Текст книги "Годы странствий"
Автор книги: Алексей Арбузов
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Нина (неловко улыбнулась). Как вы похвалили меня, я даже покраснела. Спасибо. Как хорошо, правда, Миша? (3адумчиво.) А знаете, о ком я все время думаю сегодня? О Павлике. Ведь он в «Бесприданнице» цыганкой меня видел, а сегодня – Лариса. Милый Павлик. (Помолчав.) Я пойду прилягу немножко. Кажется, успех вскружил мне голову в самом не фигуральном смысле.
Галина. Знаешь, помоему, она чудо. В ее годы – такая глубина.
Лаврухин. Да, жаль, что Ольге не пришлось ее увидеть.
Галина. Ты не веришь, что Ольга вернется?
Пауза.
Лаврухин. От Шурки попрежнему нет писем?
Галина. Ни слова.
Лаврухин. Люся, верно, беспокоится.
Галина. Молчит. Она ведь никогда не жалуется, не плачет, всегда одна. За ней решил поухаживать сосед, пригласил ее в кино, она ударила его, заперлась в комнате и позвонила, чтобы я пришла. Потом этот злополучный Митенька три недели извинялся.
Лаврухин (улыбнулся). Мне кажется, ты ее любишь.
Галина (не сразу). Мы два года прожили рядом и работали вместе. Это было удивительное время.
Лаврухин. Уж не соскучилась ли по Борску, Галина Сергеевна?
Галина. Пожалуй. Все это нелепо, Мишка! (Горячо.) Там, в Борске, я чувствовала себя нужной. А здесь я опять очутилась одна. Так сказать, наедине с пишущей машинкой. Точно меня вернули к уже прожитой жизни!
Лаврухин (улыбнулся). Ну что ж, поезжай на завод, где парторгом ЦК товарищ Архипов.
Галина. Архипов. (Помолчав.) Кстати, он приезжает завтра.
Лаврухин (рассмеялся). Очень здорово у тебя это звучит «кстати». Вот что, приведи-ка его к нам, пообедаем вместе.
Галина. Я скажу, но… (Посмотрела на часы.) Ой, побежала! Да закрытия метро шесть минут. (Бежит к калитке.)
Лаврухин. В каком часу он приезжает?
Галина (оборачиваясь). В семь утра. А что?
Лаврухин. Кстати. Теперь я, кстати, понимаю, почему ты так торопишься на метро.
Галина. Вот дурак! (Убегает.)
Лаврухин (смеется). До завтра!
Лаврухин прислушивается к музыке, которая доносится из соседнего домика, закуривает трубку. В саду появляется Ведерников. Лаврухин поднимается со скамьи. Мгновение они молча смотрят друг на друга.
Лаврухин. Ты? (Ведерников молча протягивает руку Лаврухину.) Сколько мы не виделись?
Ведерников. Почти пять лет. Помнишь, ты приезжал с Олегом из Нарьян-Мара и мы встретили новый, сорок первый год?
Лаврухин. Да. (Смотрит на его ордена и медали.) Ого, сколько у тебя! (Помолчав.) Отчего ты так долго не писал? Тут о тебе беспокоились. Ты уже был дома?
Ведерников. Дома? (Не понял сразу, о чем речь.) Я прямо с вокзала.
Лаврухин. Люся ведь теперь живет у твоей матери.
Ведерников. Да? (Пауза.) Как они?
Лаврухин. Тесновато живут, но, кажется, дружно. (Осторожно.) Дело в том, видишь ли, у твоей матери был сердечный припадок, вот Люся за мной и заходила.
Ведерников. Припадок?
Лаврухин (мягко). Она очень нездорова у тебя. (Пауза.) Когда ты ее видел в последний раз?
Ведерников. Я? Погоди, дай вспомнить. Странно – больше пяти лет прошло.
Лаврухин. Время торопливее людей, Шура. (Долгое молчание.) Скажи, почему ты не отвечал на мои письма? Помнишь, год назад, я просил у тебя черновики Павлушкиной работы.
Ведерников. Черновики. Они не представляли интереса.
Лаврухин. Неправда. Работа Павлика – только начало. При гангрене раствор применять рискованно – он может вызывать кровотечение.
Ведерников. Знаю.
Лаврухин. Чего же ты ждал два года? Записи Павлика были у тебя, ты владел всеми ключами, и завершить дело надо было именно тебе.
