Текст книги "Возвращение великого воеводы"

Автор книги: Алексей Фомин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Перед Сашкой лежал на спине рыжебородый верзила точно с таким же пузом, как у Адаша. Из его бороды торчало оперение стрелы, вошедшей точнехонько в горло. Не отдавая себе отчета, зачем он это делает, Сашка носком сапога подвинул могучую руку покойника, густо поросшую рыжим волосом. Рука повернулась, и на ее внутренней поверхности, чуть пониже локтевого сгиба, он увидел татуировку – крупную рыбину, вздетую на трезубец.

– Эй, Рахман, – позвал великий воевода, – поди-ка сюда. – Когда тот подошел, Сашка указал на татуировку и спросил: – У твоего тоже такая есть?

– Счас гляну, государь, – заверил казак и бегом бросился к раздетому им разбойнику. – Точно, есть! На левой руке!

– Сдирай у всех левые наручи! – распорядился Сашка и сам же первым начал выполнять свою команду.

Рыба, пронзенная трезубцем, была вытатуирована у всех тринадцати.

В лагерь вернулись уже затемно.

– Встречающие приехали, – радостно сообщил дозорный казак, опознавший своих в трех всадниках, ведущих с собой чуть ли не табун лошадей.

– Когда?

– Сегодня, под вечер.

Едва они приблизились к первой линии шатров, как ту же новость и тоже радостно сообщил им старший по лагерю. Все, похоже, уже измаялись от безделья и с нетерпением ожидали команды хоть к какому-нибудь действию. А приезд встречающих однозначно свидетельствовал о том, что войско уже близко и скоро, возможно, уже завтра, надо будет грузиться на корабли. Той же новостью Сашку и Адаша встретил в шатре Безуглый, с той лишь разницей, что у него было информации поболе, чем у остальных.

– У старшего встречающих письмо для тебя, Тимофей Васильевич, – сообщил он. – От великого князя.

– Пошли за ним, Адаш, – попросил Сашка. – Гаврила Иванович, у тебя перо с бумагой далеко?

Безуглый с легким удивлением глянул на великого воеводу, но с готовностью ответил:

– Здесь, государь.

Сашка присел на циновку, взял поданную ему Безуглым подставку с закрепленной на ней чернильницей и, обмакнув перо, принялся рисовать. Склонившись, бывший дьяк внимательно следил за возникающим на листе рисунком.

– Видел такое где-нибудь? – поинтересовался у него Сашка, закончив рисовать.

– Видел, – ответил Безуглый. – В Кафе…

Больше ничего сказать он не успел, ибо ему пришлось прервать свою речь – в шатер вошел незнакомый воин, сопровождаемый Адашем.

– Десятник Добрич, – громко представился он. – Старший отряда встречающих.

– У тебя письмо ко мне? – грозно спросил Сашка.

Тот почтительно склонил голову.

– Да, великий воевода. – Он шагнул вперед и протянул ему письмо.

Сашке понравилось, как обратился к нему десятник – это был добрый знак, и он не удержался от легкой улыбки.

– Когда прибудет войско, десятник?

– Завтра.

– Хорошо. Иди и делай свое дело.

Десятник вышел из шатра, а великий воевода, внимательно осмотрев печати, вскрыл письмо и начал читать вслух так, чтобы слышали его и Адаш, и Безуглый.

– Любезный брат мой… – начал читать Сашка.

– Вот это совсем другое дело! – воскликнул Адаш и тоже улыбнулся.

– «Предстоит нам осада грозной твердыни – Еросалима, дабы наказать Михаила Тверского за его измену. Для осадных сражений конница нам будет мало надобна. Поэтому беру с собой лишь пять тысяч конников. Да и те, неизвестно, понадобятся ли. Тебе предстоит погрузить их в Кафе на корабли и отправить к Еросалиму. Также погрузишь и весь обоз с имуществом. Вот твоя задача и ответственность – руководить конницей и обозом». – Здесь Сашка от злости даже зубами заскрежетал.

