Текст книги "Блокада. Запах смерти"

Автор книги: Алексей Сухаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

– Иван, мне нужна твоя помощь, – пояснил цель своего визита священник. – К тому же времени уже два часа дня.

– А мне показалось, что я только прилег, – удивился Цыган.

– Будь добр, доведи благое дело до конца, – не отставал священник, видя, что Иван опять собирается закрыть глаза. – Сегодня военный, капитан Петраков, кажется, который отца утром собирался хоронить, не пришел, а в городе у покойного есть родные. Надо бы сходить к ним, а то как-то не по-христиански получается.

Зарецкий услышал знакомую фамилию, и сон тут же отступил.

– А как зовут этого капитана? – привстал он на кровати.

– Вот его данные, – протянул священник листок бумаги, – он написал на случай, если какая неувязка случится. Тут номер его части и старый адрес в Ленинграде.

– Старый? – Цыган схватил бумажку.

– Ну да. Он сказал, что их дом разбомбили, поэтому отец и погиб, – пояснил отец Амвросий. – Да только не знаю, можно ли кого-нибудь найти за один день?

– Я найду. – Зарецкий, пробежав глазами по листку, понял, что капитан Петраков не кто иной, как отец Анастасии, а значит, в церкви лежит тело ее дедушки. И Ваньку обуяла тревогу за Настю. Что с ней, жива ли? Он стал торопливо одеваться.

Священник, увидев резкую перемену в его настроении, удивился.

– Странный ты человек, Ваня. С одной стороны, вроде темные делишки проворачиваешь, а с другой, с болью воспринимаешь чужую беду, значит, душа у тебя светлая.

– Не надо, батюшка, сейчас проповедь читать. – Зарецкий пытался спрятать свои эмоции, поэтому грубил. – Душа у меня если и есть, то наверняка в клеточку.

Отец Амвросий не понял, что он хотел сказать, но решил не продолжать щекотливый разговор, тем более что Иван уже был готов ехать.

Больше всего Цыган боялся не успеть до окончания лекций в университете, поэтому остановил военную машину, которая шла в город, и, сунув удивленному водителю бутылку коньяка, уговорил его подвезти прямо туда. Подъехали как раз к концу последней пары. Вскоре из здания стали выходить студенты, мелькнула русая коса Анастасии. Зарецкий, почувствовав некий трепет, окликнул ее.

– Ваня, вы?! – округлила глаза Настя. Придя в себя от неожиданности, девушка перешла вдруг на «ты»: – Как я рада тебя видеть!

– Я виноват перед тобой, что пропал так надолго, – забормотал Зарецкий, – просто очень трудное время было.

– И у меня. – Анастасия задумалась о произошедшей с их семьей трагедии. – Столько всего плохого произошло: наш дом разбомбили, погиб дедушка, отец откомандирован практически на передовую.

– Ну, теперь мы не будем надолго расставаться, и все наладится, – уверенным тоном произнес Иван, соображая, каким образом лучше поведать о своей миссии.

Настя вдруг почувствовала себя полностью защищенной рядом с этим сильным и уверенным в себе мужчиной. Не сговариваясь, они взялись за руки и пошли в сторону трамвайной остановки одного из последних маршрутов, курсирующих в городе.

– К нам должен отец приехать. – Лицо девушки осветилось при мысли о приятном событии. Поэтому мне надо сейчас домой. Сегодня мы не сможем с тобой побыть вместе, но завтра я бы очень хотела тебя снова увидеть.

Ванька, собравшись с духом, рассказал Анастасии все по порядку, начиная с просьбы отца Амвросия помочь вырыть могилу для погибшего при бомбежке.

– Слава Богу, что дедушка будет похоронен, как полагается, – облегченно вздохнула девушка. – А когда похороны? Сегодня?

– В том-то и дело. Только сегодня я узнал от священника фамилию капитана, и тогда понял, что он твой отец, – стал подходить к главному Зарецкий.

Услышав, что ее отец по каким-то причинам не пришел утром, когда должны были хоронить дедушку, Настя встревожилась. Но Иван успокоил ее, убедив, что скорее всего его не отпустили со службы.

