Текст книги "Демоны ночи"

Автор книги: Алексей Атеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Возле дома, где еще вчера проживали Никулины, ничего не говорило о случившейся утром трагедии. Кровь и прочее – замыты, место падения посыпано свежим песком, только на стене, почти на уровне земли, Павел заметил несколько прилипших, уже успевших почернеть комочков.

Ее мозги, сообразил он, но задерживаться не стал и подошел к нужному подъезду. Люди в этом доме, видать, жили попроще, поскольку консьержки не имелось, но железная входная дверь была на замке. Павел с минуту потоптался, но тут появился жилец и вставил ключ в скважину. Павел пристроился сзади.

– Вы к кому? – подозрительно спросил мужчина.

– Я из газеты… – окрыленный удачей, небрежно отозвался наш герой, даже не сочтя нужным называть свое издание.

– По поводу сегодняшних событий? Как там мальчишки кричат: «Сумасшедший ребенок уносит с собой тайну кровавого преступления».

– Это я написал! – не удержался Павел.

– Гениально! – иронически усмехнулся мужчина. – А сейчас зачем пожаловали? Вроде все выжали.

– Хотел потолковать с соседями… Поглубже разобраться в истоках этого преступления.

– В истоках, значит? – Мужчина еще ехиднее заулыбался.

– Может, вы чего подскажете?

– Ага. Я подскажу, вы напишете и денежки получите. А мне – шиш!

Тут уж засмеялся Павел:

– Готов в случае удачи поделиться гонораром.

– Не знал я их. Нынче с соседями не больно общаются, тем более дружбу водят. Поднимитесь на седьмой этаж. Может, в соседних квартирах больше знают.

Пока ждали лифта, пока входили в него, мужчина молчал и только в воняющей застарелой мочой кабине презрительно бросил: «Падалью питаетесь». Пока Павел соображал, что на это ответить, лифт остановился, мужчина вышел, и Павел поехал дальше.

Действительно, на седьмом этаже одна из дверей была опечатана. Павел позвонил в соседнюю. Долго никто не открывал, потом послышались шаркающие шаги, и старушечий голос спросил: «Кто?»

Павел назвался. Ему ничего не ответили. Он вновь нажал кнопку звонка. И вновь ни звука. Ясно было: старуха стоит за дверью, но открывать не желает.

– И черт с тобой! – выругался журналист и перешел к соседней.

Тут открыли сразу, словно ждали его прихода. Разбитного вида деваха в полузастегнутом халате поинтересовалась, чего желает красивый молодой человек. Павел сообщил цель своего визита. Девица, игриво поводя глазками, сказала, что живет здесь недавно и никого вокруг не знает. А если молодой человек желает с ней познакомиться, она не возражает.

Но наш герой отклонил соблазнительное предложение и поднялся этажом выше. Но и здесь с ним никто не желал разговаривать. И Павел, взглянув на часы, решил отправиться домой.

Давно стемнело. Шел слабый снежок. Хотелось есть. В кармане лежала честно заработанная сотня долларов, можно было бы зайти в какой-нибудь ресторан, однако злачных заведений на пути не попадалось. Зато он увидел школу. В самом здании было темно, но пара окон первого этажа освещена.

«Зайти, что ли? – нерешительно подумал Павел. – А вдруг кто-нибудь там есть. Поговорить для очистки совести, чтобы завтра не тащиться. Времени уйдет от силы час…»

В просторном вестибюле было пустынно, лишь техничка лениво шуровала «лентяйкой».

– Директор на месте? – сурово спросил Павел.

Она сонно кивнула, даже не взглянув на него. Наш герой, сам не так давно закончивший школу, прекрасно знал, где находится соответствующий кабинет. В приемной тоже никого не было. Он отворил дверь. За столом сидела женщина в очках и что-то писала. Она подняла голову и с равнодушным вниманием взглянула на Павла. Женщине было на вид лет сорок пять – пятьдесят, сохранившее некоторую привлекательность лицо портили только линзы очков, обладавшие весьма сильным увеличением, отчего ее глаза напоминали вытаращенные зенки морского окуня.

– Из милиции? – кратко спросила женщина.

– Из газеты, – так же односложно отозвался журналист.