Ведерников (не сразу). Не было никаких записей Павлика.
Лаврухин. Что?
Ведерников. Над препаратом я работал самостоятельно. Все было сделано, не хватало последнего звена. И вот в дневнике Павлика я нашел фразу, которая подвела меня к верному решению.
Лаврухин. Значит, автор препарата не Павлик, а ты? (Ведерников молчит.) Так. А ведь это было первое, о чем я тогда подумал. Приписал свой успех другому. Зачем? (Пауза.) Пожалел мать Павлика?
Ведерников (не сразу). Да! Но если всю правду – не это было главным. (Горячо.) Видишь ли, даже наедине с собой, я понимал, что недостоин награды. Ведь мне так и не удалось все решить единолично. Все, от начала до конца! Мне казалось это неполной победой.
Лаврухин (тихо). Вот мы и добрались с тобой до сути, Шура. (3адумчиво.) Все желал сделать один. Ничьей помощи не хотел. Молчишь? Ордена на тебе поблескивают, и молчишь?
Ведерников (тихо). И молчу.
Лаврухин (страстно). Как ты мог бросить свое, свое? То, что было рождено тобой. Твою мысль! Я завидовал тогда, смертельно завидовал, что это тебе выпала великая работа, а ты…
Ведерников. Да, теперь только одним могу оправдаться – закончить работу. И я сделаю это. Слово.
Лаврухин (не сразу). Помнишь мое письмо о черновиках? Я решил продолжить дело Павлика. После долгих поисков мы видоизменили раствор и нашли состав, который, обладая меньшей токсичностью, позволяет вводить его в мышцу зараженного гангреной.
Ведерников (нетерпеливо). Дальше!
Лаврухин. Практический итог – в восьми случаях из десяти полное заживление раны без хирургического вмешательства.
Ведерников. Ты. Тебе это удалось? (Молчит некоторое время, потом обнимает Лаврухина.)
В саду появляется Ольга.
Ольга (негромко). Здравствуй, Миша.
Лаврухин (оборачивается и долго, как бы не понимая, смотрит на нее). Ты жива?
Ольга. Видишь, я вернулась.
Лаврухин (тихо). Я никому не говорил, что верю. Даже Нине. Я так боялся. А почему ты так поздно?
Ольга. Разве Шура не рассказал?
Лаврухин. Шура?
Ольга. Ведь мы вместе приехали.
Лаврухин (не сразу). Понимаю.
Вдоль забора мелькает чьято фигура, открывается калитка, в сад вбегает Люся. Она одета небрежно, на голову накинут чужой старушечий платок. Увидев Лаврухина, она бросается к нему.
Люся. Мишенька, я опять за вами. Шуриной маме очень плохо. Помогите нам, Миша!
Ведерников. Что?
Люся (подходит к нему и осторожно трогает его одним пальчиком). Шуренька.
Ведерников (берет ее за руки). Веди меня, скорее! Идем! Идем, Люся!
Они бегут по саду.
КАРТИНА ВОСЬМАЯ. КОМУ ОСТАВЛЕНА ЖИЗНЬ.
Утро следующего дня. Падают последние капли дождя. Открывается калитка, к дому Лаврухина по саду идет Ведерников. Он без фуражки, шинель наброшена на плечи. Следом за Ведерниковым в сад входит Люся, в руках она держит его фуражку. Порывшись в карманах, Люся достает очки, надевает их, подходит к Ведерникову и острожно дотрагивается до него рукой.
Люся. Вот. Ты оборонил фуражку. Я шла сзади и подобрала.
Ведерников. Спасибо.
Люся. Я боялась, как бы с тобой не случилось что. (Пауза.) Верно, ты очень промок под дождем. Уже давно утро, а ты все ходишь и ходишь.
Ведерников. Ничего.
Люся. Ты не обвиняй себя, что она умерла. Было поздно, и ты ничем не мог помочь. Ты не виноват, Шура.
Ведерников (усмехнувшись). Вероятно.
Люся. Ты смеешься?
Ведерников. Нет. (Помолчав.) Ты давно живешь у мамы?
Люся. Четвертый месяц. Как из эвакуации вернулась. Мы жили весело, после работы обедали все вместе, радио слушали, играли в дурачка. Ждали твоих писем. Только вот их не было.
