355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Горшенин » Воображение и отображение » Текст книги (страница 1)
Воображение и отображение
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 22:38

Текст книги "Воображение и отображение"


Автор книги: Алексей Горшенин


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Горшенин Алексей
Воображение и отображение

Алексей Горшенин

Воображение и отображение

Заметки о молодой сибирской фантастике

1

Еще недавно сибирских фантастов можно было смело заносить в Красную книгу. Во всяком случае, хватило бы пальцев одной руки, чтобы перечислить их всех. Казалось, они невосполнимо исчезают с литературного небосклона. Однако где-то с середины 80-х годов заявило о себе и стало набирать силу новое писательское поколение, в рядах которого обнаружилось немало приверженцев популярного жанра, о чем свидетельствуют и многочисленные публикации молодых фантастов в периодике последних лет, и первые их книги, и. наконец, сборники "Румбов фантастики" – уникального по-своему издания, предоставляющего начинающим авторам широкие возможности для выхода в свет. Не берусь исчерпывающе объяснить, чем вызван бум фантастики сегодня. Лет двадцать пять назад его можно было бы отнести на счет бурно наступавшей научно-технической революции. Не случайно тогда, в середине 60-х, в полный голос заявили о себе многие ныне широко известные писатели-фантасты. Конечно, впечатляющих научных и технических достижений и сегодня предостаточно, но, честно говоря, мы уже попривыкли к ним и относимся к ним как к некой естественной норме прогресса. Да и не они нынче активнее всего работают на воображение. Все чаще современные фантасты "танцуют" не от "печки" научной или технической идеи или гипотезы (хотя, разумеется, и о них не забывают), а от тех или иных вызывающих глубочайшую общественную озабоченность проблем: социально-политических, экологических, нравственных. Тем более, что и само нынешнее время, полное как больших освежающих перемен, так и острых противоречий, наболевших вопросов, тревог за будущее человечества, способствует этому, дает богатую пищу для социальных ,прогнозов, попыток предугадать тенденции дальнейшего развития, а также осмыслить с помощью фантастических средств наше настоящее. Другими словами, социально-политические подвижки, которые мы наблюдаем в последнее пятилетие, несомненно, сказались как на литературе в целом, так и на некоторых ее жанрах, особенно на публицистике, переживающей подлинный расцвет, и фантастике, которая, кстати, рядом своих параметров всегда была очень близка публицистике. Существуют, конечно, и более локальные, более субъективные факторы, способствовавшие приливу в нашу отечественную фантастику значительной массы свежих сил. Одним из них (на мой взгляд, очень важным) можно считать появление Всесоюзного творческого объединения молодых писателей-фантастов при издательстве "Молодая гвардия". Основы этого объединения были заложены группой энтузиастов в 1987 году в Новосибирске, где состоялась первая встреча начинающих фантастов, которая из разового мероприятия переросла в постоянно действующий семинар, а затем и в хозрасчетное творческое объединение, где большая работа по поиску и отбору всего, что представляет интерес у пробующих себя в жанре фантастики, сочетается с публикацией их произведений. В результате с десятками новых имен читатель имел возможность познакомиться именно на страницах сборников ВТО МПФ. Впрочем, не только здесь. Ряд инициаторов объединения и нынешних его активных функционеров путевку в большую литературу получили, например, в журнале "Сибирские огни"; традиционно много внимания уделяет молодой фантастике красноярский альманах "Енисей", да и другие региональные периодические издания (я уж не говорю о специализированном на приключениях и фантастике "Уральском следопыте") весьма охотно принимают у себя молодых фантастов. А ведь еще не так давно их шансы на появление в печати были крайне ограничены. И не только их, если вспомнить, что долгое время фантастику высокомерно оттесняли на зады отечественной словесности. Нынче отношение к жанру явно изменилось, более доступным стал контакт с читателем, что, конечно, тоже не могло не сказаться на формировании новой плеяды фантастов. Несомненно, немалую роль сыграл и тот факт, что спонсором молодежной фантастики стал ЦК ВЛКСМ, а его издательским фундаментом – такая мощная фирма, как издательско-полиграфическое объединение "Молодая гвардия". Но вот парадокс: в общей массе ВТО МПФ молодых фантастов-москвичей много меньше по сравнению, скажем, с украинцами или, в собственности, с сибиряками. Хотя, с другой стороны, в таком, несколько неожиданном раскладе сил, когда, к примеру, в Новосибирске (А. Шалин, В. Пйщенко, О. Чарушников, И. Ткаченко, А. Бачило и др.) и Красноярске (О. Корабельников, А. Бушков, Е. Сыч, С. Федотов, Л. Кудрявцев), а не в Москве к концу 80-х складываются крупные группы начинающих писателей-фантастов, есть и своя закономерность. Дело в том, что сибирская фантастика имеет глубокие корни и традиции. К ней у писателей-сибиряков всегда было самое серьезное и уважительное отношение. К ней обращались и В. Богораз-Тан, и Вс. Иванов, и А. Сорокин, и В. Итин, и В. Шукшин, и А. Якубовский, и Н. Самохин... Прочной популярностью у советского и зарубежного читателя пользуются и такие современные сибирские фантасты, как М. Михеев, В. Колупаев, Г. Прашкевич, Б. Лапин. Так что почва для нового поколения оказалась достаточно хорошо подготовленной. Находились и добрые литературные земледельцы, любовно взращивавшие хрупкие побеги талантов, передающие им живительный дух традиций. Сегодня в стране целая сеть клубов любителей фантастики. Но едва ли не самый первый из них был создан более десяти лет назад старейшим сибирским писателем Михаилом Петровичем Михеевым. Впрочем, "создан" здесь, наверное, не совсем подходящее слово. Просто к автору знаменитого "Вируса В-13", "Милых роботов", "Запаха шипра" -щедрой души, отзывчивому человеку постоянно тянулись почитатели его таланта, люди самых разных возрастов и профессий, коих объединяла "одна, но пламенная страсть" к приключениям и фантастике. Постепенно общение это оформилось в нечто организационно-цельное, что стало называться клубом "Амальтея", со своим уставом, ритуалом, рукописным журналом, нарождающимися традициями, своей особой (абсолютно неофициальной) товарищеской атмосферой, характерной доброжелательной заинтересованностью друг к другу, пытливым любопытством ко всему необычному, загадочному, что есть в мире. На клубных посиделках обменивались свежей информацией, делились наблюдениями, высказывали гипотезы, ну и, конечно, выносили на суд товарищей пробы пера, ибо воображение рано или поздно требовало выхода, того или иного способа отображения, а самый же надежный и безгранично доступный для этого, как известно, – слово. Новорожденные опусы тут же, как говорится, пробовались на вкус и на цвет... Все это, безусловно, способствовало становлению специфического дарования многих молодых фантастов, чье имя сегодня на слуху у читателей. Своим существованием "Амальтея" внесла значительный вклад в развитие молодой сибирской фантастики. Итак, количественный взрыв молодой фантастики налицо. Ну, а что же имеем мы в плане качественном: содержательном, идейно-художественном? Ответы на эти вопросы попытаемся найти в произведениях тех молодых фантастов, которые, как мне кажется, активнее других на данный момент участвуют в литературном процессе. Допускаю, что выбор мой страдает, наверное, некоторой субъективностью, однако же полагаю, что молодые сибирские писатели, о которых ниже пойдет речь, творчеством своим, в основном, вполне отражают те тенденции (как позитивные, так и негативные), которые характерны для всей нашей сегодняшней молодой фантастики.

