Текст книги "Почему это страшно"
Автор книги: Алексей Чертков
Жанры:
Религиоведение
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Чертков Алексей
Почему это страшно
Как такое могло случиться?
Когда берешь в руки книгу – я это знаю по себе, – хочется скорее узнать, о чем она написана. Вероятно, этот вопрос возник и у тебя. Хорошо, я тебе отвечу: эта книга о нашем общем враге.
Вот ты прочитал слово «враг» и, наверное, сразу представил себе пограничную заставу, ночь, непогоду и человека, который пытается перебраться через границу. С недобрым сердцем идет он в нашу страну.
А может быть, ты вспомнил рассказ о милиционерах или дружинниках, которые задержали преступника?
Но ты не угадал. Враг, о котором я хочу рассказать тебе в этой книге, не крадется тайной тропой. Он не боится суда и милиции, потому что ему не нужно скрываться. Он действует открыто. И все-таки это враг. Враг хитрый. Его не сразу распознаешь. Он, как хамелеон, меняет окраску и ловко приспосабливается к нашей жизни. Но от этого не становится менее вредным или менее опасным.
Этот враг – религия.
Ты, кажется, разочарован. Я даже слышу, как ты возражаешь, может быть, даже усмехаешься:
«Я думал, разговор будет о настоящем противнике. А тут религия! Да кто в наше время верит в бога? Разве что бабушки и дедушки. Вот пусть они и читают эту книгу».
Почти все советские дети растут атеистами. И все-таки иногда приходится слышать или читать в газетах, что в такой-то школе ученик 7-го класса верит в бога. А в таком-то городе юноша, получив аттестат зрелости, поступил учиться в духовную семинарию, а восемнадцатилетняя девушка пошла в монастырь.
Это уже не смешно. Это страшно, когда среди верующих оказываются и молодежь и дети. Тут нельзя сидеть сложа руки и размышлять: как же такое могло случиться? Надо, будто ты услышал сигнал SOS, спешить, мчаться на помощь. Потому что эти люди попали в беду, хотя, может быть, еще и не поняли, что с ними произошло.
Ведь религия затягивает человека незаметно.
Но как помочь ему? Тут одного желания мало.
Чтобы бороться, надо знать врага. А религия, как я уже говорил, – очень хитрый и коварный противник. Не сто и не двести лет – много веков церковники дурманят, обманывают людей. Они научились делать это ловко и тонко. Взрослому человеку и то трудно бывает выбраться из их хитросплетенных сетей. Я не преувеличиваю, поверь мне. Ведь я сам раньше искренне верил в бога, был священником.
Именно поэтому я хочу попытаться раскрыть тебе лицо врага. Только хочу предупредить: сделать это в одной книге очень трудно. Ведь религия – это вера в бога, в ангелов, в нечистую силу, святых, в рай, ад… Это религиозные праздники, обряды, богослужения, почитание всевозможных «святынь» вроде икон, мощей, крестов… Чтобы только перечислить все приемы, которыми церковь старается воздействовать на человека, понадобилась бы целая книга.
Если ты заинтересуешься этим, посмотри на последней странице список антирелигиозной литературы.
А теперь мы с тобой постараемся разобраться в трех вопросах: почему в наше время отдельные ребята становятся верующими, в чем вред религии и как нужно себя готовить к борьбе с ней.
У хитрого бога лазеек много
О своем детстве
Я родился в 1932 году, но моя судьба, по крайней мере первая половина жизни, во многом отличается от судьбы моих сверстников. Родители мои жили в городе Риге. В те годы Латвия еще не была советской республикой. У власти там стояло буржуазное правительство. Оба мои дедушки были священниками. Одного из них я, правда, уже не застал в живых: он умер до моего рождения. Зато со вторым дедом мы жили в одном доме.
Этот дом стоял совсем близко от церкви, в которой служил дедушка. Из окон нашей комнаты виднелись и церковь, и окружавший ее сквер.
