Текст книги "Неприкаяный ангел"

Автор книги: Алексей Шерстобитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Алексей Шерстобитов
Неприкаянный ангел

© Шерстобитов А.Л., 2017

© Книжный мир, 2017

Предисловие

Трудно поверить в перевоспитание или перевоплощение человека, тем более, когда считается, что примеров мало. С недоверием относимся мы к людям, потерявшим наше доверие. Я более чем уверен, что только внутреннее перестроение, предпринятое самим человеком, причем по собственной воле и помощи Божией, может привести к реальным результатам.

Что нужно, чтобы это произошло? Почему человек не сделал этого раньше, хотя мог и имел время? К чему это приведет? Можно ответить, что на все воля Божия, а можно сказать, что человек этот до этого времени не знал и видел, как сделать так, что бы стать похожим на исправившегося. Скажу вам по собственному опыту – второй взгляд принадлежит людям способным замечать в любом, тем более оступившемся, все, что угодно, кроме хорошего. При этом они обычно добавляют: «Какой молодец, просто талант, так тонко играет, столько сил прикладывает, и все получается будто по-настоящему! Вот он, достойный и истинный победитель!»

Так и хочется поинтересоваться у них: «Если не верите, то откуда знаете, как это должно выглядеть? И неужели, если бы это получилось по-настоящему, то далось бы просто, а добившийся такой победы, стал бы проигравшим?!».

Этот роман – продолжение «Шкуры дьявола». Думая, как бы яснее и доходчивее показать со стороны моменты, всплывающие в нашей памяти будто из прошлого и строящиеся в нашем воображении, в возможном настоящем, я пришел к выводу, что лучшее – это действительно «взгляд со стороны». При этом не только на кого-то, но и на себя самого, и прежде всего, глазами тех, кто когда-то был тебе близок и дорог.

Я постарался это сделать, так, чтобы стали известны не только разговоры, поступки, но и мысли и рассуждения людей, причем с тем, что об этом думают и как на них реагируют в мире духов.

Что может из увиденного преобразить человека, сделав его способным нести в этот мир хорошее и доброе? Что из него, уже достигшего зрелого возраста, нужно убрать, а что привнести? Кому это делать?

Я осмелился представить на этих страницах одну из тайн мироздания, касающуюся души человеческой. Именно она, пришедшая к раскаянию, но оторванная от покаяния, дабы избежать ошибки в попытках искупить сделанное в прошлом, проходит путь от забвения своей личности к полному возвращению памяти о ней. Путь этот прокладывает свободная воля «неприкаянного духа» в соответствии с волей Создателя, по переживаниям за судьбы близких, когда-то людей, живущих с памятью о человеке, душа которого ищет и жаждет. Они живут своей жизнью, повлиять на которую он не может. Но это, при всем желании, не входит в его задачи. Душа вне покаяния, вне мира человеческого, вне всего материального, могущая получить возможность искупления, но только при одном условии…

Его и предстоит узнать бесплотному страждущему духу, при этом не погибнуть и успеть вовремя. Уйдя в небытие подсознания, каким можно вернуться? И что потом с этим делать? Все по порядку. И начинать придется с воспоминаний, кем он был; осознания, кем стал; что к этому привело; и, как следствие – что может избавить?

При написании последних строк, я задумался: «А был ли он другим? Может исправление – это и есть возвращение к впитанным с молоком матери предрассудкам, то есть тому чистому нравственному, что было заложено в нас до появления рассудительности, чему первые из попутчиков сомнение и подозрение?»

Вернуться к истокам, к началу пути, не значит не повторить прежнего, или становиться лучше – это значит попробовать заново, но уже с имеющимся опытом. Конечно, он не гарантия, поскольку поток, в который входит пользующийся вторым шансом, не будет прежним, а значит, приобретенное, не сможет быть панацеей, но только вехами, показывающими направление движения. Этот дар не будет легче прежней жизни. Но нужно ли задумываться об этом начинающему путь? Первый маяк виден, и раз его кто-то поставил, значит, до него можно дойти. Дорогу преодолеет только идущий.

Но об этом уже в следующей книге…

С уважением,

Алексей Шерстобитов.

Пролог

Верным друзьям посвящается

Как-то мой друг Владимир, очень хороший и добрый человек, рассказал мне о своем небольшом наблюдении. Работает он хирургом, хотя давно мог бы стать и главным врачом. Никогда не поменяет он возможность оперировать и спасать людей на что-то другое. Потому и небогат до сих пор, зато вполне счастлив! Кроме врачебных талантов у него есть и дар наблюдательности.