2

Не секрет, что, стремясь к самовыражению, молодые обычно начинают с поисков формы. Фантастика для этого предоставляет редкие возможности, что, между прочим, тоже является одной из причин, привлекающих к ней большое число начинающих. Особенно тех из них, кто наделен богатым воображением. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому разнообразию рорм и приемов, которые встречаются у молодых фантастов. Тем более, что, при всем при том, они далеко не всегда действительно настолько неожиданны и новы, чтобы уже самими по себе привлекать читательское внимание. Чаще уже готовые, до них найденные формы и приемы приспосабливаются молодыми авторами к своим творческим целям и задачам, своему содержанию. Мне показалось, что охотнее ими для этого используются детективно-приключенческая, сатирическая, а также "бытовая" фантастика, фантастическая сказка, притча, т. е, все то, что называется "фэнтези". Однако и традиционная научная фантастика в творчестве молодых по-прежнему занимает видное место, если не сказать больше – остается становым хребтом всей нынешней заметно омолаживающейся фантастической литературы. Хотя, конечно, сегодня НФ далеко не та, чем она была еще в середине века. По крайней мере, нынче она практически не берется за предвосхищение каких-либо крупных научно-технических открытий. Зато по-прежнему верна одной из важнейших своих традиций, суть которой в одной из бесед с коллегами однажды четко сформулировал И. А. Ефремов: "Научная фантастика призвана экстраполировать развитие знаний, техники, человеческого общества на неограниченное количество лет в грядущее. Призвана будить воображение молодежи, готовить ее к парадоксальным открытиям современной науки...1 Верность этой традиции подтверждают своими произведениями многие современные молодые фантасты.