– Нет, он, наверное, к нам поехал, а мы тут стоим! – встревожилась девушка. – Раз трамвая нет, побежали, пока они все на кладбище не поехали.

Ванька едва поспевал за девушкой. Но вскоре сказалось недоедание, и Настя остановилась, прижавшись к стене дома и с трудом переводя дыхание. После нескольких передышек они все же добежали до ее дома.

– Ну, ты чего? Пойдем! – позвала Настя его в квартиру, но Цыган отказался, сказав, что постоит внизу, – он опасался встречи с ее отцом.

Ванька ждал довольно долго, но Насти все не было. Наконец из подъезда вышел худощавый паренек лет пятнадцати и подошел к нему.

– Вы, что ли, Иван? – изучающе посмотрел он на Цыгана.

– Я.

– Сестра с матерью сейчас к отцу в госпиталь поедут, – строго доложил мальчик решение семейного совета, – а я с тобой, дедушку хоронить.

– Только ты? Один? – удивился Иван.

– А кому еще? Бабушка после смерти деда все в себя прийти не может, тетка с детьми останется. Я бы и сам к отцу поехал, но ведь кому-то надо и деда проводить, – совсем не по-детски рассудил подросток.

– А что с отцом-то?

– Не знаю. Говорят, ранен, – закусив губу, отвернул лицо Настин брат.

– Самое главное, что жив остался, – постарался поддержать паренька Зарецкий.

– Это да, – немного оживился тот.

– Как тебя звать-то, пацан? – Зарецкий протянул для знакомства руку.

– Вячеслав, – ответил рукопожатием мальчик.

– Ну, что же, Славик, поехали деда хоронить.

– Не надо меня Славиком звать, – нахохлился подросток.

– Заметано! – усмехнулся Цыган.

Для первой декады октября погода была довольно холодная. Пасмурно, небольшой мороз. Пока стояли и ждали трамвая, неожиданно увидели, как из-за облаков вынырнули три немецких самолета и обстреляли из пулемета аэростаты заграждения. Один аэростат загорелся, другой быстро спустился. На остановке было много народу, все смотрели на эту картину над своими головами, но никто при выстрелах не бросился в укрытие. Люди стали привыкать к войне. Всю дорогу до кладбища брат Анастасии молчал. Зарецкий, хотя ему и хотелось расспросить про любимую девушку, сдерживался, понимая, сколько пришлось пережить пареньку в последнее время. Похороны Матвея Порфириевича прошли просто и быстро. Гроб с его телом Ванька, Шкет, Чеснок и Николка донесли до свежевырытой могилки и после прочтения отцом Амвросием молитвы опустили вниз. Видя, что Вячеслав не понимает, что делать дальше, баба Фрося дала ему горсть земли.

– Бросай, милый, в могилку, – подсказала внуку покойного старая женщина.

Паренек бросил горсть. За ним бросили свою горсть земли и остальные. Когда могила была засыпана, а старанием Николки ее холмику придана правильная форма, Вячеслав впервые смахнул с глаз набежавшую слезу. Цыган, узнав, что Шкет с Чесноком перенесли припрятанные продукты в подпол дома, наполнил небольшой узел продуктами и протянул его парню, когда провожал в город.

– Что там? – машинально поинтересовался мальчик.

– Немного продуктов для твоей семьи.

– Я не могу это взять, – отшатнулся парень.

– Ты что, пацан? – сделал вид, что разозлился, Ванька. – Это не какая-нибудь подачка, я твоему деду покойному долг возвращаю.

– Какой долг? – удивился подросток.

– Дед твой портным был? – продолжал сочинять Цыган.

– Да.

– Ну так я ему за костюм еще должен был, – поставил убедительную точку в своем вранье Зарецкий.

– Что-то я вас раньше у нас дома не видел. – Славка боролся с остатками сомнений.

– Ты что, из дома никогда не выходил? А откуда же, по-твоему, я твою сестру знаю?

– Ну, ладно, – поверив наконец мужчине, обрадовался паренек, принимая узелок с продуктами. – Это очень вовремя, а то дома нечего есть.

– Что, совсем? – обеспокоился Ванька.

– Все наши запасы сгорели. И карточки тоже, а новые мы не получили, – грустно вздохнул парень. – Если бы не друзья отца и его посылки, нас, наверное, уже бы и не было.

