Текст книги "Царство и священство"
Автор книги: Алексей Величко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
На этом фоне особенно убедительно звучат слова В.С. Соловьева (1853–1900), который писал: «Если думают, что центр единства не нужен, то пусть попытаются проявить помимо него живое единство Вселенской Церкви, пусть попробуют без него совершить какой-либо церковный акт, в котором было бы заинтересовано все христианство». Действительно, нет никаких сомнений в том, что для обеспечения единства и согласия всех членов Вселенской Церкви, для умиротворения национальной розни, нужна власть, стоящая выше всех партикулярных интересов, власть, собирающая всех христиан и обличающая все, что противно Царству Божьему на земле[222]222
Соловьев В.С. Россия и Вселенская Церковь. М., 1911. С. 210, 222.
[Закрыть].
Очевидно, В.С. Соловьев был далеко не одинок, отстаивая мнение о необходимости найти зримый центр церковной власти, обладающий «вселенской» компетенцией. И именно эту задачу должен был решить, по мнению «соборян», церковный Собор, относительно организации которого, как указывалось выше, точки зрения кардинально разделились.
Только Поместный Собор, включающий в себя все слои церковного общества, утверждал, например, Л.А. Тихомиров (1852–1923), способен создать авторитетное высшее церковное управление, объединив епископат с рядовыми иереями и мирянами. Никакая иная форма не способна заменить или подменить собой Собор[223]223
Тихомиров Л.А. Необходимость церковного Собора//Тихомиров Л.А. Церковный Собор, единоличная власть и рабочий вопрос. М., 2003. С. 559.
[Закрыть]. Вслед ему и А.В. Карташев (1875–1960) полагал, что лишь в состоянии полной гармонии епископата с паствой подлинно выражается голос Церкви. А «в случае расхождения и в меру этих расхождений Собор становится недостаточным и несоборным, а потому должен быть восполняем голосом заинтересованных слоев церковного тела»[224]224
Карташев А.В. Вселенские Соборы и соборность//Карташев А.В. Церковь. История. Россия. М., 1996. С. 72, 73.
[Закрыть].
Но при внешней привлекательности рисуемого «соборного» идеала здесь возникают вопросы, не находящие ответа. В частности, кто и как определит, насколько гармоничны отношения епископата с паствой и на основе каких критериев? Каким образом будет организовано это восполнение? И, наконец, откуда уверенность в том, что именно этим способом будут преодолены расхождения? Ведь речь в данном случае идет о сугубо практических вопросах организации органов церковной власти, общие фразы в подобных условиях неуместны.
Следует также отметить, что идея «смешанного» Собора, включающего в свой состав и мирян, и клириков без какого-либо участия государственной власти, позднее прошла-таки (и проходит сейчас) в России опытную апробацию, результаты которой едва ли могут нас обнадежить. Начнем с того, что в полном забвении древних церковных традиций эта практика основывается на сугубо юридической идее представительства, которую Церковь ранее никогда не знала и от которой нас так отговаривают сами «соборяне»[225]225
Афанасьев Николай, протопресвитер. Собор в русском православном богословии//Афанасьев Николай, протопресвитер. Церковь Божия во Христе. С. 622.
[Закрыть].
Так, п. 2 главы II ныне действующего Устава Русской Православной Церкви определяет, что помимо архиереев все остальные участники Собора – суть представители мирян, монашествующих и клира. Поскольку в таком случае ни о какой последующей церковной рецепции речь уже не идет, трудно предположить, что работа этого высшего органа Русской церкви в вероучительных делах и канонических устроениях может основываться на идее живой и неразрывной связи священноначалия и остальных членов Церкви. И не случайно, как известно, деятельность Поместного Собора была и остается едва ли заметной и в любом случае эпизодической.
