Текст книги "Кинжальный огонь (Рассказы)"

Автор книги: Алексей Богдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Ну, ты романтик, Алеша! Размечтался! Это здорово, конечно, увидеть наши просторы! А конкретно, все же, куда стопы направил?

– А вот до станции Кавказская доедем, там пересадка на Дивное, потом буду искать Привольное. Это местечко, куда еще до войны мой дед уехал. Он писал, там калмыцкие степи…

– Село Привольное, говоришь? Не слыхал! Ну-ка, давай посмотрим, – учитель открыл чемоданчик и достал местную карту. – Я понял так, Алеша: ты хочешь попасть «на деревню к дедушке Константину Макарычу»? А ну, посмотрим, где эта деревушка? – он стал рассматривать, было темновато: надписи не разобрать. Галерин зажег спичку, подсветил карту.

– Так, вот здесь побывали немцы, а отсюда их погнали обратно, – учитель провел пальцем по черной полосе. – Так, Майкоп, Невинномысск, Армавир, часть степей захватили… А вот и Привольное! Это не в Калмыкии. Вот, смотри: здесь недалеко Сальск… – спичка потухла, и Алексей поспешно зажег вторую. – От Сальска – рукой подать – Привольное. Лучше сюда ехать. Если на Дивное, – еще сутки потеряешь на пересадку в Кавказской. От Дивной вон сколько ехать по степи, да по бездорожью…

– Вижу, понял, Александр Иванович. Вы, пожалуй, правы. Я так и сделаю: еду до Сальска.

– Значит, едем вместе, без пересадки?

– Спасибо вам! А то ведь и правда «на деревню к дедушке», – засмеялся Галерин и пожал руку Александру Ивановичу.

Учитель сложил карту. Дружеская беседа ночных пассажиров в уголке вагона длилась до рассвета, и только утром они, прислонившись к стене, вздремнули…

На небольшой станции Сальск поезд остановился, когда лучи солнца прорезали вагон насквозь и золотились на облупленных перегородках. Вышли из вагона. Александр Иванович обнял Галерина за плечи:

– Будет возможность, Алеша, заезжай! Приглашаю тебя в гости. Вот тебе мой адрес. Понравился ты мне, на сына моего похож…

– До свидания, Александр Иванович! Привет Ростову!

Молодой и пожилой распрощались. Со стороны казалось, отец обнимает сына.

Обшарпанная станция Сальск выглядела скучно. Людей почти не видно. Худющие собаки встречались на каждом шагу, лениво обходя прохожих. Уже нагретая солнцем пыльная земля, издолбленная колёсами, цеплялась за сапоги, и идти по ней было неприятно. Курсант направился к всаднику, который приторачивал повод уздечки к перекладине:

– Слушай, друг! Не скажешь ли, как добраться к деревне Привольное?

– Приволный! Такой деревня не знаем, дарагой! Все деревня надо автобаза ехать! Бижута называется. Десять километров будет. Вон па том дарогам иди. Там поехать будешь, дарагой!

– Спасибо, джигит! – крикнул военный и улыбнулся молодому парню с усами.

Галерин не сомневался, что джигит объяснил правильно. Он уверенно зашагал по дороге. За околицей курсант остановился: насколько видел глаз – простиралась ровная степь. Какая красота! Ширь необъятная. Солнце, чистый воздух, тишина и простор… Сердце забилось от радости: похоже, сбылась Лёшкина мечта! Он бросил шинель на жухлую траву, высоко поднял руки вверх, набрал полную грудь воздуха и заорал:

– Сте-е-е-е-пь! Здра-а-вст-ву-у-у-й, сте-е-е-е-пь!

