Текст книги "Оружейникъ"

Автор книги: Алексей Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Шампанского!!!

Услышав это, князь едва заметно скривился – за последние два дня он явно перевыполнил годовой план по употреблению этой «шипучки», так перевыполнил, что и видеть ее не мог.

«Правду Гришка говорил – французский квас. Только от кваса обычно изжоги не бывает. Конечно, это не относится к действительно хорошему шампанскому, вроде «Моэт-э-Шандон», «Луи Рёдерер» или «Вдовы Клико», но…»

Александр проводил глазами официанта, несущего гулякам их заказ, разглядел этикетки на бутылках и констатировал: «Но не в этом случае. Как, впрочем, и в Ченстохове – вроде и «Рёдерер» пили, но какой-то не такой. Наверное, отечественного разлива. Надо было мне один коньяк употреблять или на ликерах сосредоточиться. Или вообще остановиться на водке, как Гриша».

Бывший старший унтер, между прочим, водку пил не просто так, а выполняя поручение князя, и успех его для Александра был поважнее, чем все собственные результаты. Григорий одним только своим появлением уже произвел на всех неизгладимое впечатление, а уж когда заговорил!.. Почти господская речь, почти господские манеры и стопроцентно господская одежда… А ведь все они помнили, каким он был всего год назад. Таким же, как и все, не хуже и не лучше, разве что всегда при деньгах – ну так при таком командире это и неудивительно. Собственно, Григорий никого и не агитировал напрямую – он всего лишь передал пару приветов присутствующим от уехавших на фабрику общих знакомых, после чего обстоятельно отвечал на все вопросы о тамошнем житье-бытье – и этого оказалось вполне достаточно. Особенно после того, как он упомянул, что места среди охраны еще есть – мало, конечно, но по старой дружбе он может и поспособствовать. Самый же интересный разговор состоялся уже под конец дружеской попойки, с появившимся отрядным фельдфебелем. После получасового общения Трифон Андреевич хлобыстнул стопочку перцовой, от всей души стукнул себя в грудь кулаком и пообещал лично заняться отбором будущих охранников. Более того, он также принял на себя повышенное обязательство, то есть решил сам переговорить со своими коллегами из Бискунского и Границкого отрядов на предмет привлечения их к такому хорошему делу, как трудоустройство отслуживших свое солдат в Российскую оружейную компанию. В свою очередь Григорий пообещал свою и командирскую признательность в виде небольшой, но приятной премии. Причем на постоянной основе. Всем трем отрядным фельдфебелям (разумеется, что для Трифона Андреича оная полагалось слегка посолидней, чем остальным двум). После чего они закрепили достигнутые договоренности совместной борьбой с зеленым змием, свившим свои зеленые кольца в полуштофе водки.

– Прикажете еще что-нибудь?

Александр в очередной раз вынырнул из своих мыслей и поглядел на подошедшего официанта.

– Мой заказ?

– Не извольте беспокоиться, ждет вас у входа.

– Тогда попрошу счет.

Посадка на поезд не обошлась без курьеза: князь как раз забрал свой невеликий багаж и без особой спешки направлялся к лоточнику с утренними газетами, когда мимо него пронеслась вся офицерская компания – они увидели, как локомотив подает вагоны под посадку, и отчего-то решили, что опоздали посадить своего товарища на поезд. Пока разобрались и успокоились, пока поняли, что поезд на Москву им не подходит (Академия-то в Санкт-Петербурге находится и покамест переезжать не собирается), приятное настроение на ближайшие полчаса у всех свидетелей этого курьеза было обеспечено. Устроившись в своем купе, Александр дождался отправления и… полдня промучился, пытаясь уснуть, потом плюнул на это дело и решительно пододвинул к себе последний выпуск «Военного обозревателя», захваченного из штаба в Ченстохове.

