Текст книги "Прораб стройки светлого будущего"
Автор книги: Алексей Абвов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Возвращение в этот мир было наполнено пульсирующей болью во всём теле. Несколько минут я просто пытался сосредоточиться на своём дыхании и потихонечку отключить болевые рецепторы. '– Если болит – значит, ты жив' – так говорил один мой знакомый инструктор рукопашного боя после очередного спарринга, где мне от него хорошо перепало. Но если не побороть боль, то я вряд ли смогу действовать адекватно сложившейся ситуации. Немного утихомирив болевые ощущения, я стал медленно на ощупь выкапываться из кучи навалившихся на меня камней, среди которых, к счастью, была одна мелочь. Света не было, воздух был пыльный даже на ощупь, где-то вдалеке капала вода. Левая рука практически не слушалась, каждое движение отзывалось острой болью. С трудом я сумел выбраться из-под завала и нащупать зажигалку. Три чирка я не мог зажечь огонь, разбитые пальцы не чувствовали колесо кремня. В свете тусклого мерцающего пламени я нашел себе повод для настоящего оптимизма. Можно сказать, мне реально повезло, обвал, заваливший подземелье, зацепил меня лишь самым краешком, в двух шагах был открытый проход, железная решетка которого выпала из своих креплений от взрыва и обвала. Не помню, сколько я полз в полной темноте, не понимаю на что ориентировался, просто полз и всё, чувствуя, что пока шевелюсь, пока ползу, буду жив, и стоит только остановиться, собирая силы, расслабиться, уснуть, ожидая спасения свыше и всё, никто меня никогда не найдёт в этих катакомбах. Помню, как забрезжил где-то вдалеке свет и как я вывалился из подземелья в расщелину с холодной морской водой, а надо мной было синее-синее небо. Набежавшая волна меня подхватила и поволокла в море. Я барахтался в обжигающей воде, сопротивляясь волнам и цепляясь ногами за донные камни, не в силах ни встать, ни плыть. Волны несли меня куда-то вбок от того места, где я выбрался из-под земли, и теряя последние силы, я сумел подтолкнуть себя к берегу. Кое-как выбравшись на каменистый пляж, едва отползя за границу прибоя, я окончательно потерял сознание.
29 апреля 1955 года, стремительно растущая деревня в нескольких километрах от окна портала
Ну почему все непременно хотят моей смерти? Это яркое солнце, палящее мне прямо в лицо через открытое окно, эти птички, которые чирикают с раннего утра, не переставая ни на минуту, заняться им не чем. Даже жена…, хотя с другой стороны, понятно, близкие родственники опять же. А ведь они непременно считают, что наоборот, не дают мне помереть, вот ведь парадокс. И вообще как-то слишком быстро я прихожу в норму. Уже практически ничего не болит, даже голова прояснилась, только заживающие шрамы постоянно нестерпимо чешутся. А чесаться-то нельзя, нельзя, вот и приходится терпеть, отвлекаясь на посторонние мысли. Была бы боль – отключил бы нафиг, научился уже, а вот с чесоткой, почему-то так не получается, даже странно. Один лишь хороший выход знаю из сложившейся ситуации – такой качественный и глубокий сон. Впрочем, я уже больше и спать не могу, выспался на пару месяцев вперёд, судя по ощущениям в организме. Да, приложило меня в тех одесских катакомбах знатно, и отделался я одним переломом ребра, мелкими царапинами и лёгкой контузией, не иначе как по воле какого высшего существа, не желавшего потерять свою любимую игрушку, меня, то есть. Да и ребят из группы прикрытия на моё ещё шевелящееся тело тоже кто-то вывел, не успело оно до смерти замёрзнуть в холодной морской воде. Вот ведь как мне повезло, иначе не сказать. Хотя 'везение' это относительное, с заданием-то я не справился. 'Да, вот она, непреодолимая сила обстоятельств' – так можно найти себе оправдание в любом случае. Хотя, что я мог сделать в том раскладе? Зелен я ещё для таких подвигов, зелен и слишком самонадеян. Вот теперь и учусь на своих ошибках, практикуясь в экстренной психической регенерации. Как оказалось, прямое управление организмом, позволяет творить настоящие чудеса, вот только с чесоткой ещё придумать бы, что сделать. Ладно, пора отвлекаться на внешние раздражители и подавать признаки осознанного внимания, пока эти 'раздражители' не вошли в настоящее раздражение по поводу моего невнимания и полного игнорирования.
