Текст книги "Давай, до свиданья! Как спастись от мигрантов"

Автор книги: Алексей Челноков

Соавторы: Константин Полторанин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

«Сталин и великая дружба народов»

В 1938 году, в день рождения Сталина, газета «Правда» опубликовала хвалебное поздравление Н. С. Хрущева, озаглавленное «Сталин и великая дружба народов» (известно, что Сталин с первых дней советской власти проводил национальную политику СССР). Именно Сталин ввел в политический лексикон выражение «дружба народов». Эта «дружба» просуществовала семь десятилетий только благодаря гигантской репрессивной машине ОГПУ-НКВД-КГБ и рухнула тотчас же час, когда была объявлена либеральная «перестройка».

«Товарищ Сталин является великим теоретиком и по национальному вопросу, – писал Хрущев. – Еще накануне первой русской революции он учит рабочий класс тому, что без правильного разрешения национального вопроса нельзя одержать победу над царизмом и капитализмом.

В своей замечательной статье «Как понимает социал-демократия национальный вопрос?», опубликованной в № 7 «Борьбы пролетариата» от 1 сентября 1904 г., товарищ Сталин обосновывает и разъясняет национальную программу партии пролетариата. «Изменяется общественная жизнь и вместе с нею изменяется и «национальный вопрос», – пишет товарищ Сталин. – В разные времена различные классы выступают на арену борьбы, – и каждый класс по своему понимает «национальный вопрос»… На арену борьбы выступил новый класс, пролетариат, – и вместе с ним возник новый «национальный вопрос», «национальный вопрос» пролетариата. Насколько отличается пролетариат от дворянства и буржуазий, настолько же отличается выдвинутый пролетариатом «национальный вопрос» от «национального вопроса» дворянства и буржуазии».

Товарищ Сталин последовательно отстаивает интернационалистский тип построения пролетарских классовых организаций. Он формулирует основные положения по национальному вопросу нашей партии, какие он позже – в 1913 году – гениально разрабатывает в своей замечательной работе «Марксизм и национальный вопрос».

Вместе с Лениным Сталин обосновал большевистский принцип интернационального сплочения рабочих. Вместе с Лениным Сталин доказал, что нельзя пролетариату одержать победу над царизмом и капитализмом, не ведя правильной национальной политики. Особенно это относится к такой стране, какой была многонациональная Россия.

От правильного разрешения национального вопроса, – учил товарищ Сталин, – зависела судьба революции в России. Царская Россия, как учили Ленин и Сталин, была тюрьмой народов, в которой разжигалась национальная вражда, где помещики и капиталисты натравливали одну национальность против другой для того, чтобы, пользуясь национальной рознью, еще больше закабалить, еще сильнее эксплуатировать трудящиеся массы.

Большевистская партия правильно подошла к разрешению национального вопроса в России. В разрешении этого вопроса огромная заслуга товарища Сталина. Под руководством товарища Сталина большевистская партия сплотила все национальности, все народы бывшей России и на основе взаимного доверия, на основе великой «дружбы народов» создала советское государство – Великий Союз Советских Социалистических Республик.

Для того, чтобы закрепить победу Октябрьской революции, большевики должны были создать новое государство, где были бы объединены равные, свободные национальности и народности.

Осуществление этой величайшей исторической задачи, по предложению Ленина, партия поручает товарищу Сталину. С 1917 по 1923 г. товарищ Сталин – Народный комиссар по делам национальностей. Ему принадлежит знаменитая историческая «Декларация прав народов России». В этом замечательном документе было провозглашено братское доверие, великая дружба между народами нашей страны. В создании каждой национальной республики нашего Великого Советского Союза принимал деятельное участие Иосиф Виссарионович Сталин. Он создавал советские социалистические республики Закавказья и Средней Азии. Любовно, по-отцовски, он относился к каждой национальности, к каждой народности в нашей стране, помогал им в строительстве своей свободной советской жизни.

В своем докладе товарищ Сталин призывал нашу большевистскую партию вести непримиримую борьбу с великодержавным шовинизмом и местным национализмом. Он разоблачил хитрые планы троцкистов, которые поддерживали буржуазных националистов…»

«Живи довгi, довгi роки, на благо трудового народу – наш рiдний, наш любий Сталiн!», – завершил свое поздравление Хрущев, который впоследствии передаст русский Крым в состав Украины.

