Текст книги "Подвал"
Автор книги: Алексей Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Смирнов Алексей
Подвал
Алексей Смирнов
Подвал
– Итак, устраивайтесь поудобнее. Мы с вами подошли к главному пункту нашего общения. На протяжении нескольких дней мы знакомились друг с другом, обменивались информацией, налаживали контакт. Сегодня же мы логически завершим вводный период, проведя само, с вашего позволения, лечение. Методика, которой я намерен воспользоваться, широко известна. Ее название звучит так: "вызванная символическая проекция". Для успешного ее применения я должен применить гипнотическое внушение. Спрашиваю еще раз: не боитесь ли вы гипноза?
– Доктор, мы уже говорили об этом. Я согласен и ни капельки не боюсь.
– Превосходно. Главное, как вы понимаете, полное доверие. Это основа основ. Тогда, если угодно, несколько слов о том, что вам предстоит. Вам придется в определенной степени отключиться от внешнего мира и не слушать ничего, кроме моих инструкций. Предлагая вам вообразить ряд символических картин, я попытаюсь обратить ваше внимание на сокровенные глубины вашего "я", постараюсь помочь вам заглянуть в тайники вашего подсознания, очистить их от давних, годами копившихся страхов и выйти обратно в жизнь свободным, раскрепощенным человеком. Я подчеркиваю: попытаюсь. Очень многое зависит лично от вас, от полноты вашего погружения в глубины бессознательного. Готовы ли вы?
– Да, я готов.
– В таком случае прошу вас расслабиться, сколь это возможно. Сосредоточьтесь на вашем дыхании. Вдох-выдох... Дыхание глубоко и равномерно... Равномерно и ритмично... Вы воспринимаете себя лежащим здесь, на кушетке... вы чувствуете каждый свой орган, каждый член тела как часть вашего "я"... Дыхание глубокое и ровное... Вы слышите, как за окном стучит и убаюкивает вас дождь... Ваши мышцы полностью расслабляются, и вы продолжаете ощущать их расслабленными и налитыми приятной тяжестью... Постепенно вы перестаете воспринимать посторонние звуки, вы слышите только мой голос... Вы полностью ему доверяетесь и следуете за ним туда, куда он вас позовет... Вы засыпаете, но по-прежнему слышите мой голос и способны отвечать на мои вопросы, когда это потребуется...
* * *
Ему шесть лет. Он робкий и застенчивый. Он боится своих сверстников. Он много болел и безвылазно сидел дома под присмотром дедушки и бабушки. Выброшенный ни с того, ни с сего во враждебный мир, он всех боится и поэтому со всеми приветлив и всем желает добра.
Дома – много игрушек: собаки, медведи, зайцы, и он их очень любит. А во дворе мальчишки гоняются друг за другом, вооруженные ружьями и пистолетами. Раньше пистолет не был ему нужен, но без пистолета не сыграешь в войну, и пистолет понадобился позарез. Мама купила и пистолет, и ружье, и пулемет, но его все равно не берут играть в войну, когда он, увешанный оружием, выходит из дома. Он околачивается в сторонке, потупив глаза и заискивающе улыбаясь, неразлучный с пистолетом. Может быть, попросить купить другой, побольше? Он закатывает скандал, и отец, философ-миротворец, негодует в связи с порочной тягой отпрыска к орудиям уничтожения.
* * *
–... Представьте себе луг... широкий, просторный луг... ответьте мне, знаком ли вам луг, который вы представили?
– Да, знаком.
– Уйдите с этого луга, попробуйте перенестись на какой-то другой, вообразите совершенно незнакомое место... Теперь вы видите совсем новый, прежде не виданный луг... Попытайтесь его описать.
– Он выжженный, сухой, трава желтая и жесткая. Повсюду камни.
– Непорядок... Пошлите на этот луг теплый дождь, возьмите в руки лейку... На ваших глазах луг зарастает мягкой темно-зеленой травой... она густая, пестрит множеством цветов... вам хочется зарыться в эту густую, мягкую траву с головой...
– Да, мне хочется зарыться в эту траву.
* * *
Он очень хорошо запомнил тот день. Особенно то, что было д о, п о с л е же словесного выражения не имело. Д о, измененное знанием п о с л е, ныне хранило отпечаток грозного предзнаменования, гриппозной прелюдии к бреду.