– И только не говори, пожалуйста, что ты только что проснулся, – жена ласково трепала рукой мою отросшую шевелюру, глядя мне в глаза с изрядной долей насмешливости в нежном взгляде. – Я ведь тебя, Алёшенька, как облупленного знаю, ты, нахал эдакий, уже как полчаса меня активно игнорируешь, и признаваться не хочешь. Неужели опять разлюбил?
Вот ведь какая настырная баба, ничего от неё не скроешь. А, с другой стороны, чтобы я делал без её поддержки? Сомнениями ведь измучался.
– Тебя, Светик-семицветик, разве можно разлюбить? – я принял её игру, в которую она всегда любила поиграть при встрече после недолгого расставания, – ты же, сразу прибежишь и как залюбишь до полусмерти…
– И не рассчитывай, кобель блохастый! – твёрдым голосом сказала она, – тебе пока нельзя по медицинским показаниям.
– А когда будет можно?
– Вот когда будет можно, тогда и посмотрим! А теперь я тебя буду кормить и параллельно заговаривать зубы, – она встала с кровати и подвинула столик с тарелками и кружками.
– Хм, а зубы-то у меня как раз и не болят…
– Ну, тогда что-нибудь другое заговорю, раз не хочешь заговорить зубы, – она взяла в руки ложку и глубокую тарелку с очень вкусно пахнущим содержимым, собираясь кормить меня как совсем маленького ребёнка.
– Так, отставить материнские чувства, – я взял у неё из рук ложку и тарелку, – с этим делом я уже и сам справлюсь. Итак, что ты мне в этот раз хочешь рассказать, – я перешел на такой деловой тон, наслаждаясь изысканным вкусом обыкновенной гречневой каши с мясным гуляшом.
– Ты читал моё последнее послание, которое я оставила тебе почти месяц назад? Так, судя по твоему удивлённому виду, нет.
Действительно, я не успел прочитать её 'послание', если так можно сказать о рукописном тексте в виде целой амбарной книги. Я тогда готовился к последней операции, и мне было совсем не до того.
– Ладно, Лёша, я всё знаю и не виню тебя в невнимательности к моей персоне. Ты и так делаешь больше, чем можешь, но надо сделать ещё больше.
– Ой, и от кого я это слышу, Светик, чтобы ты и заговорила такими словами, должно было произойти что-то невероятное.
– Я тут Саламбека встретила…
Так, это уже серьёзно. Даже очень серьёзно. Если это действительно тот самый Саламбек, который был директором и главным воспитателем того детского дома, в котором Светлана, можно сказать, выросла, то можно ожидать нам всем больших неприятностей.
– Это был точно он? – с робкой надеждой в голосе спросил я.
– Точно, точнее не бывает. И расслабься, – она подсела ко мне поближе и положила свою руку мне на плечо, – здесь он уже никогда не станет заслуженным педагогом и больше не изнасилует и не продаст ни одной девочки и ни одного мальчика.