Ему никто не мешал: человек был один на один с простором! Бежать хочется по степи! Ноги несут легко. Душа смеётся и радуется! Такое Лёшка ощущал только в детстве…

Но куда ты бежишь, молодец! Иди спокойно, наслаждайся прелестью природы. Можешь петь песни, если хочешь…

Дорожка в три следа: лошадиная посредине и колёсные по бокам. Ни ямочки, ни ухабинки, ни камешка на пути. Будто дорожки промели и выкатали. Далеко-далеко виднелись то там, то сям, как горсточки белых семечек, брошенных на изумрудно-золотистый ковёр, – отары овец. От земли уже струились потоки тёплого воздуха, и марево полыхало на горизонте. Какая прелесть, – дух захватывает!

Через несколько минут ходьбы пешеход был поражен неожиданно открывшейся картиной: перед ним расстилался лиман, и берег его чуть виднелся вдали. Голубая вода сверкала, плескалась небольшими волнами, белые буруны закручивались барашками. На воде чернел баркас, о его борт бились волны. Галерин остановился в изумлении: «Вода, кругом вода! Дорога уходит прямо в воду! Куда же идти? Но откуда столько воды? Целое море! Берега уже не видно! Что это со мной? Сон? Но я же не сплю!..» Внезапно вода поднялась волной, и теперь голубая стена катится по дороге на пешехода: «Кошмар! Этого же не может быть!» Но вот море всплывает все выше и выше, под ним обозначилась черная полоса – земля. Она разбухла, расширилась, посветлела и превратилась в белый город с небольшими домами. Вода улетела куда-то, исчезла, дома поблекли. Над светлым городом появилось яркое солнце. Теперь перед глазами возникли плотные стены кипарисов и пирамидальных тополей, они закрыли кварталы города, стали гуще и темнее, наконец, соединились в сплошной густой лес. Все стало зеленым, потом покраснело, порозовело, поблекло, рассеялось и исчезло совсем. Необыкновенное зрелище! Такого Галерин никогда не видел. Он понял, что это мираж, и с любопытством наблюдал удивительное явление природы… Постепенно все изменилось, и горизонт стал видимым. Дорога узкой ленточкой исчезала вдали, а отары овец оказались слева и не так далеко. Пейзаж поминутно менялся: появлялись все новые неповторимые зрелища. Стада овец всплывали и исчезали вновь в призраках различных видений. Очарованный всем этим Алексей невольно замедлял шаг.

Неожиданно от ближайшей отары совершенно четко отделилась черная точка и клубком катилась на пешехода: «Перекати-поле, наверное», – подумал наш герой. Клубок увеличивался, издали доносилось басовитое: «Гав! Гав! Гав!..» Стало очевидным: прямо на безоружного человека галопом мчалась ревнивая овчарка. Страж отары быстро приближался. Волкодав не запугивал и не шутил. Злючий пес шел наверняка. Что было у хозяина здешних прерий на уме, Галерин не знал, но, глядя на свирепого зверя, испугался и остановился в растерянности: ни палки, ни камешка, ни хворостинки – ничего нет, чтобы защититься. А серый лохматый псина напирал, отрезал путь: «От такого не отобьешься», – подумал Алексей. Вокруг ни души. Чабанов тоже не видно – некого просить о помощи. Между тем, овчарка, подбежав совсем близко, притормозила на дороге, но набрасываться не посмела. Алеша с детства помнил, что угрожать собаке нельзя – может напасть. Лучше стоять спокойно. Глядя кобелю в глаза, заговорил:

– Ну, чего тебе? Чего лаешь? Не трону я твою отару! Успокойся… – Лешкин голос дрожал, стал каким-то чужим, хриплым.

Для порядка пес перешел на казенный «гав», нагнул морду, обошел военного и, понюхав след, скребнул землю задними ногами. Довольный собой, страж гавкнул еще разок, помчался обратно к своей отаре. У Галерина отлегло. Сняв вещмешок, он достал складной нож и отрезал от булки кусок хлеба: «Это на всякий случай!»