Конкретный же разговор о них я хочу начать с новосибирца Евгения Носова. Может быть, потому, что он более традиционен и в отличие от большинства других своих коллег не увлекается формальными поисками, предпочитая обретать собственное творческое лицо в русле классического направления НФ, проложенного Ж. Верном. Г. Уэльсом, А. Беляевым, А. Азимовым, А. Кларком... В основе почти всех фантастических построений Е. Носова, как и у классиков, лежит научная посылка и ее доступное для читателя обоснование, а также вера в безграничные возможности научно-технического прогресса. С другой стороны (в соответствии, опять же, с классической традицией), центральным нервом его произведений становится социально-философское и нравственное осмысление как сегодняшней действительности, так и вероятных последствий тенденций ее развития. В своих рассказах Е. Носов много размышляет, например, над тем, что станется в будущем с такими извечными общечеловеческими понятиями, как совесть, любовь и, особенно, душе, насколько совместимыми окажутся они с грядущей тотальной роботизацией и компьютеризацией. Не случайно одной из главных тем его произведений становится тема, волновавшая не одно поколение фантастов, – "Человек и Машина". Разумные машины самых различных видов и способностей выступают полноправными героями рассказов Е. Носова. Но занимают они автора не сами по себе, хотя он весьма обстоятельно знакомит читателя с их свойствами, характеристиками, особенностями, словно бы лишний раз подтверждая, что он пишет научную фантастику, а прежде всего в свете проблем взаимоотношений и взаимовлияния Человека и Машины – проблем неоднозначных, непростых и уже сегодня приобретающих глобальные масштабы. Весьма показателен в этом плане рассказ Е. Носова "И видит сны машина". Писатель моделирует ситуацию, в которой ЭВМ получает возможность абстрагироваться, то есть становится "уже не просто машиной", ибо тем самым приближается к человеку. И герой-рассказчик – программист, обслуживающий машину, – невольно встает перед щекотливым и не столько уже научно-техническим, сколько морально-нравственным вопросом: "От сердца или от ума понимать машину?" Или, выходя на общечеловеческий простор, – "чему отдавать предпочтение – сердцу или разуму?" Позиция самого автора сомнений не вызывает. Конечно же, без души нет и не может быть человека, но без ее зачатков не в состоянии приблизиться к человеку и самая совершенная, самая разумная машина, в чем и старается Е. Носов убедить читателя в другом рассказе – "Землей рожденные". Рассказ необычен уже тем, что в нем совсем нет людей. Супергалактический рейс на гигантской межзвездной Станции совершают... клоны самовоспроизводящиеся искусственные человеческие биокопии. Когда-то, чувствуя себя совершенно одинокими во Вселенной, люди создали свои копии, заложили в них программу существования и развития, которая, в конечном счете, способствовала бы рождению новой, искусственной цивилизации, и пустили искусственных детей в неопределенно далекий путь в надежде, что рано или поздно, уже на новом витке времени и пространства произойдет встреча-контакт клонов с прародителями (видно, для того, чтобы понять, лучше или хуже биослепок человеческого оригинала). Но вот, обращает наше внимание автор, какой чрезвычайно существенный изъян в непогрешимой вроде бы системе обнаруживается: "Создав копии более совершенные в физическом отношении и защищенные от случайностей лучше, нежели они сами, люди не смогли им дать только одного – человечности. Того, что делало бы их людьми... Построив Станцию, населив ее своими биокопиями, люди создали питательную среду, дали толчок для развития новой жизни, на первое время обязав ее программой поведения. Но они не заложили в свою программу определения грани между искусственным и настоящим, не обозначили .пограничной полосы между машиной и человеком..." Что и стало причиной конфликтов между клонами, руководствовавшимися только линией поведения и логикой, заданной программой, и теми, с другой стороны, кто в процессе саморазвития начинал выламываться и жестко очерченной логической схемы. Как, например, клон по имени Оранжевый, пытающийся в окружающем его мире видеть не только прагматическую пользу, что и предписывала программа, но и нечто совершенно непостижимое для большинства его искусственных сородичей, – красоту. В конце концов, лучшие из клонов Станции приходят к очень важному для себя выводу: чтобы действительно сравняться с человеком (а к тому и стремятся они, создавая собственную цивилизацию), надо обрести душу, ибо, как говорит один из персонажей рассказа "Землей рожденные" (и с ним нельзя не согласиться), "душа, пусть и слабая, поднимается над логикой".