– Эк-ка, – крякнул Адаш. – Вот тебе и любезный брат! Обозом командовать…

Великий воевода продолжил чтение:

– «Основное войско в Кафу заходить не будет. Пойдем на стругах до Днепровского лимана. Там к войску присоединятся днепровские казаки, а оттуда – прямо на Еросалим. Ты же из Кафы тоже иди к Еросалиму. Там и встретимся. К письму прилагается верительная грамота. Предъявишь ее в банкирском доме Балдуччи. У них открыт на тебя займ. Возьмешь у них денег, сколько потребуется для оплаты кораблей. Великий князь Владимирский и царь Тохтамыш».

Сашка развернул до конца письмо великого князя. Внутри первого рулончика обнаружился еще один – тоже опутанный золотистым шнурком и запечатанный двумя печатями.

– По-оня-а-атно… – как бы подытожил услышанное Адаш. В его голосе не то чтобы слышалась горечь, нет, он был насквозь пропитан самой едучей желчью.

– Тимофей Васильевич, – вдруг встрял в разговор Безуглый, дотоле молчавший и спокойно выслушавший текст письма, – когда принесли письмо, ты спрашивал, видел ли я этот знак. – Он указал на лист с Сашкиным рисунком. Сашка кивнул, подтверждая. – Так вот. Такое клеймо стоит на лодке каждого кафского рыбака. А у кого такого клейма нет, тот не смеет под страхом смерти ни ловить рыбу, ни продавать ее ни в Кафе, ни в ее окрестностях.

– Это что еще за ерунда такая? – Адаш был удивлен несказанно столь невиданной несуразицей. – Это что? Закон такой в городе есть?

– Нет. Закона такого нет, – пояснил Безуглый. – Но это установление или правило, называй его, как хочешь, действует здесь получше любого закона. Рыбак, у которого есть такое клеймо, обязан отдать из своего улова пятую часть.

– Это что же за безобразие такое? – возмутился Адаш. – Сам Господь запретил брать больше десятины.

На это эмоциональное замечание Безуглый лишь пожал плечами.

– А поскольку те, кому рыбак платит, не хотят утруждать себя подсчетом ежедневного улова, они назначают рыбаку твердый оброк. Но улов – вещь непостоянная. Сегодня бывает густо, а завтра – пусто. Вот и получается, что отдает рыбак из своего улова почти что половину. – Здесь Адаш даже слов не нашел, лишь всплеснув руками. – А платят они людям по прозвищу Пескаторе. Я вот только еще не разобрался – родовое это прозвище иль просто кличка такая.

– Ясно, – резюмировал Сашка. – Мафия.

– Что? – не понял его Безуглый.

– Это шайка такая, – пояснил великий воевода. – В основе ее – род, семья. Вполне возможно, что Пескаторе – их родовое прозвище. Но на деле, скорее всего, к этим Пескаторе еще всякие-разные подонки примыкают.

– Постой, постой… – решил уточнить вконец опешивший Адаш. – Так эти самые Пескаторе… разбойники и тати, что ли?

– Ну да.

– Так почему же власти их в колодки не забивают и на плаху не волокут?

– Хм, – горько усмехнулся Сашка. – Не все так просто… Частично потому, что против них никто не свидетельствует. Боятся. Получается, что рыбаки с этими Пескаторе делятся добровольно. Частично же потому, что Пескаторе наверняка подкармливают кое-кого в городской власти.

Возмущению Адаша, казалось, не было предела. Подобная картина местной жизни просто не укладывалась в голове этого честнейшего и благороднейшего человека. Безуглый же, приученный всей своей предыдущей жизнью иметь дело с самыми отвратительными сторонами человеческой натуры, был спокоен. Дождавшись, когда в диалоге Адаша и великого воеводы возникнет пауза, он продолжил свой рассказ:

– Так вот, это то, что мне известно доподлинно об этих Пескаторе. Но у меня есть подозрения, что платят им не только рыбаки, но и местные лавочники. Может, часть, а может, все. Да и в порту, я думаю, они свою мзду с каждого прибывающего и отбывающего корабля имеют. А что, государь, у тебя что за интерес? – поинтересовался отставной дьяк. – Ты-то где этот знак увидел?

– Об этом мы тебе чуть позже расскажем. А пока поведай, что еще удалось вынюхать в Кафе, – попросил Сашка. – Ведь не за тем же ты, наверное, туда ездил, как на службу, чтобы о Пескаторе этих самых разузнать.