Надо сказать, что значительная часть большевиков вообще игнорировала проблему национального самоопределения, целиком полагаясь на «пролетарский интернационализм» и выступая сторонниками унитарного государства. Их лозунг – «Долой границы!», выдвинутый Г. Л. Пятаковым. Другая часть выступала сторонниками так называемого «самоопределения трудящихся» (Бухарин и др.). Более осторожную позицию занимал Ленин. Отвергая идею «культурно-национальной автономии», принятую в программах ряда социал-демократических партий Запада, он ставил вопрос о желательной для большевиков форме национального самоопределения в зависимость от конкретно-исторических условий и от того, как будет развиваться «революционная борьба пролетариата». В то же время поначалу симпатии Ленина были очевидными: он сторонник централистского государства и автономизации живущих в нем народов. Впрочем, осознавая сложность проблемы, Ленин настаивал на ее специальном анализе, который следовало бы поручить представителю национальных меньшинств.

Как раз к месту пришелся «чудесный грузин». Закрепление за И. В. Сталиным роли в партии как специалиста по национальному вопросу, видимо, было связано с тем, что его «разработки» были весьма схожими с мыслями самого Ленина. В труде «Марксизм и национальный вопрос» Сталин дал определение нации: «Нация – это исторически сложившаяся устойчивая общность людей, которая характеризуется рядом признаков а именно, общностью языка, экономического и психического склада, проявляющихся в области культуры, причем отсутствие одного из признаков свидетельствует, что общность не является нацией», про которое во многом бытует и до настоящего времени, и пришел к однозначному выводу о необходимости областной автономии в России для Польши, Финляндии, Украины, Литвы, Кавказа.

Возглавив после революции Народный комиссариат по делам национальностей (Наркомнац), Сталин, в сущности, мало изменил свою позицию. Он стоял за создание как можно более крупных независимых государственных объединений в составе России с учетом их национальной специфики, хотя их образование он рассматривал как решение чисто временных задач, препятствующее росту националистических настроений.

Сам Ленин считал, что национальный вопрос с развитием социализма отомрет сам собой: «На позднем этапе капитализма происходит слияние наций вследствие движения капитала. Это слияние окончательно завершается при переходе общества к социализму».

Программа РСДРП по национальному вопросу отличается поверхностностью и бездумным заимствованием из программ австрийских социалистов. Это: 1) право на самоопределение, 2) широкая областная автономия, 3) равенство больших и малых народов, 4) формирование рабочих организаций не по национальному, а по интернациональному признаку. По сути дела, это популистская программа, так как, например, «право на самоопределение» никак не расшифровывается. Ленин говорил о нем, что оно может существовать, но не обязательно должно использоваться. «Равенство больших и малых народностей» невозможно. Эти тезисы были введены, чтобы найти поддержку в национальных окраинах России.

Ленин стремился к централизованной партии и централизованному государству. В работе «Культурно-национальная автономия» он писал: «Борьба против всякого национального гнета – безусловно, да. Борьба за всякое национальное развитие, за «национальную культуру» вообще – безусловно нет».

В четвертой Думе большевики безуспешно пытались реализовать два проекта по национальному вопросу: «Проект закона об отмене всех ограничений прав евреев и всех вообще ограничений, связанных с происхождением или национальностью» и проект о «равноправии наций и защите прав нац. меньшинств».

Но после прихода к власти политика большевиков в основном носила декларативный характер. В «Декларации прав народов России» и в «Обращении к трудящимся мусульманам Востока» все те же общие слова без конкретного содержания: «добровольный и честный союз народов России» и т. д.

О деятельности Сталина в Наркомнаце подробно рассказывал Лев Троцкий в книге «Сталин»:

«2 (15) ноября (1917 года) опубликована за подписью Ленина и Сталина «Декларация прав народов России», объявляющая, что национальную политику Советской власти будут направлять четыре принципа: 1) равенство всех народов России; 2) право на отделение и образование самостоятельного государства; 3) отмена всех национальных ограничений; 4) свободное развитие национальных меньшинств в составе каждого из народов. Текст самого документа, несущего на себе, несмотря на краткость, черты тяжеловесности, был, видимо, очищен рукою Ленина. На тексте этого исторического документа есть поправки, внесенные Бухариным и Сталиным. «Большинство их поправок, – гласит комментарий к сочинениям Ленина, – не имеет принципиального характера».