Не успел пешеход пройти и четверти километра, как две рыжие шавки от другой отары дружно мчались на него и грозно рычали: «Это уже коллективное нападение», подумал Галерин. Собаки забежали сзади и подскочили метров на пять. Алексей замер: «Тут и заикаться еще начнешь», – подумал и полез в карман. Угроза была реальной. Агрессоры налегали. В правой руке курсант держал нож, а в левой горбушку. Напряжение нарастало. Овчарки злобно щерились. Глаза их налились кровью. Они приседали, кидались к ногам и пытались вцепиться в брюки. Алексей бросил ломоть хлеба – не подействовало. Неподкупные твари продолжали неистово лаять, хотя бешеная атака уже прошла. Стоя неподвижно и сохраняя боевую готовность, курсант бросал куски хлеба, приговаривая:

– Нате, ешьте хлебушек, злюки! Чего надо? Идите к своей отаре…

Одна из собак понюхала кусочек, покрутилась, пометила дорогу и, не оглядываясь, помчалась в степь. Это была сука, за ней последовал кобель. Нападение не состоялось. Лешка долго стоял неподвижно, пока не опомнился… Была еще одна провокация. Но, набравшись опыта, романтик наш уже не боялся стражей отар. Он шел и думал: «Опасно ведь! А если б это был неопытный человек, подросток? Начал бы отмахиваться – порвали бы, гады!..»

Нападение овчарок в степи не испортило настроение Алексею. Наоборот, он чувствовал себя героем-победителем и, улыбаясь, подумал: «На память о путешествии!»

Солнце раскалило землю. Стало жарко. Курсант прошел уже более десяти километров, не встретив ни единой души. Степь по-прежнему была бескрайней, и миражи менялись один за другим. Не видно и отар. Тишина звенела в ушах. Теперь человек в степи один, как перст. Огляделся – кругом та же равнина без конца и края. Только здесь больше нетронутого ковыля, да чаще стали встречаться колонии степных зверьков – сусликов. Они забавно стоят столбиками, по-человечьи скрестив лапки на груди, часто коротко посвистывая. Смотреть на них – одно заглядение!

Ни холмика, ни бугорка: «Вот тут бы самый дешевый аэродром построить – „Голубой Простор“. Так и назвать!» – фантазировал путник. Он остановился, вздохнул полной грудью, постелил шинель и лег на спину. Бескрайнее голубое небо искрилось: «А есть ли дно у неба? За бесконечностью снова бесконечность, и трудно себе представить, что это так…» – мечтал Алеша. Ему было приятно лежать неподвижно, и он долго смотрел в небо, пока глаза не устали и сами не закрылись. Незаметно задремал: сказалась бессонная ночь в поезде. Сколько минут он спал, неизвестно. Ему приснился ветер, шумевший листвой деревьев, и тополиный пух, щекотавший ноздри… Вдруг сон исчез. От шелеста над головой курсант проснулся, открыл глаза… над ним парил огромный степной орел: когти вот-вот коснутся лица.

Озлобленные глаза хищной птицы смотрели в упор. Галерин вскочил, метнулся в сторону и замахал шинелью. Орел сделал разворот и взмыл повыше: «Кыш! Откуда ты взялся?» – зашипел Алеша. Большой размах крыльев удивил его. Сделав прощальный вираж, незваный гость удалился: «Не дремли, путник!»

Восхищаясь смелостью птицы, курсант провожал ее взглядом, расставив ноги в упоре. Ворот шинели зажат в кулаке. Улыбнулся, словно видел сон наяву: «Интересная картинка! Наверное, орел-могильник подумал, что я какая-то падаль. За барана меня принял, что ли? Ну, чудеса!»