– Ты что, его убила? – с тревогой в голосе спросил я, – у нас не возникнет с этим делом больших проблем? Мы ещё совсем не готовы сцепиться со всеми его родственниками и покровителями…
А проблем, по моим представлениям, могло быть не мало. Из того, что мне раньше рассказывала Светлана, Саламбек Иязович был весьма значимой и сильной фигурой. Восточный человек, имевший за спиной сильную поддержку своего клана, как принято на востоке, и большие связи среди партийных деятелей чуть ли не со всего СССР, почему-то оставался обычным директором детского дома. Правда, очень большого детского дома, но это, в принципе, ничего не меняло. А секрет был прост. Все годы своей деятельности Саламбек торговал живыми людьми. И ладно бы, если бы он за взятки позволял брать желающим семьям способных детдомовских детей, что было совсем не редкостью в то время, нет, он занимался самой настоящей работорговлей и насильственной проституцией. Он подкладывал детей в постели нужным и важным людям, он продавал русских девочек и мальчиков на восток, и даже, говорят, за границу, где они были на роли самых обыкновенных рабов. Это при Советской власти-то и самом, что ни на есть развитом, социализме. И всё сходило ему с рук, более того, его неоднократно награждали различными премиями и наградами за вклад в советскую педагогику. Трудно мне было в это поверить, но это было именно так. Самой Светлане буквально чудом удалось избежать участи быть проданной в рабство, сбежав от жадного до детского тела советского восточного бая – рабовладельца на станции, вскочив в сбавивший ход скорый поезд, когда слегка замешкался её сопровождающий охранник. Последующее обращение в милицию не принесло ничего, кроме постоянного страха за свою жизнь. Её спасло только участие одной знающей женщины, устроившей ее в отдалённый детский дом в небольшом российском городке, где о ней никто ничего не знал. Там она и встретила своё шестнадцатилетие, выйдя из детдома, как она говорила – 'на условно-досрочную свободу бессрочно'. Устроилась там же на совершенно тупую работу для таких, как она, не имевших ни семьи, ни связей, ни образования. Лишь бы забыть всё, что с ней было в детстве, забыться в пустой текучке жизни, не думая о том, что было, и о том, что будет. Никому до неё не было дела, даже ей самой до себя. Но скрытый огонь у неё внутри продолжал гореть и ждать своего часа…
Наверное, это была сама судьба, когда я случайно встретился с ней, будучи в командировке проездом. Мы тогда ехали на военный полигон испытывать наше очередное 'изделие', болтающееся в кузове грузовика, но наша машина, подпрыгнув на очередной колдобине, решила сказать вдруг, что дальше быстро ехать она больше не хочет и переключать передачи не будет. 'Вот вам, дорогие пассажиры, первая, она же и единственная'. Еле-еле доковыляв до ближайшего города и озадачив Михалыча приведением строптивого транспортного средства в надлежащую форму, благо у него это получалось куда лучше, чем у меня, я решил немного прогуляться по этому городку, случайно оказавшемуся у нас на пути. Был конец мая и такой тёплый вечер, который так бы и остался незамеченным, не случись этой поломки. Я спустился к небольшой речушке, одной из множества маленьких речушек России, которые мы быстро проскакиваем по шоссе мимо на скорости, даже не успевая посмотреть в окно. 'Эх, жалко, что я не художник, такая красота зря пропадает', – думал тогда я. У самой воды я увидел молодую девушку, которая быстро взглянула на меня и снова уставилась куда-то на текущую воду, закручивающуюся у берега небольшими водоворотами. Что-то странное отметил я в ней, сгорбленная спина и тусклый взгляд, грязное, заплаканное лицо, невзрачное, явно давно не стираное платье, но при этом красивая женственная фигура, заметно выступающая полная грудь и длинные, заплетённые в тугую косу русые волосы. Что-то подсказало мне подойти поближе к этой девушке и спросить ей, может, что случилось и требуется какая помощь. Я подсел к ней рядом и спросил: о чём ты, девица, горюешь, может чем помочь смогу? Девушка, было, дёрнулась и явно хотела убежать, но я успел