Мысль о приоритете души, сердца над голым разумом, рационализмом, о человечности, без которой любая разумная жизнь заходит в тупик, вырождается, чрезвычайно близка и новосибирцу Анатолию Шалину. Герои его повести "Вакансия" волею загадочных обстоятельств (неведомая гравитационная сила буквально стаскивает их звездолет с намеченного маршрута) оказываются на странной планете Синкс. Как и у Е. Носова на Станции, здесь тоже нет людей. Планета населена роботами, в том числе и человекоподобными. Все хозяйство полностью автоматизировано, производит массу высококачественной продукции, которая потом... уничтожается за неимением потребителя. В том и парадокс, и странность планеты Синкс. "Здесь создали все условия для существования человечества – этакий заповедник для людей", которых в наличии нет. И еще с одной странностью столкнулись земляне. В одном из изданий "были собраны и персонифицированы в виде различных зверюшек и карликов черты характера, чувства, когда-либо свойственные людям". Кто-то пытался моделировать человеческие чувства, эмоции, привычки. Планетолог Роман, наткнувшийся на это необычное хранилище, резонно предполагает, что "роботы Синкса стремились стать людьми". Но зачем? И куда вообще подевались отсюда люди? Поиски ответов на эти вопросы и составляют основу сюжетного развития повествования. А оно весьма насыщенно, динамично, увлекательно, и немало еще приключений придется пережить экипажу звездолета, немало неожиданного узнать, прежде чем рассеется туман над тайнами планеты Синкс. И постепенно вырисовывается такая вот гипотетическая картина общественной эволюции Синкса, приведшей к исчезновению людей на этой планете: "Древний Рим погубила роскошь, – рассуждает планетолог Роман. – Почему бы не предположить, что на Синксе происходило нечто похожее. Ведь легко представить развитую цивилизацию технического типа, которая на определенном этапе пренебрегала своим духовным развитием. Когда-то у людей Синкса появился культ машин... И вот появилась цивилизация, в которой в одну из эпох машины, роботы не только выполняют все общественные функции человека, но и становятся, если так можно выразиться, человечнее самого человека. Люди же, потеряв творческую инициативу, сделались всего лишь потребителями благ техники... В этот "золотой" век потребители купались в роскоши и удовольствиях... И постепенно умертвили свои мозги. Для развлечений ведь особого напряжения умственных способностей не надо. Потребность в мышлении игнорировалась. Люди не только ленились думать, но и постепенно теряли вкус к жизни, само существование становилось им в тягость... Лень жить, но и умирать еще неохота. И здесь поможет всемогущая техника – ваш мозг, простите, центр удовольствия, пересаживают, вживляют в электронную систему, и вы счастливы окончательно. Вы почти бессмертны, вы кукла. Со временем прошедшее по этому тупиковому пути человечество вырождается, подменяется кибернетической цивилизацией, которая, пытаясь копировать человека буквально во всем, не заботясь об отборе наиболее ценного и прогрессивного, тоже замыкается, закольцовывается в своем существовании. Отсюда и бессмысленное производство материальных благ, которые следом уничтожаются. Ведь, как верно замечает автор, "техника – средство достижения каких-то чисто человеческих целей" и "сама по себе, без человека, техника смысла не имеет", поскольку самим роботом, электронным системам ничего такого не надо. Они функционируют по программам, цели которых им чужды и не нужны". А целеустремленность, как известно, еще один отличительный признак человека разумного. И совершенно закономерно, что в современном ее состоянии главной для планеты Синкс становится "проблема человека", вакансия которого оказалась незаполненной. Создавая в повести "Вакансия" ситуацию, при которой фетишизация техпрогресса вытравливает в человеке все духовное, человечное, а затем и его самого превращает в робота, в механическую куклу с человеческим обличьем, живущую только потреблением благ и удовольствий, А. Шалин как бы предупреждает нас, современников, куда может завести бездумный, безудержный технократизм. И не столь уж фантастичен прогноз автора повести, если принять во внимание стремительность научно-технического прогресса. Несколько смазанным показался мне финал повести. По сюжетным условиям для того, чтобы вырваться из плена Синкса, из лап его роботоцивилизации, кто-то из экипажа звездолета должен был остаться на планете и дать команду киберам об освобождении землян. И не просто остаться, а занять "вакансию человека", стать властителем кибернетического царства. Кибернетик Виталий идет на такое самопожертвование. Тут бы, на этой напряженно-драматической ноте и закончить повествование, поставить точку, поскольку идея произведения полностью реализована, сюжет исчерпан. Но автору, видимо, до слез жалко становится своего героя, и он, растянув повесть еще на десяток страниц, "спасает" Виталия сложным фантастическим путем (нет, наверное, смысла пересказывать его технологию), возвращает его на борт корабля. Правда, из-за наложения во времени он успел пробыть на Синксе десять лет и навести кое-какой там порядок, а также найти себе замену, однако, увы, этот натужный хэппи-энд равносилен лишней щепоти соли, от которой суп становится пересоленным.

3

Молодые адресуют свои произведения прежде всего молодым, поэтому вполне закономерно, что многие их вещи пронизаны героико-романтическим началом, которое, как мы знаем, особенным образом воздействует на души и сердца. У того же Е. Носова, например, есть небольшая повесть "Солнечный Ветер". В милитаристской Японии Солнечными Ветрами называли летчиков-камикадзе. У Е. Носова Солнечные Ветры – посланцы из будущего, "корректировщики случаев". Они призваны предотвращать пагубные для общественного развития катаклизмы. "Они уходили в прошлое, чтобы донести туда свет. Они были обречены на это, сотня прометеев, которые пожертвовали всем, чтобы на Земле не иссяк никогда животворный источник. Это было единственное военизированное подразделение на всю планету. Несколько сотен людей, которые... изучали военное искусство и технику уничтожения с середины двадцатого и до начала двадцать второго веков христианского летоисчисления. Но никто из них никогда еще не воевал, хотя уходили один за другим на поля сражений и никогда уже не возвращались". Герой повести выполняет ту же благородную миссию. Он предотвращает ядерный конфликт, нейтрализуя ложную информацию о ракетном ударе врага, которую выдал спутник слежения ПВО на станцию наведения (явная аналогия с СОИ), куда в качестве американского военнослужащего и внедрился Солнечный Ветер. Параллельно проигрывает автор и другой вариант – уже без вмешательства Солнечного Ветра, когда ошибка принята за истину и сидящие за пультом станции наведения, четко следуя инструкции, наносят контрудар, развязывая тем самым атомную войну. Монтаж двух этих параллельных планов позволяет Е. Носову полнее и ярче оттеснить ужас возможной трагедии, а также психологическое состояние людей, волей или неволей оказавшихся у ее истоков. Я бы, правда, поспорил с автором повести о правомерности самого способа исторического, так сказать, вмешательства. Чувствуется, Е. Носов в том и сам не совсем уверен, поскольку пишет, что в эпоху, откуда появился Солнечный Ветер, ученые долго дебатировали – вмешиваться или не вмешиваться в прошлое. Решили – ради блага человечества вмешиваться. Но мне кажется, что у этой проблемы однозначное и совсем иное решение: искусственное вмешательство в историю даже с самыми благими намерениями ей совершенно противопоказано. Впрочем, возвращаясь к мысли о героико-романтическом начале, повесть Е. Носова "Солнечный Ветер" привлекает не столько научно-фантастической интригой и антивоенной направленностью (хотя и ими, разумеется, тоже), сколько авторской убежденностью в том, что в лучших представителях рода людского самоотверженность, героизм, готовность пожертвовать собой во благо человечества никогда не иссякнут и что в громадной мере именно этим, не подвластным времени, прекрасным качествам обязан общественный прогресс.

