Текст книги "Райгебок"

Автор книги: Алексей Июнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Поэтому за неимением иного применения, иногда Райгемах рубил секирой капусту.

Райгебок следил за беготней отца, стараясь выговорить вопрос: «Что произошло?». Неужели на Аусерт напали разбойники? Враги? Но кто? Стачки с рыцарскими отрядами вилидергонского короля Тшерда Креджича Второго давно быть не может, великий король стар и немощен и подписал мировую со всеми врагами. Если только он покинул земной мир и трон перешел к его старшему сыну Тшерду Креджичу Третьему? Но все равно деревня Аусерт находится слишком далеко до границы с Вилидергонией, даже до соседних поселений никогда в истории не доходили захватчики, герцог Ваершайз, которому принадлежит эта территория никогда бы не позволил ни одному чужаку обнажить меч в его владениях. Что говорить о врагах, если даже местных разбойников Его Светлость рубит на куски и бросает на обед своим псам.

Тогда, быть может во дворе разбойники? Но от них есть цепы, колья, моргенштерны, вилы и просто дубины. В доме валялся еще и старый видавший не одно смертоносное сражение северовилидергонский щит, и если бы на Аусерт напал враг, отец прихватил бы и его, хоть и не владел приемами защиты.

Тем временем глава семейства уже выбежал из дома, за ним бежала Райгеслина. Брат-близнец Райгебока уже выскакивал из кровати, прыгая на одной ноге, а вторую стараясь сунуть в деревянный башмак. Маленький Райгетилль не просыпался. Отец подбежал к сараю, бормоча под нос ругательства, где вспоминал и Трусливых Создателей и матерь салкийского короля. У сарая стояла, с сияющими в предрассветной темноте желудками-мешками, вчерашняя телега с которой Райгебок ходил на реку Нольф. Рядом на боку лежал их бык Черный Нос. Старый бык конвульсивно дергался и храпел. Подбежав вплотную, Райгебок увидел, что Черный Нос лишен грудины и передних ног, вместо них – обугленное мясо и черная кровяная корка. Нестерпимо воняло паленой плотью. Отец размахнулся секирой и верхним ударом махнул оружием. Голова Черного Носа отделилась от туловища, тело славного быка дернулось в последний раз и расслабилось навсегда.

Окровавленное оружие со звоном упал на мощеную ракушечником тропинку. Отец, тяжело дыша и вытирая холодный пот, грузно сел на траву.

– Что случилось? – в ужасе спросила мама, закрывая рот рукой и отводя взгляд от изуродованного мертвого тела Черного Носа, служившего им верой и правдой десять лет.

– Угорь… – только и смог произнести шокированный отец. Райгебок помог ему подняться, того колотило крупной дрожью, но его можно было понять – луч угря-светомета прозвенел на расстоянии локтя от его бороды и разорвал грудину уже стоявшему под ярмом Черному Носу. Все произошло прямо перед лицом Райгемаха. Звенящий луч коснулся быка, раздался треск, разлетелись искры и ошметки изжарившейся за одно мгновение бычьей плоти и обугленный костных крошек. Черный Нос не успел даже фыркнуть, его истерзанное тело отлетело в сторону. От взрыва в упряжи полопались продольные тягловые ремни и поперечный ремень, и только это спасло повозку от опрокидывания. А на повозке лежали шевелящаяся куча мешков с искрящимися угрями-светометами. Мешки «жили», внутри них в речной воде вертелись змееподобные рыбины, если бы от падения они освободились бы, то перед неизбежной смертью на воздухе, каждый из угрей метнул бы свой испепеляющий луч. Тогда бы от всего двора, от самого дома и от всех спящих внутри (да и соседей) осталось бы дымящееся пепелище, а сборщику налогов Его Светлости пришлось бы возвращаться к герцогу с пустым кошелем.

Сейчас, когда рассвет только-только начинал уничтожать ночную мглу, сияние мешков с угрями-светометами выглядело особенно эффектно, придавая всей повозке нечто волшебно-мифическое.

– Но как? – спросила мама, помогая мужу снять выпачканную бычьим мясом одежду и взволнованно осматривая его опаленную бороду и обожженную щеку. – Ты что, развязывал мешок?