схватить её за руку, не сильно при этом её держа, просто показывая своё внимание и предложение остаться. Старый приём, ещё со студенческой юности, когда приходилось общаться с обиженными чем-то на тебя девушками, сработал и в этот раз, и вскоре моя рубашка была промокшей от девичьих слёз. Она долго ничего не рассказывала, а просто плакала и плакала, не останавливаясь, уткнувшись в мою грудь, а я держал её дрожащее тело. Уже совсем стемнело, когда, наконец, она перестала плакать и посмотрела мне в глаза. В них была надежда и какой-то далёкий давно забытый огонь. Я уже был готов услышать очередной рассказ о неразделённой любви, о разбитом сердце и обманутых надеждах, в крайнем случае, о злой мачехе и тому подобном, но первый её вопрос вывел меня из равновесия: 'заберите меня отсюда, заберите, пожалуйста, вы же можете…?' – спросила она меня с такой надеждой в голосе, что я бы никогда не смог ей в этом отказать. В общем, на полигонные испытания мы приехали уже втроём. А потом так получилось, что у меня, на тот момент практически убеждённого холостяка, дома завелась женщина…, которая однажды ночью забралась ко мне под одеяло, сказав, что ей только что исполнилось восемнадцать лет и это надо отпраздновать немедля. Вот так мы и обрели друг друга, и уже целых девять лет жили вместе. Правда, детей у нас не было, да и быть не могло, типа, такая биологическая несовместимость оказалась. Но, учитывая своё детство, Светлана этим не особо беспокоилась, а мне как-то было не до детей, я был весь в своей работе, а потом в бизнесе. Она поступила в педагогический ВУЗ, свои же материнские чувства жена выражала, устраивая по возможности судьбы других брошенных детей, находя им приличных приёмных родителей. Даже думала сама взять ребёнка из детдома или даже двух, да у нас квартира для этого была слишком мала, по социальным нормам не прошли, а давать взятки я категорически не хотел. Вот так мы и жили вдвоём, все в своих заботах, но всегда заботясь друг о друге и поддерживая друг друга во всех начинаниях, благо их было не слишком много. Несмотря на своё тяжелое детство и не менее тяжелую юность, Света оказалась настоящей женщиной, в любви пылкой и страстной, по жизни разумной и сдержанной, правда, имеющей свои странности, о которых я однажды случайно узнал. Вот прикиньте, приходите вы с работы домой и видите, что ваша жена с кем-то обнимается в вашей общей постели. Какова будет ваша реакция, когда вы видите вместо ожидаемого молодого, или не очень молодого, любовника, другую женщину? Наверное, некоторые мужчины о таком только и мечтают, а вот меня тогда пришлось сначала угощать валерьянкой. А потом и водкой из заначки для дорогих гостей. И только потом успокаивать в четыре руки и две…, ну ладно, не буду об этом, сейчас другая ситуация, не до романтических воспоминаний.
Я вынырнул из своего прошлого в настоящее время и внимательно посмотрел на свою жену.
– Не волнуйся, любимый, волнение не лучшим образом сказывается на твоём здоровье, всё будет хорошо.
– Кто бы ещё говорил, – не то, чтобы я не верил своей жене, просто эта ситуация меня беспокоила больше, чем мои собственный проблемы, – давай рассказывай подробности!
– Да какие там подробности, просто поймали этого ещё молодого гада на горячем и не дали родственничкам отмазать. Их тоже вовремя к делу 'примазали', кстати. Не беспокойся, всё по советским законам, но Саламбек из тюрьмы мужчиной уже точно никогда не выйдет, я об этом специально позаботилась…, – на её лице возникла такая кровожадная улыбка, что я ни на секунду не усомнился, что именно так и будет в этой реальности. – Собственно, я с тобой по другому вопросу говорить буду, этот уже не актуален.
– Однако, как я понимаю, первый вопрос, так или иначе связан со вторым, если я ничего не путаю.
– Какой же ты у меня умный, Алёша, ничего от тебя не скроется, – она взяла у меня из рук пустую тарелку и ложку и подала большую кружку с каким-то духмяным отваром. – Это тебе от бабы Фроси, она тут вся извелась, пока ты в бессознанке валялся. Так что только попробуй не выпить, сам будешь потом с ней объясняться!