– Ага. «Классная дама пала жертвой юного извращенца». Как же, слышали! – Губы директрисы презрительно скривились.

«Вся Москва уже, что ли, прочитала? – с некоторой досадой подумал наш герой. Его эйфория начала постепенно улетучиваться. – Сейчас скажет про падаль». Но директриса не стала изъясняться эпитетами, а старомодно спросила: что ему угодно?

– Возможно, мой материал вам не понравился, – осторожно начал он.

– Я его не читала, – холодно сообщила директриса.

– Откуда тогда?..

– На каждом углу вопят! Статья ваша, конечно же, принесет школе кучу неприятностей. Уже днем звонили из управы.

– Значит, вы считаете, что все дело в статье?

– Ничего я не считаю! Вернее, считаю: нужно проверять факты, да и вы, как мне кажется, не очень подходите для роли корреспондента.

– Это почему же?

– Слишком молоды.

Сейчас я ее немножко лягну, с удовольствием подумал Павел.

– А вы находите, что полностью соответствуете занимаемой должности? – со скрытой насмешкой спросил он.

– Вполне соответствую! – резко произнесла директриса.

– Но у других может появиться иное мнение. Вот вы как будто обвиняете меня в некомпетентности, а моей статьи даже не читали. Но ничего противоречащего фактам я не написал. Рассказал только то, что видел собственными глазами. И учительница вашей школы появилась там на моих глазах, и их падению я – свидетель. А сюда я пришел с намерением разобраться в причинах. И разговор начал именно с вами, а, скажем, не с техничкой. Написать, особенно в наше время, можно что угодно. А вот выводы, последующие за публикацией, могут быть не в вашу пользу.

– Не пугайте! – Тон директрисы был все еще задиристым, но Павел уже почувствовал в нем слабину.

– Всего доброго, – с ноткой угрозы сказал он. – Хотя, видит бог, я не желал ссориться. – И он направился к двери.

– Погодите, – послышалось сзади, – я вовсе не желала вас обидеть. Просто сегодня день такой… Все это так ужасно! – Директриса тяжело вздохнула.

Кажется, моя взяла, обрадовался Павел.

– Так мы поговорим спокойно? – вернувшись к столу, доброжелательно спросил он.

– Спрашивайте.

– Этот мальчик, Никулин?.. Дайте, пожалуйста, ему краткую характеристику.

– Обыкновенный ребенок. Тихий. Учился средне. Спортом не занимался. Авторитетом в классе не пользовался. Поэтому мы ужаснулись…

– А родители? Кто они? – перебил директрису Павел.

– Тоже ничего особенного. Достаток средний. Отец, по-моему, инженер или что-то в этом роде… Мать… – Она задумалась. – Довольно приятная женщина. Приходила ко мне как-то раз. Она, кажется, в ателье работает… работала, – тут же поправилась директриса. – Какой все-таки кошмар.

– По какому поводу приходила?

– В связи с поведением сына. Урок сорвал. Кстати, у этой самой Эльвиры Борисовны. Вот вам и причина!

– Вы же сейчас сказали, что он был тихим?

– В тихом омуте черти водятся. Вова Никулин это сегодня доказал.

– Но почему он сорвал урок? Что, кстати, преподавала Эльвира Борисовна?

– Историю… Мальчишке, видимо, хотелось чем-то выделиться. Это произошло в самом конце прошлого учебного года. Нынешней весной… По-моему, Эльвира Борисовна рассказывала своему шестому «Б» про религиозные войны во Франции. Католики, гугеноты… И все такое… Вдруг Вова Никулин затеял с ней спор…

– О чем?

– Толком уже не помню. Как будто про Варфоломеевскую ночь. Видно, Дюма начитался. Она – одно, Никулин – другое. И, представьте, сорвал урок! Эльвира Борисовна мне пожаловалась. А я решила принять меры и вызвать родителей. Она, правда, просила этого не делать, но я настояла. Дисциплина, знаете, прежде всего.

– И все же, какой вопрос стал предметом спора?

– Да не помню я… И какое это сейчас имеет значение?!

– Ну, хорошо. А покойная? Она что за человек?

– Эльвира-то? Сорок лет, одинокая. Разведена. Детей нет.