– За повозкой, – ответил Райгемах, – вон там угорь лежит на земле. Он издох. Не бойтесь, они же сразу дохнут на воздухе.

– Ты его выпустил? – опять спросила Райгеслина, обойдя повозку и вместе с Райгебоком увидев на мокрой траве издохшего угря. Тут же валялся опустевший от ноши мешок, скроенный из телячьего желудка.

– Шнурок лопнул, – пояснил отец, вытирая лопухами секиру от крови своего любимого Черного Носа. – Когда я подтягивал поперечный ремень, один мешок открылся и угорь высунул свой хвост.

– Он мог тебя убить! – мама обняла отца сильно-сильно. Она попросила Райгебока принести отцу другую одежду и монстр побежал в избу, встретив на пути близнеца Райгедона, бегущего к месту происшествия с горящим факелом. Вернувшись с рубахой и льняными брэ, Райгебок увидел, что отец стоит у плетня с соседом – главой семейства Скау. Скаурот – черноокий мужчина с густыми вьющимися волосами, схваченными сзади у шеи медной брошью с изображением дрозда. Черная щетина окаймляла овальный подбородок, самые белые зубы во всем поселке блистали в свете факела крепкими жемчужинами. Сосед препирался с медведеподобным Райгемахом. В руках обоих мужчин пылали факелы и они агрессивно махали ими в опасной близости друг от друга. Скаурот, то и дело пуская искры на траву, указывал своим факелом то на мертвого быка, то на мертвого угря-светомета. В прыгающих отблесках коптящего огня мертвые животные (особенно обезглавленный бык) вызывали оторопь. Хотелось убрать их подальше, а лучше всего утопить в болоте, и, наконец, дождаться полноценного рассвета.

Райгебок не стал подходить к спорящим мужчинам, это было не принято. Спорящие всегда должны решать свои вопросы только наедине, третьего обязаны были прогнать, чтобы он не принял чью-либо сторону и тем самым сделал нечестный перевес. Райгеслина и Райгедон скрылись со двора, потому что даже слышать чужой спор не полагалось. Райгебок быстро отдал одежду и немедленно последовал примеру мамы и вернулся в избу.

С восточной стороны рассвет уже достаточно перекрасил небо в темно-синий, а где-то вдалеке истово заголосили первые петухи, когда мужской спор, наконец, затих и Скаурот ушел прочь. Его затухающий факел двигался в такт его шагам и пропал в соседнем дворе. Раздраженный отец вспомнил про принесенную сыном одежду, и, путаясь в завязках, начал переодевать брэ.

– О чем вы говорили, пап, – подбежали к нему дети Райгедон и Райгетилль, за ними топал Райгебок и мать. Собачка Су вертелась вокруг, мешаясь под ногами.

– Этот умник хотел взять себе мертвого угря, – ответил отец, резко натягивая рубаху на толстокожее волосатое тело.

– Так в чем же проблема? – спросил Райгедон. – Отдал бы. Не хочешь же ты его сварить и съесть?

– Съесть? Ты с ума сошел, сын! Их даже Райгебок не ест! Сосед не говорит, но я знаю для чего ему мертвый угорь-светомет. Он будет ставить с ним опыты, порежет на кусочки, будет рассматривать через ту свою толстую линзу. Он их изучает! Он уже давно ищет секрет этих проклятых угрей. – Райгемах с ненавистью зыркнул на груженную телегу с сияющими мешками. – И, разумеется, руку даст на отсечение, чтобы узнать с помощью чего они пускают лучи. Представляешь, Райгедон, если он придет к герцогу Ваершайзу и предложит ему раскрытый секрет угрей-светометов. Герцог его озолотит! Или даже возьмет к себе придворным ученым-мыслителем. Вот чего хочет плотник Скаурот! А я всего лишь попросил у него взамен мула на три дня. Без Черного Носа повозка до Лойонца не доедет.

– А он?

– Не дает! Он испугался. Ну вот и я ему не дал! Сказал, что раз угри ему так нужны – покупай живого, так и быть для него я скинул бы цену. Или пусть дает мула, или пусть сам ныряет в Нольф за своими угрями-светометами!