Перекличка сусликов завораживала. Стало еще жарче. Курсант снял гимнастерку и шел теперь в майке, ремень через плечо. Легкий ветерок обдувал его, просушивал, и пешеход ощущал блаженство. Направление, в котором шел курсант, если верить джигиту, должно было привести его к цели. Но степь по-прежнему ничего не обещала: была безмолвна и ровна, как скатерть на столе…

Но вот на горизонте появился черный шар. Он увеличивается, катится по дороге навстречу путнику, заметно приближается. Теперь он шевелится, у него появились ноги: «Не мираж ли это? – подумал пешеход. – А, да это же бежит лошадь без седока…» Видно, лошадь тянет двуколку, легкую, с высокими оглоблями. Над головой рысака – резная дуга. Какое, должно быть, удовольствие мчаться вот так по степи, налегке, под солнцем, слушать ритмичный топот конских копыт. Можно позавидовать счастливому седоку. Тонкие спицы колес и упругие рессоры покачивали колесничку – загляденье просто! На сиденьи – двое: милиционер и женщина. Они не думали останавливаться, не сдерживали рысистую лошадь. Галерин сошел с дороги, крикнул:

– Остановись! Спросить надо!

Ему было неловко, что он в майке, не по форме одет, однако, подбежал к коляске сзади, когда милиционер притормозил:

– Чего тебе, парень? – сурово крикнул страж порядка.

– Далеко ли до Бижуты, товарищ лейтенант?

Галерин с удивлением посмотрел на женщину. Она вся изревелась, слезы размазались на ее лице. Бедняге было лет тридцать. На коленях у нее лежал узел.

– Пройдешь два километра – будет низина, увидишь! – крикнул возница.

Не дождавшись благодарности за информацию, милиционер хлестнул лошадь. Та присела крупом и рванула с места легкий возок.

Галерин смотрел вслед: две спины быстро удалялись в степь. Лёша подумал: «Может, жених невесту увёз из отчего дома… а может… одета она бедно, да и вид у неё измученный. Что же это могло быть?..»

Бросив гадать и махнув рукой, курсант зашагал: «Два километра? Пустяк! Сейчас я буду у цели!» Он надел гимнастёрку, аккуратно заправился, забросил вещмешок за плечо, шинель – на руку и направился в заветную Бижуту. В голове вертелось виденное: «Почему она плакала? Ведь с милиционером… не страшно…»

Внизу показалась деревушка: мазанки, тополя, садики да огородные квадратики, поля – как на ладони. Покрытые лёгким маревом, они напоминали мираж. Но дорожная колея вела прямо в деревню. Нет, это не мираж. Реально видна людская степная обитель. Прищурив глаза, путник увидел на дороге фигурки. Они напоминали стойки сусликов, только средняя фигурка была большая, а две другие – поменьше. Скатываясь под горку, Галерин прибавил шагу и быстро нагнал троицу. Это были старик и двое детей: девочка и мальчик. Худющий дед плакал и сморкался, вытирая нос кулаком. Дети держались за дедовы штанины, повесив носы. Военный, поравнявшись, спросил:

– Дедушка, вы чего плачете? – Старик глянул на незнакомца, опустил голову, а дети ещё плотнее прижались к нему, боясь взглянуть на чужого дядю в военной форме.

– Да как же мне не плакать? Дочку в этап забрали. Вот этих щенков на меня оставила…

Боже, что мне делать, горе-то какое. – Дед снова зашмыгал носом, поднял кулаки к глазам.

– Это вот сейчас на двуколке увезли, что ли? – Лёшка обернулся и показал на дорогу.

– Вот только что! Увезли дочку… Как буду жить с малыми? Горе мне, горе, теперь – хоть помирай!

– За что же, дедушка, её арестовали? А?

Старик помолчал, вытер слёзы рукавом, глянул на незнакомца покрасневшими глазами:

– Ты откудова, парень? – ушёл он от ответа.

– Я хочу попасть в деревню Привольное, дедушка. Из Сальска иду!

– Ого! Это далеко! А до Привольного вёрст сорок будет… Идёмте до хаты, служивый. Здесь недалече! – Он сморкался, но плакать перестал.

– Спасибо, дедушка, спешу я, тороплюсь…

– Да ладно. Смотри, весь мокрый! По степи шёл, жара какая! Пойдём, передохнёшь немного.