– Вы словно анкету читаете, – усмехнулся Павел.

– Естественно. Я должна знать все о своих подчиненных.

– Крутенько. Вам бы не в школе работать…

– А где, молодой человек? Намекаете на органы. И там бы справилась, а пока тружусь на ниве народного просвещения! – гордо провозгласила директриса.

– Давайте вернемся к этой вашей Эльвире… э-э… Борисовне.

– Работала она у нас третий год, а до этого… – Директриса замялась. – В каком-то высшем учебном заведении Москвы.

– В каком именно?

– Запамятовала. Женщина она была довольно суровая. Ребят держала в ежовых рукавицах…Что, собственно, по нынешним временам и требовалось.

– Так где же все-таки она учительствовала до вас? – настаивал Павел.

– Боюсь ошибиться. Нужно поднять учетную карточку, заглянуть в трудовую книжку. Секретаря сейчас нет, а ключи от сейфа у нее. Давайте договоримся так. Вы зайдете в любое удобное для вас время, ну, хоть завтра днем, и я познакомлю вас с документами. Но объясните: зачем вам это нужно?

– Хочу аналитическую статью написать.

– Аналитическую? Критиковать педагогов собираетесь?

– Нет, у меня другой замысел.

– Какой, позвольте узнать?

Павел замялся. Он и сам не мог четко сформулировать свою задумку. Да и раньше времени раскрывать свои планы постороннему человеку не стоило.

– Не хочу заранее раскрывать карты, – ответствовал он. – Но к педагогике, тем более к вашей школе он не имеет никакого отношения.

– Поверю на слово, – в первый раз улыбнулась директриса. И лицо ее стало даже приветливым. – Заходите завтра…И извините за некоторую резкость. Сами понимаете: настроение сегодня прескверное. – Она поднялась и протянула Павлу руку.

– Возможно, мне придется поговорить с кем-то из ребят из класса, в котором учился Никулин. Вы не возражаете?

Директриса опять напряглась:

– Но вы обещаете мне, что не будете обличать нашу школу?

– Клянусь, – заверил ее Павел.

Следующее утро застало нашего героя в ореоле триумфатора. Не было сотрудника редакции, от корректора до ответственного секретаря, который бы не поздравил Павла с успехом. Даже Поручик Голицын, который продолжал пребывать в мрачном настроении, печально улыбнулся и пожал Павлу руку.

– Молодец, старик, лихо закрутил. Чувствуется моя школа, – тут же разбавил он комплимент. – А эти уроды не понимают… Выгонять меня собрались. Меня! Аса! Они пешком под стол ходили, когда я писал о деле «Мосгаз». Про убийцу Ионесяна то есть. А другие громкие процессы. Про Чикатило кто полосы давал?! Ясное дело, стар стал… Не нужен… Молодым везде у нас дорога, а старикам… – Он сложил пальцы правой руки в выразительный кукиш. – Хрен да маленько!.. Собственно, это ты подписал мне смертный приговор.

– Что вы, Юрий Николаевич! Как можно так говорить?! Так уж получилось. Я и не собирался подсиживать вас. – Павел почувствовал жалость к Поручику Голицыну. – Ведь и вы были молоды…

– Был, – печально отозвался Поручик Голицын и полез в стол. Привычно звякнуло стекло. – Ладно, брат. Не обижайся. За твой успех…

«Как же ты не собирался подсиживать коллегу, – язвительно поинтересовался внутренний голос, – если собираешься устранить его с помощью черной магии?»

«Но ведь это я так… – стал оправдываться перед самим собой Павел. – Для эксперимента. Никого я не собираюсь устранять. Все это – чепуха! Кстати, – вспомнил он, – нужно достать нечто вещественное, часть его организма. Как же это сделать?»

«Если не собираешься его устранять, тогда зачем тебе это? – вновь вступил внутренний голос. – Значит, все же – желаешь…»

«Эксперимент должен быть чист, – веско заметил Павел. – Получится, не получится – другое дело. Часть организма. Что это? Волосы, обрезки ногтей… Но как добыть, скажем, прядь? У него и так башка, считай, лысая. Каждая волосинка на учете. А ногти? – Павел взглянул на руку Поручика Голицына. – Вон они – обгрызены почти до корней». И вдруг его осенило: окурки! Ведь на них остается слюна… пусть засохшая, но тем не менее… Слюну используют в качестве вещественного доказательства, на основе ее составляющих можно идентифицировать личность. Чем не исходный материал?!