– Правильно, пап. Семья Скау и так должна нам с прошлого года за целый стог сена.

Все присели подле обезглавленного быка. Действительно, теперь некому тянуть повозку на ярмарку в Лойонц, а целая куча мешков с угрями-светометами так и ждут своих покупателей. Ежемесячная ярмарка в Лойонце проходит всего один день, если не продать их в городе – их можно просто закапывать или отдавать соседям за бесценок, ибо к следующей ярмарке через месяц они просто будут старыми и безжизненными. Так не годиться, Райгемах на семейном совете уже построил планы на ориентировочную прибыль от продажи.

Райгеслина предложила применить для перевозки того мула, что безучастно скучает в стойле и используется главой семейства для кручения измельчителя яблок для сидора и для затягивания сокодавительного пресса. Но у этого мула была одна особенность: кроме как идти по строго определенному кругу и отгонять хвостом мух, он больше не мог делать совершенно ничего. Он просто был не обучен идти под оглоблей, его даже для работы в поле не использовали, ибо, выходя на незнакомые ему просторы, мул начинал упрямиться, стоять на месте и надсадно хрипеть. У этого глупого мула даже имени не было.

Тогда телегу взялся везти Райгебок.

– Нет, сын, тебе нельзя, – ответил отец, с презрением беря мертвого угря за жабры. Рыба была мертва, поэтому неопасна. Ее бирюзовое сияние померкло, смертоносный хвост безжизненно болтался. Отец откинул угря подальше в кусты лебеды. – Я не хочу, чтобы ты появлялся в городе, там многолюдно. Ты понимаешь, о чем я?

Монстр понимал. Он никогда не бывал ни в Лойонце, ни в каком-то другом поселении. Кроме как в окрестностях Аусерта да приютившейся неподалеку за заросшим кувшинками прудом деревушки Штросси, никто никогда не видел Райгебока и не слышал о нем. Такие мелкие поселения как Аусерт вообще мало контактировали между собой, а то, что Аусерт располагался в отдалении от относительно крупных поселений, зато близко к Нольфу, он был почти в некоей изоляции. Местность вокруг была преимущественно болотистой да лесистой и труднопроходимй. Путь до Лойонца был, пожалуй, единственным, на котором можно было иногда встретить людей. Появление Райгебока в крупном городе может закончиться очень скверно. Отец не раз говорил, что видел на главной площади Лойонца одно небывало страшное чудовище в клетке и больше всех на свете боялся, что та же участь может постигнуть и его необычного ящерообразного сына. По словам отца, чудовище было похоже на морщинистую летучую мышь гигантских размеров и с восемью паучьими лапами. Из пасти летучей мыши беспрестанно струились шипящие на солнце слюни и она что-то пищала, стараясь повторить звучание человеческой речи. На потеху публики чудовищу бросили мертвого младенца, найденного накануне в канаве, и летучая мышь облизывала его длинным гибким языком.

Это было неправдоподобно, но отец настаивал, что именно это он и видел. Правда, признавался, что перед этим в местной таверне запил жаренного пескаря, фаршированного перепелиными сердечками, и миску оливок двумя кувшинами неразбавленного водой пива, отмечая прибыльную продажу партии угрей рыцарскому ордену Триумфального Беркута по полуторной цене.

Подумав, Райгебок предложил отвести телегу еще до начала открытия ярмарки, пока на подступах к Лойонцу еще никого нет, лучше всего если это будет предрассветный час (вот как сейчас или даже раньше). Обождать ярмарку в надежном укрытии, а потом так же в темное время суток вернуться домой.

Отец задумался. На Черном Носе он добрался бы до Лойонца меньше чем за сутки, то-есть, оказался бы у городских стен следующей ночью. Немного отоспался бы на местном постоялом дворе и поздним утром (ярмарка начинается ближе к полудню) вывел бы товар на площадь. По опыту зная, что его угрей расхватят в один момент, Райгемах не планировал задерживаться в городе даже до вечера. Обратно он возвратился бы завтрашним поздним вечером или ночью. Так было всегда. Но тогда был Черный Нос и отец знал с какой скоростью он мог его гнать, а как побежит Райгебок? Может ли он двигаться со скоростью запряженного быка? Монстр ответил, что сможет.