Однажды мы разговорились на предмет наличия души в человеке. Не то чтобы он был очень верующим, но книга «Очерки по гнойной хирургии» Войно-Ясенецкого, святителя Луки, стояла в его кабинете в первых рядах, как и другие произведения того же автора. Мы вспомнили и это. Задумавшись, он многозначительно произнес:

– А ведь я видел… Она есть!

– Что именно, Вов?

– Душа…

Мой друг никогда не был мистиком, но тут его захлестнули давно мучившие его мысли, которые он и озвучил, зная мое серьезное к этому отношение.

Нет тайны в том, что люди отходят в мир иной и с хирургического стола, и с реанимационной койки, и из «кареты скорой помощи». Это те случаи, когда врач – профессионал, имеющий огромный опыт и личный свидетельский архив подобных случаев, – может, обобщив, сделать вполне определенные умозаключения.

Конечно, читатель слышал или читал сам о подобных размышлениях на тему попыток взвешивания души. Мол, тело становится сразу после смерти легче на несколько грамм. Наверное. Но то, что рассказывал мой друг, выглядело несколько иначе.

С институтских лет он задался вопросом: «Почему, медицинская точка зрения, предрекающая однозначно выздоровление после сделанной операции, иногда оборачивается ошибкой прогноза? И почему, казалось бы, не имеющий шансов поправиться человек невероятным образом встает на ноги за несколько дней, вместо того, чтобы упокоиться?»

Ответов он так и не получил. Медицина до сих пор так и не может найти многому объяснений. Тогда Владимир Васильевич попытался разглядеть возможные внешние признаки до, во время и после операции. Но вместо них обнаружил преображение человека в момент, «когда душа исходит из тела».

Впервые это заметив, он не спал ночь, к утру поймав себя на мысли, что не сможет успокоиться, пока не увидит этого снова. Конечно, он не желал смерти никому, но настраивал себя не забыть пронаблюдать этот момент.

Шли годы, вопросы оставались, но были и выводы. Вот один из примеров:

– Лех, ты когда-нибудь ел фаршированную щуку?

– Конечно, а что?

– Если сравнить внешний вид живой щуки и потом её, набитой вкусным фаршем, шкурки – это то же самое, что человек до и после смерти, за отрезок времени в течении нескольких секунд. Причем эту разницу в состоянии заметить только наблюдавший преображение. Невероятно, но это факт!

– Не понял…

– И понимать нечего! Я был ошарашен этим первый раз уже после того, как закончил оперировать, шов наложил… В общем, почему-то встал над ним и посмотрел на лицо. Знаешь, так смотрел, будто в глаза, представляя, что они открыты… И вдруг кожа буквально чуть расползлась и снова собралась, только собралась так, как будто отдала влагу, выпустив вместе с ней, через поры что-то парообразное, но не видимое. Словно поры эти выдохнули, а вдохнуть не смогли… Я как-то сразу понял – жизнь из него ушла! Но был не прав! И понял это позже. Мы пытались его «заводить» около часа, и все получалось – сердце работало, он даже дышал сам, цвет кожи менялся. А потом снова: бах и застыл. Так несколько раз.

Потом я только понял, что не жизнь его покинула – душа! Жизнь уходит после… За эти года, я наблюдал это десятки раз, и всегда одно и то же! Ты воочию видишь, как душа покидает тело. После этого я понял, что именно называют прахом и почему…

– Может, показалось?

– He-а! Я даже теперь могу представить, глядя на живого, как он может выглядеть без души. Лелик, с нами это обязательно будет…

– Это точно… надеюсь, если такое случится со мной в твоем присутствии, то это тебя не испугает! А если серьезно, то ведь не у всех же это происходит одинаково?

– В самую точку. Я думал над объяснениями. И вот к чему пришел. Бывает, выражение лица после… ну… этого вызывает положительные чувства, будто тело мучило душу, и, расставаясь, оба остались довольны. А бывает… бывает, понимаешь, что, в общем, наоборот! И тогда даже смотреть неприятно…

Смотришь и понимаешь… в общем… что здесь смерть оставила отпечаток своего лика, отражающего как раз тот момент, когда она увидела погибельное состояние души, а увидев, сама ужаснулась…

– Ннн-дааа… и третьего не дано?

