Текст книги "Формула"

Автор книги: Алексей Шатров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я отвесил вежливый поклон в княжескую сторону – без уверенности, что это будет замечено. Князь, впрочем, слабо кивнул.

– Мой государь шлёт тебе привет, Великий князь. Он спрашивает: должны ли мы перебить друг друга сегодня, и кто будет радоваться этому больше? Хан Тохтамыш, желающий гибели нашего улуса, или князь Ягайло, ждущий только удобного случая, чтобы разорить твой?

Взгляд Дмитрия на мгновение сконцентрировался на мне, затем перескочил на здоровяка-воеводу.

– Великий каган Тохтамыш – наш государь по праву, – загремел тот. – Он и от Ягайла, в случае нужды, нас оборонит. Твой же хан – самозванец и убийца законных наследников. Не разговаривать с ним будем, а воевать!

Этот кретин изъясняется почти как магистр Йода. И самое главное – князь не изъясняется вовсе. Что ж, моя основная задача – потянуть время. И это уже почти сделано.

– Князь не считал моего господина самозванцем, когда принимал от него ярлык на великое княжение…

Дмитрий поднял руку, словно прося слова. Оказалось, что голос у него довольно приятный, хотя и недостаточно монументальный.

– Тогда многое было неизвестно. Сейчас мы знаем, на чьей нам быть стороне.

Окружающие одобрительно загудели. Парень за креслом продолжал сверлить меня взглядом.

– Хан Тохтамыш – неудачливый полководец и неверный союзник. Ты можешь победить, князь, но всё равно не будешь в безопасности. Объединив свои силы, ты и мой господин могли бы создать новое царство. И отстоять его – от Тохтамыша, даже от Хромого Тимура, если его взгляд обратится на эти земли.

Впервые за всё это время Дмитрий посмотрел на меня почти заинтересованно. И тут заговорил человек-из-за-спины-с-пронзительным-взглядом.

– Великий князь не изменит данному слову. В остальном мы полагаемся на Божью милость. Битва рассудит правых и виноватых. Поторопись, посол, иначе ты можешь не успеть к началу.

Здесь разговаривают все, кроме самого князя. Или таковы обычаи Московского двора?

Я поклонился и направился восвояси. Князь сделал еле заметный прощальный жест. Вероятно, я всё же произвёл на него впечатление.

Едигей следовал за мной, но не проронил ни слова до тех пор, пока мы не проехали неприятельские боевые порядки, оказавшись на нейтральной территории. Здесь он придержал коня; я сделал то же самое. Некоторое время мы молча смотрели в спину моей удалявшейся свите.

– Я всегда восхищался вами, генерал. Но сегодня… вы находитесь не на той стороне. Ваш господин не стоит таких слуг. Я прошу вас… мы можем развернуться прямо сейчас.

– Это было бы слишком просто, не так ли?

– Сегодня вы упомянули Хромца. Но он не придёт в эти слишком отдалённые и бедные земли. Бедные – в сравнении с тем миром, который он считает своим. Возможно, пришлёт пару своих особо оголодавших беков – разграбить окраины.

– Вам прекрасно известно, как он относится к вашему хану…

– …и поэтому я вижу себя на службе Московского князя. Тохтамыш падёт вслед за Мамаем; может быть, наоборот, – но нам-то какая разница, кому служить? Любому государю нужны хорошие мечи. А вы, генерал, лучший из всех, кого я знаю.

Определённо, в этом мире я – крайне значительная фигура. Впрочем, чему удивляться – это же моя инсценировка.

– Именно поэтому я не могу поехать с вами, генерал Едигей. Возможно, мы поговорим об этом позже. Если останемся в живых, разумеется.

– Я постараюсь. Начну с того, что не стану попадаться вам на поле боя, генерал.

Коротышка отсалютовал, развернулся и рысью двинулся обратно. Я остался на месте. Сопровождающие почтительно ожидали в полусотне шагов. Туман практически рассеялся. Обе армии пришли в движение, гул нарастал; в нём сливались конский и человеческий топот, ржание и выкрики, лязг металла и скрип повозок. Пробившиеся лучи солнца осветили бесчисленные знамёна и хоругви, отразились тысячью бликов от доспехов и оружия. Тут и там над клубами пыли поднялись леса копий.