Чаще всего, пожалуй, героико-романтическое начало в произведениях молодых фантастов выступает в детективно-приключенческой форме. Вот и повесть красноярца Александра Бушкова представляет собой типичный боевик с научно-фантастической -начинкой. Есть здесь бесстрашный супермен, он же резидент Совета Безопасности с романтическим рыцарским именем Ланселот; есть противостоящие ему (и всей остальной планете) силы в лице Полковника и Генерала из некоего самоизолировавшегося, не признающего всеземные законы ООН государства; есть слежки, погони, стрельба и убийства, причиной которых стало ...появление космического Пришельца, вернее, его очень странное поведение. Дело в том, что Пришелец, превратившись из конусообразного вначале предмета "в четыре автомобиля современных марок", именуемых в дальнейшем "мобилями", упорно уклоняется от каких-либо контактов. Тех же, кто упорно идет с ним на сближение, он своим пагубным воздействием на человеческий мозг приводит к "моментальному помешательству, после которого люди совершали самоубийства, немотивированные убийства, поджоги и прочие эксцессы". Встает проблема: как быть с опасными "мобилями"? Уничтожить или продолжать попытки контакта? По обе стороны барьера к проблеме этой относятся по-разному (что, собственно, и дает энергию к раскручиванию сюжетной пружины), но сходятся в одном важном моменте – "к нему с самого начала отнеслись рационально и незатейливо – как к бешеному волку, которого надо обезвредить", а не как к партнеру, пусть коварному, злонамеренному, но партнеру. Особенно касается это Генерала, для которого Пришелец – отличное средство удовлетворения личных амбиций; инопланетянин позволяет ему сыграть роль спасителя человечества от внеземной агрессии. Впрочем, Генерал, до конца остающийся на своих крайних позициях, оказывается в одиночестве. Другие же герои повести в процессе противоборства с "мобилями" приходят к пониманию того, что исходить надо не только лишь из своего представления жизни, не навязывать свои правила существования, а пытаться услышать и ощутить совершенно иное, пусть и чуждое, грозно-непонятное состояние. Только тогда, вероятно, и будет возможен контакт, правда, не совпадающий с традиционным на него взглядом. Контакт, освобожденный от агрессивного страха перед таинственным, а потому кажущимся враждебным. Но для этого, предупреждает автор, рисуя драматические перипетии погони за Пришельцем, надо быть готовым к любым, даже самым невероятным формам общения с представителями внеземных цивилизаций, чтобы в случае чего "не сводить это событие к примитивной драке с лазером в роли каменного топора", чтобы не уподобляться древним, "из трусливой предосторожности убивающих любого чужеземца". Мысль, пусть и не новая, но, безусловно, заслуживающая внимания и уважения. Что касается "странностей" Пришельца, то для их объяснения А. Бушков предлагает не научную, как водится, а своего рода "психологическую" гипотезу: "Почему-то мы считаем, что странствия по космосу... обязательно преследуют какую-то цель – устанавливать контакт, собирать научную информацию, искать какие-нибудь паршивые полезные ископаемые, – размышляет Полковник и задает себе вопрос: А почему, собственно, причиной космического странствия не может быть скука, тоска? – Должно быть, так с ним и случилось непереводимая в земные образы и слова тоска гнала его сквозь холодную черную пустоту, а потом, когда на его пути оказалась планета, он также бесцельно носился по ее дорогам, и боль его, тоска его обладали такой силой, что передавались встречавшимся на пути, и те, кто был похож на него, становились его невольными жертвами? Может быть, это и есть разгадка?" Может быть. Не буду оспаривать. Тем более, что не без помощи такого обоснования поведения Пришельца как тоскующего странника заурядный поначалу боевик обретает романтическую окраску, а к финалу даже и черты психологической драмы, ну, а сюжет находит, наконец, точку опоры. Повесть А. Бушкова написана компактно, динамично, без каких-либо особых композиционных затей и формальных изысков. И читается этот художественный репортаж с операции по поимке космического Пришельца, несмотря на некоторые стилистические и языковые огрехи, достаточно легко. На всем протяжении повествования автору удается сохранить целостность восприятия, что уже сама по себе немало.