– Дано! Я такое один лишь раз видел…

– В смысле?

– Не знаю, как тебе это обрисовать. Ну, такое ощущение, глядя на лицо, что… ну, представь себе кожу как бы одеждой. Так вот, ее в стирку сдали, а заберет ее хозяин или нет – не понятно. Лежит она, аккуратно сложенная, вычищенная и поглаженная, но без хозяина – просто стопка шмотья… Я интересовался у одного батюшки, он мне странно так ответил. Мол, так выглядят те, кто могут вернуться…

– Неприкаянная душа? А они разве возвращаются? Тела-то гниют, а в чужое…

– Бывает так, что не успевают, и тогда… на все воля Божия!

Этот разговор состоялся за два года до моего ареста, а через три мой друг увидел второй раз не только покинутое тело, в которое могла вернуться душа, но и… Об этом лучше подробнее.

Кто я?

Как вы думаете, что будет чувствовать человек при полном изменении физических условий своего существования? Невозможно в полной мере ощутить себя рыбой в воде или птицей в небе, разумеется, с оставлением интеллекта, разума и души. Хотя некоторые и возомнят себя способными на это, и даже успешно смогут рассказывать о предполагаемых подробностях пару часов, расписывая в чудесных красках свои впечатления и эмоции.

Так о войне рассказывают новобранцы, ни разу не нюхавшие пороха. Но и после нескольких лет, долгих и страшных, проведенных в постоянных сражениях, в войсковом быте и на грани возможного, впечатления эти по описаниям могут отличаться, так же, как и сами индивидуальные особенности рассказчиков…

Я скажу вам, что почувствовал, оказавшись не в другой стихии, а в другом измерении, а может мире. Другими словами там, где каждому из живущих придется побывать, в подавляющем большинстве своем – мельком, то есть как бы выглядывая через иллюминатор самолета во время недолгого перелета.

Не могу сказать, насколько это большое пространство, мне кажется, бесконечное, к чему привыкнуть я так и не смог, поскольку здесь все относительно. До Создателя тут рукой подать, потому что Он везде, но, с другой стороны, – Он не досягаем, как и не досягаем в глубине нашей души, хотя это и есть Храм Его.

Кто-то гибнет, лишь взглянув на свет, исходящий от Его величия, а кому-то всегда доступно взирать на Его Лик.

Здесь я всего несколько недель по земным меркам, и узнал это из чужих слов, или, точнее, мыслей. Это время мною никак не использовалось, я ничего не смог понять, осознать тем более.

Странно звучит, но я не представляю, как я выгляжу и на что похож. Наверное, на что хочу я, или смотрящий на меня. Мое объёмное состояние похоже на фантомные ощущения калеки в области потерянной конечности. Материи словно нет, но я ее чувствую. Может быть, остались бегающие нейроны по путям сообщения от мозга до нервных окончаний, но только пути, а не сами нервные волокна. В этом промежуточном мире привычной для людей, плоти нет – это мир духов…

Никаких физических ощущений: ни боли, ни приятного, ни внешнего воздействия от, скажем, дующего ветерка, только тепло или прохлада. Я понял, что их воздействие перекладывается на эмоциональную составляющую: когда тепло – мне спокойно, но лишь почувствуется легкая прохлада – появляется неудобство, довольно быстро переходящее в опасение и дальше в страх от непонимания.

Охватывающее тепло сопровождается очень легкой, еле заметной радостью во взгляде моего проводника или соглядатая, а может… он ощущается мне очень знакомым, причем давно, что сопровождается необъяснимыми потугами совести извиниться перед ним. Я чувствую себя непоправимо виноватым и очень обязанным. Он это знает, но никогда не касается этих чувств, напротив, всем своим видом показывая готовность быть моим чуть ли не слугой. Никогда раньше не видел такого смирения и терпимости, такой любви, расположенности и немного навязчивой предусмотрительности, будто он, зная каждый мой шаг заранее, пытается предотвратить возможную ошибку.

Такое впечатления, что он всю жизнь проработал моим хранителем, а может даже создал меня, настолько пугающе хорошо он знает наперед не только мои желания, но и мысли.

Когда я чувствую прохладу, его неизменное, приветливо нейтральное выражение лица, больше похожее, по земным меркам, на лик – да лик и есть! – меняется. Красивый, нет, великолепный, до бесконечности прекрасный, удивительный, поскольку нельзя сказать, юноша это или девушка.