Поскольку же как в государстве, так и в Церкви властный орган должен действовать постоянно и единолично, то, как следствие, на первый план неизбежно выходит епископат в форме Архиерейского Собора, который с формальной точки зрения занимает вторую строчку в иерархии церковных органов. В результате, пытаясь передать верховную власть в Церкви всей церковной полноте, сторонники «смешанного» Собора по факту добровольно признают высшую компетенцию Собора, состоящего только из архиереев.
Неестественность такого положения дел настолько очевидна, что при изучении Устава Русской Православной Церкви трудно понять, какой же из этих двух органов в действительности является высшим. Как выясняется – ни один, поскольку каждый из них обладает высшей компетенцией в Русской Церкви, но по разным вопросам. Так, согласно п.1 главы II Устава, Поместному Собору принадлежит высшая власть в Русской Православной Церкви «в вопросах избрания Патриарха Московского и всея Руси и ухода его на покой, предоставления автокефалии, автономии или самоуправления частям Русской Православной Церкви».
А п.1 главы III Устава определено, что Архиерейскому Собору принадлежит «высшая власть в Русской Православной Церкви в вероучительных, канонических, богослужебных, пастырских, административных и иных вопросах, касающихся как внутренней, так и внешней жизни Церкви; в области поддержания братских отношений с другими Православными Церквами, определения характера отношений с инославными конфессиями и нехристианскими религиозными общинами, а также с государствами и светским обществом».
В довершение всего п. 2 главы II установлено, что право созывать Поместный Собор принадлежит Архиерейскому Собору. Впрочем, иногда это может быть сделано патриархом Московским и Всея Руси. В любом случае созыв Поместного Собора определяется не какой-либо заранее оговоренной периодикой, а сугубо практическими обстоятельствами и субъективными соображениями патриарха и составляющих Архиерейский Собор архиереев. Или кто-нибудь может дать иное толкование термину «по мере необходимости», содержащемуся в Уставе?!
Кроме путаницы понятий и компетенций здесь трудно что-либо увидеть. Быть может, кто-то найдет в этой конструкции лелеемую демократическими теоретиками теорию «разделения властей»? Но и здесь их ждут неожиданности, поскольку в соответствии с п. 6 главы III Устава Архиерейский Собор является также церковным судом высшей инстанции. Разумеется, ни о каких трех ветвях власти речь уже идти не может.
Получается, что деятельность Поместного Собора как высшего органа власти Русской церкви, целиком и полностью зависит от нижестоящего по отношению к нему Архиерейского Собора. А тот в свою очередь зависит от патриарха, к компетенции которого относится его созыв, причем не реже 1 раза в четыре года (п. 3 главы III Устава). Скажем прямо, такая редкая периодичность также не способствует нормальной регулярной работе этого высшего органа власти.
Сам собой напрашивается вывод, что за ширмой двух Соборов реальная власть сосредотачивается в руках патриарха. Но в действительности и его правовое положение не лишено двусмысленности. Ведь согласно Уставу Русской Православной Церкви, патриарх Московский и Всея Руси занимает всего лишь третье место в иерархии органов церковной власти, а потому, естественно, епископат возглавить не может в силу ограниченности своих властных полномочий. Едва ли это место патриарха заслуженно и обоснованно с точки зрения церковной практики и традиций.
Забвение тех исторических примеров, на которых становилась и развивалась Кафолическая Церковь, приводит к тому, что меняется (вернее, подменяется) содержание древних институтов, искажаются сами формы, через которые органы церковной власти традиционно осуществляли свою компетенцию. У католиков, по крайней мере, Римский папа официально занимает первенствующее место и тем самым придает латинской конструкции необходимую системность и законченность (как богословскую, так и каноническую). А у нас Собор епископов существует сам по себе, не нуждаясь в главенстве патриарха. И уже потому власть предстоятеля Русской церкви в предлагаемых конструкциях повисает в воздухе, вследствие чего он попадает в абсолютную зависимость от Архиерейского Собора.