На церковной колокольне висело два колокола: один большой, басистый – в него звонили по праздникам, и маленький – будничный. По тому, в какой колокол звонили, я, просыпаясь по утрам, определял, праздничный сегодня день или нет. В доме было много икон. Они висели везде: в нашей комнате, в столовой, в кухне, даже в передней и кладовой. Перед иконами горели лампады. Верующие считают, что, зажигая лампаду, они доставляют удовольствие богу и его святым. На меня, маленького мальчика, свет лампад действовал по-разному: днем огоньки напоминали веселую иллюминацию, но вечером, особенно если в комнате не горело электричество, мне становилось страшно. Огонек в лампаде горел неровно: он все время мерцал. От этого лица святых на иконах, неподвижные днем, по вечерам будто оживали, начинали двигаться, шевелиться. Казалось, что бог и святые не нарисованные, а настоящие. Иногда мне казалось, что вот-вот они сойдут с иконы и схватят меня. Тогда я начинал разговаривать с ними, как с живыми.
– Боженька, не трогай меня, не обижай. Я слушаюсь маму и папу, не обманываю их, не мучаю свою кошку Муську. Если хочешь, боженька, я буду тебе молиться, как молятся папа и мама.
После этого мне казалось, что бог становился добрее и смотрел на меня не так уж грозно.
Но особенно много икон было в дедушкиной комнате. Большие и маленькие, они занимали всю стену. На одних иконах боги и святые до того были похожи на людей, что казалось, я встречал их где-то на улице; на других были нарисованы «угодники» со страшными, изможденными лицами.
В комнате дедушки всегда горели лампады и пахло ладаном. И еще у моего дедушки было много всяких таинственных вещей: какие-то кресты, книги в золотой оправе, серебряные чашечки, ложечки, кисточки, особые одежды. Меня все это, конечно, очень интересовало.
– Дедушка, а что у тебя на груди висит? – спрашивал я.
– Это, Лешенька, крест святой.
– А почему другие дяди его не носят, а ты носишь?
– Потому что другие дяди – простые люди, а я – священник.
– Что такое священник? – допытывался я.
– Священник – это человек, который служит богу! – с достоинством отвечал дедушка.
– Скажи, а что такое бог? – не унимался я.
– Бог – это такой добрый старичок с большой седой бородой. Он живет на небе.
– А где небо?
– Наверху, над нашей головой.
Я смотрел через окно. По небу плыли только облака самой причудливой формы.
– Деда, а там ничего не видно!
– Правильно, милый Лешенька. Боженьку нельзя увидеть грешными глазами нашими. Он живет высоко-высоко за облаками. Для того чтобы люди не могли смотреть на него, он сделал солнышко. А вот посмотри сюда, на крест. Кого ты там видишь?
– Вижу человечка, который растопырил руки, – внимательно вглядываясь в крохотное изображение на серебряном кресте, отвечал я.
– Это Иисус Христос, сын божий. Злые люди распяли его, повесили на кресте. Ручки и ножки его пробили гвоздями, кровь текла из его ран. Ему было очень больно.
Мне становилось жалко бедного боженьку, с которым люди поступили так скверно. Слезы подступали к моим глазам…
Так с самого раннего детства мне внушали, что бог есть. О нем мне говорили все: дедушка и бабушка, мама и папа. Говорили самые близкие, любимые и уважаемые люди. Могли я им не верить? Ведь в другом они меня не обманывали. «Значит, все рассказы о боге, небе и его обитателях – правда!» – думал я.
Но я не только узнавал о боге. В семье заботились, чтобы я полюбил бога, почитал и боялся его.
Если в день рождения я находил под подушкой игрушку, о которой давно мечтал, мне говорили, что это бог услышал мои молитвы и исполнил мое желание.
При каждом удобном случае мне напоминали, что бог все видит, все знает, а за непослушание наказывает. Постепенно бог стал для меня живым, близким и понятным. Так бывает со всеми искренне верующими. Искренне верующие люди не только признают, что есть бог. Они любят и боятся его, стараются сделать ему приятное, с тем чтобы он помог им. Переживания эти придают особую силу вере. Благодаря им вера становится живой. Живым становится и бог.
