Текст книги "Месть без права передачи(СИ)"

Автор книги: Алексей Клёнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Клёнов Алексей
Месть без права передачи

Алексей Клёнов

Месть без права передачи*

(главы из романа)

(*Имена, фамилии и позывные отдельных реальных лиц изменены. Причастность главных героев к происходившим в действительности событиям является авторским произволом.)

Пролог

Когда "уазик" замер на асфальте после непродолжительного полёта от взрыва гранаты за кормой, я выбил ногой дверь наверх, выпрыгнул наружу и поинтересовался:

– Все живы?

Следом за мной выбрался Стасик, и помог вылезть полковнику и Щусю. Азик выполз самостоятельно, затряс головой, поочерёдно нажимая ладонями на правое и левое ухо, словно избавляясь от остатков воды после купания в реке. Похоже, контузило малость. Дёрнув его за плечо, я заорал:

– Слышишь меня? Контузило?

Сердито отпихнув мою руку, Азик обиженно отозвался:

– Чё орешь? Сам ты контуженный. Уши малость заложило. Ну, Кич... Один раз увернулся, а не мог ещё раз вильнуть?

Тьфу на тебя, свинтус! И это вместо "спасибо" за спасённую жизнь?! Ладно, не контужен, не ранен, и хвала Аллаху. Полковники тоже как будто повреждений не имеют, и Стас в порядке. Самого меня даже не слишком сильно приложило об руль. Во всяком случае, в горячке никаких серьёзных последствий полёта не чувствую. Вот только что теперь делать? До наших минимум три километра, а без машины с раненым Щусем нам далеко не уйти. Ещё минут пять, и сюда подлетят три взвода "укропов", спасения от которых в чистом поле не будет. Со стороны блокпоста по нам тут же ударили не меньше десятка стволов одновременно, пришлось укрыться за "уазиком", чтобы не попасть под огонь. Я лихорадочно соображал, что делать. Можно, конечно, попробовать перевернуть машину и попытаться продолжить движение, но не факт, что битый "УАЗ" способен будет сдвинуться с места после такого приземления. А вот подстрелить любого из нас могут запросто во время попытки. И оставаться под прикрытием хилого "уазика" долго нельзя. Ещё минута-другая и нас окружат. Или просто шарахнут ещё разок из "мухи" и упокоят нас прямо здесь. И тут полковник подсказал выход из положения:

– Метров через сто пятьдесят, пятьдесят от дороги вправо подбитый танк стоит. Рядом с ним глубокие воронки, в них можно укрыться и запросить помощь. До ваших недалеко, рация возьмёт. Под прикрытием тумана можем уйти. Если и обнаружат, то не сразу. Время для подхода помощи будет. С четверть часа продержимся самостоятельно.

Что-то мне в последнее время стали нравиться полковники украинской армии, иногда они говорят дельные вещи. Во всяком случае, более приемлемого варианта у меня не нашлось, и я приказал:

– Хан с полковником отводят Щуся. Я и Ворон в прикрытии. Хан, держи ушки на макушке. Понял?

Азик кивнул, подхватил Щуся под руку, с другой стороны его принял полковник. Азик ещё один из "кейсов" прихватил. Два других заберём мы со Стасиком. Не оставлять же столько добра "укропам"? Деньги и впрямь пригодятся на экипировку, обносились мы. Да и героин пригодится в госпитале. Для медицинских целей, разумеется. Протянув руку к Стасику, я взял у него из рук пулемёт.

– По моей команде. Выбивай офицеров и гранатомётчиков. Готовы?

Заметив кивки полковника и Азика я резко поднялся, и рявкнул:

– Алга!* (*– Вперёд!)

Пристроив пулемёт на заднее крыло "уазика" я стал лупить короткими очередями по "укропам" стреляющим в нас под прикрытием бетонных блоков. Их было человек десять, остальные грузились в машины, готовясь в погоню. Заметив, что мы огрызаемся и, сообразив, что бежать нам больше не на чем, все бросились как тараканы в нашу сторону. И тут уже Стасик начал щёлкать их из "винтореза". Сначала посыпались на землю три офицера. Потом рухнул очередной стрелок, готовящийся шмальнуть из "мухи". Отпустив на время пулемёт, я добавил из подствольника и снова шарахнул очередями из пулемёта. На несколько минут возле блокпоста возникло замешательство. Явно ещё не сориентировались, что теперь делать, потеряв командный состав. Обойти по полю нас не могли, свои же минные поля помешают. А рваться через горловину дороги, значит напороться на наш огонь. Но от города уже летели ещё две машины, и в них, конечно, найдётся парочка толковых офицеров готовых взять командование на себя. Всё, пора сваливать. Причём без стрельбы, чтобы не обнаруживать направление своего отхода. Полковник прав, пока туман не рассеялся, у нас будет фора во времени. Оглянувшись, я заметил, что Азик с Щусем и полковником уже удалились по дороге на приличное расстояние и их не видно. Теперь пора отходить и нам со Стасом. Послав ещё несколько очередей по блокпосту и израсходовав все патроны, я отбросил ненужный уже пулемёт, и толкнул Стасика в бок:

– Всё, отходим!