В этот первый хаотический период работа еще не поделена, роли не определились. Время административной работы комиссара национальностей еще не пришло. В агитации Сталин не участвует. Он выполняет разные поручения, помогая в текущей работе Ленину. Позже он сам говорил о себе, как о члене штаба Ленина. Это было бы не лишено меткости, если б работа Сталина отличалась большей систематичностью.

Наряду с вождями партии и страны имелись вожди, так сказать, ведомственного значения. Таким вождем стал Сталин в области отсталых национальностей. На различных съездах отсталых национальностей, на съездах, посвященных национальному вопросу, имя Сталина включается в список вождей, правда, на последнем месте.

27 ноября 1919 г. открылся в Москве Второй Всероссийский съезд мусульманских коммунистических организаций народов Востока. Съезд был открыт Сталиным от имени Центрального Комитета партии. Почетными членами были избраны четыре лица: Ленин, Троцкий, Зиновьев и Сталин.

Председатель съезда Султан-Галиев, один из тех, который плохо впоследствии кончил, предложил съезду приветствовать Сталина как «одного из тех бойцов, которые горят огнем ненависти к международному империализму».

Однако крайне характерен для тогдашней градации вождей тот факт, что общая политическая резолюция по докладу Султан-Галиева заключается приветствием: «Да здравствует Российская коммунистическая партия… да здравствуют ее вожди Ленин и Троцкий». Даже этот съезд народов Востока, проходивший под непосредственным руководством Сталина, не счел нужным включить Сталина в число вождей партии.

В апреле происходит в Москве Первый Всероссийский съезд чувашских коммунистических секций. Почетный президиум состоит из тех же четырех лиц: Ленин, Троцкий, Зиновьев и Сталин. Описывая открытие съезда, журнал Народного комиссариата национальностей указывает, что на стенах красовались портреты вождей мировой революции: Карла Маркса, Ленина, Троцкого и Зиновьева.

Первый съезд коммунистов-чувашей происходил в апреле 1920 следовательно, через два с лишним года после установления Советской власти. В этот период портретов Сталина еще не существовало, они нигде не вывешивались, и никому не пришло в голову украсить хотя бы зал съезда, который целиком входил в сферу деятельности самого Сталина.

В июле 1920 г. собирается 2-й конгресс Коминтерна. На этом конгрессе обсуждаются национальный и колониальный вопросы. Тезисы по национальному и колониальному вопросам вырабатывает Ленин, ему же принадлежит руководство работой комиссии по национальному и колониальному вопросам, он делает на заседании 2-го конгресса 6 июля доклад от имени комиссии по национальному и колониальному вопросам. Никому не могло прийти в голову поручить составление тезисов или доклад по национальному вопросу Сталину.

7 ноября 1920 г., т. е. в третью годовщину Октябрьского переворота мы застаем Сталина в Баку, где он выступает на торжественном заседании Совета с докладом «Три года пролетарской диктатуры». 13 ноября Сталин выступает с докладом в Дагестане на съезде народов Дагестана для декларации об автономии Дагестана. «Речь т. Сталина, – как сообщает журнал комиссариата национальностей, во многих местах прерывалась громом аплодисментов, Интернационалом и закончилась бурной овацией».

Общее руководство в этой области, не говоря уже об инициативе, принадлежали полностью Ленину, который с давних пор придавал национальному вопросу огромное значение, второе по важности после аграрного. По дневнику его секретариата видно, как часто он принимал разного рода национальные делегации и обращался с письмами, запросами и указаниями по поводу той или другой национальной группы. Все сколько-нибудь принципиальные меры проводились им через Политбюро; менее важные обсуждались по телефону со Сталиным. На комиссариат Национальностей ложилось лишь техническое выполнение уже вынесенных решений.

О работе этого комиссариата опубликованы в 1922 г. и в 1930 г. воспоминания Пестковского, ближайшего помощника Сталина в первые 20 месяцев советского режима.