Как и все дети, я любил развлечения, игры, забавы.
Не знаю, как ты, а я, играя, обычно подражал тому, что видел. Если я проходил мимо железной дороги и видел поезда, то обязательно, придя домой, начинал строить железную дорогу. Побывав в кино, дома я устраивал представление.
Но в кино меня водили несколько раз в год, в церковь же гораздо чаще. С мамой, с бабушкой, а иногда и с папой мы ходили туда не только каждое воскресенье, но и во время церковных праздников.
Я был очень маленьким и не понимал, что происходит в церкви. Но все, что я там видел, производило на меня сильное впечатление: и слаженное, красивое пение большого хора, и люди в блестящих, необычных одеждах. Они чинно расхаживали, церемонно раскланивались друг перед другом, пели, говорили какие-то непонятные слова…
Возвратясь домой, я старался подражать тому, что видел в церкви. На больших листах белой бумаги я, как умел, рисовал иконы (настоящих мне для игры не давали – грех большой!) и вешал их на спинки стульев. Из разных тряпок делал подобие одежд священника. Брал в руки самодельное кадило – и служба шла полным ходом. Молитв я тогда почти не знал и поэтому бормотал все, что помнил из «священных» слов, не заботясь об их смысле.
Игра заставляла меня, когда я бывал в церкви, внимательно присматриваться и прислушиваться к тому, что я там видел и слышал. Так, без всяких усилий, я постепенно запоминал длинные и пока еще непонятные для меня молитвы. Выучил порядок богослужения. Мне очень хотелось участвовать в настоящей церковной службе.
Однажды, когда у дедушки было хорошее настроение, я осторожно завел с ним такой разговор:
– Дедушка! Можно, я буду прислуживать тебе в церкви?
Бывая в храме, я видел мальчиков, одетых в стихари – особые церковные одежды наподобие рубах с широкими рукавами – и принимавших участие в богослужении. Как я завидовал им!
Они у всех на виду. Не просто стоят и молятся, а действуют: зажигают лампады, раздувают кадило и подают его священнику, носят во время службы свечи, держат «священные» книги, читают и поют молитвы. Мне казалось все это очень интересным…
Тебе, конечно, трудно поверить, чтобы мальчишка не нашел себе более увлекательного дела. Но ты забываешь, что я рос в иных условиях. В буржуазной Латвии не было ни детских театров, ни Дворцов пионеров. Не было ни октябрят, ни пионерских отрядов. Мы росли скучно, разобщенно, каждый сам по себе. Церковь была для меня единственным местом, где я мог как-то проявить себя. Всем моим близким и дедушке нравилось мое увлечение церковью. Поэтому, когда я попросил разрешения прислуживать в церкви, он одобрил мое намерение. Но предупредил, что это дело серьезное и нельзя относиться к нему как к игре.
– Помни, Лешенька, – ласково погладив меня по голове, наставительно сказал дед, – алтарь – святое место. Там невидимо присутствует сам бог. Входить в алтарь могут только особо посвященные лица – духовенство. Из простых людей этой чести удостаиваются немногие: те, кто живет праведной жизнью, соблюдает заповеди божий. Если у тебя возникло желание служить богу, значит, сам господь невидимо призывает тебя на это служение. Смотри же, внучек, будь достоин его избрания!
Эти слова глубоко запали мне в душу. После разговора с дедушкой богослужение перестало для меня быть игрой, стало священнодействием. Я поверил, что сам бог выбрал меня из числа многих других детей для того, чтобы сделать своим верным слугой.
Входя в алтарь, надевая на себя «священные» одежды, участвуя в богослужении, я чувствовал себя в особой роли избранника божия. Мне казалось, что я чем-то отличаюсь от других мальчиков, по крайней мере, должен отличаться.
Но чем?
