Текст книги "Высокое давление"

Автор книги: Алексей Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Алексей Лукьянов
Высокое давление

Усаживайтесь поудобнее. Мы рады, что вы выбрали нашу туалетную бумагу. Желаем приятного времяпрепровождения

Пролог

– На ход! На ход давай!

– Даю!

– Ещё полметра!

– Взяли!

– Кто не тянет?

– Да тяну я!

– Ещё взяли!

– Всё, встала. Курим!

Как стояли – так и попадали на только что установленную трубу.

Игорь вытащил две сигареты, одну протянул Мите:

– Кури.

– Не буду, Игорёчек, – Митя даже отодвинулся.

– Кури, говорят. Халява.

Игорь регулярно предлагал Мите «кислородную палочку». Митю это оскорбляло, а оскорблённый Волокотин чудо как хорош для поднятия настроения. Плюнешь Мите в рожу – и всё как-то веселее: народ начинает шутить, в остроумии упражняться. Волокотина не оскорбишь – и день, прямо скажем, бездарно проходит, радости жизни нет.

Однако нынче забавы не получилось.

– Игорь Валерьевич, я ценю бесценные знаки твоего внимания, но не могу принять сигарету, поскольку большинство врачей утверждает, что курение вредит здоровью.

Митя закончил говорить и безумно посмотрел на коллег.

Коллеги тоже недоумённо уставились на Митю.

– Милейший, тебе плохо? – спросил бугор, и осёкся.

Все посмотрели на бугра.

Игорь открыл рот… и тут же закрыл, бешено вращая глазами.

– Э… – взял слово кузнец. – Думаю…

Кузнец задумался.

Вслед за ним задумались, то и дело разевая рты, Опарыш и Вовка.

Минут пять все слушали, как завывает в трубах ветер.

– Я думаю, – кузнец закончил молча шевелить губами, – что мы забыли какие-то слова.

1

Кризис застал администрацию «Промжелдортранса» врасплох. Накануне южный маневровый район выполнил план по перевозкам, работникам по этому поводу выдали премию, а буквально через день там же запороли вал у тепловоза. Оно бы, может, и ничего – поставить в депо, организовать аврал и починить строптивую «семёрку», да запчасти на движок оказались дороговаты – почти пять миллионов. И не успел генерал как следует рассердиться на нерадивых подчинённых, как разразился мировой финансовый кризис.

Правда, узнали о нём с некоторой задержкой.

А сначала кузнец пришёл на работу в некотором раздражении.

– Чего тебя так колбасит? – спросил сварщик.

– Да интернет не работает! – Лёха сурово распахнул свой шкафчик и начал переодеваться. – Падла, до двенадцати работал, а потом – бац! – пропал.

– А у меня телевизор перестал показывать, – встрял в разговор Волокотин.

– И у меня, – подал голос Опарыш. – А я смотрел, как Оскар с Делахойей махаются. Только этот тому вклепал!

В самый разгар спортивного комментария в раздевалку зашёл токарь.

– Гамарджоба! – поздоровался он.

– Оскар, ты, говорят, вчера вечером Делахойе вклепал? – спросил у него Лёха.

– Одной левой! – согласился токарь. – Так вломил, что аж телевизор потух, до сих пор не работает.

– И у тебя тоже?!

Потом оказалось, что не работает ещё и радио во всех диапазонах, и мобильники молчат, и даже проводная связь барахлит.

– Не говорит и не показывает Москва! Не работают все радиостанции Советского Союза! – торжественно объявил кузнец, когда гробовым молчанием отозвалась даже радиоточка на кухне.

Как оказалось – это надолго.

Через два дня пришла депеша: так мол и так, партия и правительство российской нашей капиталистической федерации с прискорбием сообщают, что радио и телевидение с Интернетом, а также сотовая и проводная связь приказали долго жить. Короче – пива нет и неизвестно. Посему средством массовой коммуникации становится почта, а газеты будут выходить чаще.

Газеты и впрямь повалили: утренняя и вечерняя, а кое-где даже обеденную стали доставлять. Разумеется, что тут стало как-то не до работы: мужики начали сравнивать, что в какой газете пишут, что это за кризис такой финансовый, и с чем его едят. Тут газеты оказались весьма единодушны: в унисон друг другу вторили и «Правда», и «Комсомолка», и «Спид-инфо», что курс Доу-Джонса стремительно падает с Эмпайр-Стейт-Билдинг, что доллар скоро сгорит зелёным пламенем, и вообще верным путём идёте, товарищи!

