Текст книги "Проклятая группа. И последние станут первыми"

Автор книги: Алексей Стрельцов

Соавторы: Андрей Лариков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Annotation

«Проклятой группой» в полиции прозвали отдел, ютящееся в грязном и сыром подвале на задворках УВД. Работа отдела – мелкие хулиганства и кражи. А сотрудники отдела – проштрафившиеся опера-неудачники во главе с капитаном Кротовым. Когда-то начальство отправило их сюда, как на свалку, в надежде, что оперативники сами когда-нибудь уйдут из полиции. «Проклятая группа» – это настоящая профессиональная смерть для сыщиков.

Но однажды в городе произошло громкое похищение жены влиятельного адвоката. Несмотря на выкуп, похитители жестоко расправляются с жертвой, не оставляя при этом никаких следов. И тогда единственный оставшийся в начальстве друг Кротова дает ему шанс. Если «проклятая группа» сможет выйти на след неуловимой банды, их реабилитируют. Если нет – выкинут из полиции, как расходный материал.

Кротов и его люди бросаются в бой, не подозревая, что столкнутся с настоящим заговором. Под ударом оказываются не только свидетели, но и сами сыщики из «группы проклятых».

Андрей Лариков, Алексей Стрельцов

Часть 1

Андрей Лариков, Алексей Стрельцов

Проклятая группа. И последние станут первыми

Часть 1

1

На «работу» он ходил со своими сумками. Вот и сегодня он запихал во внутренний карман куртки клетчатый баул – из тех, с которыми раньше ходили челноки. И сейчас баул стоял в центре комнаты, а он методично набивал его найденным добром.

Тяжелые вещи он никогда не брал. Никаких телевизоров и компьютеров. Ноутбук, планшетный компьютер, сотовый – совсем другое дело. Легко толкнуть кому угодно – хоть с рук на рынке, хоть через корешей, хоть по объявлениям. А вот мимо найденной в чулане прихожей шубу он запихал в сумку. Баул уже был почти полон.

В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием его больных, прокуренных и посаженных в колониях легких и шорохом. Он привык работать тихо. Один раз он обшмонал зал и кухню, пока хозяева мирно похрапывали в соседней комнате.

В серванте, в керамическом заварочном чайнике, он нашел деньги. Лохушка, хмыкнул он, запихивая деньги в карман. Для таких опытных воров, как он, этот тайник, над которым хозяйка наверняка долго ломала голову и потом наверняка гордилась – лишь один из пунктов, которые обязательно надо проверить. Еще до второй отсидки в тюрьме он отлично знал, где терпилы и фраера пытаются спрятать свое добро. И безошибочно находил.

В квартире жила баба. И жила одна. Он знал об этом не только потому, что за последние четверть часа успел обшарить половину квартиры. Он знал об этом, потому что перед делом привык проверяться. Когда работаешь без наводки и рассчитываешь только на себя, проверяться – дело святое.

Лифт как всегда не работал. Рита устало поднималась по лестнице, отсчитывая этажи. Почему эти гады всегда отключают лифт по вечерам? Ломается часто – так почините, вы за что деньги получаете? Мысленно ругаясь, она наконец добралась до своей площадки. Руки Риты были заняты пакетами с продуктами. Остановившись у двери в квартиру, она освободила правую руку, переложив пакет в левую. Мышцы руки заныли под тяжестью. Многовато она набрала… Торопливо выуживая ключи из сумки, Рита вставила ключ в замок.

Почему-то ключ вошел только наполовину.

Он напрягся, весь превратившись в слух. Показалось или нет? Звук повторился. Кто-то пытался открыть дверь квартиры. Конечно, из этого ничего не выходило – перед шмоном он нашел в прихожке запасной ключ, тот висели на крючке около вешалки, и вставил его в замок изнутри. Замок стандартный – а значит, пока ключ внутри квартиры вставлен в скважину полностью, открыть хату изнутри можно разве что ломом.

Но твою мать, почему эта сучка приперлась так рано! На часах всего пять вечера!

Рита с удивлением и раздражением пыталась открыть замок, понимая, что он не поддается. Словно внутри что-то мешает. Замок открывался всегда, работал исправно.

