Текст книги "Клуб анонимных эйнхериев (СИ)"

Автор книги: Алексей Грай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Клуб анонимных эйнхериев

Алексей Грай ([email protected])

– Спасибо нашему доброму другу Мэтью за интересный рассказ, – говорит наш

бессменный ведущий Джонсон. Вообще-то, он доктор Джонсон, когда-то преподавал

психологию в Гарварде и имел процветающую частную практику. Теперь доктор пытается

устроить психологическую реабилитацию нам, да и себе заодно.

– Спасибо, Мэтью! – в несколько десятков глоток тянем мы.

Мэтью, когда-то скромный американский подросток, а ныне один из эйнхериев –

избранных воинов Одина, утирая слезы, спускается со сцены.

– А теперь наш друг Ярослав расскажет нам: как он очутился здесь.

Мой выход на сцену, представленную здоровенным пнем, приветствуется

сдержанными аплодисментами. Прежде чем начать, я закрываю глаза и мысленно

переношусь в тот день, когда начался весь этот кошмар.

Дурацкий вечер.

Окраина крупного города. Так называемый новый район. Самое начало марта.

Поздний вечер, уже стемнело. С неба мокрыми хлопьями валится снег.

Дурацкое пиво.

На квартире у друга отмечали не без потерь сданную сессию, и понесла нас

нелегкая на ночь глядя в киоск за догоном. У киоска толкалась компашка подобная нашей.

Только старше, пьянее и явно в поисках приключений. Не помню, из-за чего закипела

ссора. Кажется, кто-то кого-то случайно задел.В ход сразу пошли бутылки и ножи.

Дурацкое стечение дурацких обстоятельств.

Студенческая общага далеко не самого престижного ВУЗа – хорошая школа жизни

– привыкаешь не слишком задумываться о последствиях. Разбиваю бутылку об голову

здоровяка в модной кепке, успеваю чиркнуть его лицу получившейся розочкой, и тут же

получаю в грудь десять сантиметров стали от его друга.

В тот момент я как раз орал что-то типа: 'Одину слава!.

В общем, я умер с кабацкой розочкой в руке и именем Одина на устах.

Дурацкая смерть.

Сознание померкло лишь на секунду. Вспышка света. Открываю глаза – надо

мной темная бездна неба.

Я с трудом поднялся, но боли, как ни странно, не ощущалось. Вокруг стояли

застывшие люди: друзья и враги вперемешку. Правильно, я бы на их месте тоже замер.

Все-таки настоящий криминал, за такое и сесть недолго. Сейчас либо разбегутся, либо

начнут оправдываться. Впрочем, скорее первое.

– Все нормально, – просипел я, пытаясь успокоить друзей, да и, чего греха таить,

самого себя.

Ответом была тишина.

– Я в порядке. – Какого черта? Они так и стоят не двигаясь. Что за ... они же не

дышат!

Я обалдело стоял посреди застывшей, словно оледеневшей скульптурной

композиции из сцепившихся людей. Причем, гораздо больше, чем бездыханные тела,

обеспокоил снег. Тяжелые хлопья недвижно висели в воздухе, и не думая падать на землю.

Из затянувшегося ступора вывел голос.

– Приветствую тебя, воин.

Назвать словно из ниоткуда возникшую в десятке шагов незнакомку девушкой,

несмотря на юность, я бы не рискнул. Атмосфера уверенности и властности. Плюс

габариты. Она была, как бы это описать. Есть такое слово монументальный. Представили.

А теперь увеличьте в два-два с половиной раза. Нет, все соразмерно. Просто всего этого

много. По мне, так чересчур много. Подобно большинству мужчин я побаиваюсь женщин

больше меня, а эта была намного больше.

Сидела незнакомка на гнедой кобыле. Лошадь, небольшая и чахлая, по всем

законам логики и здравого смысла должна была переломиться под оседлавшим ее

монолитом. Еще больше меня удивила одежда женщины. Пышное тело туго обтягивала

безрукавка, сплетенная из металлических колец, перетянутая широким наборным поясом с

массивной бляхой. Густую копну длинных, неровно обрезанных золотистых волос венчала

полукруглая железная шапка с легкомысленными крылышками.