– Это верно. – Безуглый довольно улыбнулся. – Кое-что удалось разнюхать. – Он сделал небольшую паузу, чтобы окружающие смогли проникнуться ощущением важности информации, которую им предстояло сейчас услышать. – За три дня до нашего прибытия в Кафу здесь побывал наш знакомец…

– Кто? – в один голос воскликнули Сашка и Адаш.

– Тогда он себя выдавал за ганзейского купца Кнопфеля, он же – Кихтенко Александр Васильевич.

– Ах ты…

– Ныне он предстал в образе иранского купца. Белобрысые от природы ресницы и брови начернены, бородища чуть не до пупа, крашена в красный цвет, как у истинного кызылбаша. Очень он, видно, не хотел быть узнанным, но нашлись люди, опознали. Заходил в дом банкиров Балдуччи и, судя по времени, там проведенному, имел там продолжительную беседу. Где был еще и чем занимался, я еще не узнал, но узнаю обязательно.

– Я знаю, к кому он заходил после Балдуччи и о чем договаривался, – уверенно сказал великий воевода. Безуглый, обычно безукоризненно владеющий своими эмоциями, на этот раз с неподдельным изумлением воззрился на него. – Адаш, боевая тревога! Поднимай весь отряд, распорядись готовить факелы. Мы идем в Кафу. Сейчас же! А теперь, Гаврила Иванович, – уже спокойно продолжил Сашка после того, как Адаш отправился выполнять его приказ, – я расскажу тебе о том, где увидел рыбу, пронзенную трезубцем.

VI

Уже тридцать лет старый Бурнаш почти каждую ночь выходил в дозор на улицы родного города. Напарники у него менялись, а он так и продолжал беззаветно служить своему городу. И сейчас, когда ему уже немало лет, он, как то старое дерево, что скрипит, гнется, но не ломается, продолжает нести свою службу. Вот уже семь лет он ходит по одному и тому же маршруту – обходит свой участок и, делая небольшой крюк в сторону, выходит к старым городским воротам.

На небольшой площади у ворот он любит постоять некоторое время; если кто-то из охраны городских ворот не спит в этот поздний час, то можно перекинуться с ним десятком-другим слов, угостить его тыквенными семечками и угоститься самому, если угостят чем-нибудь. Хвала Всевышнему и всем остальным богам, последние пятнадцать лет в городе по ночам тихо и мирно. А раньше, бывало, и дубину свою приходилось в ход пускать, а порой и кинжалом доводилось поорудовать. Кафа – город богатый, а где деньги, там и любители быстрого и незаконного обогащения. И ночь для таких людей – самое подходящее время. Но, с тех пор как утвердился в городе этот негодяй Пескаторе, неорганизованные и залетные грабители и убийцы как-то сами собой повывелись. Спасибо ему хоть за это. Правда, порой бывает, что натыкаешься на его ребят, этих пескаторчиков, как раз в тот самый момент, когда они делают свою грязную работу… Но в таких случаях старый Бурнаш внезапно слепнет и глохнет, разворачивается и идет в обратную сторону.

Вот и нынешней ночью Бурнаш со своим молодым напарником Попадопуло вышел в очередной раз на площадь перед городскими воротами и бросил взгляд на караулку. Никто оттуда так и не вышел. Не было сегодня даже охранника, который обычно дрыхнет у ворот, опершись на свою алебарду. Можно было бы его разбудить как бы случайно и потрепаться с ним за жизнь. Ну не беседовать же с этим жизнерадостным до идиотизма жеребенком Попадопуло… У него одни бабы на уме…

– Пойдем попьем водички, – предложил напарнику Бурнаш и, не дожидаясь его реакции, направился за будку охранников, к самой городской стене.

Там был небольшой фонтанчик под старой развесистой ивой, а еще там лежал большой отесанный камень, на котором очень удобно сидеть. Камень нагревался за день, и теперь, ночью, чудной июньской ночью он постепенно отдавал свое тепло. Потому-то и любил на нем сиживать старый Бурнаш.

– Присядь, отдохнем чуток, – позвал он пьющего из фонтана Попадопуло. – В ногах правды нет.