Ведерников (помолчав). Почему у тебя такие руки?
Люся. Я работала на сварке, я ведь писала тебе. А это знаешь как трудно? (Смотрит на него.) Что ты, Шура?
Ведерников как-то странно наклоняет голову, точно кланяется, может даже показаться, что он хочет стать перед ней на колени.
Шуренька.
Ведерников (тихо). Я пойду. Мне надо побыть одному. Не бойся. Все пройдет. (Уходит.)
Люся смотрит ему вслед. Из дома на крыльцо выходит Ольга.
Ольга. Люся!
Люся (оглядывается и долго смотрит на Ольгу). Здравствуйте.
Ольга. А Шура?
Люся (показывая на улицу). Вон он пошел.
Ольга. Она умерла?
Люся. Да. (Пауза.) Когда Шура пришел, было поздно. Он не давал ей никаких лекарств, ничего. Он стал рассказывать, что очень ее любит. (Помолчав.) Но она все-таки умерла.
Ольга. Куда он пошел?
Люся. А никуда. Он просто ходит по улице и о чем-то думает все время. Он уже давно так ходит. Часа четыре. (Поясняя.) Верно, он не знает, что ему дальше делать. (Ольга молчит.) А вы сильно изменились, я бы вас не узнала. (Не сразу.) Видите, как все вышло.
Ольга. Да.
Люся. Мне ведь Шура все рассказал. И про плен и как вы в немецком тылу были. (Тихо.) Настрадались вы.
Ольга (помолчав.) Вам, вероятно, тоже трудно жилось?
Люся. Как сказать. Во-первых, я не одна была, многие люди очень обо мне заботились. Например, Архипов Никита Алексеевич. Я ведь работала на танковом заводе. Конечно, это вам не телеграммы принимать – совсем другая штука. Но ясно, это все пустяки, если сравнить с вами.
Ольга. Что вспоминать! Прошлой жизни конец, Люся. Новая начинается.
Люся. Да, да. Только бы война не повторилась, верно? Я сейчас много об этом размышляю, ведь столько пришлось увидеть горя. Очень хочется, чтобы народы не страдали в дальнейшем, правда?
Ольга. А что у вас с глазами? Почему вы в очках, Люся?
Люся. Да так, вообще. (Пауза.) Hy, мне пора, до свидания.
Ольга. Люся!
Люся (обернулась). Что?
Ольга подбежала к ней, хотела что-то сказать, не смогла и опустила голову.
(Тихо.) Не надо. Ведь вы ни в чем не виноваты. Разве вы не заслужили своего счастья? (С гордостью.) Не бойтесь, я не стану завидовать. Я теперь не 6едная. (Убегает.)
С улицы идет тетя Тася. На крыльцо выходит Лаврухин.
Тетя Тася. Это ты, Ольга? Сегодня в «Комсомольской правде» статья о Нине, ее очень хвалят. (Смеется.) Ну вот, теперь я могу умереть – сбылось все, о чем я мечтала.
Ольга (берет ее руку, целует и тихо говорит). Тетя, милая.
Тетя Тася. Да-да, вот мы и снова вместе! Война кончилась, и самое трудное теперь позади.
Лаврухин. Вы думаете? (Целует тетю Тасю.)
Тетя Тася. Конечно! Вот боюсь только, американцы что-нибудь выкинут. И потом этот Трумэн, он очень ненадежный субъект. Не правда ли, Миша?
Лаврухин (улыбнулся). Пожалуй.
Тетя Тася. Я положу Нине газету под подушку. Вот и солнышко! Счастливый день! (Уходит.)
Лаврухин (не сразу.) Здесь была Люся?
Ольга. Да. Ночью умерла Шурина мама.
Лаврухин. Где он?
Ольга. Не знаю. (Пауза.)
Тетя Тася (выходит на крыльцо). Она проснулась и читает газету. Она совершенно спокойна. Совершенно.
С улицы в калитку входит Архипов.
Архипов (улыбаясь, немного смущенно). Ну, принимай гостей, Михаил Иванович?
Лаврухин. Никита! Ах ты, мой милый! (Обнимает его.)
Архипов. Ты не удивляйся, что рано. События, понимаешь. Галины Сергеевны еще нет?
Лаврухин. Знакомься. Настасья Владимировна – хозяйка данной территории. Ольга – о ней ты слышал неоднократно.