Цыган вспомнил, как быстро уставала Настя во время сегодняшней пробежки.

– Ты теперь знаешь, где я живу, поэтому давай договоримся: если станет голодно, приходи ко мне, что-нибудь вместе придумаем, – серьезным тоном произнес он.

– Тебе Настя понравилась? – впервые улыбнулся Вячеслав, интуитивно проникнув в сокровенную Ванькину тайну.

– Да, она очень хорошая девушка, – растерялся Цыган.

– Только хорошая? – хихикнул Вячеслав. – Да она даже моим друзьям нравится, хоть для них и старая уже. Один как-то просил меня ей свои стихи передать.

– И ты передал?

– Что я, письмоносец, что ли? И вообще, сейчас война, не время шуры-муры разводить, – выдал свой суровый вердикт мальчик.

– Это точно, – с сожалением согласился Зарецкий.

– А ты ничего, ты мне нравишься, – неожиданно признался Вячеслав. – Не каждый в такое время долги отдавать будет, тем более едой.

Зарецкий провожал уходящего подростка взглядом, пока тот не скрылся за углом дома. Всю обратную дорогу он вспоминал Анастасию. Ему было жалко, что они сегодня так мало времени смогли провести вместе.

При входе в госпиталь Анастасия и ее мать столкнулись с Виктором Солудевым. Настя невольно зажалась, вспомнив встречу с ним на квартире Софьи.

– Я с врачом, который Алексея оперировал, разговаривал, – поздоровавшись доложил тот.

– Как он? – нетерпеливо спросила Лариса. – Надеюсь, ничего серьезного?

– Его жизнь вне опасности, но ранение тяжелое, и к нему меня не пустили, – уклончиво пояснил Солудев.

– Куда он ранен? – продолжала допытываться мать Анастасии.

– В грудь. Вас тоже к нему сегодня не пустят, – предупредил Солудев.

Но Лариса все же зашла в приемное отделение.

– А как это произошло, вы не знаете? – поинтересовалась Настя у капитана НКВД.

– Почему не знаю? Очень даже хорошо знаю, – ответил Солудев. – Я сюда не только как к другу к нему приезжал, но и по службе. Так получилось, что твой отец выехал с группой на то место, которое он, еще работая в управлении, указывал как на место возможного хранения похищенного у города продовольствия, – видя недоумение в глазах девушки, стал объяснять Виктор. – Алексей принял бой с немецкими парашютистами у того самого овощехранилища и был ранен. Враг уничтожен, а хранилище оказалось забитым дефицитными продуктами, которые значились на Бадаевских складах, но считались пропавшими в результате пожара после бомбежки. Так что твой отец сыщик от Бога. Недаром начальник управления, которому доложили о произошедшем, распорядился отозвать Алексея из командировки, как только он оправится от ранения.

Из госпиталя вышла мать Анастасии, которую так и не допустили к раненому мужу.

– Безобразие! – негодовала женщина. – Я же хотела только посмотреть!

– Лариса, успокойся, я приехал опросить его по службе, и меня тоже не допустили, – пожал плечами Солудев, – давай чуть-чуть потерпим.

Когда Лариса с дочерью вернулись домой, в комнате царило оживление. Причиной тому стали продукты, который Вячеслав принес с похорон дедушки. Все домашние собрались вокруг стола, на который были выложены три банки говяжьей тушенки, топленое масло, по пачке гречневой и рисовой крупы, копченый лещ, баночка клюквенного джема, пачка грузинского чая, плитка горького шоколада и упаковка яичного порошка. Яства переходили из рук в руки, словно ценные реликвии, и возвращались на место, чтобы через несколько мгновений снова закружиться в хороводе рук голодных людей.

– Ой, откуда такая роскошь? – присоединилась к всеобщему ликованию Настя.

– А это твой ухажер решил тебя подкормить, – ядовито выпалила Мария.

– Неправда! – возмутился Вячеслав. – Иван сказал, что был должен нашему дедушке за пошив костюма. Так, Насть?

– Ну, не знаю, никакого Ивана не видела у нас в доме, – продолжала злопыхательствовать Мария. – В любом случае продукты нам как раз впору.