На это Лёха говорил, что это всё бубнёж, Игорь посылал Лёху на хутор, бабочек ловить, и говорил, что Запад нам и между ног ничего не щекотал, а вот китайцы – наши братья! А потом пришёл Гардин и сказал:

– Генерал велел передать, что в связи с финансовым кризисом Китай отказался от поставок калийных удобрений.

– И что это значит? – спросил Опарыш.

– Это значит, сынок, что ты будешь меньше есть, – пошутил Митя.

Не прошло и недели, как в «Промжелдортрансе» сократили на четыре часа рабочую неделю, отменили ряд премиальных и надбавки за совмещение профессий.

– На нас надвигается огромная жопа, – заметил как-то Лёха, когда они с Игорем держали приставную лестницу, по которой с эстакады спускался Опарыш.

Игорь посмотрел вверх.

– Да, таких жоп поискать, – согласился он.

А потом уволили пенсионеров, рабочую неделю сократили до трёх дней, и почти всем рабочим предложили уйти в неоплачиваемый отпуск, пока не появится работа. В воздухе запахло глобальным сокращением, и вот тогда все поняли, что жопа уже здесь.

Гардина, конечно, в бригаде никто не любил и не уважал, однако нельзя сказать, будто он весь состоял сплошь из пороков. Была у начальника одна очень хорошая черта – у него всегда водились деньги, и он никогда не отказывал, когда просили взаймы. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы долг не приходилось возвращать, но от некоторых людей нельзя требовать слишком много.

Не прошло и двух сокращённых недель, как он вызвал всю бригаду, и даже уволенного по пенсии бугра.

– Газеты читаете? – спросил он.

– На кой бы они сдались, – чуть ли не хором ответил коллектив.

– Я лучше пивца изопью, – уточнил свою позицию бугор.

– Ну и напрасно, – попенял Гардин. – Ладно, сидите, сейчас зачитаю.

Раскрыл какую-то центральную газету и начал бубнить: «…академия наук разработала новую, революционную технологию, призванную заменить устаревшие телекоммуникации…»

Короче, оказалось, что газеты население не читает. Во-первых – слишком дорого, во-вторых – не учли наверху, что молодёжь информативности предпочитает развлекаловку, да и читать не любит, откровенно говоря; а те, кому за тридцать, газетами только задницу подтирают. Вот и решили найти хоть какую-то альтернативу телевидению и радио, чтобы, значит, пропаганду в каждый дом. И ничего лучше придумать не могли, как использовать в качестве массовой телекоммуникационной системы паровое отопление. Чего-то там яйцеголовые покумекали и спроектировали нехитрое устройство – генератор парового вещания – способное принимать и передавать информацию с помощью пара. И теперь кризис нам нипочём, потому что мы всей страной начнём производить и монтировать эти паровые коммуникации высокого давления: для себя и для всего мира.

И действительно – работы сразу стало завались. Специалистов по паровым коммуникациям в городе было не так уж и много, поэтому, не успели мужики смонтировать генератор и подвести сетевые трубы к управлению, как их тут же откомандировали на прочие объекты того же назначения. Не понятно было только одно – откуда деньги? Вот только вчера в стране не было денег, бушевал кризис и предприятия вовсю сокращали рабочие места! Легли спать – всё плохо, проснулись – вдруг всё хорошо стало. Ну, не совсем хорошо, а так, как раньше было.

Подняли этот вопрос во время перекура.

– Да были у них деньги, чего спорить, – авторитетно заявил сварщик. – И у нашего генерала были. Вон, смотри – работяг всех отправили лапу сосать, а из управы хоть бы одного пенсионера попросили. Что они там, пашут невлюбенно?

– Не в том вопрос, есть ли у них деньги, а в том, на что они их тратят, – перебил его кузнец. – Вот, купил генерал новый джип вместо прежнего. Почти пять мультов. А старый всего три года пробегал, как новенький. На хрена этот новый джип, когда можно было тепловоз отремонтировать?

– Да мы вообще не своим делом занимаемся, – психовал Волокотин, которому на открытом пространстве некуда было загаситься и приходилось впахивать наравне со всеми. – Мы за водопровод и отопление на предприятии отвечаем, ну, ещё там за ремонт технологического оборудования. А мы тут чем занимаемся?

– Так ведь там работы нет, – сказал Вовка.

– Вот именно. Там работы нет, а мы всякой чухнёй занимаемся.

– Зато деньги платят, – сказал Вовка.

