играл с Андреем, а проиграв ему сто тысяч, устроил банкет, где объявил Часовщика лучшим другом. Следующим днем Перро уехал на родину. Поговаривали, что продал он удачу. Если бы не поддался тогда, то так бы и выигрывал дальше.

Лука Сергеевич похоронил Прохора как близкого родственника, после чего бросил пить и принялся писать новый роман. Однако к нему всё чаще стали обращаться по делам купеческим, и вскоре он вовсе забросил литераторство и занялся производством мебели. Мебельная фабрика господина Желудева была известна далеко за пределами Петербурга.

Гриндерман продолжал работать в «Ведомостях». Он написал большую статью о майских бильярдных страстях, однако редактор отправил ее в корзину. Больше Иосиф Абрамович никогда не писал мистических статей.

Мистер Вайд очень переживал, когда закончилась эта бильярдная история, потому что такого маркера, каким был Андрей, ему вовек не сыскать.

Клуб господина Кречинского долго еще оставался самым популярным клубом Петербурга, а сам хозяин любил вспоминать, что когда-то, еще до приезда месье Перро, он выигрывал у самого Часовщика.

Мистер Томпсон благословил Джейн и Андрея. Свадьбу устраивал лично Поликарп Матвеевич. Долго помнили горожане это пышное торжество.

Петр Алексеевич, отец Андрея, посетил с молодыми Англию, побывал в Швейцарии, но, загрустив о родном Петербурге, вернулся. Посвятив всю жизнь часам, он не представлял себе жизни без своей мастерской. Лучшим часовым мастером мог стать только Андрей. Но он часов больше не чинил.

Играл ли он в бильярд? Этого никто точно не знает. Поговаривали, что лет пять спустя в Лондоне появился некий Андрэ, об заклад обыгравший самых именитых британских игроков, но был ли это Уточкин, точно не известно.

Дарт Гидра
А раньше мы были фонариками

Раньше мы были фонариками – до той истории, которую я тебе расскажу. В разноцветном небе кувыркалась планета, где свет и красота вели игру от начала времен. Бывало всякое среди усеянных кристаллами скал, но населяли этот искрящийся мир всегда мы – те, кто излучает.

В прежнюю пору жизнь наша кружила по одному и тому же хрустальному кругу, который всем нас радовал. Быт был отлажен испокон веков – мы светим, нам светят. Вот как те жемчужные облака в небе – так же и мы были легки и невесомы, тончайшие снежинки чистого сияния.

Неточно, конечно, сказал – разными мы были. Среди нас попадались фонари невероятных форм и расцветок. И лучились кто как хотел и умел. Планета переливалась, точно звезды всей округи осыпались в один миг мерцающим ковром.

От узора к узору текла размеренная жизнь, много в ней было чудес и приятностей. Вот, к примеру, резной фонарик Бирюзовая Ветка – скакнет на выступ того утеса и перекатывается, веселясь, по прозрачным камням у подножия. Далеко летит нежный сине-зеленый лучик! Россыпью мягких искорок переливается его взгляд по острым кромкам и ласково звенит, отзываясь эхом.

Он, Бирюзовая Ветка, красивый был фонарик. Впрочем, как все мы. До того злополучного дня, когда Рубин Колюч придумал то, что придумывать не следовало.

В общем, обо всём по порядку. Нынче только та мертвая звезда у горизонта лучится, так что торопиться некуда и не к чему. Слушай, что тебе скажет старый прожженный фонарь. Эх, была во мне лампа, а теперь уж времена не те!

Так вот, эта вечная звезда у кромки небосклона, видимо, поднялась в тот день как-то не так: Рубин Колюч испытывал недовольство идеальным мироустройством. Хотелось на заре ему чего-то эдакого. Что не нравилось в счастливом калейдоскопе, непонятно?

Вскочил он с камня, брызнувшего лучами от восходящего светила, и пустился в пляс по местным красотам. Туда прыгнет, сюда, потом в другой угол, а там и на другой континент – планета-то невелика! Скок-скок – плюхнулся красный фонарик в воду. Огляделся. Задумался.