Бурнаш поерзал задом вправо-влево по каменной скамье. В кроне старой ивы, в самом верху, зияла проплешина, через которую он обычно смотрел на звезды. Было у него поверье, что если увидит он в проплешину свою заветную звезду, то на следующий день с ним обязательно случится что-то хорошее. Один раз он даже нашел увесистый арабский золотой дирхем, завалившийся меж камнями мостовой. Что это за звезда, Бурнаш не знал и, глядя на небо из другого места, никогда бы ее не нашел. Но здесь, сидя на этой каменной скамье, он узнавал ее безошибочно.

Рядом опустился на скамью Попадопуло.

– Дядька Бурнаш, сколько еще сидеть? Может, пойдем уже?

– Посиди, посиди, сынок, – буркнул Бурнаш, вглядываясь сквозь проплешину в звездное небо. Заветной звезды сегодня, как назло, не было. И тут на фоне черного неба что-то мелькнуло, как будто черта какая-то на мгновение перечеркнула проплешину. И тихо, едва слышно звякнуло железо. – Сынок, ты что-нибудь слышал?

Попадопуло даже весь сморщился от старания услышать хоть что-нибудь, но, кроме треска цикад и спокойного журчания фонтана, так ничего и не услышал.

– Пойдем, дядя Бурнаш. Послышалось тебе.

– Нет-нет, постой.

В проплешину был виден самый край крепостной стены, и на этом самом краю вдруг мелькнули одна за другой две тени. Бурнаш встал со скамьи и подошел вплотную к самым ветвям плакучей ивы. Слегка раздвинув листья, он увидел городские ворота. Откуда-то сверху свалились две веревки, и по ним стремительно соскользнули две черные тени. Старый Бурнаш достал свой свисток, но присущие ему рассудительность и благоразумие заставили его воздержаться от подачи тревожного сигнала. Пока воздержаться.

А черные тени тем временем не дремали. Они уже сдвинули массивные запоры и потянули за створки городских ворот. Хорошо смазанные петли и не думали скрипеть, они лишь глухо постукивали, когда створки ползли в стороны, распахиваясь во всю ширь. Зацокали копыта по каменной мостовой и понеслись всадники. Бурнаш почувствовал, как ему в лысину, усердно сопя, дышит Попадопуло. И тут же услышал шепот, идущий от будки охранников:

– Кляп в рот – и вязать. Бить в крайнем случае. Да осторожнее, чтоб не покалечить.

– Дядька Бурнаш, свистеть надо, – зашептал ему в затылок Попадопуло.

– Погоди, сынок, погоди. Я пока еще не все их планы вызнал.

Послышался скрип двери караулки и негромкая короткая возня. Какой-то голос доложил:

– Все повязаны.

– Хорошо. Жмурко, Сабур – охранять караулку, остальные за мной.

А всадники меж тем все ехали и ехали. Колонной по два, с горящими факелами, они вливались в город, не останавливаясь у ворот.

– Дядька Бурнаш, свистеть надо, – вновь зашептал Попадопуло. – Враг в городе.

– Какой же это враг, – зашептал в ответ Бурнаш. – Смотри, какие у них усы. Это же казаки… Это казаки царя Тохтамыша. Мы их ждали, ждали… И вот они наконец пришли.

– А почему ночью, тайком?

– Значит, им так надо. Они люди военные, у них свои секреты.

Наконец от колонны отделились три всадника и остановились у самой караулки. Двое из них были здоровяками, самыми настоящими гигантами, а третий – маленький, сухонький, без оружия и доспехов.

– Адаш, отправь пятьдесят человек к дому банкира Балдуччи, – сказал один гигант другому. – Пусть возьмут дом в кольцо так, чтоб ни одна мышь не проскользнула. Ни туда, ни обратно. С ним будем разбираться в последнюю очередь. – («О-ля-ля! – мысленно воскликнул старый Бурнаш. – Все-таки есть справедливость и на этом свете. Хвала всем богам и святым угодникам. Оказывается, находятся еще такие люди, которые и не собираются плясать под банкирскую дудку!») – Гаврила Иванович им дорогу покажет. Гаврила Иванович, после того как укажешь им дом, езжай в порт. – Сухонький человечек кивнул в знак согласия. – Да один не езди! Адаш, дашь ему десять человек личной охраны. Черт его знает, что еще можно ожидать от этих ублюдков Пескаторе. – («Ого! Этот парень уже и с Пескаторе успел поссориться!») – Действуй, Адаш, а я – в порт.