Торжественные приготовления к бойне…

Близкий топот копыт вырвался из общего шума. Я оглянулся. На нас, потрясая копьём, мчался одиночный всадник. Непохоже, что он торопится доставить забытые вещи.

– Сбить его стрелой, генерал?

Я покачал головой и развернулся. Если это вызов, то кому, как не мне его принимать?

…Вообще говоря, не слишком ли ты вошёл в образ, приятель?

На встречных курсах мы сближались быстро; через считанные секунды я разглядел, что противник огромен, как грёбаная гора, а конь под ним – настоящее чудовище. При этом сам я был в облегчённых «посольских» доспехах и, естественно, не имел оружия, кроме меча. Копьё огромного всадника оказалось огромной дубиной, кольчуга была надета на чёрный балахон, вроде рясы.

До столкновения не оставалось и десяти метров – я прикинул, что в последний момент смогу уклониться влево и рубануть его через плечо.

Оскалившись, великан с размаху огрел моего коня дубиной по черепу. Про общество защиты животных он явно слыхом не слыхивал. С коротким ржанием бедное животное рухнуло на передние ноги. Я перелетел через его голову и всем телом впечатался в твёрдую степную почву. Протолкнул пару слов сквозь набитый пылью рот. Перевернулся на бок, высматривая победителя первого раунда.

Громила сделал круг, вопя и размахивая окровавленной дубиной. Перехватил её поудобней и, набирая скорость, двинулся ко мне. Размахнулся. Свесился в седле.

Я продолжал лежать на боку, следя за ним одним глазом и напрягая левую руку.

Никому не советую недооценивать нас, монгольских генералов.

В тот момент, когда дубина, рассекая небо, пошла вниз, я спружинил, вскакивая на ноги. Тот же самый приём, только без лошади. Рубить пришлось снизу вверх, меч прошёл сквозь рёбра, наткнулся на позвоночник и вылетел из рук. От толчка я потерял равновесие и, уже лёжа, проводил оппонента взглядом. Он выронил своё оружие и обвалился на шею лошади; руки болтались, кровь заливала правый бок.

Чудовищный рёв ударил мне в уши с обеих сторон поля. Этакое долби пролоджик четырнадцатого века…. Насколько я понимаю, все здесь бросили свои дела ради нашей потехи.

– Генерал, скорее!

Меня подняли и перебросили через спину лошади. Я не стал спорить и доказывать, что нахожусь в отличной форме. Ну, может быть, не в самой отличной…

Рёв продолжался, к нему добавился стук копий по щитам. Меня стремительно увозили с ринга.

Богом клянусь, все эти люди остались в полной уверенности, что мы поубивали друг друга!

И именно это они станут рассказывать внукам. Поскольку те, кто увидят меня на этом поле ожившим, никогда никому и ничего не смогут рассказать.

– Скажите, уважаемый наставник, – обратился я как-то на днях к Тамсанарпу. – Конечно, идея этих, так называемых, инсценировок безумно привлекательна. Но что, если меня на самом деле убьют?

Гномон пожал плечами.

– На самом деле вас убить невозможно. В конце концов, всё это происходит не на самом деле. И в любом случае, мне не приходилось слышать о каком-либо подобном инциденте.

Он ненадолго задумался.

– Для обеспечения своей безопасности вы можете активировать необходимые навыки и умения, создать стопроцентно эффективную систему защиты, наконец…

– …Предположим, я не стану этого делать. Предположим, такой геймерский подход мне неинтересен, и я хочу настоящего адреналина?

Гномон слегка удивился.

– Насколько я понимаю, вы собираетесь посетить достаточно опасные места и времена. Без соответствующих модификаций… как бы это помягче… ваша прогулка окажется слишком короткой.

– Я же сказал – предположим. Что произойдёт, если до меня каким-то образом доберутся? Я действительно отброшу коньки?

Гномон выглядел нешуточно встревоженным – я сужу по тому, что он не только полностью материализовался, но и воспарил в воздух на добрых полметра.