Удивление сменилось проклюнувшимся подозрением, а то в свою очередь твердой

уверенностью  у меня галлюцинации. Возможно, бред после болевого шока, вызванного

ударом ножом. Надеюсь, друзья уже вызвали скорую.

Меж тем женщина величаво спустилась с лошади и подошла ко мне.

– Ты погиб в бою с оружием в руках, и тебе оказана высокая честь – предстать

перед собратьями в чертоге воинов. Садись же на Несущего павших, и поднимемся в небо.

– Голос был гулким (еще бы с такими-то легкими), а тон повелительным. Девица явно не

привыкла слышать слово: «нет». Более того, по всему было видно, она ожидает, что я

сейчас бухнусь на колени и начну благодарить.

Вместо этого я заявил, что ехать никуда не собираюсь. Что она всего лишь

галлюцинация. Что бред затянулся. Ну и так далее.

Замолчал, лишь когда девица без всяких объяснений въехала мне кулаком в висок.

Меркнущее сознание отметило, что меня грузят подобно мешку на лошадь, и после

ободряющего «но» та пускается вскачь.

Во время поездки в себя я приходил лишь единожды. Предо мной предстал

крупным планом лошадиный бок. Перевел взгляд ниже – лучше бы я этого не делал.

Далеко, невообразимо далеко внизу, простиралось море, а скакали мы по вязкой массе

гигантской радуги. При этом копыта выбивали из этой невозможной дороги золотистые

искры.

Мой истошный крик был прерван еще одним ударом, на этот раз по макушке.

Я сидел на чем-то очень жестком, уткнувшись головой в еще более жесткую

поверхность. Шея чудовищно затекла.

Гудящую голову удалось поднять с громадным трудом, после чего я удивленно

завращал глазами.

Длинные деревянные столы теряются в темноте. На скамьях сидят мужчины

самого бандитского вида. Сплошь бородатые, с поломанными носами, шрамами и

длинными волосами, заплетенными в косы. Большинство зрелого возраста, хотя я заметил

и несколько стариков и подростков. Одежда причудливого покроя: по большей части кожа

и меха; рубашки из металлических колец; если ткань, то ярко окрашенная и грубая даже на

вид. Мужчины едят, разрывая зубами мясо, нимало не заботясь о жире, стекающем по

рукам, и жадно пьют из богато украшенных массивных кубков. Между столами

расхаживают, разнося подносы с едой и разливая напитки из пузатых кувшинов,

светловолосые пышнотелые женщины. Некоторые выглядят даже внушительнее, чем моя

недавняя знакомая. Освещает все огонь костров, пылающих в вырытых прямо в земляном

полу широченных канавах. Блики пламени пляшут, отражаясь от высокого, выложенного

стальной чешуей потолка. Стоит несмолкаемый гомон. Несмотря на то, что речь поначалу

кажется незнакомой, я прекрасно понимаю ее смысл. Пахнет деревом, мясом, дымом и

потом.

В общем, я продолжаю бредить. Только декорации галлюцинаций стали какими-то

уж совсем вычурными.

– Уж сколь веков они едят. И нет отказа им ни в чем. Но голод и жажда их не

проходят.

Сосед слева несколько отличается от остальных. И нос, вроде бы, ни разу не

сломан. И выражение лица другое. Более интеллигентное что ли. Старше меня лет на

шесть-семь. Голубые глаза. Длинные светлые волосы собраны в хвост. Простой хвост без

всяких там вычурных косичек и вплетенных золотых цепей.

– Извини за речь. Тут модно так разговаривать. Русский?

– Да. – Я был слишком шокирован, чтобы запираться.

– Откуда?

– Из Екатеринбурга.

– А я из Москвы. Дмитрий, – представился волосатый. – Правда, здесь меня чаще

зовут Хельги. Дмитрий для них слишком непривычно, а придумать, как переделать на свой

лад, так и не смогли. Вот и назвали Хельги. Тут так часто называют русских с

непроизносимыми именами в память о великом конунге из Гардарики, которому не свезло

правильно погибнуть.

– Ярослав.

– Ярицлейв, – невпопад поправил меня собеседник.

– Что это за место? – Мозгами я вообще-то понимал, что глупо спрашивать у

порождения бреда, в какую такую галлюцинацию ты угодил. Вопрос был чисто

автоматическим.