Павел нашел подходящий пластиковый пакет и, улучив момент, когда Поручик Голицын нетрезвой походкой покинул кабинет, высыпал в него половину содержимого Поручиковой пепельницы.

Пепел, окурки и затесавшаяся меж ними водочная пробка составляли основу естества Юрия Николаевича Скуратова.

Накатав парочку информаций, Павел решил покинуть контору и отправиться на поиски таинственных сил, сеющих смерть. Он вновь взглянул на бумажку с адресом. Ехать нужно было черт-те куда, аж в Южное Чертаново. Имелся на бумажке и телефон. Павел снял трубку, даже не надеясь, что на другом конце провода кто-нибудь присутствует. Однако ответили почти сразу.

– Приезжайте, – односложно сказал мужской голос после того, как Павел назвался.

И он отправился на поиски места, откуда исходит смерть.

В этом районе Павел до сих пор не бывал, но ничего нового для себя не обнаружил. Все те же многоэтажные извилистые «стены», просторные дворы, если, конечно, эти пространства можно назвать дворами, ряды «ракушек», однотипные детские площадки, на которых прогуливаются молодые мамаши с колясками.

Нужный дом он нашел довольно быстро, зато подъезд искал долго – так дом был огромен. Потом набрал на панели домофона номер квартиры «1001», поразившись странному сочетанию цифр, и поднялся на лифте на последний этаж.

Квартира, куда он попал, оказалась самой обычной двухкомнатной. И открыл ему самый рядовой гражданин в пузырящихся на коленях трикотажных штанах и голубой застиранной футболке с поблекшей надписью – «ЛДПР».

– Здоров, – отозвался он на осторожное приветствие Павла. – Проходи.

Комната, где, по-видимому, вершились темные дела, тоже ничем особенным не отличалась. Достатком тут и не пахло. Допотопный сервантик, в котором сиротливо поблескивали разномастные рюмки и фужеры, продавленный диван-кровать той же эпохи, что и сервант, коврик на стене, драный палас на полу. Перед диваном стоял журнальный столик, по форме напоминавший человеческую почку, на котором присутствовали блюда и напитки прерванного обеда, а именно: недопитая кружка с пивом и полуостывшие пельмени. Убогая обстановка никак не располагала к соприкосновению с оккультными тайнами.

Мужик в партийной футболке сделал приличный глоток из кружки, а потом отправил в рот любимый народом мясопродукт.

– Принес? – прожевав, спросил он.

– Чего? – не понял Павел.

– Ну это… На что колдовать…

«Ага, – дошло до нашего героя, – он требует вещественное обозначение будущей жертвы».

– Принес, – сказал Павел. – Только не знаю: подойдет ли?

– А что именно?

Павел извлек на свет божий пакет с окурками.

– Ну, ты даешь! – восхитился мужик. – Голова, однако! Молоток! Вот сообразил!

– Не годится, что ли?

– А хрен его знает! Я в этом, знаешь ли, не секу.

– А кто тогда?

– Тебе, братан, какая разница? Давай координаты этого твоего… Где пашет, кем, как звать, годков сколько?

Павел стал поспешно перечислять подробности жизни и деятельности Поручика Голицына.

Мужик поморщился:

– Мелковата фигурка.

– В каком смысле?

– Сморкач. Знаю я таких. Дашь по башке, и ножки вытянет. Интеллигентный алкоголик или алкоголический интеллигент, что, собственно, одно и то же. Угадал?

– Вроде… Только как же?.. Вы его что, физически устранять собираетесь?

– А то как?

– Я имею в виду: насильственным способом? Убить хотите?

– Ясное дело. А тебе разве другого нужно?

– Я думал: воздействуете чарами или не знаю, как там у вас называется…

– Не волнуйся… Как нужно, так и воздействуем. Оплата вперед.

– А сколько платить нужно?

– Сто баксов.

– Сколько?! – Павлу показалось, что он ослышался.

– Сто американских доллариев. Такие зелененькие бумажки.