Архипов (улыбнулся). Приходилось. (Жмет ей руку.)
Лаврухин. А это Архипов Никита Алексеевич. Так сказать, бог тыла. Кроме того, великий человек, как утверждают некоторые, Галина в том числе.
Архипов (смеется). Ох, и злой же ты, доктор! Ну, а где Люся? Работает? Учится?
Лаврухин. К экзаменам готовится в машиностроительный. Это ведь твоя идея, кажется?
Архипов. Да, очень хочется видеть вот такую хорошую женщину счастливой. Как она о своем муже рассказывала – весело и удивительно любовно! Послушаешь такой разговор – до того станет противно, что ты дурак, холостой мужчина. (Ольге.) Вернулся он, кстати, с фронта?
Ольга (помолчав). Вернулся.
Архипов. Ну, мир им и любовь. Да вы что молчите?
Ольга (быстро). Я… я позабочусь о чае. (Идет в дом.)
Тетя Тася. Но ты совершенно не в курсе нашей керосинки. Увы, она по-прежнему строптива и непостоянна. (Уходит вслед за Ольгой.)
Архипов (легонько ударяя Лаврухина по плечу). Ну, нашлась она все-таки, твоя Ольга. (Улыбаясь.) Счастливец!
В сад быстро входит Галина.
Галина. Доброе утро, Мишук! (Увидела Архипова.) Вы уже здесь, Никита Алексеевич?
Архипов. Как видите, поторопился. В ЦК меня отпустили раньше, чем предполагал. Почему вы смеетесь?
Галина (весело). Не знаю. (Пауза.)
Лаврухин. Она кстати смеется.
Архипов. Что? Не понял.
Лаврухин. Оставляю вас вдвоем. Мне почему-то кажется, что это вас не огорчит. Кстати. (Уходит в дом.)
Галина (вслед Лаврухину). Ну тебя. (Помолчав, Архипову.) Как ваши дела?
Архипов. Хороши, кажется.
Галина (не сразу). Никита Алексеевич. Я должка сказать вам два очень серьезных слова.
Архипов. Слушаю, Галина Сергеевна.
Галина. Я хотела сказать их еще утром, но не решилась. Так вот, я… Словом, мне следует вернуться в Борск. Нет, не перебивайте, я хочу сказать все. Вы бесконечно мне дороги, милый Никита Алексеевич. Но суть не в этом! Борск – город, в котором я поняла цену людям. И свою цену тоже. А это немало. Словом, я решилась вернуться к вам. Навсегда, понимаете?
Архипов (он очень взволнован). Да. То есть нет. (Пауза.) Что вы думаете делать на заводе?
Галина. Хочу вернуться в конструкторский отдел. А дальше поглядим.
Пауза.
Архипов. Вся штука в том, Галина Сергеевна, что я не еду в Борск. Я остаюсь в Москве на учебе, мне только что об этом сообщили в отделе кадров.
Галина (растерянно). Нет, погодите.
Архипов. Это именно так, и я шел сюда, думая, что теперь мы будем довольно часто видеться с вами.
Галина. И этого нельзя изменить?
Архипов (улыбнулся). В отделе кадров ЦК партии лучше знают, надо мне учиться или нет.
Галина (помолчав). И долго вы будете тут набираться ума-разума?
Архипов. Видимо, полгода.
Галина. Вы хоть учитесь-то на «отлично», чтобы мне не было стыдно за вас в Борске. А я постараюсь, чтобы и для меня эти полгода не прошли даром.
Архипов. И все же грустно немножко.
Галина. Что поделаешь, милый Никита Алексеевич, чему вы меня учили, то я и делаю.
Архипов. Словом, научил на свою голову.
Оба засмеялись.
Галина. Ничего, я в Москве недельку пробуду. (Лихо.) Погуляем! (Снова засмеялась.) Помните, как говорили по субботам ваши старички плотники: «Эх, Архипов, погуляем!»
Тетя Тася (появляясь на крыльце). Никита Алексеевич, вас ждут к столу. Это почти неправдоподобно, но чайник закипел.
Архипов. Ободряющее событие! Особенно для человека голодного и бездомного. Идемте, Галина Сергеевна. (Уходит в дом.)