У людей такого не бывает, обязательно найдется асимметрия или какой-то изъян, причем изъян как зеркало внутренних порока, страсти, греховного навыка, пусть и побежденного, но все же. Так вот, этот лик, будто становится каменным щитом, изваянным из слоновой кости. Выражение, правда, не меняется, поскольку я еще ни разу не видел ни одной эмоции этого существа, а вот что-то внутреннее принимает заряд, обратный положительному. Может быть это пока так, я ведь еще не научился видеть то, что не дано землянам. Мы понимаем мимику и жесты, но совсем не различим гнев или восторг, если прикрыть человека маской безразличия, а между тем – это сильнейшие эмоции, способные своей энергетикой сдвигать не только «смоковницу или гору в море», но менять траекторию планет и возвращать время вспять… если уметь.

Причина такой перемены мне пока не известна, как и то, что я из себя представляю; что я тут делаю… и вообще, «тут» – это что?

Конечно, некоторые мысли есть. Надо заметить, что это все, чем я обладаю сейчас, и знаете – это очень много! Я начал ценить их, и даже уважать, а ведь раньше не обращал внимания даже на помыслы, отпускал вожжи, а потом уже не мог освободиться от навязчивости некоторых, развивавшихся до уровня фобий. Могу сказать, в чем причина сегодняшнего моего к ним отношения. Здесь мысли материализуются. Конечно, не так, как в прежнем мире, в виде чего-то осязаемого, а скажем, чтобы куда-то попасть, достаточно подумать о необходимости этого, и если причина веская, с точки зрения этого мира, то все происходит мгновенно. Проблема в том, что адресность совершенно другая, поэтому, чтобы вернуться, надо знать куда. Со временем умение это приходит, а точнее, даруется сразу, а вот осознается трудно.

Кстати, времени здесь тоже нет, о нем даже понятия не имеют. Здесь всегда «сейчас», где бы ты ни оказался.

Так вот, не стану распространяться о хитросплетениях своих попыток понять хоть что-то в первое время – вначале, попав сюда, я и думать боялся. И совсем потерялся в своем страхе, когда рядом со мной появилось это существо. Мне было настолько страшно, что я горел изнутри, испытывая одновременно то же, что голодные, испугавшиеся и люди, падающие с большой высоты, скорее всего, на асфальт.

Что-то отдаленно напоминающее я ощущал давно: все, что осталось из прежнего мира – это память об ощущениях. Тогда я был в состоянии это перебороть, правда настал день, когда эта возможность иссякла. Но то была, может, миллионная доля, обрушавшегося сегодня целиком. Первая мысль, резанувшее сознание пополам – ад!

И я был не далек от действительности, хотя бы тем, что здесь не рай, и уже не прежняя жизнь!

Я стал НЕПРИКАЯННОЙ душой, а мой попутчик, кажется, Ангел, возможно, когда-то при крещении, мне преданный, как Защитник и Хранитель, а возможно просто приставленный на какой-то случаи, в виду инструкций. Я благодарен ему, первые три дня происходило что-то с тем, что окружает мою душу. Безусловно, тело появилось, но я не в стоянии его опознать как нечто, имеющее точную конфигурацию. Оно эфемерно и плотно одновременно, оно имеет размеры и форму, но мне они не ясны, возможно, в силу моего непонятного положения.

С моим другом-попутчиком мы еще ни разу не говорили, но часто обменивались мыслями. Впрочем, я пытался произнести звуки, но поначалу думал, что забыл, как это делать, впоследствии же понял, что это невозможно ранее знакомым мне образом. Хм… через три дня я будто обрел слух, и оказалось – звуки есть. Они приятны, буквально вводят в состояние эйфории, они похожи, скорее, на желание… бесконечное желание отблагодарить Того, Кому предназначены. Теперь я понимаю, что это мелодия эмоций, часть из которых звук.

Песнь Ангелов – они излучают ее постоянно. Странно, что в ней нет перерывов, как на земле, для набора воздуха в легкие. Эта песнь не просто красивая – это музыка чего-то безгранично величественного, идущая ни откуда в никуда.

Ничего нигде не происходит просто так, всему есть причина. Имеется она и всему происходящему здесь, но мне не дано понять и даже предположить почти ничего из сейчас ощущаемого. А значит, или не нужно, или рано, или… – на все воля ЕГО.