Отдав распоряжения, гигант ускакал вдогонку за головой колонны. Второй здоровяк, тот, что чуть пониже и грузнее, подняв руку, скомандовал:

– Строй, стой! Первые тридцать рядов налево! Пошел! – И принялся считать: один, два, три…

Повернувшись к своему молодому напарнику, старый Бурнаш прошептал:

– Пока они будут считаться, мы с тобой выйдем из-под ивы и по-над стеночкой тихонечко дойдем до следующего квартала. Там спустимся на свой маршрут и будем спокойно делать свою работу – охранять тишину и спокойствие в своем квартале. А у городских ворот мы с тобой в эту ночь не были и то, что в других частях города делается, нас с тобой не касается. Понятно?

– Понятно, дядька Бурнаш.

Что ж, похоже, этот Попадопуло, хоть и молод, но не так уж и глуп. Возможно, со временем из него получится настоящий стражник.

Часть отряда, ушедшую вперед, Сашка нагнал за квартал от территории порта. Колонна уже остановилась, всадники спешились, коноводы развели коней по сторонам, использовав в качестве коновязей местные подручные средства. Операцию не начинали, поджидая великого воеводу.

– Десятники ко мне, – скомандовал Сашка, подъехав к ожидавшим его воинам.

Команду негромкими голосами, почти шепотом передали во все концы отряда, растекшегося по ближайшим улицам и переулкам. Особых мер маскировки отряд не предпринимал, но и намеренно не старался быть заметным. Через пару минут вокруг Сашки собрались двадцать десятников.

– Все?

– Все… Ага… Точно… – ответили вразнобой двадцать глоток.

– Повторяю задачу. Ратмир и Алай со своими десятками перебираются через ограду и вступают в бой с охраной порта. По данным Гаврилы Ивановича охрана вооружена хорошо, но искушенными воинами их назвать нельзя. Это скорее разбойники. Их около пятидесяти человек. Постарайтесь хотя бы одного-двух взять живыми. Остальные десятки, не дожидаясь, пока откроются ворота, лезут через ограду и бегут к кораблям. На охране не задерживаются! Ваша цель – корабли. Скоро светает. Не успеем, команды кораблей, услышав шум, могут выйти в море. Итак, вы должны захватить корабли. Чем больше, тем лучше. Но помните: никого не убивать! Они не враги нам! Матросов загнать в кубрики и запереть, капитанов проводить ко мне. Ясно?

– Чего уж тут… Конечно… – ответили десятники.

– Приступаем!

Десятники разбежались по своим местам, и уже через мгновение первые двадцать человек устремились к воротам порта. Тут же появились лестницы, и воины по ним устремились на ту сторону. И сразу же раздались первые тревожные крики и звон скрестившихся клинков. Другие десятки устремились вслед за первыми двумя. Первый очаг сопротивления охраны порта, видно, был уже подавлен, потому что ворота широко распахнулись, и остальным уже не пришлось заниматься эквилибристикой. Плотным потоком они хлынули на территорию порта.

Решение войти в город и штурмовать порт созрело у Сашки мгновенно, как только он узнал от Безуглого, что в Кафе тайком побывал Кихтенко, встречавшийся там не с кем-нибудь, а с банкиром Балдуччи. С тем самым Балдуччи, который, как следовало из письма великого князя, и должен был оплатить фрахт. Сопоставив это с тем, что как раз после этого разговора местная мафия устроила на них с Адашем покушение, Сашка не мог не сделать заключение, что Балдуччи как минимум ведет двойную игру. С одной стороны – он доверенный банкир великого князя, а с другой – он пытается убить великого воеводу. В то, что местные бандиты могли действовать сами по себе, Сашка не верил.

А отсюда последовал вывод – Балдуччи, узнав, что покушение провалилось, может попытаться воспрепятствовать отправке войска из Кафы, под любым предлогом отправив из кафской бухты стоящие там суда. Ночью суда не уйдут, а вот с рассветом – могли запросто поднять якоря. Следовало торопиться.