– В таком случае давай готовиться к дороге, – решил отец. – Отрежь от быка задние ноги, отдай матери, это мы съедим. Хвост подари Райгетиллю, пусть сделает себе плеточку. Остальное можешь скушать, это придаст тебе силы на дорогу. Бычью голову тоже не выкидывайте. Райгедон, ты меня слышишь? – позвал отец близнеца Райгебока, – Остаешься за старшего, отрежь бычью башку и отнеси в таверну «Гусь и Тетерев» к Пуггелоту, продай ему ее за серебряный маар и купи себе новую накидку от ветра, эта уже вся рваная.

– Пап, а зачем Пуггелоту бычья голова? – спросил Райгедон, стыдливо прикрывая здоровенную дыру в своей накидке.

– Как зачем? Там язык, мозги, глаза! Ты знаешь, какие блюда может приготовить толстяк Пуггелот из бычьих мозгов!

– Только будьте осторожны, – сказала мама супругу и Райгебоку. – Не попадайтесь никому на глаза.

– Я знаю объездные пути, куда бы мы могли свернуть, – ответил отец, – если кого-то заприметим.

– Можно мне с вами? – попросился Райгедон, которому, не желалось отрезать от мертвого быка голову и тащиться с нею в таверну.

– Не сегодня, сынок. Обещаю, что буду тебя брать, когда купим нового быка и поездки будут не такими опасными как эта. Я куплю тебе с Райгетиллем медовых лепешек.

Хозяин этих земель Его Светлость герцог Ваершайз, например, отличающийся своим необъяснимым упрямством и самовлюбленностью, впрягал в свою повозки рабов и вассалов. Он был такой один в своем герцогстве, остальные же крестьяне и горожане по обыкновению для перевозки использовали быков, мулов или ослов. Повозка же, что лихо двигалась по ухабистой дороге от деревушке Аусерт, что нашла свое место у самой границе мира до города Лойонца, была запряжена невиданным по своему уродству созданием, не то ящером, не то человеком, не то еще кем-то страшным и отталкивающим.

Так вот в Лойонц (в окрестностях которого, к слову, стоял замок герцога Варшайза), поскрипывая деревянными соединениями, ехала повозка, запряженная монстром. Страшнее чудовища, нечеловеческие мышцы которого выпирали из кожи, защищенной от внешней среды грязно-зеленой крупной как вилидергонская серебряная монета, чешуей с характерным радужным рисунком. Монстр был одет в короткие, специального покроя с вырезом для толстого хвоста льняные шаровары. Вошедшие в моду облегающие чулки, прикрепляющиеся тесемками к брэ, монстру не подходили, они мгновенно рвались. К тому же, это удовольствие не дешевое и обычные крестьяне обходились одними брэ или шароварами. На монстре была одета свободная рубаха, подпоясанная на животе тесемкой. Головного убора не было. Для этого бы пришлось идти к шляпнику и пугать его тем, что придется прикасаться к этой здоровенной чудовищной голове, чтобы сделать мерки. Монстр Райгебок и обувью не пользовался, хотя бы и потому, что ни один башмачник не смог бы сшить что-то подходящее на его трехпалые ступни, заканчивающиеся панцирными когтями.

Райгебок, взяв повозку за тяговые ремни, бежал на полусогнутых ногах. Разумеется, ни о каком ярме и речи быть не может. Ни хлыста, ни хворостины. Не хватало еще, чтобы отец впряг родного сына как настоящего быка.

Повозка тоже была весьма необычна. Несколько десятков наполненных речной водой телячьих желудков, светящиеся изнутри голубовато-зеленоватым сиянием, аналогов которому никто не знал. Мешки были накрыты добрым отрезом специально выпачканной в грязи парусины, чтобы свечение ни так бросалось в глаза.

Отец, привалившись на тюки с едой и кое-какими взятыми с собой вещичками, пожевывал кедровые орешки и только подсказывал Райгебоку какое направление ему выбирать на перекрестках или на участках дороги, где им могли встретиться люди и где надо свернуть в сторону. Повозка мчалась быстро, проворнее, чем если бы в нее был впряжен тяжелый бык Черный Нос, дни которого так внезапно были сочтены этим еще дорассветным утром.