– Да чего ты пристал со своими деньгами?! Тут дело принципа!

– Хватит хрустеть, – оборвал разговор бугор. – Клепал я один работать.

Работать, конечно, пошли – куда деваться? Но осадок остался. Всё производство в стране стоит, электричество работает через раз – сварщики давно с дуговой перешли на ацетиленовую сварку, кузнец вовсю ковал хомуты для стыков, токарь десятками точил клёпки и болты для этих хомутов. Работа кипела. А вот удовольствия не было. Будто сооружали виселицу, на которой всех потом и вздёрнут.

Тем не менее страх остаться без денег и не расплатиться по кредитам отступил. К тому же появился шанс неплохо подзаработать на стороне. Как-то, едва разнарядка закончилась, и начальник ушёл по своим делам, Игорь сказал:

– Тут шабашку предлагают… Надо впрягаться, а то перехватят.

Предложение было, прямо скажем, неожиданное. Обычно левый заработок сварщик предлагал только Вовке, напарнику своему, да бугру. Ну, и Лёхе время от времени, когда нужны были кованые элементы на оградку или перила. А тут – всей бригаде…

– Чё, прямо для всех дело найдётся? – удивился Андрюха. – И для меня тоже?

– Ну, кто-то ведь должен ключи подавать, – Игорь пожал плечами.

Все было засмеялись, но тут влез Волокотин:

– А сколько дадут?

– Смотря как пахать будешь. А бабки такие обещают – охренеть можно.

– Ну сколько, сколько? – не унимался Митя.

– Триста за пять объектов.

– Каждому?

– На всех.

– Это несерьёзно, – голосом Бывалого заметил Оскар.

– Так ведь там всё до нас украдено! – парировал кузнец.

Все опять заржали.

– Триста тысяч, – уточнил Игорь.

– Вау! – вытаращил глаза Лёха.

– Дас ист фантастишь! – согласился токарь.

– Ты говори, что делать, – выдохнул дым бугор, до сих пор молча смоливший в углу. – А то ходит вокруг да около…

– Надо кинуть левую ветку парового вещания. Но это секрет, и если кто языком хлестанёт – лично застрелю.

Над курилкой повисла тишина. Кузнец лихорадочно черкал карандашом на полях вчерашней газеты.

– Это по сорок с лихом тыщ на брата. Ну, допустим, где-то месяц будем впахивать, всё равно неплохо. Только если запалят – сядем всей компанией. За сороковник садиться неохота…

Игорь сказал, что за объекты никто не посадит. Там пять домов, и в каждом, помимо отопления, генератор парового вещания собрать требуется.

– А хрена ли с них толку, с генераторов этих? – спросил бугор. – Их же к сети вещания подключать надо.

– Так в том-то и дело! – ответил сварщик. – Они хотят левое подключение к сети.

– А материалы? – спросил Волокотин.

– Материал ихний. Но попробуй свинтить, ишак хорезмский, хоть болтик…

– Когда это я чего свинчивал?

– Я не считал, но предупреждаю – не крысятничать.

Тут вернулся Гардин:

– Не понял! Начальник ушёл, а они тут расселись. Ну-ка, работать быстро!

Мужики нехотя разошлись по рабочим местам, не преминув, конечно, вполголоса сказать друг другу, откуда их начальника и на чём принесло, и куда ему следует идти. Гардин это наверняка слышал, но возразить ничего не мог – против правды не попрёшь.

2

Катастрофа случилась на следующий день. Участок путепровода, который тянула бригада, должен был соединить северную и южную части города, подрядчики торопили генерала, генерал капал на мозг Гардину, а он, в свою очередь, напрягал мужиков. Каждый час приезжал и смотрел, сколько метров сделали.

– Клёптваймать, ещё раз появится – я ему вафлей полный рот напихаю! – плевался под маской Игорь. – Приедет, блин, встанет над душой… Андрюха, клепать тебя в ухо, проволока заканчивается, подавай новую!

Андрюха катался взад-вперёд как колобок, не материл его только самый ленивый, а самым ленивым и был Андрюха.

– Щас ещё один стык хлебанём – и курить, – пообещал бугор.

И они хлебанули. А когда сели курить, оказалось, что какие-то слова забылись.

– Так, погодите, – после минутного молчания кузнец вскочил с трубы и начал ходить вдоль неё. – Такие мощные слова были… Ну, на букву… на букву… первая – хэ, последняя – и краткая, а в середине – у.