Прибыл Адаш с отставшей частью отряда. Рядом с Сашкой он спешился, воины же так и проследовали колонной в сторону открытых ворот порта.

– На корабли! – напутствовал их Адаш. – Да смотрите там у меня! Действовать аккуратно; уговорами, а не оружием! – Конники скрылись за оградой порта. – Ну как там, государь? – обратился он к Сашке.

– Пока не знаю. Оставь коня коноводам. Пойдем туда, сами все увидим.

У ворот, немного в стороне лежали шестеро убитых, еще в трех местах кипели схватки, самая жаркая, судя по количеству участников, у длинного строения, находящегося метрах в ста от ворот. Конники же разделились на две части и устремились к дальним оконечностям бухты, к стоящим там кораблям. Как идут дела на кораблях, пришвартованных ближе ко входу в порт, сказать было трудно – воинов около них видно не было, и это уже было неплохо – значит, все уже поднялись на корабли.

Июньские ночи коротки. Солнце еще не показалось из-за гор, но восток уже вовсю заливался нежным румянцем.

Сашка и Адаш проверили левые руки убитых. У всех была татуировка – рыба, пронзенная трезубцем. Безуглый оказался прав на сто процентов, охрану порта несли местные мафиози.

– Пойдем ребятам поможем, – предложил Сашка. Адаш только фыркнул:

– А то они без нас не справятся…

– Пойдем, пойдем. Там дом, какой-никакой. Не разговаривать же с капитанами под открытым небом.

Адаш оказался прав. Не успели они дойти до белокаменного дома с высокой черепичной крышей, как бой у его стен уже закончился. А тут и первый капитан подоспел, сопровождаемый одним из вельяминовских воинов. Его возмущению, казалось, не было предела. Как только он завидел Сашку и Адаша, в которых без труда опознал начальство, капитан, энергично жестикулируя и мешая русские слова с итальянскими, принялся ругаться на чем свет стоит. Насколько были крепки его итальянские выражения, Сашка оценить не мог, но русская часть его пылкой речи чуть ли не целиком состояла из упоминаний многочисленных матушек. Даже Адаш с восхищением покрутил головой.

– Эк его разобрало. Умеет, однако…

– Капитан, – улыбаясь, перебил его Сашка, – с какой целью вы прибыли в этот порт?

Этот вопрос сразил капитана на самом взлете красноречия.

– Я надеялся получить фрахт на перевозку царского войска, – уже почти спокойно ответил капитан.

– Считайте, что вы его уже получили. Войско царя Тохтамыша частично прибыло в Кафу. Погрузка уже началась.

– Вы называете это погрузкой? Да это бандитский налет! – Капитан, казалось, был готов вновь взорваться от негодования.

– Я великий воевода, – представился Сашка. – Сегодня же банкир Балдуччи пришлет вам деньги на оплату фрахта. Может быть, мои люди были излишне торопливы, но у нас были основания опасаться, что с рассветом вы выйдете в море.

– Черт возьми! Именно так я и собирался поступить! Ведь тот же самый Балдуччи прислал этой ночью гонца с известием, что царское войско не будет заходить в Кафу, и мы, получается, только зря теряем здесь время.

– Банкир Булдуччи ошибся, – успокоил его Сашка. – Доказательством этого служат мои люди на борту вашего корабля. А в самое ближайшее время вам доставят и деньги. Погрузка будет продолжаться сегодня и завтра. Постарайтесь это передать своим товарищам-капитанам.

Упоминание о деньгах не только успокоило капитана, но и практически мгновенно сделало его вежливым и подобострастным.

– Да, ваша светлость! Конечно же я поговорю со своими товарищами, – принялся раскланиваться он. – Я приношу свои извинения за те неподобающие речи…

Сашка лишь поднял руку, что должно было означать: «Хватит!»

– Идите, капитан. Готовьтесь к погрузке.

Не успели отправить восвояси одного капитана, как подошли еще трое. И с ними разговор повторился, как под копирку. Потом капитаны стали подваливать прямо-таки пачками. Все они, поначалу пышущие, как самовар, негодованием и недовольством, тут же меняли гнев на милость, едва только Сашка заводил речь о деньгах.