– Полагаю, вы попросту вернётесь в своё реальное время – и реального себя, соответственно. Но, насколько я помню, никогда и ничего подобного…

Что ни говорите, уверенным в себе он при этом совсем не выглядел.

Мамай расположил свою ставку на холме, позади войск, и картина, которая открывалась сверху, мне сразу не понравилась. Что-то в ней было не так.

На свободном пространстве между армиями уже начали схватываться застрельщики. С обеих сторон их поддерживали криками; степь впитывала в свою иссушённую грудь кровь первых неудачников.

Над отдалённым пригорком появился всадник; крутясь на месте и поднимая коня на дыбы, он просигналил бунчуком. Одноухий закончил свои приготовления – я поспел аккурат к третьему звонку.

Ханский стяг поднялся в ответ. После небольшой паузы воздух содрогнулся, и первые снаряды с низким воем пролетели в сторону дубравы. Насколько я мог видеть, некоторые не долетели и рухнули перед целью, вздымая тучи пыли. Один зацепил край стоящего вблизи отряда и отколол от него дальний угол, словно кусок от торта. Другие попали в точку, валя деревья; где-то в глубине леса вспыхнул огонь. До нас не доносилось ни звука – всё заглушал рёв тысяч глоток.

– Непохоже, что в лесу кто-нибудь есть, – старец Менге щурился, прикрыв рукой глаза от солнца. – Мы зря израсходуем заряды.

– По крайней мере, попугаем их, – мурза Бегич смотрел в том же направлении, – Я тоже ничего не вижу – например, разбегающихся из леса врагов.

– Возможно, они предпочитают храбро умереть на месте, – вступил князь со славянской внешностью.

Всё-таки, со зрением у них тут полный порядок. Причём, абсолютно у каждого. Возможно, стоит подкорректировать своё? Мне порядком надоело с умным видом пялиться в том же направлении, что и остальные, и при этом ровно ни хрена не различать. Это при моей-то общеизвестной крутости!

Всадник в багряном плаще на тяжёлом броненосном коне выехал из вражеских рядов. За ним следовало человек десять с чёрным стягом. От удара копья первый из наших вылетел из седла. Двое других были зарублены. Через несколько минут схватка стала общей – не менее полусотни застрельщиков сцепились в центре поля.

– Князь Дмитрий решил показать своим солдатам пример, – Мамай повернулся в мою сторону. – Жалеете, что оказались от него так далеко, генерал?

Я пожал плечами.

– Если богам будет угодно, мы сегодня ещё встретимся.

Что-то московский князь чересчур боек. Или как раз переговоры являются его слабым местом?

Красный всадник рубил направо и налево – потеряв ещё несколько человек, наши застрельщики рванули под прикрытие своих шеренг. Враги улюлюкали им вслед.

Над остовом выкорчеванного леса дым плясал в паре с огнём. Людей, желающих составить им компанию, мы так и не увидели.

– Начинайте атаку.

Взревели трубы, взметнулись бунчуки и стяги.

С мерным, ритмичным рокотом пехота тронулась вперёд. По центру шли рязанцы и генуэзцы. Разномастная орда наёмников занимала фланги.

Лучники сделали залп через головы и поспешно двинулись назад, уступая место следующим.

Вражеская пехота замедлила шаг, ловя стрелы щитами и телами. Тяжёловооружённые сомкнули ряды. Ополченцы валились десятками, покрывая поле бело-красными рубахами.

– Наш фронт слишком растянут, – я, наконец, осознал причину своего смутного беспокойства. – Кавалерия не сможет атаковать фланги – мы упрёмся в спину своим.

Менге растянул рот в ухмылке.

– К тому времени, генерал… Я думаю, этот сброд или разбежится или будет перебит. Ручаюсь – места для ваших доблестных рубак окажется сколько угодно. Я же надеюсь прорвать центр…

Он дёрнул поводья и тронулся вдогонку пехоте. Кавалерия стояла на месте – всадники в броне и с длинными копьями, всадники в лёгких панцирях, конные лучники на низкорослых лошадках.

