Текст книги "Бездомный"

Автор книги: Алексей Горбатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Странно мне, однако, что Зинаида Филипповна тебе от ворот поворот дала, не разрешила пожить у нее первое время, пока не наметиться у тебя что-нибудь с работой, а тем более странно, что не посоветовала тебе, куда обратиться, ведь у нее-то там кругом связи. Ну, да “времена меняются – и мы вместе с ними”. А больше всего те из нас, кому подфортунило в свое время из узников совести на свободу выпрыгнуть.

О Бостоне ты забавно пишешь, всегда ты мастером был по части впечатлений. Лихо ты в один день все достопримечательности города охватил. Только не заостряйся, Костик, на впечатлениях, а ищи в Америке главное – поганые грины. Главное, соглашайся на все, что предложат. Хоть пять долларов в час, хоть четыре, хоть три – а все деньги. И если за год скопишь что-нибудь, то мне моя бабка сказала, которой на днях девяносто стукнуло, что пять кусков от себя даст. Сказала, что припрятано у нее на гробовые. На шикарные похороны себе копила и фамильное золото продала. Так она сказала мне, что нечего ей веселые похороны себе устраивать, а правнучке даст на приданное, выраженное в квадратных метрах – на комнатушку в Москве.

Пиши мне Костик на деревню, адрес оставляю. Туда почтальонша заходит раз в неделю, и в дом моих родителей раз в две неделе, потому как тот-то дом на горе, а наш на отшибе. Не знаю, долго ли письма будут к тебе лететь, ну да ведь наше свидание теперь не скорое. А я, как в сентябре в Москву вернусь, новый свой адрес тебе сообщу, можно и на Главпочтамт писать, до востребования. Как прошлым летом ты мне писал, когда в Саратове страховку за сгоревший дом дожидался, и выехать с родного пепелища не мог.

Жду тебя и надеюсь, что вернешься ты из земель обетованных живым при капиталах. Без них, ты как в России бездомным был, так и останешься. И никакие новоявленные ипотеки нашу любовь не спасут.

Твоя Женя.

29 апреля

Дорогая Женя!

Получил твое письмо. Дали мне последнюю возможность в монастыре на Интернет выйти. Но ответ тебе пишу уже из другого места, однако, обо всем по порядку. Понимаю, что не было у тебя времени растекаться мыслями насчет моего внезапного отъезда за океан, и что вернулась ты в Москву только для того, чтобы чемоданчик на лето в деревню собрать – но и то хорошо, что ладно. У меня же новостей за две недели хватает.

Во-первых, была у меня в Бостоне первая работа. Та самая, в русском магазине, где ребята из Пскова трудились. Место это, впрочем, не в самом Бостоне, а в Ньютоне – от монастыря четыре остановки на трамвае, – Зеленая ветка подземки за городом из-под земли выходит и превращается в трамвай. Богатое это местечко, Ньютон, каменные особняки во все четыре стороны. Хозяин магазина из Киева, в Америке десять лет, а дядя его, древний старичок с трубочкой, попал сюда после войны, во время великих перемещений народов в Восточном полушарии. Теперь, правда и он с трудом передвигается, старость – не березовый сок, но долго мне рассказывал, как после войны он за океан перебирался, сначала пешком через всю Европу, а потом в трюме парохода в сундуке с полотнами немецких живописцев. Рассказывал свою историю, и при этом повторял, “победителей, хлопец, не судят, а вот побежденных осуждают”.

Только короткая первая работа у меня вышла. На третий день хозяин мне сказал, что бизнес у него пошел на спад, потому что рядом с их магазином вчера открыли большой супермаркет. Так что собирается он свой магазинчик перебазировать в другое место, может быть, не такое спокойное и достаточное, как Ньютон, но зато, в смысле товарооборота надежное. Работал я с двумя поляками. Они и по-русски прилично говорили, и по-английски складно. Только по– русски они со мной сразу перестали разговаривать, заявили, что по– английски с москалями в американских краях им проще общаться. В общем, не знаю, почему именно меня уволили, а не поляков, которым и платили больше, чем мне, но, как сказал Виктор из Белоруссии, в их магазине повар из отдела кулинарии, “увольняют в Америке быстро, в рабочем порядке и без обходных листов”. Вот на меня это правило и распространилось, как говорят “last in, first out” – в том смысле, что последним ты пришел и первым выскочишь. Вызвал меня хозяин к себе в офис, деньги в конверте вручил и говорит: “Брал я тебя, Ефимов, с расчетом на долгий срок, но всего не рассчитал, так что вот тебе расчет”. Замысловато выразился, впрочем, яснее не бывает. И когда я конверт распечатал, то денег там оказалось больше, чем положено. Должно мне за три дня было сто двадцать баксов прийтись, а пришлось сто пятьдесят, на что хозяин мне сказал, что надбавка эта вроде компенсации за неожиданность, все– таки неожиданно он меня увольняет. В общем, не оправдался мой расчет на работу грузчиком по образу и подобию псковских ребят. Рано я, стало быть, губу на гараж с минимальными жилищными удобствами в Дорчестере, где по ночам постреливают, раскатал.

Однако нет худа без добра. А добро ко мне вот откуда пришло. Когда я в магазинчик ньютоновский на работу пошел, то сразу попал в поле зрения отца Андрея как пилигрим, не соблюдающий монастырского режима. Возвращался к монастырской молитве поздно, да после того, как ящички покидаешь, уже не до Бога, а тут – молись, а потом на кухню – кастрюли на сорок литров мыть. Подумал я тогда, что конец моей монастырской койке и бесплатной миске с супом пришел, и вскоре уходить мне придется на вольные пастбищен– ские хлеба. Однако отец Андрей понимающим монахом оказался, с христианским подходом к человеческим судьбам. Много мы говорили с ним о жизни в России. Он все рассказывал мне про дом их московский, который, когда его еще в живых не было, на Земляном валу стоял, тогда это была окраина Москвы. Даже фотография дома у него сохранилась. О том двухэтажном особняке он в детстве от мамаши много живописных рассказов слышал и на всю жизнь запомнил, как она в Париже горевала, что зря они обменяли окраину Москвы на подвал на Монмартре. На что папаша его возражал, что не окраину Москвы на подвал на Монмартре они обменяли, а спасли верные монаршие идеалы от камеры в Бутырке и расстрельной стенки в ее дворе. И тут я отца Андрея очень понимал и сочувствовал. Все-таки непростой была история нашего отечества, так что отголоски ее до сих пор в американских монастырях слышны. Одним словом, понял отец Андрей, что приехал я в Америку не с духовными приоритетами, а с материальными, и поведал мне, где здесь можно бесплатно жить, да так, чтобы при этом вообще не молиться по ночам. Бумагу мне написал в такое место, где его давний друг со славянским прошлым кладовщиком работает. Добавил при этом, что путь к Богу бывает сложен, но рано или поздно мы все приходим к нему. Так что теперь, Женечка, у меня надежный тыл есть, куда отступать можно, а то ведь я и впрямь подумывал под пастбищенским небом в центре Бостона ночевать после прощания с монастырскими стенами.

Очутился же я по рекомендации отца Андрея в “Доме святого Франциска” – “Saint Francis House”. Попросту говоря, это ночлежка на 98 коек на пятом этаже в двух минутах от Пастбища. И ночлежек таких в Бостоне и окрестностях, оказывается, немало, причем, во многие попасть просто невозможно, потому как на хорошую ночлежную койку здесь очередь, как за колбасой при социализме. Помнишь те времена? Хотя ты тогда совсем маленькой была. Ночлежка эта, впрочем, вполне сносная. Кровати двухъярусные. Койка мне досталась верхняя. Жаль только, что поменять ее нельзя, потому что она закрепляется за тобой на все время постоянного здесь проживания. Есть в ночлежке и “привилегированные” койки. Более привилегированные находятся у окон, на них обитают чернокожие, а менее привилегированные в центре комнаты – для мексиканцев и белых. Впрочем, белых ночлежников тут раз-два и обчелся, так что я даже оказался, в некотором смысле, на привилегированном положении. Двое нас здесь русских, – я и Иннокентий Виссарионович. О нем отдельная страничка. Уж больно меня его история за душу взяла.

В ночлежке Иннокентий четыре года, а всего в Америке тридцать лет. Он приехал сюда из Ленинграда в начале семидесятых, когда СССР на короткое время приоткрыли и выпустили много евреев. Здесь женился на русской, много работал, копил деньги на дом, наконец, купил его, а потом развелся с женой и автоматически потерял, согласно американскому закону, и дом, и половину заработка, и возможность видеться с детьми. Впрочем, как он утверждает, последнюю возможность он потерял, когда провел неделю в федеральной тюрьме за то, что случайно оказался в супермаркете рядом с бездомным, который втихаря набивал карманы консервами. То есть очутился Иннокентий, по его же словам, “in wrong time in a wrong place”, то есть, “не в то время, и не в том месте”. Однако он философ и на свою жизнь смотрит философски. Говорит, что лучше капиталистическая судьба, чем нары на Колыме. Почему он о Колыме заговорил, я понял, когда он рассказал мне о своем участии в самиздате. При этом добавил, что обошлись с ним в КГБ по– божески, по-человечески, а не по-хамски, как с другими самиздат– чиками. Потому и отделался он только пятнадцатью сутками общественных работ за оказание сопротивления представителям правопорядка, когда кричал на всю лестницу кагэбэшным сатрапам, что занимался самиздатом именно потому, что честный коммунист.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Бездомный"