На заснеженные просторы Рязанщины князь ступил в пять часов пополудни немного осоловевшим от двенадцатичасового безделья. Привычка воспринимать и перерабатывать-осмысливать громадные, по меркам его нынешних современников, объемы информации кроме больших и жирных плюсов таила в себе и небольшой такой минус. Неизбежную скуку и приступы острой лени в случае недостаточной загруженности этой самой информацией. Все журналы и пару газет, взятые с собой в дорогу, он прочитал в первые же сутки, докупленная во время пересадки на другой поезд в Москве пресса тоже быстро кончилась… А спать впрок он пока так и не научился. Впрочем, это состояние у него продлилось недолго – до того быстро он ощутил разницу между Польшей и Россией. Если там зимний ветерок всего лишь бодрил и пощипывал кончики ушей, то здесь уже через пять минут на свежем (даже чересчур свежем, на взгляд новоприбывшего) воздухе Александр понял – еще немного, и уши отвалятся сами собой, с легким таким звоном. Или хрустом. А потом и нос… уж больно подозрительно он стал неметь. Не без труда задавив в себе малодушное желание вернуться в вокзал (а затем и в Сестрорецк), князь немного отогрелся в первом подвернувшемся ресторанчике, после чего провел небольшой рейд по магазинам готовой одежды (коих в губернском городе Рязани оказалось целых две штуки), основательно «утепляясь» перед поездкой в Ивантеево. Не побрезговал и валенки прикупить, на три размера больше чем надо – зато они надевались прямо на сапоги. Да и извозчик не остался в стороне, предложив пассажиру небольшое одеяло-накидку из овчины, как раз укрыться до пояса, – и все равно в поместье к тете Александр прибыл замерзший, да и зубы иногда выбивали чечетку… совсем немного.

– Добралися, вашсиясь.

С некоторым скрипом покинув такие удобные (и холодные) сани, Александр с нескрываемой завистью оглядел кряжистую фигуру извозчика, а особенно его толстенный армяк и шапку с рукавичками, после чего выразил одобрение его героической работе (весь день, да на таком морозе) в виде дополнительного к уговоренной плате рубля.

– Благодарствуем, барин.

Этого князь не слышал – уже знакомый Сенька отнял багаж, а Пелагея практически насильно впихнула дорогого гостя в дверной проем. Не успел он скинуть верхнюю одежду и слегка погримасничать, разминая задубевшую от ледяного ветра кожу на лице (в первый раз пожалев, что так и не удосужился отрастить шикарную бородищу или хотя бы усы – все бы теплее было), как за спиной послышались тихие шаги.

– Ну, уж думала, что не приедешь… Замерз?

Вместо ответа племянник слегка обнял свою любимую тетушку, несильно клюнул носом в район правой щеки (едва не погнув «клюв») и попытался улыбнуться. Не сказать, чтобы это совсем уж не получилось… Все-таки надо было постараться и сделать это немного получше. Татьяна Львовна легонько всплеснула руками и разразилась целой чередой указаний, командуя, как опытный офицер-строевик. Не слушая возражений Александра, его усадили почти вплотную к ребристой колонне печки, заставили сменить обувку на толстые шерстяные (практически войлочные) носки, поднесли рюмочку согревающей микстуры (в которой главным и основным компонентом был чистый медицинский спирт) и напоследок вручили большую чашку кипятка под видом чая. Тетя бдительно присматривала за племянником, поэтому пришлось осторожно отхлебывать исходящую паром жидкость и стараться при этом не получить сильного ожога.

– Ффу… нет, спасибо, одной чашки вполне достаточно.

– Точно согрелся? Может, еще полечишься? А то как завтра в церковь пойдешь на молебен, больной да простуженный?

– Так, может, и не ехать?

– Это как это не ехать?! Чтобы я больше такого и не слышала, лентяй этакий. Надо, обязательно надо – да и батюшка наш тебя поблагодарить хотел, а как он это сделает, ежели тебя не будет? Хочешь, чтобы отец Власий сам до тебя явился?

– Ну все-все, буду я на службе. Алтарь-то новый закончили?