Течение необычно, Рубин Колюч понял сразу. Клокотала студеная водица, и крупная пена хлопьями разлеталась по ближним окрестностям. То была узенькая щель между высоченных гор, точнее даже сказать, колодец, и попрыгун в него случайно свалился. Посмотрел фонарь по сторонам – и обмер. Уж очень понравилось ему, как засверкали пузырьки в лучах взгляда.

Взял Рубин Колюч пару крупных тонких шаров и долго рассматривал их так и сяк. Завораживало зрелище переливов радуги по тончайшим сферам. Фонарик прыгнул на вершину скалы и сидел до заката, созерцая взятые с собой мыльные пузыри. Они, оказалось, и летали плюс ко всему, что тем паче очаровывало и без того очарованного.

Наша звезда закатилась, и густо-красный светильник любовался дивом уже при своем собственном свете. А потом опомнился и пугливо осмотрелся по сторонам – не заметил ли кто? Уж очень не хотелось ему делиться сокровищем, хотя не было такого в нашем народе в ту пору. Всё у нас было общим: и радость, и уныние.

Рубин Колюч вздохнул с облегчением: другие фонари прыскали лучиками далеко от неожиданного укрытия. Здесь, в тени, красный луч скользил по тонким пузырям, причудливо преломляясь и меняя оттенки. Великолепное зрелище!

Тирлим! – неподалеку нарисовался Фиолет Фиолетов. Глянул глубоким мистическим оком: «Что он тут чудит?» – и, не найдя, на чем задержать взгляд, выскочил вон – в ночь, где забавлялось развеселое братство фонарей.

А надо сказать, Рубин Колюч был склонен держаться вдали от буйства красок, хотя оттенок лампы вроде бы предполагал бо́льшую общительность. Но как-то не сложилось у светоча общей широты взглядов, любил предаваться созерцанию в одиночестве.

Вот и сейчас он испугался, что достопочтенный Фиолет Фиолетов нарушит умиротворение. И страх потерять идиллический настрой был более обыкновенного, это отшельник заметил даже сам. Но чем так очаровали мыльные пузыри? Какая-то мысль блуждала, не находя выхода наружу, мучительно пробираясь стеклянными закоулками сияющего существа.

Рубин Колюч облюбовал утес до утренней зари, глядя на кружево радуги в невесомых пленках, и думал, думал, думал… И ведь придумал-таки, негодник!

– Братья! Я изобрел состязание, которое улучшит нашу и без того замечательнейшую жизнь! – завел он речь, вернувшись с восходом светила в добрый круг фонарей.

– Разве можно поднять уровень идеального? – Фиолет Фиолетов недоверчиво тянул ажур лучей вокруг довольно сверкавшего Рубина.

Все остальные смотрели на преображенного любителя одиночества с легким недоумением.

– Нет пределов совершенству! – вспыхнул ало виновник собрания.

– Ты это сам придумал?

– Да. Так же, как и то, что собираюсь предложить.

– Замечательно. И что же?

Слетевшиеся фонари затопили всё плесканием света:

– Что? Какое соревнование? Говори скорей!

– Вот! – Рубин Колюч предъявил мыльные пузыри.

Всеобщая иллюминация стихла. Светильники сошлись озадаченно и разглядывали переливчатые сферы – от этого радуги в шарах сверкали пуще прежнего.

– Изумительно! – всплеснула лучами красотка Нежно Розовая.

– Ну да. Чарует, – поддакнула Карга Каряя.

Фонари засуетились, рассиялись и, теснясь, желали рассмотреть новое диво.

– И? – Фиолет Фиолетов был тем не менее невозмутим.

– Что «и»? – Рубин увлекся минутой славы.

– Что с того? Какой турнир за тем последует?

Световой сход вокруг замельтешил:

– Да! Что за соревнование?

Заалевший от неожиданного шквала внимания, любитель одиночества опомнился:

– Ах, да, конечно! Состязание состоит в том, чтобы иметь при себе как можно больше этих красивых штуковин. Я назвал их «мыльные пузыри», или проще – «шары».

– И что тут такого? Где они находятся? Пойдемте вместе насобираем и выиграем турнир! – развеселилась толпа.