Анастасия решила ничего не говорить, поэтому просто вышла из комнаты. На кухне она увидела соседку, которая в маленькой кастрюльке варила «дурынду». Похлебка из жмыхов распространяла странный запах – вроде бы неприятный, но от которого начинал выделяться желудочный сок. Накинув пальтишко, девушка спустилась во двор и уселась на скамейку. Она понимала, что Иван соврал брату, чтобы как можно тактичней передать продукты. Ей стало приятно, что молодой человек оказывает столь нужную помощь, причем делает это не напоказ, а скромно, ненавязчиво. Анастасия чувствовала, что в ее сердце растет к Ивану чувство, не похожее на простую благодарность.

«Если Ванечка завтра встретит меня после лекций, я его поцелую», – загадала девушка. И в тот же миг ужаснулась своей неожиданной смелости, своему необъяснимому безрассудству. – Что же это я? Словно хочу отплатить ему за продукты!»

Настя отругала себя мысленно и решила, что целовать Ивана не будет, а даже наоборот – попросит в дальнейшем не делать таких подарков.

Нецецкий не выходил из запоя с того момента, как добрался с Федулей до Каменки после перестрелки в Волковой деревне. Зинаида по их возвращению без слов накрыла стол, поняв по одному только их виду, что произошли непредвиденные неприятности. На следующий день, когда Дед с Федулей валялись мертвецки пьяными, в дом прибежал молодой урка, рыночная шестерка, и, трясясь от страха, поведал женщине, что все, кто уехал ночью с Дедом, убиты в Волковой деревне. Кроме того, легавые ночью вскрыли павильон на рынке и, обнаружив там склад с продовольствием, устроили засаду, в которую утром угодил человек, отвечающий за обмен еды на драгоценный металл и антиквариат. Таким образом получалось, что от банды Нецецкого осталось всего четыре человека, из которых одной была сама Зинаида, а вторым вот этот молодой паренек, месяц назад бросивший ремесленное училище и теперь трясшийся перед ней.

Приготовив по двести граммов водки для опохмелки, Зинаида к обеду разбудила старых воров, а потом, когда они поправили здоровье беленькой, рассказала им печальные новости.

– Вот непруха! – только и сказал Дед, подставляя стакан для новой порции водки.

– Опять на дело иттить треба, – поддакнул его подельник.

Через час мужчины снова напились до мертвого состояния и захрапели. Наутро история повторилась. К вечеру следующего дня спиртное кончилось. Зинаида заныкала последние двести граммов и стала ждать утра. Проснувшись, Дед разорался, посылая ее за спиртным.

– Я, что, официантка? – разозлилась женщина. – Сам иди. Или бугая своего посылай.

– Ты что это, лярва, пасть открыла? – пытался разомкнуть опухшие веки Нецецкий. – Хочешь на прави´ло попасть?

– А по мне хоть прави´ло, хоть криви´ло, – не уступала Зинаида. – Если не встанете и в себя не придете, сегодня же уйду из хаты.

– У, шмара! – Дед подскочил к ней и ткнул ладонью в лицо.

Зинаида вскрикнула скорее от неожиданности, а Дед схватил себя за голову и заскулил от боли, вызванной перепадом давления. Через полчаса троица сидела за столом у самовара. Зинка преподнесла мужчинам по стопке.

– Что ж ты, бесовка, хвостом крутила? – с укором произнес Нецецкий.

– А то и крутила! Допьетесь, что придет милиция и вас, пьяненьких, как младенцев, спеленает, – объяснила женщина свое нежелание потворствовать продолжению запоя.

– С чего ей сюда ломиться? – подал голос Федуля, у которого после ста граммов язык снова стал ворочаться во рту.

– А то, что наследили вы много в Волковой деревне, потому и на рынке павильон вскрыли и человечка взяли, – попыталась воззвать к чувству самосохранения Зинаида. – Того и гляди, стукнет кто и к нам на хату менты ввалятся.

– Кому стучать, все трупы, – усомнился Федуля, вспоминая об убитых в Волковой деревне подельниках. – А меняла с рынка нашу хату не знает.