Таким образом, ни один из заявленных в Уставе органов церковной власти не является самодостаточным и полноценным. Откуда же взяться этому видимому центру церковной власти?! Безусловно, традиции времен богоборчества, когда в глазах всего православного общества таковым являлся Московский патриарх, не умерли и по сей день. Вероятно, именно этим и объясняется то обстоятельство, что фактически патриарх обладает бо́льшими реальными возможностями, чем это предписано Уставом Русской Православной Церкви. И слава Богу, поскольку в противном случае нас ждала бы анархия взаимоконтролирующих и взаимозависимых органов церковного управления. Но не лишним будет также заметить, что отсутствие строго и четко распределенной компетенции в сфере управления приводит к обычному для нас правовому нигилизму, но уже в церковной среде. И если с таким положением дел можно было мириться в годы гонений, в переходные периоды, когда Русская церковь вставала с колен на ноги, то в настоящее время, когда Россия и церковное общество пытаются вернуться к древним, освященным временем традициям, ищет свой общественно-политический идеал, это едва ли должно приветствовать. Тем более признавать нормой жизни и возводить на уровень церковного «догмата».
Гораздо более древнюю историю имеет доктрина о том, что Соборы легитимны лишь при условии формирования их исключительно из лиц архиерейского звания. Но при ближайшем рассмотрении и данная теория не может нас удовлетворить. Разумеется, бессмысленно отрицать тот очевидный факт, что в составе церковных Соборов часто численно довлели архиереи. И что Соборы издавна служили общепризнанным способом принятия решений по многим вопросам, включая судебные процедуры над согрешившими членами Церкви, а также формулировку догматических и канонических определений. Но сказанное вовсе не предполагает, что, кроме епископов, в состав Собора не входили иные лица, не только равные архиереям, но и превосходящие их по компетенции в церковном управлении. И уж тем более нет никаких оснований считать Соборы епископов непогрешимыми. Однако, как ни странно, даже серьезные богословы поддаются желанию догматизировать эту идею. И, как следствие, переходят к тому же пониманию «соборности», которое сами же ранее справедливо критиковали.
В этом отношении почти хрестоматийными считаются взгляды митрополита Макария (Булгакова). Обоснование всевластия епископских Соборов он начинал с утверждения, что для устройства Церкви характерно разделение ее на две части: паству (мирян) и иерархию (священство), учрежденную непосредственно Самим Христом. Члены иерархии подразделяются в зависимости от степени посвящения на епископат, пресвитерство и диаконство, которым Господь и предоставил абсолютное право учительства, совершения таинств и управления верующими. Преимущество сана епископа обусловлено тем, что каждый архиерей является преемником святых апостолов. А потому епископ в своей епархии законно считается местоблюстителем Христовым, главным учителем, духовным правителем, начальником над всей подведомственной ему иерархией и паствой[226]226
Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. Православно-догматическое богословие. Т. 2. С. 210, 211, 214, 215, 224.
[Закрыть].
Если каждая община вверена своему епископу, продолжал митрополит Макарий, то, следовательно, Церковь Вселенская, включающая в себя все множество национальных Церквей, поручена всему епископату в целом, как особому сословию, корпорации. Как преемники апостолов, все епископы равны между собой, имеют одинаковую честь, достоинство и власть вне зависимости от места своего нахождения. А посему независимы ни от кого, кроме всей корпорации архиереев в целом. Только Собор епископов легитимен вершить суд над любым из них – никто другой. Лишь епископат вправе заседать на Соборах, остальным участникам предоставлено право совещательного голоса либо право быть помощниками или представителями архиереев. Наконец, Вселенский Собор, собирающий архиереев всех Поместных Церквей, является высшим органом Церкви, решения которого обязательны для всех времен и народов[227]227
Там же. Т. 2. С. 230, 231.
[Закрыть].