– Это что же за цена такая смехотворная?

– Так и объект смехотворный. Да и денег у тебя нет. Только этот стольник и лежит в заднем кармане штанов.

– А вы откуда знаете?! – изумился Павел.

– Оттуда, дорогой, оттуда! Ты куда, братан, пришел? То-то же! Не выступай. Иди домой и отдыхай, а дело делать предоставь нам. В течение месяца твой заказ будет выполнен. Хотя, по моему разумению, зря деньги отдашь. Этого Поручика Голицына и так на днях выгонят.

Павел от изумления разинул рот. Он и сам не понял, как в руке оказалась зеленая купюра. Однако через секунду она так же непостижимо перекочевала в ладонь мужика и мгновенно исчезла из вида. Мужик подмигнул Павлу и легонько толкнул его перстами в грудь:

– Все, голубь, вали…

В последнее время в жизни нашего героя происходило достаточно странных событий и встреч. Последняя не явилась исключением. Откуда этот босяк знает прозвище Скуратова? Почему с ходу дал ему столь исчерпывающую характеристику и как он узнал, что у него в кармане лежат именно сто долларов? Впрочем, если подумать, ничего странного тут нет. Сегодня – вторник. Они с Лилькой приехали к Светлане Петровне в пятницу. Тем же вечером она позвонила и сообщила о намерениях Павла. Те, с кем она общалась, вполне могли навести справки и о нем, и о Поручике Голицыне. Точно так же могли узнать и о вчерашней премии, никто из этого секрета не делал.

Павлу вдруг вспомнился объект его происков. Конечно, ни в какие колдовские примочки Павел не верил, однако, как правильно заметил мужик, над Поручиком Голицыным все равно сгустились тучи. Жалко, конечно, человека.

«Если тебе его жалко, то зачем ты на его голову дополнительные напасти насылаешь? – спросил внутренний голос. – Может, все-таки лицемеришь? Хочешь навсегда убрать его с глаз долой?»

– Жалкий человечек, – вслух произнес Павел. На него удивленно обернулась проходившая мимо женщина.

«Жалкий или не жалкий, – вновь напомнила о себе совесть, – тебе-то какое дело? Проживи столько, потрись всю жизнь на этой кухне, с тобой, может, не то случится. Журналист – по сути, убогая профессия, сродни профессии официанта. «Чего изволите?..» Что закажут, то в клювике и неси. А не понравится, морду горчицей намажут. Всю жизнь приходится обслуживать власть имущих. И, главное, все видишь, все знаешь… Но дальше прихожей не пускают. Как говорится: близок локоток, да не укусишь. Тут не то что алкоголиком станешь… Тот мужик, обитающий в тысяча первой квартире, дал своей будущей жертве четкое определение – сморкач. Но всегда ли Юрий Николаевич Скуратов был Поручиком Голицыным? Вот и думай, Паша: по тем ли рельсам ты сегодня катишься?»

«Но ведь для этого я и затеял все, – стал оправдываться Павел. – Имя нужно заработать… А то всю жизнь пинать будут. Напишу забойный материал, меня заметят…»

«Как знаешь», – отозвалась совесть и забилась в убогую каморку подсознания.

ГЛАВА 7

Бурышкин, как и большинство москвичей и гостей столицы, услышал о страшном преступлении, совершенном малолетним Вовой Никулиным, на улице из уст мальчишки, торгующего газетами. Он не выдержал и купил номер «Курьер-экспресса». Дома прочитал натуралистическое описание событий, посмотрел на внушающие оторопь снимки и отшвырнул газету. Ничего нового для себя Никифор Митрофанович не вынес. Статья только подтверждала – времена нынче лихие и опасные. Однако что-то заставило его через час вновь прочитать опус Павла. Бурышкин поначалу и сам не сознавал, почему он это сделал. Зацепило! Но что?

И только в третий раз, читая статью, он понял, почему вновь и вновь возвращается к ней. Вот это предложение в самом конце. Автор пытается разобраться в причинах преступления. Да, не купили мальчику сноуборд… Да, отец в присутствии постороннего человека, по-видимому, стал издеваться над ним… Но вот журналист Мерзлов изрекает: «А может быть, есть в этом, да и во многих других преступлениях причинно-следственная связь, так никогда и не выплывающая на поверхность. Возможно, существуют некие таинственные, проходящие сквозь века струны, колебание которых определяет наш сегодняшний кошмар».