– Нет-нет! Суть соревнования в том, что каждый за себя!

– Каждый только за себя? Один против всех? – Карга Каряя зыркнула потемневшим от удивления лучом.

– Такого никогда не было! – заволновались фонарики.

– Вот – я придумал то, чего никогда не было! – насупился, побагровев, Рубин Колюч.

– Хм… Если мы чего-то не пробовали в нашей идеальной жизни, значит, стоит то испытать. Дабы обрести шанс превозмочь и без того совершенное! – сказал мудрый Фиолет.

И в том была его главная ошибка.

Народ умолк и задумался.

– Каждому вручается по два шара. Задача – любыми способами увеличить количество имеющихся в руках мыльных пузырей. Подчеркиваю: способы – любые! И каждый думает только о себе! Это сложно понять, но давайте сыграем, – перехватил инициативу горе-изобретатель.

Кто ж знал, к чему всё это приведет?

Игра пошла. Колесо истории завертелось.

Не прошло и половины дня с начала затеи, как тренькнул первый тревожный звонок. Неприятность не заставила себя долго ждать: на потускневшем кристалле громко плакала Нежно Розовая. На сочувственные расспросы она отвечала с досадой, что отдала свои шары Карге Карей.

– Зачем?

– Ну, она же попросила!

Фонарики жалели молодую красавицу и не знали, как теперь относиться к старухе, излучавшей землистый свет. Абсолютно нестандартная ситуация получалась. Тут бы насторожиться, остановиться, заподозрив неладное, но всех обуял интерес к новым чувствам, понимаешь! Ох, какую ж западню приготовило невинное любопытство, подогретое злым гением отшельника!

А он почуял «струю» и, усмехнувшись бесстрашно, отмахнулся:

– Это всего лишь игра. Какой океан эмоций предстоит, вы только представьте!

И народ бухнулся в увлечение, как комар в смолу.

После некрасивой истории с Нежно фонарики ощутили некую растерянность в связи с тем, что отдающий, оказывается, проигрывает. Но с другой стороны, изобретательный ум находил тому всяческие оправдания и выдумывал новые возможности выпросить заветные шары у товарища по свечению.

Ближе к закату свершилось гениальное открытие: оказывается, некоторые фонари соглашались отдать мыльные пузыри в обмен на алмазы. Сверкающие камни, конечно, не столь эффектны, но можно отдать три бриллианта и получить за это один нужный шар. Отличная сделка, учитывая то, что прозрачного граненого добра на планете была уйма!

И завертелось лихо! Всё население ринулось искать варианты взаимовыгодного обмена. Некоторые особенно ушлые камрады меняли пузыри на алмазы в соотношении один к семи, чтобы потом ловко всучить камушки в обратной пропорции четыре к одному, выиграв в итоге в количестве вожделенных предметов почти вдвое.

Теперь-то мы понимаем, что обменов, приятных обеим сторонам, не бывает. Но кто бы внушил это ранее? Будто помешался весь род светильников!

На следующий день Лазурь Звонкая торговалась с Бордо Бархатным. Шибко торговалась, затейливо. Здесь сверкнет, там высветит – пыталась всучить люминесцентные кристаллы в количестве десяти штук за один мыльный пузырь. До чего дошло! Редчайшие желто-зеленые самоцветы выменивались по смешной цене! Да и то ведь вяло – Бордо не спешил, кумекал-прикидывал. Ему уже было известно об изворотливых спекулянтах, игравших на разнице соотношений «алмаз – шар» в разных частях планеты. Умный обладатель рассыпчатого луча, за который его прозвали Бархатным, чуял подвох, поэтому искал повод придраться. Пока видимых причин отклонить сделку не находилось. Прозрачная рука сама тянула пузырь навстречу горстке редких камней.

Дзинь! – внезапно возник Жёлто Янтарный.

– Привет, фонарики! Что делаем?

– Привет, Жёлто! Торгуемся, не видишь? А у тебя как успехи?

– Очень неплохо. А сейчас будет еще лучше!