Эта конструкция приобрела настолько устойчивые в нашей отечественной науке черты, что едва ли не возведена на уровень официальной церковной теории. Ее категорично отстаивал И.С. Бердников (1839–1915), также утверждавший, что высшая правительственная власть во Вселенской Церкви принадлежит епископату в его целом составе, а управление Поместными Церквами – Собору епископов каждой с митрополитом или патриархом во главе[228]228
Бердников И.С. Краткий курс церковного права Православной Церкви. В 2 т. Т. 2. Казань, 1913. С. 28, 29.
[Закрыть].
И С.В. Троцкий (1878–1972) писал вслед за ним, что апостолы передали свою власть над Церковью Вселенскому епископату, органом которого является Вселенский Собор[229]229
Троицкий С.В. О церковной автокефалии//Троицкий С.В. Единство Церкви. М., 2016. С. 379.
[Закрыть]. А епископ Никодим (Милаш) – (1845–1915) даже полагал, будто учение о всевластии Соборов епископов составляет основу всего права Православной Церкви и находит свое подтверждение в Священном Писании, канонических постановлениях и в церковной практике предыдущих веков[230]230
Никодим (Милаш), епископ Далматинский. Православное церковное право. С. 237.
[Закрыть].
Правда, с последними заверениями нам еще предстоит разобраться более детально. Для начала достаточно напомнить, например, что принципиально неверно говорить только о трех четко выраженных степенях посвящения. Ведь, например, должность субдиакона (иподиакона) некогда считалась отдельной степенью священства, над которой совершалась своя хиротония.
Другой тезис также не может не вызвать недоумения. «В истории церковного права, – продолжал далее епископ Никодим (Милаш), – мы не знаем ни одного случая, чтобы отречение епископа от кафедры было предоставлено какой-либо власти, кроме соборной; да такого случая не могло и быть, потому что ни одна власть, кроме соборной, не могла бы принять подобного отречения. Соборная власть, или, говоря точнее, та власть, которая поставила епископа, митрополита или патриарха, и может только одна судить епископа, митрополита или патриарха – всякая же другая власть не компетентна в этом»[231]231
Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского. В 2 т. Т. 1. М., 2001. С. 322.
[Закрыть].
В этом утверждении правдой является лишь то, что процесс хиротонии епископа, митрополита и патриарха действительно совершался другими архиереями. Но этот окончательный акт, венчающийся избрание лица установленной формой посвящения, никак не касается утверждения его кандидатуры – претендента обычно определял по своему выбору сам Византийский император, а никакой не Собор епископов. Так же действовали и Франкские короли, и Германские императоры, и Московские цари. Спускаясь по исторической лестнице еще ниже в глубь веков, мы обнаружим эту же практику в Библейские времена, когда именно Израильские цари определяли кандидатуру еврейского первосвященника – византийцы в этом отношении не выдумали ничего нового, лишь четко соблюдали древнейшую традицию. И если такие случаи неизвестны нашему ученому, то это вовсе не означает, что историю христианской цивилизации следует переписать заново.
С осуждением виновного архиерея дело обстоит еще проще: цари не просто назначали своим решением суд над таковым, а епископы лишь выносили формальный приговор, но нередко сами непосредственно судили архиереев, если на то были причины. А во времена, когда политическим преступлением считался и проступок против царя, и возмущение веры, трудно было найти чисто «религиозные» обвинения против того или иного архиерея, чтобы избежать политического процесса под председательством василевса.
Да и в целом здесь возникает больше вопросов, чем можно найти ответов на ранее озвученные проблемы. Чтобы считать, как И.С. Бердников, будто власть в Поместной Церкви принадлежит Собору епископов вместе с патриархом, необходимо наделить последнего полномочиями, аналогичными тем, какие имеет Римский понтифик. В противном случае, как равный среди равных, он попросту не в состоянии управлять братьями-епископами. Однако в канонах Церкви мы ничего подобного не увидим. Конечно же, патриархи (особенно «Вселенские» патриархи) имеют особые административные полномочия, заметно возвышающие их над остальным епископатом. Но все же не настолько широкие и универсальные, чтобы уподобляться Римскому понтифику.