– Это Хэмингуэй, знаю я этот анекдот, – сказал Волокотин.

– Ну, сколько букв-то хоть помнит кто-нибудь?

– Да что это тебе, кроссворд, что ли? – чуть не плача спросил бугор.

Под ложечкой неприятно сосало. Как будто отвернулся, а у тебя что-то украли. Работа сразу потеряла темп. Мужики ползали, как черепахи, брались и снова бросали следующую трубу, и непрерывно шевелили губами, будто артикуляция могла вернуть им память. Увы! Это было подобно утреннему сновидению – вроде бы только что видел что-то важное, но чем дальше просыпаешься, тем меньше помнишь.

В ярости кузнец схватил лом и начал бить по трубе. После двух-трёх ударов лом согнулся, Лёха запыхался, да ещё и Гардин приехал.

– Чего опять не работаем? Вы уже меня… – тут начальник поперхнулся. – Это… утомили! Целый час прошёл, а они только один стык сделали…

Чувствовалось, как эмоции рвут Гардина на части, на лице его отражалась полная гамма чувств, и особенно заметно было, что оперативная память начальника лихорадочно перелистывает словарь общеупотребительной лексики в поисках нужных, в полной мере отражающих экспрессию момента слов.

– Плохо! – наконец сказал начальник.

Мужики переглянулись.

– Плохо? – переспросил кузнец.

– А что – хорошо? – заорал Гардин.

– Нормально, – сказал бугор. – В график вписываемся.

Гардин набрал воздуха… выдохнул… снова набрал… снова выдохнул… пробормотал «да вы тут совсем уже я не знаю что», и убежал в дежурку. Машина немедля завелась и уехала.

– Я точно помню, что там с близкими родственниками что-то связано было. То ли с сестрой, то ли с матерью… – сказал Опарыш. – Игорь совсем недавно говорил.

– Записывать надо было, – огрызнулся сварщик.

Остаток рабочего дня провели в полном молчании. Какие-то междометия, конечно, сотрясали воздух, да короткие команды бугра тянуть, вставлять, выдергинать и прочее, но это разве разговор?

В душевой тоже обошлось без шуток и прибауток. Все чувствовали себя голыми, норовили отвернуться друг от друга, и даже Мите не разу не досталось по физиономии, хотя прежде Игорёк любил дать ему пару пощёчин, пока у Волокотина глаза были намылены.

Оскар сказал, что пока мужики тянули нитку, на предприятии случилось две драки. Путейцы сначала друг с другом поцапались, а потом со строителями, и как-то у них неловко всё вышло – ну, сказали бы друг другу… чего-нибудь… ну не за батоги же хвататься сразу! Ладно, без жертв обошлось.

Кто бы только знал, что это лишь начало великих потрясений.

Большинство шабашек Игорь с Вовкой делали прямо в цехе. Оно и понятно – здесь и болгарка под рукой, и гильотина, чтобы листовое железо кроить, и токарь, и стационар сварочный. Так что подготовительные работы велись в помещении, а на объекте сварщики только монтировали заготовки, будь то отопление, козырёк или крыльцо.

За такое использование средств производства Гардину полагалась равная доля от шабашки. Конечно, когда можно было провернуть шабашку без ведома начальства, Игорь с Вовкой, а так же все остальные это с удовольствием делали, но случалось это крайне редко. А с того момента, как на предприятии ввели службу безопасности – и того реже.

Кузнец отстёгивать начальству за «крышу» не хотел, и все свои шабашки свернул. А чего ради? Материал, конечно, предприятия, но ведь и Гардину он не принадлежит. Ни за пруток, ни за листовое железо Гардин из своего кармана не платил, да и, чего греха таить, сам часто использовал не по назначению.

Оскар шабашил попроще. Он свой бизнес характеризовал цитатой из анекдота: «Вон, видишь подшипник? Он как стоил пузырь, так и будет стоить пузырь». Хотя, конечно, всё не так легко, как на словах: приходилось и на Гардина батрачить, чтобы тот закрывал глаза на посторонних посетителей.

Остальные тащили помаленьку, то, что в карман влезет, или, на крайний случай – в сумку.

Но воровством это не считалось, и вот по какой причине. Время от времени кто-то из управы – главбух, плановик, а то и сам генерал, – вызывали мужиков на дом, с целью поменять радиатор, смеситель или унитаз, а то и просто вещи перевезти с одной квартиры на другую. А уж сколько раз генералу в его загородном доме переваривали дверь в гараж или меняли печку в бане – тут и говорить не приходится.