Потом не без усилия открыл заклинившую заднюю дверь "уазика", рывком выдернул Топора наружу, убедился, что он ещё жив, паскуда, и велел:

– Вперёд, тварь. И не задерживай, иначе просто башку сверну. Даже пулю на тебя тратить не стану.

Напоследок глянув в сторону блокпоста, я убедился, что в подоспевшем "укропам" подкреплении нашёлся толковый вояка, который не стал терять время на погрузку и выгрузку бойцов по машинам. Он просто погнал их пинками по дороге, до точки окончания минных полей, чтобы рассеять цепью и начать прочёсывать местность. Единственно правильное решение принял, паразит. Рванув вслед за Стасиком вдоль обочины, я на ходу вырвал из кармашка "разгрузки" рацию и вышел в эфир прямым текстом. Плевать, если услышат. Нас всё равно обнаружат через несколько минут:

– Я – "Трёшка. Я – "Трёшка"! Кто меня слышит? Отзовитесь.

Через помехи послышался негромкий голос:

– "Нос" на связи. Слышу тебя. Спасибо за помощь, подсветку видим, уже бьём по цели. Пока туман мешает. Почему прямым текстом?

Я едва не прослезился от счастья. Чертовски приятно услышать знакомый голос, когда жизнь висит на волоске! "Нос" – позывной командира роты разведки, который ночью провожал нас в Дебальцево.

– Меня прижали. Самостоятельно уйти не могу. Есть трёхсотый, и двое пленных, транспорта нет. Нужна помощь. Огнём поддержите?

– Плохо. Нам туман мешает, можем тебя накрыть. Дай координаты, вышлем помощь. Слышишь меня? Сориентируй по местности!

– Даю. От блокпоста Дебальцево-Артёмовск пятьсот метров прямо, пятьдесят вправо. Подбитый танк.

– Знаю точку. Тебя слушают, закрепись. Продержись немного, помощь будет. Слышишь? Помощь будет!

– Принял...

Глава 1

Мужик ещё раз воровато оглянулся, облизнул пересохшие от волнения губы, и, поправив на плече сползающую спортивную сумку, скользнул за угол кирпичной одноэтажки. Волнение его понять можно, не на свидание с барышней пришёл. При таком опасном ремесле осторожность вовсе не помешает. Ежеминутно рискуешь попасться в руки патруля, или просто разъярённых гражданских. А они церемониться не станут. Пожалуй, и в комендатуру не поведут, сами порвут как тузик грелку. Бывали уже прецеденты. Совсем недавно, после обстрела, в Донецке погибли в троллейбусе несколько пассажиров. Прямо на остановке. На это место привозили пленных «укропов» во главе с полковником, чтобы полюбовались на дело своих рук. Так люди едва не порвали полкана в клочья. И людей понять можно. Натерпелись за месяцы обстрелов «Градами» и «Ураганами». Сколько уже мирных граждан похоронено? Сотни? Тысячи? Я бы на их месте не сдерживался. Но этого засранца мы, пожалуй, возьмем живым. Пригодится. Вполне возможно, что знает, сколько ещё таких козликов как он разгуливает по городу, разбрасывая в нужных местах радиомаячки. Это у «укропов» тактика такая появилась. После огромных потерь на фронте, после потери донецкого аэропорта, после того, как получили по зубам в открытых боестолкновениях они решили взять непокорный Донбасс измором, и непрерывными обстрелами. А чтобы понадёжнее разрушить всё, что можно, стали засылать в наш тыл диверсантов-наводчиков. Или вербуют и покупают кого-то из местных. Которые разбрасывают маячки в местах скопления людей и на объектах инфраструктуры, чтобы нанести как можно более значительный вред. А потом, где-то далеко отсюда, в десятках километров, всякие уроды с пьяным хохотом долбят и долбят из «Градов» и гаубиц. По мирному городу. Прямо по жилым домам и больницам, школам и газопроводам, котельным и подстанциям. Сам не раз видел на видеозаписях мобильников, изъятых у пленных. Сволочи.