Если вознамериться сравнить продукцию молодых фантастов по уровню насыщенности приключениями и суперфантастическими чудесами, то, наверное, повесть Виталия Пищенко "Миров двух между" окажется среди лидеров. Действие ее происходит в очень далеком будущем, когда человечество на нашей планете, объединившись, живет одной семьей. Оно совершает сверхдальние космические рейсы и осуществляет фантастические проекты, такие, например, как создание искусственной копии Земли, где все как настоящее, только первозданное, нетронутое человеческой цивилизацией. Терра (так названа земная копия) – "слепок, появившийся при мгновенной остановке планеты во времени и пространстве с одновременным воздействием Л-генераторов". Невероятный сей момент трудно поддается нашему воображению, поэтому остается только согласиться с одним из героев повести, который говорит: "Многое из того, что мои предки сочли бы сказкой, и я, и мои друзья, и знакомые принимаем как должное". Что ж, примем и мы как должное те многочисленные чудеса, которыми буквально нашпигована повесть "Миров двух между". А это и "оптическая невидимость", которой можно отгородиться от внешнего мира в нужный момент; и силовое поле индивидуальной защиты, делающее неуязвимым; и космодесантные чудо-боты, летающие, плавающие по воде и под водой, преодолевающие любые препятствия, снабженные удивительной аппаратурой, вплоть до "датчиков уровня интеллекта" и многое другое. Тем более, что и тут не самим В. Пищенко значительная часть этого фантастического реквизита выдумана, она кочует по страницам или современной фантастики, становясь своего рода визитной карточкой жанра. Но вернемся непосредственно к содержанию повести "Миров. двух между". Герои ее – егерь заповедника на Терре Джеральд Линекер, космодесятник в отставке Юрий Старадымов, учитель-филолог Богомил Геров – по стечению обстоятельств собираются вместе на кордоне у егеря. Линекер получает информацию о появлении в заповеднике необычных волков, не встречавшихся до сих пор на Земле, ни на Терре, и друзья вылетают на космоботе к месту появления – в зону аномалии ирия, металла с загадочно-чудесными свойствами. И здесь они неожиданно попадут... в "параллельный мир", где с ними происходит множество невероятных приключений... Не буду их пересказывать. Скажу лишь, что время в параллельном мире, который герои повести назвали "Терра Инкогнита", хотя правильнее было бы не неизведанная, а промежуточная земля (отчего, собственно, и возникла в заглавии произведения хлебниковская строчка), сдвинуто на несколько тысячелетий назад, и участники экспедиции оказываются в далеком прошлом Земли. У героев повести возникает две версии возникновения Терры Инкогниты. По первой – "параллельный мир" этот "сотворен при посредничестве разума". По второй – она есть следствие столкновения с мощным метеоритом, вызвавшим мгновенную остановку "Земли во времени и последующем образовании Терры в параллельном пространстве". Участники экспедиции пытаются проверить обе версии и приходят к неожиданным результатам. Совершая облет Терры Инкогниты, Старадымов, Линекер и Геров обнаруживают... Атлантиду. Самое бы, наверное, время и одернуть автора: мол, ври, да знай меру, дескать, это все-таки одна из величайших загадок земной истории. Однако В. Пищенко, предвидя подобного рода упреки, гипотетически обосновывает появление на выдуманной им Терре Инкогните легендарной страны. По его разумению, "она не исчезла под водой, а просто-напросто осталась в параллельном пространстве... Видимо, при образовании Терры Инкогниты произошел какой-то из пространственных парадоксов. Атлантида не была продублирована и осталась в единственном экземпляре". Надо сказать, В. Пищенко в своей повести вообще щедр на гипотезы. Одна любопытнее другой, они становятся неотъемлемой частью повествования, сопровождая многие его сюжетные повороты. К тому же, запутывая, усложняя событийную канву, автор как бы провоцирует персонажей на все новые идеи и предположения, что, впрочем, вполне в традициях научно-фантастической классики. Да и читателю автор тоже расслабиться не дает, а постоянно подталкивает его к разгадыванию "научно-детективных" (да простится мне столь странное, на первый взгляд, но по сути точное определение) ребусов. Погружаясь, например, вслед за участниками экспедиции в жизнь и обычаи Атлантиды, которым автор посвящает немало страниц, он, читатель, сталкивается со странным явлением: в глубоком историческом прошлом происходят вещи, возможные лишь при наличии очень высокого научно-технического уровня цивилизации. Скажем, жрецы Атлантиды используют для религиозных эффектов инфразвук, плазму. И, естественно, у читателя едва ли не раньше, чем у участников экспедиции возникает предположение, что тут без вмешательства землян не обошлось. Что ж, прозорливость читательская будет вознаграждена: владыками Атлантиды, Сыновьями Бога действительно окажутся земляне гораздо более поздней эпохи. Темп повести в последней ее трети заметно убыстряется: стремительнее разматывается клубок тайн и загадок, активнее становятся персонажи. Распутывается, наконец, детективная интрига, и мы узнаем, что Сыновей Бога изображали из себя двое подонков, совершивших на Земле ряд преступлений. Под стать им их шеф, ученый Веркрюисс – злой гений, использовавший идеи своего учителя, убитого им, в корыстных целях. Веркрюисс доводит до кондиции начатую учителем машину прокола пространства и с ее помощью преступная компания попадает на Терру Инкогниту. Веркрюисс – маньяк с наполеоновским комплексом. "Стремясь стать сверхчеловеком, потерял родину, друзей, даже право человеческого общения... Фактически как человек он давным-давно умер, хотя и продолжал существовать..."