Впрочем, эта проблема (даже если она будет разрешена и патриарх станет на латинский манер во главе Церкви вместо Собора или над Собором) касается только одной Поместной Церкви. А как быть с остальными православными Поместными Церквами и вообще всей Восточной церковью?! Кто возглавит ее? Пентархия, совет пяти патриархов? Но в настоящий момент глав Поместных Церквей, обладающих патриаршим саном, гораздо больше древнего «священного» числа Вселенских архиереев. Да и «Совет патриархов» представляет собой явление, не имеющее аналогов в двухтысячелетней истории Кафолической Церкви. Об этом можно рассуждать только теоретически, как это делал, например, преподобный Феодор Студит (память 11 ноября), что никогда не приветствовалось Церковью, всегда отдававшей приоритет или конкретным писаным канонам, или правовому обычаю.
Кроме того, и в этом случае неизбежно встает вопрос о председательствующем архиерее, которому бы принадлежала бо́льшая полнота власти, чем всем остальным патриархам. Существуют ли канонические предпосылки для того, чтобы признать наличие таких высших прерогатив у Константинопольского патриарха, например? Едва ли. На сей счет известен единственный канон, отлитый в форму 1-го правила Собора в Храме Святой Софии (879–880 гг.), да и тот устанавливает лишь равенство компетенции Римского понтифика и Константинопольского патриарха, не допуская ни при каких обстоятельствах, чтобы кто-либо, осужденный одним из этих двух великих архиереев Вселенской Церкви, искал апелляции у другого. Не говоря, разумеется, вообще о ком-либо ином епископе. Это правило, однако, не решает озвученной проблемы, поскольку принималось для примирения двух кафедр, пребывавших дотоле в расколе, и преследовало своей задачей уравнять полномочия их предстоятелей. Впрочем, остальные патриархи не могут похвастаться даже этим.
Следует признать, что, в отличие от некоторых наших отечественных канонистов, католики по-своему более последовательны и логичны. Согласно сборнику канонов Римской церкви, коллегия епископов (т. е. весь вселенский епископат в целом) обладает верховной властью в Кафолической Церкви – в этом наши канонисты единомышленны с латинянами. Но для католиков это возможно лишь в соединении с папой («коллегия епископов не существует без ее главы»), который в то же время обладает верховной властью в Церкви и помимо коллегии епископов. Иными словами, не нуждается в делегировании каких-либо прав в свою пользу, поскольку его власть и так носит универсальный характер[232]232
Вишневский А.А. Каноническое право. Древняя Церковь и Западная традиция. М., 2006. С. 200.
[Закрыть].
Любой Собор епископов, включая Вселенский, легитимен у латинян лишь при условии утверждения его актов Римским папой, который является безальтернативным и абсолютным источником власти в Церкви. В сборнике канонических правил Римо-католической церкви так и провозглашено: «Хотя Вселенский Собор по природе обладает верховной властью по отношению ко всей Церкви, он, тем не менее, представляет собой орган, руководимый Римским понтификом, причем апелляция к Собору, обжалующая решение папы, невозможна. Декреты Вселенского Собора вступают в силу только в том случае, если они были одобрены Римским понтификом вместе с отцами, принимавшими участие в работе Собора, а в дальнейшем были утверждены самим папой и обнародованы по его распоряжению»[233]233
Каноническое право о народе Божьем и браке. М., 2000. С. 56.
[Закрыть].
Более того, у латинян церковная власть может реализовываться и внесоборно, что становится возможным как раз по причине того, что наряду с Собором епископов латиняне признают обязательное наличие единоличного и единовластного органа церковной власти – Римского понтифика.