В одном из уже занятых помещений Смольного Пестковский нашел свободный столик и поставил его у стены, укрепив над ним лист бумаги с надписью: «Народный комиссариат по делам национальностей». Ко всему этому прибавили два стула.

По тексту конституции народный комиссар считался только председателем коллегии, состоявшей из полдюжины, а иногда и дюжины членов. Руководство ведомством было нелегким. По словам Пестковского «все члены коллегии по национальному вопросу стояли в оппозиции к Сталину, нередко оставляя своего народного комиссара в меньшинстве».

«Иногда он терял терпение, – рассказывает Пестковский, – но он никогда не обнаруживал этого на собраниях. В тех случаях, когда в результате наших бесконечных дискуссий на совещаниях запас его терпения истощался, он вдруг исчезал. Делал он это чрезвычайно ловко. Сказав: «Я на минутку», он исчезал из комнаты и прятался в одном из закоулков Смольного и Кремля. Найти его было почти невозможно. Сначала мы его ждали, а потом расходились. Я оставался один в нашем общем кабинете, терпеливо дожидаясь его возвращения. Но не тут-то было. Обычно в такие минуты раздавался телефонный звонок: это Владимир Ильич требовал Сталина. Когда я отвечал, что Сталин исчез, он мне говорил неизменно: «Срочно найти». Задача была нелегкая. Я отправлялся в длинную прогулку по бесконечным коридорам Смольного и Кремля в поисках Сталина. Находил я его в самых неожиданных местах. Пару раз я застал его на квартире у матроса т. Воронцова, на кухне, где Сталин лежал на диване, курил трубку и обдумывал свои тезисы».

Для перевоспитания своей коллегии народный комиссар применял, надо признать, своеобразные методы. Разгадка трудного положения Сталина в своей собственной коллегии в том, что он не пользовался авторитетом. Не только народные массы, но даже широкие круги партии не знали его. Он был бесспорным членом штаба большевистской партии, и в этом было его право на частицу власти. Но даже в «коллегии» собственного комиссариата он не пользовался личным авторитетом, а по всем важнейшим вопросам оставался в меньшинстве.

Он имел власть, но этой власти было совершенно недостаточно, чтобы принуждать; приходилось убеждать. Для этого у Сталина не было данных. Противоречие между властностью натуры и недостатком интеллектуальных ресурсов создавало для него нестерпимое положение. В то время ему, однако, и в голову не приходило, что наступит такой период, когда он будет только приказывать, а все остальные будут молчать и повиноваться.

Не менее красочно Пестковский описывает поиски помещения для комиссариата национальностей в Москве, куда правительство переехало в марте из Петрограда. «Между ведомствами шла ожесточенная борьба из-за купеческих особняков. Наркомнац сначала не имел ничего. Я нажал на Сталина. На кого он нажал – мне неизвестно, но… по прошествию некоторого времени Наркомнац владел уже несколькими особняками. Центральное ведомство и белорусы поместились на Поварской, латыши и эстонцы на Никитской, поляки на Арбате, евреи на Пречистенке, а татары где-то на Москворецкой набережной. Кроме того, Сталин и я имели кабинеты в Кремле. Сталин оказался весьма недоволен таким положением. «Теперь уж за вами совсем не уследишь. Нужно было бы получить один большой дом и собрать туда всех». Эта идея не оставляла его ни на минуту. Через несколько дней он сказал мне: «Нам дали большую сибирскую гостиницу, но ее самочинно захватил ВСНХ, мы, однако, не отступим. Велите Аллилуевой написать на машинке несколько бумажек следующего содержания: «Это помещение занято Наркомнацем». Да захватите с собой кнопки». Аллилуева, будущая жена Сталина, состояла машинисткой в комиссариате Национальностей. Вооруженные магическими бумажками и кнопками, Сталин и его заместитель отправились в автомобиле в Златоустинский переулок. «Уже темнело. Главный ход в гостиницу оказался закрытым. У дверей красовалась бумажка: «Это помещение занято Высшим Советом Народного Хозяйства». Сталин сорвал ее, и мы укрепили наше заявление. «Надо проникнуть внутрь», – сказал Сталин. Задача была нелегкая. С большим трудом мы отыскали черный ход. А электричество почему-то не действовало. Мы освещали себе дорогу спичкой. Во втором этаже мы набрели на длинный коридор. Прикрепили наши записки еще на других дверях. Пора было возвращаться обратно, а спички у нас истощились. Спускаясь в потемках, мы попали в подвал и чуть не свернули себе шеи. Наконец мы все-таки добрались до автомобиля».