– Зинка права, – заработала голова у Нецецкого, – найдется тварь, которая наводку даст. Хоть тот же Цыган заложит.

– А Ванька тут каким боком? – удивилась женщина.

Поведав Зинаиде о произошедшем, Дед подвел итог:

– Поэтому эта крыса может окончательно ссучиться.

– Если бы хотел, уже давно бы заложил, – продолжала стоять на своем Зинка. – А теперь ему тем более до нас дела нет. Нам о себе подумать надо, как дальше жить. Продуктов на неделю осталось.

– Надо бы с Кубышкой потолковать, а заодно узнать, что там в Волковой деревне, – вспомнил Дед работника горисполкома. – Сходила бы к нему…

– Ладно, – отозвалась Зинаида на разумное предложение старого вора.

– У него, наверное, немало жратвы и «рыжья» с антиквариатом дома заныкано, – поделился своими мыслями Федуля. – Его же еще никто не шерстил.

– Об этом мы подумаем опосля, – скривился в недоброй ухмылке Нецецкий.

Через несколько дней после событий в Волковой деревне Афанасия Игнатьевича Соскова вызвал на беседу руководитель горкомовской комиссии Брюжалов. Возглавляемая им проверка незадолго до всего произошедшего дала заключение об отсутствии со стороны руководства сгоревших складов каких-либо нарушений, и Сосков, числящийся в кадровом резерве горисполкома и с нетерпением ожидавший нового назначения, обрадовался, полагая, что именно за тем его и вызывают. Несмотря на то что склад ворованных продуктов в Волковой деревне был обнаружен, Сосков передал перечень продовольствия, который от него требовали, он ведь за день до событий успел вывезти со склада продукты аж на десяти грузовых машинах, а потому положение его оставалось прочным, и Афанасий Игнатьевич был даже рад – теперь он никак не был связан с Дедом и его бандой.

В кабинете у начальника продотдела Брюжалова его ждал радушный прием и стакан настоящего грузинского чая с лимоном и кусочком сахара.

– Даже лимон! – не смог скрыть своего удивления Сосков.

– Наш первый любит, вот и везем ему, – пояснил Брюжалов, который показался Соскову, несмотря на проявленное радушие, немного обеспокоенным.

– Там остались довольны? – Сосков поднял глаза на потолок.

– Если бы не некоторые обстоятельства, думаю, да, – туманно изрек Брюжалов.

– Какие обстоятельства? – насторожился Сосков.

– Во-первых, в бою около овощехранилища в Волковой деревне фигурировали какие-то вооруженные гражданские люди, которые, как предполагает следствие, причастны к хищению продовольствия, – начал пояснять Семен Иванович.

– Ведется следствие? – уточнил Сосков.

– Да. И предварительные результаты, которые доложили в горком, малоутешительные, – продолжил информировать своего бывшего коллегу Брюжалов. – Трупы гражданских в количестве восьми, обнаруженные на месте боя, отчасти опознаны, и практически все личности имеют уголовное прошлое, что наводит следствие на мысль о наличии в городе банды, занимающейся кражей продовольствия. Оставшиеся в живых бандиты попытались прорваться на грузовике, нагруженном товарами со склада, и открыли стрельбу. Тяжело ранен командир антидиверсионного подразделения.

– Их удалось задержать? – с замиранием сердца задал вопрос Сосков.

– К сожалению… или к счастью, нет. – Работник горисполкома сделал ударение на этой фразе, явно намекая начальнику Бадаевских складов на его причастность к делу.

– Ну и что такого произошло? – успокоился Афанасий Игнатьевич. – Ну, обнаружен воровской склад с продовольствием. Ну, есть трупы преступников… Трупы не могут свидетельствовать.

– Это-то да. – Стало видно, что Брюжалов не все сказал. – Самое неприятное другое. Исследовав оставшееся на складе продовольствие, НКВД моментально пришло к выводу, что данные товары похищены со сгоревших Бадаевских складов.

– И что же теперь? – Сосков почувствовал, что у него похолодело внутри.

– Теперь следствие будет выяснять причастных к данному хищению лиц. – На лицо Брюжалова набежала тень официальности. – Наше руководство меня попросило встретиться с тобой и предупредить тебя, чтобы ты даже в крайнем случае не пытался сказать ничего лишнего. В противном случае тебе не только помочь не смогут, но и, наоборот, сотрут в порошок.

– Что, я не знаю? – обиделся Сосков. – Я сам за себя отвечу.

– Во-во, об этом, собственно, я и хотел с тобой переговорить, – дал Брюжалов понять, что разговор закончен.

Выйдя из здания горисполкома в растерянных чувствах, Афанасий Игнатьевич отправился домой, чтобы в спокойной обстановке обдумать возникшую ситуацию. И вдруг его окликнул женский голос:

– Афанасий Игнатьевич, сколько лет, сколько зим!

Перед Сосковым стояла подруга Нецецкого Зинаида.

– Здравствуй, Зинуля, – как можно веселей поприветствовал ее Кубышка, стараясь скрыть внутреннее напряжение.

– А я к вам с весточкой от дедушки, – дала та понять, что пришла по поручению Деда.

– Как дедушка поживает? Здоров ли он? – включился в игру Кубышка.

– Да, слава Богу, оправился, а то немного нездоровилось. – Зинаида оглянулась на прохожих. – Просит вас к нему в гости, соскучился очень.

– Зайду, как только посвободней буду, – попытался потянуть время Сосков.

– Да уж лучше прямо сейчас зашли бы. А то нынче как – сегодня живы, а завтра, глянь, уже нет, – настаивала посланная Дедом женщина.

– Ну что же, поехали, – согласился Кубышка, подумав, что и Нецецкий должен знать о ситуации с расследованием кражи продуктов.

В Каменке Кубышке бросилось в глаза отсутствие у Деда какой-либо охраны возле дома. В сенях их с Зинаидой встретил только его верный подручный Федуля.

– Проходи, гость дорогой! – приветливо улыбнулся Соскову Дед.

На столе возле самовара лежало только несколько ванилиновых сухарей. «Значит, дела у него совсем плохи», – подумалось Афанасию Игнатьевичу.

Сосков расспросил о происшествии у овощехранилища, опасаясь, что Дед предъявит претензию по поводу вывезенного продовольствия, но обошлось. Видимо, у того не было времени для проверки всех складских боксов. Не скрыв своего удивления по поводу обнаружения Нецецким Цыгана с компанией и их подкопа под склад, Кубышка поведал о своей беседе с ответственным работником горисполкома.

– Меня это не очень беспокоит, все одно склад потерян, – махнул рукой Дед. – Меня беспокоит дальнейшая наша жизнь. Может, какое дельце скумекаем?

– А мне не так спокойно, – рассердился Сосков. – Под меня сейчас рыть будут!

– Выкрутишься, – усмехнулся Дед, – тебе не впервой. Да и начальство прикроет.

– Не прикроет, – обреченно произнес Афанасий Игнатьевич.

– Ну, тогда вышку схлопочешь, как пить дать, – продолжал ухмыляться Нецецкий. От страха Соскова ему становилось намного лучше.

– Если НКВД докопалось, что продукты с Бадаевских складов, то сможет установить, и кто их возил, а значит, выйдет на Цыгана и двух шоферов у меня.

– И что? – хмыкнул Дед. – Тебе же лучше, на них и свалишь все.

– Так они ведь всех нас вложат, – не согласился Кубышка. – Я же просил их убрать!

– Он дело толкует, – подал голос Федуля, желавший отомстить за неудачу.

– Сам знаю, что нужно крысят валить, да только маза им прет, – вздохнул Нецецкий, понимая, что трое бывших членов его банды продолжают оставаться смертельно опасными. – Знать бы адресок, где отлеживаются, до утра бы не дожили.

– Ты говорил, они подкоп вырыли? – оживился Кубышка.

– Да.

– Значит, берлога их поблизости. С лопатами и кирками не поездишь каждый день из города, патруль словит, – привел аргумент старый мошенник.

– А ты прав, Афанасий Игнатьевич, благодарствую за наводку, – покивал Нецецкий. – Завтра, Зинуля, поедешь в деревню наших крысят выуживать.

Зинаида, весь разговор просидевшая молча, ничего не ответила, лишь кивнула в знак согласия.

Алексей Петраков очнулся от боли в груди. Пожилая медсестра в старом, но очень чистом халате, срезала запекшиеся от крови бинты, а вторая медсестра, помоложе, готовилась сменить повязку на его ране. Бинты присохли, и боль вернула ему сознание.

– Ой, никак пришел в себя? – заметила пожилая. – Ты уж потерпи, милок.

Потом пришел молодой военврач.

– Вот и чудненько, товарищ капитан, – обрадовался он, видя, что пациент пришел в себя. – А то уж третьи сутки без сознания.

Медик проверил пульс, осмотрел раненого.

– Как вы себя чувствуете? Говорить можете?

Алексей попытался произнести хоть слово, но сразу не получилось.

– Да, – со второй попытки разомкнув пересохшие губы, наконец произнес он.

– Вы еще очень слабы, наверное, я пока исключу визиты родных и коллег по работе, – сделал заключение доктор и пояснил: – К вам приходил капитан Солудев, а также жена с дочерью.

– Доктор, прошу вас, пустите их, – тихо, словно пробуя свой голос на вкус, произнес Петраков. – А Солудеву позвоните, пусть приходит. Дело очень важное.

– Ну, не знаю… Считаю, еще рановато, – сделал недовольное лицо военврач, хотя по его интонации было понятно, что коллегу Петракова он позовет.

Доктор вышел, и Алексей Матвеевич снова погрузился в забытье. Его сон прерывался лишь во время медицинских процедур. Когда он очнулся окончательно, за окном было темно. Петраков впервые оглядел палату, в которой кроме него оказалось еще шесть раненых бойцов. Его койка стояла у самого окна, рядом с которым рос старый тополь, и при порыве сильного ветра его ветки ударяли в стекла, словно просились вовнутрь. Стук веток, похожий на отдаленные выстрелы, напомнил Петракову обстоятельства злополучного боя, в котором он получил ранение. В мозгу всплыл вопрос, ответ на который был для него очень важен: что все же было в овощехранилище? Откликом на его мысли явилось появление Солудева в накинутом на плечи белом халате.

– Ну, здорово, Леха! – Виктор сел рядом кроватью, высыпал на тумбочку пригоршню конфет.

– Спасибо. – Петраков обрадовался визиту друга и улыбнулся.

– Улыбка – знак выздоровления, – расплылся и Солудев.

– Ты мне зубы не заговаривай, – буркнул Петраков. – По делу говори.

– Ну, во-первых, ты был прав, когда копал под Бадаевские склады, – начал выдавать информацию Солудев. – Продукты, обнаруженные в овощехранилище, у которого проходил бой, были в свое время складированы на сгоревших складах и значились уничтоженными. Соответственно к начальнику складов Соскову, которого я вскоре вызову на допрос, есть масса вопросов. Думаю, все убийства, начиная с Павлухова, так или иначе связаны с расхищением госсобственности.

– Надо бы установить водителей машин, которые совершали рейсы в Волкову деревню, – предложил Петраков, – от них потянется цепочка к Соскову.

– Над этим уже работаем. Сотрудники военизированной охраны складов дали показания на трех человек – двух водителей и экспедитора, которые незадолго до пожара интенсивно вывозили продукты.

– А куда отвозили? – оживился Петраков.

– В путевках значится не овощехранилище, а гражданские общепитовские учреждения. Сейчас мы уточняем, доходили до них грузы или нет. Проводим инвентаризацию с целью установления разницы отпущенного со склада продовольствия и реально полученных грузов. Через неделю-другую будет исчерпывающая информация.

– Не вовремя я пулю словил, – нахмурился Петраков.

– Ерунда, ты об этом не думай, – успокоил его Солудев. – Тут на днях Огурцов о тебе вспомнил. И сказал, что будет ходатайствовать перед комиссаром о твоем отзыве обратно в управление.

– С чего вдруг? – раздраженно буркнул Петраков, который не мог простить руководству, что ему не только не доверили заниматься столь важным делом, но и практически устранили, откомандировав в противодиверсионный батальон.

– Да ладно тебе! – засмеялся Виктор, отлично понимая причину его раздражения. – Чего считаться с начальством? Главное, опять заниматься тем, что нравится и где ты будешь более полезен. И не только для Родины, но и для своей семьи.

– Ты прав, – спокойно согласился с ним Алексей, который после упоминания о родных сразу успокоился. – Как там мои, кстати?

– Как и все горожане, – дипломатично ушел от вынужденного вранья коллега. – Да ты их завтра сам спросишь.

– Голодно, наверное, им? – больше констатировал, чем спросил, Алексей.

– А кому сейчас сытно? – вздохнул товарищ. – Я вон своих пытаюсь подкормить, вру, что мне дополнительный паек выдают, а сам еле ноги волочить стал. Твоим хоть продовольственные карточки на ноябрь помогли справить.

– Спасибо, Вить! – поблагодарил Петраков.

– Да чего… – махнул рукой Солудев. – Выздоравливай поскорей.

После ухода друга Петраков долго размышлял, что бы ему сделать для родных, как помочь продовольствием, но ничего путного не смог придумать. Сухого пайка раненому не полагалось, а госпитальный рацион позволял только притуплять чувство голода. И все же за ужином, состоявшим из перловой каши с куском черного хлеба и стакана компота из сухофруктов, он не стал есть хлеб, а, завернув его в газетный листок, убрал в тумбочку.

Среди тех продуктов, которые командой Зарецкого были вытащены со склада, на долю Николки, ко всему прочему, досталось пять килограммов пшеничной муки первого сорта. Старая баба Фрося, ведшая хозяйство отца Амвросия после того, как они с внуком перебрались к нему во флигель, сразу же убрала все продукты в стоявший в горнице кованый сундук. Вечером, после прочтения молитвы, за ужином, состоявшим из порции риса и рыбных консервов, отец Амвросий был задумчивей, чем обычно. Конечно, он был доволен тем обстоятельством, что Николка принес домой огромное количество продуктов, которые на месяц могли обеспечить их всех приличным пропитанием. Однако священника с каждым днем все больше мучили мысли о прихожанах, души которых на его глазах претерпевали не самые лучшие изменения. Людьми овладевало одно и то же желание – наесться досыта, и это становилась у многих навязчивой идеей. Отец Амвросий вспомнил безумный взгляд деревенской женщины, которая неожиданно во время службы затушила свечной огарок и моментально отправила его в рот, затем тщательно разжевала и проглотила.

– Амвроська, ты чего такой, словно лягушку проглотил? – заметил его состояние Николка. – Или тебе невкусно?

– Нет, Николай, мне очень вкусно, – ответил священник, – но меня угнетает одно обстоятельство.

– Батюшка, поделитесь вашими тревогами, может, мы чем сможем помочь, – откликнулась Ефросинья.

Амвросий решил не скрывать от близких ему людей горьких наблюдений и поведал свои мысли, не забыв упомянуть и о свечном огарке.

– Ох, отец мой, так и меня это гнетет. Но что поделаешь, – вздохнула баба Фрося, – сейчас ни у кого нет жизни, сплошное выживание.

– Вот у меня душа кровью и обливается от желания помочь как-то страждущим. Но не знаю, как, – тряхнул седой головой отец Амвросий. – Людям мало духовной пищи.

– Так надо к духовной кроху обычной прибавить, – подал голос Николка.

– Так этой крохи-то и нет, – вздохнул священник.

– Надо Фроську раскулачить, – выдал вдруг Николка, – в сундуке ее порыться.

– Совсем ополоумел? – в сердцах замахнулась на Николку ложкой баба Фрося. – Я что, для себя на ключ заперла еду? О тебе в первую очередь думаю, об отце Амвросии. Что толку раздать продукты? Всех голодных не накормить, а сами голодной смертью помрем.

– Да, Николай, это не выход, – поддержал старушку священник.

– Не выход, а вход, – вырвалось у Николки.

– Вход куда?

– Туда, куда все стремятся, и ты больше многих, – улыбнулся парень.

– Что ты хочешь сказать, Николай? – совсем растерялся священник.

– Надо начать опять причащать наших братьев во Христе.

– Так чем? Ни вина, ни хлеба.

– Господь из воды вино сделал. Вот мы воды дадим глоток, а она для верующих вином обернется. Из муки хлебца напечем и причастим каждого.