– Вальхалла. – Дмитрий произнес слово с таким удивлением, будто я не знал

самых что ни на есть прописных истин.

– Вальхалла?!

– Странно. – Мое замешательство не укрылось от собеседника. – Учитывая

обстоятельства твоей смерти, я было решил, что ты здесь по собственной воле. Прости за

каламбур.

– Чьей смерти?

– Твоей.

– Я умер?!.

– Ну да. Сюда по другому не попадают. – Удивление соседа переросло в явное

беспокойство.

– Я не умер. Что за чушь ты несешь. – Голос был тверд, однако предательница –

память услужливо прокручивала события в обратном порядке. Путешествие на чудесном

скакуне... Незнакомка... Нож, вонзающийся в грудь... Я судорожно вдохнул воздух... Нет.

Не может быть. Даже, если бы я действительно умер, то не сидел бы среди толпы грязных,

волосатых мужиков, пожирающих мясо, в месте, о существовании которого даже не

слышал.

Внезапно я осознал, что никогда всерьез не задумывался о том, что ждет меня

после смерти.

– Возможно, произошла ошибка, – задумчиво произнес Дмитрий. – Гудрун

сказала, что ты умер с оружием в руках, призывая Одина. Вот мы и решили – один из тех

редких экземпляров, что оказываются здесь по велению сердца.

– Я и правда кричал: «Одину слава». Кино тут на днях посмотрел – «Ярость

викинга». Они там так орали, когда шли в бой.

– Сильный фильм? – вежливо поинтересовался Дмитрий.

– Еще бы. – Я натура легко увлекающаяся, и веду себя зачастую, как персонаж

увиденного накануне боевика. Со мной такое бывает.

– Тогда понятно. Что ж, ты попал прямо в пункт назначения, яростный викинг.

Волосатый невозмутимо принялся за еду, не обращая на мое замешательство

никакого внимания.

Викинг... Викинги... Это слово заставило меня взглянуть на происходящее под

новым углом. Здоровые волосатые мужики со шрамами в плетенных из стальных колец

рубашках. Не очень напоминают красиво подстриженных героев фильма, но определенное

сходство есть.

Мда. Насмотрелся кино, получил в грудь нож, схватил клиническую смерть – вот

и брежу, пока доктора там надо мной колдуют. А волосатый москвич Дмитрий, что-то

вроде проводника предоставленного подсознанием. Как кролик. Или скорее Чеширский

кот из Алисы. Или кастанедовский койот. Возможно, он сможет объяснить, что

происходит.

– Что такое Вальхалла?

Дмитрий нехотя отвлекся от мяса. – Скандинавский рай, в который попадают

эйнхерии – избранные воины Одина. Герои, погибшие в битве с оружием в руках. Тут они

пьют мед и едят вволю мяса, а также развлекаются разными другими способами... –

Собеседник несколько смутился.

Что и требовалось доказать. Вот до чего доводит увлечение кинематографом,

помноженное на манию величия. А про скандинавский рай читал где-нибудь. А может, в

фильме что-нибудь было. Я же его только на раз посмотрел, на волне драйва мог и не

отразить. Вот и объяснение. Не очень разумное, но все же лучше, чем ничего. Главное, что

все это временно.

Дышать и жить, в смысле галлюцинировать, стало немного легче.

– Ну что, успокоился. – Дмитрий заметил изменения в моем состоянии. – Есть

хочешь? – Не дожидаясь ответа, – Гудрун! – За плечом возникла недавняя знакомая. –

Накорми гостя.

Улыбаясь, по ее мнению мило (у меня от ее улыбки желудок скручивало), Гудрун

водрузила на стол тяжелое блюдо с мясом и богато украшенный кубок с мутным

желтоватым напитком.

– А вилка?

– Извини, но здесь, как ты уже, наверное, заметил с сервисом из рук вон. Можешь

воспользоваться моим ножом. – Дмитрий протянул широкий массивный клинок, больше

напоминающий маленький меч.

Я осторожно отрезал кусок. Вроде бы свинина. Вся палитра вкусовых ощущений

настигла через несколько секунд.

– Аргх-кха! Это что мексиканская кухня? – с трудом просипел я напрочь

сожженным ртом.

Волосатый довольно расхохотался.