Две тяжело дышащих толпы стремительно сближались, ускоряя шаг, переходя на бег, и, наконец, ударились друг о друга с рёвом, лязгом и грохотом ломаемых щитов. Издали происходящее выглядело странно – казалось, время остановилось, и ничто не двигается с места. Переведя взгляд на передний план, я увидел, как колонна за колонной втягиваются в этот стоп-кадр, и осознал – мясорубка работает в полную силу.

Они погибают от мечей или ломают себе кости в давке? В следующий раз имеет смысл подумать о трансляции действа с разных точек. Как выяснилось, полководец видит удивительно мало – толпы неразличимых людей вдали и тучи поднимаемой ими пыли. Дай бог отличить своих от чужих. Впрочем, если разобраться, солдат видит и того меньше – и, главное, совсем недолго.

Я окончательно потерял чувство времени. Спустя несколько часов (или суток?) стало видно, что наш центр заметно продвинулся вперёд, а фланги сильно поредели и подались. Показались бегущие назад люди, за ними с грохотом гналась вражеская кавалерия.

Я посмотрел на хана. Он кивнул, полузакрыв глаза. Мы с Бегичем отсалютовали и разъехались.

Мне показалось, или вдали мелькнул багряный плащ?

Застоявшиеся кони набирали скорость быстро. Дробный гул копыт. Лязг доспехов. Вопли угодивших под копыта пехотинцев. Клич наших лучников, пустивших стрелы.

Вражеская конница замешкалась. Некоторые были убиты, другие явно запалили лошадей при погоне.

Мы врезались в их нестройные ряды и опрокинули врага, не сбавляя скорости. Я не мог оглянуться на то, что оставалось позади, но, видимо, больше всего это могло быть похоже на поле после битвы.

Да, это именно тот плащ, и до него от силы полсотни метров.

Слева уже показалась наша пехота. Мы развернулись вражескому центру в тыл.

Всадник под чёрным стягом оказался прямо передо мной. Не то, чтобы я успел проникнуться к нему какой-то особой ненавистью. Просто интересовался, каков он на самом деле.

К тому же, как ни верти, он главный у врага, то есть – главный враг. Так что, ничего личного.

Наклонившись, я всматривался в окровавленное лицо из-под разрубленного шлема.

Отсутствие носа не слишком способствует установлению личности. Тем не менее, экспертизы, кажется, не потребуется. Это не великий князь.

Парень-с-пронзительным-взглядом?

– Кто этот человек? – я обнаружил себя на земле, подо мной кто-то корчился, отводя подбородком прижатый к горлу меч.

– Не убивайте…. Ради Бога! Это Михайла Бренок, оруженосец князя. Мы сами не знали…. Он был здесь весь день…. Никто не знает, где князь.

Я снова был в седле и смотрел в удалявшиеся спины солдат, которые гнали и убивали врагов.

– Полная победа, мой генерал, – старикашка Менге возник рядом, – обрызганный кровью, но совершенно невозмутимый. – У вас пробит налокотник. Я надеюсь, царапина?

Я кивнул и поочерёдно посмотрел на свои руки. Левая. Вообще говоря, это скорее приличная рубленая рана. Но крови мало, и боль не ощущается. Интересно, будет ли рука ныть перед дождём в реальной жизни?

Топот копыт сзади.

– Генерал Чжу! Генерал Менге!

Мы обернулись одновременно. Запылённый всадник с ханским бунчуком дышал едва ли не тяжелей, чем его лошадь.

– Великий хан срочно зовёт вас в ставку. Мы отступаем. Войско Тохтамыша внезапно появилось и напало на левый фланг. Генуэзцы перебиты. Рязанский князь и мурза Бегич мертвы.

Менге посмотрел на меня и заулыбался. Собственно говоря, это я так понял его гримасу. Кто-нибудь другой мог бы не на шутку перепугаться.

– Пожалуй, я стал стар для того, чтобы быстро бегать, – он кивнул в ту сторону, откуда появились первые отступающие. – Прекрасное место и время, чтобы ставить точку. Что скажете, генерал?

Оказывается, старый хрыч в душе – отъявленный романтик.