«Интересный ход мыслей, – отметил про себя Никифор Митрофанович. – Может, посоветоваться с Катей? Каковы ее воззрения на этот вопрос?» И он обратился за помощью к шаманке. Для начала он вслух прочитал ей статью, поскольку Катя была неграмотна, потом показал фотографии.

Шаманка долго разглядывала жуткие снимки и даже зачем-то понюхала газету. Потом спросила Никифора:

– Что хочешь знать?

– Тут корреспондент пишет… – Он процитировал вышеупомянутые слова Павла. – Как думаешь: есть ли в них доля правды?

Катя долго молчала. Ее плоское, словно вырезанное из репы лицо выглядело абсолютно неподвижным. Бурышкину даже показалось, что она не поняла вопрос. Наконец шаманка изрекла:

– Он, этот, который пишет, правильно говорит. Только он не понимает. Вроде случайно натолкнулся…

– На мысль?

– Да-да. Сам толком не знает, о чем говорит. Но узнать хочет.

– А этот мальчик, который убил? Почему он это сделал?

– По газета не поймешь. Фотки ничего не говорят. Надо рядом с тело побыть. Тогда узнаем.

– Неужели что-то можно выяснить?

– Почему нет. Очень даже легко можно. Только нужно быстро. Пока его вниз не забрали. Уплывет тень, тогда сложно. Могут не отпустить.

– А эта учительница? И про нее можешь узнать?

– Говорю, можно. Только быстро. Лучше сегодня.

Бурышкин почесал затылок. Все это чертовски интересно, вот только как договориться с моргом? Впрочем, у него везде знакомые. Нужно покопаться в записной книжке, может, и судмедэксперты отыщутся. И он занялся поисками. Для начала, конечно, позвонил на Петровку. Знакомый генерал был в курсе, но в какой из четырнадцати московских моргов попали трупы, не знал. Он переадресовал Бурышкина к другому начальнику, тот к третьему. Наконец Никифор вышел на полковника, который непосредственно присутствовал на месте событий. Тот вообще говорить на эту тему не желал и, лишь когда Бурышкин сослался на высокое начальство, нехотя сообщил адрес. Труп Вовы Никулина находился во втором морге в переулке Хользунова. Тут встала новая дилемма: испрашивать ли разрешения у главного врача или просто-напросто выйти на сторожа данного заведения и за определенную мзду договориться с ним о ночном бдении?

По здравому рассуждению Никифор решил реализовать второй вариант. Так или иначе, придется давать на лапу всем, от кого зависит доступ в морг. Непосредственный контакт со сторожем явно предпочтительней. Да и чем меньше будет знать народу о его опытах – тем лучше.

Никифор заранее поехал в морг и довольно легко договорился со служителем, который по совместительству являлся и сторожем. Правда, тот долго не мог понять, зачем этот осанистый старик желает провести ночь среди мертвецов. Он даже заподозрил Бурышкина в некрофилии, однако когда Никифор сказал, что собирается вызывать духов мертвых, проникся к нему почтением, смешанным с некоторой долей иронии. От предложенных денег служитель, которого величали попросту Фомичом, естественно, не отказался, но в придачу выразил желание присутствовать, как он выразился, «на опытах». Бурышкин не возражал. Он объяснил, что духов будет вызывать шаманка с Алтая, а он – всего лишь наблюдатель.

– Шаманка так шаманка, – отозвался Фомич. – Я не возражаю. Только ничего у вас не получится. Являлись тут и другие испытатели. Тоже общение пытались наладить. Однако – ноль. Мертвец, он и есть мертвец. Одна оболочка. Мальчонку сегодняшнего я видел. Убил кучу народу… И тетка эта, которую он за собой с крыши утянул, опять же здесь. Наиболее ужасно выглядит. Впрочем, я и не такое видывал. Ладно, часам к десяти подъезжай со своей шаманкой. Посмотрим на ее прыжки. Я мальчонку приготовлю.

Вначале хотели ехать на метро. От Фрунзенской до переулка Хользунова всего ничего. Потом все же решили отправиться на такси. И быстрее, и внешний вид Кати не так привлекает внимание. По дороге таксист в зеркало заднего вида долго косился на странную пассажирку. Потом не выдержал:

– Она кто, марсианка? – дурашливо спросил он, обращаясь к Никифору.

– Шаманка, – односложно ответил Бурышкин.

– Чего?! Бывают они разве?

– Перед тобой сидит.

– А едете вы куда? Уж не в «судебку» ли?

– Точно угадал.

Таксист замолчал, видно, переваривая информацию. Наконец он вновь задал вопрос:

– Чего вы там позабыли?

– Тебе, друг, какое дело? – довольно грубо отозвался Никифор.

– Вы, наверное, сектанты?

– Угадал. Сатанисты!

– Оно и видно. Всяких возил, и вашего брата тоже.

– Ты бы вопросов поменьше задавал, а то как бы чего не вышло.

– Что, например, может выйти?

Бурышкин пренебрежительно хмыкнул, но промолчал, не желая продолжать разговор с навязчиво-любопытным водителем.

В этот момент машину слегка занесло. Таксист выругался и остановился у обочины, потом он вылез наружу, пнул переднее колесо и принялся материться.

– Что случилось? – спросил Никифор.

– Вылезайте! – вместо объяснений приказал таксист. – Транспортное средство дальше не пойдет. Колесо проткнули. Ваша работа, как я понимаю? Зачем же так? Ну, сказал бы, чтоб заткнулся. Машину-то с какой стати портить.

– Сколько времени займет замена колеса? – поинтересовался Никифор.

– Я вас дальше все равно не повезу. И денег мне ваших не нужно. Проваливайте, колдуны!

– И черт с тобой! – в сердцах выпалил Бурышкин.

– Чур меня, чур!.. – вполне серьезно воскликнул таксист и перекрестился. – Идите, ребята, отсюда подобру-поздорову. Тут недалеко, за десять минут дойдете.

Действительно, до морга было совсем близко. Никифор взял Катю за руку и потащил за собой.

Когда испытатели подошли к зданию морга, ворота оказались на замке. Никифор некоторое время растерянно ходил вдоль забора, пытаясь отыскать калитку. Он уже решил, что его в очередной раз обманули.

– Эй, вы, шаманы! – услышал он откуда-то слева и побежал на зов. По ту сторону забора Бурышкин различил в потемках Фомича. – Пришли, – без особого восторга констатировал служитель. – Топайте за мной.

Никифор и Катя, ведомые Фомичом, пошли вдоль забора, завернули за угол и увидели проем в ограде. Два железных прута были выломаны, и в дыру можно было пролезть. Бурышкин кое-как протиснулся, но Катя застряла. Нашитые на кафтан металлические цацки цеплялись за прутья ограды, и шаманка ворочалась между ними, словно медведь в капкане.

– Вот горе! – вздохнул Фомич. – Ты, тетка, давай назад… Шубу-то сними. Не бойся, не замерзнешь. Так! Давай ее сюда, теперь сама пролазь… Ну, слава богу… Идемте за мной, страдальцы, только старайтесь не шуметь. Хотя тут, кроме меня, никого нет, дежурный, должно, спит или телик смотрит, но вдруг кто-нибудь явится.

– Ночью тоже привозят? – поинтересовался Никифор.

– Редко. Если уж что совсем экстренное.

– Плохое место, – в первый раз за все время подала голос шаманка.

– Чего уж хорошего, – отозвался Фомич.

– Духов вокруг много.

– Это точно.

– У них тут это… как сказать по-русскому… гнездо!

– И снова в точку, – прокомментировал Фомич. – Ты, тетка, похоже, в этих делах разбираешься. Ну, вот, пришли. – Служитель распахнул дверь, и они очутились в полутемном коридоре. Фомич приложил палец к губам и повел их дальше. Наконец он толкнул одну из дверей, и они очутились в просторной, выложенной до потолка белым кафелем комнате, посреди которой на каталке лежал труп подростка.

