Текст книги "Я и Я (сборник)"

Автор книги: Алексей Толкачев

Соавторы: Иван Наумов,Максим Тихомиров,Татьяна Кигим,Тимур Алиев,Николай Ерышалов,Андрей Бочаров,Сергей Доброхлеб,Станислав Бескаравайный,Андрей Силенгинский,Влада Медведникова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Чеканящим шагом Ольга пересекла комнату и одной рукой легко, словно большую мягкую игрушку, вскинула Леху себе на плечо. Из Лехиного кармана высыпались на пол зеленые сотенные купюры. Петька попытался встать, но ноги его подкосились, и он свалился обратно в кресло. Ольга со своей ношей покинула комнату, а Петька так и остался лежать в кресле, беспомощно глядя на стодолларовые бумажки. Вместо американского орла на них красовался символ «Ъ», а вместо Бенджамина Франклина из овала посередке гордо взирал Олег Борисович Ъявление.

* * *

Напротив выхода из общежития стоял джип. Все четыре его колеса были спущены. Ольга открыла заднюю дверцу машины и поместила Леху на заднее сиденье. Точнее, на деревянную скамейку, которая была установлена в джипе вместо мягкого автомобильного кресла. Спереди в машине тоже стояла деревянная скамейка, и на ней на месте водителя располагался знакомый Лехе охранник Олега Борисовича, похожий на откормленного Пьера Ришара. А за его спиной, рядом с Лехой, восседал не кто иной, как Олег Борисович Ъявление собственной персоной.

– А я думал, вы по телевизору выступаете… – сказал Леха.

– Это запись, – ответил Олег Борисович. – Ну, здравствуй, Мягкий. Поехали!

Водитель завел двигатель.

– А у вас колеса спущены…

Сказать, что Леха был напуган, было бы неверно. Все происходящее настолько не укладывалось в рамки реальности, что он чувствовал себя как во сне. И говорил первое, что приходило в голову.

– Они не спущены, – ответил Олег Борисович. – Просто все мягкое стало по-настоящему мягким.

Автомобиль тронулся. Глядя ему вслед, Ольга отсалютовала вратарской клюшкой.

– Что ж, свою миссию ты выполнил на отлично, – сказал Олег Борисович. – Благодарю. Теперь будешь жить у меня. Мы должны быть вместе, иначе – никак. Не беспокойся, нуждаться ни в чем не будешь. Главное, веди себя хорошо.

Асфальт, казалось, тоже разделился на мягкую и твердую фракции. Местами колеса бодро скрежетали по нему, словно по граниту, а местами проваливались, будто в мягкую смолу. Но мощный двигатель джипа справлялся с этими препятствиями. На небольшой скорости машина выехала из двора общежития и двинулась по улице Царева.

– Едем к вам в «Поселок художников»? – спросил Леха.

Олег Борисович молча кивнул.

Окружающая обстановка напоминала фильмы в жанре «постапокалипсис». Повсюду лежали упавшие деревья и фонарные столбы. Местами встречались дома с частично обвалившимися стенами. То и дело на дороге попадались трупы кошек, собак и голубей. В воздухе стремительно кружили вороны, только какие-то необычные. Их черные перья обрели металлический блеск. Вороны вели себя агрессивно. Один раз на глазах у Лехи ворона, разогнавшись на лету, врезалась в окно здания и, разбив стекло вдребезги, исчезла внутри.

На Волоколамском шоссе, там, где оно проходило над улицей Царева, трамвайные рельсы продавили полотно моста. На рельсах застыл трамвай, провалившийся вниз почти на половину корпуса. Там Леха стал свидетелем нападения вороны на кота. Полосатый кот неподвижно лежал у опоры моста, и сначала Леха подумал, что он мертв. Но когда на него спикировала ворона, кот вскочил. Однако дать отпор вороне оказался неспособен. Он лишь поднял лапу и тут же получил удар металлическим клювом в голову. Дальнейшего Леха не видел, но отчаянные кошачьи вопли еще долго были слышны позади.