Ответ подсказал мне дедушка: нужно стараться соблюдать «заповеди божий». И я, как мог и умел, старался это делать. Старался больше молиться, постился, старался никого не обижать, слушаться старших.
Я еще больше полюбил церковь, гордился своим участием в службе. Если почему-либо не мог пойти в храм, тяжело переживал. Родители знали об этом и иногда вместо наказания не пускали меня в церковь. Я горько, горько плакал.
Быстро бежали дни, месяцы, годы… Наконец мне исполнилось семь лет. Я пошел в школу, научился читать. И дедушкина комната стала для меня еще привлекательней.
Стоял там старый-старый книжный шкаф. В этом шкафу хранились книги. Мне они казались таинственными, загадочными. Почему – не знаю сам. Наверное, потому, что, когда я был маленьким, дедушка строго-настрого запретил их трогать. Зато я видел, как он в свободное время брал какую-нибудь из этих книг, садился за стол, не спеша надевал очки и погружался в чтение. В это время его старались не отвлекать разговорами.
Конечно, меня интересовало, что же написано в дедушкиных книгах. Не раз я просил его почитать мне вслух, но всегда слышал в ответ: ты еще мал.
И вот теперь я сам мог читать дедушкины книги.
Из них я все больше узнавал о боге. Если раньше я просто верил в боженьку, смутно представляя его себе, то теперь моя вера приобрела большую определенность.
В руки мне попадались и страшные книги, после которых я долго не мог заснуть или просыпался от того, что мне снились кошмары. Это были книги о злой силе, о черте, о сатане. В них яркими красками рисовался ад, где мучаются грешники.
И я верил. Верил глубоко и искренне. Церковь уже крепко держала меня в своих сетях.
Хитрый поп и Миша
Конечно, то, что мы узнаем, видим в раннем детстве, запоминается на всю жизнь. Поэтому религиозное воспитание, которое я получил в семье, надолго запало в душу. Я вырос верующим, окончил Московскую духовную семинарию и академию. Около пяти лет прослужил священником… Да, дорого заплатил я за красивую ложь о боге: почти тридцать лет жизни прошли впустую.
Но бывает и так: верующим становится сознательный человек. Недавно мне позвонили из школы:
– Приезжайте скорее! У нас беда!
Оказывается, в школе узнали, что ученик седьмого класса верит в бога. Ребята сначала растерялись: уж очень случай необычный. И в самом деле, что тут предпринять? На совет отряда вызвать? В стенгазету написать? Выделили самых сильных учеников, чтобы они с этим мальчиком поговорили, постарались переубедить его, доказать, что бога нет и быть не может. Говорили, спорили несколько дней – толку никакого. Тогда и решили попросить меня рассказать Мише о себе, о том, как вера в бога исковеркала мою жизнь. В конце концов Мишу удалось спасти. Но как случилось, что ученик седьмого класса попал в сети врага? Я много раз встречался с Мишей, мы подолгу беседовали. И я хочу рассказать тебе его историю.
Миша неплохо учился, любил кино и шахматы, был веселым, общительным мальчиком. Правда, родители его верили в бога, но сына не принуждали молиться, ходить в церковь. Люди простые, малограмотные, они соблюдали церковные обряды больше по привычке. Вся вера родителей Миши проявлялась в том, что в углу их комнаты висели иконы, справляли они религиозные праздники да изредка ходили в церковь. И Миша никогда не заинтересовался бы религией, если бы не случай.
Мишина семья жила в старом доме. Но вот пришло время – старую развалюху сломали, и они получили квартиру в благоустроенном доме. Переехали, купили новую мебель, отпраздновали новоселье. И тут Мишина мама вспомнила, что по церковным традициям нужно освятить новое жилье.
Пригласили священника. Он приехал в сверкающей черной «Волге». Это был человек лет пятидесяти с лишним, холеный, в дорогом, хорошо сшитом модном костюме.
В передней священник разделся, снял пиджак и прямо на рубашку надел черную шелковую рясу. Начался молебен.