Он развернул коня и со скрежетом вытащил меч из ножен. Тронулся с места, перешел на рысь и вскоре скрылся из вида.

Автомобиль бесшумно глотал дорогу.

Конечно, я не смог бы пройти мимо «шелеста шин по шоссе», но тому существовало несколько препятствий.

Во-первых, отсутствие этого самого шелеста. Звука не было, вроде бы, вообще – как и толчков или подбрасываний, что уже тогда могло бы навести меня на подозрения.

Во-вторых, я не слишком силён в автотерминологии и толком не знаю определения слова «шоссе». Во всяком случае, у меня нет уверенности, что так можно называть пространство, по которому я двигался. Главным образом потому, что по сторонам, впереди, или сзади просто не было видно. Мы обгоняли кого-то справа. Слева вдалеке появлялись встречные. Вроде бы, вполне опознаваемые машины – ничего похожего на корабли пришельцев. Некоторые модели я мог даже назвать. Но вот: поворотов, светофоров, бегущих наперерез кошек, пешеходных дорожек, развязок, живописных видов, случайных прохожих, какой-нибудь обочины, дорожного поста, наконец, – ничего подобного не наблюдалось и близко.

…Кажется, я сказал: «мы обгоняли»? Это вышло только из-за того, что моя задница устроилась на пассажирском сиденье, – а значит, здесь должен был находиться кто-то ещё.

Не то чтобы я не мог посмотреть, кто управляет. Просто не сделал этого, что случалось и раньше. Возможно, из-за жары. Солнце действительно припекало нешуточно. Я отпустил стекло и выставил в окно руку. Скорее всего, здесь имелся кондиционер, но как-то нет во мне доверия к этим искусственным друзьям человека. (Смею добавить – к живым и гавкающим оно ещё меньше).

Мы обгоняли какой-то длинный прицеп, когда с него обрушилась железяка, оторвавшая мне кисть. Возможно, и не только кисть – во всяком случае, какая-то часть руки тут же оказалась отделенной от меня добрым километром, и это расстояние начало быстро увеличиваться. Боли я не ощутил – только внутреннюю пульсацию, которая толчками расшвыривала кровь по безупречной обивке салона.

Именно эта обивка – не обломок кости, торчащий среди неопределённого цвета, но быстро краснеющей массы, не своё крайне удивлённое лицо в зеркале заднего вида…

Именно её, проклятую, я наблюдал не меньше минуты, до того, как проснулся, сел на кровати, и, задыхаясь, попытался нащупать в темноте свою руку.

Левую, естественно.

В конце концов, мне это удалось, и только тогда раздался телефонный звонок.

Я не последовал ни за гордым старцем Менге, ни за предусмотрительным ханом. Насколько я знаю историю, его предусмотрительность, в конце концов, стоила немногого. Впрочем, в данной реальности всё могло обернуться иначе…

С отроческих лет я помню тезис о том, что история не знает сослагательного наклонения. Школьные учебники свидетельствовали об этом непреклонно. Со временем до меня дошло, что, дело обстоит совсем наоборот. Однако учебники изменились настолько мало, что я стараюсь не преподавать своим ученикам историю.

…Пожалуй, на этом месте пора остановиться, Это не «Педагогическая поэма». Это, как говорится, совсем другая история. И она продолжается в тот момент, когда я переместился в свой мир.

Итак, он, как обычно встретил меня телефонным звонком.

Император был бледен, пот обтекал его лоб. Кровь быстро пропитывала ворот сюртука.

– Подойдите, Жуан…

Собственно говоря, подходить было уже незачем. Я достаточно опытный врач, чтобы определить летальный исход, находясь в шаге от человека, потерявшего ползатылка.

За холмом, делавшим нас невидимыми, находилось полтора десятка маршалов, плюс свита каждого из них – я думаю, человек триста, в общем – хороший эскадрон. Если бы мы атаковали во всём этом своём золотом шитье на мундирах и кирасах, битва была бы выиграна.

Очередная битва…

Он не хотел побед… Больше не хотел.

Но эта победа могла стать последней – и потому она была совершенно необходима. Ничто другое не смогло бы погнать его в дурацкую кавалерийскую атаку.