Итак, я «неприкаянная душа». А это значит, что находящаяся, как правило, между жизнью и смертью. Нет, не так. Это душа раскаявшегося грешника, желающего встать, или уже вставшего, на путь покаяния, но не так, как необходимо для прощения. «Прощение» – здесь ключевое понятие, ибо я могу быть прощен, но не сейчас, и не здесь. Здесь будет только решаться, дадут мне на это шанс или нет. Одно «но» – никто не знает, что для этого нужно сделать!

Конечно, сегодняшнее мое состояние, не погрешность, ни в коем случае, не исправление ошибки, коих Провидение вообще не совершает, хотя бы потому, что прошлое, настоящее и будущее для Него всегда «сейчас».

Наверное, то, что произошло со мной, бывает в случае, когда творение Божие, в связи со своей ограниченностью и испорченностью, не в состоянии чего-то осознать, обрести, развить, для чего нужны определенные условия. Вот и создаются они, кому через удар молнии, кому через врожденные увечья, кому через трагедию, или испытания, кому по молитве, кому через клиническую смерть, а кому через «неприкаянность». Если я смогу выйти из этого состояния, то что-то поняв, по всей видимости, а одних слов и увещеваний, такому как я недостаточно, то будет продолжение. Какое и где? – не известно. Сколько у меня времени? – Здесь его нет, хотя я всегда думаю о Страшном Суде, понимая теперь, что он неизбежен!

Но раз нет времени, значит, и для меня мое нахождение здесь будет ограничено, чем-то другим. Возможно событиями, происходящими на земле, где покоится в коме мое бренное тело, о чем я не знаю, поскольку основная память моя осталась месте с ним.

Наверное, если помнить о нем, то захотелось бы увидеть его, а если честно, то не столько саму плоть, сколько тех, кто приходит ее навещать, если это, конечно, происходит. Это была бы глупость, отталкивающаяся от чего-то близкого к гордыне и тщеславию, здесь встречающихся редко, и то лишь у падших ангелов, от которых веет неприязненным холодком, сопровождающимся жадными взглядами в мою сторону. У этих-то эмоции через край, как и намерений, и ненависти к человекам, и безнадежности в отношении своего будущего на Страшном Суде пред ликом Создателя. Хотя им всего-то нужно покаяться…

Не помня и не зная этого, я часто в надежде каких-то объяснений о прошлом, а ощущение, что оно существовало, гнездится где-то в глубине меня самого, обращаю свой взор на своего попутчика. Он всегда свеж, с точки зрения земной. Всегда благорасположен, всегда занят, его стремление бесконечно в своей цели – он всегда устремлен к Создателю, даже, когда не обращен к Нему. Так «говорит» он сам, хотя для меня это не совсем понятно, ведь единственное, что я вижу – это его внимательный, благоговейный, любящий лик.

Это существо заранее знает, что мне нужно. Опережая ход моих мыслей, он вплетает в них уже готовые ответы на только формирующиеся вопросы, благодаря чему обдумываемое никогда не прерывается. Я уже привык к этому, и теперь кажется, что так было всегда. Кто знает, может быть, и было, ведь здесь нет тех зависимостей, что были на земле. Здесь все неплотское, то есть все, что касается плоти отсутствует, мало того кажется нормальным, да и может ли быть по-другому, когда Ангелы есть не что иное как духи!

Впрочем, я замечал одну необходимость – жажду. Это, конечно, невозможно понять, исходя из внешних факторов, как на земле, но поскольку мы связаны духовно, то я многое ощущаю из того, что в нем происходит, а он, соответственно, воспринимает мои эмоции как свои. Мы долго привыкали к этому, поскольку я никогда ранее подобного не чувствовал, и даже поначалу не знал, как на это реагировать. Он же эмоций не испытывал вовсе, и сегодняшнее явилось для него тяжелейшим испытанием. Хотя, что для него тяжесть? Это нам приходится стараться хотя бы понять, что такое «уповать на волю Божию», он же по-иному существовать не пробовал, хотя здесь существует уверенность, что Господь создал их способными к греху.

Мне не многое оставили из земной памяти. Кажется, будучи землянином, невозможно представить себе существо без потребностей физиологических, я в этом уверен. Наверняка, не испытавший ни разу чувства к женщине ущербен, почти проклят или за что-то наказан. Да мне и сейчас, по крайней мере, пока, не совсем понятна его мононацеленность на любовь к Создателю. При этом я понимаю, что он любит и меня, как создание, как частичку, как образ, хоть и испорченное, но подобие Бога, и все то, что Господь милостиво оберегает и лелеет во мне, даже когда не имеет взаимности.