Через час подобных разговоров у Сашки возникло такое ощущение, будто он в одиночку разгрузил целый корабль. Сказать по правде, он предпочел бы сразиться один со всей охраной порта, чем выслушивать еще раз такое количество говорливых итальянских моряков.

Занятый этой бесконечной, повторяющейся раз от раза беседой, он и не заметил приезда Безуглого. Но стоило ему лишь перевести дух после окончания переговоров с моряками, окинуть бухту взглядом и убедиться, что ни один из стоящих у стенки кораблей не собирался отчаливать, как отставной дьяк тут же напомнил о своем существовании.

– Тимофей Васильевич! – обратился он, подойдя к стоящим на пирсе Сашке и Адашу.

– А-а, это ты, Гаврила Иванович… – Сашка поглядел на него слегка осоловевшими глазами. – Вроде со всеми поговорил, всех убедил остаться. Если не считать нескольких кораблей, ушедших вчера…

– Тимофей Васильевич, – перебил его Безуглый, – там парочка бандитов недобитых осталась, так они мне охотно поведали, где искать этого Пескаторе. У него вилла за городом. Там же и разбойники его ночуют. Вряд ли они рано встают. Если поторопимся, то и накроем их там всех.

– Сколько их? – поинтересовался Адаш.

– Сотни полторы. Я уже двести наших бойцов собрал, готов выступить прямо сейчас, а вы уж тогда с Адашем Арцыбашевичем езжайте с Балдуччи разбираться.

– Ну уж нет! – активно воспротивился Адаш. – Хватит с меня разговоров. Давайте так: каждый занимается своим делом. Я еду с разбойниками сражаться, а уж ты, Гаврила Иваныч, поезжай вместе с великим воеводой разговоры с банкиром разговаривать.

Дом банкира Балдуччи правильнее было бы назвать дворцом. Он неожиданно возникал перед глазами гостя изящной белокаменной игрушкой среди буйства зелени парка, обрамленный цветущими олеандрами, магнолиями и орхидеями. Посетитель банкирского дома обычно испытывал двойной шок. Сначала – оттого, что в тесном каменном городе, надраенном солнечными лучами до идеальной белизны, он вдруг попадал на сказочный зеленый остров, манящий густой тенью деревьев, холодной водой фонтанов и родников и роскошным цветением неземных, просто-таки райских цветов. Второй же шок настигал посетителя, когда он, идя по этому чудесному парку, полному изящных мраморных богов и героев на высоких постаментах, вдруг выходил на цветущую поляну и видел перед собой палаццо невиданной красоты, на высоком, облицованном мрамором фундаменте, с многочисленными мраморными же балюстрадами и с высокими, во весь этаж окнами. Если где-либо на Земле еще и существовало подобное архитектурное чудо, то жителям Кафы, во всяком случае, об этом было неизвестно. Ибо все они были уверены, что нет ничего красивее, чем палаццо банкира Балдуччи.

Посещение банкирского дома Сашка решил начать с инспекции своих воинов. Только теперь, увидев воочию размеры парка, в котором стоял дом, он понял, что пятидесяти человек для абсолютного контроля (так, чтобы мышь не прошмыгнула) явно маловато. Но воины все, как один, докладывали, что и в парке, и в доме и ночью, и сейчас, ранним утром, все было тихо и спокойно. Никто не пытался ни войти к банкиру Балдуччи, ни выйти от него. Вполне возможно, что в доме до сих пор не знают, что ночью парк был окружен, а банкирская охрана нейтрализована и скручена.

В дом к банкиру Сашка направился, прихватив с собой еще парочку воинов (для соответствующего впечатления), отобрав из полусотни самых страшных зверского вида бородачей. К его удивлению, высокие стеклянные двери распахнулись перед ними во всю ширь, лишь только они ступили на мраморную лестницу, ведущую ко входу в палаццо. Из дверей на площадку балюстрады выскочил невысокий, худой, чрезвычайно подвижный, чернявый человечек. Раскинув руки в стороны, он склонился в фиглярском поклоне и заговорил столь сладким голосом, что Сашка явственно ощутил у себя во рту вкус сладко-сливочной помадки.

– Добро пожаловать в мое скромное жилище, о великий воевода Тимофей Вельяминов, достойный сын несравненного царя Василия. Недостойный раб Джузеппе счастлив приветствовать столь дорогих его сердцу гостей в своем простом обиталище!

