Текст книги "Женщина над нами"

Автор книги: Алексей Слаповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Алексей СЛАПОВСКИЙ

ЖЕНЩИНА НАД НАМИ

пьеса в 2-х частях

Действующие лица

ОЛЬГА

ГАЧИН

ЦАПЛИН

ЛУКОЯРОВ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Большая пустая комната нового дома, в которой ведутся отделочные работы. Мусор, обломки кирпичей, носилки, лопаты, инструменты, в углах доски, брусья и т.п. Входят трое мужчин: ГАЧИН, ЛУКОЯРОВ и ЦАПЛИН. Осматриваются. Гачин и Цаплин одного возраста, Лукояров старше. Гачин одет в джинсы и футболку. Лукояров тоже в джинсах, но с пузырями на коленях, и тоже в футболке, но яркой, с каким-нибудь аляповатым рисунком, все это очень не идет к его довольно громоздкой фигуре, Цаплин – в сером костюме, в белой рубашке и в галстуке.

В двери появляется ОЛЬГА, молодая женщина.

ОЛЬГА (обращаясь к кому-то невидимому). Да, конечно. Я буду здесь. Нет, не нужно, зачем? Они же не уголовники какие-нибудь.

ЦАПЛИН. Вот именно!

ОЛЬГА (проходит). Ну что ж, здравствуйте!

ЦАПЛИН. Можете передать этим, которые нас сюда привезли, что я работать отказываюсь! Я законы знаю! Мне дали пятнадцать суток административного ареста с привлечением на общественные работы! Пусть незаконно! Но, подчеркиваю, общественные работы! – а не в чьем-то частном доме мусор убирать! Я согласен улицы мести, я согласен тот же мусор из мусорных баков на улице вычищать, а не... Что, хозяин дома – милицейский чин? Дармовую рабочую силу использует? Я работать не буду, можете им нажаловаться! Все!

ЛУКОЯРОВ. Помолчи ты! И так голова трещит... Тут тепло и сухо. Не хочешь работать – сиди. Мы за тебя поработаем. Тут же надсмотрщиков нет, правильно, девушка?

ОЛЬГА. Можете вообще не работать. И я жаловаться не буду. Мне все равно. Только ведь поймут, что вы не работаете, и пошлют, в самом деле, улицы мести. Под дождем. А сюда других приведут.

ГАЧИН. А вы, извините, кто? Архитектор, прораб, менеджер? Сотрудник

милиции?

Ольга не отвечает.

ЦАПЛИН. Лично мне плевать! Я согласен под дождем, но по закону! Какой-то подлец построил дом – наверняка на ворованные деньги, а теперь еще ему и даром убирай тут! У нас что, вообще никакого порядка нет нигде?

ЛУКОЯРОВ. Из-за таких, как ты, и нет.

ЦАПЛИН. Это почему?

ЛУКОЯРОВ. Орешь много. А это уже – беспорядок. (Ольге.) Что делать-то?

ГАЧИН (глядя на Ольгу). Нет, я так не могу. Я не могу работать, не познакомившись с человеком, который нас будет курировать эти пятнадцать суток. Как вас зовут?

ОЛЬГА. Ольга меня зовут. Я жена того подлеца, который построил этот дом на ворованные деньги.

ЦАПЛИН. Я не утверждал! Я только предположил! В любом случае это частный дом – и я не обязан!

ЛУКОЯРОВ. Да помолчи ты!

ГАЧИН (озираясь). Итак, что делать?

ОЛЬГА. Ничего особенного. Убрать весь мусор. Привести все в порядок. Подготовить основу для паркета – ну, какие-то там проложить бруски или, я не знаю... (Лукоярову). Вы ведь, мне сказали, были строителем?

ЛУКОЯРОВ. Был. Лаги надо проложить. Сумеем.

ОЛЬГА. Можете не торопиться, на пятнадцать дней вам как раз хватит. Работать будете во второй половине дня, я так попросила. Я ведь живу здесь, на втором этаже, там уже все отделано.

ГАЧИН. С мужем?

ОЛЬГА (не ответив). Так что, с двенадцати до шести – и всё.

ЛУКОЯРОВ (адресуясь к Цаплину). Никогда! Только с восьми утра до восьми вечера мусор возить! Под дождем! Иди, герой, а мы тут помаленьку...

ЦАПЛИН. Мы с вами на ты не переходили!

ЛУКОЯРОВ. А я с тобой уже перешел. Ты чего такой нервный?

ЦАПЛИН. Я не нервный. Меня просто раздражает, что вас используют как рабочую скотину, а вы и рады! Где ваша гордость? Где вообще у людей гордость? (Ольге.) И вам тоже не совестно? Как рабов на плантацию вам приволакивают, между прочим, интеллигентных людей...

ЛУКОЯРОВ. Я не интеллигентный человек, меня не считай.

ГАЧИН. А я днем вообще не человек. Я ночной человек. Я живу ночью.

ЦАПЛИН. Начинается! Саша, ты позер! Ты позер с детства, сколько я тебя знаю, ты позер!