Самая забавная история вышла накануне полного исчезновения электросвязи. Гардин на разнарядке осмотрел коллектив. Что-то во внешнем виде подчинённых ему не понравилось, он покачал головой и сказал:

– Епишин, Волокотин, Царапов и… – он некоторое время пытался вспомнить Лёхину фамилию, но, очевидно, не преуспел, – … и кузнец. Будете этими… как их… волонтёрами. Едете устанавливать шефу печку.

У генерала в бане печка вдруг дымить начала. Эту печку варили бугор с Игорем, и установили её в позапрошлом году, даже вроде претензий сначала не было. Но вот появились.

По идее выдернуть железную дуру с нержавеющим баком было несложно. Проблема заключалась только в том, что дымоход держался не на потолке, а на самой печке. То есть надо было как-то подвесить дымоход, старую дуру выдернуть, втащить и установить новую, и этот дымоход присобачить. А если учесть, что старую печку заносили в баню пустую, а потом по приказу генерала строители из РСУ буржуйку кирпичом со всех сторон облицевали плотненько… Короче – геморрой.

Завезли зондер-команду, правда, с шиком – на генеральском джипе.

Кое-как до обеда старую печь демонтировали и стали выносить. И едва её вытащили, как оказалось, что зольник набит доверху, до самых колосников.

– Это чё? – оторопел бугор. – Это как?

Вовка заржал:

– Пепельница забилась, надо новую машину покупать.

Бугор разразился такой отборной бранью, что даже видавшие виды Волокотин, Царапов и кузнец пооткрывали рты. Встав рядом с прокопченным железом, мужики уставились на огород генерала. Стандартные шесть приусадебных соток: малина и смородина, укрытые на зиму полиэтиленом, застеклённая тепличка, грядочки под зелень…

– А вот интересно, – кузнец выдохнул пар, – на огороде генерал сам работает, или он путейцев выдёргивает?

– Ага, – включился в игру Вовка. – Утром мастер пути отряжает кого-то кувалдами да ломами махать, а провинившихся – клубнику полоть и картошку окучивать.

Потом приехал генерал, несказанно удивился причине угара, и мужиков увезли обратно в цех. Ни спасибо, ни иных методов поощрения генерал к волонтёрам не применил. Ладно, спасибо, что не оставили банщиками.

Короче, шабашить ради каких-то неясных целей и сомнительных бонусов мужикам надоело. Хотелось честного (хотя бы в смысле исполнения заказа) труда. И всей бригадой они налегли на левак.

Пока собирались, подгонялись и отлаживались домашние системы парового вещания, было не до разговоров. Всё-таки сложная машинерия и непонятные чертежи заставляли фокусироваться на технической стороне дела. Но когда остался финальный аккорд – прокладка трассы как таковая – тут мужиков слегка понесло опять в глобальные вопросы бытия.

Трубу вздёргивали на бетонные блоки, грубо прихватывали хомутом к соседке, затем шли дальше и повторяли действие. Вот в промежутках между трубами и заходили разговоры.

– На кой оно вообще сдалось, это вещание, – бухтел Вовка. – Как они помехи убирать собираются? Это же при нагреве системы неизбежно конденсат стрелять начнёт.

– Вовка, не бубни, – Игорь во время тупой и изнуряющей работы становился нервным и раздражительным. – Бабки платят – и всё, никаких вопросов.

– Не, ну правда. Смотри – уже сколько нету телевизора и радио. Сначала сильно туго было, а сейчас – ничего, переломались. И даже газеты не читаем. Я тут недавно в музей сходил…

– Заткнись, пожалуйста, – просил бугор, и мокрые, задубевшие от снега и ветра мужики хватались за конец трубы и втягивали её на опору. Потом Опарыш оставался придерживать этот конец, а мужики уходили метров на шесть – подымать другой.

– Может, нам и заветные слова не нужны? – спрашивал в этот момент кузнец.

Такой термин, как вычитал Лёха в периодике, дали лингвисты возникшей языковой лакуне.

Мужики почти стонали – без заветных слов ни работа, ни разговор не спорились, и даже мыслить порой приходилось туго: Опарыш то и дело подвисал, бугор не так бойко перебирал чертежи, да и Волокотин, который вечно пытался рационализировать работу путём трудоёмких операций, изрядно охладел к изобретательству.

Как-то Лёха вспомнил, что у него дома есть книга, где всё сплошь написано заветными словами. Однако утром пришёл в настроении предурном, сердито бросил книгу на стол и сказал, что ничего там не понятно.