Такой логической законченностью теории указанных выше правоведов не обладают. Ранее, во времена Византийской империи, споря с католиками, православные греки доказывали, что Соборы созывались императорами, латиняне приписывают эти же полномочия папе. В любом случае речь шла о том, что решение о созыве Вселенского Собора принимает какой-то иной орган церковной власти; он же обеспечивает легитимность его решений. Спор был лишь относительно того, что это за орган – император или понтифик.
Но в теориях наших «соборян» никакой единоличный орган власти рядом с Вселенским Собором принципиально не допускается. Однако и полагать, будто Вселенский Собор (тем более Собор, состоящий из одних только епископов) самодостаточен и сам по себе обладает всей полнотой власти, решительно нет никакой возможности, поскольку это противоречит общеизвестным фактам. Любые компромиссные попытки обосновать иную, промежуточную конструкцию (например, будто бы Византийские императоры только выполняли указание епископата о созыве Собора, а их подпись под актами «всего лишь» придавала им силу государственных законов, но не церковных актов[234]234
Цыпин Владислав, протоиерей. Курс церковного права. С. 264.
[Закрыть]) рушатся под тяжестью исторических фактов и откровенно нелепы.
Кроме того, канонисты давно уже пришли к выводу, что Вселенский Собор – орган чрезвычайный и экстраординарный, собираемый всегда исключительно для разрешения важнейших общецерковных дел. Иными словами, орган, который не создан по своей природе для систематической работы. Нельзя также не заметить, что, по верному замечанию А.С. Павлова (1832–1898), название «Вселенский» не выражает мнения о присутствии на Соборах всех архиереев или даже большинства из них, что автоматически ниспровергает тезисы митрополита Макария и его сторонников[235]235
Павлов А.С. Курс церковного права. СПб., 2002. С. 204, 205.
[Закрыть].
Помимо всего прочего, так и напрашивается вопрос: а кто сегодня правомочен созвать Вселенский Собор? Пусть даже (как нас пытаются убедить) Византийские императоры делали это по просьбе или пожеланиям архиереев, но это было их решение, их юридический акт, который и полагался в основу деятельности очередного вселенского собрания. А сейчас? На этот вопрос мы не найдем удовлетворительного ответа. Тезис, будто прежняя практика, основанная на созыве Вселенских Соборов императорами, «не дает разумных оснований отрицать возможность созыва Собора по почину иных, собственно церковных инстанций; такое отрицание было бы недопустимо смелым вторжением в сферу действий Святого Духа»[236]236
Цыпин Владислав, протоиерей. Курс церковного права. С. 264.
[Закрыть], для правоведа звучит шаманским заклинанием. Во-первых, никаких канонических оснований для таких смелых «богословских» заверений не существует. А, во-вторых, каноническая практика, которая всегда играла в истории Церкви высокую роль обычного права, подобных примеров просто не знает.
Разумеется, при данных характеристиках Вселенский Собор никак не может претендовать на главенство в иерархии органов церковной власти. Да и можно ли считать Вселенский Собор непогрешимым? Этот момент чрезвычайно важен, поскольку в предлагаемой нам доктрине данное качество презюмируется в полном виде, точно так же, как латиняне признают непогрешимость вероучительных формул Римского папы. В этом отношении для нас чрезвычайно важно одно суждение Ю.Ф. Самарина. Как и всякий крупный (но редкий) ученый, Ю.Ф. Самарин был хладнокровно самокритичен и под конец жизни существенно скорректировал собственное прежнее мнение на этот счет, найдя его небезошибочным.