Бурышкину и раньше приходилось бывать в моргах. Мертвецов он не боялся, поскольку за свою долгую жизнь повидал их в достатке, но вот к запаху так и не смог привыкнуть. Пахло в подобных заведениях всегда одинаково: смесью тления и формалина. В некоторых моргах, особенно в судебно-медицинских, этот запах был весьма силен, в других – едва различим, но все равно он присутствовал везде. Вот и сейчас Никифор Митрофанович отчетливо различал его. Он поморщился, но приказал себе терпеть, лишь достал из кармана сильно надушенный платок и приложил его к носу.

– Может, нашатырю? – насмешливо поинтересовался Фомич.

Бурышкин отрицательно мотнул головой.

– Испытатели нынче какие нежные пошли, – все с той же интонацией прокомментировал служитель. – Ничего, скоро принюхаетесь. Малец-то, – Фомич показал пальцем на труп Вовы Никулина, – несмотря на юный возраст, делов успел натворить. Кто бы мог подумать, что в столь тщедушном теле столько прыти. А вы что, оживить его хотите? Эта нерусская тетка и будет оживлять? – Фомич открыто захихикал. – С удовольствием посмотрю. Никогда доселе не видел подобного зрелища. Ее как звать? Ах, Катя! Ну, давай, Катюша, яви свою силу.

Не обращая внимания на болтовню служителя, шаманка достала из сумки бубен. И легонько потрясла им. Колокольчики едва слышно зазвенели.

– Эге, – заметил Фомич. – Звуковое сопровождение… Эдак она всех перебудит. И восстанут мертвые из гробов своих…

– Тише! – одернул служителя Бурышкин. – Не мешайте ей работать!

Фомич хотел что-то возразить, но, видно вспомнив об обещанной мзде, промолчал.

Катя начала все громче и громче бить в бубен, медленно передвигаясь по периметру комнаты. При этом она пришептывала непонятные слова.

– Далеко ушел, – сказала она, обернувшись к Бурышкину. – Гуляет. Сейчас сюда звать будем. – Она вновь забегала по комнате, продолжая произносить непонятное. На этот раз в ее интонации звучали то просительные, то требовательные нотки. Наконец она выкрикнула нечто вроде «берста!» и замерла.

Ничего не происходило, но Никифор вдруг почувствовал рядом с собой еще чье-то присутствие. Ощущение это трудно было охарактеризовать, но тем не менее оно явно имело место. Видимо, нечто подобное испытал и Фомич, потому что он заметно напрягся и, словно в испуге, отодвинулся к стене.

– Здесь он, – сообщила шаманка. – Недоволен. Ругается. Обратно гулять хочет.

– Спроси его: зачем это сделал?

– Говорит: какая разница, сделал, и все!

– А можно, я с ним сам поговорю?

– Попробую. – Бубен забил тихо, но с явной угрозой. Катя что-то невнятно бурчала себе под нос, потом вновь издала резкий гортанный звук, похожий на птичий крик. – Спрашивай, – обратилась она к Бурышкину.

– Зачем ты их убил?

– Так было нужно, – ответила шаманка детским ломающимся голосом. – Мне приказали.

– Кто?

– Нельзя говорить. Это… – детский голос замолчал, видно подбирая слова, – … как наказание.

– За что же?

– За их прошлые жизни.

– В чем же они виноваты?

– Этого я не знаю. Вот про Эльвиру могу сказать. Мы с ней когда-то давно встречались. В прошлых жизнях – ее и моей. Не здесь, не в России…

– А где?

– Во Франции.

– Кем же ты в то время был?

– Дворянином.

– Как ты это докажешь?

Шаманка разразилась потоком французских слов. Но так как Бурышкин языка не знал, то ничего не понял.

– Что ждет тебя дальше? – спросил он.

– Не знаю… Я еще нахожусь в обычном мире, и мне страшно. Вот, сейчас… возле собственного тела… Пока летал по разным местам, было хорошо, но сейчас не по себе… Особенно здесь. Вокруг столько жутких типов. И тут, в этой комнате, они есть. Цепляются за меня. Тянут куда-то за собой… Вот если бы эта бабка проводила меня в другой мир. Я знаю: она может. Хотя еще не время…

В этот момент в коридоре послышалось движение, дверь распахнулась, на пороге возникли двое грозного вида ребят в милицейской форме, а из-за их спин выглядывала заспанная физиономия дежурного врача.