Квартиру окропили «святой» водой. Гостеприимные хозяева пригласили священника к столу.
Сначала разговор не ладился: трудно было найти общую тему. Хозяева думали, что со священником можно говорить только о божественном. Но служитель церкви оказался человеком общительным. Он расспросил, где работают родители Миши, как учится их сын, чем он увлекается. Говорил священник много: шутил, рассказывал разные интересные случаи из своей жизни. Миша с интересом слушал и отвечал на его вопросы. Он впервые в жизни беседовал с «батюшкой».
Раньше Миша думал, что попы недалекие люди. Ничего они, кроме своей службы, не знают, ничем не интересуются. А тут оказалось, что их гость знает намного больше, чем Миша, что он прекрасно знаком с художественной литературой, живописью. Но особенно поразило Мишу то, что священник разбирался даже в науке. Он восхищался последними достижениями кибернетики, радовался, что советские космонавты так блестяще завершили свои полеты… Правда, при этом священник довольно часто поминал бога. Но Миша как-то не придал этому значения. Священник заметил, что произвел на мальчика впечатление, и, прощаясь, сказал ему:
– Миша, сегодня я тороплюсь, мне нужно поспеть к вечернему богослужению. Но я вижу, тебе интересно было со мной беседовать. Так заходи ко мне в церковь. Нет, в церковь тебе неудобно. Приходи лучше ко мне домой. Там мы сможем с тобой поговорить обо всем, что тебя интересует. Даже поспорить. Я видел, ты не во всем согласен со мной. Но ты мальчик смышленый, и мне приятно будет иметь такого противника. Да, наверное, и тебе будет полезно узнать многое, о чем ты не знаешь еще. Так заходи!..
Миша недолго думал, стоит ли ему, пионеру, принимать это приглашение. Мише льстило, что священник назвал его смышленым мальчиком, сильным противником. Через несколько дней он пришел к священнику в гости. Здесь его встретили очень приветливо. «Матушка» – жена священника – усадила Мишу за стол, предложила чай.
Так за угощением священник и советский школьник вели между собой «душеспасительные» беседы. Собственно, говорил больше хозяин. А Миша только слушал, открыв рот, неторопливую его речь.
– В каждой травинке, в каждом цветке, в каждой букашке отражается великая премудрость творца – бога. Ты изучал ботанику и знаешь, что самый малый, только что вылезший из почки листочек служит дереву. Все приспособлено в нем, чтобы жил могучий дуб-великан. Кто научил этому листок? Кто одел в прекрасные наряды цветы, бабочек, птиц?.. В каждой травинке есть своя красота и премудрость. И все они – травка, цветы, деревья – не только радуют наш взор, но они служат человеку, они совершают огромную работу. Вспомни, куда девается из воздуха излишек углекислоты? Почему разлагается она при помощи солнечного света на углерод и кислород? А углерод перерабатывает в питательные вещества. Кислород же возвращает в атмосферу. Но кто научил этому растения и кто дал им такую способность?
Миша молчал. А священник продолжал свою речь:
– Скажи-ка мне, дружок, разве неудивительно, что в разные времена года птицы меняют цвет своего оперения, а звери – цвет шерсти?.. Можно до бесконечности приводить такие примеры, но и сказанного достаточно, чтобы убедиться: не было бы бога – не было бы и разумности в природе. Подумай над этим, мой мальчик!
И Миша думал. Ему казалось, что «батюшка» говорит разумно. Он вроде бы основывается на науке, приводит убедительные факты, примеры.
Так тонкой струйкой вливал хитрый священник яд религиозной лжи в Мишину голову. Он пригласил мальчика бывать у него и впредь. Священник не просто рассказывал. Каждый раз, когда Миша приходил к нему, он подробно расспрашивал о том, что Миша думал, что читал, как понял прочитанное. И если видел, что мальчик чего-то не усвоил из прошлой беседы или в чем-то еще сомневается, священник не ленился рассказать ему вторично. Он добивался одного: чтобы Миша привык мыслить так, как хотелось ему, священнику. И, только когда он убеждался, что Миша искренне согласен с его словами, шел дальше. Это продолжалось до тех пор, пока Миша не стал верующим.