Вот одного такого недоноска мы с Ханом и Вороном и засекли, направляясь в очередной рейд. Больно уж подозрительным он нам показался, решили проследить и посмотреть чего он так шифруется. Вообще то, это не совсем наша задача на данный момент, поставленная нам командованием. Но не проходить же мимо, если такой перец под руку подвернулся? Приостановившись, я поднял правую руку, и резко качнул вперёд, давая понять Хану и Ворону, что предстоит незапланированная работа. Осторожно выглянув за угол, я тут же отшатнулся обратно. Секунды мне вполне хватило, чтобы оценить ситуацию. Наводчик присел около стены подстанции, и усиленно делал вид, что справляет большую нужду. А сам тем временем активировал маячок, и запихивал его в слегка повреждённую кирпичную кладку. Вот только штаны в спешке забыл снять, идиот. Как бы его и в самом деле понос не пронёс, когда я вывалюсь перед ним, как чёртик из табакерки. Вот будет умора! Над нами вся комендатура будет ржать, когда мы доставим обделавшегося от испуга злодея.

Спиной, кожей почувствовав, что Хан с Вороном застыли соляными столпами, чтобы мне не мешать, я рванулся вперёд, в секунду преодолел отделявшие меня от наводчика несколько метров, и, совсем с ним не церемонясь, отвесил звонкую плюху, и вздёрнул за воротник. Для него всё произошло неожиданно, но характерного запаха я не учуял. Значит, мужик крепкий, надо признать, не струхнул. Даже права попытался качать. Едва оказавшись в строго вертикальном положении, он завопил:

– Чё такое, я не понял?! Пос...ть человеку не дают. Ну, приспичило мне!

Во козёл, а?! Отвесив ему ещё одну плюху, я пнул ногой лежащую на земле сумку:

– А там что? Бумага туалетная?

И велел подошедшему Хану:

– Проверь.

Хан вытряхнул содержимое сумки на землю, и присвистнул. Не меньше десятка маячков россыпью упали на присыпанную снегом пожухлую траву. А Ворон, не удержавшись, с разворота, классической "вертушкой", впечатал мужика в стену. За что я осуждающе на него посмотрел. Понимаю, нервы у нас у всех стали ни к чёрту, но всё же бить пленных... Кхм... Хотя, понять Ворона можно, куда уж там. У него на глазах две недели назад во время обстрела убило пятилетнюю девочку, мы как раз с рейда возвращались. Я видел это. И уже несколько ночей не могу избавиться от кошмарного видения, как крохотного ребёнка буквально рвёт на части элементами кассетного снаряда. Я до сих пор отчётливо вижу Ворона рванувшегося к ребёнку. Помню, как он, с окаменевшим лицом, собирал останки девочки в свою куртку. И молча плакал. А слёзы оставляли на его закопченном лице светлые дорожки и застревали в трёхдневной щетине. Так что мужик ещё легко отделался. Максимум, сотрясением мозга. Хотя сомневаюсь, что у него есть мозги. И уж тем более нет ни жалости, ни сострадания. Потому что только распоследняя тварь может наводить гаубичный и реактивный огонь прямо на жилые кварталы. Не было там этого козла, когда Ворон складывал останки девочки в свою куртку. Пусть бы ему до конца дней снился этот кошмар...

Осуждающе посмотрев на Ворона, я поднял мужика за воротник и резко встряхнул его. Глаза открыл. Ничего так глаза, вполне осмысленные. И даже крови на голове почти не видно. Жить будет, ублюдок. Кивнув Хану на сумку, я приказал:

– Забери. Отведём в комендатуру. Потом дальше отправимся.

А Стасик Воронков, он же Ворон, только скривился. Сплюнул в сердцах, и сердито проворчал:

– Добрый ты, Кич...

Кич – это я. Капитан СОБРа Кичаев Игорь. Бывший капитан. Со мной, как я уже сказал, Стас Воронков, и Азик Биишев, он же Хан. Мои бывшие сослуживцы. Почти пять месяцев назад мы все вместе ещё служили в специальном отряде быстрого реагирования в одном из уральских городов, в России. Но так получилось, что судьба забросила нас на Украину. Изначально – по личным соображениям. Но, попав на Донбасс, мы воочию убедились, что всё, что мы там, в России, видели только по телевизору, для местных жителей стало одним непрекращающимся кошмаром, жутким и реальным. Страшно было видеть кадры, на которых гибли мирные люди. Невыносимо больно было думать, что всё, что разрушено этой войной, когда-то придётся восстанавливать, и немало труда на это положить. Но то, что мы увидели в реальности, оказалось страшнее любых наших впечатлений от виденного раньше. Здесь была не просто война. Это было массированное истребление инакомыслящих, объявленное антитеррористической операцией. Хотя к антитеррору эта бойня не имеет никакого отношения. Я сам не раз бывал в Чечне, и могу сравнивать. Одно дело, когда часть населения, и не самая лучшая, заставляет целый народ воевать за свою будто бы независимость (а на деле – за возможность безнаказанно грабить, насиловать и убивать) и совсем другое, когда ВЕСЬ народ не желает становиться марионеткой кучки озверевших от крови и жажды денег фашистов, засевших в столице. А жители Донбасса это отдельный народ. Со своим укладом, языком и культурными традициями. В конце концов, в Чечне всё более или менее наладилось, хотя раны будут ещё долго кровоточить. Но ведь живут в составе России, никто их прав не ущемляет. И об отделении уже никто не говорит. Кадыров теперь глава Чечни, и горой стоит за целостность России. По крайней мере, так говорит. А здесь людей убивают только за то, что они хотят жить на своей земле по своему усмотрению, говорить на родном языке, и учить детей тому, что считают правильным и справедливым.