В то лето выдалось несколько насквозь дождливых дней, которые в конце концов сменились просто сырой погодой. Было пасмурно, свежо, сыпучий песок пляжа напитался влагой и отяжелел от тоски. С навеса, что над крыльцом, то и дело срывались капли, баламутившие воду в уже переполненной дождевой бочке.
Его заставили надеть рейтузы, хотя он их ненавидел, считая, что в рейтузах он больше похож на девчонку. Поверх велели натянуть мрачные грубые штаны до колен. Повоевав с домашними, он, захватив пистолет, вышел на крыльцо и сразу увидел в отдалении ватагу дворовых знакомых. Предводительствовал невысокий хулиганистый пацан, у которого не хватало верхнего резца.
* * *
– Вы покидаете луг... вы продолжаете путь... и на вашем пути вам встречается поток воды, текущий через равнину... Вглядитесь в этот поток, попробуйте его описать...
– Я вижу широкую реку. Вода в ней темная, ржавая... Очень глубоко, темно... дна не видно... Течение быстрое, но не слишком...
– На ваших глазах вода светлеет, становится прозрачной и чистой. Вам необходимо переправиться на другой берег... Вы входите... вода принимает вас, она прохладна и мягка, и вы плывете, вы достигаете противоположного берега... Не трудно ли вам было плыть?
– Немножко трудно. Чувствую усталость
* * *
Его заметили.
– Эй, толстый, иди сюда! – крикнул щербатый.
Девчонка с коленками в ссадинах прыснула.
Он рванулся с места, остановился, потом все-таки неуверенно приблизился.
– А чего ты пришел? – удивился щербатый. – Чего тебе здесь надо?
Он, опешивший, стоял и молчал, не зная, как поступить. Наверно, лучше будет не связываться и уйти подальше, спрятаться за домом и там слепить шарик из красной глины – излюбленное занятие. Он уж совсем было собрался поступить именно так, но окрик его остановил:
– Толстый, стой! Куда ты намылился? Надо сначала поздороваться!
– Здрасте, – пробормотал он чуть слышно.
– То-то, – щербатый довольно улыбнулся. – Знаешь, мы сегодня в войну играть не будем. У нас сегодня важное дело. Так что можешь оставаться с нами. Мы будем искать клад.
Клад! Он задохнулся. В глубине души он уже давно не хотел участвовать ни в каких играх. Он думал, что не сможет должным образом сыграть отведенную роль. В последнее время он испытывал облегчение, когда его отказывались взять в игру и с гиканьем устремлялись прочь, размахивая деревянными саблями и ножами. Сейчас на него ложилась серьезнейшая ответственность, и оплошать казалось делом страшным, катастрофическим по последствиям. Вдруг у него не получится искать клад так, как это принято? И тогда его снова высмеют, накормят песком, и он с ревом помчится домой – ведь в песке полно микробов и он может заболеть!
Щербатый тем временем инструктировал группу поиска.
– Ты пойдешь на поляну! Ты – к Трем Буграм! Ты – будешь копать у развилки – там, где бревно... А где твоя лопата? – неожиданно спросил он.
– У меня... дома... она пластмассовая.
Щербатый скривился.
– Не, железная нужна! Что ты пластмассовой накопаешь!
Он, сраженный, молчал.
– К тому же, – продолжал щербатый, – клад сторожат шпионы. Как ты будешь от них отбиваться пластмассовой лопатой?
Возразить было нечего. Он стоял, понурый, его опасения в который раз подтвердились, и теперь он мечтал лишь об одном – чтобы ему поскорее дали уйти и он смог бы заняться своими играми отшельника.
– Вот, возьми, – сказал щербатый, протягивая палку с вбитым гвоздем. Ты у нас будешь сапером, а это – щуп. Шпионы могли поставить мины. Твое дело ходить вокруг и тыкать землю – нет ли мин. Как найдешь – сразу зови нас, а сам ничего не трогай.
Лучше бы ему дали уйти! С чувством горькой обиды он рассматривал дурацкую палку с ржавым гвоздем и наблюдал, как все остальные расходятся, гордо неся острые железные лопатки. Он сам виноват, сам ввязался куда не надо, и теперь будет в одиночестве бродить туда-сюда, тыча гвоздем в песок и в кочки, поросшие жухлой травой.