«Поселок художников» был уже близко. Вот еще один поворот и – въезд в арку, ведущую на улицу Венецианова. В арке мелькнула человеческая фигура.

– Стой! – внезапно закричал Олег Борисович, наклонившись к водителю.

В этот момент Леха заметил, что по всему периметру арки нанесены яркие граффити – разноцветные надписи: amalgamation, объединение, zusammenschluss, fusione, merging, аб'яднанне, melange, слияние, spajanje, интеграција, mieszanie…

– Тормози! Тормози! – кричал Олег Борисович, стуча кулаком по спине водителя.

Но то ли тот не среагировал вовремя, то ли тормозная система автомобиля в новых условиях жесткости-мягкости работала как-то по-другому, – джип, практически не замедлив своего движения, вплыл в арку. Салон машины стремительно стал заполняться белым туманом. В окно Леха увидел человека, стоявшего, прижавшись к стене арки. Он узнал его. Это был художник – тот самый, автор картин, представленных на выставке «Живые буквы».

– Прости, Мягкий! – крикнул художник. – Другого выхода не было!

Художник выскочил из арки, обернулся и, переведя дыхание, добавил тихо:

– Ваше объединение, слияние и взаимоуничтожение… Только так можно было все спасти…

По другую сторону арки, на улице Венецианова, джип наконец остановился. Водитель обернулся. В салоне клубился туман, но задняя скамейка все же была видна. И она пустовала. Пассажиры исчезли. Но удивиться водитель не успел – в следующий миг он потерял сознание.

* * *

Сидели в общаге у Петки. Маленкий журналный столик буквално вес был завален газетами обявлений.

– «Для представителских приемов и увеселителных поездок предлагаются медсестры», – прочитал Петка.

– А ну-ка, позвол! – Олга взяла газету. – Читат, что л, не умееш? «Предлагаются мер-се-де-сы!» Зачем вообще ты раздел «Услуги» смотриш, дурен? Надо искат какие-нибуд обявления о приеме на работу.

– А вот, глян, какое ест: «Фолклорный ансамбл “Алеши” обявляет дополнителный набор». Замечателно, правда? Очен жал толко, что я ни пет, ни плясат…

– Да ты и не Алеша, – ухмылнулась Олга. – Это надо Алеше какому-нибуд предложит. Ест у тебя друзя по имени Алеша?

– Что-то не припоминаю.

– И у меня нет. Однако, шутки шутками, а реалных вариантов что-то пока не видат… Жут на самом деле! Уже апрел на дворе, у нас с тобой свадба через месяц, а денег нет. Колца даже купит не на что!

– Да ладно, Ол, брос переживат, – сказал Петка. – Прорвемся. Найдем что-нибуд. Не мы первые, не мы последние в такой ситуации. Это жизн, как говорится. Нормалная жизн.

* * *

За окном резвился апрел. Во дворе в широкую лужу талой воды малчишки запустили кораблик. Но он сел на мел, и тепер пацаны кидали в лужу камушки, пытаяс сдвинут кораблик с места. Белые крошки мела летели во все стороны. Мимо шествовал болшой полосатый кот. Неодобрително покосившис на малчишек, он валяжно, словно городской щегол, встряхнул перями, расправил крыля и гордо полетел в сторону помойки.

Нормалная жизн шла своим чередом.

Леонид Шустерман.Время господина О.

Вы, друзья мои, конечно, слышали о восхитительных ханукальных балах, которые на протяжении многих лет устраивал барон Ротшильд для цвета мирового еврейства? Думаю, не ошибусь, если предположу, что многие из вас там бывали. Не все, однако, знают, что возникновением этой замечательной традиции мы целиком обязаны моему доброму приятелю – доктору Зигмунду Фрейду, в то время уже довольно известному благодаря революционным методам лечения душевных болезней.

Однажды Зигмунд поведал барону прелюбопытнейший случай из своей практики. К нему обратился за консультацией некий богатый еврей, жаловавшийся на необычное эмоциональное расстройство. В течение нескольких зим этому человеку каждую ночь снился один и тот же сон – будто бы он срубал рождественскую елку, выставленную напротив ратуши, приносил ее домой и отрезал все ветви, кроме шести, так что дерево становилось похожим на ханукальный светильник. Затем во сне он поджигал кончики веток, испытывая при этом сильнейшее сексуальное возбуждение, неизменно завершавшееся бурной эякуляцией. В этот момент пациент обычно просыпался в смятении чувств и мокром белье.