Беспощадная вспышка ослепила ничего не подозревавших Лазурь и Бордо. Никогда на этой планете фонарь не направлял мощь своего луча на собрата! Это было нечто невиданное! Опешившие и потерявшие на время зрение несчастные пытались на ощупь найти рассыпанное добро. Его не было! Вероломный Жёлто унес и пузыри, и кристаллы!

Вот так планета открыла для себя грабеж.

Надо полагать, обыкновенное воровство было изобретено сей же час.

Обнаружив простую истину, что выгодней всего отнять, будь то втихую или в открытую, раззадорившееся племя фонарей незамедлительно обратило взор на главного обладателя национального богатства. Но гениальный отшельник был умнее всех и уж день тому, как взял к себе на службу десяток светильников, отличавшихся особенной яркостью. Чтоб ни у кого не возникло соблазна. Очевидно, разыскать заветное укромное месторождение – дело пары-тройки дней. И понять, что последует за тем, как объявятся разудалые охотники за главным выигрышем, – тут много ума не надо. А если интеллектом богат, как наш Рубин, то предусмотрительность сама выложит дорожку к нужным решениям.

Неожиданно выяснилось, что тех, кто разными путями оказался вообще без пузырей, стало очень много, намного больше, чем удальцов, между которыми сейчас развернулась ожесточенная борьба. Претенденты на победу, так же как и алый виновник куролесицы, обзавелись отрядами защиты. И уже подозрительно поглядывали в сторону автора состязания, важно проплывавшего в окружении могучих прожекторов. Хитрый Рубин, почуяв, куда дует ветер, объявил дополнительный набор в войско – ясно дело, из числа тех, кто лишился своей доли шаров. Были крепкие светочи, которым совесть не дозволяла грабить, – вот они-то и составили костяк охранных бригад ставшего чрезвычайно популярным отшельника.

Народ безумствовал и гневался. Прошло больше недели, близился итог десятидневного марафона. И оказалось, что почти все остались без мыльных пузырей. Как это произошло, никто не понял, но нешуточная битва за главный трофей велась всего лишь полусотней фонарей. Все запасы тысяч соплеменников были выбраны подчистую, пятьдесят самых изворотливых друг дружке ни в чем не уступали. Наступила пугающая пауза.

Беда была еще в том, что обычно предусмотрительный Рубин Колюч в самом начале ничего такого не предвидел и сболтнул по глупости, что гран-при конкурса будет… сам колодец с вожделенными радужными шарами. А теперь, за два дня до финального рассвета, всё чаще к неожиданно взлетевшему одиночке приходила коварная мыслишка: «А не объявить ли победителем самого себя? Узнать, сколько пузырей набрал реальный “номер один” и взять из источника ровно в два раза больше, для надежности». Вроде бы чин чином, правила состязания не исключают возможности участия в нём организатора. Формально всё верно. Но колкие сомнения царапали прозрачные внутренности.

Решить исход нравственной борьбы заматеревший в неделю светоч не успел.

– Рубин! Рядом собираются фонари. Обделенные. Много. Очень много! – самый могучий из прожекторов, Ядрён Жар, опасливо отводя лучи, спланировал к размышлявшему у пенистого течения узурпатору.

– Что говорят? – багровый светильник коротко глянул в его сторону.

– Недовольны очевидным итогом состязания. Им не нравится, что слишком много обиженных. Грозятся ослепить нас.

– А мы?

– Их слишком много, светоч!

– Хм… Нельзя ли договориться с самыми сильными претендентами?

Ядрён Жар замялся и, растерявшись, нечаянно испепелил крупный алмаз у края обрыва – за такой дня четыре назад можно было выменять целый мыльный пузырь… если добавить еще три кристалла. Начальник охраны устыдился содеянного, но узрев, что владыка не обратил на происшествие ни малейшего внимания, спохватился и вкрадчиво мигнул:

– Дело в том, Рубин, что этот сход организовали как раз таки они!

– Что? – отшельник, сверкнув лилово, резко повернулся.

– Да, три главных конкурента вашего сиятельства подговорили остальных собрать всех недовольных и выставить вашу светлость перед ними главным виновником бед и несчастий прошедших дней.

Алый гений потускнел:

– В общем-то, они правы. Это моя придумка.

– Да, но вы хотели лучшего.

– Я ошибся.

Прожектор вспыхнул недоумением, спалив на этот раз весь выступ над головой. Рубин даже не глянул на осыпавшиеся обломки. Он упорно не замечал неловкости подчинённого.

– Мы будем сражаться! – Ядрён Жар был глуп, но предан и силен.

Кто знает, чем бы всё завершилось, прояви красноликий необходимую твердость! Может быть, выдержав яростную схватку и подтвердив законное право на обладание месторождением мыльных пузырей, Рубин Колюч приучил бы остальных к тому, что времена изменились. Скорее всего, победа оказалась бы на его стороне, ведь был он умен, очень умен. И прежде вольное братство поняло бы в конце концов что теперь есть верховный правитель.

Но, к сожалению, плюс ко всем прочим недостаткам отшельник был идеалистом.

– Нет. Мы не будем сражаться. Заварил эту кашу я, мне ее и расхлебывать! – Рубин решительно вскочил на вершину скалы, у подножия которой уже стеклось сверкающее море фонарей всевозможных форм и расцветок.

– Братья мои!

Мерцание вмиг угасло – светильники заметили зачинщика событий.

– Отдай наши пузыри! – блеснул коричневый луч Карги Карей.

Она лишилась своего приобретения на следующий же день после того, в который обманула невинную красавицу. Подвела старуху жадность: обменяла имевшиеся четыре шара на кучку алмазов в надежде затем заняться спекуляцией. Но торг не пошел, и к концу второго дня соревнований усталая Карга в отчаянии выкинула бесполезные камни – становилось очевидным, что никто уже не даст за них и одного радужного предмета: ситуация менялась очень быстро. Нежно Розовая на том закате на обидчицу только свысока глянула.

А нынче они были плечом к плечу в скопившемся ополчении.

– Да! Где наши шары? – засверкали вспышки до самого горизонта.

За спиной Рубина молча появился Ядрён Жар и стал демонстративно разогревать свою нить, дабы всем была видна мощь ксеноновой начинки. Народ заосторожничал и утих.

Алый идеалист благодарно мигнул начальнику охраны, дождался, когда за спиной встанет весь гарнизон, и продолжил:

– Фонарики мои родные! Простите меня! Сглупил, не рассчитал, ошибся! Не ожидал я такого поворота событий. Всего лишь хотел развлечь вас, и сам потешиться желал. Не внял мудрому слову Фиолета о том, что нет совершенства выше идеального…

– Вообще-то я сам предложил превозмочь нашу счастливую жизнь! – сверкнул из толпы знакомый глубокий луч.

– Я помню, старик, – слушая Рубина, фонари недоверчиво притихли и начали вполголоса перемигиваться. – Но окончательное решение было за мной. Мне и нести за него ответственность…

– Да будет так! – откуда-то издалека пульнул тонкий, точный, ослепительно мощный луч.

От удара сфокусированного пучка прозрачное нутро гения со звоном разлетелось вдребезги. Народ ахнул всполохами. Многие бросились врассыпную.

То бил брат Рубина, Лазер Колюч. Они не были дружны, но и не враждовали – до всей этой десятидневной затеи. Рубин отличался завидным умом, а брат его имел уникальный, тончайший луч невероятной остроты, за что и прозвали его Лазером.

Опомнившись, осиротевшая когорта защитников ударила в ответ, да так, что от снайпера осталась лишь стекловидная лужица.

Началась паника. Задние ряды разбегались, передние же, напротив, пошли на штурм. Громилы Рубина без главного военачальника растерялись, и этого было достаточно, чтобы бунтовщики начали теснить. Перевес становился ощутимым – наседавшие брали числом, редевший отряд силачей не успевал прогреть лампы после выстрелов. Штурмовики ломили массой прямо по расплавленным телам товарищей.

Наконец безумная толпа разнесла в пух и прах все прожектора. Под радостные брызги света на вершину вспорхнула бывшая ближе всех к выигрышу Зелень Ядовитая. Ошеломляюще изворотливая, она в кратчайшие сроки сколотила себе такой капитал, что превосходила ближайшего конкурента почти наполовину.

– Слушай меня, фонари! Несмотря ни на что, мы победили! Вот, за моей спиной, – то, что негодяй удерживал в единоличном владении! Теперь всё это – наше! Налетай!

Народ не стал церемониться и снес Зелень, накатив валом. Та еле унесла колбы, лишившись пары светодиодов.

Удовлетворив жажду наживы, сборище фонарей разбредалось, волоча гроздья мыльных пузырей. Источник радужных надежд вынесли начисто – месторождению долго возрождаться после такого налета.

– Ну что, парни? Теперь наш черед! – моргнула Зелень Ядовитая своей охране, как только последний наивный фонарик, не найдя, чем поживиться, смылся из разграбленного колодца.

Эта девица знала толк в деле!

Конечно, она была практиком. Потеря по мимолетной оплошности двух светодиодов – ничто по сравнению с абсолютной властью! Очевидно было ее лицедейскому рассудку, что в народе игра продолжится сама по себе – фонари вошли во вкус. А значит, пузыри вновь стекутся в самые цепкие лапы. А от них, наипаче матерых спекулянтов, река шаров повернет вспять, опять к лучам Ядовитой. Ей хотелось расхохотаться, но она того не сделала, чуя изумрудным животом, что такое поведение не в ее интересах.

– Так, парни, учтем опыт предшественника и сколотим здесь крепость! Когда дурни опомнятся, нас будет уже не взять! – Зелень чуралась нравственных колебаний, в этом была ее сила.

Но слабость была в том, что ума в ней был не такой аршин, как в погибшем Рубине. Не учла она того, что после опрометчивого шага брата гения фонари перешли ту черту, за которой уклад их сменился необратимо. Никаких преград уж не было, а новая властительница того не заметила.

Не действовал народ согласно ее измышлениям – он начал тупо убивать! Никто теперь не торговался, фонари отбирали пузыри друг у друга по праву силы. И сама Ядовитая через неделю, заподозрив неладное, не успела уже ничего изобрести своим куцым умом, потому что сгорела от залпа вожака собственной охраны. Тот в открытую ударил всей мощью навстречу недоумевающему взгляду, справедливо рассудив, что луч его сильнее. И ушел, посмеиваясь, невозмутимо отодрав расплавленную ответным огнем деталь. Зелень била слабее и опоздала с выстрелом. Впрочем, что с того? Она могла бы узреть возмездие, проживи на пару секунд дольше: наглец был убит в спину. Своим рядовым.

А самое главное – то, что фонари в те дни совершенно перестали смотреть на небо. А напрасно, ой как напрасно! С самого зачина жуткого турнира с нашей звездой происходили странные вещи: свет ее менялся в блеске, пятна какие-то поползли по диску… И вот, когда уже в нашем мире воцарился полнейший братоубийственный хаос, – полыхнуло с неба так, что ни одной малюсенькой тени не осталось до самого горизонта! От дикой боли корчились фонари и гибли всем скопом, не в силах терпеть испепеляющий взгляд взорвавшегося светила! Будто надоело нашей звезде смотреть на творимое под ее лучами и решила она показать, кто во Вселенной хозяин.

Нигде нельзя было укрыться от ее невыносимого жара! Лопались тонкие нити, сгорали светодиоды, плавились колбочки – выгорало всё наше хрупкое нутро. Беспощадный свет затопил всю планету, не было ни единого укромного уголка, могущего спасти от ярости светила, прежде спокойно дарившего нам милость с переливчатого купола.

Не знаю уж, каким чудом я выжил, малыш. Побило всю лампу, но чуток зрения звезда мне оставила.

Она нынче уж не та, что в прошлом. Мертвая, тусклая ходит по извечному кругу.

И я на всей планете один зрячий остался. Остальные шарахаются, словно бесноватые, тычутся слепо, добивают приборы о камни. А ты вот явился вдруг – новенький, да еще какой! Ну-ка, сверкни малость… Ох, хорошо! Молодец, пострел!