* * *
–... Вы видите дом... Неважно, какой он снаружи... Вы можете вообразить любой дом, какой только пожелаете, даже самый причудливый... Не пытайтесь себя ограничить, сковать... дайте волю фантазии... Вы приближаетесь к дому, вы входите внутрь...
* * *
... Он покорно гвоздил прошлогодние листья и муравьиные норы. Из рощицы доносились голоса: похоже, что многим надоело искать клад и они увлеклись чем-то другим. Он искоса взглянул на прохожего мужчину в сером плаще и синем берете. Может быть, это шпион? Но нет, тот вполне открыто дошел до соседнего дома и скрылся за калиткой.
– Эй! – послышался шепот.
Он обернулся. Щербатый, озираясь, крался к нему и прикладывал палец к губам.
– Тс-с! Слушай! – щербатый доверительно припал к его уху. – Я знаю что-то важное. Они все дураки, – он махнул в сторону рощи. – Пускай ищут. Я знаю, где лежит клад, – и щербатый выжидающе помедлил.
– Где? – ослепленный оказанным ему доверием, он подался вперед, готовый простить все прошлые и будущие обиды.
– Там! – щербатый указал пальцем в сторону холмика с встроенной железной дверцей. – Я сам видел, – шепнул щербатый. – Хочешь найти его?
Холмик с железной дверцей! То самое место, которое он старался не замечать и даже мысленно обходил стороной. По всей вероятности, там располагался либо некий заброшенный погреб, либо склад, а может быть, не нужное никому бомбоубежище. Из-за страшной притягательной силы таинственного холмика многие из ребят вечерами, в сумерках, рассказывали о нем всякие ужасные истории. Сам он таких историй ни разу не слышал, но зато дядя Володя как-то раз, сделав страшные глаза, сказал, что там живет волк.
– Надо залезть внутрь и откопать клад, – сказал щербатый.
– Пошли вместе, – сказал он и сам испугался своей смелости.
– Я не могу, – щербатый простил непрошеную инициативу. – Я однажды попробовал, но шпионы меня поймали и сказали, что убьют, если я приду снова. А ты с нами бываешь редко, на тебя никто не подумает.
Вообще-то дело было уже решенное, но волк не давал покоя – более реальный, чем какие-то непонятные шпионы.
– Но там же замок! – однако попытка увильнуть не удалась.
– У меня ключ есть, – заговорщицки подмигнул щербатый. – Думаешь, я такой дурак? Я все знаю, я хитрый.
* * *
– ... Вы вошли в дом... вы видите комнаты и коридоры... Попробуйте описать то, что вы видите внутри...
– Я вижу черные, мрачные помещения... везде паутина, хлам... грязная посуда... кофейник, залитый перекипевшим кофе... на стене в прихожей висит велосипед... оцинкованное корыто... какие-то шкуры, салопы... везде пыль...
* * *
... Они подошли к дверце, которую, словно медаль за выслугу лет, с напыщенной зловещей важностью украшал громадный замок. Щербатый порылся в карманах и извлек зеленоватый ключ с множеством зазубрин.
– Ну, как? Не дрейфишь?
Сглотнуть. Вдалеке – дом, веранда, сказочная книжка с бородатыми великанами и гномами в колпаках. Отрицательно мотнуть головой.
Ключ в замке, щелчок. Дверная створка тяжела, но щербатый силен не по годам, он откидывает створку без видимых усилий.
Лестница ведет вниз, внизу – тьма.
* * *
–... Вы видите лестницу, ведущую в темный, сырой и холодный подвал... Деревянные ступени рассохлись... Но вы знаете, что именно там, именно в этом подвале сокрыто нечто важное для вас... нечто давно вами забытое, мешающее вам жить; нечто, с чем нужно раз и навсегда проститься... Вам придется сделать первый шаг... вы ступаете на первую ступеньку...
* * *
... Ноги двигались сами; мозг, не в силах принять подступивший кошмар, почти отключился. Под ногой скрипнуло.
– Быстрее. Чего ты ждешь! – донеслось сзади и сверху.
Еще шаг... еще... – и прогнившая трухлявая ступенька рассыпается в прах от давления. Он разом проваливается на целые две ступени вниз... и в этот миг дверной проем, окно в живой мир медленно закрывается. Ни щелки, ни лучика света; он бросается обратно наверх, слыша, как щербатый навешивает замок, но разрушенные ступени встречают его пустотой, ищущая стопа попадает в никуда... из кромешной тьмы на него кто-то смотрит. Он не знает, кто, он только чувствует взгляд.