ЛУКОЯРОВ. Ладно, хватит! (Ольге). Оленька, нам все ясно. Кстати: Лукояров Дмитрий Сергеевич.

ОЛЬГА. Очень приятно.

ГАЧИН. Гачин Александр.

ОЛЬГА. Очень приятно. (Смотрит на Цаплина).

ЦАПЛИН. Не делайте вид, что вам интерено, как меня зовут! Не делайте вид, что вы вообще считаете меня за человека!

ЛУКОЯРОВ. Да заткнись ты! Оленька, значит, так. Я, в самом деле, строитель. И все будет в лучшем виде, гарантирую. Они не захотят – я один все сделаю. Маленькая только просьба, можно? Понимаете, все мы тут случайно. Мы приличные люди. Но вчера... Вчера мы себе позволили. В общем, мы сейчас в нерабочем состоянии. Нам немного подлечиться – и мы сразу герои труда.

ОЛЬГА. Только чтобы вам не было хуже.

ЛУКОЯРОВ. Нам будет лучше.

ОЛЬГА. Хорошо. Я сейчас. (Уходит.)

ЛУКОЯРОВ. Какая баба!

ЦАПЛИН. Продажная красота. Даже не красота, а так. Смазливость. Второй сорт.

ЛУКОЯРОВ. Ничего ты в женщинах не понимаешь. Как пошла, сволочь, а?

Аж все у ней играет и перекатывается!

ЦАПЛИН. Противно слушать.

ГАЧИН. Ты, Павел, должен благодарить Дмитрия Сергеевича. И учиться у него. Человек с цельной душой, без комплексов. Женщины это чувствуют и ценят. И отзываются. Ты бы попросил насчет подлечиться – тебе бы не дали бы. А ведь страдаешь, я знаю.

ЦАПЛИН. Я обойдусь! Я не буду здесь работать. Я вообще жалобу напишу. За что пятнадцать суток? Да, я был пьян. Что еще? За это пятнадцать суток не дают!

ГАЧИН. Ты оскорбил представителя власти.

ЛУКОЯРОВ. Подрался с милицией?

ГАЧИН. Если бы. Нас вчера взяли. Надо было спокойно отоспаться, заплатить штраф – и все. А он начал кричать, что требует вызвать его личного адвоката! При том, что личного адвоката у него никогда не было. "Не имеете права! Беззаконие!" Это он так кричал. Ну, и назначили ему пятнадцать суток – и мне заодно. А он, дурак, опять стал орать. Тогда ему пообещали запросто устроить год тюрьмы за оскорбление при исполнении, за оказание сопротивления при задержании и, вдобавок, за ношение холодного оружие.

ЛУКОЯРОВ. Оружие-то откуда?

ЦАПЛИН. Они, сволочи, у меня его из кармана вынули! Беспредел полный! То есть этот сержант сунул руку с каким-то столовым ножом мне в карман, вынул и всем показывает – нож!

ГАЧИН. Но ты ведь после этих доводов замолк?

ЦАПЛИН. Если они думают, что это им пройдет даром...

ГАЧИН. Нет, ты замолк или нет?

ЦАПЛИН. Поражаюсь, Гачин! Откуда в тебе это? Это злорадство! Человек в беду попал, а ты злорадствуешь. Друг твой попал, между прочим!

ГАЧИН. Это, Паша, не беда. Это так... Мелкая неприятность.

Входит Ольга с подносом. На нем бутылка водки, рюмки, закуска. Ставит на строительные козлы посреди комнаты.

ОЛЬГА. Придется стоя.

ЛУКОЯРОВ. Ничего. Спасибо вам, Оленька, огромное. Присоединитесь?

ОЛЬГА. Нет, не хочется.

ЛУКОЯРОВ. Совсем чуть-чуть? Или вы брезгуете простым народом?

ОЛЬГА. Я не пью водки. И вообще не пью.

ЛУКОЯРОВ. Я и не предлагаю пить. Чуть-чуть. Символически. Как раз рюмочка свободная есть.

ОЛЬГА. Почему? Вас трое – три рюмки.

ЛУКОЯРОВ (указывая на Цаплина). Он не будет. Из принципа. Паша, ты ведь отказываешься в пользу дамы?

ЦАПЛИН. Я пить не собирался. Но в пользу так называемой дамы

отказываться не собираюсь! Поэтому выпью.

ЛУКОЯРОВ. Нет уж, принцип есть принцип! Ты не хотел – значит терпи! (Подает рюмку Гачину, берет себе вторую, третью оставляет пустой.)

ЦАПЛИН. Как вы смеете за меня решать?! Это мои принципы, а не ваши – и я как хочу, так и поступаю! (Резко подходит, наливает, пьет, отходит в сторону.)

ГАЧИН (Лукоярову). С похмелья все люди братья. Не обижай его. (Ольге.) Ваше здоровье, Ольга! Вы по ночам спите – или что?

ОЛЬГА. Или что.

ГАЧИН. А что именно?

ОЛЬГА (не ответив). Странно. Как такие люди попадают в милицию, да еще их арестовывают на пятнадцать суток? Вы не похожи на хулиганов и алкоголиков.