Зашли во дворик. Голодные куры квохчут, за детьми бегают. Убогая лачуга обветшала, покосилась, давно не подбеливалась. В разговоре выяснилось: дочь овдовела, потеряла мужа – убит под Берлином в 1945 году. Дед показал гостю похоронку, фотографии зятя и награды фронтовика.

Он явно не хотел рассказывать о случившемся горе, но Галерин, как бы невзначай, между прочим, спросил:

– Дедушка, вы не рассказали, что произошло?

– Что произошло? Дети осиротели совсем! Вот что произошло! Ни отца, ни матери теперь нету! Жаль мне их, несчастных, погибнут с голоду. Я совсем старый… не могу… – Он снова пустил слезу и засморкался.

– А за что вашу дочь в этап?

– Да принесла с поля в подоле два кило жита! Накормить детей хотела… Украла зерно, значит. За это ей дали пять лет каторги, бедной… Здесь, в Бижуте, суд был, показательный суд какой-то, чтоб другим не повадно было… Арестовали, осудили и увезли дочку… За что? От детей оторвали… Вот горе какое! – Дед оперся локтями о колени, опустил голову ниже плеч, замотал ею от горькой безысходности. Плечевые кости выперли, тело вздрагивало и вздымалось – он тихо плакал. Жаль было смотреть на старика… Галерин молча наблюдал всё это, не знал, что сказать и что сделать. Язык словно онемел. Алексей напряжённо обдумывал ситуацию, но жалеть старика не стал, понимал, что жалость унижает человека, да ещё когда ты бессилен чем-либо помочь. Дети косились на военного и пытались угадать: хороший этот дядя или плохой. У него тоже погоны, сапоги и ремень, как у милиционера: «А может, и дедушку арестует и увезёт». Они боязливо прижимались друг к другу, глядя исподлобья на незнакомого. Алексей медленно повёл глазами по горнице: постель – одни лохмотья. Лоскутное одеяло засалено до блеска, бедная утварь, глиняная посуда, дощатый стол со щелями в палец и повсюду рой мух… Такой бедности фронтовик не видел нигде, хотя прошёл пол-Европы. «Несчастные, чем им помочь?» – подумал Галерин. Он бросился к вещмешку и извлёк все свои съестные припасы: хлеб, сахар, консервы, пачку галет и чай – ничего не оставил, хотя и понимал, что это крохи. Дети не могли понять, зачем дядя выложил всё из мешка, и по-прежнему побаивались его присутствия. Тем временем старик, немного успокоившись, медленно встал и вышел из лачуги. Вскоре он вернулся и принёс в корзине огурцы, помидоры, зелёный лук и редьку. Подошёл к гостю:

– Тебя как зовут, молодец?

– Алексеем зовут, дедушка.

– Погоди немного, Алексей, картошки сварю.

– Не надо, дедушка, не беспокойтесь, я не голоден.

– Ничего, погоди, я скоро!

Алексей, взяв мыло и полотенце подошёл к детям и нагнулся к девочке:

– Пойдём умываться, вот тебе мыло.

Скосив злые глазёнки, девочка мыло не взяла, отвернулась, боязливо прижав к себе мальчика, и хотела уйти вслед за дедом.

– Постой, как тебя зовут, девочка?

– Светка, – чуть слышно выдавила дикарка.

– Пойдём, Светочка, не бойся меня. Сейчас ручки помоем, умоемся, кушать будем… Ну, пошли! Где тут у вас умывальник?

Дети молча поплелись во двор, подвели к кадке. Галерин снял гимнастёрку и майку, а Света ковшом черпала воду и поливала на руки. Гость, довольный прохладой, нарочито плескался, вызывая у детей улыбку. Вытершись армейским полотенцем, он стал поливать детям. Они не умели пользоваться мылом, и скользкий брусочек выскакивал из ручонок, как рыбка. Маленький смеялся и не хотел выпускать игрушку. Постепенно дети осмелели, перестали коситься на гостя.