Тетя Тася (задерживая Галину). Удивительно жизнерадостный мужчина! Он напоминает мне артиста Муратова в роли Карла Моора, предводителя разбойников. Я была в него влюблена, но он уехал в Самарканд. Умные мужчины всегда недогадливы. (Уходит вслед за Архиповым.)
Галина тоже хочет уйти, но на крыльце показывается Ольга.
Галина (увидела ее). Ольга! Вы?
Ольга. Здравствуйте, милая. (Целует Галину.) Как странно, все точно пугаются меня.
Галина. Нет, но еще вчера ночью вот на этой скамейке мы говорили с Мишей о вас и…
Ольга. И не верили, что я жива? А я – вот она! Нет-нет, о себе расскажу после. Дайте-ка лучше поглядеть на вас. Вы совершенно другая стали. Счастливая за десятерых.
Галина (смеется). Господи, неужели это так заметно?
Ольга. По глазам вижу.
Галина. Знаете, Оля, у меня сегодня такое чувство, будто я с горы лечу на санках и дух захватывает, и ничего я не боюсь! (Улыбнулась.) А вы когда вернулись?
Ольга. Вчера. (Помолчав.) Я ведь не одна приехала. Мы с Шурой. (Тихо.) Вместе.
Галина (после долгого молчания). Ольга, вы…
Ольга. Да. (Почти резко.) Я его люблю. Вы угадали это давно. С той поры прошло шесть лет. Годы войны, дороги, разлука, смерть – и опять дороги! И вот мы наконец вместе. Несколько лет ждали мы этого дня и… (В отчаянии.) Помогите мне, я не знаю, что делать.
Галина. Уезжайте. Сегодня же. Немедленно!
Ольга. Нет, нет.
Галина. Помню, вы как-то сказали, что полюбить – значит помочь, научить, спасти. Если это так и вы действительно помогли ему стать другим, он не сможет быть счастлив с вами.
Ольга. Это жестоко.
Галина. Правда почти всегда бывает жестокой. (Усмехнулась.) И все же лучше доброй лжи. (Помолчав.) А будущее Шурки. Пускай оно не тревожит вас. Ведь Люся… В ее маленьком сердечке столько доброты, тепла, милого лукавства. Она – это чудесный секрет для Шурки, секрет, которого он вряд ли стоит.
Ольга (не сразу). Спасибо вам.
Галина. За что?
Ольга. Вы очень недобрая, вот за это спасибо.
Лаврухин (выходит из дома, Галине). Ступай к Архипову, у него прежалостный вид: все по сторонам озирается, бедняга. Даже тетя Тася не может заменить ему тебя, Галина Сергеевна.
Галина, ничего не ответив Лаврухину, молча уходит в дом. Лаврухин внимательно смотрит ей вслед, затем подходит к Ольге, кладет ей руку на плечо.
Ну, что молчишь, сестренка?
Ольга (обернулась к нему). Мишенька. (Обняла.) Мне надо уехать.
Пауза.
Лаврухин. Ты хочешь оставить Шуру? (Помолчав.) Я понимаю, что тебя мучает, но ведь вы любите друг друга.
Тетя Тася (выходит из дому). Хороши, нечего сказать. Ушли и оставили гостей в одиночестве. (Улыбнулась.) Впрочем, кажется, им есть о чем поговорить и без вас. (Идет на улицу.)
Ольга. Я должна уехать сегодня. Сейчас же.
Лаврухин (не сразу). Куда ты решила ехать?
Ольга. Не знаю. В Нарьян-Мар. К Олегу. Не знаю.
Лаврухин (помолчав). Ну что же.
Ольга. Я возьму только необходимое, остальное пришлешь потом.
Лаврухин (тихо). Хорошо.
Ольга (дотрагиваясь до его руки). Из-за меня ты несчастлив теперь.
Лаврухин. Ни в чем не обвиняй себя, слышишь? Все равно меня нельзя разлучить с тобой. Ты – это свет, который будет светить мне всю жизнь, до конца.
Ольга (очень тихо). Славный Мишка.
Лаврухин (не сразу). Я вызову машину. (Уходит в дом.)
Тетя Тася (идет с улицы и несет большой букет цветов). Ну-с, вот и цветы! Это Нине от студентов юридического института. Узнав, что Нина Петровна дома, будущие прокуроры передали цветы и обратились в бегство. (Уходит в дом.)