ЦАПЛИН. Именно поэтому и попадаем, поэтому и арестовывают! Я объяснял этим скотам, что я вообще не пью! То есть – раз в год! Но они даже слушать не захотели.

ОЛЬГА. Когда раз в год, это обидно.

ГАЧИН. У него был юбилей. Пять лет назад от него ушла жена. В этот день он обязательно напивается с горя и радости. Он радуется, что она ушла, но горюет, что ушла к недостойному человеку. Он, действительно, пьет раз в год. Но недели две, не меньше.

ЛУКОЯРОВ. Все ясно. Запойный.

ГАЧИН. Именно.

ЦАПЛИН (Гачину). Тебя никто не просит!

ГАЧИН. Ты должен благодарить милицию, она тебя вовремя поймала, теперь, может, ты не уйдешь в запой.

ОЛЬГА. А вы – неужели тоже пьете?

ГАЧИН. Всенепременно. Днем я сплю, а к ночи начинаю жить. Я выхожу из дома, тихий одинокий человек. И встречаю таких же тихих одиноких людей. Мы пьем с ними вино, если это мужчины, или говорим о жизни, если это женщины. Иногда тоже пьем вино. Ночью все не так. Представьте: идут два человека в толпе. Они не видят друг друга. А ночью... Я иду – и навстречу она. И я говорю: "Здравствуйте!" Понимаете, то, что днем дико, ночью естественно. И очень часто мне отвечают: "Здравствуйте!" И мы улыбаемся друг другу.

ЛУКОЯРОВ. А потом она говорит, что берет сто долларов за час, а за ночь двести. Повторим? (Разливает. На этот раз наполняет и третью рюмку, посмотрев на Цаплина с усмешкой.)

ГАЧИН. Нет, Дмитрий Сергеевич, нет, к таким я не подхожу и они ко мне не подходят.

ЛУКОЯРОВ. Значит, по любви? В кустах, что ли? Кстати, про кусты. Хотите, историю расскажу? Лет пять назад сижу я в скверике на лавочке, никого не трогаю. Кругом как раз кустики. Пью пиво из бутылочки. Подходят пятеро мальчиков лет так семнадцати. Ну, обычные дела: дай сигарету, я не курю, бац по рылу – и поехали.

ОЛЬГА. За то, что сигарету не дали?

ЛУКОЯРОВ. А как же! Да им все равно, они и просто так. Из интереса. Сидит мужик один, а нас пятеро – почему не побить? Ну, и побили. Спасибо, что не до смерти. В этих кустиках я полночи и провалялся без сознания. А потом в больнице полгода. Полгода полежал, спасибо ребятам. До второй группы инвалидности долежался. Лежал и думал: пистолет купить или вообще гранат штук десять? Много думал. Решил кавказца купить.

ОЛЬГА. В каком смысле?

ЛУКОЯРОВ. Не в том, что ты подумал. Не человека кавказской внешности. Это мне не по карману. Кавказскую овчарку купил. Долго выбирал, породистую купил. Кобеля. Назвал – Адольф. Адик. И стал его тренировать. Теперь мне только пальцами щелкнуть – и он уже в боевой стойке. Ну вот. И теперь мы ходим по вечерам на прогулки. (Чокается с Гачиным, подмигнув ему.) Я сажусь на лавочку, а Адольф мой – в кустиках. Обычно уже через полчаса кучка юных бойцов привязывается. Как же не привязаться: человек один сидит и пиво пьет! Его убить за это мало! Ладно. Они привязываются. Я их дразню. Адик терпит и молчит. Тут кто-то первый поднимает на меня руку. Я ласково говорю: «Адик!». Адик прыгает и сшибает мальчика с ног. Мальчик, само собой, лежит и не дышит. Из-под него по асфальту что-то течет. Адик гоняет других. Нет, он не грызет, у него тренировка! Он только по разу у каждого из задницы кусок мяса вырывает – и успокаивается. Дрессура! Но это еще не чудо дрессуры! Потом он подходит к тому мальчику, который первый руку на меня поднял, задирает ножку точнехонько над его поганым личиком и писает, извините, Оленька, прямо ему в поганый ротик! Вот это – дрессура! Незабываемые ощущения! Потом я отпускаю мальчика, если, конечно, он слушался и ротик широко открывал. А если нет, Адик еще немножко его кушает.

ЦАПЛИН. Гадость какая! И что, каждый вечер так?

ЛУКОЯРОВ. Зачем? Меня бы давно пристрелили – и Адика тоже. Долго, что ли, выследить и... Нет, мы так забавялемся изредка – и в разных местах. (Наливает по последней, Цаплин и Гачин берут, выпивают.) Спасибо, Оленька, сейчас начинаем работать. Все очень замечательно!

ЦАПЛИН. Значит, тебя за пса забрали?

ЛУКОЯРОВ. Нет. Я с ним прогулялся, потом выпил, потом еще

захотел. Ну, по пути меня и сгребли. Самое интересное, что спросили! Кто, говорят, по профессии? Я говорю: строитель. Хотел добавить, что бывший,

что инвалид, а они уже волокут. А бутылку я в штанину уронил. Иду и боюсь: вдруг выпадет. Привели, я говорю: командир, тошнит, не могу, пусти в туалет. Ну, в туалете из горлышка и прикончил. И меня, конечно, повело. А до этого я почти трезвый был.