Поняв на полпути, что с таким темпом они доберутся до Лойонца гораздо раньше чем надо, Райгемах приказал сделать привал, спрятаться в лесу и дождаться темноты, потому, что дальше будет больше поселений, а значит и встречающихся людей. Воспользовавшись случаем, Райгебок съел остатки взятого с собой Черного Носа и запил их ключевой водой. Райгемах тоже перекусил и даже вздремнул. Дождавшись заката, они вновь тронулись в путь, который пролегал через лес, где в темное время суток разбойников было больше чем белок на деревьях. Каждый уважающий себя крестьянин, днем возделывающий огород, ночью, взяв цепы и вилы, таится в черных кустах, выжидая хоть кого-нибудь, кого ночь застигла в лесу. Надо ли говорить, что по ночам люди избегали появляться на лесных дорогах, а от отчаяния и скуки крестьяне-разбойники нападали друг на друга, а зачастую даже просто обменивались вещами между собой, чтобы не возвращаться к своим женам с пустыми руками.

Райгемах и Райгебок не боялись разбойников, скорее наоборот. За ночь на них нападали четыре раза и каждый раз, ошарашенные тем, что вместо быка или мула повозку везет неведомое чудовище с зубами-камнями, с неистовыми воплями разбегались кто куда, побросав все свое нехитрое оружие и насовсем забыв про разбойничью удаль. Отец только посмеивался и продолжал пожевывать кедровые орешки, стряхивая с торчащей бороды шелуху.

– Как это я раньше без тебя обходился? – спрашивал он у сына. – Если бы тебя боялись только разбойники, а не все подряд, я бы всегда с тобой ездил, Райгебок! И быстро и безопасно!

Райгебоку нравились похвалы, он был доволен.

– Когда мы прибудем к Лойонцу, улицы города будут украшены флагами, – поговаривал отец, трясясь на повозке, – дороги подметут, выгонят всех нищих и попрошаек. Разодетые горожане будут ходить туда-сюда с той лишь целью, чтобы покрасоваться новыми платьями и посмотреть на таких же как они сами. Перстни будут сверкать на каждом пальце. Красота одежд будет ослеплять. Длина носков на башмаках будет сражать на повал, а колокольчики на этих чрезвычайно неудобных и глупых носках будут раздражать своим звоном. Люди будут спотыкаться о свои же башмаки, падать плашмя, разбивать носы в кровь, но вытягивать носки еще длиннее, так чтобы можно было загибать вверх и привязывать чуть ли не к коленям! Ты знаешь, Райгебок, эти горожане так любят ткани, выкрашенные в яркие цвета, что, кажется, в детстве их воспитывали сороки, так и норовящие унести все блестящее. В глазах будет рябить! Каждый будет мнить себя если не королем, то герцогом или графом! К тому времени как солнце коснется горизонта, многие будут пьяны и дикий смех будет пугать из каждой подворотни. А с закатом древесная стружка всех трактиров начнет впитывать в себя свежую кровь. Грабеж и насилие волной покатится по столице, и поугаснет смех, и померкнут в потертых разбойничьих кошелях перстни дворян. И все их выкрашенные в яркие цвета платья втопчутся в грязь да вымажутся блевотными массами и кровью. Порвутся красивые платья! А длинноносые башмаки с дорогими колокольцами на носках потонут в выгребных ямах вместе с отрубленными ступнями своих самовлюбленных хозяев! Вот так-то, Райгебок! Это Лойонц! Вон там за дубками поворачивай налево…

– Все, – резко приказал отец, как только их повозка вышла из лесного полумрака на относительно ровный луг, сплошь заросший полевыми цветами. – Дальше тебе нельзя.

Райгебок немедленно остановился, глядя перед собой на уходящую вдаль колею, по которой они мчались. Впереди перед ними по этой колее двигался рыцарский обоз. Они сели на хвост обозу, когда перед рассветом рыцари выдвинулись из небольшого поселения в направление к Лойонцу. Не приближаясь на такое расстояние с которого рыцари смогли бы заметить повозку, Райгебок и его отец тихо следовали за ними почти до самых пригородных полей.