Дав мужику увесистого пинка под зад, я приказал:

– Шагай вперёд, голубь мой сизокрылый.

Тот было заартачился:

– А куда? А за что? А что мне будет?

Поморщившись от его то ли наглости, то ли тупости, я пояснил:

– В комендатуру. За наводку. Суд тебе будет. К сожалению. Моя бы воля, грохнул бы тебя прямо здесь, падлу, и совесть моя даже не пискнула бы. Пошёл, урод!

И Азик для пущей убедительности отвесил козлу ещё одну плюху, и тоже не удержался от соблазна дать пинка под зад. Ладно, хоть Стас ничего не сделал. Судя по его взгляду на мужика, вряд ли довели бы его живым.

Пройдя полквартала, мы такой вот колонной добрались до оставленного нами "уазика", из которого и заметили наводчика, усадили его в машину, и утрамбовались сами. При этом Стас, садясь с мужиком на заднее сиденье, совсем уж немилосердно саданул того локтем в бок. Судя по сдержанному "Ой!" селезёнку всё же малость повредил. Ну и хрен с ним, еще легко отделался, паразит. Захлопнув дверцу, я велел севшему за руль Азику:

– Давай, в комендатуру. Сдадим пассажира, потом поедем.

Распоряжаюсь я так не потому, что старше по званию, или опыта имею больше. Мы все трое спецназовцы в звании "капитан", все трое не раз принимали участие в боевых действиях, и опыта у каждого из нас накопилось достаточно. Просто как-то так получилось, что по приезде в Донецк парни, не сговариваясь, назначили меня старшим. Или, точнее, координатором. И все трое мы образовали боевую единицу, под общим позывным "Трёшка". То есть поначалу, еще в конце сентября, нас отправили прямиком на передовую, где очень не хватало опытных кадров. Оно и не удивительно. Ведь большинство в ополчении, – вчерашние шахтёры, механизаторы, студенты, рабочие. И хоть трещат во всех украинских и западных СМИ что на стороне ополченцев воюют чуть ли не отборные российские войсковые части, чушь всё это. Но добровольцев, вроде нас, здесь хватает. И это нормально. Есть русские, украинцы, чеченцы, татары, венгры, сербы и итальянцы. Слышал даже о нескольких американцах, бросивших свои уютные лужайки и приехавших на Донбасс, чтобы хотя бы своим участием, хоть частично исправить гнусное поведение своего правительства. Словом все, кому не безразлична судьба Донбасса, и у кого совесть не спит, а возможность помочь имеется. Не сомневаюсь, что, если бы, в России многие из офицеров армии и спецслужб имели возможность здесь присутствовать, то число ополченцев резко возросло бы за счёт добровольцев. Да и сейчас они дают жару регулярным частям украинской армии и националистическим батальонам. Вторых, паскуд, я бы вообще убивал на месте, без суда и следствия. Потому что если в регулярных частях многие оболванены, и искренне верят что воюют за свободу и независимость Украины, то вторые – просто отборная уголовная сволочь, с порохом вместо мозгов, и свинцом вместо сердца. Что они творят на занятых территориях – описать невозможно. Каких только ужасов мы не понаслушались и не понасмотрелись за эти месяцы. Лично у меня, кажется, уже и сердце поседело. И даже боль по убитой сестрёнке немного притупилась на фоне тех кошмаров, что творятся здесь...