ЦАПЛИН (Ольге). Вы вникаете в ситуацию? Человека забрали потому, что он строитель! Чтобы по заказу вашего мужа пятнадцать суток ему ни за что дать, чтобы он на него работал. Кто ваш муж? Большой бандит, связанный с милицией?

ОЛЬГА. Чепуха. Это прораб, который нам дом строит, это он придумал, муж не при чем... Но я могу, если хотите... Вас всех отпустят.

ЛУКОЯРОВ. Не обязательно. За Адиком у меня соседка присматривает. И за мной. Женщина душевная. Меня две недели не будет, она с ума сойдет. (Коротко рассмеялся.) Даже интересно.

ОЛЬГА (Гачину и Цаплину). Тогда вы – хотите, чтобы вас отпустили?

ЦАПЛИН. Не надо! Не надо демонстрировать свою всесильность! Нет, я отбуду все пятнадцать суток, а потом мы посмотрим, кто кого! У меня свидетели, у меня что угодно! И вашему мужу тоже достанется, будьте уверены!

ОЛЬГА. Дело ваше. (Берет поднос, уходит.)

Мужчины расположились немного отдохнуть.

ГАЧИН. Да, Дмитрий Сергеевич, это вы хорошую историю рассказали. Идет человек. Идут менты. Строитель? Строитель! Ну, пойдем тогда в тюрьму.

ЛУКОЯРОВ. Это еще не тюрьма.

ЦАПЛИН. А вы сидели?

ГАЧИН. Цаплин, не ерепенься. Ты мне друг – и я скажу откровенно. Хочешь? Ты – жертва.

ЦАПЛИН. В каком смысле?

ГАЧИН. Менты по просьбе хозяина этого дома – ну, или прораба – ищут пьяных строителей, чтобы впаять им за что-нибудь пятнадцать суток и заставить здесь работать. Строитель нашелся только один. Впрочем, на подсобные работы и другие годятся. И они выбирают не просто так. Если они видят, что человек серьезный, что могут быть последствия, они осторожничают. А у тебя, хоть ты ерепенишься, на роже крупно написано: жертва!

ЦАПЛИН. Ври дальше.

ГАЧИН. Ты жертва, Цаплин, говорю тебе как друг. Тебя выбрали безошибочно. И жена твоя почему ушла от тебя?

ЦАПЛИН. Я ее выгнал!

ГАЧИН. Она ушла к человеку, который старше тебя, глупее, некрасивее и так далее. Ну, разве только побогаче. Но! – он не жертва в этой жизни!

ЦАПЛИН. Я ее выгнал собственными руками! Мне плевать, что она изменяла! Нет, не плевать, конечно, но... Если бы она честно сказала: у меня другой... Я бы понял.

ЛУКОЯРОВ. Неужели?

ЦАПЛИН. А вы бы что? Собаку натравили бы?

ЛУКОЯРОВ. Зачем? Убил бы. Задушил бы – и все.

ЦАПЛИН. Ну, конечно! Я знаю психологию таких людей! Вам кажется, что лучше вас быть никого не может, что если уж жена, то она вас обожать обязана.

ЛУКОЯРОВ. Конечно. Лучше меня и в самом деле никого нет.

ЦАПЛИН. Представляю, как вы обращаетесь с женой!

ЛУКОЯРОВ. Не был женат и никогда не буду. Ты не отвлекайся. Значит, она изменяла тебе, а ты хотел про это знать, а она, глупенькая, не сообразила все тебе рассказать?

ЦАПЛИН. Я вам не сказочник!

Пауза.

Нет, я бы понял! Но, оказывается, четыре года! Четыре года подряд она с ним была – и со мной! Четыре года обмана, четыре года я был дураком, каждый день, каждую минуту! И она улыбалась, она мне за эти четыре года в любви признавалась каждый день!

ГАЧИН. Цаплин, замолчи! Скучно!

Пауза.

ЛУКОЯРОВ. Слышите? Она ходит над нами. Женщина – над нами. Жаль, потолки не прозрачные! Она, может, как раз надо мной. Какая баба, а!

ЦАПЛИН. Ненавижу! Такие вот слова ненавижу, такое вот отношение к женщине ненавижу, таких, как ты, ненавижу! Хамло! Ты посмотри на себя! Хамло, сволочь, живых людей собакой травил! Ты сам – пес!

ЛУКОЯРОВ. Я? А что? Я бы согласен. Я – пес, а она – сука. Подошел, зубами схватил за шею: стоять, пока не сделаю! У собак проще и честнее.

ГАЧИН. Когда просто и честно – это неинтересно.

ЦАПЛИН. Философ! Что, находишь общий язык с людьми из народа? Ты со всеми общий язык находишь! Ночной путешественник! Да если б я тебя не встретил, я бы не попал никуда! Раз в год я пью – и всегда тебя встречаю, ты мой черный гений какой-то! Друг! Кстати, ладно, я жертва, а ты?