Вкус этого отвара был действительно не самым приятным, но после нескольких глотков я почувствовал себя заметно бодрее и даже чесотка куда-то пропала. Дела, однако…
– Так и что ты хотела мне рассказать, – отставляя опустевшую чашку в сторону, наглым образом укладываю жену рядом с собой под одеяло. Она не сопротивляется такому нарушению постельного режима, но и не переходит к естественному продолжению, как у нас обычно бывало.
– Говорила же, тебе пока нельзя. Реально нельзя, подожди ещё пару дней.
– За эти пару дней ты опять куда-то сбежишь, знаю я тебя.
– Не сбегу, не надейся, и потом, я серьёзно с тобой поговорить хочу.
– Ладно, уговорила, начинай свой серьёзный разговор.
Она выбралась из моих объятий, устроилась в моих ногах, сидя лицом ко мне, подперев подбородок маленькими кулачками и глядя мне в глаза, таким душевным голосом заметила:
– Вот скажи, Алёша, почему ты так детей не любишь?
Я успел выпасть в осадок, не понимая к чему тут такие ужасные обвинения, хотя, если быть откровенным, детей я и вправду не любил. Ну не то чтобы не любил, просто старался с ними особо не пересекаться – это сказывался мой недолгий опыт руководства авиамодельным кружком в доме пионеров в свободное от работы время. Дети – они страшная сила и даже вполне себе чистая, если их отмыть после очередного эксперимента.
– Светик, с чего ты это взяла, и потом, мы же на эту тему несколько лет назад говорили…
– Я не про то, Лёш, я про детей этой страны и этого времени. Вот ты тут с мужиками задумался о 'светлом будущем', а сами вы только железками да бандитами занимаетесь. Неужели вы думаете, что если передавите всех плохих мальчишек и дадите хорошим мальчишкам всякие полезные игрушки из будущего, то наступит благоденствие? А вот ничего подобного, послушай моё женское сердце. В курсе ли ты, что сегодня в стране без родителей растут почти два миллиона русских детей только по официальным данным? И что ещё сколько-то миллионов русских детей живут с родными, которым до них практически нет дела, так как они слишком заняты строительством социализма в отдельно взятой стране?
Что-то зацепило меня в её последней фразе упоминание именно русских. Вроде как темой национализма она никогда особо не интересовалась. Да, понятное дело, что 'азиатов' она очень не любит, но учитывая её историю жизни…
– Свет, извини, что перебиваю, но ты тут только что сказала 'русских детей'. А что, нерусские дети тебя уже не интересуют?
– Интересуют, но я и раньше это чувствовала, а теперь, посмотрев на это время, стала абсолютно уверена, что, только помогая русским детям, и вообще, русским, ну, белорусам, украинцам, славянам, одним словом, можно построить то самое 'светлое будущее'. Другие народы, как бы они хороши не были, просто ещё не готовы жить не только для себя самих, а для всех остальных людей вообще. Ты же сам всё прекрасно видишь, Алёша, просто себе в этом признаваться не хочешь. Другие всё под себя гребут, да другим глотку рвут. Думаешь, это только воспитание? А вот и нет – генетическая склонность. Если мы сможем помочь русским обрести силу и не позволим уничтожить Союз, то другие народы к ним подтянутся сами, русские им помогут стать вровень с собой. А кто, как не мы можем помочь тем, кто будет помогать всем остальным? Русские, славяне, сами всем помогают, кроме себя самих. Вот и продают их детей в рабство всякие Саламбеки, с молчаливого попустительства власти, – уже с металлом в голосе закончила она.
– И что же, дорогая, ты мне предлагаешь делать?
– Через неделю ты будешь говорить по дальнейшим планам нашего сотрудничества с тутошним генеральным, – её лицо презрительно скривилось, Хрущёва она очень сильно не любила. – Я даже знаю вашу повестку дня, сама выяснила, не беспокойся на тему, кто разболтал. Так вот, я настаиваю на включение в неё плана создания 'детских городов будущего'! – твёрдость её голоса достигла максимума, и я прекрасно знал, что спорить с ней в этом состоянии не просто бесполезно, но и опасно.