Да, о нас троих. В какой-то момент наш новый командир решил, что нерационально использовать бойцов такой квалификации на передовой, к тому же был сформирован отдельный разведбатальон при Главном штабе вооруженных сил, и нас командировали в него. А там нам нашлось дело по душе, и по квалификации. На фоне участившихся... Хотя нет, не так. Какое там участившихся?! Ставших просто тотальными расстрелами мирных граждан, командование батальона решило применить ответную тактику. И если с той стороны к нам засылали диверсантов и корректировщиков огня, то и наши решили использовать диверсионные группы для снижения плотности обстрелов. Так мы трое и стали отдельной ДРГ* (*диверсионно-разведывательная группа), главная цель которой – обнаружение в тылах противника систем залпового огня и гаубичных батарей и их уничтожение. На войне, как на войне. Бей врага его же оружием, лучшего средства ещё не придумали. И с периодичностью примерно раз неделю я, Азик и Стас направлялись в тыл украинской армии, и ещё не было случая, чтобы мы вернулись из рейда без результата. Можно было бы и чаще, и даже нужно. Но каждый выход предваряет тщательная подготовка и предварительная разведка, на которые требуется время. Неплохо мы прошлись по тылам, наш бывший командир Рысаев остался бы нами доволен. По слухам украинское командование за наши головы даже вознаграждение объявило. Аж двести тысяч гривен. За каждого. Ну, ещё бы! Одна только установка "Град" стоит в разы дороже, хотя их стоимость и держится в секрете. По некоторым оценкам один "Град" тянет под миллион гривен. Только мы с ребятами иной счёт ведём. Мы считаем, сколько мирных людей останется в живых, и не будет убито из оружия, которое мы уничтожили. Такая вот несопоставимая арифметика. И, кажется, мы не зря свои сухпаи жуём, командир нами гордился бы.

Покосившись на Азика, я коротко глянул в зеркало заднего вида, на Стасика. Всё же парни резко изменились с тех пор, как мы попали из мирной обстановки на Донбасс. Стасик и раньше не был говоруном, а здесь и вовсе стал молчуном. Всё время о чём-то сосредоточенно думает, замкнулся. Да и Азик, любитель похохмить, как-то притих. Не до смеха парням. Мы и раньше попадали в различные передряги, особенно в Чечне, но никогда они не были такими зажатыми. Всё же происходящее здесь здорово прочистило им мозги. И озлобило. Мне уже всё труднее сдерживать их, когда речь заходит о расправе над пленными, которых мы периодически притаскиваем с собой из рейдов по тылам противника. И авторитет старшего группы уже плохо помогает. Да, честно говоря, и самому всё труднее сдерживаться, глядя на то, что творится вокруг. Как раз таки именно ответственность старшего группы и удерживает от желания просто пристрелить очередного подонка решившего, что получил от своего командования карт-бланш на истребление своих же сограждан. Гражданская война это страшно. И это уже не уроки истории в школе, когда мы изучали гражданскую на Украине. Петлюра и Махно просто наивные младенцы по сравнению с теми фашистами, что рвут на части Украину сейчас. И страшно думать, что толи ещё будет. Или киевская верхушка плохо изучала историю, или у Порошенко вообще шоколад вместо мозгов. Они расплодили десятки тысяч вооруженных до зубов, обстрелянных и жадных до денег и всяких благ бойцов и полагают, что у тех не появится желания всё отнять и поделить? Опасаюсь, что очень скоро мы увидим очередной передел власти, и уже вся Украина может просто захлебнуться в крови. Вот что страшно. В этом смысле для России не только долг помочь Донбассу сейчас, потому что здесь живут наши люди по духу. Это ещё и вопрос самосохранения. Донбасс стал буфером, первым принял на себя удар фашистов. Именно фашистов. Потому что нынешний украинский режим называть как-то иначе не просто наивно и близоруко, но ещё и преступно. Я часто в последнее время смотрю по "ящику" "Вечер с Владимиром Соловьёвым" считая его лучшим ведущим подобных программ. Яркий, эрудированный, остроумный до сарказма, прекрасно владеющий аудиторией он чётко и грамотно расставляет акценты. В его передачах практически постоянно выступают люди с различной позицией, в том числе и с украинской стороны, пытаясь оправдать происходящее на Украине. Да и из числа российских гостей студии есть такие. Но настолько жалко и неубедительно они выглядят в своих попытках и призывах к объективности, что смотреть на них стыдно. Им уже даже троллить не удаётся, настолько всё очевидно. И любые попытки оправдать нынешний украинский режим уже кроме мрачного смеха ничего в аудитории не вызывают. Какие там призывы к объективности?! Объективность только одна: на Украине хозяйничают фашисты. И с каждым днём их позиции только укрепляются и ведут к полномасштабной гражданской войне в стране, со всеми её прелестями. Грядут времена Гуляй Поля и матёрой махновщины...

Задумавшись, я не сразу сориентировался и качнулся вперёд, едва не ткнувшись лбом в стекло, когда Азик резко затормозил. А глянув вперёд, облегчённо вздохнул, заметив проходящий патруль. Вот и славно. Сдадим нашего диверсанта патрулю, и спокойно поедем дальше. Время уже подкатывает к восьми, а нам до места назначения ещё пилить не меньше часа. Это в мирное время мы доехали бы максимум за полчаса. Но сейчас надо миновать блокпосты с обязательной проверкой документов, и постоянно держать ухо востро, чтобы не попасть под обстрел или прицельный снайперский огонь. Так что, часа полтора до места назначения, часа четыре на сон, потому как в ближайшие сутки-двое будет не до сна, и на ту сторону.