Мы старательно обходим тему моего здесь предназначения и еще несколько подобных вопросов. Лишь однажды, я задался целью продолжить свои размышления в этом направлении, но там, где есть тайна, есть и ее целесообразность!

Слыша раз от раза аккуратно и осторожно вкладываемые: «На всё воля Его!» или «Господь милостив в своё время!» – я понимал, что не готов осознать ответ, и если бы он даже был озвучен, то пользы принес бы мало.

Просто смириться и стать терпеливым, когда окружающее буквально связано этим – другого не оставалось. Но ведь так было не всегда!

Уф! Для меня здесь много ограничений, возможно, только сейчас, да и вообще, ведь я для местных обитателей полуфабрикат – уже не там, на земле, но еще и не по пути в Небеса. Застревают здесь единицы, и далеко не каждому даётся, как мне, Ангел.

Лишь только я подумал об этом, как он дал понять: «Скоро» – из чего я мгновенно осознал, что близится окончание части пути, пока ничего не значащего и ни к чему не ведущего…

Я больше ощущал теплоту и благорасположение спасительного духа, чем осязал его. Мне хотелось воспринимать его в привычном образе, и было совершенно не интересно, каков он по-настоящему. Кстати, это понятие здесь выглядит смешным, поскольку иного и не существовало – настоящее только здесь, а еще точнее, чуть выше, куда я попасть, по понятным причинам, не мог. Настоящее, потому что вечное!

Попутчик согревал меня своим белым сиянием, настолько ярким и чистым, что четкие контуры скрывались, если вообще существовали. На него хотелось смотреть, всегда быть рядом, иметь, что-то с ним общее, что не позволит разлучиться никогда. Его взгляд не стыдил, хотя имел на это полное право, не давил, не возвышал себя надо мной. В нем не было самоуверенности, надменности, строптивости, или напротив – лести, слабости, заискивания. Я видел лишь любовь и решительность, все остальное было чуждо этому взору.

Наши природы были различны, хотя изначально Господь и создал их имеющими, как я уже писал, возможность грешить. Поддавшись этому, первым пал самый прекрасный из ангелов – Денница. За ним последовали легионы других восставших, но падшие заведомо знали свою участь, и исход битвы был решен скоропостижно.

Воля Господня, совершенно неотступная, неизбежная, неосознаваемая, вершится моментально, хоть и кажется часто затянутой и несвоевременной. Почувствовав что-то происходящее в сознании, неожиданно душа моя возрадовалась очередным переменам, с пониманием вступления в новую ступень предназначенного. Ангел обнял меня чем-то, похожим формой на крылья, при этом совершенно не изменившись сам. Мгновенно вокруг меня, будто прозревающего, начали проступать непривычные картины, заполнившие сразу все пространство.

Впервые я ощутил муку этого могучего существа, причины чему объяснить сразу не смог. Волнение захлестнуло мою неустойчивую сущность. Он молился, и, делая это неистово, все так же продолжая сиять и лучить светом любви и праведного воздаяния. Постепенно, через него и я начал воспринимать не то, что видели мои глаза, а происходящее в душах – я прозрел.

Теперь я видел, что борьба между духом, душой и телом каждого человека, попадающего в поле зрения, почти всегда заканчивалась предпочтением падшего ангела защитнику. Я с ужасом осознал – это земля, а то, что я видел сейчас – слившиеся оба мира: тот, в котором прозябало мое тело, и та промежуточная часть, между землей и Небом, мира, преодолеваемого душами усопших в мгновение по пути к мытарствам.

У редкого человека эти три субстанции, дух, душа и тело, были единодушны. Как правило, это были дети или старики.

Каждого из людей обступали несколько суетливых, почти бесформенных существ. Одни изрыгали проклятья и хулу на Бога, буквально заставляя делать то же самое каждого. По пути к сознанию несчастного они могли принимать вид весьма красивый и приятный, вполне походя на полезное и нужное, при этом часто пользуясь воображением.