– Я поначалу тоже думал, что пища будет постной. Все-таки север. А потом понял,

что в их жизни со специями были большие проблемы, даже соль и ту зачастую заменяла

зола. Поэтому мясо здесь готовят максимально острым. Так сказать, наверстывают

упущенное. На, запей. – Дмитрий с подозрительной угодливостью пододвинул кубок.

Надо было сразу догадаться, что здесь какой-то подвох.

Кашель продолжался еще дольше. Удивляюсь, как не выхаркал легкие, да и

желудок заодно.

– Что за ...?

– Мед, – открыто наслаждаясь моим замешательством, пояснил Дмитрий.

– Мед?

– В смысле хмельной мед. Алкогольный напиток, получаемый путем...

– Да понял уж, что не пчелиный. – Мед был противным. От него нездорово воняло

дрожжами, а сам он имел сладковато-приторный привкус брожения.

– Ты еще не пробовал местное пиво. Здесь считают, что, чем напиток калорийней,

тем он вкуснее и полезнее для организма. Поэтому пиво не отцеживают, а иногда

специально еще добавляют чего-нибудь для большей плотности. Но тебе лучше пить и

есть что дают. Свинина и мед – хороший местный обычай. Другой еды не будет, да и

выпивки тоже. Так что постарайся получить удовольствие.

Я добавил к свеже обнаруженной мании величия явные садомазохистские

наклонности. А еще серьезные знания по истории, чего за мной, вроде бы, не водилось.

Хотя, с другой стороны, на всякую околонаучную литературу я чрезвычайно падок.

Видимо, в памяти и отложилось. Слышал, такое бывает.

Преодолевая себя, попытался поесть. Нож напрочь завяз в плохо прожаренном

мясе.

– Хороши же тут у вас удовольствия, – в сердцах выругался я.

– Ты еще о других пунктах местной культурной программы не знаешь. –

Улыбнулся Дмитрий. – Так что, пей мед. От него пьянеют. Бери пример с Сигурда.

Сосед справа с довольным чавканьем разгрыз кабанью кость, запил ее изрядным

глотком пойла, после чего повернул довольное лицо ко мне и ободряюще улыбнулся. Вам

когда-нибудь ободряюще улыбался бородатый гигант с чудовищными шрамами через все

лицо?

Резко захотелось меда. Дмитрий говорил, что от него пьянеют. Несмотря на

устойчивый рвотный рефлекс, четверть кубка я в себя все-таки влил.

В голове глухо зашумело, и ситуация сразу же стала восприниматься значительно

проще. Обычный бред. Скоро он кончится. Очнусь в больнице, а еще лучше – дома.

Вальхалла. Как же.

На каком-то этапе я смог настолько убедить себя в нереальности происходящего,

что даже решился поглумиться над волосатым. Я не Алиса, чтобы вежливо разговаривать

со всякими там Чеширскими котами. Пусть объяснит, что коренной москвич, делает в

скандинавском раю. Начать я решил издалека.

– Слушай, ты сказал, что Вальхалла – это скандинавский рай? – Дмитрий,

вздохнув, отставил кубок. Кажется, это пойло его совсем не брало. – То есть в него

попадают только скандинавы?

– Далеко не все скандинавы. Вальхалла – это воинский рай. Рай викингов.

– А что здесь делаем мы? Ты? Я? Или ты тоже викинг?

Кажется, мне удалось смутить его.

– Как бы это объяснить. Большая часть присутствующих очутилась здесь, если так

можно выразиться, по собственной воле. Когда-то, сотни лет назад, они ради этого

почетного права искали славной смерти с оружием в руках. И находили. С этим тогда

проблем не было. Но потом мир изменился. Видишь, половина зала пустует? –

Действительно, люди сидели на лавках вольготно, совершенно не теснясь. – Тогда

казалось, что так будет вечно. Длинные ладьи будут бороздить моря. В святилищах будут

приносить жертвы Одину, а другие народы будут стенать и молить господа избавить от

ярости норманнов. Никто не думал, что все закончится так быстро. Каких-то несколько

сотен лет. Потом христианство – иная религия, иная мораль. Желающих, отвечающих всем

требованиям, больше не стало, а к последней битве надо готовиться. Вот сюда и стали

забирать кого ни попадя. Лишь бы было восприятие. Хотя бы внешнее.