Несколько мулов, боевых коней, бычок. Доспехи и оружие были сложены на телегу. Вьючные мулы тащили поклажу. С десяток рыцарей топали рядом с конями и нестройно пели какую-то портовую балладу, за ними плелись оруженосцы и прислуга. Тела воинов прикрывали грязные нательные камизы, да брэ. Многие даже котту не одели, не говоря о кольчуге или сюрко. Совершенно не понятно было, к какому ордену относятся сии достопочтенные рыцари, но было совершенно очевидно, что они славно погудели в том селении, из которого вышли сегодня. Почти все и до сих пор были нетрезвы. Присмотревшись внимательнее, Райгемах заметил часть герба на лежащем на телеге щите – серая туча. Сразу все стало ясно – это рыцари-альтинцы, что известны не сколько своими победами в боях или турнирах, сколько в самопожертвовании и помощи обездоленным. Это были даже и не воины, а просто добродетели, устав которых не позволял даже обучаться боевому делу.

– Прячься в лес, – приказал отец сыну и выплюнул кедровую иголочку. Он спрыгнул с повозки, хорошенько проверил, не виднеется ли из-под парусины мешки с угрями-светометами. Перед тем, как скрыться Райгебок спросил, как он доедет до города. Райгемах ответил, что догонит рыцарей и попросит их подцепить его повозку к их бычку или мулу. Авось, помогут. С этими словами отец достал захваченную с собой упряжь.

– Скажу, что моего быка увели разбойники, – отец бросил взор рыцарям в спины. – Скажу, сам впрягался, да понял, что до города не сдюжу. Да, так и скажу. Это альтинцы, они помогут. Ну все, сын, прячься. Встречаемся тут в условленное время.

Райгемах побежал за рыцарями, а Райгебок поспешил скрыться в гуще леса. Но прежде чем совсем спрятаться в непроходимых дебрях дубов да елок, монстр решил взобраться на небольшой холмик. Он ляжет на траву, а старые березы и ели скроют его от посторонних глаз тех, кто мог пройти по этой дороге. Надежды Райгебока оправдались, с холмика было прекрасно видно весь луг, колею, бегущую в Лойонц и соединяющуюся вдали с другой колеей, по которой гурьбой двигались крестьяне. Райгебок виде, как его бородатый отец нагнал рыцарей-альтинцев и завел с ними разговор, то и дело показывая назад на свою одиноко стоящую повозку. Посовещавшись, от отряда отделился один мужчина в измятой и давно не стиранной котте и, видимо, его оруженосец – тощий парнишка с расчесанными угрями на щеках. Высокий рыцарь был так же грубо подстрижен как и Райгемах, длинные русые усы трепыхались на ветру. Остановившись у повозки, длинный рыцарь в котте осмотрел ее со всех сторон, покрутил в руках упряжь и махнул отряду. Тогда еще один рыцарь подвел к отцовой повозки одного из бычков. Начали запрягать, а отец все говорил и говорил, видимо о сидре. Он прихватил из дома один кувшинчик и протянул его усатому. Тот был в настоящем восторге!

Все в порядке, они договорились. Зная своего общительного отца, Райгебок был уверен, что он подружиться с каждым из воинов-альтинцев еще до того, как они подвезут его повозку на рыночную площадь Лойонца.

Монстр перевел взгляд вдаль. Там на крутом взгорье виднелась часть крепостной стены города, за стеной – жилые дома, тесно прижатые друг другу в один, два и даже три этажа. Над улицами развивались желто-золотые знамена с герцогским гербом, а над ними черно-бордово-золотые знамена с гербом королевским. Профиль оскаленной львицы над пчелой, опыляющей пион. Если прислушаться, то иногда можно расслышать приносимые порывами ветра трубные звуки мелодии музыкантов и гортанные куплеты заезжих жонглеров, восхищающих герцога и его свиту. Жонглеры выполняли письменный указ герцога Ваершайза, исполняли исключительно баллады и куплеты, так или иначе восхваляющие не только самого герцога, но и весь род Ваеров. Тексты их куплетов проходили рецензирование и цензурирование в личных покоях самого герцога.