Весьма показательно одно его частное письмо, в котором он писал следующее: «Предполагают вообще, что между Латинской церковью и нашей разногласие состоит в том, что одна принимает за орган божественного вдохновения особу преемника апостола св. Петра, тогда как другая приписывает ту же силу совокупности епископов, соединенных во Вселенский Собор. Таким образом, с обеих сторон было признание внешнего знака в принципе и разногласие лишь относительно факта. Признаюсь, что я сам долгое время держался этого учения, но по зрелом размышлении оставил его. Что меня сначала поразило, это то, что на этой почве мы всегда были побиваемы папистами. Если только допустить этот принцип – они одни последовательны, предлагая в качестве знака определенную личность, видимый характер которой бесспорен. Приглядываясь ближе, я заметил, что никогда Церковь не усвояла заранее никакому Собору характера вселенскости. Никогда она не говорила: такое-то учение истинно, потому что его провозгласил такой-то Вселенский Собор; напротив, только признавши учение истинным, она усвояла формулировавшему его собранию титул вселенского»[237]237
Соловьев В.С. Из вопросов культуры. Ю.Ф. Самарин в письме к баронессе Э.Ф. Раден// Соловьев В.С. Собр. соч. Т. 5. СПб., б/г. С. 444, 445.
[Закрыть].
Развивая его мысль, В.С. Соловьев совершенно справедливо утверждал, что Церковь никогда не считала саму по себе соборную форму непременным ручательством истины. И никогда не признавала Собор епископов за единственно законный и совершенный образ церковного правления. Достаточно напомнить, говорил он, что «рядом с истинными православными Соборами были и ложные, еретические. Ясно, что соборность не ручается за истинность, а, следовательно, не может быть предметом веры»[238]238
Соловьев В.С. Славянский вопрос. С. 63.
[Закрыть]. Как видим, ни в истории Церкви, ни в канонах мы не находим обещанных подтверждений тех идей, которые высказывались епископом Никодимом (Милашем), Бердниковым или митрополитом Макарием (Булгаковым).
Наконец, третий аспект окончательно ниспровергает предлагаемую теорию высшей власти епископских Соборов, которая, повторимся, зиждется на аксиоматичном утверждении, будто все епископы равны между собой. Но в действительности никакого равенства между архиереями нет, напротив, и здесь, как в случае с церковными общинами, мы видим четко сложившуюся уже с апостольских времен церковную иерархию. Достаточно привести тот простой факт, что институт митрополитов и патриархов стоит выше над всеми подчиненными им епископами. И это положение дел закреплено в древних канонах[239]239
Суворов Н.С. Курс церковного права. В 2 т. Т. 2. Ярославль, 1890. С. 23.
[Закрыть].
Так, 34-е Апостольское правило категорично требует, чтобы «епископам всякого народа подобает знати первого из них, и признавати его яко главу, и ничего превышающего их власть не творити без его рассуждения». При этом епископ-митрополит, обладавший в своей провинции верховной церковной властью, одновременно с этим имел собственную епархию, где действовал как рядовой архиерей. Иными словами, имел одновременно и ординарные епископские полномочия, и сверхординарные, митрополичьи[240]240
Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского. Т. 1. С. 100.
[Закрыть]. Разумеется, ни о каком равенстве с подчиненными ему епископами провинции и речи быть не могло.
Чрезвычайно интересно, что, по мнению авторитетных канонистов, 4-й и 6-й каноны I Вселенского Собора (325 г.), требующие непременного утверждения выбора епископа митрополитом области, не содержат сугубой новации для своего времени. Скорее всего, каноны лишь утвердили ту практику, которая и ранее бытовала на Востоке[241]241
Люилье Петр, архиепископ. Правила первых четырех Вселенских Соборов. М., 2005. С. 84–86.
[Закрыть].
9-й канон Антиохийского собора (341 г.), устанавливающий, что «в каждой области должно ведати епископа, в митрополии начальствующего, и имеющего попечение о всей области», без которого никто не должен что-либо творить, также ссылается на древность этого правила: «По древле принятому от отец наших правилу». С учетом того, что в древние времена митрополии являлись фактически самостоятельными церковными организациями, речь, как легко понять, идет ни много ни мало как о предстоятеле Поместной Церкви[242]242
Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского. В 2 т. Т. 2. М., 2001. С. 69, 70.
[Закрыть].