Выйдя из машины, я окликнул старшего патруля, судя по возрасту. Крепкий мужик лет сорока с небольшим в разномастном камуфляже подошёл, коротко козырнул и пожал мне руку:

– Здорово, командир. Какие проблемы?

Открывая заднюю дверцу "уазика" я пояснил:

– Да проблем нет. Надо вот этого гражданина в комендатуру сопроводить, а у нас времени в обрез. Доставишь?

– И что за перец?

Я негромко сказал, чтобы не привлекать внимания прохожих:

– Маячки разбрасывал по городу, случайно засекли, прихватили. Пусть его потрясут, информацию выбьют. А нам ехать надо, у нас своё задание.

Услышав про маячки, мужик нахмурился, оттёр меня плечом и выдернул диверсанта наружу. И ох как мне его взгляд не понравился, которым он смерил мужика с головы до ног! Словно приценивался с чего начать: оторвать ему голову, или отстрелить ноги? Да тут ещё второй парень из патруля, совсем молодой, потемнев лицом, приблизился, и начал неторопливо снимать "Калашникова" с плеча. Вот уж совсем ни к чему допускать расправу над пленным патрульными, да еще средь бела дня, при большом скоплении народа. Горожане вряд ли останутся безучастными, и примут участие в расправе, пусть и совершенно справедливой. Линчуют падлу, а это неуместно. Сейчас, на фоне того, что в Минске скоро начнётся второй раунд переговоров по Донбассу, это будет совершенно некстати. Уже сегодня же к вечеру найдутся доброхоты, которые выложат в сеть видеозаписи с мобильника с такими смачными картинками и не менее смачными комментариями. И как это отзовётся в Минске? Тут же поднимутся вопли о зверствах ополченцев над мирными жителями Донецка. Поди докажи потом кто есть ху. Переговоры это может и не сорвёт, но позицию Донецка подмоет серьёзно. Да и нашего президента вынудит иметь нездоровый вид на переговорах, где он будет находиться в качестве посредника, наравне с французским президентом и канцлером Германии. К тому же мало того что от этого козла потом и грамма информации не получишь, так ещё и патрульным достанется на орехи. Не вариант. Положив руку старшему на плечо, я предостерёг:

– Не надо, старшой. Не марайся. Я понимаю...

Старший резко сбросил мою руку и сквозь зубы процедил:

– Что ты понимаешь, командир? Три месяца назад из-за такого ублюдка моя младшая дочь погибла. Прямо во дворе школы. Ей было тринадцать. Тринадцать!!! Жена моя поседела в один день. И старший сын, посмотри на него, – мужик кивнул на второго патрульного, – повзрослел раньше времени. А ему и восемнадцати нет. Добровольцем пошёл в ополчение, кончилось у него детство, как сестрёнку похоронили. Понимаешь?

А второй патрульный уже снял "калаша" с предохранителя и передёрнул затвор. Дело принимало совсем уж дурной оборот. Если сейчас ещё и Стасик с Азиком поддержат патрульных я не смогу их всех четверых удержать. Диверсант, видя такой оборот, побледнел и почти проблеял:

– Мммужики-и-и-и!!! Не убивайте, всё скажу. Гадом буду, я много знаю!

Но всё же мои парни молодцы. Верно поняли моё положение, и поддержали, наступив на горло собственной песне. Вывалившийся из салона Стасик в две секунды мягко обезоружил молодого патрульного, а Азик, зашедший сбоку, зафиксировал старшего патруля. Я, чтобы хоть малость разрядить обстановку, коротко врезал диверсанту под диафрагму, и затолкал его обратно в салон. После чего тихо и мягко попросил:

– Не надо, ребята. Поверьте, мы вас понимаем. У самих руки чешутся. Но не можем мы так, самосудом. Да и нужен он ещё. Вы простите нас. Мы вашему горю искренне сочувствуем, поверьте. Но допустить расправы над пленным мы не можем. Простите. Если вам трудно с собой справиться, мы сами его в комен...

– Ты кто? – резко перебил вопросом старшой. – Из каких тылов вылез? Я с лета прошлого года на передовой, мы там таких...

И заскрипел зубами, не в силах закончить. Я коротко глянул в его глаза, злые, беспощадные, и похолодел. Как бы он и на нас не кинулся с голыми руками. И ещё в глазах у него – слёзы. И такая печаль, что у меня ком в горле застрял, и слова с трудом произнеслись:

– Я – "Трёшка". Так и передай в комендатуру. И этого урода доведи. Ты понял? Иначе сам под трибунал пойдёшь. А твоя жизнь на другое потребуется, не губи её.