– Тебе сколько лет, Света?

– Восемь.

– В школу ходишь?

– He-а, бо школы нема.

– А братику сколько годиков?

– Тарасику? Ему пять годов, дядя.

– А ты отца своего знала?

– Знала, только батьки нема, убили нимци.

– А Тарас отца помнит?

– Не-е, бо вин малый був, як батько на фронт уихав…

Заправив гимнастёрку под ремень, Алексей зачерпнул ковшом воду из кадки и хотел напиться. Жажда давно мучила его, но заглушалась увиденным, и он не замечал её. Неожиданно подскочила Света и взяла ковш из рук гостя:

– Дядя Алёша, не пейте воду! – Она потянула за руку и подвела к лавке, на которой лежал арбуз:

– Вот, дядя, ешьте, у нас ещё есть.

– Спасибо! А это вам, Светочка.

Голодные дети жадно смотрели на еду…

За время войны сержант Галерин видел много смертей, но он никогда всерьёз не задумывался над тем, что там, в далёком тылу, за гибелью каждого солдата следуют горе, слёзы, нищета, голод и страдания. Теперь он увидел настоящих сирот, живущих в страшной нужде. Эти жертвы от потери кормильца повсюду: и там, где прошла война, и в тылу, где боев не было. Галерин подумал: «Почему люди страдают сейчас, после войны, после Победы?»

Света уже поняла, что дядя Алёша хороший дядя, не милиционер, стала смелее разговаривать, только Тарас всё ещё дичился и прятался за Свету…

Гость улыбался детям, старался отвлечь, шутил. Он достал из кармана складной нож и под шутки-прибаутки прицелился разрезать арбуз. Как только он дотронулся до белого красавчика ножом, арбуз треснул и пролил слёзки. Он оказался бордово-красным с очень чёрными семечками. Гость дал детям по дольке и с удовольствием утолил свою жажду…

За обедом дед рассказывал о жизни своей семьи.

Его дочь и зять смолоду работали в колхозе. Хлеба не давали вот уже несколько лет. Люди живут тем, что даёт огород. Кукуруза и просо заменяют хлеб. На овощи, да на бахчу вся надежда. Картофель здесь растёт плохо – не хватает влаги. Часто бывает засуха, и тогда хоть пропадай. Теперь, когда дочь угнали в этап, старик не знает, что делать: работать не может, а дети ещё малы. Из них какие работники? Света тёлочку пасёт, может, коровка будет, да когда ещё она вырастет…

Галерин слушал старика очень внимательно, и ему стала очевидной безысходность этого человека.

– Дедушка, вы не отчаивайтесь. Сейчас пока не все суровые законы военного времени отменены. Скоро станет полегче. Трудно нашей стране, войной разрушено и сожжено много городов и сёл. Всё нужно восстанавливать. Вот и хватают людей за малейшую провинность. Ваша дочь вернётся домой, как только отменят Указы военного времени, может быть в этом году, осенью…

– Не может быть этого, Алеша, – обрадовался старик, – неужели это правда?

– Правда, правда, дедушка! Скоро отменят карточную систему, хлеб будут свободно продавать! Потерпите немного.

– Если бы твои слова, сынок, до Бога дошли… Не поверишь, как мне страшно одному с детьми. Жаль мне их, сироток…

– Ну, мне пора! Спасибо за угощение, а тебе, Светочка, за арбуз спасибо!

– Это вам, дядя, на дорогу. – Света подала Алексею два початка варёной кукурузы. В маленькой ручонке протянула щепоточку соли. Гость поблагодарил, помахал рукой. На всю жизнь запомнил Галерин эту встречу с бедной крестьянской семьёй.

На автобазе курсант Галерин узнал, что в направлении Привольного грузовая машина уже ушла. Пока неизвестно, будет ли ещё попутка. Он сел в тени на скамью, вкопанную в землю и отполированную штанами до блеска. На другой скамье сидела молодая женщина с ребёнком на руках. Она сама спросила у военного:

– Парень, тебе куда надо?