– 'Детские города будущего'… – что-то я тебя не понимаю, Светик, о чём ты говоришь?
– Надо было читать моё послание, я там всё подробно расписала. Что это такое, что для этого нужно и вообще. Я об этом уже много лет думала, как о несбыточной мечте, а тут это вполне реально.
– А поподробнее рассказать можешь…, ну пожалуйста, не проси меня прямо сейчас читать твою писанину, правда-правда, мне нравится твой почерк, но мне будет приятно, когда ты сама словами всё рассказываешь.
– Ты как был нахал, когда со мной познакомился, так нахалом и остался, несмотря на все мои усилия по исправлению данного недостатка. Ладно, уж…, слушай. Итак, помнишь мы с тобой думали на тему того детства, которое хотелось бы пережить заново? Ну, когда ты рассказывал о своём детстве, а я о своём, хм, даже не знаю, как его назвать можно.
– Помню, конечно. Ты тогда долго пребывала в печали, не отвечая на внешние раздражители.
– Так вот, я долго думала, как можно было бы совместить твой и мой опыт, чтобы он в итоге был позитивным. Долго ничего не могла придумать. Представь, что у тебя не было бы твоего отца, да и матери, но всё то, что у тебя было в детстве, сохранилось. Весь тот позитив, благодаря чему ты стал тем, кем стал. Только не говори, что это невозможно в принципе, что детский дом никогда не заменит живого отца и живую мать. Да, не заменит, но и заменять не надо, вот в чём дело-то.
– Ничего не понимаю, дорогая, как так не надо заменять?
– А вот так. Только не спорь со мной, ты не педагог, а я знаю, дети, если им постоянно не говорить, что они чем-либо обделены, и если они заняты чем-то им интересным, просто не думают о том, что они обделены. Для них не существует этой самой потери. Да, кто-то пережил горе потери родителей, кто-то не видел их никогда, но детская психика, если её постоянно не загонять в рамки 'стандартного горя', по мнению отдельных воспитателей, очень пластична, и устремлена в будущее. Достаточно дать детям возможность свободно развиваться в определённых границах безопасности, и они не будут страдать от того, что лишены родительской заботы. Естественно, найдутся исключения из этого правила, и если с этим 'исключениями' вовремя персонально поработать, то всё будет в норме. Детям нужно просто помогать справляться со всеми трудностями самостоятельно, их не надо силком учить, как делают у нас в школе. Вот ты сам рассказывал о том, как ходил в различные кружки и как учился самостоятельно по книжкам.
– Так ведь не все были такие как я, большинство других парней из моего класса только голубями, лаптой, да драками с соседним двором и интересовались.
– Это нормально в рамках имеющегося школьного процесса социализации. Каждый отдыхает по-своему. Но можно сделать так, чтобы основные тенденции были именно теми, которые нам нужны. Можно задать детям такой формат увлекательных игр, в котором они будут хотеть учиться, учиться и ещё раз учиться. Учится самостоятельно, а не из-под палки, как сейчас с некоторыми поступают. Они будут требовать от взрослых знания, жадно поедая их и постоянно требуя добавки. Помнишь, как ты мне рассказывал о том, как терроризировал своими вопросами руководителя кружка и как он не знал, куда от тебя деться? И что ему пришлось срочно повышать квалификацию, чтобы не упасть лицом в грязь?
– Свет, извини, конечно, но это ведь отдельные, а никак не массовые явления. То, что работает на способных единицах, не пройдёт в массах, на которые ты рассчитываешь.