ГАЧИН. Я? Я тот, кто рядом. Рядом с жертвой – я жертва. Рядом с победителем – я победитель. А вообще-то я сам по себе. Меня замели заодно с тобой. Для количества.

ЦАПЛИН. Когда ты вырастешь, Саша? Что ты все придумываешь о себе?

ЛУКОЯРОВ. Чего-то меня от ваших разговоров в сон клонит. А поработать надо бы, чтобы женщину не обидеть. Женщина! У меня зубы оскоминой сводит. Так бы и...

ГАЧИН. Ничего особенного.

ЛУКОЯРОВ. Не щурь так губки, мальчик. Ты бы туда бегом побежал, если б позвала! Ничего особенного! Порода, стиль, все есть! Почему не я в этом доме живу? Почему не я ее хозяин? Несправедливо! Меня от этого прямо тошнит! Прямо убить готов ее, сволочь: за что ты не моя?!

ГАЧИН. Не думаю, что это такие уж проблемы. Не надо ничего придумывать. Я знаю женщин. Кажется: принцесса, утонченность, шарм и так далее. А приглядишься: осталась такой же школьницей, которую старшеклассник угостил шоколадкой и стаканом вина – и уговорил. Все просто до неприличия.

ЦАПЛИН. Ах, какая ирония, какой усталый цинизм!

ГАЧИН. Ты не согласен?

ЦАПЛИН. Я-то согласен, но у меня – жизненный опыт!

ЛУКОЯРОВ. А я вот думаю. Вот вы оба очень правильно рассуждаете. Действительно, все бабы от природы одинаковые. Лично я могу любую уговорить. Повторяю: любую. Это тоже жизненный опыт. Но я в самом деле могу, а вы так и будете тут лежать и сопли распускать. Вот и все. Если вы такие умные, почему вам не подняться и не попробовать? Женщина одна, женщина, может, ждет! А? Не слышу ответа!

ЦАПЛИН. Если ты такой смелый – иди.

ЛУКОЯРОВ. Я не смелый. Но я научился от своего Адика. Адику что главное? Чтобы была команда. Фас! – и его не остановишь. А я что, хуже! Я что, не могу себе скомандовать – фас? Ведь хозяин хочет, то есть я сам. Я ведь хозяин себе. Фас, Дмитрий Сергеич!

ЦАПЛИН. Вы в самом деле? Она же может мужу пожаловаться. Это же опасно.

ЛУКОЯРОВ. Ты жертва, правильно тебе друг сказал. Шанс на то и существует, чтобы его ловить! Пойду попробую.

Уходит.

ЦАПЛИН. Как я ненавижу таких людей!

ГАЧИН. Он тебе ничего не сделал. И вообще, успокойся, Паша. Если тебе так плохо здесь, попросим ее – и нас отпустят. Тебе отдохнуть надо. Ты пойми... Так нельзя, пойми. Она пять лет как ушла. Ты себе культ какой-то сделал или, я не знаю... Нельзя так. Ты так с ума сойдешь.

ЦАПЛИН. Это мое дело.

ГАЧИН. Согласен. Но... Год ты живешь как попало, как во сне, потом просыпаешься, устраиваешь какую-то идиотскую тризну, грандиозный запой – зачем? Ты помереть хочешь?

ЦАПЛИН. Это мое дело!

Пауза.

Можешь сказать мне?

ГАЧИН. Что?

ЦАПЛИН. Мы друзья. Я знаю, мы друзья. Ты меня выручал не раз, спасибо. Но почему ты так надо мной издеваешься? Причем, при посторонних. То есть чаще всего при посторонних. Вот мы наедине – обзывайся, издевайся, – нет, ты молчишь, ты похож на человека. Появляется кто-то – и ты начинаешь меня смешивать с грязью! Почему?

ГАЧИН. Не знаю. Может, чтобы меня с тобой не спутали. Прости... Кстати, о грязи. Давай-ка мусор таскать, в самом деле, а то век нам воли не видать!

ЦАПЛИН. Когда-нибудь мы с тобой навсегда поссоримся. Понимаешь?

ГАЧИН. Прости. Я сволочь. Я больше не буду.

ЦАПЛИН. Будешь, знаю я тебя! Бери носилки, жертва!

Берут носилки с мусором, выносят.

Затемнение. Музыка.

Свет. Они появляются с пустыми носилками.

ЦАПЛИН. Час прошел.

ГАЧИН. Мало ли. Сидит, рассказывает ей про свою горькую жизнь. А она, как добрая девушка, слушает.

ЦАПЛИН. Это и странно, что слушает. Кого слушать? Не понимаю!

Появляется Лукояров.

Идет к доскам, осматривает их.

ЛУКОЯРОВ. Тоже мне, хозяйство... Сплошной нестандарт. Я им что, на все руки мастер? Я, между прочим, каменщик был, а не плотник. Ага. Вот тут уже начали. Это что? Это дырочки, значит, лага у стены. Для вентиляции дырочки. Тогда ясно. (Берет дрель, начинает сверлить отверстия.)