В 1920 г. власть Сталина была уже неоспоримой, но государственный культ его личности только устанавливался. Этим объясняется то обстоятельство, что в воспоминаниях, несмотря на общий панегирический тон, слышится еще нота фамильярности и даже допускается оттенок доброжелательной иронии. Через несколько лет, когда чистки и расстрелы установят необходимый пафос дистанций, рассказы о том, как Сталин скрывался на кухне у коменданта или ночью захватывал особняк, будут уже звучать как непристойный документ, возможно, что автор жестоко поплатился за нарушение этикета.

Большинство коллегии рассуждало, по изложению Пестковского, таким образом: «Всякий национальный гнет есть лишь одно из проявлений классового гнета. Октябрьская революция уничтожила основу классового гнета. Поэтому нет никакой необходимости в организации в России национальных республик и автономных областей. Территориальное деление должно идти исключительно по экономическому признаку… Организация республик и областей по национальному признаку является при советской власти компромиссом с мелкобуржуазным национализмом».

Коллегия, призванная осуществлять национальную политику правительства, отвергала самые основы этой политики. Этот парадоксальный факт объясняется отчасти тем, что коллегия состояла из людей случайных, теоретически мало подготовленных. Коллегия Наркомнаца состояла из русифицированных «инородцев», которые свой абстрактный интернационализм противопоставляли реальным потребностям развития угнетенных национальностей.

<…>

«Русские рабочие, – писал Сталин в четвертую годовщину переворота, – не смогли бы победить Колчака, Деникина, Врангеля без… сочувствия и доверия к себе со стороны угнетенных масс окраин бывшей России. Не следует забывать, что район действий этих мятежных генералов ограничивался районом окраин, населенных по преимуществу нерусскими национальностями, а последние не могли не ненавидеть Колчака, Деникина, Врангеля за их империалистскую и русификаторскую политику».

Это обстоятельство определило внутреннюю слабость тылов Колчака, Деникина, Врангеля, а значит, и слабость их фронтов, т. е. в конце концов их поражение.

Пестковский пишет, что Сталин стал «заместителем Ленина по руководству боевыми революционными действиями. Он имел наблюдение за военными операциями на Дону, на Украине и в других местах России». Слово заместитель здесь не подходит, так как Ленин сам находился в Смольном. Правильнее было бы сказать техническим помощником. С. Пестковский пишет:

«Ленин не мог обходиться без Сталина ни одного дня. Вероятно, с этой целью наш кабинет в Смольном находился «под боком» у Ленина. В течение дня он вызывал Сталина по телефону бесконечное число раз или же являлся в наш кабинет и уводил его с собой. Большую часть дня Сталин просиживал у Ленина. Что они всегда там делали, мне неизвестно, но один раз, войдя в кабинет Ильича, я застал интересную картину. На стене висела большая карта России, перед нею стояло два стула, а на них стояли Ильич и Сталин и водили пальцем по северной части, кажется, по Финляндии».

Ленин в этот период чрезвычайно нуждался в Сталине. Это несомненно. Зиновьев и Каменев вели против Ленина борьбу, Троцкий проводил время либо на собраниях, либо в Брест-Литовске (главным образом в Брест-Литовске), Свердлов нес на себе всю организационную работу партии. Сталин не имел по сути определенных занятий. Наркомнац особенно в первый период отнимал у него мало времени. Он играл, таким образом, при Ленине роль начальника штаба или чиновника по ответственным поручениям. Разговоры по прямым проводам составляли по сути дела совершенно техническую задачу. Но так как дело шло об очень ответственных разговорах, то Ленин мог доверить их только испытанному человеку, стоящему в курсе всех задач и забот Смольного.