А тут как раз по всему миру среди молодежи полезла мода на скандинавскую

мифологию. Можно сказать новое возрождение. Северный ренессанс, блин. – Дмитрий

криво оскаблился. – Разные экзальтированные личности мечтают попасть после смерти в

Вальхаллу. Некоторые, уж совсем экзальтированные, добиваются исполнения желаний,

совершая что-нибудь несовместимое с продолжением жизнедеятельности. Не удивлюсь,

если узнаю, что к поветрию приложил руку хозяин этого места. – Волосатый кивнул в

сторону массивного кресла, возвышающегося в центре зала. – Старикан весьма хитер и

интересный собеседник, но боюсь, увидишь ты его не скоро. Все в делах: мотается по

свету, ищет свежее мясо.

Дмитрий потянулся за кубком.

– Кроме идейных психов, к которым я тебя поначалу отнес, хватает и простых

обывателей. Смотрят фильмы, читают фэнтези, ездят на ролевые игры, слушают разный

там фолк. «На чужих берегах...», – фальшиво пропел он и почему-то грустно вздохнул, – а

потом умирают. Под колесами машины. От передозировки чего-нибудь. Зачастую, вообще

глупое стечение обстоятельств. Но под впечатлением от услышанного, прочитанного,

просмотренного накануне. – Выразительный взгляд в мою сторону.– И после этого совсем

необязательно, но очень часто попадают сюда. Смерть конечно не по завету, да тут уж не

до соблюдения традиций. Люди слишком нужны. Зима-то все ближе. – Дмитрий без

малейшего признака отвращения отхлебнул из кубка и продолжил.– Твой случай по

местным меркам еще почетный. Все-таки в бою, с оружием в руках. Тебя даже пока не

трогают, дают прийти в себя. Здесь у нас, как в тюрьме, все знают, как ты залетел сюда. А

то хватает анимешников, переигравших в приставки геймеров, интернет–фриков с

модными никами: «Берсерк», «Фенрис», «Локи» и прочего сброда. В общем,

новоприбывших хватает. И все воспринимают происходящее по-разному. Кто-то –

вливается, кто-то – нет. Слышал: есть даже общество психологической реабилитации для

тех, кому уж совсем невмочь.

– А сам-то ты, как здесь очутился?

– Говорить о прошлом среди тех, кто влился, не принято, но я отвечу. Диссертация

по скандинавской мифологии. Мне это действительно было интересно.

– И что, у тебя теперь, как это, полевая практика? – Мне все больше не нравилось

происходящее. – И когда домой собираешься?

А никогда, – безмятежно заявил Дмитрий. – Другого дома не будет ни у тебя, ни у

меня. Теперь это твой дом. Не хочешь верить – продолжай думать, что все это бред. Я сам

так первое время считал. Потом решил – лучше приспособиться, и теперь почти счастлив.

Ты тоже привыкнешь. Пока же пей, Ярицлейв. Это поможет тебе забыться. – Будто в

доказательство, москвич поднял кубок.

Вечеринка продолжалась. Волосатые мужики были поголовно заняты едой,

выпивкой и болтовней. Валькирии, как называл официанток Дмитрий, мельтешили между

столами, разнося все новые и новые порции мяса и меда.

Краем уха я слушал похвальбу о битвах и странствиях, которыми потчевали друг

друга бородатые соседи. В другое время, может, это было бы даже увлекательным, но

слова Дмитрия заставили меня серьезно задуматься: а вдруг я действительно не брежу?

Что-то слишком все это затянулось, да и больно реально для галлюцинации. В галдящей

толпе я все чаще замечал людей, отличающихся от основной массы. Больше похожих на

меня или Дмитрия, чем на лохмато-бородатое большинство.

Еще сильнее меня пугала Гудрун, постоянно подносившая мне подносы с мясом и

кубки с медом, от которых я неизменно отказывался. Гудрун, как ей казалось, мило

улыбалась и начинала уговаривать. Отделаться от нее удавалось с величайшим трудом.

В конце концов, на происходящее обратил внимание Дмитрий. – А ты ей

понравился, – усмехнулся он и уже серьезно добавил. – Будь осторожней, отказать

валькирии ой как непросто.