Джузеппе Балдуччи был так похож на известного каждому жителю современной России Бориса Абрамовича Березовского, что Сашка с трудом сдержался, чтобы не воскликнуть «Чур меня, чур!», предварительно перед этим поплевав через левое плечо и троекратно перекрестившись. «Ах ты, гад, – пришла в его голову совершенно иррациональная мысль, – и здесь, значит, сладко устроился. Ну погоди у меня! Я тебя сейчас приласкаю!»

– Ты так счастлив видеть меня, мерзавец, что вчера от избытка чувств даже приказал убить меня своей марионетке Пескаторе.

Выстроенная им словесная конструкция настолько понравилась самому Сашке, что он широко, от всей души улыбнулся. Реакция же Балдуччи на эту фразу окончательно привела его в самое прекрасное расположение духа. Банкир, услышав про Пескаторе, так и застыл в поклоне с раскинутыми в стороны руками. Сашка поднялся по лестнице и, слегка отпихнув хозяина в сторону, чтоб не мешался под ногами, прошел в дом.

Солнечные лучи, проникая сквозь высокие окна в большой зал, в который попал великий воевода и его спутники, отражались в многочисленных зеркалах, хрустале и позолоте, наполняя пространство сиянием всех цветов радуги. У Сашкиных воинов, простых деревенских жалованников, при виде такого великолепия даже челюсти отвисли. Балдуччи, наверное, не был бы банкиром, если бы не умел держать удар. Пары десятков секунд было вполне достаточно для того, чтобы он пришел в себя и вновь, рассыпаясь мелким бесом, не предстал перед великим воеводой и его спутниками.

– Ваше высочество, – вскричал он, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень почтения, – я не знаю, что за негодяй возвел на меня столь ужасный поклеп, но уверяю вас в том, что это чистой воды ложь! Я заверяю вас в своем личном расположении и преданности вам и вашему сюзерену – великому князю Владимирскому.

– Что ж… – как бы между прочим промолвил Сашка. – Значит, гонцов в порт вчера тоже не ты посылал, и уговаривал капитанов покинуть кафскую бухту тоже не ты.

– Конечно, не я! – вскричал Балдуччи. – Где доказательства? Разве есть письмо, писанное моей рукой или с моей печатью?

Подобная беззастенчивая наглость привела Сашку в восхищение.

– Хорошо. – Ему ничего не стоило сделать вид, что он поверил банкиру. – Тогда изволь сейчас же отправить в порт деньги за фрахт ста десяти судов.

– Конечно, конечно… Я готов! Но вы, ваше высочество, взамен должны мне передать верительную грамоту великого князя.

– Зачем? Нет у меня никакой грамоты! – Продолжая играть, Сашка изобразил крайнюю степень простодушия, граничащую с идиотизмом. – Разве ты не знаешь меня?

– Но как же, ваше высочество, я не могу отдать деньги первому встречному. Без верительной грамоты… – Балдуччи скептически улыбался, презрительно глядя на своих, как оказалось, по-деревенски доверчивых и простоватых гостей. – Так что, извините, но фрахт я оплачивать не буду.

И тут в разговор вступил Безуглый.

– Уважаемый банкир Балдуччи, – спокойно, даже вкрадчиво начал он, – когда вы приветствовали нас, то, судя по вашим словам, были уверены в том, что перед вами не первый встречный, а великий воевода Тимофей Васильевич Вельяминов.

– А-а… Но… Великий князь прислал мне портрет великого воеводы, – нашелся банкир.

– Портрет, значит, прислал, а верительную грамоту забыл?

Балдуччи понял, что он попал в ловушку.

– Да, да… Именно так, – промлямлил он.

– Кстати, – продолжал Безуглый, – сейчас наши люди штурмуют дом Пескаторе, и я вас уверяю, что они с этим справятся достаточно быстро. Самого Пескаторе, прежде чем повесить, доставят сюда. – Ни о чем подобном договоренности с Адашем не было, но Сашка даже вида не подал, что удивлен словами Безуглого. – Так что, уважаемый банкир, мы у него и спросим в вашем присутствии, отдавали ли вы ему приказ убить великого воеводу?