Гачин и Цаплин наполняют мусором носилки, выносят.

Вносят пустые. Цаплин с грохотом бросает носилки.

ЦАПЛИН. Не понимаю! Нормальные люди, а играем в дурацкую игру! Одному интересно рассказать, другим интересно узнать, что мы идиотничаем-то? Во всем вранье, во всем игра какая-то, противно!

ЛУКОЯРОВ (выключает дрель). А что, в самом деле, интересно?

Пауза.

Ладно. Вам по порядку или как? Будем по порядку. Я вхожу. Смотрю – никого. Ковры, роскошная мебель, зеркала. Кровать огромная в спальне, дверь нараспашку. Захожу в спальню. Никого. Вода льется. Значит, она в душе.

ГАЧИН. Как в кино. Красавица голая моется – и маньяк с дрелью подкрадывается. Холостяки любят такое кино смотреть.

ЛУКОЯРОВ. Могу не рассказывать.

ГАЧИН. Ладно, ладно.

ЦАПЛИН. Лично я все равно не слушаю. Я уже понял, что он будет врать.

ЛУКОЯРОВ. Дверь – прозрачная, стеклянная. Она в душе. Все насквозь видно. Думаю: войду – напугаю, заорет. Выйдет, увидит – тоже напугаю. Поэтому говорю ласково: "Оленька, извините, у нас вопрос по поводу!" Она говорит "Сейчас!" – и спокойно докупывается. И выходит – абсолютно голая.

ЦАПЛИН. Врет! Ведь врет же, врет!

ЛУКОЯРОВ. Она выходит абсолютно голая.

Ольга выходит – в алом халате. Одновременно выкатываеется большая постель, застланная черным покрывалом. Не просто большая, огромная, высотой в человеческий рост, от этого она перестает быть только постелью. А поднимаются на нее, когда нужно, допустим, по строительной стремянке.

ОЛЬГА. Что за вопрос?

ЛУКОЯРОВ. Оленька, так нельзя. Я забываю все вопросы при вашем виде. То есть я онемел!

ОЛЬГА. А что вас смущает?

ЛУКОЯРОВ. Меня в этой жизни ничего не может смутить! Я научился

у своего пса ничего не бояться.

ОЛЬГА. А я всегда боялась собак.

ЛУКОЯРОВ. Это хорошо. Надо бояться. И уважать. Вы должны меня бояться и уважать.

ОЛЬГА. Нет, людей я не боюсь. Меня защитит мой муж.

ЛУКОЯРОВ. Ты не знаешь меня!

ОЛЬГА. Выйдите вон! Вы глядите на меня скабрезными глазами!

ЛУКОЯРОВ. Я не могу смотреть по-другому. Ты сука, голая красивая сука, ты решила меня подразнить, но ты не на того напала! Если я люблю женщину, меня нельзя остановить!

ОЛЬГА. Я буду кричать!

ЛУКОЯРОВ. Кричать от радости? Я согласен! Посмотри на меня. Я крепкий и страшный, как цепной кобель! Ты с ума сходишь, ты хочешь попробовать!

ОЛЬГА. Я воспитана в интеллигентной семье и привыкла к другому обхождению! Не надейтесь на взаимность, если будете такие грубости мне говорить.

ЛУКОЯРОВ. Кто жрет всю жизнь сладкое, тот хочет горького! Ты хочешь горького, острого! Хочешь, хочешь! Не надо слов, телочка моя, какая грудь, какие ноги!

ОЛЬГА. Мне нравятся твои слова, но я из последних сил сопротивляюсь им. Я хочу подумать.

ЛУКОЯРОВ. Нет! Женщинам нельзя давать думать! Если женщина начинает думать, она перестает быть женщиной!

ОЛЬГА. В твоей грубости есть привлекательность. Но я люблю совсем других мужчин.

ЛУКОЯРОВ. Ты не пробовала таких, как я!

ОЛЬГА. Я не хочу!

ЛУКОЯРОВ. Правильно! Ты должна говорить себе, что не хочешь. Ты должна верить, что ты тут не при чем! Считай, что тебя изнасиловали. Закрой глаза и ляжь на постель! Ну!

ОЛЬГА. Я не собака, чтобы кричать на меня!

ЛУКОЯРОВ. Лежать! Лежать – и ждать подачки! Ты еще упрашивать будешь, скулить! Ты будешь ноги мне облизывать и ждать меня у порога! Закрой глаза! Ляжь! (Гачину и Цаплину.) И она закрыла глаза и легла.

Ольга закрывает глаза и ложится.

ЦАПЛИН. Не верю.

ГАЧИН. Да... Сомнительно что-то. С другой стороны, чего только не бывает!

ЦАПЛИН. Не бывает, вот именно!

ЛУКОЯРОВ. Я могу и не рассказывать.

ЦАПЛИН. Никто и не просит. Короче, ты ее это самое – и все, ладно, я поверил. И хватит!

ЛУКОЯРОВ. Главное, я чувствую, она лежит – а сама меня презирает. То есть хочет, но самой, гадине, противно, что она меня хочет. У баб это бывает, я знаю! Ладно, думаю, подожди. А она вдруг смотрит на часы и говорит:

ОЛЬГА. Ладно, у вас двенадцать минут. Мне некогда.

ЦАПЛИН. Какие часы? Где часы, если она голая? Хватит врать!

ЛУКОЯРОВ. Часы – на стене. Большие старинные часы. Можешь пойти и проверить. Короче, я ложусь к ней – аккуратно, тихо. И начинаю ее обрабатывать. (Стоит у постели, задрав голову, Ольгу не видит.) Сиськи ей мну, живот тискаю, уши тру, в общем, проверяю, где у нее откликается. А у нее – везде! То есть тронешь – и все у нее волнами идет, он аж извивается вся! Ладно, думаю, сейчас посмотрим дальше. Мну ее вовсю уже, она вся мокрая уже, за уши меня хватает, к себе тянет, целует так, что чуть губу мне чуть не раскровила. И тут я встаю и говорю: пардон, мадам, время вышло, двенадцать минут кончилось!

ОЛЬГА. Не уходи, Дима, не уходи! Иди ко мне! Иди ко мне!

ЛУКОЯРОВ. Очень приятно. Имя вспомнила. Сколько у меня время, говоришь?

ОЛЬГА. Сколько скажешь! Час, сутки, вечность, иди ко мне, я умираю, что ты со мной делаешь!

ЛУКОЯРОВ. Ты – тварь, ты сволочь и дрянь. Повтори.

ОЛЬГА. Я тварь, я сволочь и дрянь, иди ко мне.

ЛУКОЯРОВ. Ты готова целовать мне ноги!

ОЛЬГА. Я готова целовать тебе ноги!

ЛУКОЯРОВ. Ты готова скулить и лежать у порога.

ОЛЬГА. Скулить! Лежать у порога! Иди ко мне!

Пауза.

ЦАПЛИН. Ну?

ЛУКОЯРОВ. Слишком баба аппетитная. По-хорошему надо бы уйти. Перетерпеть до другого раза. Тогда бы она до самой смерти моя была. Не выдержал. Ну, в общем, лег на нее...

ГАЧИН. Подробностей не надо. У нас богатая фантазия. На самом деле, полагаю, все было несколько иначе. Но финал мог быть и такой. Допускаю. Все допускаю.

ЦАПЛИН. Не верю! Не верю, все он врет!

ЛУКОЯРОВ. Можешь спросить у нее. Спроси.

ЦАПЛИН. Ты... Да врет он, Саша, он издевается над нами! Чтобы она такое хамло полюбила?

ЛУКОЯРОВ. А кто говорит – полюбила? Эти сучки никого не любят, особенно такие. Я-то знаю. Главное, только что умирала, а потом встает – как ни в чем.

ОЛЬГА (поднимается). Надеюсь, вы не примете это как нечто серьезное. Если вы скажете об этом, вас убьют. И очень вас прошу без моего разрешения больше ко мне не входить. Хотя, может быть, завтра я разрешу вам. Но – не обещаю. (Уходит.)

ЛУКОЯРОВ. Это уж такой характер стервозный – сама под тебя ляжет и сама гордый вид сделает, будто ты ее упрашивал.

ЦАПЛИН. А я все равно не верю.

ЛУКОЯРОВ. Да? А где я был целый час? Лестница наверх – одна. Я не спускался, я там был. А о чем со мной можно говорить целый час? А?

ЦАПЛИН. С тобой и минуту не о чем говорить! (Гачину.) А ты! Объясни мне, почему ты готов поверить в любую гадость? Почему ты так... Раньше ты был другой.!

ГАЧИН. Я и сейчас другой. Я всегда другой.

ЦАПЛИН Опять софистика сплошная, тошнит!

ЛУКОЯРОВ. Можно слово в умный разговор вставить? (Цаплину.) Я хочу

знать. Вот вы сказали: гадость? Что вы имели в виду?

ЦАПЛИН. Я имел в виду, что он смирился с человеческой подлостью – а значит и с собственной!

ЛУКОЯРОВ. Так. Еще и подлость. Вот я и спрашиваю конкретно: что гадость – и что подлость? Она гадость – или я? Или то, что между нами было? Почему это – гадость?

ЦАПЛИН. Я так не сказал.

ЛУКОЯРОВ. Нет, сказал. Ты мне с первого взгляда не понравился. Ты кто такой? Ты почему меня считаешь последним дерьмом? За что? А? Если б ты с ней был – тогда, ах, как благородно! А я – гадость и подлость! Так или нет? Короче. Ты сейчас за оскорбление просишь у меня прощения. Понял?

ЦАПЛИН. Я никого не оскорблял.

ЛУКОЯРОВ (включает дрель). Ты очень храбрый? Тогда стой спокойно. (Приближается.) Итак, ты просишь прощения?

ЦАПЛИН. Нет! Ни за что! Отойди, дурак!

ГАЧИН (подходит у Лукоярову). Хватит, в самом деле. Не смешно.