В прошлый приезд, когда он решил исполнить сыновний долг и заказать на годовщину смерти поминальную панихиду по родителям «донора», у него состоялся довольно долгий разговор со священником – сухоньким, стареньким, но очень умным и понимающим человеком. Тогда князь услышал одну фразу, которая заставила его переменить свой взгляд на взаимоотношения с православной церковью.

«Дары твои нужны не Господу, а тебе самому. И только после тебя – тем сирым и убогим, что находят утешение в доме Господа нашего».

Конечно, было бы ошибкой сказать, что после этого он стал ревностным христианином. Но на службы в церковь все же стал захаживать почаще и сам проявил инициативу, пожертвовав что в Ивантееве, что в Сестрорецке на новые алтари работы самого Лихачева [6]6
  Лихачев– известный мастер-краснодеревщик; алтари его работы отличались особенной красотой и долговечностью.


[Закрыть].

– Ну что, еще чашечку? Или лекарства?

Пока гость раздумывал, Пелагея решила за него, поставив рядом небольшой поднос с панацеей от простуды (от целебной силы «микстурки» прямо дух захватывало и неудержимо тянуло похрустеть малосольным огурчиком). Следующие полчаса Александр давал тете обстоятельный отчет о своей жизни за последние полгода – что, как, с кем. Узнав, что насчет последнего вопрос пока открыт, Татьяна Львовна немного оживилась и хотела было предложить свою помощь в устройстве личной жизни непутевого племянника, но вовремя одумалась и свернула разговор на другие темы. Вернее – тему. К возвращению родового имения уже полмесяца как были готовы все необходимые документы, и дело было за малым – навестить стряпчего в Рязани, поставить пару-тройку подписей и забрать купчую себе, оставив Дворянскому земельному банку несчастные двадцать две тысячи ассигнациями.

– А сам он к нам пожаловать не хочет? Почти три часа до города, столько же обратно… я бы лучше это время с вами провел.

«И нос целее будет».

– Не хочет? Да он уж раза три заезжал да осведомлялся, когда тебя ждать. Других-то покупателей на имение твоего батюшки днем с огнем не сыщешь, вот и боится, что передумаем. А и действительно, чего тебе самому мерзнуть зазря? Завтра с утра Сеньку за ним пошлю.

Мысленно перекрестившись, Александр облегченно вздохнул и на радостях принял еще немного лекарства из маленькой хрустальной рюмочки.

– А отчего других покупателей нет? Много имений свободных?

– Ну не то чтобы так уж много… но хватает, да. Не в том дело, Сашенька. Я ведь, перед тем как со стряпчим говорить, не поленилась и сама все осмотрела в Агреневе. Да-да, не такая уж и старая у тебя тетка! Поездить, конечно, пришлось немало, но оно того стоило. – Поправив теплый платок на своих плечах, Татьяна Львовна довольно улыбнулась, видимо припоминая свое общение с представителем банка. – Крестьяне лес кое-где чуть ли не подчистую свели, на полях сорняки мало что не в мой рост, а деревца-самосевы по краям полей – так и выше. Кустарник разросся прямо до неприличия, да иного всякого полно. А они мне вздумали петь, что имение едва-едва заброшено. Я им говорю: а как в нем проживать прикажете, от усадьбы-то, почитай, пара стен да крыльцо осталось? Повертелись-повертелись, а деваться им и некуда, стали цену сбавлять…

Слушая неспешно подробный рассказ тети о том, как она изобретательно и с огоньком выкручивала руки продавцам, заставляя тех раз за разом уступать в продажной стоимости поместья (и попутно экономя деньги племянника), Александр незаметно для самого себя задремал. Перед тем как окончательно провалиться в сон, он почувствовал невесомо теплую тяжесть пледа и ласковое касание к голове…

Едва Александр зашел в небольшую гостиную, находившиеся в ней люди тут же встали и вразнобой его приветствовали, обзывая то барином, то вашсиясей, то хозяином – у кого к чему душа лежала. Оглядев «великолепную семерку» старост, одетых по такому случаю во вполне приличные кафтаны или поддевки немного старинного покроя [7]7
  Крестьяне, как правило, и женились, и в гроб ложились в одном и том же тщательно сберегаемом костюме – да и за модой особо не следили, предпочитая больше налегать на добротность и практичность пошитых или же купленных вещей. И у рабочих была та же самая картина: парадный выходной костюм шился (теми, кто умудрялся скопить на это дело денег) раз в жизни и использовался исключительно по торжественным случаям.