* * *
– Еще один шаг вниз... Вы слышите скрип древнего дерева... вы превозмогаете себя...
Пациент побледнел. Лицо его покрылось испариной, руки сорвались в дрожь.
– Спокойнее... я с вами... Вам страшно, но вы знаете, что все, что вы делаете, необходимо... вы обязаны проникнуть в подвал... В подвале вы встретитесь с непроглядным мраком... во мраке вы нащупаете залежи давно забытого, ненужного мусора... многолетней грязи... Спокойнее... я веду вас... Вы погрузите руки в груды невостребованного барахла... вы будете рыться в истлевшей, могильной ветоши...
* * *
Назад! Любой ценой – назад! Если погибнуть – то только в порыве, в прыжке назад! Для этого – перенести центр тяжести на правую ногу... если бы перила! . . скорее...
От неловкого движения ступенька подается, слышится треск. Откидываясь назад, больно ударяясь спиной обо что-то, он летит вниз, круша все на своем пути выброшенными вперед ногами...
* * *
– Вы в подвале!
* * *
... Нога, неловко вытянутая, в поисках опоры упирается во что-то мягкое. И это мягкое внезапно разражается свирепым визгом и дергается в сторону... и ощущение этой мягкой податливости неожиданно живого чего-то, оказавшегося на месте предполагаемой тверди, ломает все представления о привычной почве под ногами... мир с воем, извиваясь, улепетывает из-под детских пяток... что-то глубинное, спрятанное в мозгу, электрической дугой связывается с удравшим предметом... И пусть крыса, сама не живая, не мертвая от страха, дрожит где-то в углу, – он находится уже вне этого мира, вне этого подвала; место, в которое он попал, настолько жутко и враждебно, что никаким криком, которым он заходится, не удается вернуть себя в прежнюю вселенную... и не слышно проворачивания ключа в замке... не видно перепуганного лица щербатого, которого скоро будут пороть... не видно взволнованных людей, на руках несущих что-то, бьющееся в судорогах, к книжке с бородатыми великанами.
* * *
Пациент, явившийся по поводу пустячного нервного расстройства, часто дышал, его глаза были закрыты, пульс бесновался. Погруженный в гипнотический сон, он был заперт в подвале наедине с потемками забытых душевных глубин.
Доктор молчал и, прищурившись, рассматривал напряженную, терзаемую ужасом фигуру на кушетке. В памяти доктора всплывали разные интересные вещи.
В частности, вспоминался ему некий щербатый сорвиголова, вспоминался сырой подвал с насмерть перепуганной крысой. Доктор живо помнил, как он сам, придя в сознание, обнаружил, что его перенесли на веранду и он сделался заикой. Его в дальнейшем затаскали по врачам, но без толку, заикание не исчезало. Оно прошло лишь много лет спустя, когда он сделался гипнотизером и психотерапевтом, вследствие чего обрел известную власть над людьми. А до того была школа, где его дразнили с утроенной силой – уже не за рейтузы, и в результате у него развился сильнейший комплекс неполноценности... и комплекс имел следствием то, что в первый раз у его носителя не встал, и рыжая разбитная девка оборжала его и обломала на веки вечные.
Доктор сказал:
– Теперь вы можете проснуться! Раз, два, три!
И ударил в ладоши.
Лежавший на кушетке человек разлепил веки и испуганно огляделся.
– Как вы себя чувствуете? – осведомился доктор.
– Н-не знаю, – произнес пациент, лязгая зубами и затравленно оглядываясь. – Мне что-то не по себе... какой-то омерзительный, липкий кошмар...
Доктор качнул головой.
– Плохо дело, почтеннейший. Боюсь, наши упражнения ни к чему не привели. Вам будет лучше сменить врача. Да-с! Можете встать!
Пациент, шалея, таращился, не узнавая, на свою давнюю жертву. Он тупо мотнул челкой и направился к двери. Доктор шепнул:
– Посиди, щербатый... посиди...
Тот, дрожа, остановился:
– Вы что-то сказали, доктор?
Доктор предупредительно выставил ладонь.
– Нет-нет, ничего особенного. Что? Ах, оставьте, вы мне ничего не должны.
апрель 1992