Доктор Фрейд с воодушевлением принялся за лечение этой странной болезни и в конце концов пришел к выводу, что в данном случае он столкнулся с проявлением некоего фундаментального комплекса, развившегося у евреев на почве отсутствия новогодних торжеств. Проведя кропотливые клинические исследования, Зигмунд установил, что евреи испытывают к рождественскому дереву зависть, аналогичную зависти женщин к пенису и проявляющуюся в некоторых случаях в непреодолимом стремлении срубать украшенные елки, точно так же как многие истеричные дамы подсознательно мечтают кастрировать своих мужей.

Барон отнесся к рассказу доктора с большим интересом и тут же предложил организовать ханукальные балы, наподобие рождественских, с тем чтобы компенсировать «комплекс новогодней елки», как этот феномен стали позднее называть в психоаналитической литературе. Так родилась прекрасная традиция, доставившая всем нам немало приятных минут, ярких впечатлений и незабываемых встреч.

В один из таких бальных вечеров, наплясавшись вдоволь под музыку джазовой капеллы маэстро Менухина, барон пригласил ближайших друзей в свой кабинет развлечься беседой за рюмочкой великолепного кошерного коньяка. Кроме меня и доктора Фрейда среди гостей оказались талантливый физик Дэвид Френч, уже прославившийся исследованиями в области квантовых вычислений; бравый летчик-истребитель полковник Эзер Вайцман, к тому времени скандально известный благодаря сражениям с англичанами в небе над Египтом; знаменитый ученый раввин Михаэль Брайтман, добившийся мирового признания лекциями о науке каббале; именитый антрополог-структуралист Клод Леви-Стросс, только что закончивший фундаментальное исследование мифологий различных народов; и еще несколько господ и дам, имена которых менее известны широкой публике.

– Каковы вести с переднего края науки, рабби Михаэль? – спросил Ротшильд после того, как гости пропустили по рюмочке. – Стоит ли нам ожидать новых каббалистических откровений?

– О, барон, каббала так же неисчерпаема, как и Тора, – ответил рабби Брайтман. – Далеко простирает она руки свои в дела человеческие. Открытия ожидают терпеливого исследователя буквально на каждом шагу. Кстати, недавно мне посчастливилось наблюдать интереснейший случай. Думаю, научное значение его огромно, хотя и не до конца ясно. Речь идет о злосчастном господине О. Не желаете ли, друзья мои, выслушать эту историю?

Все мы с энтузиазмом выразили согласие, и рабби Брайтман, устроившись поудобнее в кресле, начал свой рассказ.

– По воле Творца, я познакомился с О. в Берлине, где выступал с курсом лекций по основам каббалистической науки. Высокий бледный молодой человек с красивым лицом и умным взглядом сразу же привлек мое внимание. Видимо, он очень стеснялся, так как устроился в последнем ряду позади всех, но старательно записывал каждое слово. По окончании лекции я похвалил юношу за усердие и предложил ему список литературы для дальнейшего образования. Мы познакомились и разговорились. Я поинтересовался у господина О. причинами столь редкого в наше время интереса к фундаментальным дисциплинам. Молодой человек ответил уклончиво, заметив только, что считает важным познать принципы мироустройства, в изучении которых каббала продвинулась намного дальше других точных наук. При этом юноша обмолвился, что с помощью каббалистических знаний надеется понять причины тяготеющего над ним рока, но в подробности вдаваться не стал.