Мужик, услышав наш позывной, вдруг отмяк и почти восторженно уточнил:

– Та самая "Трёшка?! Ну... Прости, братишка, плохо о тебе подумал.

Протянув руку к Стасику, он попросил:

– Ты сына то моего отпусти, солдат. Хрен с ним с этим уродом. Пусть поживёт. Пока. Доведём мы его, не сомневайтесь. А вам спасибо, парни. О вас же легенды ходят! Жене расскажу – не поверит что я с самой "Трёшкой" говорил! Вы это, парни... Устройте им там фейерверк такой, чтоб в Киеве было видно. Пусть, твари, полюбуются, как их на Донбассе весело встречают. С почестями.

Выдернув из машины малость оклемавшегося после моего удара диверсанта, старшой ткнул его мордой в машину и сноровисто сковал руки за спиной наручниками. Похлопав по плечу, увесисто предупредил:

– Вздумаешь бежать – я тебя даже убивать не стану. Прострелю ноги и отдам прохожим, сообщив, что ты есть за фрукт. Вон их сколько на улице, и все тебя очень любят. Усёк?

Диверсант молча кивнул, совсем потеряв от испуга дар речи. А старшой протянул мне руку и представился:

– Мыкола меня зовут. Николай, то есть. Сам шахтёр. А сына – Борис. Студент политеха. После войны закончит. Удачи вам, парни. Храни вас Бог. Всей семьёй за вас молиться будем. Как зовут то вас? Вы не думайте, я – могила. Никто не узнает.

Таиться особо нам ни к чему, слава вон она как, всё равно впереди нас бежит. Да и есть у нас троих причины, чтобы о нас знали. И не только по эту линию фронта. И я спокойно сообщил наши имена вместо позывных:

– Меня Игорь зовут. А это Стасик и Азик... Азамат. Он мусульманин, кстати.

Мыкола усмехнулся в усы:

– Богу всё едино. Главное чтобы человек был хороший. Ну, удачи вам, ребята.

И они ушли. Молча, и не особо-то пиная пленного на ходу. Доведут. По взгляду Мыколы это понял. И сами не тронут, и людям не позволят его порвать, поганца. Хотя он того и заслуживает. А Стасик, стоя справа от меня, вдруг мелко перекрестил патрульных вслед. А ведь он неверующий. Я сделал вид, что не заметил. Азик тоже тактично отвернулся. Но как-то уж очень стремительно, мимолётно вытерев увлажнившееся глаза. А мне только и осталось подумать "Храни Бог нас всех...".

Уже в машине Стасик подал голос:

– Кич, скоро мы визитки начнём раздавать направо и налево. А толку что-то не видно. Он нас не ищет, и встречи с нами не жаждет.

Азик тут же поддакнул:

– Да уж... Мы конечно делом заняты, но до него за почти пять месяцев так и не дотянулись.

– А должны бы, – добавил Стас. – Плохо стали работать, Кич.