– Вот гадина, – ворчала Рита, вытаскивая ключ и снова вставляя его в замок. – Только этого мне не хватало!

В замок изнутри был вставлен ключ на кольце. Кольцо тихонько вздрагивало и позвякивало о металлическую поверхность ключа всякий раз, когда снаружи пытались провернуть второй ключ в замке.

Он подкрался к двери. В прихожей было темно, и чем ближе к двери, тем темнее. Он шагнул в темноту и осторожно припал к дверному глазку, лихорадочно соображая, что же делать. В круглой выпуклой сфере глазка он увидел бабу, с недовольным видом копошащуюся в замке.

– Да что же ты будешь делать, – услышал он ее раздраженный голос. – Открывайся уже!

Он гадал, что делать. Без паники, но с волнением. Дело было серьезно. Эта сучка не уйдет отсюда. Что она может сделать? Вызвать спасателей. Или, что хуже – начать стучать соседям. В любом случае, уставшая после работы баба явно не попрется через весь город, чтобы переночевать у какой-то родни. Она останется здесь. Хата на седьмом этаже. Ломиться в окно будет только последний лошара. Он лошарой не был.

Выбор был небольшой.

Осторожно нащупав мешающей хозяйке ключ, он бесшумно и быстро вытащил его из замка.

Рита раздраженно поставила оба пакета на ступеньку перед дверью, чтобы взяться за замок всерьез.

– Сволочь, а. Вот сволочь!

Мысленно ругаясь и проклиная дурацкую дверь, Рита навалилась на дверь всем весом.

И вдруг замок поддался, словно только и ждал момента, когда выведет ее из себя. Ах ты сволочь, с характером, подумала Рита с облегчением.

– Ну слава богу.

Подхватив пакеты, она шагнула в темноту квартиры, ногой захлопнув за собой дверь. Она уже боялась, что без специалистов дверь не откроешь, и ей придется куковать на площадке до… Ладно, к черту. Надо позвонить брату, он всегда разбирался в замках – может, посмотрит, что там. Замурлыкав себе под нос услышанную по радио на работе песню, Рита скинула обувь и двинулась на кухню, чтобы разгрузить пакеты.

Чулан находился в прихожей, в метре от входной двери. В и без того темном помещении чулан выглядел просто черным пятном. Но как только на кухне зашуршали коробки и пакеты с продуктами, которые Рита немедленно принялась разбирать, из черноты чулана показалось лицо. Ему было за 40 – сухой и сморщенный, с грубым бледным лицом человека, который провел в тюрьме половину жизни. Грязные волосы, небритое лицо, засаленная куртка. И длинный, толстый, с мизинец толщиной, острый гвоздь, который он сжимал, как стилет.

2

Во всей округе окружное УВД было самым старым и обшарпанным зданием, одним своим видом внушая тоску и безнадегу. Ухудшали гнетущее ощущение узкие окна с решетками, причем на всех четырех этажах, и высокие и непроницаемые черные ворота справа от здания. Ворота вели во двор, где располагалась стоянка служебного транспорта. Периодически одна створка ворот – вторая постоянно заедала, но починить ее руки ни у кого так и не дошли – со скрипом отползала в сторону, выпуская со двора, словно изрыгая, очередной экипаж ППС или белый с синей полосой на боку фургон «дежурной части».

Подъезжая к управлению, Кротов вдруг подумал, что было бы неплохо, будь у управления подземная парковка. Вон, как в городском главке.

О подвале в здании окружного УВД Кротов думал каждое утро, приезжая на работу. Ему приходилось. Так карта легла. На то были свои причины.

Кротов припарковал машину почти на углу здания. Выбравшись из-за руля, нажал кнопку на брелоке. Сигнализация тоскливо пискнула, блокируя дверцы его старенькой «Киа».

Идущего через парковку к дверям управления Кротова можно было спутать с маргиналом или алкашом, который после очередного запоя решился на облегчение души и пришел в ментуру с повинной. Вечно мрачный и осунувшийся, почти одутловатый. Небритый и помятый. Ему было около 40, но от него так и веяло усталостью. Он был похож на отпахавшего несколько суток за рулем дальнобойщика, у которого после доставки груза было только одно желание – напиться и не видеть дороги. Не смотреть вперед.

И на это тоже свои причины имелись.

Когда Кротов вошел в двери управления и шагнул под аркой металлодетектора, ему жизнерадостно улыбнулся парнишка в форме сержанта. Автомат на плече, бронежилет, все как полагается.

– Здрасте, Александр Николаич.

У парня все впереди, глаза горят, а позитива столько – хоть задницей жри, отметил Кротов невесело. Но парню он улыбнулся и кивнул в знак приветствия. Это был Володя Пешков, сын Стаса.

Кротов направился через вестибюль управления. Когда он проходил мимо дежурки, то заметил там Рогова и Лапина. Рогов листал суточную сводку и травил Лапину байки, а тот заискивающе на него смотрел.

– …А я ему говорю: «Да она помешанная, в натуре, ты еще пожалеешь, что связался с этой кобылой!» Нет, не верит! А потом слышу, в РИЦ звонит. По сводкам значит ее имя пробивает, прикинь? И че ты думаешь…

Лапин ловил каждое его слово, готовясь засмеяться. Но в этот момент Рогов заметил проходящего мимо Кротова. Рогов замолчал, косясь на него. Кротов лишь кивнул дежурному, который говорил по телефону, и пошел дальше, но спиной он чувствовал на себе взгляды Рогова и Лапина. Взгляды, полные насмешки и пренебрежения.

Вестибюль УВД заканчивался за дежуркой, дальше был поворот в коридоры первого этажа и лестница наверх. Третий этаж управления занимала криминальная полиция.

Кротов шел не туда. Он привычно свернул в неприметную дверь, не дойдя до лестницы пяти метров.

Дверь вела в подвальные помещения. Если дежурка окружного управления была относительно светлой, красивой и современной – насколько красивой и современной может быть дежурка в ментуре – то здесь все было с точностью до наоборот. Кротов сразу оказался в полумраке. Лампочки висели на потолке через каждые метров десять, но из-за сырости проводка выходила из строя, и горела только пара лампочек – самые стойкие. А наладить освещение в коридоре подвала никто не горел желанием. Для чего, собственного говоря? В этой части подвала находились только подсобные помещения и коммуникации. Ничего стратегического важного. Кротов начал спускаться по влажным от постоянной сырости ступенькам, мимо покрывающихся плесенью мрачных стен. В полумраке он наступил на что-то и едва не грохнулся на ступеньки – удержало его лишь то, что он вовремя схватился за стену.

– Твою мать…!

Кротов принялся смотреть вниз, но разглядеть что-то здесь было нереально. Снова чертыхнулся и, сделав последние шаги по ступенькам, свернул в коридор.

Вдоль стены слева тянулись редкие двери. Вдоль стены справа – трубы. Неторопливо двигаясь вперед, Кротов наткнулся на грязного сантехника, который ковырялся гаечным ключом у перемычки одной из влажных и капающих труб. Под трубой была лужица.

– Здорова, Николаич, – буркнул сантехник. Кротова он давно уже принимал за своего. – Ты там не упал? Какой-то козел соляру пролил.

– Уже заметил, – сухо отозвался Кротов.

– А труба опять течет, прикинь! Как бы не прорвало к чертям собачьим. Все сгнило, все менять пора.

– Все сгнило? На коррупцию, батенька, намекаете?

Сантехник расхохотался, продолжая ковыряться в перемычке труб. Веселый мужик. Пройдя еще несколько метров, Кротов наконец добрался до нужной двери. На ней висело жалкое подобие вывески. Отпечатанный на принтере и пожелтевший от сырости и времени, с грязными потеками, лист бумаги формата А4, на котором было крупно отпечатано одно слово – «Оперуполномоченные».

Толкнув дверь, Кротов вошел внутрь.

Старое, жалкое и темное, как тюремная камера, помещение было самым сухим в этой части подвала – поэтому группу Кротова разместили именно здесь. Три узких окна у самого потолка выходили во внутренний двор управления. Все, что можно было увидеть через них – мелькавшие иногда ноги ППСников. Пять столов, из которых один был приспособлен под буфет: чайник, коробки с кофе и сахаром и хлебница. За одним из столов, откинувшись на спинку скрипучего стула, посапывал Лазарев.

Кротов чуть громче, чем обычно, захлопнул за собой дверь. Лазарев, вздрогнув, очнулся, зевнул.

– Привет, Сань.

– Где Гарин?

Кротов подошел к своему столу, щелкнул кнопку компьютера. Тот скрипнул, словно огрызнувшись в ответ, и заурчал, включаясь.

– Да нет его. Пока не объявлялся.

– Опаздывать повадился, – Кротов посмотрел на часы. – Уже почти девять.

Лазарев одарил его скептическим и усталым взглядом перед тем, как ответить.

– Сань, да давай уже реально смотреть на вещи. Если он придет только к вечеру, всем плевать. Если он вообще не придет, всем плевать. Черт, да если мы все вообще перестанем выходить на работу – всем плевать.

Они с Лазаревым были знакомы целую вечность. Кротов и Лазарев были одного возраста. Разве что Лазарев был еще более усталый, замученный бытом, семейными неурядицами и жизнью вообще человек.

Кротов не ответил. Он включил электрический чайник и попытался найти на столе свою кружку. Она стояла за хлебницей. Почти с отвращением – в пятницу Кротов забыл ее помыть – взял ее в руки и отодрал ложку, которая приклеилась к стенке кружки.

Лазарев был прав.

Утренние разводы с начальниками подразделений угрозыска проходили в зале совещаний на четвертом этаже. По понедельникам, помимо начальника уголовного розыска Хомича и начальника криминальной полиции Грищенко, здесь присутствовал Сам Лично. Так в управлении именовали начальника УВД полковника Шевелева.

Докладывал майор. Его Кротов толком и не знал, потому что тот совсем недавно перевелся в управление с «земли», а находясь в подвале трудно следить за тем что происходит наверху.

– Также за истекшие сутки произошла квартирная кража по адресу Монтажников, 53. Сообщение поступило в 18.45, в 19.00 группа уже работала. От розыска Николаев, от следствия…

– И? – устало перебил майора Шевелев.

– Мероприятия, проведенные по горячим следам дежурной сменой, результата не дали, – признал майор. Это он явно хотел отложить на потом.

– Местные пока работают, Егор Ильич, – вставил Хомич. – Но судя по почерку, это наш серийник.

Шевелев нахмурился.

– Что, опять?

– Все указывает на то, что да, – невесело кивнул Хомич: – Проник путем подбора ключей. Выбрал небогатую квартиру, с замками попроще. Восьмой этаж девятиэтажки, чтобы риск столкнуться с соседями во время работы был минимальный. Взял все ценное, но только легко переносимые вещи…

– Твою мать, – высказался недовольно Шевелев. – У нас квартал кончается, а по имущественным преступлениям только за счет этого ушлепка у нас уже рост на 10 процентов. Кто-нибудь из розыска собирается вообще делать что-нибудь, нет?

Розыск предпочел отмолчаться. Молчали и майор из группы по имущественным преступлениям, на котором за счет домушника уже было 15 висяков, и остальные. Само собой, молчал и Кротов. На совещаниях у начальства он вообще всегда молчал. Кротов сидел в самом конце стола и развлекал себя тем, что рисовал в блокноте. В этот раз он рисовал корову. Хотел лошадь, но тело получилось коровье – пришлось подрисовывать рога и заштриховывать гриву.

Откашлявшись, неприличное уже молчание решил нарушить зам по розыску Грищенко.

– По домушнику работают все местные отделы, Егор Ильич. Мы начали проверку ранее судимых, а также дали поручение агентуре…

– А до вас две недели народ чем по-твоему занимался, козюльки под парту лепил? – раздраженно буркнул Шевелев.