Сели читать.

– «Вот послушай. Я уж знаю – скучно не будет. А заскучаешь, значит, полный ты адимул и ни яху не петришь в биологии молекулярной, а заодно и в истории моей жизни. Вот я перед тобой – мужик-красюк, прибарахлён, усами сладко пошевеливаю, „Москвич“ у меня хоть и старый, но ни уях себе – бегает, квартира, заметь, не кооперативная, и жена скоро кандидат наук. Жена, надо сказать, загадка. Высшей неразгаданности и тайны глубин. Этот самый сфинкс, который у арабов, – я короткометражку видел, – овгно по сравнению с нею. В нём и раскалывать-то нечего, если разобраться. Ну, о жене речь впереди. Ты помногу не наливай, половинь. Так забирает интеллигентней, и фары не разбегаются. И закусывай, а то окосеешь и не поймешь ни ухя.»

– Не части, – прервал Лёху бугор. – Я половину слов не разобрал.

– Так ведь и я не разобрал, – сказал кузнец.

– Вы что, нерусские, что ли? – рассердился Волокотин. – Дай сюда!

Митя вырвал из рук Лёхи зачитанную уже книгу какого-то Юза Алешковского и сам начал читать:

– «…полный ты далиум… умилад…» Что за книжка у тебя – буквы разбегаются. «И ни ух я…»

– Где ты видел про «ух ты»? – заглянул в книжку Опарыш.

– Андрюха, сядь, не раздражай, – кузнец отодвинул Андрея и сам навис над Митей. – Это не «ух, я», а «яху!»

Эксперимент не удался. В основном всё было понятно, но вот некоторые слова… видимо, те самые, которые забылись… короче, буквы не складывались. Кузнец сказал, что есть такая болезнь – дислексия – когда человек не может правильно слово прочитать. Похоже, все в одночасье этой дислексией и заболели.

Пробовали читать по буквам: начала «е», потом «бэ», предпоследняя «а», в конце «эль».

– Ну что, получается? – спросил Игорь, входя на кухню.

– «…Прямо на полу елаб»… – прочитал Лёха. – Не понял: что он с ней прямо на полу делал?

– Я по-туркменски не разумею, – Игорь заглянул в чайник, кивнул и потянулся за стаканом.

– Оба-на! – хлопнул в ладоши Оскар. – Игорек, но ведь по-казахски-то ты полиглот!

– Полиглот по одному языку? – удивился Волокотин. – Как это?

– Это значит – много слов знает, – объяснил Лёха. – Игорёк, правда – ты ведь знаешь по-ихнему?

Игорь наморщил лоб.

– Жон жибек матадан, кара бурыш, кичкинтай бола… Ой!

Все посмотрели на сварщика, а тот смотрел куда-то вдаль:

– У казахов, видать, тоже каких-то слов не хватает.

Лёха подумал – и согласился:

– Да. И в английском тоже.

Оскар побледнел:

– И в немецком.

Так вот и оказалось, что ни в одном языке не осталось слов, чтобы… ну, зачем-то ведь они были нужны!

Вовка, однако, не сдавался:

– Если б нужны были, мы бы их не забыли.

И дальше продолжал в том духе, что, в общем-то, если задуматься, то ни паровая эта связь, ни газеты, ни музеи человеку не нужны, в том смысле, что были б жёлуди, ведь я от них жирею.

Игорь слушал эти декадентские рассуждения, слушал, а потом взял лом и стал Вовку гонять вдоль трассы. Молча, даже убить не обещал.

– Убьёт, – сказал Митя.

– Не, не убьёт, – усомнился Оскар.

– Одно из двух, – покрутил фонарики кузнец.

А бугор поглядел на это безобразие, выждал нужный момент и поставил Игорю подножку. Игорь упал и едва сам себя ломом не пришиб. Но остыл, вроде. Вовка постоял немного в стороне, увидел, что смертоубийство откладывается, и тоже вернулся к делам. Бугор ему как даст по физиономии, младший сварщик аж на эту сел… как её… на пятую точку.

– Делать нечего больше? – спросил бугор у сварщиков.

Вовка попытался что-то возразить, а бугор его по губам опять – хлоп!

– Ладно, бугроид, хватит рукоприкладства, – вмешался токарь. – Стемнеет скоро, а мы только четыре трубы положили.

До конца дня никто больше и слова не сказал, и труб положили на две больше, чем обычно.