– Поверь мне, пройдёт. Да, кого-то придётся отсеять, но это всё равно будет для них большим благом, чем то, что ждёт их в текущем раскладе. Нынешние детские дома ведь изначально создавались как приюты-распределители, а не для постоянного содержания и воспитания. И если мы создадим хотя бы один 'детский город будущего', то это и станет тем, намеренно скажу – главным вкладом, который мы все можем сделать в этом мире. Не исправление исторических ошибок, не ваша замечательная техника, а молодые люди с принципиально новым мышлением сделают этот мир другим, в котором повторение событий нашего времени будет невозможным.
– Ладно, ладно, уговорила, я сейчас же ознакомлюсь с твоим творением, ты только скажи, кто всем этим будет заниматься? Сразу скажу, на меня особо не рассчитывай, мне не до того будет.
– А как ты думаешь, кто кроме меня этим займётся, а? Более того, я тебе скажу, что уже нашла тут немало заинтересованных людей, это не наше стылое время, тут всё гораздо лучше. Требуется лишь принять решение на самом верху, ну и от некоторой материальной помощи мы тоже не откажемся. Что касается тебя, дорогой, то ты уж, конечно, извини, но куда тебе деться-то с подводной лодки…, – жена быстро прильнула ко мне всем телом, не давая мне возразить, закрыв рот жарким поцелуем. Вот с этим точно не поспоришь.
Напоив меня напоследок ещё одной кружкой отвара бабы Фроси, она оставила меня наедине с её посланием, которое я так до сих пор и не удосужился почитать, намекнув при уходе, что она пару-тройку-четвёрку часов не будет пускать ко мне никого из других, страждущих моего внимания посетителей. И только пока я не прочитаю её работу. Вот ведь женщина…
Уже третий час я читаю настоящую научную диссертацию моей жены и поражаюсь всё больше и больше. Никогда бы не подумал, что педагогика, оказывается, настолько математическая наука и настолько технологичная практика. Особенно меня поразили расчеты необходимых совокупных ресурсов для того, чтобы обучить свободного 'семейного' ребёнка и ребёнка из предлагаемой 'детской коммуны'. Даже по сравнению с имеющимся реальным опытом подобного рода в виде суворовских училищ выходят очень привлекательные цифры. Если кратко, то стоимость обучения и социализации 'семейного ребёнка' чуть ли не на порядок превышают аналогичную стоимость выпускника-суворовца, но 'коммунар' обходится ещё на порядок дешевле при примерно одинаковом уровне обучения. А всё от того, что детская коммуна не просто находится на полном ресурсном само обеспечении, но и является продуктивной с самого начала своей работы. И при этом там нет никакой прямой эксплуатации детского труда, весь процесс образования продуктивности является процессом естественного обучения детей. Да, имеются прямые затраты на строительство первичной инфраструктуры, жена молодец, даже примерные цифры прикинула сразу на двадцать тысяч детей, заявив, что это минимально необходимое для полноценной работы системы количество. Замахнулась она сильно, ничего не скажу. Но ещё более странным для меня явилось количество необходимого взрослого персонала. Я где-то читал раньше, что для условно-нормального процесса коллективного обучения и социализации требуется примерно один взрослый на пятнадцать детей. И что меньше этого количества взрослых ну никак нельзя. Причём там тоже были большие расчеты и обоснования, опиравшиеся на реальную практику и реальную статистику. А тут у жены такая инновация в деле управления детским вниманием с переключением его друг на друга, что, понимаешь, весь взрослый персонал 'детского города будущего' составлял всего сто человек, да ещё с примечанием, что это количество может быть ещё меньшим по мере развития проекта. Вот в этой инновации всё и дело, вернее вокруг неё. Когда детям не нужны взрослые? Когда они играют в свои игры. А что, если организовать всю жизнь детей в виде набора специфических игр, которые, с одной стороны, развлекают, а с другой – обучают. Главное – подобрать эти самые игры в соответствии с определённым возрастом детских групп. К примеру, маленькие дети с удовольствием играют в индейцев. Ну, или каких других представителей примитивных племён. Так вот, весь процесс игрового обучения крутится вокруг моделирования реальных социальных этапов