А в школе и не подозревали, над чем мучительно бьется мальчик, о чем он думает, какие мысли – чужие мысли – роятся у него в голове. Никто не поинтересовался, почему Миша перестал дружить с ребятами, как-то замкнулся в себе.
Не думайте, что Миша сдался сразу, без боя. Нет, вначале мальчик спорил, пытался разбить, опровергнуть доводы, которые приводил священник. Но умный, хитрый «батюшка» быстро находил самое слабое место своего противника, и Миша всегда оказывался побежденным.
А знаешь, почему Миша проигрывал? Потому что у него не было знаний.
Ты удивлен:
«Как же так, ведь он неплохо учился?»
Да, Миша считался успевающим учеником, и отметки он получал неплохие. Но то, что он слышал на уроках, читал в учебнике, не было им продумано, хорошо понято. Миша перегружал свою память, но не давал работы уму. И в голове у него оседали отдельные, не связанные друг с другом сведения по химии, физике, ботанике. Одним словом, Миша вышел на бой безоружным. Такого бойца легко положить на обе лопатки и взять в плен. А если бы Миша хорошо продумал то, что учил в школе, он сразу увидел бы, что рассуждения священника – красивые, но пустые фразы, и тогда ему легче было бы разоблачить своего духовного наставника.
Знаешь, давай проделаем такой опыт: поставим себя наместо Миши и разберемся внимательно в том, что проповедовал священник.
Священник говорил, что каждое растение и животное приспособлено к жизни.
Правильно это? Да, правильно, если эту фразу уточнить: приспособлено к жизни в определенных условиях. Но «устроил» все это не бог или другая какая-то разумная сила.
Великий английский естествоиспытатель Чарлз Дарвин показал, что целесообразность в строении живых организмов объясняется вовсе не разумным их творением, а естественным приспособлением их к условиям существования. Выживают те растения и животные, которые лучше других, так сказать, приноровились к окружающей среде. Те организмы, которые не могут примениться к окружающим условиям или применились недостаточно, погибают и не оставляют после себя потомства. Организмы, которые выживают, передают полезные признаки потомству. Этот закон естественного отбора объясняет, почему растения и животные устроены «разумно» или, точнее, приспособлены к данной среде. Именно к данной среде. Потому что те отличия, которые полезны организму в одних условиях, могут оказаться бесполезными и даже вредными в других. Например, известно, что заяц-беляк два раза в год меняет окраску. Объясняется это условиями существования: зимой на фоне снега белый заяц менее заметен, чем коричневый. Но попробуйте переселить такого зайца в местность, где не бывает снега. Цвет его шерсти все равно будет меняться, хотя это окажет зайцу плохую услугу. 8начит, организм устроен совсем не разумно, а просто приспособлен именно к данным условиям.
Вот мы опровергли с помощью учения Дарвина и второй довод Мишиного противника: будто бы в каждой букашке отражается великая мудрость творца – бога.
Священник говорил Мише, что цветы «радуют наш взор», что будто бы бог и создал их для этой цели. Опять ложь.
Почему некоторые растения имеют яркие цветы? Чарлз Дарвин ответил и на этот вопрос. Он писал:
«Цветы считаются самыми прекрасными произведениями природы, но они резко отличаются от зеленой листвы и тем самым прекрасны только ради того, чтобы легко обращать на себя внимание насекомых. Я пришел к этому заключению на основании неизменного правила, что когда цветок оплодотворяется при посредстве ветра, он никогда не обладает ярко окрашенным венчиком. Некоторые растения постоянно приносят двоякого рода цветы: одни открытые и окрашенные, привлекающие насекомых; другие закрытые, неокрашенные, лишенные нектара и никогда не посещаемые насекомыми. Отсюда мы вправе заключить, что если бы на поверхности земли не существовало насекомых, то наши растения не были бы усыпаны прекрасными цветами, а производили бы только такие жалкие цветы, какие мы видим на сосне, дубе, лещине, ясене или на наших злаках, шпинате, щавеле и крапиве, которые все оплодотворяются при содействии ветра».