Случайная пуля – или это был осколок картечи – и судьба мира изменилась. Или только могла бы?

Гвардейцы продолжали прикрывать нас; падая под огнём, они смыкали ряды – как и предписано уставом. Для них «Устав» значил нечто большее, чем… скажем для меня.

Герцог Невшательский тяжело сполз с коня.

– Жуан?

Я поднялся, постарался посмотреть ему в глаза.

Бертье устало махнул рукой.

– Что теперь, Жуан? Действуем согласно плану, или…

Поднявшись, стоя по колено в грязи, я отсалютовал ему:

– Герцог… маршал…Vive la Emperatour!

Нам редкостно повезло – в этой сутолоке, пальбе, а главное – во всём этом дыму никто ни черта не видел. Позже мы могли сказать, что под императором убили лошадь. Собственно говоря, её убили тоже. И нам поверили.

Тот, кто был нам нужен находился рядом – с тех пор, как дела шли всё хуже, мы постоянно держали его поблизости.

…Моле нашёл именно я – года три назад, если память мне не изменяет. Его сходство с императором сначала показалось мне просто забавным. Потом, когда мы прошли в Фонтенбло мимо восторженно вытянувшихся гвардейцев, я понял, что за этим может таиться нечто большее, чем розыгрыш.

Император высказал своё одобрение. Так всё началось – и за Моле последовали другие.

Нам никого не пришлось уговаривать. Все актёры мечтают сыграть большую роль – независимо от меры своего таланта.

За всё время убрать пришлось двух.

Они переигрывали.

В последнее время я начал привыкать к неожиданным телефонным звонкам – обычно они раздаются вполне своевременно.

Этот, правда, пришёлся некстати – я был угнетающе трезв и продолжал тревожно ощупывать свою конечность. Возможно, моё сиплое «Слушаю…» позвучало не лучшим образом.

Собственно говоря, что у нас на часах? С этой новой жизнью я привык спать и бодрствовать по потребности – а, между прочим, мы продолжаем жить среди людей.

– Аркадий Сергеевич?

Голос, который следует записывать на автоответчики. Но, как известно, такие голоса стоят дорого – а экономия на потребителях закладывается в прибыль. Поэтому мы продолжаем слушать мерзкие голоса в мерзком воспроизведении.

– Да, это я.

Не лучший вариант, но примерно таков мой тембр на протяжении последних пяти-семи лет. Многим, кстати, нравится. Остальных, как будто, хотя бы устраивает.

– Доброе утро… это приёмная Самсонова. Роман Ильич хотел бы встретиться с Вами. Если возможно, сегодня…

Одобряю. Сказать «Вы» – это совсем не то, что написать. Видимо, приёмная у вас солидная, и посетить её стоит. Хотя бы из любопытства.

Знать бы ещё, о ком идёт речь…. В последнее время мой мир сузился настолько, что наибольшим начальником стал директор школы. Собственно, как вы знаете, даже и не он…

Разумеется, я могу с лёгкостью произнести фамилию Президента. Помню полдюжины депутатов Думы – тех, закоренелых, что не дадут о себе забыть. Если поднапрячься, назову фамилии нескольких министров – правда, не факт, что кого-то из них за это время уже не сняли.

Но вот на местом уровне…. Кстати, кто у нас теперь в градоначальниках?..

Какое мне дело? Есть вещи поинтересней.

Например – кто такой Р.И.Самсонов?

Местечко Арси-сюр-Об не заслужило места в истории. Точнее говоря – попросту не получило.

Единственная причина – никто не знает, что там произошло.

Надеюсь, что и не узнает – собственно говоря, даже в этом случае, никто не поверит.

Потому что не захочет верить.

Мы укладывали его в повозку втроём – я, Бертье и Коленкур. Моле с гвардией уже отступал к Парижу.

У нас могли возникнуть сомнения – но дырка в задней части черепа не очень-то оставляла им места. В одежде императора Моле смотрелся совсем неплохо. Уверен, что наиболее упёртые из гвардейцев готовы были за него умереть.