С улицы в сад входит Ведерников. Увидя его, Ольга хотела уйти, но у нее не хватает сил на это, и она негромко окликает его.
Ольга. Шура. (Ведерников подходит к ней.) Я знаю про маму.
Ведерников. Только не говори, что я не виноват. Это неправда.
Ольга. Я понимаю, как тебе тяжело, но это не должно сломить тебя, слышишь? Возьмись за дело. Помни, тебе надо закончить работу над твоим препаратом.
Ведерников. Миша сделал это.
Ольга. Михаил?
Ведерников. Ему удалось. (Усмехнулся.) Я думал, видишь ли, что я единственный. Еще одна ошибка. Я сделал их много, Оленька. Больше, чем положено. Теперь у меня ни на одну нет прав.
Пауза.
Ольга. У тебя пуговица еле держится на шинели. (Обрывает пуговицу.) Вот, возьми, а то потеряешь.
Ведерников. Спасибо тебе. За все. (Целует ей руку.)
Ольга. И тебе тоже. (Гладит его волосы.)
Ведерников. Больше тебе не будет за меня совестно. Никогда.
Ольга (тихонько). Тогда мне, пожалуй, можно уйти?
Ведерников. Ступай. Конечно.
Ольга медленно уходит в дом. На улице, за углом, духовой оркестр грянул марш. На шоссе от Белорусского вокзала идут войска. На крыльце появляется Лаврухин.
Ведерников. Михей. Мишка! (Протягивает ему руки, и тогда Лаврухин сбегает с крыльца и обнимает Ведерникова. Несколько мгновений они стоят обнявшись.) Прости меня. Я не сумел быть хорошим другом. Только обещал и ничего не исполнил. Не оставляй меня одного. Я постараюсь быть необходимым. Как когда-то. Ты веришь?
Лаврухин (берет его за руку). Да.
Слышен шум подъехавшей машины.
Ведерников. Это за Ольгой?
Лаврухин. Хочешь, я скажу ей, и она останется.
Ведерников. Нет.
Лаврухин. Я скоро вернусь, расскажу все, чем я жил эти годы, а ты расскажешь про свое, и мы на чем-нибудь поладим. Верно?
Ведерников. Возвращайся. Я буду тебя ждать.
Лаврухин быстро уходит в дом. С улицы доносятся голоса. В калитку входит Люся; недоумевая, она смотрит вокруг и наконец замечает Ведерникова.
Люся. Шуренька, вот ты где. А я думала, не случилось ли чего. А ты что тут стоишь, как солдатик?
Ведерников. Стою вот.
Люся. А кто же там уезжает?
Ведерников. Ольга.
Люся. Куда?
Ведерников. Не знаю.
Люся. Надолго?
Ведерников. Очень. Навсегда.
Люся. А ты?
Ведерников. А я тут.
Люся (догадалась). Шуренька (точно протестуя), Шура!
Гудок автомобиля. Ведерников делает чуть заметное движение. Слышен шум отъехавшего автомобиля. Потом возникает тишина. Очень громко поют птицы.
Ведерников. Нет, не сейчас, но, может быть, когда-нибудь ты простишь меня, Люся. (Медленно опускается на скамейку.)
Люся печально смотрит на него, она понимает, как ему сейчас тяжело. Но ведь она женщина, и в эту минуту все-таки очень счастлива, хоть и пытается скрыть это. А потом она вдруг разом догадывается, что это не надо скрывать вовсе.
Люся. А я сейчас Шурочку в детский сад отводила. Знаешь, как у них там весело удивительно. Она все-таки у нас страшная чудачка, эта Александра Александровна. Я ей говорю: «Слушай ты, Шура Ведерникова, тебе на будущий год в школу идти, а ты такая разява. Куда это годится? Ты в первую очередь должна к самостоятельности приучаться, я ведь за тебя уроки делать не стану, у меня у самой скоро уроков будет, дай господи!» А она говорит: «Можешь не беспокоиться, мне соседская Наташа помогать обещалась. Вот как мы начнем втроем уроки готовить, папа даже из квартиры убежит! «Ну что, скажет, девочки, вы мне не даете отдохнуть? Я с работы уставший пришел, а вы так громко учите уроки, что я ухожу в кино, до свиданья!»
Ведерников не слышит ее слов.
Занавес.