Ну, а как быть с круговоротом углерода и кислорода? Здесь священник только прикрывался наукой, чтобы запутать Мишу. Помнишь, он утверждал, будто растения созданы богом, чтобы усваивать углерод и выделять кислород?
Для того чтобы развиваться, любому растению требуется углерод. Но растение не может, подобно животному или человеку, передвигаться с места на место. Поэтому развитие растительных организмов шло таким путем, что они приспособились добывать углерод из воздуха, из углекислоты. И в этом нет ничего чудесного.
Как видишь, щит, которым прикрывался Мишин противник, оказался не таким уж прочным: старые сказки о боге, замаскированные под науку.
Современные деятели церкви прекрасно понимают – открыто выступать против науки в наши дни было бы просто смешно. Ведь ни один здравомыслящий человек не поверил бы тому, кто стал бы утверждать что-либо прямо противоположное науке. И поэтому защитники религии меняют тактику, изворачиваются. Например, в библии – главной «священной» книге христиан – есть места, которые сейчас звучат слишком уж нелепо. Рассказывается, например, как один пророк, которого звали Валаам, ехал на ослице. Побил он эту ослицу, а она вдруг заговорила человеческим голосом… Ну кто сейчас поверит, что так и вправду было? По-этому церковники предпочитают не вспоминать о таких сказках.
Но есть библейские рассказы, которые обойти молчанием нельзя. Они слишком хорошо известны верующим. И тогда церковники пытаются истолковать эти истории так, чтобы они выглядели правдоподобно. В библии написано, будто бог создал мир за шесть дней. Теперь, когда наука доказала, что Земля существует многие миллионы лет, церковники по-новому пытаются истолковать слово «день». «День творения, – говорят они, – нельзя понимать буквально. День – это очень большой период времени».
С другой стороны, они все больше стараются в своих доводах использовать разные научные примеры, но… объяснять их по-своему, так, чтобы эти объяснения не опровергали религию, а доказывали ее правоту.
Так, все мы восхищаемся полетами в космос. Они – свидетельство могущества человека и его разума. Но богословы стараются даже покорение космоса приписать… богу. Они говорят: а кто дал людям разум? Разве не бог? Значит, в конце концов, он, а не человек является причиной побед человека в деле покорения звездных миров.
Но как бы ни старались богословы обновить религию, сущность ее все равно остается прежней.
Бог и … папиросы
Порой ребята слышат от взрослых рассказы о всяких чудесах – о гаданиях, вещих снах, предсказаниях. И когда с ними случается какое-нибудь таинственное, необъяснимое, на первый взгляд, событие, они приписывают его действию сверхъестественных сил, бога. Разубедить тут бывает очень трудно. Сами, мол, убедились, что чудо есть.
Со мной в детстве произошел случай, который в свое время очень укрепил мою веру и как бы показал мне наглядно, что есть бог.
Когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, был у меня приятель Пепка. Настоящее имя его было Петр, но все почему-то звали его Пепкой. Он был сыном сторожа той церкви, в которой служил мой дедушка, и жил вместе со своим отцом недалеко от нас. Мы с Пепкой часто играли в скверике возле церкви.
Однажды Пепка подзывает меня и спрашивает шепотом:
– Лешка, ты когда-нибудь курил?
– Нет, – отвечаю, – не приходилось.
– Давай попробуем.
– Давай. А у тебя есть папиросы?
Вместо ответа Пепка достал нераспечатанную пачку папирос и с гордостью показал мне:
– Вот, новенькая!
– Где взял? – полюбопытствовал я.
– Стащил у бати.
– А не узнает?
– Нет. У него их много.
– Давай закуривай!
– Давай!
Но тут оказалось, что нет спичек. Решили, что за спичками пойду я, чтобы Пепка не навлек на себя подозрений.
Через пять минут все было в порядке. Мы стояли в кустах церковного скверика, держали во рту папиросы и пытались изобразить заядлых курильщиков. Но курить мы не умели, кашляли, из глаз текли слезы.
– Леха, ну как, хорошо? – давясь дымом, спрашивал Пепка.
– Кхе-кхе, ничего, хорошо!
– Курим?
– Дымим!
Через несколько дней мы научились курить довольно сносно. Кашляли уже меньше, а Пепка даже стал пускать дым через нос. У меня это никак не выходило. Чтобы доказать свое превосходство и поразить меня, Пепка клялся, что через пару дней сможет выпускать дым через уши.
Выполнить свое обещание Пепке так и не пришлось. Однажды, когда мы безмятежно курили, Пепкин отец заметил, что из-за кустов идет дым. Решил посмотреть, не горит ли что. И тут он обнаружил нас.
Пепку нещадно выпороли. Отодрав сына, сторож пошел и рассказал о моем «грехе» матери. Мама расстроилась, плакала. Рассказала отцу и деду. Меня не били. Но на семейном совете придумали другое. Мама долго внушала мне, что курить грешно, потом подвела меня к иконе и сказала:
– Видишь, Леша, икону?
– Вижу, – ответил я.
– Так вот, поклянись перед ней, что в жизни своей не только никогда не будешь курить, но и в рот не возьмешь папиросы. Если не дашь клятвы, больше не пущу тебя в церковь: там не место греховодникам. Выбирай одно из двух.
Что мне было делать? Церковь я любил, привык ходить туда и прислуживать, намеревался стать священником. Лишиться всего этого? Ни за что!
Недолго думая я сказал матери:
– Мама, обещаю тебе: больше курить не буду.
– Не мне обещай, а богу!
– Обещаю!
– Клянешься?
– Клянусь!
– В знак клятвы перекрестись перед иконой.
Я перекрестился. После этого мама успокоилась. Она знала, как сильно я верю в бога, и была убеждена, что я не посмею нарушить клятву.
Курить я не привык, и поэтому долгое время даже не вспоминал о папиросах.
Прошло несколько месяцев, может быть полгода. Однажды дома никого из взрослых не было. И вдруг совсем случайно я увидел на столе папиросы. Их, вероятно, забыл кто-нибудь, кто по церковным делам приходил к дедушке, потому что у нас в семье никто не курил.
Тут мне страшно захотелось выкурить папироску. Я знал, что Пепка, несмотря на порку и угрозы отца, тайно курит. Покуривали и многие из моих приятелей. Я что, хуже других?
Быстро нашел я спички и взял папиросу в рот. Вдруг мой взгляд упал на икону. Ту самую, перед которой я клялся матери, что никогда не закурю.
«Как быть? – пронеслось в голове. – Ведь я дал слово, да еще не кому-нибудь, а самому богу. Страшный грех нарушить клятву…»
Но какой-то другой, тайный голос нашептывал мне иное:
«Подумаешь! Ну и что из того, что ты клялся? Ведь тебя же заставили это сделать…А такая, вынужденная клятва не действительна. Неужели богу жалко, если ты выкуришь одну-единственную папироску? Многие курят, но ведь бог не карает их. Не богу, а маме хотелось, чтобы ты бросил курить. Ну, а маму можно и не послушаться. Тем более один разок».
«Нехорошо, непорядочно нарушать слово!» – возражала моя совесть.
«Интересно, а что сделает со мной бог, если я обману мать?» – подзадоривало любопытство.
Теперь мне уже не столько хотелось курить, сколько просто испытать бога. Мать обмануть ничего не стоит: она придет не скоро. Я открою окно, дым выветрится, и никто, кроме меня и господа бога, о моем поступке знать не будет.
«Посмотрим, что сделает бог со мной за нарушение клятвы…»