[Закрыть]и сапоги, заботливо смазанные отличным дегтем марки «Смерть комарам», князь проявил ответную вежливость, после чего одним жестом усадил всех присутствующих на облюбованные ими места.

Налаживать отношения со старостами окрестных сел и деревенек хозяин Агренева начал с того, что спокойно, можно даже сказать – равнодушно перечислил все прегрешения крестьянских общин по отношению к его ново-старому владению. Ничего не пропустил – и незаконный покос, и пахоту, и вырубку леса, даже охоту на своих землях не забыл упомянуть. Отдельно и особо он отметил крупные успехи отдельных представителей крестьянского сословия в деле утилизации старой усадьбы (тетушка, когда говорила про оставшиеся стены и крыльцо, немного ошиблась – на данный момент в наличии имелись три ступеньки и остаток северной стены). К концу своей речи Александр заметил, что взаимопонимание налаживается – его собеседники сидели, боясь лишний раз пошевелиться, а в глазах у них поселилась тревога и тоска (тем более что они с самого начала не ждали ничего для себя хорошего от вызова в Ивантеевку на знакомство с помещиком Агреневым, по совместительству являющимся как соседом Татьяны Львовны Лыковой, так и ее племянником). Тревога – потому что князь был в своем праве, и любое разбирательство это бы подтвердило, да и боялись общины любых судебных дел как огня. А тут и вовсе – кругом виноваты.

«Надеюсь, я не переборщил с претензиями, а то дедок напротив явно подумывает о самоубийстве. Желательно моем…»

Вообще-то поначалу Александр хотел провести свою встречу с лучшими и достойнейшими представителями (должность старосты ведь вроде выборная?) местного крестьянства несколько по-другому. Собрать, угостить немного и объявить о крутых изменениях в аграрной политике – в пределах своего имения, конечно. Хорошо хоть хватило ума перед этим посоветоваться с тетушкой – она-то и объяснила ему, какой он дурак. Ну не такими словами, конечно, но в общем и целом это подразумевалось. По словам Татьяны Львовны, перед тем как общаться с тружениками села, ее племянник должен был крепко-накрепко затвердить и усвоить две вещи. Первая – крестьянин в Российской империи (как, впрочем, и в других странах) по натуре своей хозяин-единоличник, обладатель пусть малого, крошечного, но своего кусочка земли. В чем-то прижимистый, в чем-то щедрый, но абсолютно всегда расчетливый и рачительный, никогда не упускающий случая прибрать что-либо на пользу своему хозяйству. Лес, кстати, потому и рубили – знали, что хозяина у него нет и спросить с них некому. Кто ж упустит такую возможность – избу там подновить, сарайку построить новую, загон расширить? Иные просто не выживали, уходя из общины на заработки или умирая от голода (а зачастую совмещая два этих занятия). Расчетливость и хозяйственность эта выражалась во всем – любой крестьянин не терпел уравниловки и при любой возможности работал отдельно от остальных, на себя. К примеру, любая артельная или же общинная работа на земле начиналась с выяснения (с обязательным сопутствующим криком) того, кто какой участок будет обрабатывать. Затем эти участки нарезались – без всяких там измерительных инструментов, но с завидной точностью. И только потом все начинали трудиться. Подобным образом поступали и в остальных случаях, и исключений из этой традиции почти не было. Попробуй тут сказать, что каждый желающий может взять в аренду земли столько, сколько захочет (вернее, потянет ее обработку), – в общинах такая свара начнется, мама не горюй! Смертоубийства, может, и не будет, а вот количество зубов на душу местного населения уменьшится точно. Земля-то неистощенная, значит, и урожай будет немаленьким. А хороший урожай – это сытые жена и дети, отсутствие недоимок, крепкое хозяйство, стабильное будущее… одним словом, спокойная жизнь с уверенностью в завтрашнем дне. Да и работать только на себя, без обязательных переделов общинной земли – тоже многого стоит.