ЛУКОЯРОВ (выключает дрель). Ладно. Из уважения к тебе.

ЦАПЛИН. Спелись! Подлецы быстро узнают друг друга.

ГАЧИН. Ты трус, Цаплин. Ты, правда, храбрый трус. Тебе легче остаться на месте перед дулом пистолета, чем бежать. Бежать тебе страшнее, ты боишься отвернуться от пистолета, ты боишься того, что сзади.

Пауза.

ЦАПЛИН. А я все равно не верю!

ЛУКОЯРОВ. Спроси у нее. Если она скажет.

ЦАПЛИН. И спрошу! И спрошу!

ОЛЬГА (появляется). О чем речь?

ЛУКОЯРОВ. У него вопрос.

ОЛЬГА Какой?

ЦАПЛИН. Глупый вопрос, пошлый банальный вопрос. Обычное обывательское любопытство.

ОЛЬГА. Я слушаю.

ЦАПЛИН. Кто ваш муж, если не секрет?

ОЛЬГА. Мой муж – мужчина. Он молод и красив, он сейчас за границей. Он не связан с криминалом. Что вас еще интересует?

ЦАПЛИН. Да нет, я, собственно...

ОЛЬГА (Гачину). А у вас есть вопросы?

ГАЧИН. Вы же знаете, что есть.

ОЛЬГА. Нет, не знаю.

ГАЧИН. Знаете. Так что задайте себе сами и сами ответьте.

ЦАПЛИН. Саша напускает тумана, как всегда.

ОЛЬГА. А у меня есть вопрос.

ГАЧИН. С удовольствием отвечу.

ОЛЬГА. Я все-таки не понимаю, зачем вам вот это: блуждать по ночам? Надеетесь кого-то встретить?

ГАЧИН. Скорее да, чем нет.

ОЛЬГА. Кого?

ГАЧИН. Не знаю. Если б знал, я бы не ходил.

ОЛЬГА. И давно ходите?

ГАЧИН. Давно.

ЦАПЛИН. С тех пор, как умерла его жена.

ОЛЬГА. Извините.

ГАЧИН. Он врет. То есть жена умерла, но это не связано. И я не ищу женщину, похожую на мою жену.

ОЛЬГА. Ладно. Знаете, вы все-таки немного поработайте. Сюда к вечеру прораб может зайти. Он поймет, работали или нет.

Направляется к двери.

ЛУКОЯРОВ. Оленька!

ОЛЬГА. Да?

ЛУКОЯРОВ. Вам понравилось?

ОЛЬГА. Что?

ЛУКОЯРОВ. Ну, как мы с вами... поговорили?

ОЛЬГА. Скорее нет, чем да. Извините. (Уходит.)

ЦАПЛИН. Это блеф. Ничего не было. Я уверен.

ЛУКОЯРОВ. Скорее нет, чем да! А ведь не остыла еще! (Цаплину.) А

ты чего так расстраиваешься? Нравится она тебе? Так иди и пробуй! Я понял, она – щедрая душа. Муж за границей, она с ума сходит в одиночестве, Темперамента дополна, а тут три мужика здоровых. Она страшно возбудилась.

ГАЧИН. Грубо – и так невероятно, что похоже на правду. Или я совсем в людях не разбираюсь.

ЦАПЛИН (Лукоярову). Этот престарелый юноша вбил себе в голову, что он все понимает в людях! (Гучину.) Иди, попробуй! Ты же сам сказал, что ничему на свете не удивляешься! Иди – и удивись!

ГАЧИН. Я попробую. Сегодня уже поздно – и после такого гиганта... Я попробую завтра. ( Лукоярову.) Вы не против, Дмитрий Сергеевич? Вам не жаль делиться? Я не буду говорить ей о том, что вы нам рассказали. Кстати, вы смотрели на нее слишком откровенно. Она могла подумать, что вы уже похвастались.

ЛУКОЯРОВ. Я поклялся, что никому – ни слова.

ЦАПЛИН. Ну, и молчали бы!

ЛУКОЯРОВ. Мало ли что я бабе пообещаю. Я люблю их обманывать. И людей вообще... Эх, автомат бы крупнокалиберный!

Берет дрель, сверлит.

Ольга проходит из одной двери в другую. Возвращается.

ОЛЬГА. За вами приехали.

ЛУКОЯРОВ. Все хорошее кончается. До свиданья, Оленька. Спасибо за все.

ОЛЬГА. До свидания, Дмитрий Сергеевич.

ЦАПЛИН. Наше вам с кисточкой!

ОЛЬГА. И вам того же! (Смеется)

ГАЧИН. До завтра, Ольга.

ОЛЬГА. До завтра. Вам, конечно, не раз говорили, что у вас глубокий

красивый голос и выразительные глаза.

ГАЧИН. Мне говорили это двадцать семь раз. Теперь – двадцать восемь.

ОЛЬГА. Нет. Я так не скажу. Просто... Как вам это объяснить. У вас взгляд человека, который думает, что у него выразительные глаза. У вас голос человека, который думает, что у него красивый и глубокий голос. Вы в этом так уверены, что другим кажется, что так оно и есть.