развития человечества. Тут и первобытные охотники, затем первичные земледельцы и скотоводы, дальше пошел феодализм, а заканчивается процесс 'моделирующего образования', естественно, космическим коммунизмом. Дети будут проигрывать в своём обучении все этапы социального развития, так, что будут иметь в своём запасе знаний весь опыт нашей цивилизации снизу вверх. Они смогут реально оценивать все те блага, которые даёт социальное и техническое развитие, они будут уметь выживать как в одиночку, так и группами, в любых условиях нашей планеты, а, может быть, и не только нашей. Старшие дети будут курировать младших, помогать им в их играх и следить за безопасностью, одновременно играя в свои игры более высокого уровня. Но и это ещё не всё, я не ожидал от своей жены такого милитаризма. Мало того, что дети играют в реальные социумы разных эпох, они ещё постоянно в играх воюют друг с другом. Как с одинаковым по своему развитию социумом, так и с другими в определённых рамках. Война проходит через все этапы обучения, дети не просто познают мир, но учатся создавать оружие и технику, которая позволит им не только сохранить свои группы, но и по возможности победить другие. В задачу немногочисленных взрослых входит контроль, чтобы игры оставались именно играми, не переходя относительно зыбкой грани между игрой и реальностью. И чтобы эти игры способствовали именно получению знаний и опыта. К примеру, чтобы дети могли сделать какую технику или оружие, соответствующее их текущей потребности, они должны будут полностью постичь науку определённого технического этапа развития цивилизации. А ко всему этому понять и воспроизвести необходимую социальную структуру, в рамках которой это оружие и технику возможно получить. Только тогда группа получит зачёт по теме в виде подтверждающего сертификата реальности достижений. Не будут забыты и практические работы, многое дети сделают реально своими руками. Возможно, дело дойдёт до реактивной авиации и космической техники, и я совсем не удивлюсь этому достижению для выпускников этого проекта. Подумав внимательно, вспоминая своё детство, я не исключил для себя того, что был бы совсем не против, провести его ещё раз в таком вот 'городе', если бы мне кто предложил. Да что тут говорить, узнав о таких перспективах, я уговорил бы отца и мать, а если бы не уговорил, то сбежал бы на полном серьёзе. И ведь для технической реализации проекта нет никаких сложностей. Ни в этом времени, ни в нашем. Дело только за политической волей.
Так же моя жена жестко и недвусмысленно цифрами обосновывала необходимость первичного отбора детей в проект не только по интеллектуальному и психологическому принципу, но и по национальному. Кстати, мысль весьма интересная, что в определённой климатической зоне наилучший эффект роста личностных качеств индивида обеспечивают представители коренного стабилизировавшегося для этой климатической зоны этноса с небольшой добавкой близкой этнической группы, живущей в несколько отличающейся климатической зоне. И что включение представителей других национальных групп приводит к заметной потере общих ресурсов, вплоть до полного развала процесса обучения и социализации, особенно в переходном возрасте, когда это становится совсем критично. Что-то там с разницей в гормональном обмене и химическом регулировании психических процессов, я не всё хорошо понял из её научных выкладок в виде объёмных таблиц с цифрами. Предлагаемый же из этого выход прост – требуется строить подобные 'города' в разных климатических зонах с разным национальным составом и с отличающимися принципами организации внутренних процессов. Воистину, 'что русскому хорошо, то немцу смерть', как говорят в народе. Дальше шли расчёты необходимых площадей, и даже план постройки первого такого 'города', в местности вполне узнавались не такие уж далёкие окрестности нашей деревни. Похоже, что жена успела продумать буквально каждую мелочь, и не представляет того, что на её инициативу кто-то скажет твёрдое 'нет'. Ладно, детский вопрос действительно важный, судя по всему, им придётся заниматься ещё не один раз, я попрошу перепечатать этот труд на компьютере, и подам его генеральному секретарю, пусть дальше думает над идеей победы коммунизма к 1980-му году.