Уединившись на острове в глубоком подземелье, он выводит новую человеческую породу – послушных людей-рабов, используя для страшных опытов юношей, которых жрецы Атлантиды регулярно приносят в жертву Сыновьям Бога. После захватывающих единоборств, погонь, пленения Сыновей Бога, сладостраствующих в Жертвенном храме, участники экспедиции добираются и до оборотня Веркрюисса... Все трое, в конце концов, благополучно возвращаются на исходную точку – кордон Линекера. Довольно сложна и композиция повести, что в какой-то степени способствует поддержанию детективно-приключенческой напряженности, сохранению читательского внимания до последних страниц, хотя и мешает целостности восприятия. А вот о повышенном интересе к личностям героев повествования, говорить, увы, не приходится, ибо полноценными художественными образами они не стали в силу явной своей условности, схематичности, этакой компьютерной смоделированное(tm), которая, рисуя четкий контур той или иной фигуры, не в состоянии придать ей необходимые глубину и объемность. Впрочем, чувствуется, автор не особенно-то и стремится к хорошо прописанным психологическим портретам и характеристикам. Это, конечно, снижает художественный уровень произведения, но, с другой стороны, надо учесть и то, что повесть "Миров двух между" держится больше острым сюжетом с неожиданной сменой ситуаций, атмосферой таинственности, фантастическими эффектами и антуражем, динамизмом, наконец, а это все как-то уравновешивает отсутствие самобытного лица у персонажей. Хотя и не компенсирует полностью, поскольку подлинно художественная вещь (а фантастика, надо не забывать, какой бы научной ни была, остается все-таки полноправным жанром художественной литературы) немыслима без полнокровных человеческих образов. Романтикой и приключениями насыщена и повесть "Пленники Черного Метеорита", написанная новосибирцами А. Бачило и И. Ткаченко. В ней группа старшеклассников, совершая экскурсию по краеведческому музею, который расположился в средневековом замке, вдруг попадает совершенно в иной мир. Мир этот причудлив. В нем смешались эпохи и исторические формации: древние пращи и мечты здесь запросто сосуществуют с пулеметами и бронетранспортерами, а средневековые обычаи и обряды – с... современным телевидением. Возникают и чисто литературные реминесценции. Но, как может поначалу показаться, что это не эклектическая смесь. Дело в том, что юные персонажи произведения под воздействием удивительных свойств находящегося в музее в качестве экспоната космического пришельца – Черного Метеорита – попадают в ту среду, которая материализовалась из их собственного неустоявшегося и противоречивого воображения. Тоже своего рода "параллельный мир", где, по словам одного из героев повести, "все, что там происходило, было, строго говоря, лишь усиленным вариантом, инсценировкой" той или иной воображаемой ребятами картины. "При полной достоверности ощущений... все реалии того мира были, вероятно, порождением... собственного сознания и подсознания. А. Бачило и И. Ткаченко данный прием понадобился не просто для создания сюжетного напряжения и возбуждения крутой приключенческой волны, но и для целей нравственно-этических. Юные персонажи повести "Пленники Черного Метеорита" получают возможность увидеть себя как бы в зеркале собственного реализованного воображения, собственных мечтаний, во всей совокупности своих сильных и слабых сторон. Пережитое же ими здесь, кроме того, испытывает их на прочность. Ну, а в результате, под увеличительным стеклом Черного Метеорита, герои произведения приходят к пониманию того, какими следует, а какими не следует быть. Вот,, скажем, лидер, компании Арвид. В "параллельном мире" он попадает солдатом в центурию. Его спортивность, суперменистость помогают ему выжить, выстоять, закалиться, стать настоящим бойцом, воином. Но главное, что содрали с него жесткие здешние приключения лоск самоуверенности и эгоизма, заставили прийти к важному для него выводу, "что быть сильным не значит применять силу, а быть решительным – не значит решать, не думая". "Лоск самоуверенности и эгоизма" слетел и с первой красавицы класса Марины, убедившейся на собственном опыте, что кинотелевизионная популярность далеко не всегда связана с настоящим искусством, что чаще это – коммерция. Или вот "деловой человек" Боб, вечно что-то обменивавший, достававший, перепродававший. В стране, куда попадает он, ему также