Возможно, даже большая часть из них. Собственно говоря, что ещё они могли сделать в такой ситуации?

Слишком много побед – и слишком долго всё это продолжалось. Я имею в виду, – для тех, кто всё это время оставался жив.

Бертье и герцог Виченцский двинулись в Париж.

Я сел управлять одним из самых удивительных катафалков в истории. Нам салютовали прусские и русские пушки. Процессию составляли мёртвые тела вдоль дороги. Группа служителей церкви и преданных подданных в моём лице должна была произнести прощальные речи.

В то же самое время мертвец мчался в Фонтенбло и выглядел чуть ли не более живым, чем обычно.

– Большое спасибо. Машина будет ожидать Вас через десять минут.

Я машинально взглянул на часы. Десять, так десять. В службах такси про минуты обычно говорят «четыре» или «семь». Видимо, на всякий случай.

Тем не менее, для данной ситуации и этого как-то мало.

Вероятнее всего, мне следовало требовать полчаса, но что-то подсказывало, что такой срок не встретит понимания. Ошибка. Как выяснилось, не первая…

Я произнёс волшебное слово и ровно через десять минут вышел из лифта, благоухая свежевыбритой физиономией и являя миру свой лучший костюм от отечественного производителя.

Скользнул сквозь распахнутую дверь белого «Мерседеса».

Пора выяснить, кто меня домогается – причём делает это так, что я, совершенно машинально, соглашаюсь.

Слава Богу, Интернет для этого мне не нужен. Имеется свой. Без чатов, вирусов и порнографии. Так что даже не знаю, как это правильно назвать.

Итак, Роман Ильич…

Один из заместителей губернатора, человек, в сущности, малозаметный.

Тем не менее, пара поколений поработали над тем, чтобы он назывался именно так. Не «Владим Палыч», не «Михал Борисыч». Даже не «Виталий Сергеич» или «Николай Александрыч». Именно «Роман Ильич» – как пишется, так и слышится. И, особенно важно, говорится. Конечно, «Ильич» в наших краях пока ещё звучит несколько тенденциозно. Но, согласитесь, гораздо менее тенденциозно, чем «Кузьмич».

Ещё раз: итак, Роман Ильич…

Личность довольно малозаметная – так сказать, не публичная. Хотя, в действительности, властью он обладал практически неограниченной – существенные губернаторские решения мимо проходили редко. Может, и никогда.

Маленький кабинет заместителя был лишь одной из пяти дверей в обширной приёмной. За остальными находились офисы референтов. Через них Роман Ильич общался с внешним миром и получал информацию о том, какие из проблем этого мира нуждаются в его внимании. И влиянии.

Само влияние происходило посредством секретного коридора, выходившего прямиком в комнату отдыха губернатора. Существование коридора, впрочем, не совсем доказано. Вроде как он был, но никто его собственными глазами не видел. Возможно, коридор имел место находиться исключительно в стране слухов…. Только вот слухов о Романе Ильиче ходило совсем немного. Можно сказать, не ходило вообще. Большинство обитателей обширной губернаторской резиденции, независимо от ранга, едва знали о его существовании, да не особенно-то и любопытствовали. Он казался слишком незначителен – не появлялся на приёмах; сидел на заседаниях в самом дальнем углу и практически никогда не открывал рта; не выступал с речами от имени администрации на презентациях и открытиях чего-либо; не шествовал по правую руку от хозяина.

Досье закончилось. Более объемистое, чем у Штирлица, но никак не помогающее ответить на главный вопрос – за каким хреном этому серому, или какого он там цвета, кардиналу потребовался я?

Вероятно, мне следовало насторожиться.

Но уж слишком я успел уверовать в свою неуязвимость. Можно даже сказать, безнаказанность.

Будущее показало, что это не так…

Начальственная машина беззвучно забрасывала под себя асфальт. За окном проносилось всё, чему положено там находиться, – но мысли выставить наружу руку или даже просто открыть окно у меня не возникало.

Император никогда не относился к собственной безопасности слишком серьёзно – для человека, проводящего большую часть жизни на биваках, внутри каре преданных гвардейцев, или под огнём на поле битвы это, наверно, естественно.