В правоте его слов я убедился спустя несколько часов. Под конец пирушки по

всему залу начался разврат: эйнхерии, и до этого не стеснявшиеся щипать и тискать

разносящих еду валькирий, совсем сорвались с цепи и начали в наглую растаскивать

девиц по углам. Благо зал был большой, и места хватало. Валькирии сопротивлялись. Кто

для виду, а кто и всерьез. Отличить было просто: если валькирия сопротивлялась всерьез,

это обычно заканчивалось побоями для эйнхерия.

Мой новый знакомый куда-то испарился. Мне в тот момент, признаться, было не

до него. Небрежно спихнув правого соседа, рядом уселась Гудрун и начала, поглаживая

мое бедро, причем весьма настойчиво, что-то лопотать о прекрасном небе и

чудодейственной силе любви. После пяти минут односторонних разговоров Гудрун

окончательно взяла инициативу в свои руки и начала нежно, но безжалостно заваливать

меня на стол.

Спас положение скинутый на пол сосед – Сигурд, кажется – который с отчаянной

храбростью полез отвоевывать свое место, получил пудовым кулаком по голове (у Гудрун

все большое) и вновь свалился под стол.

Валькирия на мгновенье отвернулась поправить растрепавшуюся в потасовке

прическу, а я залпом влил в себя оставшийся мед, усилием воли подавив рвотный рефлекс.

Обычно перепившие люди засыпают, но я уверен, что просто потерял сознание.

Мне снилось, как я просыпаюсь в уютной больничной палате, и доктор говорит,

что все будет хорошо.

Утро началось с пинков. Раскалывающаяся голова с трудом оторвалась от пола:

волосы успели приклеиться к блевотине, в луже которой я спал. Надо мной возвышался

здоровенный громила самого разбойного вида в странного покроя (мехом наружу) штанах.

В общем, бред продолжался.

– Вставай неженка. Пора на поле славы. Тебе там понравится. – Викинг занес ногу

для очередного пинка.

– Отстань от него, Рагнар. – За спиной громилы тенью возник Дмитрий.

– Твоя игрушка, Хельги? Ну, извини, – разочарованно протянул скандинав.

Ухватившись за протянутую руку, я поднялся

– Не обращай внимания. У Рагнара даже по их понятиям не все дома. Как

самочувствие? Упился вчера до бесчувствия, чтобы спастись от Гудрун, а сейчас голова

болит?

– Угу, – Даже столь короткая фраза далась с огромным трудом.

– Не переживай. – Дмитрий хлопнул меня по плечу, порождая новую волну

головной боли. – Я и сам поначалу так делал. А к меду еще привыкнешь. По крайней мере,

к вкусу. Насчет последствий не гарантирую. Всегда гадал: то ли они считают, что пьянство

без похмелья не приносит того удовольствия, то ли не знают, что оно вообще бывает –

пьянство без похмелья? – Сам Дмитрий выглядел на удивление бодро. – А с Гудрун будет

посложнее. Она все-таки валькирия – пока своего не получит – не отстанет. Так что бегать

от малышки бесполезно.

Я вздрогнул, вспомнив пышные бедра малышки, равные по ширине моим плечам.

– А постройнее здесь есть?

– Постройнее? – Дмитрий вздохнул. – Постройнее на севере не выживали. Кроме

того, они плохо грели постель в зимние холода. Да и голод переносили хуже. В общем,

понятие красоты весьма утилитарная штука, формируемая главным образом внешними

факторами. И уверяю: Гудрун далеко не самый плохой вариант. – Представив худшие, я

судорожно сглотнул. – Так что расслабься и получай удовольствие.

– Что-то ты постоянно советуешь одно и то же.

– Так это же универсальный совет на все случаи жизни. – Бесхитростно

улыбнулся он. Пойдем, умоешься, а то от тебя воняет даже по местным, не слишком

привередливым меркам.

Умываться пришлось в кадке с холодной водой. Судя по состоянию жидкости, в

ней до меня уже успело поплескаться несколько десятков человек. Некоторые при этом

еще туда и сморкались.

Дмитрий, видя мое смущение, спокойно заметил:

– Чтобы мыться в чистой воде, надо вставать пораньше. Я обычно так и делаю.

Давай быстрее, нам пора на Поле.

– Какое поле?

– В твоем фильме что, ничего о Поле не говорили? – Голос Дмитрия стал

озабоченным.

– О каком таком Поле?