Массивный, необъяснимо крепкий замок самого герцога Ваершайса возвышался чуть в стороне от городской суеты, на отдельном холмике и был защищен от внешней среды угрожающими стенами с узкими амбразурами, а вокруг был вырыт ров с водой. На главной башне герцогского замка горделиво колыхался флаг только желто-золотой расцветки и пчела, опыляющая пион не составляла компанию оскаленной львице. Это было не уважительно по отношению к королю, но у Его Светлости были свои понятия о системе ценностей. Извращенные, надо сказать, понятия.

Райгебок проглотил жадную слюну. Стараясь не смотреть на замок ненавидимого всеми герцога, монстр, тем не менее, хотел в город Лойонц. Несмотря на предостережения отца, он страстно желал миновать главные ворота с вооруженными прекрасно отточенными алебардами охранниками, и окунуться в городскую жизнь со всеми ее достоинствами и недостатками. Что там в Лойонце? Там должны быть трактиры, где на вертелах крутятся молочные поросята, фаршированные гречкой и сливами. Пузырящийся жир с шипением капает в огонь, в котлах и чанах варятся разнообразные похлебки, от запаха свежих пирогов с печеночным фаршем и требухой останавливалось дыхание. Улицы мощены ровными кирпичами, которые специально подкрасили к ярмарке в золотой оттенок. Люди там ходят так плотно друг к другу, что задеваются плечами. Балаганщики и трубадуры пляшут и поют, принимая от благодарных зрителей мелкие монеты, которых, впрочем, им хватает на то, чтобы благополучно потратить их на большую амфору вина с восточных и южных земель.

Да, на лойонцевской ярмарке будет все что угодно!

Райгебок очень желал с отцом на ярмарку, он даже грустно подвывал, провожая взглядом удаляющуюся отцову повозку, впряженную в обоз нетрезвых рыцарей-альтинцев. Но чудовищу не попасть в Лойонц. Видимо, никогда. Очутившись он в городе, особенно когда в нем так много людей, как сейчас, Райгебок посеет панику среди горожан. Еще бы! Уродливое чудовище, каких свет не видел, какие даже в манускриптах не упоминаются. Даже ни в одной легенде нет ничего похожего на бедного Райгебока.

Монстр нашел еловую шишку, бросил ее в пасть, хрустнул и ушел в густой лес. Лойонц – это мошенник с нечистой совестью, который днем одевает расшитое серебром сюрко, высокую шляпу с крашеными перьями, румянит щеки свекольным соком для того лишь, чтобы с наступлением сумерек, сбросить все это и протянуть к твоему кошелю свои костлявые, пораженные проказой, дрожащие руки с почерневшими от чужой крови ногтями. Так говорил отец.

Лес встретил чудища непролазным сухостоем. Было тихо и пусто, Райгебок скрылся подальше от людских троп, затаился в самом глухом и уединенном месте, где хотел переждать до наступления вечера. Мешок с останками Черного Носа болтался на плече. Найдя подходящее место, он съел мясо, обглодал кости и, облизавшись, захрустел подобранными по дороге шишками. Все было хорошо, только после шишек хотелось пить, а воды при себе у него не было. Вспомнив, что он пересекал маленький ручей, Райгебок решил к нему возвратиться и смочить горло. И вот когда он склонился над ручьем и, сделав характерные собачьи движения языком, набирал в рот воды, в его голове что-то вспыхнуло. Райгебок выпрямился. Покрутил головой. Что это было? Пожав плечами и вдоволь напившись ледяной воды, монстр потопал обратно в свое укромное место. Вдруг – новая вспышка! Теперь еще ярче и дольше. Некоторое время Райгебок не мог видеть ничего кроме белой пелены, пробивающиеся в его мозг. Он мотнул мордой. Да что это такое? Вода в ручье заразна?

Вновь вспышка в голове.

Райгебок споткнулся и громко упал на прошлогоднюю листву. Хотел подняться, но… опять вспышка. За ней последовала темнота и отсутствие сознания.

– Вяжи крепче, старый ты бобер!