Есть и другие каноны, безусловно основанные на идее различия властных полномочий архиереев в зависимости от их публично-церковного статуса. В частности, 50-й канон Лаодикийского собора (364 г.) требует, чтобы епископ не искал иного суда над собой, чем суда своего митрополита. А 119-й канон Карфагенского собора (419 г.) предписывает архиерею явиться на суд по требованию митрополита. Эти же нормы были впоследствии подтверждены законами Византийских императоров и правилами Двукратного Собора (869 г.). Так, 14-е правило Двукратного Собора гласит: «Каждый должен ведати свою меру: и ниже пресвитер да пренебрегает своего епископа, ниже́ епископ своего митрополита». А 15-й канон этого же Собора устанавливает, что если кто-либо из пресвитеров, епископов и митрополитов отступает от общения со своим патриархом и перестает поминать его на Литургии, то подлежит низвержению из сана.
Несоответствие гипостазируемой идеи равенства архиереев каноническому праву Кафолической Церкви прекрасно подтверждает, в частности, и 14-е правило Неокесарийского собора (промежуток между 314–325 гг.), которое определяет, что хорепископ (о нем речь пойдет и дальше), хотя и обладает архиерейским саном, но тем не менее всего лишь сослужитель епископа того полиса, в границах которого находится его собственная община.
Таким образом, подытожим: канонические институты митрополитов и патриархов, с одной стороны, хорепископа – с другой, служат живым и наглядным опровержением теории равенства полномочий архиереев. Ведь если все епископы равны по должности, то каким образом возникла эта иерархия?! Характерно также, что каноническое право, описывающее процедуру обжалования решения митрополита, устанавливает в качестве апелляционной инстанции либо местного экзарха, или Константинопольского патриарха (9-е и 17-е правила Халкидонского Собора). Но ни один канон не предусматривает в этом качестве Собор епископов[243]243
Суворов Н.С. Церковное право как юридическая наука//Юридический вестник. Т. XXVIII. М., 1888. С. 538.
[Закрыть].
И если абстрагироваться от нюансов, то, пожалуй, наиболее адекватно идею равенства епископов изложил И.М. Скворцов (1795–1863): «Каждый епископ в отношениях с другими епископами должен уважать их права и власть, как своих собратий. Посему по управлению вообще, власть епископа ограничивается одной его областью и не должна препятствовать действию власти других епископов (9-й канон Антиохийского собора, 64-й и 67-й каноны Карфагенского собора). Правила весьма строго запрещают ему восхищать кафедры чужие (59-е правило Карфагенского собора), не позволяют и чужого клирика удерживать у себя (66-й канон Карфагенского собора). Не должен епископ в чужой епархии рукополагать кого-либо без согласия местного епископа, а также в своей епархии чужого клирика (13-е правило Анкирского собора 314 г.)» и т. д.[244]244
Скворцов И.М. Записки по церковному законоведению. Киев, 1861. С. 40, 41.
[Закрыть] Здесь как раз идея равенства понятна и адекватна, в отличие от выше рассмотренной доктрины.
Ввиду явного несоответствия теории о полномочиях епископских Соборов историческому опыту Церкви, А.С. Павлов значительно смягчал тезисы митрополита Макария (Булгакова). По его мнению, вся полнота церковной власти в любом случае принадлежит только епископу, но равенство архиереев в управлении Вселенской Церковью (очень важный нюанс!) проявляется лишь на Вселенских Соборах, этих чрезвычайных представительствах всей церковной иерархии[245]245
Павлов А.С. Курс церковного права. С. 169, 170.
[Закрыть].
Но из всего этого все равно выходит, что никакого равенства архиереев в действительности не существует, поскольку, как известно, в истории Православной Церкви насчитывается всего семь Вселенских Соборов, а потому как минимум 1200 лет из 2 тысяч лет своего существования, Церковь Христова не знала равенства своих архиереев. Ведь последний Вселенский Собор состоялся в 787 г. Не знала она его, выходит, и до 325 г., когда был созван I Вселенский Собор в Никее.