– До Привольного! Деревня где-то такая есть!

– Мне тоже туда. Если шофёр согласится, то на бочке можно ехать. Это недалеко совсем.

– Не понял, на какой бочке?

– Он меня в кабину берёт с ребёнком, а ты молодой, на цистерне доедешь.

– А когда он поедет?

– Скоро, наверное. Пообедать пошёл…

Галерин понял, что ещё не всё потеряно. Но он знал и то, что ни один водитель бензовоза не пойдёт на риск, хотя здесь, в глуши, никакой ГАИ нет. Однако, подумал: «Попытка – не пытка!»…

Водитель шёл вразвалку. Он перебирал губами после еды и выглядел ленивым.

– Это он, шофёр. Проси его, может, возьмёт, – шептала молодая мать.

«Откажет ведь, наверняка», – тревожился курсант… Но водитель не отказал. Он понял ситуацию, оценил положение отпускника. Сам недавно был солдатом!..

– Ты, курсант, иди по той дороге. Я тебя догоню! Там сядешь, понял?

– Так точно, понял! – улыбнулся военный и отдал честь…

Не прошло и четверти часа, как бензовоз догнал Галерина. Машина остановилась. Водитель высунулся из кабины, пропел петухом:

– Ты привяжись покрепче, там верёвка есть. Держись, паря! Скорость сто тридцать будет, не меньше! Да не вздумай закуривать!

Курсант легко вскочил на раму между кабиной и цистерной, надел шинель, надёжно приторочил вещмешок и прикрутил себя верёвкой:

– Готово! Поехали! – крикнул водителю.

Полевая дорога, ровная, как стол, радовала глаз. В этот солнечный предосенний полдень бесконечные дали полыхали прозрачным маревом до самого горизонта. Было приятно мчаться на большой скорости по степному простору, где нет никаких помех. Это усиливало хорошее настроение Лешки, предвкушавшего волнующую встречу с родными. Он слышал свое сердце, приятно томившее душу. Казалось, где-то рядом скачет добродушный молодой джигит, указавший ему путь к дому. Он мчался на своем кауром скакуне, весь устремленный вперед, к горизонту: «По этом дорога пойдешь, поехать дальше будешь!» – слышался в ушах его голос.

Теплый ветерок обдувал лицо курсанта, вырывая слезы: «Не поездка, а полет!» – радовался Алексей.

Редки машины в этих глухих местах, навстречу ни одна не попалась. Лихой шофер, прижав педаль стартера, раскочегарил бензовоз настолько, что, кажется, придай машине крылья, она взлетит и поплывет над степью.

Не успел наш путник вдоволь насладиться «полетом», как показался хуторок. Всего в степи десятка два дворов, да тополей десяток. Прошли на тихой скорости. Собаки неистово лаяли, бросались под колеса… И снова – степь. Но вскоре стали попадаться холмы, все чаще спуски да подъемы. Здесь сусликов побольше стало. Там, справа, проплывает роща, а над рекою стайка птиц роится. В низинах зеленеет травка. На нивах золотых темнеют скирды, там, слева – пахотные земли… А вот и мост через речушку… Долгое путешествие шло к концу: Привольное на горизонте! На всех холмах сплошные виноградники. Свечой стоят красавцы-тополя. Приличные дома, сады и огороды. Деревня радовала глаз: прямая улица, широкие дворы.

Водитель остановил машину у большого двухэтажного здания с кирпичным основанием. Широкие ступени нарядного крыльца вели на веранду. Галерин спрыгнул на землю, стащил с рамы свой вещмешок и подошёл к шофёру:

– Вот уж никогда не думал, что по бездорожью в степи можно мчаться так быстро. Спасибо тебе, друг, подвёз хорошо! – Парни улыбались, пожимая друг другу руки.