– Я не бобер, это у меня просто зубы такие…

– Конечно! Потому, что мама твоя была бобриха! Да вяжи ты крепче.

– А твоя мама была… э…

– Туже завязывай!

– … кротихой!

Райгебок вышел из небытия и услышал вот такой диалог. Его еще мутило, во рту стоял вкус еловой смолы и он не торопился раскрывать глаза, ощущая как двое людей что-то с ним делают. Он лежал на боку.

– Вот здесь вяжи! – говорил один. – Лапы! Лапы его! Ладони крепче связывай.

– Я связываю, – кряхтел второй, – веревка гнилая. Видишь, рвется.

Помимо речи двух людей, до монстра доносились металлические удары. Стук-стук-стук, как в кузнице. Райгебок знал такие удары, он частенько помогал соседскому кузнецу. Так вбивают металлические клинья.

– Связывай в несколько оборотов! Нет, ну ты точно старый глупый бобер!

– Попридержи-ка язык, Виллдрин, – уже без шуток посоветовал «бобер». – Если у меня такие зубы, это не значит, что я позволю таким любителям кислого молока как ты, говорить обо мне скверного!

– Э! Я не люблю кислое молоко, – возразил его собеседник и Райгебок расслышал хихиканье нескольких мужчин. Значит, помимо этих двух, тут собралась целая компания.

– Как же! Расскажи своей дочке. Сам говорил, что оно полезно от запоров.

Снова мужской смех, теперь уже громче.

– Ну да, полезно… и что? Чего вы ржете подобно ишакам! Я пью молоко, но я же не говорил, что я его люблю! Ты, Реппенштальц, лучше вяжи крепче, узлы лучше затягивай! Вспомни Оденгорга. Он тоже в тот раз плохо связал и остался без кисти! Помнишь?

Чудовище приоткрыло один глаз.

Райгебок лежал под сенью деревьев, над ним склонились двое воинов в доспехах пехоты ближнего боя. Монстр разбирался в геральдике, и знал, что бардовый цвет принадлежал исключительно королю. Плащи и сюрко на рыцарях имели черно-бордово-золотую расцветку. Это воины не герцога, а самого короля! Монстр скосил глаз на их пояса – так и есть. Мечники. Один был широк ликом и коротко стриженный, у него не было одного уха. Второй – постарше и поморщинестей, передние зубы выступали вперед, закрывая собой нижнюю губу. От него пахло чем-то сладковатым. «Бобер» Реппенштальц перевязывал запястья Райгебока веревкой.

– Я помню Оденгорга, – произнес он с грустью. – Мы с ним, бывало… Эх, да что теперь говорить… Бедняга с одной рукой теперь даже не может развязать тесемки на своих брэ…

Тук-тук… Тук-тук… – звенело железо. Райгебок почувствовал, что что-то не так с его ногами. Скосив глаз еще больше, он увидел странное. Еще один человек (без доспехов, значит оруженосец, но скорее всего, просто очень крепкого телосложения слуга), затянув мокрые от пота волосы овечьей кишкой на затылке, размахивал молотом и был им… по щиколоткам Райгебока? Казалось, что так. Но почему тогда железный звон?

– Он очнулся! – возопил кто-то и немедля вокруг лежащего чудовища началось движение. Он услышал шорох одежд, глухое поскрипывание трущихся друг о друга пластин железных лат, звон кольчуг. А также натягивание множества арбалетов.

Тогда Райгебок сбросил с себя полусон-полудрему, мотнул головой и полностью распахнул глаза. Помимо трех мужчин, склоненных над ним, были еще. Пятеро арбалетчиков в плоских круглых, похожих на собачьи миски, шлемах целились в его морду уже взведенным и готовым к стрельбе оружием. Еще четверо мечников обнажили свои длинные клинки, на их щитах, так же как на сюрко был изображен герб. Как Райгебок и думал, это был герб королевского дома Бене – профиль оскаленной львицы. Еще четверо гвардейцев с алебардами в средней стойке тыкали копейными остриями в тело монстра. За их спинами взволновано перетаптывались несколько оруженосцев, которым по приказу короля, было запрещено выдавать какое-либо оружие и обучать военному делу, дабы они не нападали на своих хозяев.