предоставляется возможность полностью реализоваться в соответствии со своими представлениями о жизни, развернуться на всю катушку. Боб становится королем подпольного бизнеса, всемогущим Маэстро, способным все достать, кого угодно подкупить, использовать в своих целях власть имущих. Но от этого он не получает удовлетворения, какое дает любимое дело. И в конце концов догадывается – почему. "Слишком легко все далось, так легко, словно все сговорились играть с ним в поддавки. Словно все решили играть на него, Боба, и посмотреть, что из всего этого выйдет, до чего он дойдет или... докатится". А "докатился" он не только до смертельной скуки и пустоты существования, но и, главное, до понимания того, что в мире сомнительного бизнеса, нечистоплотных связей нет места настоящей дружбе, чести, совести. Полезный нравственный урок извлекает для себя и активистка – зануда Зойка. По-своему это тоже весьма примечательный тип. Чуть ли не с первого . класса Зойка на командных постах школьной общественности. Поэтому иной жизни, кроме как наставлять на путь истинный, отдавать распоряжения, непременно регулировать в нужном русле жизнь товарищей она себе не представляет. Она внутренне справедливый человек, но понимание справедливости у нее извращено, искажено средой, в которой она с детства вращалась. (Ведь школьный коллектив – часть всего нашего большого и больного общества с его командно-административным механизмом, который еще совсем недавно задавал всем нам движение и направление). Не случайно поэтому символом порядка и справедливости становится для Зойки Ее Величество очередь (совершенно в духе времени!), ибо, уверена она, "только внутри стройной, упорядоченной системы, каковой является очередь, возможно установление полного равенства между людьми". Зойке тоже предлагается воплотить в жизнь свою идею, поверить на практике, чего она стоит. Очередь обретает при этом "глобальные масштабы". Сама же героиня (не без помощи, разумеется, авторов) приходит к выводу, что отнюдь не очередь решает проблему социальной справедливости. Хуже того – очередь – "образование еще более зловещее, чем толпа", ибо "толпою, по крайней мере, может двигать общий, лишенный корысти интерес. Очередью – никогда". В повести "Пленники Черного Метеорита" немало аллегорий и проекций на современность, однако сатирический образ нескончаемой очереди, теряющейся в глухих недрах неприступной Главной администрации, где население вынуждено проводить большую часть своего существования, – пожалуй, наиболее впечатляющ. Как видим, через поведение и поступки своих героев А. Бачило и И, Ткаченко удалось показать и определенные социальные типы, отражающие соответствующие общественные отношения, и окружающий их социальный и духовный климат. Вот только порой, может быть, слишком назидательно, прямолинейно-дидактично преподносятся нравственные уроки и звучат воспитательные мотивы. Но это, наверное, связано еще и с тем, что авторы, четко представляя себе читателя "старшего школьного возраста", к которому они адресуются, предпочитают говорить с ним доступно, просто, ясно, без недомолвок и околичностей (речь, естественно, о стилистике, а не о сюжетно-содержательной стороне). С чем в повести я бы все-таки решительно не согласился (что, кстати, тоже играет на прямолинейность и назидательность), так это со стремительной и безусловной перековкой в конце повести некоторых ее героев. Пожалуй, более всего логичны изменения, происшедшие после посещения "параллельного мира" с Арвидом и Ростиком, поскольку им пришлось по большей части не переделывать резко себя, а развивать и совершенствовать лучшие свои качества, в них преобладавшие, и отбрасывать все лишнее, ненужное, мешающее. Каждый из них (а к ним можно отнести и Марину) как бы преодолевал свои детские болезни: один – зазнайство, эгоизм (Арвид, Марина), другие (Ростик) – робость и неуверенность в себе, ощущение собственной неполноценности. А вот резкая перемена Боба и Зойки (он решительно и бесповоротно бросает свое "деловое королевство", она – столь же решительно ликвидирует Главную Администрацию, свое детище) кажется искусственной, психологически неподготовленной. , Существует в повести А. Бачило и И. Ткаченко еще один любопытный герой Черный Метеорит, странствующий по просторам Вселенной вопреки всем законам физики, посещающий с загадочными целями обитаемые планеты. С одной стороны, Черный Метеорит в повести выступает как своеобразная машина времени (ребята и попадают в другой мир после того, как Ростик, обидевшись на Арвида, стукнул по метеориту-экспонату кулаком), а с другой – в качестве этакого генератора, материализующего человеческое воображение. Но это, так сказать, функциональная сторона. Есть еще одна грань проявления его чудодейственности. Черный Метеорит становится как бы катализатором-ускорителем, заставляющим человека раскрываться с максимальной полнотой в кратчайшие сроки. И не просто раскрываться, но и достаточно четко определяться в краеугольных человеческих ценностях и ориентирах.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю