Текст книги "Тьма, родившая свет"

Автор книги: Алексей Стопичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава 3

После плотного обеда, которым угощали мага уже хозяева пострадавшей усадьбы, Кан решительно встал, и спросил:

– Ну, кто проводит меня до сожжённого хутора?

Мерт и староста испуганно переглянулись:

– Ваше магичество, – пролепетал староста, – Может, мы вам направление укажем? Вы волшебник, вам ничего не страшно. А у нас и защиты никакой нету, кроме охранных амулетов.

Кан с удивлением посмотрел на крестьян, и сообразил, что они просто боятся идти. Поразмыслил чуть, и кивнул:

– Хорошо, сам по следам пойду. Может, они и не на хутор ведут.

Староста облегчённо выдохнул и затараторил:

– Вам если ещё что надобно, вы говорите, ваше магичество!

Подмастерье минуту поразмыслил, и сказал:

– Вы мне нож какой-нибудь дайте на всякий случай. А то вдруг животные. Или существо это в телесном обличие окажется. Тогда одной магией не справиться.

– Почему нож? – засуетился Кер. – Клинок у нас есть! В ножнах кожаных! Клинок хотите?

– Какой клинок? – удивился Кан.

– Самый настоящий, – горячо стал уверять его староста. – У нас солдат жил. Муж той самой вдовы Рут. Амелиус его звали. И он с войны самый настоящий клинок принёс. А как умер, вдова его клинок мне отдала. Ей он без надобности.

– Ну, давайте клинок, – пожал плечами молодой маг. Фехтовать он особо не умел, так как в Крепости учить его было некому, но рассудил, что клинок – тот же самый нож, только длиннее, а потому и пырнуть им будет удобнее, чем ножом.

Староста отправил за клинком деревенского пацана, и тот уже через пять минут принёс меч в стареньких и сильно потёртых ножнах. Клинок длиной оказался в руку Кана, тонкий, и даже изящный. Когда маг достал оружие из ножен, оно блеснуло тусклым, давно не чищеным металлом. Кан аккуратно засунул меч обратно, и стал думать, куда пристроить ножны. Ремня у мага не было, и юноша попросту сунул меч под мышку, в другую руку взял посох, и побрёл через поле по виднеющимся следам магического существа. Крестьяне, стоя на окраине села, провожали мага испуганными взглядами, бормоча под нос то ли молитвы, то ли охранные заклятия.

Кан шёл по следам существа больше часа и порядочно устал. Хорошо хоть зерновые, доходящие до пояса, сменились низкорослой травой, не сильно мешающей ходьбе. Правда, постоянные овражки и лощинки, заставляющие то спускаться вниз, то вновь карабкаться наверх, вымотали непривычного к физическим нагрузкам юношу. Когда Кан вконец обессилел и собирался уже просто рухнуть в траву, то наконец узрел сгоревший хутор и… услышал странные всхлипы-причитания. Юноша, перехватив поудобнее уже напитавшийся силой посох, и осторожно стал подкрадываться к пепелищу, стараясь понять, кто же всхлипывает на руинах. И увидел странное существо, ростом по колено взрослому, напоминающее человека, только гротескно уменьшенное, и будто деформированное. Существо, одетое в невообразимые лохмотья, стояло перед пепелищем спиной к магу, и всхлипывало-причитало неразборчиво, переминаясь на коротеньких ножках. Зато длинные ручки неизвестного свисали практически до земли. Маг подошёл ближе, и спросил у плачущего разумного:

– Ты кто?

Существо развернулось, и Кан увидел сморщенное личико с кривыми губами, нос картошкой и огромные глазюки, плеснувшие испугом. Вместо ответа неизвестное создание вскрикнуло, и рвануло наутёк, но запуталось в лохмотьях и рухнуло прямо в обгоревшие брёвна.

– Я не причиню тебе вреда, – стараясь говорить спокойно, сказал Кан неизвестному: – Ты меня понимаешь?

– Вреда? – взвизгнуло существо. – Я тебе сейчас сам такой вред причиню! По кусочкам разорву и раскидаю по всей округе! Тать бессовестный!

– Ты вначале ходить научись, – захохотал маг, видя, как существо, вскочив, опять запуталось в лохмотьях и снова грохнулось на землю…

…Существо сидело напротив Кана и уплетало варёную картошку, которой маг поделился с непонятной особью. В том, что именно этот товарищ высасывал коров, не было никаких сомнений – подмастерье очень хорошо запомнил ауру магического существа, и сейчас с любопытством разглядывал эту незнакомую сущность.

– Тебя как зовут? – спросил маг у голодного недоразумения.

– Афан я! – чавкая, ответил длиннорукий.

– А коров зачем в деревне высасываешь?

– А ты докажи! – насупился гражданин, даже перестав на мгновение жевать. Впрочем, эта пауза длилась недолго, и длиннорукий вновь принялся громко чавкать.

Кан поморщился:

– Мне и доказывать ничего не надо, приведу в село, да отдам крестьянам. У них доказательства требовать будешь.

– А тебе что, молока жалко? – спросил длиннорукий, и вдруг исказил лицо в непонятной гримасе: – Жадина ты!

– Чужое брать нельзя, – веско проговорил подмастерье, и, вспомнив, что сапоги и клинок тоже вроде не его, добавил через минуту: – Без разрешения!

Длиннорукий, расправившись с картошкой, спросил с вызовом:

– А жечь чужие дома без разрешения можно, а? А убивать?

– Так это твой дом был? – начиная догадываться, спросил подмастерье.

– Дом не мой, да я его НАДЗИРАЛ! – назидательно сказал Афан.

– Так ты домовой? – выдохнул Сай.

– Какой я теперь домовой, как дома нету? – насупился длиннорукий. И потребовал: – Дай ещё картошку!

Кан развязал узелок, который ему всунули перед уходом крестьяне, и отдал последний кусок хлеба:

– На, ешь! – и спросил внезапно: – А что здесь случилось?

Афан вновь быстро заработал челюстями и проговорил:

– Слепой, что ли? Не видишь, что случилось? Сгорело всё!

– Не слепой, – пожал плечами маг, – Но я вообще-то спрашивал, как сгорело и почему.

– А почему я должен тебе что-то рассказывать? – чавкал длиннорукий.

– Хотя бы потому, что ты мой ужин ешь.

– Вот ведь жадина! – опять обвинил мага домовой, но менее интенсивно от этого жевать не перестал.

– Слушай, Афан, – разозлился подмастерье, – Я ведь и правда могу тебя в село отвести, и пусть крестьяне с тобой по-своему поговорят.

Домовой нахмурился, и проговорил:

– Разбойники сожгли дом. И хозяев убили, – лицо у длиннорукого искривилось, став похожим на скукоженную картошку, и он запричитал: – И остался я один-одинёшенек!

– Так в селе бы начал жить, – удивился маг.

– В Медунках-то? – спросил домовой.

– В Медунках, – кивнул Кан.

– А там свои надзирающие есть, – нехотя выдавил Афан, собирая с ладони крошки, и смахивая их в рот. – А у меня с ними… разногласия небольшие.

– А молоко зачем воровать? Селян напугал!

– Что мне, с голоду подыхать? – насупился домовой. И добавил язвительно: – Ты посиди с неделю голодный, так не только вымя сосать начнёшь!

– А ты не только вымя сосал? – с интересом спросил Кан, но в ответ получил такой обжигающе-ненавидящий взгляд, что не выдержал, и расхохотался. Уж слишком комично выглядел гневающийся домовой.

Глава 4

– Ты куда-то шёл? – спросил мага домовой. – Так иди, давай. Если жрать больше ничего нету!

– За тобой я шёл, – отсмеявшись, сказал подмастерье. – Крестьяне наняли, чтоб найти того, кто коров у них высасывает.

– А ты докажи, – опять потребовал длиннорукий, но в этот раз более неуверенно.

– Мне доказательства не нужны, – ухмыльнулся Кан, – Ты там так наследил, что я тебя по ментальному следу нашёл.

– Маг, значит, – подытожил Афан, и спросил: – Что, сдашь теперь сироту крестьянам? Пусть убьют, растерзают невинного меня?

– Невинный, это когда не виноват. А ты виновен, – резонно заметил подмастерье.

– В чём? – в запале воскликнул домовой: – В том, что дом мой сожгли, а меня умирать с голоду оставили?

Кан не нашёлся, что на это ответить, и потому пару минут молчал, обдумывая ситуацию. Молчал и Афан.

– Вот что, – решил подмастерье, – Крестьянам я тебя не отдам, но ты должен пообещать, что перестанешь высасывать их коров.

– А жить мне как? – спросил Сая длиннорукий. – Кушать мне что?

– А я откуда знаю? Ищи другой дом. Мирись с домовыми в Медунках. Охотой промышляй.

Домовой тяжело вздохнул, и произнёс:

– Если найдёшь мне дом, клянусь, не буду высасывать коров.

– Да где я тебе дом найду? – удивился подмастерье, – Я первый день в этом мире.

– Тогда убивай. Без молока не выжить мне тут! – патетически воскликнул Афан, и заломил, будто в отчаянии, свои длинные руки.

Кан смотрел на домового и не мог понять – всерьёз длиннорукий призывает убить себя, или просто-напросто придуривается. Потому махнул рукой и произнёс:

– Гур с тобой! Всё-равно, мне нужно город какой-нибудь искать. Пойдём вместе. Найдём, думаю, дом тебе подходящий.

Длиннорукий вскочил, и забормотал:

– Только не думай, что одолжение делаешь. Это я тебе, можно сказать, одолжение делаю. Убить ты меня не сможешь, а я, если захочу, любого на куски порву!

Кан рассеяно слушал домового, шагая обратно к селу. А тот тараторил без умолку. Уже перед околицей, в наступающих сумерках, подмастерье остановился, и сказал:

– Ты вот что, в селе помалкивай. А то, не ровен час, прибьют тебя крестьяне.

– А не с кем мне там разговаривать, – насупился домовой, – Вы, людишки, слишком уж глупы, чтобы с вами беседовать.

Кан тяжело вздохнул, и пошёл в село. Увидев его, селяне оживились, и староста прибежал буквально через пару минут, радостно улыбаясь:

– Нашли Неха, ваше магичество? – на стоявшего рядом Афана ни староста, ни другие жители села даже внимания не обращали. При этом пару раз чуть не наступили на домового, но тот ловко, еле уловимыми движениями, уходил с их пути. И у подмастерья аж уши покраснели, когда он понял, почему длиннорукий ему про глупость людскую говорил. Если домовые хотели, то люди их не видели вовсе, и обнаружить тогда надзирающего можно было лишь магическим зрением.

– Ваше магичество? – потряс за руку мага староста, и Кан очнулся, и ответил старосте.

– Неха? Да, пожалуй, что нашёл.

– Убили? – испуганно спросил Кер Лайв.

– Прогнал, – неохотно ответил подмастерье, глядя, какие рожи ему корчит Афан, и как изображает гомерический смех, придерживая длинными ладонями себя за пузико и трясясь, будто от всхлипываний. – Больше сосать у коров не будет.

– А если вернётся? – спросил подоспевший Мерт.

– Не волнуйтесь, не вернётся! – Кану ужасно не хотелось отдавать крестьянам клинок и сапоги. Да и кушать хотелось, потому он принялся самозабвенно врать: – В схватке со мной Нех был сильно ранен…

И тут домовой, отойдя немного от толпы крестьян, устроил целое представление, что-то среднее между пантомимой и обычным кривлянием.

На словах «Нех был сильно ранен» подлец вначале изобразил Кана, размахивающего клинком. Причём из-за длины рук Афан стал похож не на мага, а скорее на орангутанга, стряхивающего с себя блох. А потом домовой начал изображать раненого Неха, упав на землю, схватившись почему-то за причинное место, и вывалив язык наружу.

Селяне, не видевшие в упор длиннорукого пересмешника, не понимали, почему Кан то краснеет, то бледнеет. А подмастерье, всеми силами душивший в себе смех, продолжал:

– И на умирающее магическое существо я наложил заклятие.

Домовой вскочил и стал трясти тазом взад-вперёд, выполняя при этом руками что-то, отдалённо напоминающее магические пасы.

Кан с трудом отвёл глаза от беснующегося негодяя, и закончил:

– И взял с него клятву, что сюда он больше никогда не придёт!

– Так он выживет? – со свистом спросил староста: – А то вдруг он решит отомстить нам?

– Сомневаюсь, что выживет, – покачал головой Кан, наблюдая за домовым. Тот вновь ухватился за причинное место и стал совершать движения, будто запихивал внутрь вывалившиеся кишки, или ещё что похуже.

– А если вдруг? – боязливо спросил Мерт.

– А если вдруг такое и случится, – твёрдо сказал Кан, – То магическая клятва не позволит ему подойти к Медункам ближе, чем на пятьдесят вёрст! Это я вам обещаю!

– Спасибо, ваше магичество, – успокоившись, проговорил староста. – А как вас величать-то? Мы и не спросили совсем. За кого Гуру молитвы возносить?

– Зовут меня Сай Кан.

– Спасибо за всё, господин Кан. Извольте отужинать вместе с нами!

На ужин, устроенный прямо под открытым небом, во дворе старосты, собралась чуть ли не вся деревня. Кер Лайв расхваливал великого и могучего мага Кана, спасшего село от злобного Неха. Афан, пристроившийся тут же, жрал всё подряд, таща со стола то сладкое желе, то мясо, то каши. Уже через полчаса живот его раздулся так, что подмастерье боялся, что ещё чуть, и длиннорукого порвёт. Хотя, это бы освободило мага от необходимости искать кривляке новый дом. А домовой залез в собачью конуру, лёг головой на лохматого пса, внимательно обнюхавшего гостя, и сразу заснул. Сам Кан уснул лишь под утро, после жарких споров со старостой, который оказался прижимистей торговцев-алдеев, часто посещавших Крепость. Кер Лайв согласился уступить Кану клинок за три серебряные монеты. Ещё за две пытался продать сапоги, но тут уже маг упёрся, понимая, что его бессовестно обманывают и собираются вовсе оставить без заработка. Тем более, так или иначе, маг проблему честно решил, освободив село от молочного сосуна. И потому хотя бы два серебряных вполне заслужил. Устав спорить с упёршимся старостой, Кан молча разулся и поставил сапоги рядом со столом, под взглядом вмиг притихших селян.

– Что это вы делаете, господин маг? – немного испуганно спросил староста.

– Возвращаю сапоги, – ответил Кан. – Я думал, что это дар, потому принял их. А покупать за единственные серебряные монеты себе обувь, в моём положении очень уж расточительно. Клинок и так слишком дорого мне обошёлся.

Староста покраснел, обвёл взглядом насупившихся селян и махнул рукой:

– Сапоги берите в дар, ваше магичество! И вот вам две серебряные монеты!

Селяне опять грянули смехом и разговорами, за которыми благодарность мага уже и не услышал никто.

Глава 5

Утро выдалось зябким, но солнечным. Кан тепло попрощался со старостой, подвязал к поясу вместо ремня верёвку, на которую и прикрепил ножны с клинком. В правую руку взял посох, полностью наполнившийся наконец-таки силой, за плечо перекинул холщовую суму с продуктами, которую подарила магу семья Мерта, и бодро вышел за околицу, держа путь к торговому городу Хакстеру. Селяне говорили, что до него вёрст двадцать или тридцать. Впрочем, вёрсты эти тут особо никто не мерил. Главное, что дорога до города должна была занять три или четыре дня. Потому-то подмастерье и решил не затягивать с походом.

– А зачем тебе в город? – спросил семенящий рядом домовой.

Кан неопределённо пожал плечами:

– Ну, не в Медунках же до конца жизни сидеть.

И то правда! – оживился длиннорукий. – Люди там такие жадины! Молока надзирающему пожалеть, каково, а?

И Афан патетически заломил руки, тут же наступил на подол рванины и плюхнулся в дорожную пыль носом.

Как молча шагал по дороге, пристукивая посохом, а домовой распалялся всё больше. Правда, потом резко успокоился. То ли устал. То ли кушать захотел. И начал ныть уже только про еду. В итоге, первый раз кушать Кан с Афаном сели уже через два часа после выхода из села. Потом ещё час дороги – и снова перекус. Подмастерье понял, что если идти на поводу у проглота, то к вечеру они вовсе останутся без запасов. А эта дорога, пояснили селяне, практически пустынна. Лишь два села было между ними и Хакстером. Потому, когда домовой очередной раз заныл про перекус, юноша лишь помотал головой:

– Обойдёшься. Нам три дня идти, а мы уже половину запаса уничтожили.

– И что? Будет день – будет пища, – заносчиво заявил домовой.

– Не будет, если ты сожрёшь всё, – добродушно сказал Кан и пристально уставился куда-то в степь.

Подмастерье с непривычки уставал быстро. Благо, сапоги действительно оказались хороши и ноги не натирали. Отдыхать Кан плюхался прямо на обочине. Благо, за всё время, пока они шли, им никто не встретился – ни пеший, ни конный. И до первого села под названием Дубки в первый день путешественники так и не дошли. Зато маг усмотрел далеко в степи развалины какого-то строения. Там и решил заночевать.

Строение оказалось полуразрушенной часовенкой без крыши и дверей. Три стены поднимались вверх на пару человеческих ростов, а вот четвёртой стены не было вовсе. Лишь груда кирпичей, заросшая полевой травой. Внутри трава тоже росла в пояс. Кан достал клинок и стал срубать чертополох, представляя, что он рыцарь, мчащийся на врага, а вместо чертополоха – враг, напавший на Крепость. Пришёл в себя маг, только когда Афан спросил его:

– А сколько тебе лет-то, маг?

Сай мучительно покраснел, буркнул:

– Не твоё дело, – закинул клинок в ножны, и побрёл собирать сухостой для костра.

На удивление, домовой рьяно помогал и притащил веток и сухих стеблей раз в десять побольше, чем подмастерье. А потом, натужно ухая, приволок кусок бревна, авторитетно пояснив:

– Стропила!

Кан кивнул, якобы понял, хотя знать не знал что за слово – то ли глагол, то ли кусок этот так называется. Стал складывать костерок. Ни спичек, ни огнива у него не было, но пламя, с помощью накопленной в посохе силы, подмастерье зажёг моментально – простейшее заклинание всё таки. И костерок весело разгорелся. Кан вспомнил совсем давнее детство, несколько кусочков сала и мяса нанизал на прутики, и немного подержал над костром. Один прутик отдал домовому, со второго принялся есть сам. И тут из темноты к костру вышло нечто.

Увидев вышедшее существо, Афан дико взвизгнул, и так испугался, что даже еду выронил, что являлось совсем уж чем-то неслыханным для домового. Да и Кан опешил, честно говоря. Вышедшее явно было человекоподобным, только очень-очень худым. Будто мумия ожила, и пошла бродить по степи. Схвативший посох подмастерье увидел полуистлевшую одежду на тощем мужике с впалыми глазницами и бледной кожей. Правда, сами глаза блестели ярко, и даже была в них какая-то лукавая искра.

– Не пугайтесь, господа, – скрипуче проговорил незнакомец, – Истосковался я в степи, вот и решил к людям выйти.

Кан и длиннорукий потрясённо молчали, а незнакомец, внимательнее рассмотрев домового, коротко поклонился:

– К людям и надзирающим!

Афан выпятил грудь колесом, схватил с земли длинными ручищами упавший кусок мяса, для чего даже нагибаться не пришлось, и произнёс напыщенно:

– Нас, надзирающих, все знают и чтут!

Мужчина лукаво улыбнулся и спросил у Кана:

– Можно у костра погреться?

– Конечно, – опомнился подмастерье. Он раз за разом осматривал вышедшего магическим зрением, и ничего понять не мог. Вроде и человеческая суть, но силовые линии, ментальные сечения и аура отличалась разительно. И от людей, и от магов. И вообще, честно говоря, юноша о таком не слышал и не читал.

Когда все расселись вокруг костра, Кан, покашляв немного, спросил смущённо:

– А вы кто?

Незнакомец опять улыбнулся хитро и ответил:

– Да я даже сам не знаю.

– Как так? – с набитым ртом спросил домовой. – Головой ударился и память отшибло?

– Память работает превосходно, – успокоил Афана мужчина. – Просто с идентификацией сложновато.

– С чем сложновато? – насторожился домовой. – Сразу скажу, еды у нас самих мало!

– С идентификацией, – отмахнулся от длиннорукого Кан, которого вышедший персонаж интересовал всё больше, и потому спросил у него: – А почему сложновато? Честно говоря, не могу вашу ауру прочесть.

– И не сможете, юный маг, – продолжал улыбаться вышедший. – Родился я человеком. Потом стал магом. А потом перестал им быть, отдав все свои силы взамен на бессмертие.

– На что? – выпучил глаза Афан.

– На бессмертие, – мужчина непринуждённо развёл руками, показывая, что и сам удивлён такому выбору.

– И… давно? – спросил внезапно охрипший Кан.

– Смотря по каким меркам судить, – мужчина поёрзал, удобнее устраивая своё тощее до безобразия тело возле костра.

– Сколько лет назад? – буркнул домовой.

– Около двух тысяч, – прислонившись спиной к стене, сообщил пришедший. И вдруг спохватился: – Простите, совсем забыл представиться! Меня зовут Аш-Шей, хотя чаще меня все называли Мар.

Шипящая в имени мага растянулась в какой-то змеиный зов, и Кан даже вздрогнул, а домовой вытаращил глаза:

– Тот самый Мар?

– Какой тот самый? – заинтересовался подмастерье.

– А раньше про него детям сказки рассказывали. Давно уже, не упомню сколько лет назад! – охотно сообщил Афан. – Только в сказках убил злыдня Мара добрый богатырь, расчленил, а куски тела раскидал по морям-акиянам!

– Давайте по порядку! – взмолился Кан. – Первое – почему злыдень?

– Всё просто, – грустно ухмыльнулся Аш-Шей. – Когда ты маг, не все поступки понятны простому смертному. И вообще… Делаешь вроде доброе дело, а его скоморохи всякие переиначат так, что ты вовсе злодей какой-то. А когда лишился магических способностей, жизнь… стала совсем другой. Я пытался исследовательской работой заниматься. А люди стали говорить, что делаю я что зря!

– Не что зря, а людей расчленял! – наябедничал Афан. И добавил после секундной паузы: – Если сказки не врут.

– Не врут, – пожал плечами мумифицированный.

Кан подтащил посох поближе к себе, а второй рукой на всякий случай стал нащупывать клинок…