– Вашсиясь, может, того, миром как-то уладим?

Самый смелый или опытный из старост поглядел на своих товарищей по общему несчастью и рискнул выдвинуть одно для всех предложение.

– Оно конечно, виноваты… Так мы отработаем, кто чем. А?

– Миром, говорите? Что же, можно и миром, я не против.

Вторая вещь, которую ему объяснила тетя, – это отношение крестьян к помещикам. Для них все титулованные и не очень землевладельцы делились на две неравные категории: одни сидели и хозяйствовали на своей земле, и нередкие волнения как-то обходили их стороной, потому как – хозяева! Помещица Лыкова, к примеру, была уважаема не только своими соседками и соседями, но и крестьянским людом. И пользовалась у них немалым авторитетом, потому что хозяйствует с толком и очень успешно. А во вторую и очень нелюбимую половину попадали те, у кого земля зарастала сорняками или сдавалась в аренду по высоким (если не сказать больше) ценам. Относились к таким помещикам как к собакам на сене – и сама не ест, и другим не дает. Ну и любили-уважали соответственно. Так что, если Александр хотел, чтобы к его словам прислушивались и не считали его за пустое место, – хочешь не хочешь, а приходилось сразу проявлять себя рачительным хозяином. Таким, который и своего не упустит, и на чужое с интересом посмотрит, если повод дадут.

– Вот мои условия: раз уж проредили мне лес, то сажайте его заново. Это первое. Усадьбу… – Все присутствующие немного насторожились: а ну как потребует новую поставить? – Доломайте до конца, чтобы строителям работы меньше было. Еще раз повторится подобное – становые приставы без работы не останутся, вы мне все с процентами вернете. Понятно? Больше не самовольничайте, и будет у нас мир да любовь.

От облегченных выдохов едва не выгнулось оконное стекло. Старосты ожили и заерзали на своих местах, обмениваясь взглядами и непонятными князю знаками.

– Сделаем, вашсиясь.

Словно по неслышному сигналу крестьянское начальство поднялось… и село обратно, повинуясь властному жесту хозяина.

– Теперь поговорим о главном. Землю в имении я обрабатывать не буду, а пустовать она не должна. Согласны?

«Еще бы кто-то был против, это ж одна из главных заповедей крестьянства. Вон, как китайские болванчики головами закивали».

– В аренду, стал-быть, сдавать будете? И сколько за десятину, вашсиясь?

Видно было, как сложно разговаривать старостам с Александром, они больше привыкли с управляющими да приказчиками разными дело иметь, да и возраст собеседника сказывался – больно молодо выглядел помещик Агренев. Молодо, но серьезно, сбивая таким сочетанием почти всех присутствующих с толку.

– За десятину и буду. Со всего урожая. То же самое насчет покосов и всего остального.

До этих слов старосты больше думали о том, как бы быстрее попрощаться с новоявленным помещиком, а после – словно корни пустили, дожидаясь остальных условий. Не дождались.

– Ближе к весне Татьяна Львовна наймет управляющего, вот с ним все подробно и обговорите. Он же с вами и договора заключит – от моего имени. Вопросы? Вижу, нет вопросов. Тогда на этом наш разговор и закончим.

Вежливость в очередной раз помогла Александру: непривычные к такому обращению крестьяне тут же засобирались на свежий воздух и, не забыв почтительно попрощаться, в течение нескольких минут очистили помещение. Едва последний из них вышел за дверь, из соседней комнаты показалась хозяйка поместья, с улыбкой на лице оглядевшая «переговорщика». Тетя с племянником некоторое время глядели сквозь большое окно на старост, собравшихся в тесный кружок (похоже, они уже начинали выяснять, кому какой кусок земли достанется), пока не появилась Пелагея и не напомнила про остывающий обед.

– Сейчас идем, накрывай.

– Что скажешь, тетушка? Как я с людьми говорил?

– Что тут сказать… Умница ты у меня, Сашенька. Хорошо говорил и – самое главное – держал себя правильно. Совсем ты у меня взрослый стал…

Глава 9

Вернувшись в Сестрорецк, хозяин фабрики попытался незаметно пробраться в свое жилище, но не получилось. Первым поприветствовать любимое начальство заявился Греве, за ним нарисовался Герт, и последним в тройку лидеров вошел чем-то озабоченный Андрей Владимирович Сонин. Причем у Александра сложилось такое впечатление, что эти господа точно знали, когда он прибудет, и заранее готовились к этому знаменательному событию. В руках у двоих из них находились толстые кожаные папки (или очень тощие портфели), а Греве поставил на пол рядом с собой кейс для переноски оружия и гладил кончиками пальцев блокнот.

– Ну, господа, кто начнет?

– С вашего позволения, я.

Сонин огляделся по сторонам, убедился, что его первенство никто не оспаривает, и начал свой доклад, время от времени извлекая из своей папки на стол отдельные документы и счета. Перечислив хорошие новости (выпуск продукции растет, деньги исправно капают на счет, происшествий на производстве нет, поставки не задерживаются), управляющий незаметно вздохнул и перешел к плохим, начав с самой неприятной:

– …оплачивать не отказываются, но говорят, что пока нет достаточной суммы.

– А она составляет?..

– Без малого сорок тысяч. И первый, и второй раз товар был отпущен в рассрочку, затем я распорядился полностью прекратить отгрузку – до того времени, пока не поступят деньги.

– Ну, думаю, ничего страшного не произошло… – Хозяин дома полистал счета и уточнил: – Товарищество розничной московской торговли? Хорошо, я займусь этим вопросом сам. Что дальше?

– Большой расход материала на обучение новых… Нет, я помню, что вы это утвердили, но расходы несколько превысили запланированный уровень.

Князь махнул рукой, показывая, что он принял это к сведению, и предложил:

– Дальше, Андрей Владимирович.

– Собственно, на этом пока все, хотя вот разве что некоторые проблемы с рабочими…

– В смысле?

Фабрикант было насторожился, но тревога оказалась ложной – Сонин имел в виду тех мастеровых, которые стремились трудоустроиться на фабрику, всеми правдами и неправдами добиваясь заветного местечка. Их, конечно, вносили в специальные списки и просили обождать… но ожидание это грозило растянуться на годы, потому что нужными специальностями никто из них, как правило, не обладал.

– Говорите всем, что работа для них будет. Летом, а может, и пораньше.

«Для начала потрудятся на реконструкции старых Мальцевских заводов, а потом видно будет, чем их занять и кто на что сгодится. Тем более что старых рабочих там едва половина осталась – кто к Губонину подался, кто ко мне».

– Тогда у меня все. Впрочем, еще одно дело есть – у господина Мальцева какие-то срочные вести для вас, и он настоятельнейшим образом просил телеграфировать ему в Петербург сразу по вашему прибытию.

– Ну раз просил… заодно и Вениамина Ильича неплохо было бы увидеть.

– Будет сделано, Александр Яковлевич.

Князь проводил господина управляющего до двери (неявный, но очень много значащий для Сонина знак хорошего к нему отношения), попутно обсуждая с ним различные мелкие моменты из жизни фабрики. Например, совершенно неожиданно выяснилось, что нынешней весной батюшкам всех окрестных церквей скучать не придется – как минимум половина работниц швейного цеха собиралась венчаться с женихами из охраны. А как закончатся свадебные мероприятия, так сразу начнутся крестильные – рабочий люд ударно трудился не только на производстве, но и дома, отчего у их жен начинал расти и округляться животик.

– Александр Яковлевич, вы позволите пригласить вас сегодня к нам на ужин?

– Непременно буду, Андрей Владимирович.

Заглянув на обратном пути в свое обширнейшее собрание спиртного и прихватив бутылку вишневого ликера с бокалами, по возвращении хозяин дома увидел, что Валентин Иванович и Герт даже не думали скучать, развлекая себя небольшим спором. Правда, темы этого спора он понять не успел, до того быстро все закончилось, но мысленную пометку себе сделал – интересно ведь!

– Прошу вас, Иммануил Викторович, начинайте.

– Э-э… слушаюсь. Пожалуй, начну с самого главного – в общем и целом станкостроительное производство готово к выполнению коммерческих заказов. Есть, конечно, некоторые трудности, но вполне решаемые, уверяю вас. Так… по копированию станков господина Круппа – тут тоже все хорошо, очень помогло то, что были все необходимые чертежи и спецификации, так что не далее чем через полтора месяца у вас будет второй завод по производству арборита. Примерно в те же сроки будет готов первый перерабатывающий центр. Что еще… Помнится, вы говорили об организации своего инструментального производства? – Герт вопросительно поглядел на начальство, дождался утвердительного кивка и заговорил дальше, старательно подбирая слова: – Самым главным условием для такого производства является наличие высококвалифицированного персонала, а тот, в свою очередь, требует достойной оплаты. Конечно, можно обойтись своими силами и найти подходящих слесарей с расчетом на дальнейшее их обучение, но в таком случае сроки?..

«Да он так до обеда будет излагать!»

– Иммануил Викторович, пожалуйста, ближе к делу.

– Я переговорил со знакомыми специалистами на «Илис-Блитц», и в принципе они согласны перейти на новое место. Правда, есть два момента. Первое – на заводе их жалованье составляет не меньше ста восьмидесяти рублей в месяц.

– Они того стоят?

– Вне всяких сомнений, Александр Яковлевич, мастера высочайшего класса!

– Значит, у меня они будут получать как минимум двести. Вы же знаете, я не экономлю на своих рабочих.

Спорить с этим утверждением было сложно, поэтому Герт продолжил:

– И второе: их уход вызовет крайнее недовольство владельцев завода, так как сорвет… сильно затруднит выполнение текущего заказа. Возможные последствия?..

– Никоим образом не должны вас волновать. Так когда у меня появится инструментальный цех?

– Пока сложно сказать, но думаю, что не позже начала лета. – Иммануил Викторович немного помялся, переглянулся с Греве и осторожно поинтересовался: – Скажите, Александр Яковлевич, а вы… вас случайно не интересует производство прецизионных станков?

– До сего момента не интересовало. А что, у вас есть какие-то предложения?

Как выяснилось из пятиминутных и излишне многословных пояснений начальника станкостроительного завода, к нему с небольшой просьбой обратился его давнишний знакомый (по совместительству – бывший сокурсник). Кстати, такой же, как и Герт, фанатик от машиностроения, только с несколько другим уклоном – в сторону высокоточного оборудования и металлообработки. Просьба же у однокурсника была достаточно простая – рекомендовать его князю Агреневу и, если это только возможно, организовать недолгую встречу. Получив и на этот вопрос положительный ответ, Иммануил Викторович заметно воспрянул духом и, уже не оглядываясь в поисках поддержки на главного оружейника фабрики, поинтересовался о возможности трудоустройства еще одного знакомого, только металлурга.

– Вы же понимаете, Александр Яковлевич, своя научно-исследовательская и испытательная лаборатория просто-таки необходима – хотя бы для того, чтобы не отстать от конкурентов, да и помимо этого требуются постоянные…

– Все-все, я понял. Через месяц в это же время я жду ваших знакомых на собеседование. Что-то еще? Тогда у меня к вам небольшая просьба – ознакомьтесь с содержимым этой папки. В первую очередь мне интересно, сможем ли мы наладить производство гибких ставен, что необходимо для начала… ну и так далее.

Проводив и этого гостя до двери, князь облегченно вздохнул и с легким предвкушением вернулся обратно в кабинет.

– Ну, Валентин Иванович, чем вы меня порадуете в этот раз?

– Прошу, Александр Яковлевич, все как вы и заказывали.

На столешницу один за другим легли шесть револьверов и четыре гранаты без взрывателей. Сами запалы (вернее, запал) мастер выложил последним: из специального стального футлярчика с резиновым вкладышем – и на некотором удалении от всего остального.

– Так-с, полюбопытствуем!

Повертев в руках укороченный по максимуму вариант «грава» (то есть револьвера системы Греве – Агренева), заказчик одобрительно хмыкнул – для жандармов и полицейских агентов самое то.

– Калибр?

– Три линии. Но есть вариант и под девятимиллиметровый патрон.

– Хм, неплохо.

Не дожидаясь следующих вопросов Александра, оружейник стал давать пояснения:

– Этот, как вы видите, с нижним расположением ствола.

Вид у револьвера был несколько несуразный, но в руке он сидел на удивление хорошо. А расположение ствола на одной оси с самой нижней каморой барабана обещало мягкую отдачу и открывало возможность прицельной стрельбы с глушителем.

– Экзотика, так сказать, но кучность у него отменная, да-с. А тут очередной вариант офицерской модели «грава» – барабан откидывается вбок, и одновременная экстракция всех патронов. То же самое, только калибр в четыре линии, как у армейского «смит-вессона», и разумеется, под новый базовый патрон. Этот образчик тоже в четыре линии, только с немного удлиненным стволом, патрон также новый, усиленный. Отдача увеличилась довольно незначительно, а вот останавливающее действие просто колоссально! Во время пробных стрельб одну мишень просто сломало у основания.

«Мой личный оружейник исполнил свою давнишнюю мечту и сотворил-таки карманную гаубицу. Интересно, что на очереди – мини-огнемет или шестиствольный складной пулеметик?»

Князь примерился к сверкающему хромом оружию, щелкнул пару раз курком, проверяя плавность спуска, и отложил в сторону, потянувшись к последнему револьверу, выделявшемуся из общего ряда наличием черной трубы глушителя.

– Удалось добиться очень хорошего звукоподавления, но только при использовании специальных патронов с несколько уменьшенной навеской пороха… Как вы и предполагали.

– Ну что же, Валентин Иванович, ваши успехи не могут не впечатлять…

Греве, немного зарумянившийся от положительных эмоций и малой толики выпитого ликера, покраснел еще больше, услышав вполне заслуженную похвалу от хозяина дома. Впрочем, отвлекаться от главной темы он не стал, продолжив обзор своего творчества:

– Первые модели ручной гранаты вы уже видели, да и изменений в их конструкции особых нет – разве что терочный запал стал немного надежнее, и добавилась возможность установки осколочной рубашки. – С этими словами оружейник немного потряс чугунным «стаканчиком» с надсеченными стенками. – И на этом, пожалуй, все. Вот с новыми гранатами пришлось повозиться, особенно с взрывателями.

Одновременно с этими словами Александр подкинул на ладони ребристый овал оборонительной гранаты и задумался, вспоминая и сравнивая впечатления от «взвешивания» основательно подзабытой «фенечки номер раз» (всего-то раза три в руках держал, и то два раза на школьных уроках по начальной военной подготовке) и творения Греве.

«Тяжелее, заметно тяжелее и больше. Наверное, из-за того, что начинка не тротиловая, а пироксилиновая. Все равно, можно было бы и поменьше габариты сделать, железяка чугунная килограмма полтора весит, не меньше. И малость поухватистей, а то как каменюка ощущается. Ладно, это можно и позже изменить. Интересно, как с надежностью применения?»

– В среднем каждая десятая не срабатывает. Но я работаю над этим вопросом.

Новая разновидность наступательной гранаты по форме своей (да и по содержанию тоже) почти не отличалась от лежащей рядом «колотушки», поэтому вместо нее заказчик освидетельствовал латунный запал, провел пальцем по изогнутой полоске предохранительной скобы и опять задумался.