Началась старая песня... Что-то ребята стали в последнее время всё чаще на меня наезжать. Так и авторитет командира недолго уронить. А без него об успехе в поставленных задачах, тем более в боевых условиях, и думать нечего. "Он" – это Олежка Торопов. Наш бывший сослуживец и друг. Которым он был до того момента, пока не скурвился, и не слил меня полевому чеченскому командиру Лече Кацаеву. За бабло. Которого так и не сумел получить, я помешал. Тогда Торопов убил мою сестру. А перед этим убил брата Стасика Серёгу, чтобы завладеть снайперкой для выстрела в мою сестру Катюшку. И все эти месяцы мы метались по передовой, перебираясь из батальона в батальон туда, где было погорячее, в надежде найти там и Торопова. Найти, чтобы привести приговор в исполнение. Самим. Не дожидаясь пока его прикончит кто-то из ополченцев. Мы с огромным уважением относимся к этим людям, поражаемся их мужеству и стойкости, но Олежку мы должны казнить сами и только сами. Он наш кровник. Мой и Стасика. И Азик, для которого Катюшка была как сестрёнка, тоже считает Олежку своим кровником. Мы его уже осудили и приговорили. Осталось только привести приговор в исполнение и этого мы не можем уступить никому. По нашим сведениям Торопов здесь уже много чего натворил, отличился так сказать. И многие здесь имеют моральное право лично казнить его. Но мы трое приехали сюда изначально за Олежкой. И не уйдём отсюда, пока он жив. Пока будет жив последний из тех, кто находится с оружием в руках на той стороне. Или пока не сложит оружие. Конечно, мы приехали за Тороповым. Конечно, поначалу нами двигало чувство личной мести. Но теперь это и наша война тоже. И каждый погибший на этой войне с этой стороны для нас – однополчанин. Даже если это мирный житель. Особенно мирный. И мстить мы будем за каждого. Люто мстить. Лично у меня ещё никогда сердце не было таким ожесточённым, как сейчас. Азик и Стасик думают так же, можно даже и не уточнять. А ведь каждый из нас в своё время прошёл такую мясорубку, что у нормального человека крыша просто обязана съехать от виденного и пережитого. Мы для нормального человека отморозки больные на всю голову. Мы дети войны, и с этим уже ничего не поделаешь. А Торопов, гад, ломает наши планы. Почти пять месяцев мы охотимся за ним. Сделали всё, чтобы до него дошли слухи, что на этой стороне воюет группа, состоящая явно из спецназовцев. И свои позывные не стали менять сознательно, чтобы Торопов, когда до него докатится с горки что мы здесь, сам вышел на нас. И вышел бы, понимая, что мы не отстанем от него, куда бы он не метнулся. Если надо пойдём за ним и в Киев. И в Европу. Да что в Европу? Если он, решив, что заработал достаточно денег на чужой крови, уберётся в Америку, ему и там покоя не будет. Мы найдём его везде, рано или поздно. Найдём, и приведём приговор в исполнение. Да вот только поостерёгся он выходить на нас всех троих в открытую, понимая, что расклад будет не в его пользу. Когда мы гасили "киборгов" в аэропорту Донецка, он был там. Мы точно это знаем. И по сведениям от пленных, и по тому, что на нас троих никому ранее неизвестный снайпер открыл персональную охоту. Только на нас. Другие цели он игнорировал. И мы все трое поочерёдно сутками не уходили с позиций, пытаясь найти его и подстрелить. Не на смерть. Это было бы слишком легко для него. Пусть бы его переправили в госпиталь. Ополченцы периодически позволяли "киборгам" вывозить раненых, и ввозить на территорию аэропорта провизию и медикаменты. Тогда мы отправились бы в госпиталь, или перехватили Торопова по дороге. Но не повезло. Он осторожный чёрт, и в наш прицел не попал ни разу. Это двое из нас рисковали своей шкурой, мелькая на позициях, чтобы спровоцировать Торопова на выстрел, и третий из нас смог бы его засечь. Однако Олежка быстро раскусил наш нехитрый приём, и на провокацию ни разу не поддался. А потом он и вовсе пропал. Непонятно, как он улизнул, но ему это удалось. То, что он не выехал с ранеными это точно. С наших слов все в батальоне знали его личность, и какую опасность он представляет. Никто бы не пропустил. Он ушёл тайно, при этом никого из ополченцев не убив, когда переходил наши позиции, чтобы не привлекать внимания к своему исчезновению. Попросту дезертировал. Ему уже не привыкать. Уверен, что ему это ничем серьёзным не грозит, поскольку бойцами такого класса никто разбрасываться не станет. Генералы в Киеве возможно и подвели бы его за дезертирство под расстрел, но комбаты "киборгов" народ практичный. Да и не особо они подчиняются киевским генералам. Они-то понимают, что лёгкая шалость Торопова окупится сторицей, если его не особо прижимать. Всё же русский спецназ это не только звучит гордо, но и действует безотказно. Такую подготовку и школу трудно не оценить. Даже хвалёные "зелёные береты" отзываются о русском спецназе со сдержанным уважением и плохо скрываемой опаской. Так что, улизнув от нас из аэропорта, Олежка нарисовался где-то в другом месте, и вряд ли далеко от войны. Он нужен здесь. И только здесь он может заработать хорошие деньги, за которыми сюда и приехал. И мы найдём его. В этом смысле наши личные интересы с планами Главного штаба полностью совпадают. Дотянуться до Олежки находясь по ту сторону фронта гораздо легче, чем через передовую. Так что очень своевременно подвернулась для нас вакансия при отдельном разведбатальоне. И каждый раз, выходя в рейд, мы в обязательном порядке пытаемся взять "языка" чтобы собрать хоть крохи информации о "киборге" с позывным "Топор". Под стать своей сущности Олежка взял новый позывной. Мясник он и есть мясник. Олежка всегда отличался неоправданной жестокостью, за что имел не одно замечание от нашего командира. Ну а здесь и вовсе дал волю своим почти садистским наклонностям. Вот по этим его следам мы его и найдём. Потому что где была резня, там обязательно присутствовал Олежка. Батальоны это, по сути, не войска, а карательные отряды. Или заградотряды. Для них расстреливать в упор повернувших назад бойцов ВСУ* (*Вооружённые Силы Украины) – обычное дело...