К тому же он искренне верил в любовь своего народа. До определённого момента так оно и было. Ситуация стала меняться, когда он начал считать своим народом большую часть Европы.

Не будем спорить: основания для этого были. Император возвышался над потомками стареющих династий, словно римский бог. Многие из новых подданных приветствовали его вполне искренне. Но не все…

Разумеется, люди герцога Ровиго не дремали, – большинство заговорщиков удавалось обезвредить заранее, да и возможности их были слишком ограниченны. Что ни говорите, начало девятнадцатого века – отравленные кинжалы, громоздкие однозарядные пистолеты и пороховые бочонки с короткими фитилями, которые нужно поджигать кремнем… Разумеется, всё это вполне может убить – но по эффективности не идёт ни в какое сравнение с теми средствами, что были придуманы за следующие полтораста лет. В конце концов, мы ведём речь о тех временах, когда для выяснения отношений армии выбирали какое-нибудь удобное отдаленное поле, а в города входили под гром оркестров. Впрочем, гражданским и тогда перепадало по полной программе…

Итак, перестраховаться не мешало – а во время Русского похода и всех событий, что за ним последовали, это стало прямо-таки необходимостью. Царь Александр, видите ли, был просто одержим мыслью о том, что в отсутствии императора его маршалы и армии превратятся в стадо овец. (Как выяснилось впоследствии, по крайней мере, насчёт маршалов он был, в общем-то, прав). Количество подсылаемых убийц возросло – к тому же по ночам нам то и дело приходилось отбиваться от партизан и казаков. Вообще, вся эта кампания явно не заладилась – с одной стороны, мы всё время побеждали и даже заняли их вторую столицу, с другой – вынуждены были убраться восвояси, так толком и не поняв, зачем пришли. Между прочим, продолжая одерживать победы на обратном пути.

Именно тогда всё и началось. По крайней мере, стало заметным. Я имею в виду – заметным мне. Слишком долго я был его врачом, и слишком хорошо его знал. Император мог преподносить сюрпризы. Своим подданным – но не тому человеку, который лечил его геморрой.

Я поделился с герцогом Виченцским. Явной реакции с его стороны не последовало – однако программа занятий с нашими дублёрами совершено изменилась.

Раньше Коленкур хотел, чтобы они были похожи на императора.

Теперь мне казалось, что он ищет того, кто может им быть.

Флери был лучшим из троих. К сожалению, именно его постигла участь погибнуть в одну из этих промозглых ночей, когда мы двинулись в обратный путь. По слухам, казаки остались уверены в том, что убили, кого нужно. Но доказательств не оказалось, поскольку тело было затеряно в суматохе ночного боя. Таким образом, вся история стала выглядеть недостоверной, и была оставлена без внимания, а впоследствии и попросту забыта.

Здесь нам повезло. Невезение заключалось в том, что второй кандидат – не могу сейчас вспомнить его имени – имел глупость утонуть при переправе через Березину.

Мы остались с единственным Моле на руках – а у него имелся ряд существенных недостатков.

Вслед за водителем я прошествовал через какой-то, похоже, даже не служебный вход. Охранники здесь выглядели странно – никакого камуфляжа, никаких обшарпанных автоматов, прислонённых к стене. Обычные костюмы, вполне корректные лица. Честно говоря, это настораживало.

Нас пропустили, не спрашивая документов. С лёгким кивком узнавания. Водителя, разумеется. Его лица я, кстати, так и не рассмотрел.

Мы вошли в лифт, была нажата какая-то кнопка – номера этажа я тоже не видел, хотя ничья широкая спина мне его, вроде бы, не закрывала. Фокус такой? В смысле, быстрое движение руки…

Пока всё происходящее меня не слишком напрягало – я находился в достаточно хорошей форме. В смысле, мог дать фору персонажам из гонконгских боевиков. Так или иначе, вокруг не более чем реальная жизнь. В которой люди разучились летать и уворачиваться от пуль. Вроде бы, необходимости в чём-то большем нет. Так-то оно так. Но некое беспокойство уже начало ёрзать льдинкой по позвоночнику.