– Понятно. Ладно, тогда сам все увидишь.

Последние его слова почему-то заставили меня насторожиться.

Несколько особо жутких громил собрали нас в толпу и повели по улицам то ли

небольшого городка, то ли большой деревни. Деревянные здания, узкие улочки,

здоровенная каменная стена вокруг. Рассматривать красоты, а тем более задумываться о

происходящем не было никакой возможности. Подгоняемые командирами мы почти

бежали.

Позже я узнал, что Поле огромно. Оно рассчитано на о-о-очень большую толпу

народу. Как там говорил Дмитрий: «Никто не знал, что все закончится так быстро». Нас

разделили на два отряда, которыми командовали самые мускулистые и наглые, а,

следовательно, авторитетные и уважаемые эйнхерии. В моем случае таким оказался

утренний знакомец Рагнар. Повезло так повезло.

Отряды встали в сотне метров один от другого, пару минут поорали оскорбления,

а потом мерным шагом двинулись навстречу. Поначалу я решил, что это что-то вроде

зарядки. Этакие усовершенствованные цепи кованные. Вот только после столкновения

началась резня. Все начали почем зря полосовать и пырять друг друга различными

острыми предметами. Лишенный оружия, я погиб на третьей секунде. Ничего приятного в

этом не было: какой-то бугай с диким криком развалил меня топором от плеча до паха со

всеми сопутствующими ощущениями. От адской боли я потерял сознание.

Второй раз за день меня приводили в чувство при помощи пинков. Открывать

глаза не хотелось, но особого выбора не было. Надо мной башней возвышался ставший

поистине ненавистным Рагнар. В руках викинг сжимал массивный, густо забрызганный

кровью меч. Вокруг бродили люди. Воины деловито собирали принадлежащие им части

тел, которые, будучи приставленными к ранам, немедленно прирастали обратно. Я

судорожно ощупал распоротую плоть. Кожа девственно чиста. Да что там кожа, даже на

одежде не было заметно ни малейших повреждений.

Рагнар оскалил зубы в широкой ухмылке.

– Вставай, девчонка! Второй заход!

Нас выстроили в две шеренги и вновь погнали навстречу друг другу.

К закату я потерял счет смертям. Как меня только не убивали. Мечи, топоры,

копья. Рубленные, резаные, колотые раны. Один раз задушили голыми руками. В другой –

я сам задохнулся в общей свалке.

Когда уже начало темнеть, нас собрали в общую кучу. Отцы командиры, матерясь

через слово, поблагодарили за хорошо проделанную работу и распустили отдыхать.

Я не без труда нашел в разбредающейся толпе Хельги.

– Надо поговорить.

– Хорошо. Поблизости есть холм с прекрасным видом на священную рощу. Тебе

там понравится.

Я молча сидел на мягкой изумрудно-зеленой траве, задумчиво глядя, как

шаловливый ветер колышет раскидистые ветви громадных деревьев.

Я поверил во все. Для этого и понадобилось то – всего еще раз умереть. После

такой встряски начинаешь воспринимать вселенную во всей ее полноте. Оказывается,

смерть здорово приводит в чувство.

– И это рай?

– А ты чего ждал? – Хельги жевал травинку, расслабленно откинувшись на спину.

– Не знаю. Облака, белые балахоны, лиры там всякие. Крылья за спиной. –

Пожатие плечами. От представленной картины стало как-то неуютно даже мне самому. –

Ну, или дом. Не уверен. В любом случае, это место, где тебе хорошо. Где тебя ждут старые

друзья, любимая родня. Но никак не сборище бандитов, поедающих немереное количество

мяса и пьющих отвратный мед.

– Ты забыл упомянуть о массовой резне и женщинах, – задумчиво произнес

Хельги. – Понимаешь, у каждого человека свое представление о счастье. Для большинства

попавших сюда счастье – это когда есть еда, выпивка и некоторые другие, хм, сугубо

мужские удовольствия. А если этого много, и оно никогда не кончается, так это и есть

настоящий рай. В той жизни мясо они ели только по большим религиозным праздникам, а

что-то стоящее пили еще реже. Сексуальная революция, знаешь ли, тоже наступила

значительно позже. Семейный уклад был суров, расслабляться по-настоящему удавалось

лишь в набегах. Почему ты думаешь, они туда так стремились. А столь любимое ими

насилие, причем не грозящее увечьями или смертью – это же совсем здорово. В общем,

кому чего там на земле не хватало.