Наркомнац имел главным образом дело с отсталыми народностями, которые впервые призывались революцией к независимому национальному существованию. В их глазах Наркомнац имел несомненный авторитет, он открывал им двери к самостоятельному существованию в рамках советского режима. В этой области Сталин был для Ленина незаменимым помощником. Сталин знал близко жизнь первобытных народов на Кавказе, откуда он вышел сам. Эту первобытность он нес в своей крови. Он любил общество людей примитивных, находил с ними общий язык, не боялся их превосходства и потому держал себя с ними демократично, покровительственно, дружественно. Ленин несомненно дорожил этими качествами Сталина, которых не было у других, и всячески старался поддержать авторитет Сталина в глазах всякого рода национальных делегаций. «Поговорите со Сталиным, он этот вопрос знает хорошо, он знаком с условиями, обсудите с ним вопрос», – такие рекомендации он повторял десятки и сотни раз.

Члены коллегии Наркомнаца относились, по существу, свысока или безразлично к интересам отсталых народностей. Открыто или полусознательно они стояли на уже известной нам точке зрения Розы Люксембург: при капитализме национальное самоопределение невозможно, а при социализме оно излишне. Они гораздо более склонны были к абстрактной форме проповеди интернационализма, чем к тому, чтобы отсталым и вчера еще угнетенным национальностям дать возможность достойного существования. В их оппозиции к Сталину неправота в подавляющем большинстве случаев была на их стороне. Сталин по всем вопросам руководствовался директивами Ленина, с которым его связывал прямой телефонный провод или с которым он совещался сперва в Смольном, затем в Кремле. Во всех тех случаях, где у Сталина возникали серьезные конфликты в собственной коллегии, с национальными делегатами, вопрос переносился в Политбюро, где все решения неизменно выносились в пользу Сталина. Это должно было еще более укреплять его авторитет в глазах правящих кругов отсталых народностей: на Кавказе, на Волге и в Азии. Новая бюрократия национальных меньшинств стала затем немаловажной опорой Сталина.

Народный комиссариат национальностей издавал свой еженедельный журнал «Жизнь национальностей», в котором передовые статьи писал Сталин. Читая их, мы узнаем старого редактора тифлисских изданий и редактора петроградской «Правды».

В «Правде» 28 марта 1917 г., т. е. за несколько дней до приезда Ленина, Сталин печатает статью «Против либерализма». Он доказывает: «Неразумно добиваться для России федерации, самой жизнью обреченной на исчезновение… Чтобы превратить Россию в федерацию, пришлось бы порвать уже существующие экономические и политические узы, связывающие области между собой, что совершенно неразумно и реакционно… Империализм в России не решает и не может решить национального вопроса, не ясно ли, что федерализм в России не решает и не может решить национального вопроса, что он только запутывает и усложняет его донкихотскими потугами повернуть назад колесо истории… Половинчато переходная форма – федерация не удовлетворяет и не может удовлетворить интересов демократии».

Все это писалось за пять месяцев до того, как Россия превратилась в советскую федеративную республику.

На 9-м съезде в марте 1921 г. Сталин снова читал свой неизбежный доклад по национальному вопросу. Как часто бывает с ним в силу его эмпиризма, он в области обобщений исходит не из живого материала, не из опыта Советской власти, а из условий внешних абстракций. В 1921 г., так же как и в 1917 г., он повторял общие соображения о том, что буржуазные страны не могут разрешить национальные вопросы, а советская страна имеет к этому все возможности. Доклад вызвал недовольство, недоумение, в прениях наиболее заинтересованные делегаты, представители национальных партий высказали свое недовольство. Даже Микоян, уже тогда один из ближайших союзников Сталина, а впоследствии один из его верных оруженосцев, жаловался на то, что партия нуждается в указании того, «какие изменения должны быть проделаны в этой системе, какой тип советской системы должен быть установлен на окраинах» и пр. «Т. Сталин сего не указал».

…И на территории Европы Сталин не думал об окончательном торжестве социализма без революционного пробуждения Востока. Это было повторение идей Ленина. Однако в этом повторении идей было разделение не только труда, но и интересов. По поводу революции на Западе Сталину совершенно нечего было сказать. Он не знал Германии, ни ее жизни, ни ее языка, и об этом писали с гораздо большей осведомленностью другие. Сталин сосредоточился на Востоке. Здесь он чувствовал себя тверже и увереннее.

Несомненно, у Сталина интерес к Востоку имел в значительной мере личный характер: он сам был родом с Востока, и если перед представителями Запада он, не знакомый ни с жизнью Запада, ни с его языками, чувствовал себя всегда растерянным, то с представителями отсталых народов Востока он, комиссар, который в значительной мере разрешал их судьбу, чувствовал себя несравненно увереннее и тверже».

* * *

И вот совсем недавно о национальной политике Сталина высказался известный западный ученый Терри Мартин. В 2011 году вышла на русском языке его книга «Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939», которая, по сути, подвела итоги всей советской национальной политике.

Компетенция автора не вызывает сомнений: Терри Мартин – профессор Гарвардского университета, эта книга – результат доработки его диссертации, защищенной в университете Чикаго в 1996 году. Собственно, высокий исследовательский уровень диссертации и позволил Мартину получить престижную университетскую должность.

Исследование Мартина появилось на волне так называемой «архивной революции». Открытие доступа к документам советской эпохи позволило исследователям переосмыслить феномен межвоенной советской национальной политики.

Сам факт распада Советского Союза на основе республиканских границ вдохнул новую жизнь в исследования национального вопроса и национальной политики в СССР. В начале 90-х в основном по этим вопросам писали политологи и социологи.

Основная идея и, собственно, новизна работы Мартина по сравнению с предшествующей историографией удачно подчеркнуты автором в самом названии книги. Автор утверждает, что в значительной части межвоенного периода поддержка бывших имперских национальных меньшинств происходила за счет основной «государствообразующей» группы, то есть русских. Таким образом, в какой-то мере было выгодно быть представителем нерусской национальности в Советском Союзе, так как это открывало широкие возможности для получения высоких должностей, государство активно поддерживало развитие национальных языков, культуры и территорий. Партийное руководство воспринимало русских с недоверием, отчасти даже видело в них источник угрозы, и затруднялось определить их статус и роль в новой системе. В современных странах Западной Европы и Северной Америки такой феномен достаточно широко известен и носит название affrmative action. Он подразумевает преимущества, которые есть у представителей этнических, расовых, сексуальных и/или гендерных меньшинств над представителями большинства, например при приеме на работу. Представители меньшинств в таких ситуациях часто оказываются в привилегированном положении. Именно эту коннотацию использовал Терри Мартин, называя Советский Союз affrmative action empire. В русском издании этот термин переведен не совсем удачно – «положительная деятельность», в то время как, мне представляется, вариант «позитивная или положительная дискриминация» был бы более четким и точнее отражающим смысл.

Советский Союз применял принципы политики «положительной деятельности» также по классовому и реже гендерному признакам. Но откуда взялся этот инновационный подход к решению национального вопроса?

Некоторые элементы можно обнаружить в политической мысли большевиков еще довоенного периода. Так, в 1912–1913 годах по настоянию Ленина Сталин написал знаменитую статью «Марксизм и национальный вопрос», в которой подверг критике индивидуалистскую программу «культурно-национальной автономии» австромарксистов и Бунда. В ответ Сталин сформулировал важные элементы территориального подхода к национальному вопросу. Тем не менее основной импульс для формирования специфической советской национальной политики пришел во время Первой мировой войны, и особенно во время Гражданской войны. События, произошедшие во время этих двух войн, впечатлили многих большевистских лидеров (в частности, Ленина) и убедили их, что национализм – это сила, с которой придется считаться.

Но не все большевики были убеждены в необходимости поддержки национальных культур. Многие «ортодоксальные» марксисты придерживались интернационалистских позиций и верили, что национальные различия уйдут в небытие при социалистическом строе (например, Пятаков и Бухарин). В итоге сторонники подхода Ленина и Сталина одержали верх. Политика «положительной деятельности» была официально сформулирована и принята на ХII съезде партии в апреле 1923 года и на совещании ЦК в июне этого же года. Изначально большевики использовали название «национализация». Чуть позже чаще эту политику называли «коренизацией», чтобы подчеркнуть преимущества коренного населения перед пришлым. Впрочем, Сталин не поддался общей моде и придерживался термина «национализация».