Даже без этого неясного признания я интуитивно почувствовал, что в данном случае имеет место редчайшее нарушение гармонии четырех бхиноти десяти сифрот, являющихся, как известно, основой и сутью любого творения. Кроме того, я ощутил наличие странного взаимодействия между ор хая, ор хохмаи ецер а-ра. Я впервые наблюдал подобное явление, но сразу же осознал его значение для теории каббалы. До сих пор считалось вполне установленным, что природа ор – это чистое желание отдавать. В ответ на возникновение этого желания, от Творца пришел новый, качественно другой ор, который называется ор хасадим. Поэтому бхина Алефпочти избавилась от ор хохма…

– Хватит тянуть хасида за пейсы! – раздраженно проворчал Эзер Вайцман. – На кой сдалась нам вся эта премудрость? Нельзя ли проще объяснить, что случилось с беднягой?

– В наше время, полковник, каждый культурный человек должен разбираться в основах фундаментальных наук, – с обидой в голосе ответил рабби Брайтман. – Я наивно полагал, что офицеры ВВС тоже входят в сообщество культурных людей.

– Конечно, вы правы, рабби Михаэль, – вступил в дискуссию барон, показав незаметно кулак полковнику. – Однако вряд ли у нас хватит времени на глубокие теоретические экскурсы.

– Согласен с вами, барон, – кивнул рабби Брайтман. – Все же иногда мне придется использовать специальную терминологию – без этого никак нельзя.

Но вернемся к нашей истории. На следующий день меня постигло разочарование, ибо молодого человека среди слушателей не оказалось. Прочитав лекцию, я направился в гостиницу и на улице неожиданно столкнулся с О., что называется, носом к носу. Поприветствовав юношу, я спросил о причинах его отсутствия в аудитории. Молодой человек заметно смутился, пробормотал в ответ что-то невразумительное и, прихрамывая, зашагал прочь. Меня, конечно, обескуражило такое странное поведение, но я обратил внимание на еще более поразительное обстоятельство – в облике О. произошли незначительные, но в то же время явственные изменения.

Бледность кожи сменилась бронзовым загаром, хотя в Берлине уже неделю стояла дождливая погода и в течение дня солнце показывалось от силы на две-три минуты. Кроме того, глаза О., прежде серые, сделались карими и во взгляде появилась какая-то неуловимая «восточность». Вне всяких сомнений, с молодым человеком происходило что-то необычайное. Я твердо решил при следующей встрече уговорить его подвергнуться тщательным лабораторным исследованиям с целью определить уровень ецер а-раи плотность этого параметра на единицу ор.Все необходимое оборудование у меня имелось в гостинице – я всегда вожу с собой набор портативных измерительных приборов, разработанных нашим институтом.

Я уже дошел до подъезда гостиницы, когда услышал чей-то оклик. Обернувшись на голос, увидел О., который стоял в нескольких шагах, нервно переминаясь с ноги на ногу и теребя пуговицу пальто.

– Что с вами, голубчик? – спросил я, немало обеспокоенный состоянием молодого человека.

– О, дорогой рабби Брайтман! – воскликнул юноша. – С момента прибытия в Европу я жаждал встречи с вами, надеясь, что ваши знания помогут разрешить загадку моей судьбы. Увы, обстоятельства не позволили нам встретиться. Тот, кто посетил вашу лекцию, – вовсе не я, а мой двойник, о котором я практически ничего не знаю, кроме самого факта его существования. Он появился совсем недавно, вероятно, приехал в Берлин следом за мной. Сам я никогда его не видел, но люди время от времени говорят о нем. Ах, это всего лишь последний, но не самый тяжелый удар преследующего меня рока!

Я поспешил успокоить молодого человека, предложил ему пройти ко мне в номер и подробно обсудить ситуацию. О. сначала засмущался и начал отнекиваться, но в конце концов дал себя уговорить. В комнате я преподнес юноше рюмочку водки, чтобы помочь расслабиться.

– Почти всю жизнь я провел в тихом районе Касабланки в доме богатого торговца кошерной птицей, долгое время считал того родным отцом, – начал рассказывать мой гость, как только алкоголь оказал свое благотворное воздействие. – Лишь после его смерти, роясь в бумагах покойного, я обнаружил правду о своем происхождении. Торговец забрал меня из нищенского детского приюта в Европе, куда попадали младенцы, брошенные своими родителями на произвол судьбы. Открытие меня, конечно, удивило, но не очень огорчило – торговец и его жена, умершая несколькими годами ранее, относились ко мне как родные отец и мать, и я благодарил Творца, ниспославшего мне таких замечательных приемных родителей.

Пугало другое – отныне я должен был продолжить бизнес усопшего, но состояние здоровья совершенно не позволяло мне вести активную жизнь. Я рос очень болезненным ребенком. В детстве у меня то и дело опухали ноги, так что я практически не мог ходить. С возрастом болезнь прошла, но последствия дают о себе знать – я до сих пор хромаю.

Разумеется, хромота – пустяк по сравнению с поистине странным недугом, терзающим меня всю жизнь. Даже не знаю, как это объяснить. Понимаете, дорогой рабби Брайтман, довольно часто я… исчезаю.

– В каком смысле? – озадаченно спросил я.

– В самом прямом, – ответил молодой человек, – на время перестаю существовать.

– Может быть, вы просто теряете сознание? Эпилептические припадки или что-то в этом роде?..

– Если бы, дорогой рабби! Но это не так, ибо, возвращаясь в реальность, я возникаю совсем не там, где перед этим пропал. Вначале домашние думали, что я страдаю лунатизмом и разгуливаю во сне, пока не просыпаюсь в совершенно неожиданном месте. Решили, что возле меня постоянно должен дежурить кто-то из родственников или доверенных слуг. И вот как-то раз я пропал из запертой комнаты, ключ от которой лежал в кармане кухарки Фатимы. Исчезновение было недолгим – уже через несколько минут я появился на заднем дворе, но можете представить себе ужас, охвативший суеверную служанку! Вы мне верите, рабби Брайтман?

– Какие же, голубчик, могут быть основания вам не верить?! – ласково ответил я. – Вы рассказываете о событиях весьма необычных, но, разумеется, возможных с точки зрения каббалиста. Если вы когда-либо изучали физику, то должны знать, что элементарные частицы могут самопроизвольно перемещаться с одного энергетического уровня на другой. Современные физики вплотную подошли к пониманию картины мира, описанной великими каббалистами три тысячи лет назад. Ведь, с точки зрения каббалы, подобными свойствами обладают не только элементарные частицы, но вообще все, созданное Творцом. Вам надлежит знать, что реальность, в которой мы живем, является миром низшего уровня. Выше лежат другие миры: Асия, Ецира, Брия, Ацилут, Адам Кадмон и мир Бесконечности. Я допускаю, что, исчезая из привычной реальности, вы самопроизвольно перемещаетесь в один из миров более высокого уровня, а потом возвращаетесь обратно. Само собой, это только рабочая гипотеза, которую необходимо подтвердить экспериментально.

– Ах, дорогой рабби, ваши слова бальзамом льются на мое сердце, а глубокая ученость внушает надежду на скорое разрешение всех загадок! Как вы сами понимаете, создавшееся положение немало удручало моих домашних. Фатима хотела немедленно уволиться и покинуть наш дом, но приемный отец уговорил ее остаться, удвоив жалование и пообещав множество дополнительных наград за молчание. Нет оснований сомневаться, что девушка честно держала язык за зубами, но мои исчезновения и появления в самых различных местах нельзя было совершенно сохранить в тайне. По городу поползли зловещие слухи, и покупатели начали сторониться лавки приемного отца. Все же Господь милостиво прибрал его за несколько недель до моего величайшего позора.

Разумеется, что-то подобное в конце концов должно было случиться. В один прекрасный вечер я очутился совершенно голым в спальне дочери знаменитого раввина Бабы Сали Абу-Хацеры. Девушка, одетая в очень тонкий китайский халат, украшенный изображениями солнечных дисков и змеиных голов, расчесывалась перед зеркалом. Заметив в зеркале отражение голого мужчины, дочь раввина обернулась и уставилась на меня округлившимися глазами, не в силах произнести ни слова. Прикрывая срам ладонями, я обратился к девушке с учтивой речью, пытаясь как можно доходчивее объяснить ситуацию.

– Извращенец! Паразит! Кус-эммак! – вдруг заорала она, да так пронзительно, что, клянусь, Иисус Навин при штурме Иерихона наделал меньше шума.

Не желая попасть в руки разъяренных слуг, я выскочил в окно и как был – в чем мать родила – понесся по улицам города, слыша позади себя топот ног многочисленных преследователей. С Божьей помощью я сумел уйти от погони, но должен был как можно скорее покинуть Марокко – Баба Сали пользовался огромным влиянием при дворе, и король, без всякого сомнения, жестоко наказал бы человека, дерзнувшего проникнуть в спальню дочери знаменитого раввина. Той же ночью я купил билет на самолет и вылетел в Европу.

– Вот же недотепа! – воскликнул в сердцах Эзер Вайцман, прерывая рассказ рабби Брайтмана. – Меня бы туда – уж я бы показал, как успокоить мэйделе! Таких шлымазловнельзя даже близко подпускать к воротам летной школы!

– При чем тут летная школа, полковник?! – возмутился рабби Брайтман. – Речь идет о явлениях, имеющих первостепенное научное значение. Ведь это уникальнейший случай – О. существовал только наполовину. Причем по прибытии в Европу он обнаружил, что есть и вторая половина – таинственный двойник. Более того, почти сразу стало ясно, что оба О. реальны, так сказать, попеременно и поэтому никогда не могут встретиться.

– В самом деле, интересный феномен, – задумчиво проговорил Дэвид Френч. – Правильнее предположить, что одна ипостась О. существует с вероятностью p, а другая – единица минус p. Впрочем, скорее всего, pдействительно равно половине, то есть обе ипостаси равновероятны. Интересно, что О. возникает из небытия в ситуации, которую невозможно предсказать заранее. Видимо, здесь тоже имеет место некое распределение вероятностей. Это похоже на поведение квантовых объектов. Скажите, рабби, вам удалось провести эксперименты, снять измерения?

– В тот вечер, доктор, уже ничего не получилось. Я предложил О. немедленно подвергнуться лабораторным исследованиям, и тот согласился, но перед этим пожелал выкурить сигарету. Молодой человек вышел из номера и больше уже не возвращался. Как мне потом стало ясно, произошло очередное исчезновение. Но послушайте же, самые удивительные подробности еще впереди!

На следующий день, войдя в аудиторию, я обнаружил О. сидящим в последнем ряду. По бледности кожи я догадался, что это второй О., а не тот, с кем я беседовал прошлым вечером. Завершив лекцию на четверть часа раньше, я попросил юношу остаться на пару слов.

– Ну, молодой человек, – обратился я к нему, – где вы были вчера?

– Видите ли, рабби, – ответил тот, густо покраснев, – не знаю, смогу ли вам объяснить… Я, собственно, нигде не был… в буквальном смысле… Вы, конечно, не понимаете…

– Отчего же? Еще как понимаю. Я вчера встречался с вашим двойником.

– Ах, рабби, неужели?! – воскликнул О. – Что же он вам сообщил?

– Вы обо всем узнаете, – пообещал я. – Но, принимая во внимание обстоятельства, давайте, не теряя ни минуты, отправимся ко мне в гостиницу и произведем некоторые измерения и опыты, которые позволят нам лучше понять ситуацию и, может быть, даже подскажут путь к вашему избавлению.

На улице я обратил внимание, что О. не поспевает за мной, потому что прихрамывает.

– Скажите, голубчик, – обратился я к нему, – вы в детстве страдали от болезни ног, из-за которой и остались хромым на всю жизнь?

– О да, рабби, – ответил юноша. – Приемные родители – бруклинский ювелир и его жена – забрали меня из убогого приюта в Европе, где сестры имели обыкновение туго пеленать младенцев, да еще и стягивать ноги бечевкой, чтобы тряпки лучше держались. От такого ухода у меня развился отек, последствия которого дают о себе знать до сих пор.

– Какое замечательное совпадение! – восхитился я. – А не расскажете ли о событиях, заставивших вас покинуть Нью-Йорк?