– Но ведь, когда мы гибли сегодня на поле, было очень больно. – Мой голос звучал

жалобно, но я ничего не мог с этим поделать.

– Так без этого не интересно. Ты еще спроси: зачем мертвым нужны еда и питье?

Здесь едят ради того, чтобы есть. И пьют ради того, чтобы опьянеть. Ради удовольствия,

понимаешь. Здесь их встречают родня и друзья. Здесь они вспоминают былые подвиги,

рассказывают о своих странствиях, обсуждают дневные бои.

– И не надоедает?

– У них другое отношение к жизни и времени в целом. Как мы с тобой

воспринимаем жизнь: рождение – детсад – школа – институт – работа – пенсия – смерть. В

общем, линия, притом ломаная. Для них жизнь – это зима – лето – зима или зимнее

безделье – весенний сев – летний поход – осенняя жатва – зимнее безделье и все по новой.

Время для них движется по–другому. Рождение–жизнь–смерть. Вечное колесо.

– Но я то, что здесь делаю? Я же крещенный! – я почти сорвался на крик.

– И часто ты посещал церковь? – Мои плечи поникли. – То-то и оно. Посмертие,

оно чем-то напоминает военный распределитель. В приписном стоит спецназ или даже

президентские войска, но первыми на призывной пункт приезжают вербовщики из

стройбата, и тебя уже никто не спрашивает. А церковь бы, кстати, помогла. Так сказать,

блат в военкомате.

– И как мне отсюда выбраться?

– А никак. – Пожал плечами Хельги. – Хотя, ... бывали случаи, когда люди

исчезали. Просто испарялись. Иногда прямо из-за пиршественных столов. Об этом не

принято распространятся, но, мне кажется, человека можно отмолить, так сказать,

настоять на его переводе в другую воинскую часть.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Не вариант. Родители стойкие атеисты, у обоих техническое образование.

Крестила бабушка, в тайне. Но она несколько лет назад умерла, и среди местных

головорезов я ее почему-то не видел.

– Бабушке повезло. А ты смирись и постарайся привыкнуть. Можно привыкнуть

ко всему. Со временем, конечно. Заведешь друзей, полюбишь местную выпивку, найдешь

подружку. Даже здесь можно быть счастливым. Счастье это состояние души, а не сумма

внешних условий. Посмотри на меня, я же счастлив.

– Я не ты, скандинавской мифологией не увлекался.

Хельги лишь в очередной раз пожал плечами.

– Что меня ждет вечером?

– Я уже говорил: их жизнь колесо.

– То есть, то же самое?

– Теперь так будет всегда. Днем битва, ночью пиршество. Не бойся, завтра будет

легче – вечером подберем тебе достойный клинок. Жаль, конечно, что с тобой ничего не

похоронили, но я тоже попал сюда с пустыми руками.

Я сидел, уставившись вдаль остекленевшими глазами.

Хельги ободряюще улыбнулся:

– Подумай, ведь все могло выйти гораздо хуже.

– Например?

– Например, ты вполне мог угодить в скандинавский ад.

Ветер донес протяжный заунывный звук.

Хельги поднялся.

– Рог трубит. Пора на вечернее пиршество.

Я продолжал обреченно пялиться вдаль.

– И надолго это?

– По крайней мере, пока не наступит Рагнарек, и мир не придет к своему концу.

Я понял, что это надолго. А еще, что сегодня любвеобильная Гудрун получит

желаемое.

– Я не Хельги. Я не могу смириться и быть счастливым. Я не хочу больше есть

переперченное мясо и пить отвратительный сверхживой мед, не говоря уж о пиве, в

котором стоит не только ложка, но и черпак. Я не хочу просыпаться утром в луже

собственной блевотины и каждый вечер подвергаться сексуальным домогательствам

воинственных баб, способных голыми руками завалить средних размеров медведя.

Я не хочу умирать каждый день по нескольку раз на этом чертовом поле.

Я хочу домой... Или в христианский рай... Нет, я хочу в рай для геймеров... Куда-

нибудь только отсюда.

Я стою на широком пне. Передо мной ровными рядами сидят эйнхерии –