Шевелев недолюбливал Грищенко. Что греха таить, его недолюбливал каждый нормальный опер в управлении. В свои 35 он умудрился стать вторым человеком в окружном УВД, ответственным за работу криминальной полиции, не проработав при этом опером ни одного дня. Как слышал Кротов, Грищенко начал свою карьеру с пресс-службы городского главка. История умалчивает, были ли у него серьезные успехи в работе. Но личные успехи явно имелись. А именно – Грищенко познакомился со всем начальством в главке, беря у них интервью и комментарии для городских и областных СМИ. Знакомства оказались полезными. Потому что вскоре он оказался в кресле начальника штаба на «земле», потом прыгнул на начальника полиции – зама начальника ОВД. А затем к общей неожиданности стал главным опером в округе.

– Проверка судимых, агентура, бла-бла-бла… – недовольно продолжал Шевелев. – Все это дежурная хрень. Нормальных идей что, нет?

Осторожно в разговор вступился Рогов:

– Это могут быть новички, товарищ полковник. Скорее всего, из наркоманов. И если он новичок, то еще не успел обзавестись знакомыми среди местной швали. Поэтому и работа с агентурой ничего не дает.

Снова тишина. Шевелев принялся хмуро думать, тарабаня пальцами по столу.

Кротов никогда не встревал в эти разговоры, относясь к утренним разводам, как к упражнению в молчании. Его мнение все равно мало кого интересовало.

Но сейчас Кротов не выдержал.

– Новичок и наркоман не может обокрасть 15 квартир и до сих пор не спалиться, – устало произнес он. – К тому же, торчок с дозой на дело не пойдет, а без дозы он всегда на измене. Торчок на измене не пойдет черт знает куда, чтобы выставить хату. Торчки работают только там, где хорошо ориентируются: свой квартал, соседние дома, соседние подъезды. А этот домушник работает во всех районах округа. Ему плевать, где красть. И у него почерк бывалого уголовника. Может, даже рецидивиста. Если проверка судимых пока ничего не дала, надо версию гастролера отрабатывать.

Пока он говорил, все в комнате перевели на него удивленные глаза, иногда переглядываясь между собой и как бы недоумевая, какое вообще право имеет этот тип в конце стола встревать. Кротов тут же пожалел, что открыл рот, и просто уткнулся в свой блокнот – надо же дорисовать этой долбанной корове ее долбанные рога. Рогов нарушил тишину, бросив с усмешкой:

– Могильный голос из подвала.

Большинство в комнате усмехнулись, кто-то даже тихо рассмеялся. Лишь Хомич нахмурился и повысил голос на оперов:

– А ну прекратить балаган! Рогов, если ты хороший клоун, то городской цирк по другому адресу.

– На домушнике больше 15 краж, – согласился Шевелев. – И я бы подумал над версией, вдруг на самом деле гастролер?

– Рогов, займись, – поспешно бросил Грищенко.

– Ладно, – Шевелев кивнул майору, – поехали дальше.

– Кроме того, – забубнил майор, – за истекшие сутки по округу произошли четыре грабежа, три из которых раскрыты по горячим следам сотрудниками ППС и УР…

После совещания Хомич отловил Кротова в коридоре и позвал к себе в кабинет. Сухо пригласил располагаться. И лишь когда закрыл дверь кабинета, за котором гудели продолжающие выходить с развода опера, выключил официальный тон и недовольно буркнул:

– Сань, вот ты мне скажи, че ты лезешь-то опять не в свое дело?

– А мои дела на разводах у Самого Лично не обсуждают. Вить, моя группа занимается мелкими кражами и хулиганством. А это по жизни Самого Лично не очень цепляет, если ты не в курсе.

Кротов подошел к окну. С четвертого этажа управления вид открывался гораздо более интересный, чем из полуподвального окна. Хомич вздохнул, усаживаясь в кожаное кресло.

– Да это понятно все. Я к тому, что ты особо не умничай там, где умничать должно начальство. Я-то ладно, мы с тобой сто лет в обед как знакомы. А вот Грищенко этого не любит. Он любит сам выделяться. А Грищенко, если что, нач криминальной полиции и наш с тобой шеф.

– Шеф, – хмыкнул Кротов. – Ни дня на улице не проработал. И что он может сказать путного? «Товарищ полковник, вас в какую часть поцеловать, филейную или повыше»?

Хомич ухмыльнулся, но тут же посерьезнел.

– Зато свой человек в областном главке. А это знаешь ли покруче будет. – вздохнув, после паузы Хомич продолжил: – Короче, Сань. Ты расслабься уже. Расслабься и просто работай. Знаю, что достало тебя за два года уже до чертиков все, но…

– За два года и один месяц, – вставил Кротов. Это было принципиально важно.

Хомич снова вздохнул.

Три года назад Хомич был майором и старшим опером в группе имущественных преступлений. К концу квартала группа столкнулась с типичным явлением, которое бывает в конце каждого треклятого квартала. Рост висяков. Чтобы хоть как-то сгладить картину, он приказал своим операм подчистить висяки и нарисовать хотя бы несколько раскрытий. Хомич уже метил в начальники угрозыска, и его группа должна была быть показательной.

Среди его оперов был и Кротов.

Он составил заяву от имени несуществующего в природе жителя, у которого якобы злодеи похитили мобильник. Грабеж налицо. Затем Кротов пригласил специально прикормленного для этих целей бомжа, который написал «чистосердечное признание» в грабеже. Дело «возбудили» и оперативно «раскрыли».

А через полгода грянула прокурорская проверка. Обычно фабрикаты проверяющие не замечали, но в этот раз операм не повезло. Адреса придуманных терпил опера всегда берут с потолка. Никто не мог предположить, что в соседней квартирой с несуществующим в природе потерпевшим живет еще как существующая в природе мать прокурора.

Но к этому времени Хомич уже занял кресло начальника угрозыска. Надо отдать ему должное – Кротов избежал уголовного дела только благодаря ему. Хомич знал, что по сути Кротова обвинили в том, что он выполнил его, Хомича, приказ. Кротов стараниями шефа избежал даже увольнения из органов. Часть вины за фальсификацию уголовного дела о грабеже удалось свалить на опера, который как раз за месяц до проверки уволился из полиции.

Кротов сохранил работу. Но попал в немилость. Поэтому его и сослали в подвал. Это была «блестящая» идея Грищенко, только что пришедшего из главка. Под Кротова даже специально создали оперативно-розыскную группу. Уже через несколько месяцев в нее сослали других оперов, которым также не повезло оказаться в немилости. Половина ушли. Из первого состава остался только Лазарев – ему идти было некуда. Потом к ним присоединился Гарин.

– Кофе будешь? – помолчав, предложил Хомич. Кротов отказался. Хомич снова вздохнул. – Сань, я еще раз тебе говорю: я помню, что обещал. Да, прошло больше двух лет. Но твою мать, не такое это и простое дело, вытащить опера из группы проклятых.

– Чего? – Кротов удивленно покосился на подполковника. – Группа проклятых?

Хомич чуть смутился.

– Ну… твою группу так все опера называют… Извини, вырвалось… А ты не знал, да?

Кротов невесело хмыкнул в ответ.

Спускаясь вниз, он думал о названии. Группа проклятых. Красиво звучит. А главное, метко. Группа Кротова такой и являлась. Проклятые начальством опера, сосланные в подвал по принципу «с глаз долой – из сердца вон» 25 месяцев назад с явной надеждой, что они не выдержат и вообще уйдут из полиции.

Когда Кротов спустился на первый этаж, то заметил оживление. Сначала мимо него пробежал опер из убойного, на ходу натягивая наплечную кобуру с пистолетом и устремляясь к выходу из УВД. Из дежурки быстро вышли Рогов и Лапин, тоже двигаясь к выходу, при этом Рогов на ходу командовал по сотовому:

– Местные пусть ничего не трогают, их задача район прошерстить и соседских урок потрясти.

Когда они исчезли в дверях, Кротов подошел к дежурке – спросить, в чем дело. Но дежурный лишь отмахнулся от него, оживленно говоря по телефону:

– …Дежурная группа выехала 10 минут назад, сейчас я дополнительно выслал весь свободный оперсостав. Убойная группа и группа по борьбе с бандитизмом…

Что-то серьезное. Кротов направился к подвалу, но заметил Володю Пешкова.

– А что случилось, Володь?

– Убийство какое-то, Александр Николаич. Как я понял, там кровищи много. Видите, как все взбудоражились. – и неуверенно добавил: – Может, они всех свободных людей туда пошлют? Ну, в смысле и вас тоже…?

Жалость от пацана Пешкова уже перебор. Будь на его месте кто-то другой, Кротов уже послал бы его на три буквы. Не ответив Пешкову, он шагнул к двери в подвал и уже открыл ее, когда его окликнул выглянувший из окошка ДЧ дежурный:

– Кротов, ты сейчас свободен?

Черт возьми, Володя как в воду глядел. Кротов обернулся.

– Вроде, а что?

– На заявку сгоняй, – дежурный протянул ему листов. – Там мелочь какая-то. Как раз твой профиль.

3

Согласно статистике окружного УВД, на территории входящих в округ районов в сутки в среднем происходило 1,45 умышленных убийства. Нельзя сказать, что округ тонул в крови, но мокрухи определенно не вызывали ни у кого шока. В основном бытовуха. Отдельно учитывались висяки, в первую очередь в висяках были редкие заказухи и еще более редкие бандитские разборки.

Это убийство не было ни первым, ни вторым, ни третьим.

Когда Рогов и Лапин прибыли на место, перед домом уже стояли несколько экипажей ППС с «земли» и фургон криминалистов. Каким-то образом труповозка тоже оказалась здесь, хотя обычно приезжала гораздо позже следаков из комитета. Санитары курили и трепались о своем. Местные опера уже вели опрос соседей. Рогов и Лапин поднялись на предпоследний этаж многоквартирного жилого дома. На площадке откровенно скучал молодой ППСник. Перед тем, как войти, Рогов склонился к замку входной двери. Вокруг замочной скважины он заметил несколько свежих микроскопических царапин.

– Подбор ключа, – отметил он и бросил Лапину: – Пусть криминалисты проверят. Напомни следаку, если я забуду.

Внутри вовсю шла работа. В единственной жилой комнате – это была однокомнатная квартира —

Было все вверх дном. Шкафы распахнуты, часть вещей на полу. Наметанным взглядом Рогов заметил след от ноутбука на пыльном столе и торчащие провода от DVD-плейера. Однако телевизор висел на месте.

Судмедэксперт уже закончил с трупом, который лежал в центре узкой кухни под куском грязного брезента, и сейчас складывал свои инструменты в сумку. Жмур был женского пола – из-под брезента торчали молодые стройные ноги в порванных прозрачных колготках.

– Надеюсь, слабонервных нет? – вопросил судмедэксперт, приподнимая угол брезента и показывая труп. Рогов лишь невольно поморщился, но Лапин не выдержал и отвел глаза:

– Б…дь.

– Сначала он ее изнасиловал, держа острый предмет около глаза, – поведал судмедэксперт, снова накрывая тело. – На веках характерные порезы, видимо, когда она дергалась.

– Острый предмет?

– Орудие убийства – что-то вроде толстого гвоздя или заточенного куска арматуры. Били прямо в горло и как видите в лицо. Еще ударов 5−6 в грудь. Точно в сердце, между ребер.

– Знали что делают?

– Эта мразь убивала и раньше, если ты об этом.

Насвистывая, в подвальный кабинет с вывеской «Оперуполномоченные» зашел Гарин. Небритый, лет 25, он был симпатичным парнем, нравился девушкам и знал об этом. О его любовных похождениях был наслышан весь их тесный коллектив. Лазарев читал какие-то бумаги, взгромоздив ноги на стул.

– Нарисовался? Привет.

– Ага, – отозвался Гарин, первым делом шагая к чайнику. – Вчера вечером скучно было, поехал к Наташке. С которой на той неделе познакомился, помнишь?

– Я очень тщательно стараюсь запоминать имена твоих баб, – язвительно буркнул Лазарев. – Мне для самооценки полезно.

– Ха. В общем, Наташка же за городом обитает. Телефон в кармане остался… Короче, еле добрался. Все спокойно?

– Как в гробу.

– Значит, как всегда. А где Николаич? – Лазарев лишь отмахнулся. – Ясно. Что читаем?

– От участковых материал передали. В Ленинском какая-то тварь все фонари в парке побила. И то же самое в Центральном на прошлой неделе.

– Силы тьмы плетут заговор, – хмыкнул Гарин. – Прям преступление века, круто.

А в это время Кротов был на очередном «преступлении века». Он разглядывал дверной глазок, залепленный снаружи кусочком синей изоленты. Отступив на шаг, Кротов осмотрелся на лестничной площадке. В метре от открытой наполовину входной двери с глазком валялся старый деревянный брусок длиной в метр-полтора. А над дверью красовался сломанный кронштейн камеры наблюдения. За кронштейном из стены торчал кем-то аккуратно обрезанный провод, ведущий к камере. Сама камера отсутствовала.

Хозяйка квартиры, 30-летняя Ольга, и 42-летний старлей полиции Пешков наблюдали за действиями Кротова.

– Я была дома, когда это случилось, – робко сказала Ольга. – Просто сейчас каникулы, поэтому я… поэтому я дома. – видя удивленный взгляд Кротова, поспешила добавить: – Я школьный учитель. Начальных классов. Первый-четвертый…

Кротов переглянулся с Пешковым, тот еле заметно усмехнулся.

– Это многое меняет, – не выдержал Кротов.

– Я как раз на кухне была. Слышу какой-то звук странный… Я к двери. В глазок не видно ничего. Я попыталась открыть дверь, а она никак. И треск за дверью, как будто ломают что-то. Я испугалась, думала, меня обокрасть пытаются. И сразу же бросилась в полицию звонить.

Пешков кивнул на валяющийся в стороне брусок.

– Дверь вот этим подпёрли снаружи. Я на вызов подъехал, освободил ее… потерпевшую в смысле.

– Надеюсь, приступов клаустрофобии не было, – снова не выдержал Кротов. Какого хрена здесь делать не операм, это работа участковых! Долбанное управление. Кротов указал на кронштейн: – А это что? Тут камера стояла?

– Ее как раз и украли, камеру.

– Забавно.

– Я ее месяц назад поставила. Ну знаете, для безопасности. А то все эти кражи квартирные… Говорят, их еще больше стало в последнее время. У меня и сигнализация есть, и решетки на окнах. Я читала, воры могут с крыши спуститься…

Поймав очередной удивленный взгляд Кротова, Ольга снова смутилась:

– Я живу одна. Лучше переплатить и обезопаситься, чем… Ну, вы понимаете.

Кротову стало неловко от своих подколок. В конце концов, терпила ни в чем не виновата. Наоборот – не будь сигнализации, может, ее квартиру выставили бы – и у группы по имущественным преступлениям был бы сейчас очередной висяк.

– Согласен полностью, – заверил он. – Оксана… Вас Оксана зовут?

– Ольга.

– Ольга, а вот эта камера похищенная – она только картинку передавала и все? Или у вас изображение куда-то еще и записывалось?

– Записывалось конечно, иначе какой смысл? Круглосуточно.

– Да вы что? – Кротов удивился, это была хорошая новость. – А можно взглянуть?

Провод в прихожей квартиры переходил в IP-передатчик, сигнал от которого шел на ноутбук. Открыв компьютер, Ольга нашла нужную папку с ярлыком камеры и открыла запись. Потыкавшись минут пять, она наконец нашла конец записи.

Это зрелище понравилось и Кротову, и Пешкову. Один из тех веселых моментов, когда ты забываешь о своей паршивой работе и о своей паршивой жизни.

Сначала открылась дверь квартиры напротив, из которой показался мужичок лет 45 в тапочках и майке-алкоголичке. Сосед осмотрелся, подошел к лестнице, заглянул вверх и вниз. Вернулся в квартиру, но через полминуты снова оказался на площадке, волоча с собой брусок дерева. Закусив язык от старательности, он подпер бруском дверь. Выудив из кармана изоленту, долго ковырялся с ней, пытаясь оторвать нужный кусочек. Глядя на дисплей, Пешков не выдержал и засмеялся.

– Где таких кадров готовят?

– Это мой сосед, – промолвила Ольга, со смесью негодования и изумления следя за действиями мужичка в тапках.

Сосед вернулся в квартиру, но вскоре опять показался на площадке, на этот раз волоча высокую, одного с ним роста, стремянку. Пешков расхохотался: