Текст книги "Бог-близнец (СИ)"
Автор книги: Алексей Скребнёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– А с тобой он не разговаривает?
– Знаешь, порой кажется, что что-то изнутри идёт. Какой-то сигнал, мысли, слова. Но потом думаешь – нет. Если бы Он хотел говорить, то сказал бы так, что я бы услышала точно.
Они расправились с макаронами, фрукты есть не стали и отправились в спальню. Там, по телевизору, показывали кадры с паломниками – наверное один из лагерей, о которых говорил отец Иоанн. Куча палаток, с нарисованными на всех станах Символами, дружелюбные, полные надежд люди.
– Выключи, прошу. Пусть хотя бы часть моей жизни будет без них.
Они легли в кровать, накрылись, Маша положила голову ему на плечо.
– Саша, что-то не так? Всё еще непривычно?
– Не, не в этом дело. Просто из головы не выходит – с нами сам Создатель. Тут, – он указал на живот, но гладить его не решился. – Он всё слышит, всё знает. И я кажусь себе таким недостойным, что не молюсь на тебя, и не по себе это всё…
– Успокойся, Саш. Он создал мир, он как Солнце – ему не интересно подглядывать за мной и тобой. Мы для него – лишь одни из десятков миллиардов людей. И Бог видит всех их в той же степени, что и конкретно нас. Тебе же не интересно подсматривать, как пара клеток твоей кожи общаются друг с другом?
– А наш ребёнок? Его брат-близнец получается! Да ведь такого не бывало еще!
– Это уж точно. Но это же Бог, и Он – благо! – она ласково улыбнулась. – И всем нам, нашей семье, он будет только счастьем. Не беспокойся. Мы в надёжных руках. Тут даже не надо думать.
– Ну ладно.
– А то я знаю твою тягу к контролю. Наверное даже Создателю не доверишь меня, – она засмеялась.
Он показал ей язык.
– Сашка, я тебя так люблю, – Маша поцеловала его в губы. – Давай спать. Завтра интересный день.
– Да, спокойной ночи. Завтра будет исторический день.
***
– И тут мы подходим к Богородице, – взрослый мужчина, который оказался в той же палатке, что и Клейны, сегодня уже возвращается домой. – Ну, конечно же быстро, там желающих море.
Все обитатели платки – Фрида с Марком, чета смуглых мадридцев с маленькой дочкой, лет десяти, парижанин с густой ухоженной острой бородой, молодой польский студент и приехавший из Сибирской Территории пожилой мужчина – сидят за столом и слушают вернувшихся за вещами скандинавов, кажется родом из Стокгольмской Территории. Они довольно хорошо говорят по-английски.
– И мы так один за одним к ней, с интервалом секунд пять, – продолжил второй – молодой, светловолосый, чертами напоминающий отца, с которым отправился в паломничество.
– А сияние золотое было? – спросила маленькая девочка.
– Нет, конечно. Сияние – это когда Создатель говорит через неё, – стал наставлять старый норвежец.
– А она такая внимательная, такой добрый взгляд. Наверное, Он выбирает самых добрых из женщин.
– Ну еще бы, с чего дарить грешницам такую честь?
Фрида снова поймала себя на мысли, что очень приятно ходить босыми ногами по газону футбольного поля, ставшего полом их палатки. Мягкая, чуть колючая, но большей частью гладкая, трава умиротворяет, радует.
– И как? Как ощущения после?.. – Марк говорит неуверенно, вдруг его ждёт откровение.
– Ну как, – начал старший паломник. – Не могу сказать, что всё внутри изменилось. На десять лет не помолодел.
– Папа, – с укоризной в голосе произнёс второй.
– Но как-то сил что ли больше стало. Чувствуешь себя как сказать…
– Одухотворённей?
– Правильно сынок, да.
– А я вообще чувствую себя так, как никогда в жизни!
Но Марк не мог уняться:
– А не было у вас может каких-то болезней, ну не серьёзных конечно. Ну так, чтобы излечило благословение?
Фрида, как могла незаметно, пнула мужа под столом.
– Ну не знаю. Сын-то еще молод для болячек, а я… ну домой вернусь, ко врачам схожу интереса ради, но так сказать не могу.
– А вы с ней разговаривали? – маленькой девочке надоело слушать взрослые разговоры.
– Афина, дочка, ну когда с ней успеют поговорить, если каждому дают пять секунд? – её мама произнесла это, заглядывая в глаза дочки с ожиданием логически-правильного ответа.
Но девочку это не волновало:
– Ну мало ли, что, за пять секунд ничего сказать не успеть? – протараторила она. – Я вот всё это быстрее, чем за пять секунд сказала.
Жители палатки дружно и добро рассмеялись. Девочка немного засмущалась.
Они мучили скандинавов расспросами еще минут двадцать, под конец уже перейдя на тему, куда к ним туристам лучше ездить. Пока сын рассказывал про родные края, отец собрал их вещи. И они, провожаемые всей палаткой, пошли к выходу со стадиона.
Потом молодой поляк сбегал за кипятком к пункту раздачи питания, расположенному за трибунами, и жильцы палатки за чаем еще долго и горячо обсуждали рассказанное уехавшими домой с благословением.
Интермедия 3. Статья из Сетевой Энциклопедии «Слова Бога о еретиках»
В 1358 году во время Шестого Явления, произошедшего в Киото (сейчас – Японская Территория) Создатель в одном из выступлений перед правителями и сановниками Религии рассказал о еретиках и их месте в мироздании. Далее, отрывки из Божьей Книги[1].
По мере распространения Религии по миру, и эта часть Его учений была принята людьми. В XV–XVI веках, как считают многие историки[2][3][4], значительную часть «еретиков» составляли приверженцы ложных религий. Это позволило этим религиям прекратить своё существование мирным путём, а не военным[5].
1. «Божья Книга», часть 3, глава 6 «О еретиках».
2. Гайсайрян Монтгомери. «Закат ложных религий в Европе в XVI веке». // Каирская Территория, 2276 г.
3. Атль Алексий. «История ложных религий. От центра культуры до её обочины». // Территория Дели, 2272 г.
4. Высоцкий Семён. «Последние ложные храмы». // Витебская Территория, 2281 г.
5. Отец Корнелиус, сановник Религии. «О древних храмах, построенных до Его Явлений. Почему все их детали должно беречь». // Московская Территория, 2008 г.
Глава 4
7 мая 2282.
Утренний воздух еще сохраняет прохладу, и пробирает сквозь одежду. На востоке солнце поднялось над группой однотипных высотных зданий, но не успело растопить утреннюю пелену облаков. Александр взял жену за руку и скорее повёл к посадочной площадке на крыше с поджидающим их чёрным блестящим SkyCross'ом. Роскошная машина только села, и винт с плавным свистом еще рассекает воздух.
Внутри просторнее, чем кажется снаружи: три ряда по два сидения, отделанных тёмной кожей, высота салона такая, что можно стоять. Богородица села поближе к окну, рядом с ней – муж. На места спереди устроились отец Иоанн и двое дюжих парней из Службы Защиты Религии. Дверь закрылась автоматически, мягко и бесшумно, да и вообще внутри тихо, словно не в вертолёте летишь, а в электрокаре везут. Они плавным толчком оторвались от крыши отеля и стали, разворачиваясь, набирать высоту.
В окошке проплывает площадка с большой белым крестом в круге. Стал виден город. Он тянется до самого горизонта, с чистым, непривычно свободным от вертолётов и дирижаблей небом – сегодня воздушное пространство Москвы оставили Богородице. Вертолёт двинулся в сторону назначения. Городской пейзаж поплыл за стеклом: светло-серый ковёр жилых домов с торчащими и сбившимися в группы зеркальными офисными высотками. Ни один фотоальбом, цифровая панорама или видео не передадут всей этой картины огромной, освещённой ярким майским солнцем, столицы. Лишь своими глазами человек может объять это великолепие.
Отец Иоанн, дав указания пилотам, вернулся и сел напротив.
– А давайте я вас сфотографирую?
Он достал из кармана рясы тачфон довольно простой африканской марки, не дешёвый, но уступающий тем, что есть у Смирновых. Те прижались друг к другу и улыбнулись. Мария в длинном и просторном белом платье с рукавами до запястий, Александр в нейтральном сером костюме с чёрным галстуком – под цвет СЗР. Эту одежду им доставили утром. Сановник сделал пару снимков и спрятал телефон:
– Это для моего личного архива. Вам тоже пришлю, – он устало улыбается. – Мария, как вы, не волнуетесь перед Синодом?
– Пока вы не напомнили, первая прогулка на вертолёте отгоняла мысли о нём, – она чересчур открыто улыбнулась, муж сразу увидел, что волнуется. – Но я в порядке. Как перед экзаменами.
– А их Маша всегда на пятёрки сдавала, – добавил Александр.
– Ну хорошо, – святой отец попробовал улыбнуться, но вышло у него это лишь на секунду. – Прошу простить меня, я организовывал Синод, как глава Религии на территории, где появилась Богородица. Немного устал. Да и волнуюсь. Мы, сановники, ответственны перед Богом более других детей Его. А я, к сожалению, уже не молод.
Он провёл рукой по седой бороде, подчеркивая свои слова. Мария прикоснулась к руке Иоанна:
– В вас Создатель не может быть разочарован. Вы делаете всё, что только можно для нас, для паломников, для всей Москвы.
– Благодарю за ваши слова, Мария. Но не буду мешать вам наслаждаться полётом. И видом из окна.
Он еще раз неуклюже улыбнулся и пошел на пассажирское место рядом с СЗРовцами.
Где-то через пять минут они замедлились, развернулись и начали спуск на вертолётную площадку перед Парламентом. Её устроили прямо на площади с парковкой в пятидесяти метрах от здания. По особому распоряжению, чиновники пришли на работу пешком, а машины, подвозившие представителей Синода – уезжали в другие части административной зоны.
Skycross приземлился. С одной стороны – красная ковровая дорожка, ведущая до самого входа, с другой – за немногочисленными полицейскими – плотная толпа журналистов, человек двести, с аппаратурой.
Из вертолёта вышли двое охранников, встали по бокам. За ними – отец Иоанн. Он поставленным голосом объявил выход Богордицы. Редкие вспышки камер участились.
Сначала вышел, чуть не оступившись на коротких ступеньках, Александр. Он оглядел толпу, едва не застыв в изумлении, но опомнился и подал руку жене.
Едва она поставила ногу на трап, как фотографы начали снимать не переставая. Яркие вспышки слились в единое сверкающее озеро, слепящее даже днём. Мария помахала им рукой. Журналисты, не бросая нацеленных фотоаппаратов и камер начали ликовать, приветствуя Бога и Его носительницу. Верховный сановник вежливо отодвинул Александра от жены, а ей показал, что можно подойти чуть поближе. Сам он встал позади, рядом с растерянно-недовольным мужем. Маша почувствовала не просто внимание людей, она ведь уже приняла немало паломников, но внимание как к звезде!.. она улыбается. Улыбается искренне, как никогда, широко, счастливо. Она, в прекрасном и дорогом платье, прилетела на роскошном вертолёте, стоит на ковровой дорожке, как актриса или певица на вручении премии… Она чуть не расплакалась, но сдержалась, помахала им рукой еще раз и поспешила к спутникам.
И они пошли к зданию Парламента: белоснежному, с маленькими окнами, округлому с фасадной стороны. В высоту оно – ниже пятиэтажных домов, в ширину – половина стадиона, хотя по телевизору всегда кажется больше. В разные стороны от входа, за зелёными клумбами, идущими вдоль здания, расходятся попеременно флагштоки с Георгием Победоносцем, гербом Московской Территории, и чёрным Символом на сером фоне, неофициальным флагом Религии.
Они вошли в широкие автоматические двери. Вдоль стен стоят чиновники, в строгих рабочих костюмах, с символами в руках. Они смиренно и жадно смотрят вслед Богородице. Мария решила остановиться, но Иоанн сразу подхватил её под руку.
– Богородица, прошу простить, но нас ждут. Вы потом можете их благословить.
Когда они поднялись по лестнице и подошли к роскошной деревянной двери с орнаментом, изображающим московский герб, сановник всех остановил.
– Мария, сейчас мы зайдём в зал, и вы пойдёте к трибуне. Я займу место своё, – святой отец немного запыхался.
– И что делать?
– Бог всё сделает сам. Не волнуйтесь.
– Ну хорошо, – она посмотрела на мужа, ища совета.
Саша ей кивнул. Всё будет хорошо.
– Александр, вас попрошу остаться здесь. Вас, полагаю, проводят в столовую или куда еще, где можно подождать.
– Меня даже не пустят внутрь?!!
– Простите меня, но там не будет даже операторов, оборудование будет управляться удалённо. Только сановники. Это традиция.
– Да что вы говорите! Бог повелел вам показать Синод на весь мир, а муж Богородицы не может там быть?!
– Отец Иоанн, я хочу, чтобы Саша был со мной…
Сановник чуть раскрыл рот, потом упал на колени перед ней. Смирновы замолчали. Он заговорил не отводя взгляда от пола.
– Прошу вас, Мария. Есть правила. Не требуйте от бедного создания Божьего их изменить.
Они переглянулись. Отец Иоанн может и лукавит, но не верить старику, упавшему на колени, они не могут.
– Хорошо, святой отец. Я останусь тут, – они еще раз переглянулись. – И прошу простить меня.
– Я понимаю, – сановник встаёт, опираясь о руку одного из СЗРовцев. – И вы меня поймите, прошу.
– Конечно, – Мария прикоснулась к плечу Иоанн. – Вы в порядке?
– Да, Богородица. Пойдёмте.
Он открыл массивную дверь. Александр поцеловал и обнял жену.
Она вошла, зашагала вперёд по коридору под трибунами и попала в знакомый по ТВ-картинке зал. Полукруг сидений для депутатов занят почти полностью сановниками со всего мира. По велению Создателя, Религия сохранила традиционные наряды своих территорий, так что служители Его предстали во всём многообразии: тюрбаны и клобуки монотеистических религий, тёмные одеяния Европы и яркие халаты азиатских территорий, необычные и экзотические наряды, доставшиеся от языческих культов. Здесь собрались представители всего мира Его.
Мария заняла трибуну. Перед ней сидят одни из самых уважаемых людей всей планеты. Весь мир сейчас смотрит через телекамеры на неё… Но она не успела начать волноваться ещё больше. Её окутало золотое сияние.
***
Вся палатка встала по будильнику в семь утра, как договорились накануне. Синод начнётся лишь в девять, но хочется успеть позавтракать и занять место перед огромным монитором стадиона, на котором будет вестись трансляция.
Судя по очередям в столовых и туалетах, большинство паломников выбрало такой же план. Все волнуются, переговариваются, строят прогнозы.
На завтрак, за которым вместо привычных пяти минут пришлось отстоять все пятнадцать, дали какую-то безвкусную еду. А может это просто кажется от волнения. Хотя омлеты с колбасой и праздничные тортики к чаю выглядят аппетитно, Фрида буквально заставляет себя есть, профессиональные знания медика говорят, что это надо делать. За пределы стадиона они с Марком уже успели на перекур сбегать раз шесть, чтобы хоть как-то унять волнение, но никотин не помогает.
Синод – это не только наставление Бога для сановников. Это экзамен человечеству. Как мы вели себя последние тридцать лет? Вдруг мы пошли не тем путём? Многие от волнения плачут уже с самого утра.
Конечно, кара тебя персонально не постигнет – Создатель наказывал так лишь тех, кто начинал войны или пытался проповедовать старые религии. И то, это было более семи веков назад, с тех пор человечество вело себя правильней. Но всё равно сейчас страшно каждому жителю Земли.
С половины девятого загорелся большой экран. Заиграли колонки по всему стадиону. Появилась картинка с белостенным парламентом Московской Территории, от которого к журналистам тянется красная дорожка.
Паломники, несмотря на раннее время, ринулись занимать места поближе. Они встали среди палаток, словно вода скатившаяся на один из краёв стадиона, заняв каждый метр свободного пространства между белыми жилищами. Никто не ругается, не толкается, всё внимание – репортажу.
Пошёл звук с голосом журналиста:
– Итак, сегодня мы собрались на самое важное событие не только года, но и последних десятилетий! Совсем скоро сюда прибудет Богородица и наш Создатель объявит Синод открытым.
Картинка показала шеренгу журналистов с камерами и редкими полицейскими. Затем она сменилась на зал заседаний парламента, где уже сидят сановники со всего мира. Они спокойны, не переговариваются, застыли, словно восковые фигуры. Они волнуются еще больше зрителей, это чувствуется даже через экран. Не было еще Явления, когда Он был доволен всем: он мог наказать отдельных сановников или всю Религию, как уже не раз бывало. Иногда он прощал их. Предугадать, что будет сегодня, невозможно.
Марк попробовал взять жену за руку, но Фрида резко отдёрнула её. Не до мужа и его сантиментов сейчас. Он только обиженно и нарочито громко вздохнул.
– Итак, что нам известно на этот момент, – продолжает на хорошем английском невидимый ведущий. – Парламент Московской Территории под руководством спикера Мусы Павлова сам предложил Религии провести собрание в их зале заседания – это уже стало традицией с двадцать первого Явления, которое проходило в тысяча семьсот девяносто девятом году в Бенгази. Всего он имеет сто сорок мест для депутатов, сегодня тут сидят сановники. Напоминаю, их прибыло восемьдесят девять – по количеству государственных образований в мире.
Кто-то дёрнул Фриду за низ футболки. Успев разозлиться, она повернулась, но увидела лишь маленькую Афину в белом платьице, которое почти светится на фоне её смуглой кожи и чёрных волос. Она приветливо машет рукой, широко улыбаясь. Рядом стоят её родители. Их всех минуту назад тут не было. Видимо, они специально протискивались по узким коридорам между палаток, расталкивая паломников-соседей, чтобы прийти к Клейнам. Марк к ним расположен добродушно (у него так с малознакомыми людьми всегда, а когда сблизятся – начинает их тайно ненавидеть), но его жене они кажутся слишком навязчивыми – они постоянно стараются быть рядом, держать дочку поближе. Всегда: и во время еды, и в палатках, и в парке.
– Скажите, – заговорила мать Афины, кажется, её зовут Александра. – Как вы с Марком думаете, что будет?
У женщины приятный и мягкий голосом, да и сама она – образец испанской красоты – высокая, стройная, смуглокожая, с длинными чёрными волосами. За исключением роста, Фриде кажется, что она проигрывает Александре в пух и прах со своей бледностью, дряблой фигурой и хвостом жидких русых волос. Неприятно её видеть рядом.
– Даже не знаю, что думать, – Марк шепчет в ответ. – Мне кажется, что мир недостаточно быстро интегрируется: за последние десять лет только три объединения территорий было.
– Да, возможно, – подключился испанец-муж, его зовут Мун. – А еще космос. Мы же его почти не осваиваем.
– Да, да, – Марк продвинулся ближе к желающему поболтать. – Конечно, до других пригодных для обитания планет, что указал Создатель, далеко, технологии нужные еще полвека-век изобретать, но мы вообще тут не прогрессируем. А на нашей Земле уже тесно…
Фрида подвинулась и дала пролезть мужу еще ближе к собеседнику – тут уже ничего не поделать, если Марка понесло на интеллектуальные темы.
Прокатилось оживление по стадиону.
На экране появился приближающийся вертолёт. Чёрная точка быстро превратилась в дорогую машину, которая плавно развернулась и села на дорожку.
Фрида интуитивно попыталась найти руку мужа, но он слишком далеко отошёл к испанцу. Спустя пару секунд вернулся, но она уже сложила руки на груди. Он нежно погладил её по плечу.
На экране раскрылась двумя частями дверь вертолёта, нижняя из которых стала трапом. Вышел какой-то мужчина, видимо, муж Богородицы, на которого никто не обращает внимания, и подал жене руку. Та осторожно, щурясь от солнца, спустилась с трапа и подошла к журналистам.
– В этом платье она похожа на ангела, – сказала почти на ухо надоедливая Александра. – Правда красивая?
Красивая? Ангел? Да нет, простая женщина. Светлая кожа, приятное лицо, добрая улыбка, что бывает у беременных. Или может, это экран не передаёт божественности?
Мария подошла к репортёрам поближе и, улыбаясь еще шире и немного застенчиво, помахала рукой. Весь стадион взорвался приветственными овациями! Да что стадион, пожалуй, весь мир сейчас приветствует её!
Над ухом Фриды пытается, но как-то неловко, восторженно кричать Марк.
Почему у неё нет восторга, как у миллиардов жителей земли? Где её вера в чудо? Ведь это сам Создатель, в этом городе, они попадут к Нему по очереди через четыре дня.
Почему так одиноко в этом шумной толпе?
***
Старому еретику не интересен Синод. Он провёл весь вчерашний день в рутинной работе и раздумьях. Глубоких, даже не сформулированных для себя самого. И сегодня копание в мыслях продолжается. Только сменилось место.
Ксений стоит между двухметровыми серыми металлическими шкафами со множеством квадратных выдвижных ящиков по пять штук в высоту. На большей части из них ровно по центру висят небольшие прямоугольные таблички золотистого цвета. Каждый вертикальный ряд отводится под одну семью.
«Фёдор Ричардович Киреев (15.03.2198 – 08.10.2278)».
«Мотоко Алановна Киреева (7.06.2198 – 19.08.2280)».
Ниже еще три пустых ячейки без табличек. Когда их займут, урны с прахом их семьи начнут наполнять следующий столбец, который отведёт муниципалитет, а через пятнадцать лет после похорон в самой нижней из них, они все будут преданы земле, потому что на перенаселённой планете нужно экономить место, потому что уход из жизни – часть нашей природы, и люди должны знать предел скорби и памяти.
После смерти отца он здесь бывал часто. Да, его родители и братья отвернулись от него, узнав, что он оказался (или стал, кому как удобнее считать) еретиком, но горе – есть горе. На похоронах он стоял среди них, почти не ловя косые взгляды. И хотя бы с матерью, которую он встречал здесь каждое воскресенье, Ксений очень хотел наладить общение. Они разговаривали около могильного ящика, вспоминали отца, перекидывались пресными фразами о погоде, о политиках. Ни разу они не заговорили о еретичестве. Ксений – потому что не хотел ранить воспоминаниями. Родителям, наверное, очень было тяжело узнать про ребёнка такое. Дальше пустых разговоров по десять минут эти встречи не зашли. Со временем она стала бывать здесь всё реже – горе утихло, да и время пенсионерки снова заняли растущие внуки.
Ему никогда не нравилась теснота городских кладбищ. Смерть близкого человека – это то, что не хочется разделять ни с кем, кроме самых родных. А здесь часто сталкиваешься с другими, такими же как и ты, но совершенно чужими людьми. Пара кивков и тихих приветствий. И нервная мысль, что тебе не дают остаться наедине с ушедшим.
Вот и сейчас слева около края шкафа встало трое мужчин. А Ксений не ждал сегодня других посетителей, всё же Синод идёт. Неожиданные посетители оглядываются по сторонам, видимо, не могут найти нужный коридор между этих одинаковых серых стеллажей. Один в старом светло-коричневом плаще и синей шапке (в мае-то!), другие в серых ветровках, грязноватых и засаленных. Странная компания, но не еретику осуждать людей.
В последний раз он был здесь полтора года назад на похоронах матери.
А еще здесь не хватает скамеек между шкафами. Ты не можешь прийти и сидеть рядом с тем, кто остаётся для тебя важным, даже когда его не стало. Нет урн, чтобы ты мог выкурить сигарету, хоть на пару минут притупить дымом рвущую сердце тоску. Только длинные пасмурные стеллажи по пять строк, которые тянутся на несколько десятков метров, и нумерация на торцах, чтобы найти нужную тебе точку в кладбищенской матрице.
Под запертыми ящиками с прахом родителей три свободных места. Если не случится внезапных смертей, то это стало бы местом для него и двух братьев. По крайней мере по закону он имеет на это право. Но странные (и точно негативные) перешёптывания родни на похоронах матери подтолкнули его к написанию завещания, где он указал развеять свой прах сразу после церемонии прощания. Посмертия нет, но всё равно не хочется беспокоить мёртвых, которым ты был не нужен при жизни. Да и приходящим будет лишь мешать то, что он занял место тут, под родителями. На церемонию, еще может быть, придут коллеги и братья с семьями, им положено по этикету, а вот потом кто стал бы его навещать? Да и дойдёт ли теперь до этого самого прощания…
Ксений всё равно достал и зажёг сигарету. Потом спрячет окурок обратно в пачку. Не стальной он. Да и штраф за дым в общественном месте скоро покажется такой мелочью.
К той троице, что стоит слева в метрах пятнадцати от Ксения, присоединился четвёртый – рослый, с трехдневной щетиной и красными глазами. Выглядят, как типичная компания выпивох. Они снова огляделись по сторонам и резко направились в его сторону. Киреев удивлённо обернулся. Встретился взглядами с идущим впереди.
– Держи еретика!
Сначала он впал в ступор. Незнакомцы делают шаг. Другой. Начинают бежать. Когда между ними осталось метра три, он наконец-то смог двинуться с места. И дал дёру.
Сначала прямо. Пробежать этот стеллаж. Шаги слышатся всё ближе. Свернуть резко направо. Еще немного и потом снова направо. К выходу.
Бежать тяжело. Уже ноют прокуренные лёгкие. Ему повезло, что бегуны из преследователей тоже плохие. Даже кажется, что они пьяны. Он обернулся.
Рядом, уже почти может дотянуться, один из них. Тот, что в плаще и шапке. В руках у него нож! Он неуклюже занёс его над головой, как злодеи в дрянном кино. Остальные бегут с короткими арматурами.
Ксений ускорился, что есть мочи. Кажется, еще чуть-чуть, и он не сможет дышать. Но выход близко. Едва он пролетает в дверь, за которой стеклянная будка охранника, как начинает звать на помощь.
Надо отдать должно молодому парню в тёмно-синей форме. Ему хватило пары секунд посмотреть на преследователей, чтобы выскочить в коридор. Ксений, от слабости в теле, упал. Преследователи, что уже добежали, начали бить ногами. Не резать ножом или пробивать голову стальными арматуринами…
Охранник резко подскочил к спинам напавших и начал бить шокером. Никто из них не замечал паренька, пока уже не начинал биться в судорогах от удара в бок или шею. Не прошло и полминуты, как на пол упал последний.
Молодой парень наклонился над сжавшимся Ксением. Одежда в пыльных следах подошв, через руки, прикрывающие лицо, медленно просачивается кровь. Сначала охранник вызвал по рации на кладбище скорую и наряд полиции. Потом обратился к Кирееву.
– Вы как, в порядке?
У Ксения побежали слёзы. Больно. Один раз ударили ботинком по лицу. Оно онемело, бежит кровь. Он потрогал нос рукой и чуть взвизгнул от боли. Еретик лежит сейчас беспомощный, словно ребёнок. Какое унижение. Он плотнее прикрыл лицо руками и заплакал. И как бы Ксений ни старался, любому, кто сейчас окажется рядом, будет слышно, как он подвывает и всхлипывает от боли, физической и душевной.
Киреев не заметил, сколько прошло времени. Появились несколько врачей, которые сначала осмотрели вырубленных электрошокером. Потом уже помогли подняться Ксению, выдали несколько салфеток и повели к карете скорой помощи. Где-то рядом молодой охранник четко и подробно рассказывает полиции, что произошло. Единственное, что Киреев услышал сквозь завесу головной боли, это слова кого-то из полицейских:
– Как только пострадавший сможет, привезите его в отделение.
***
– Дети мои. Я собрал вас здесь, чтобы сказать: я недоволен вами.
Безмолвный зал Парламента вздрогнул. Одни в изумлении открыли рты, другие схватились за головы, третьи за сердце. Пошел шёпот, тихая агония возгласов «как же, Создатель?». Окутанная золотистым сиянием Богородица подняла руку. Зал смолк.
– В вас нет больших грехов, ведь мы с вами делаем мир благополучным уже много столетий. Но за время моего отсутствия и в вас зарождается червоточина. Вы становитесь честолюбивыми. Вы считаете себя ближе ко мне, чем иные люди. Вы становитесь бездеятельными. Вы верите, что всё идёт, как надо, и делаете лишь толику того, что могли бы сделать для мира. А ведь вы – те, кто должен служить усерднее других, бескорыстнее. Вам я завещал Религию, но многие из вас оказались её недостойны.
Стал слышен плач. Сдавливаемый, тихий плач взрослых мужей Религии. Словно дети, которых неожиданно строго ругает отец, сановники плачут перед Богом. Почти всем из них за пятьдесят лет, большинство седы. Но слова, вылетающие из уст Богородицы, ранят их в душу.
– Вы пройдёте испытание. Каждый из вас подойдёт ко мне и скажет: виновен он в названных грехах или нет. Если чувствует вину и покается – оставит сан. Если соврёт мне – то… Каждый знает, что его ждёт.
С тех пор, как Создатель стал являться в мир, он рассказал, что нет Рая и Ада, которыми пугали все религии в посмертии. Весь мир суть Бог. Но любовь мира к Нему так велика, что париям жить непросто. Если еретиков он приказал не трогать, как рождённых иными, то любившие, но предавшие, отмеченные его гневом, вымывались из общества, как инородные клетки из организма. В средние века их убивали, порой жестоко, в современном мире их лишали работ, пенсий, друзья и родственники отворачивались от них, либо разделяли эту долю. Но даже если это будет не изгнание из общества, то одно чувство, что ты попал под его гнев, может свести старого сановника, отдавшего жизнь Религии, в скорую могилу.
Отец Иоанн на правах устроителя Синода дал команду идти от низа к верху по рядам от правого к левому сановнику. Он стоит и смотрит на идущих братьев, иногда, забываясь, прикладывая руку с Символом к сердцу. Молчаливый, скорбный, послушный строй спускается по широким лестницам к трибуне, где стоит окутанная сиянием носительница Бога. Имамы, святые отцы, верховные жрецы и носящие десятки других титулов, сохранённых в память о культурных корнях, подходят к ней, говорят и еще медленней, кто-то еле передвигаясь, возвращаются на места, поднимаясь по боковой лестнице зала.
Воздух замер. В томительном ожидании идут минуты, пока все делают выбор. Последним подошел отец Иоанн. Ему показалось, что поток сияния из глаз Марии повернулся в его сторону, смотрит в его глаза.
– Создатель. Я служил тебе верой и правдой, – голос надрывается, дрожит. – И если я не оправдал твоих надежд, если я служил недостаточно хорошо, был честолюбив, то лучше накажи меня гневом своим. Я служил тебе всем сердцем.
Слёзы готовятся побежать из глаз, в горле пересохло. Прождав, не зная, что делать, несколько секунд, он уходит, замыкая шествие сановников от молчащего Бога. В руках Символ. Ноги заплетаются – он не молод, а такое испытание безумно тяжело. Но никто из других священников не подходит поддержать его за руку, помочь дойти. Здесь каждый окутан своим горем. Отец Иоанн сел.
– Я не зря назначил испытание. Лишь пятеро из восьмидесяти девяти здесь собравшихся, служат мне всем сердцем. Остальные испугались моего гнева, потому что чувствуют, что есть тёмные углы в их совести. Как и обещал, вы все, кроме этой пятёрки, покидаете Религию и доживёте вместе в уединении от остального мира. У вас не отберут ни кров, ни деньги, но и среди людей вам не жить. Вы станете примером того, какую службу я не терплю.
Сияние пропало. Мария очнулась и увидела перед собой зал, полный плачущих стариков. Отец Иоанн увидел, что сияние пропало и поспешил увести её, обещая рассказать, что случилось потом.