– Ах, рабби, всему виной, конечно же, мой ужасный недуг! Со временем я научился вести себя тихо и не выделяться среди людей, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Но я никак не мог контролировать возвращения в реальность, и мои появления в совершенно неподходящей обстановке нередко вызывали суматоху, а иногда даже панику. В конце концов разразился действительно крупный скандал – однажды в канун субботы я очутился в одном исподнем в доме Любавичского Ребе.

В зале находились около двух десятков мужчин и женщин. Все они готовились к праздничному вечеру, а дочь Ребе как раз собиралась зажечь субботние свечи при помощи длинной газовой зажигалки с наконечником в виде головы дракона. Все стояли ко мне спиной, и я подумал было, что смогу незаметно выскользнуть из комнаты, как вдруг девушка обернулась и, увидав меня, завопила:

– Oy, Gevalt! Intruder! Motherfucker! Fatherbeater!

– Gevalt! Pogrom! – издали боевой клич мужчины и, вооружившись кто табуреткой, кто подсвечником, а кто – здоровенным томом комментариев к Торе, бросились на меня, сквернословя, как содомяне у ворот дома Лота. Объятый ужасом, я пустился наутек: скатился по лестнице на первый этаж, выскочил за порог и очертя голову помчался куда глаза глядят. Босиком, в одном исподнем, я петлял по бруклинским улицам, а за мной по пятам неслись яростные хасиды, и пейсы развевались на ветру, подобно львиным гривам.

С Божьей помощью мне удалось скрыться. Но оставаться в Бруклине и вообще в Нью-Йорке не было никакой возможности – приверженцы Ребе ни за что не оставили бы меня в покое. Поэтому той же ночью я купил билет на самолет и улетел в Европу.

– Дорогой господин О., – сказал я, – теперь мне совершенно ясно, что вы и ваш двойник представляете единую сущность, пространственно разделенную на две составляющие, которые, однако, связаны между собой через универсальную духовную систему, известную в науке каббале под названием Адам Ришон. Поспешим в гостиницу, чтобы немедленно приступить к лабораторным исследованиям! Возможно, нам не только удастся пролить свет на происхождение вашего загадочного недуга, но и значительно раздвинуть горизонты научного знания.

Беседуя об основах каббалы, мы дошли до отеля и поднялись ко мне в номер. Не мешкая я извлек из чемодана всю необходимую аппаратуру и, усадив О. на стул, приступил к замерам уровней духовной энергии. Никогда прежде я не наблюдал столь мощного ор. Спектральный анализ показал преобладание ор хохмас незначительными вкраплениями ор хая. Некоторую тревогу вызывали тонкие, но довольно частые полосы ецер а-ра, явственно проступавшие на экране спектроскопа. Эксперименты с духовной энергией такого состава не всегда безопасны. Но, друзья мои, вы, конечно, понимаете, что я, как истинный ученый, не мог пренебречь возможностью проникнуть в сферы творения, прежде недоступные для исследователей.

Я подробно объяснил О. риск, связанный с экспериментом, но молодой человек выразил готовность презреть опасность во имя познания истины. Ободренный его решительностью, я принялся настраивать аппаратуру.

– Друг мой, – обратился я к О., закончив приготовления, – сейчас, используя вас как источник духовной энергии, мы инициируем особый процесс, который специалисты называют зивуг дэ-акаа, после чего выполним парцуф сэароти, при удачном стечении обстоятельств, подсоединимся к системе Адам Ришон. Сущности, входящие в эту духовную систему, бесплотны, но обладают способностью воздействовать на наши органы чувств, что позволит нам воспринимать их как физические объекты, иной раз очень странные. В любом случае мы ни на секунду не должны терять самообладания и прекращать эксперимент. Ну что, приступим?

Юноша кивнул в знак согласия, и я, вознеся предусмотренную для таких случаев молитву, начал осторожно подавать управляющие воздействия, внимательно следя при этом за уровнем орна экране монитора. В течение нескольких минут абсолютно ничего не происходило, только аппаратура издавала мерное жужжание. Я уже было совсем отчаялся, как вдруг по стенам комнаты заструился светящийся туман и быстро заполнил все пространство вокруг. Стены растворились, и мы оказались посреди мерцающей бесконечности. Из марева выполз огромный питон. Чудовище несколько секунд пялилось на О. немигающими желтыми глазами, затем прошипело: « Ой, вэй из мир!» – и, сплюнув сквозь зубы, уползло прочь. Спустя мгновение из тумана царственно выехала Голда Меир верхом на золотом льве.

– Обнаженная? – деловито поинтересовался Зигмунд Фрейд.

Рабби Михаэль не успел ответить, потому что Эзер Вайцман зашелся кашлем, вероятно, поперхнувшись коньяком. Все засуетились вокруг полковника, а барон и Клод Леви-Стросс начали энергично колотить беднягу по спине.

– Нельзя же так, без предупреждения, доктор! – прохрипел Вайцман, едва придя в себя. – Не ровен час человека на тот свет отправите!

– Простите за причиненные неудобства, полковник, – участливо сказал Зигмунд, – но это важнейшая деталь. От нее зависит интерпретация всего видения.

– Нет, доктор, она была одета в какую-то хламиду из материала, напоминающего птичьи перья, – ответил каббалист.

Зигмунд что-то записал в своем блокнотике, а рабби Брайтман продолжил рассказ:

– Госпожа Меир довольно лихо спрыгнула на землю, но потом отвязала от седла трость с крупным набалдашником и, опираясь на это приспособление, приковыляла к нам.

– Что это вы, голубчики, буравите меня глазами? – недовольно проскрипела старуха. – Каждый человек достигает возраста, когда он вынужден ходить на трех ногах.

Мы наперебой бросились убеждать Голду, что она прекрасно выглядит, но та не стала слушать и зловеще произнесла, вытянув подрагивающий палец в направлении О.:

– Ты – исчадие, не ведающее своих причин и истоков! Я знаю, что за рок тебя гнетет! Я знаю, куда и к чему ты стремишься!

С этими словами старуха театрально взмахнула рукой, и позади нее возникло полупрозрачное изображение юной женщины, очень красивой и – да, доктор, – совершенно обнаженной.

– Кто эта молодая дама? – спросил я юношу, заметив, что тот покрылся испариной и задрожал всем телом.

– Ах, рабби, – ответил О., – я никогда не встречал ее, но очень часто вижу во сне! Я вожделею ее всеми фибрами своей души!

– Ты добьешься ее, только если разгадаешь мою загадку. А если не сможешь – останешься навсегда со мной! – каркнула госпожа Меир и злорадно рассмеялась.

– Спрашивай! Я готов! – почти закричал О., вскакивая со стула.

– Ну что ж, ты смел, посмотрим теперь, насколько ты умен. Слушай же внимательно! Чего всегда не хватает, чтобы как следует приготовить гефилте фиш?

Юноша, обхватив руками голову, опустился на стул и провел около минуты в напряженных размышлениях. Я всей душой хотел ему помочь, но не имел понятия, о чем может идти речь, – я, знаете ли, не очень люблю гефилте фиш и никогда не интересовался секретами приготовления этого деликатеса. Вдруг догадка озарила лицо молодого человека, он вскочил и воскликнул:

– Ответ – время! Для этого вечно не хватает времени!

Госпожа Меир посерела, затем побагровела, в гневе сломала трость о колено, птицей взвилась в седло, пришпорила льва и унеслась в туман. Изображение же молодой дамы – предмета вожделения О. – уплотнилось и из призрачного сделалось вполне реальным. Девушка раскрыла объятья, молодой человек с восторгом бросился к ней, обоих заволокло плотное люминесцирующее марево.

Показатель уровня орна мониторе дрогнул и начал медленно снижаться, а в верхнем правом углу красными буквами замигало предупреждение о слабеющем контакте с системой Адам Ришон. Я несколько раз окликнул юношу, но ответа не последовало. Между тем туман становился все прозрачнее, вновь материализовались стены, пол и потолок. Спустя несколько минут приток духовной энергии прекратился и приборы автоматически отключились. Я вновь оказался в своем гостиничном номере, но уже без моего молодого друга.