Другие создавали видения, одно непотребнее другого, обещали ублажить похоть, усластить, выполнить любую прихоть, уверяя, что это необходимо и важно. Наиболее искушенные, закрываясь личинами приличными, приятными и сластолюбивыми, льстивым голосом убеждали принять их помощь, ибо другого пути к спасению или улучшению нет, и быть не может!

Рядом, пылая в молитвенном рвении, кружил Ангел-Хранитель гибнущего существа. Создаваемый им вихрь мешал сосредоточиться бесам, срывал их личины, вразумлял, но все, что он мог, что ему было дозволено сейчас – запретить Именем Господним переступать попущенное ради спасения души испытуемого.

Это блистающая купина громогласно вырезала на створках сердца своего подопечного заповеди, от текста которых отражалось, как от щита, большинство предпринимаемого темными существами. Но многие, поддаваясь на ухищрения, прикрывали их, принимая желаемое телом и страстями за действительно необходимое, а многого и не требовалось!

Лишь чуть зацепив ум человека, чтобы он лишь слегка затуманился, что позволяло дальше преподносить предлагаемое уже не столь скрыто и не так изворотливо, они часто легко добивались своего.

Терпеливо и убежденно слуги сатаны уверяли сомневающегося и предоставляли уже увлекшемуся желаемое, искусственно раздувая получаемое приятное наслаждение от того, на что раньше он бы и не посмотрел. Запустив свой коготь в коросту сердечную, они создавали навык, постепенно убеждая в первостепенности и в первоважности этого увлечения, на деле бывшего лишь пагубной занозой, кровоточащей на субстанции души.

Ангел призывал к совести, она вопияла, но глух становился увлекшийся и требующий все большего наслаждения, становясь рабом, мелочи и гадости. Служить, принятым страстям приходилось исправно. Уже не удовлетворяясь малым, ранее принятым, несчастный начинал искать наиболее подходящие из них, в конечном итоге принимая все подкладываемые.

Но не вездесущи темные силы! Как только истерзанный оставался один, хотя бы, на малое время, Ангел, призывал на помощь святых угодников, и молитвы удесятерялись, врачуя милостью и любовью.

Человек задумывался, получая облегчение, приходил к церкви, к мыслям спасительным, но часто не был внимателен и вдумчив, даже когда получал веру в необходимость и неизбежность своего спасения, и подпадал снова под действие своих врагов, по испорченности своей принимая их друзьями.

Охватившая нервозность и неуверенность внесли свои коррективы в происходящее со мной. Я привык к быстрому сосредоточению своих мыслей, но сейчас собраться не мог, и прежде всего, в виду отсутствия ясной близкой цели, я вообще не понимал, что и зачем я здесь делаю. Зачем становлюсь очевидцем того, через что проходил сам, и теперь понятно, что не столько я соблазнялся, сколько совращали успешно, без особого напряжения, пользуясь моими же слабостями, воспринимаемыми мною за силу.

Быстро привыкнув к происходящему, понимая, что сие не коснется меня, я начал любопытствовать, очень желая понять, как же все-таки можно противостоять, и как отбить душу грешника, хотя бы на время дав ей передышку.

Стоило захотеть вникнуть, и возможность была предоставлена. Происходящее в этой ситуации казалось нормой, будто по-иному никогда и не было. Как-то обыденно, по бытовому, проистекала бурлящая жизнь нового измерения в слиянии с остатками понятия о прежней. Ужасно, но я начал воспринимать эту, уже кажущуюся очевидность, как своё родное, всегда бывшее, и что самое страшное – с чем я сам могу справиться! Я и здесь не мог быть безгрешным! Этот навык «самонадеяния», один из самых страшных ошибочностью и не поправимостью своею, оказывается, остается и после жизни, порождая неиссякаемую жажду, утолить которую нигде кроме, как на земле невозможно!

Так же и с другими страстями, жажду которых я почувствовал, попав в новый мир. Доложу вам, пытки эти страшны, поскольку необоримы, а сила их воздействия в разы мучительнее, нежели при жизни.

Представьте себе неконтролируемую тягу кишкоблуда к пище, наркомана к зелью, курильщика к курению табака, алкоголезависимого к алкоголю, гневного к злобе, развратника к блуду, сплетника к сплетням и так далее.

Я мучился, пока, каким-то чудом не понял, и не дал себе обещание, что в случае представящейся возможности искупления изо всех сил буду противостоять искушениям. Тогда пришло облегчение, но лишь частично, чтобы не забывать, о слабости, даже здесь не отступающей…