Текст книги "Его «величество» ГРАБЁЖ"
Автор книги: Алексей Камнев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Все удивились хором этому математическому раскладу.
Я не буду описывать возражения, предложения, контрвопросы, а Виталий Сергеевич как бы подвел итог спора:
– Разумеется, цифры имеют погрешность, но они высвечивают недостойную жизнь основной массы семей.
А Виктор, собираясь уходить, сказал:
– Чтобы нам не оказаться нищими, будем работать дружно и усердно, а фраза Н.Хрущева «Цели ясны, задачи определены – за работу, товарищи!» придала оптимизм. Все остались в приподнятом настроении.
Виталий от души позавидовал жизнеутверждающей энергии этого замечательного парня:
– Не то, что мой Юрка!
* * *
В какое-то утро разрумянившийся от приятного морозца, гремя ведром, Виталий открыл дверь и увидел, обычно приветливое лицо жены, бледным, в трясущейся руке она держала телефонную трубку. Растерянно разводя руками, передала смысл разговора.
– Юрик кому-то задолжал большую сумму, и в течение месяца ее необходимо вернуть, иначе поставят на какой-то счетчик.
Виталий обалдел: он слышал про такое, но чтобы коснулось его, и куда влип Юрий? Открыл дверь его комнаты – койка пуста. И начались долгие, тревожные дни и ночи ожиданий.
Эти конкретные моральные проблемы, связанные с подчинением личности и общества отдельным людям, означали шаг назад – в дикий капитализм.
На работе ни к чему руки не лежали. В цехе начался новый виток выдавливания специалистов – какая это тяжелая работа. Русский человек от цинизма, вандализма, душевной обиды страдает больше, чем от потери имущества. Виталий с гордостью говорил:
– С удовольствием и радостью вспоминаю годы, когда приходилось работать сутками. Уходишь до изнеможения уставшим, но с чувством хорошо сделанного дела и выполненного долга, хотелось взмыть и парить над всем. Не для себя из-за детей надо помнить молодость.
К концу дня зашла Муза Павловна, не медали ей придавали авторитет, а этакий блеск человека, специалиста, красивой женщины, оригинальной личности. Таких сейчас не показывают по телевизору, о них не пишут газеты, их сейчас старательно втаптывают в грязь и с лошадиным ржанием высмеивают.
– Зашла попрощаться, Виталий Сергеевич!
– Скоро, наверное, и я уйду, – в тон ей ответил Маркин.
– Финансирование Гособоронзаказа прекратилось, с огромной задолженностью комбинату, стыдоба! Он стал равен долгу оборонным предприятиям и науки. Вот так задолжало нам наше родное государство.
Взяв ее под руку, усадил на свое место и, расхаживая, продолжал:
– Твердое топливо для ракет стратегического назначения и среднего радиуса действий заканчивает срок службы, а производство Полимеров, по чьей-то воле, разграбляется. Ракетный щит Родины может рухнуть, тактическое оружие из пороховых ракет давно не производится. Пороховые заряды к установкам залпового огня иссякли.
– Комбинат уже рухнул! – с кресла начальника рубанула Муза Павловна.
– Сложное оборудование приведено в негодность, подручное растаскивается, – не останавливаясь продолжал Виталий.
– От безделья рушатся здания, специалисты выработали свой ресурс, подготовленной молодежи нет, произведен профессиональный разрыв между поколениями. И случись что, нашим внукам все начинать с нуля. Ведь благодушное отношение погубило целую систему социализма.
Муза Павловна внимательно следила за его нервной речью, лицом, как морозильник, зная его почти всю жизнь, таким видела впервые.
– Авиапромышленность Советского Союза выпускала сто пятьдесят тяжелых самолетов в год, они пронизывали все воздушное пространство нашего шарика. Мы им поставляли пороховые изделия для быстрого взлета, – горячился Виталий Сергеевич.
– Сейчас остатки этой знаменитой на весь мир промышленности выпускают кастрюли, дверные ручки, а воздух полностью американский. Состояние экономической безопасности шлепнулось аж на 47-е место и нам уже никогда не догнать себя, а военная промышленность выпускает шпингалеты, при этом уникальное оборудование вывозится за границу или в металлолом.
Остановившись в торце длинного стола, за которым он много лет отчитывался и докладывал, а теперь ему это делают, он развел руками:
– Без всякой логической последовательности, как призраки, разрушают не только экономическую базу, но и накопившийся интеллектуальный потенциал, а это источник прогресса. Вся их демократия в деньгах, чем больше тем демократей. А где их взять честному человеку, когда воры, да мошенники прибрали все к своим грязным рукам.
Прошелся к окну, Муза Павловна молчала, давая высказаться.
– Эта высокополезная для них деятельность распространила очень дурной запах, от которого избавиться можно только радикальными мерами. Ох, как долго и трудно их придется выковыривать!
Помолчали. Видя, что он успокоился, она вступила в разговор:
– Я изучаю историю вместе с внучкой, так плеваться хочется. Ярые враги писали ее, дорвавшись до возможности обругать все прошлое. Они не просто сосредотачивают, а точно расставляют акценты в обвинении, оболгании и преувеличении значимости отдельных событий, концентрируя порочащие документы. Отторгают чувство национальной гордости и патриотизма, смешали с грязью моральную чистоту, духовное и физическое совершенство нашего человека. Как идиоты исключили из истории все замечательные примеры нашей страны, создавая общий фон мрака.
Теперь Виталий на нее смотрит на такую, какую он не знал раньше.
– Предателей и негодяев искусственно создававших кризисы сахара, табака, колбасы и водки делают героями, самые гнусные пропитанные клеветой писания выдают за шедевры. Гуманность, интернационализм, мудрость советского человека, передававшиеся по наследству, представляют за отвратительное порождение.
Холод и тьма подземельная от всего этого, и нет радости солнышка знойного и радуги подковою выгнутой.
Муза Павловна вышла из-за начальничьего стола, взяла под руку Виталия, и они медленно пошли на остановку «Горная». А производственное пространство, где они прожили бок о бок всю взрослую жизнь, радовались успехам, переживали неудачи стало им ненавистным.
Вспомнили юбилейный год пятидесятилетия образования Советского Союза и в этом воспоминании прорывалась их живая и пылкая личность. Он женился второй раз. Она родила вторую дочку.
Теперь он с горечью рассказывает какая беда нависла над Юрием, а она жалуется в какую непонятную историю попала ее запоздалыш.
– На третьем курсе Ленинградского технологического института ей стали платить дополнительную стипендию из фонда Сороса. Когда читала, что он есть международный спекулянт душами – не верила и пропускала мимо ушей. На четвертом курсе дочь вышла замуж и их свадебное путешествие по Европе и американскому континенту было хорошо оплачено. В последний год обучения они приезжали к нам и я заметила грустинку в ее взгляде. А перед отъездом сказала (Муза Павловна глубоко вздохнула): «Подписала контракт пять лет не рожать, а после защиты они сразу уезжают за границу. Сейчас уехать туда считают счастьем, и я не смогла возразить и не успела выплакать слез прощанья. Последняя весточка заканчивалась словами «Защитилась. Уезжаем по контракту с фирмой, ждите сообщения с места прибытия». И скоро два года мы ждали и ждем. Со сватами пишем в разные инстанции и ни одного вразумительного ответа. Институт их продал кому-то и даже нет точного адреса, выпрыгнули и все.
Вошли в пустой трамвай и каждый ушел в себя, в свои душевные травмы и сиротливо разошлись.
Юрия не было неделю, на телефонные звонки Людмила подскакивала, как с гвоздя, трясущейся рукой брала трубку и ждала, какую новость принесет этот ненавистный гнусавый голос. Звонил он всегда после ухода на работу Виталия и все настойчивее требовал и требовал денег. На заявление в милицию никакой реакции, теперь они запурхались с без вести пропавшими, как во время партизанских боевых действий, но все невзгоды взваливают на родителей и во всем винят их. Хотя все действия власти во вред семьи и детям. Последние страницы газет пестрят сообщениями: ушел и не вернулся. Куда проваливаются молодые, здоровые парни и девчата? Ответа нет.
– Милая! – обнимая жену, успокаивал Виталий. – Не проходило дня, чтобы он был без нашего внимания, чему мы только не пытались его научить. Но сильней нас оказалось плодотворное моральное разложение и увело в бездну целое поколение.
Может это и успокаивало как-то, что Юрий не одинок, но материнское сердце рвалось на части. Она понимала, воспитывали в одном направлении и вдруг прыжок в сторону, они побежали в неизвестность спотыкаясь или расшибаясь в дребезги.
Так же неожиданно как исчез, он появился: изможденный, напуганный и накинулся на еду. Мама, избавившись от горьких и гнетущих мыслей, радостно подкладывала с пару котлеты, гладила грязную голову, заглядывала в осиротевшие глаза, потерявшие надежду. Собрала белье, налила ванну, а он не донес вилку до рта – уснул. Отвела, как пьяного в комнату, не раздевая, уложила и позвонила Виталию.
Вечером, пока радостная Людмила преподавала, отец с Сергеем пытали Юрия: что произошло и где он был? Долго молчал, отнекивался, крутил головой.
Незнакомые люди его куда-то увезли, держали в подвале с ведром для туалета.
– Это прелюдия, а где главное – за что? Хватит крутить, рассказывай!
– Фандора снова вышел из тюрьмы и решил жить честно.
– За счет таких, как ты! – отрубил отец.
– Организовал частное предприятие по торговле лесом, – мямлил Юрий. – Вложил остатки денег родительского наследства.
– Где живет сам? – спросил Виталий.
– Подженился, – встрепенувшись, ответил Юрий. – У его жены очень «крутой» дядя. Я взял деньги в банке под его гарантию, купили лес, отправили в Новосибирск, лес там почему-то конфисковали.
Виталий молча вскочил, на половине матерка осекся Сергей, вжался в диван Юрий и снова промямлил:
– А деньги надо отдавать.
Разрядившись каждый в себя, один сказал: «Ловушка!», другой – «Лох». Успокоившись, слушали дальнейший рассказ.
– У моего гаранта забрали иномарку, более «круче» оказались, теперь давят на меня.
– Ну и чем же ты собираешься рассчитываться? – спросили они одновременно.
– Придется делить квартиру и отдавать мою долю, как раз хватит, – сказал он боязливо заученными словами, опуская голову.
– А где жить собираешься? – в один голос спросили старшие.
– Пока с родителями, а затем подженюсь на какой-нибудь богатой вдовушке.
И смелее продолжил:
– Я думаю – долго вас не стесню, они вдовеют часто. Вокруг их мужей пули свистят, как на полигоне. А вдовы, как черви после дождя, на солнце выползают из своих богатых квартир.
Минута молчания и четыре глаза, упертые в Юрия.
– Значит, содержанкой на награбленное, – возмутился отец.
– Ой, не надо меня воспитывать, сейчас все так живут, – пошел в атаку Юрий. – Это у вас было стремление отслужить в армии, получить специальность, жениться, заработать, получить квартиру, вырастить сына…
– Разве это плохо? – перебил отец.
– Хорошо или плохо, только сейчас это никому не нужно, – назидательно ответил младший сын. – Каждый занят поисками пропитания на сегодняшний день, а завтра может не наступить.
Пришла мать и разговор прекратился. Но телефон по утрам приносил все настойчивее требования и более жестокие угрозы. Корни зла лезут из почвы, которую обрабатывают современные демократы.
И в Бийске паук буржуазной власти сплел мафиозную паутину, и началась охота на слабых, а молодежь оказалась самой доступной и не защищенной категорией. «Эпидемия смерти» заставляет родителей откупаться от бандитствующих хозяев, обогащая их в поисках душевного спокойствия, ухудшая социально-бытовое и психологическое состояние.
Вот тебе, городская экосистема, вспомнил Виталий из своего дипломного проекта:
«Она представляет ограниченное в пространстве единство живущих в ней людей, материальных ценностей, характеристик климата и почвы – взаимодействие между ними. А также неосязаемая, не поддающаяся количественным оценкам деятельность и образ мышления городского жителя».
Носитель ракеты класса «Земля-воздух». Она прекратила безнаказанные нарушения воздушного пространства, сбив американский самолет-разведчик, аж под Свердловском.
– Откуда пришла и кто навязал экосистему зла, грабежа и насилия? – возмущался вслух Виталий.
Так семья Маркиных распрощалась с широко раскинувшимися кронами берез, малиновой красотой рябины, с соседями, как с родными и милым каждым уголком в квартире. Родители, спасая бросившегося в реку сына, не думают, что их вместе затянет в воронку, не ценят себя.
Умен сатана и все, кто проявляет себя, как его семя. Давит любвеобильную душу и слабое материнское сердце. На все готова пойти мать, чтобы не видеть искалеченное дитя.
Заглянув в пропасть жизни и смерти сына, сменили не только район, но и образ жизни: постоянный страх, что вызывает систематические скандалы с Юркой, ненависть к грабителям, олигархам и «новым русским», сочувствие униженным и полное недоверие власти.
Переезд был безрадостный, а застолье без особого веселья, скорее дань обычаям, да высказать у кого что наболело. Но более тяжелым был процесс продажи и купли квартиры. Людмила совсем извелась, столько развелось агентств по недвижимости и как угадать, где тебя не обманут и не сделают бомжами. Виталий успокаивал:
– Длительность жизненных моментов – еще не постоянство и пусть этот переезд будет черточкой в нашей однообразной жизни.
– Страх берет, – делилась она мыслями, – к чему не прислонись, везде руководит вседозволенность, а мы на каждом шагу ощущаем социальное неравенство и несправедливость. Родительская радость свелась не к тому, что сын – грамотный и талантливый инженер, космонавт или известный на всю страну механизатор, а к тому, что он не искалечен и не наркоман.
В этой квартире, требующей большого ремонта, а сбережения все отданы, Людмила чувствовала себя как в гостях. Она не знала что куда положить и где что лежит. И потому угощением занимались сестра Виталия Галина и Валерия.
Чтобы разрядить обстановку, Галина поделилась впечатлением о городской линейке одиннадцатиклассников в педуниверситете в честь «Дня знаний».
– Я внимательно вглядывался в молодость, но никак не мог найти естественного лица, – съязвил Данило. Он тоже был с Галиной. – Все намалеваны в несколько рядов.
– А как красиво одеты, у многих мобильные телефоны, – с завистью возразила она.
– Да, мобильник для богатой дочки стал необходимостью. На них, как на лис идет охота, и родители ежечасно проверяют: все ли в порядке с их чадом.
Вспомни наших детей: когда придут, куда уйдут мы же не контролировали, была абсолютная уверенность в их уверенности.
– Нам некогда было и не нужно, – настаивала Галина, – они всегда были заняты и обстановка стабильности и доверительные людские отношения не давали повода для беспокойства. Выступает перед школьниками и студентами городской голова и опять пинает прошлое, – продолжила она.
«Оканчивая институты, мы должны были в обязательном порядке отрабатывать положенное время. Вам представляется полная свобода: где желаете, там и зарабатывайте сколько хотите».
– В мозгу юноши откладывается, какое же плохое было советское время.
Но он же не сказал, что только 15 % выпускников Алтайских институтов устраиваются по специальности, остальные болтаются неизвестно где и на что живут. Умолчал, что Советская власть бесплатно учила, лечила, представляла квартиры, топливо, твердую зарплату по любимой специальности, обеспечивала повышение квалификации и участие в различных конкурсах. Скрыл, что в Советском государстве самым привилегированным классом были дети и попробовал бы кто-нибудь довести их до беспризорности, бродяжничества или продавать как поросят!
– Вот разошлась! – бросил реплику Данило.
– Достали эти демократы! – и невольно глянула на Славку Новикова. – Сегодня родиться бесплатно, без взятки, нельзя, а кто не платит, пусть умирает, чем без навара медперсоналу с ними возиться.
Из поколения в поколение учитель хранит и несет свет знаний, добра, красоты и воспитывает личность.
– Сейчас начинающий учитель не может прожить без помощи родителей или дедов-пенсионеров, а раньше они помогали престарелым. Потому и пустеют школы без учителей и наступает всеобщая безграмотность.
«Современная зарплата – это минимальная сумма денег, достаточная для того, чтобы каждое утро идти на работу, а вечером не вставать на баррикады», – привела цитату из газеты местных коммунистов.
– Обучение становится платным от входа до выхода из школы, даже придумали плату за какие-то дополнительные занятия и эти уроки вывели из программы. Постепенно с умыслом отменяются детские обеды в школах. Не на что стало содержать старейшее городское предприятие Дом учителя, который, как мать, держал связующие нити выпускников всех лет Бийского учительского и педагогического институтов.
Глубоко вздохнув, она разочарованно закончила:
– Не стало почтения к матери, уважения к старшей сестре, нарушены принципы братской привязанности, взаимоотношения строятся только на деньгах, поэтому появилось взаимное неуважение между учителями, детьми и родителями.
Разговор подхватил Ромка, как классный токарь, он держится на плаву:
– Провожая своего Аркашку на первый курс колледжа, – он на техника-электрика в бесплатную группу пошел, – я наблюдал за торжественной линейкой. В первых рядах вроде слушают, а середина и остальные – кто жвачку жует, лузгает семечки, курит, даже пиво из банок потягивают. Я так в душе возмущался, появилось желание по соплям съездить.
– Это дети богатеньких, – вступила в разговор молчавшая Людмила, – они вечные студенты. Проходят все учебные заведения по возрастающей, а некоторые и по два института, все при деле и вроде не болтаются.
– Учеба ради вида учебы, что ли? – спросил Ромка.
– Они ведь по специальности работать не собираются, да и специальности у них нету: мотаются из технического в гуманитарный, а там то в медицинский или в артистический… Вечные бездельники их называют, а вся жизнь этого бессчетного количества тунеядцев ограничена потреблением и унитазом. Как черви пропускают они через себя пищу.
Учебные заведения стали существовать не для подготовки нужных специалистов, а ради содержания профессорско-преподавательского состава.
Людмила посмотрела на Галину, уточнила ее реакцию и с уверенностью продолжила:
– Коррупция сопровождает студента от вступления в вуз до выпуска. Потому и обучение идет с полным отрывом от производства, но расхваливанием капиталистического образа жизни и рыночной (воровской) экономики. А свобода не уважать прошлое привело к неуважению сегодняшнего – какое-то массовое дебильное бескультурье.
– Вот почему никто на линейке не выступил с завода или частного предприятия, – утвердительно вставил Роман и продолжал:
Все говорили об увеселительных мероприятиях в колледже и даже преподаватели спец. дисциплин ни словом – как устроились их выпускники, об их участии в оборудовании лабораторий и мастерских, а все о том же, кто из них хорошо пел, играл или плясал. Как рекламный ролик в увеселительном угаре в удовольствиях и безоблачной жизни сегодня, а завтра будет завтра.
Людмила как бы себе задала вопрос, рассеяв свои грустные мысли:
– А на каких учебниках воспитывают? Эльзас Павлович всенародно возмущался и отказывался преподавать историю по ним. Дошло: или-или. Он остался, но лавирует между исторической правдой и ложью в них.
Доказывая кому-то, она настойчиво разъясняет:
– Извращена вся суть социалистического строительства. Сконцентрировано все на имевших единичное место отрицательных фактах. Утаивается героическая роль советского народа и Красной Армии в Великой Отечественной войне. Победа отдана второму фронту, который открыли американцы к концу войны, и то с целью откусить не разрушенный кусок Западной Европы.
Махнув рукой, она недовольным тоном произнесла и замолчала:
– Извращается всенародный порыв послевоенного восстановления, поднятие целинных земель, строительство предприятий большой химии, машиностроения и перерабатывающих заводов.
Виталий, помогавший на кухне снохе с Галиной, вышел и тоже вступил в разговор:
– В Иркутске об этом ученые сказали Правителю – Гаранту Конституции и добавили: усиленно прививается ненависть к Советскому периоду, то есть к старшему поколению.
Гарант, оглядев ученых Сибири, спросил: «На чьи деньги выпускаются учебники?» Вот спросил, так спросил!
Ученые сказали: «На пожертвования международного спекулянта американца Сороса».
Не задумываясь, ответил Гарант: «Кто платит, тот и заказывает музыку».
Вот ответил, так ответил!
Пляшем мы под чужую музыку, изучая не нашу историю, а ту – извращенную, которая нужна им! – заключил Виталий и пошел на кухню.
Наступила тишина, каждый обдумывал свое. Грубовато вкрадчивым голосом Альберт Королев прервал эти мысли:
– Мы прошли школу человеческого воспитания, учитывая возрастные особенности: октябрята, пионеры, комсомольцы. Сейчас же создаются различные молодежные организации, в том числе бойскаутов: волчата, волки, волчища. Эти высокоорганизованные полки, роты, взводы с разведкой, гауптвахтой и волчьими законами. А высокопоставленные хозяева используют их: одни – для укрепления своего бизнеса, другие – для политических интриг.
Делегация химиков. На этом поколении шестиорденоносную организацию запретили.
Людмила каким-то отрешенным голосом вставила:
– Где уж там до формирования и развития лучших качеств человека, а понятия: общественный долг, защита Родины, гордость за свое предприятие – выжжены каленым железом.
Грубоватый голос Альберта зазвучал вновь:
– Владея информацией, они планируют драки футбольных фанатов или направляют отряды хулиганов для срыва демонстраций патриотических сил.
Людмила опять вставила:
– В большинстве своем это психически ненормальные юнцы. Для них война никогда не закончится, потому что это хорошо оплачиваемая работа, а внутреннее состояние многих из них – не осознанная месть всем и вся за свою такую молодость. Их лиши цели, желания думать и самодисциплины, как ракету способности самонаведения, это убило собственное достоинство и превратило их в тормоза.
В ожесточенных драках идет все: бутылка, железный прут, цепи. Убийства в этих «соревнованиях» – обычное дело, инвалидность – распространенное понятие, а травмам разной тяжести и не придают значения.
Валерия расставляя на столе посуду поддержала свекровь. За полгода в Бийске подростки совершили 246 преступлений в основном грабежи и кражи, в которых участвовало 260 юнцов. Скольким семьям они натворили зла? Валерия пошла на кухню, а Роман добавил: В нашей юности подобное быть не могло, а предать суду несовершеннолетнего было исключением.
– Только бедные родители всему придают значение, – со вздохом сказал притихший Данило, и расплачиваются одни горючими слезами, другие откупаются за проломанную голову или ограбленную квартиру.
Обратившись к Ромке:
– У твоих друзей, у нас на Мочище, сколько подобных случаев?
– У нас в юности тоже случались драки, – ответил он, – за девушку или появился новый парень на нашей танцплощадке, мы его предупреждаем «ту и ту не трогать». Если полез в наглянку, тогда получит по всей программе. Иногда резвились край на край, казанские с вокзальскими, но на кулаках.
Строительство ДК химиков 1961 год. В XXI веке это единственный городской дворец культуры.
Галина принесла пельмени и невозмутимо продолжила свою тему:
– Чиновники хвалятся: в этом году в первый класс пошло больше, чем в прошлом. Опять всей правды не говорят: в местах временного содержания бродяжек записали в первый класс детей, которые должны бы учиться в 3–5 классах, но что с ними делать дальше – никто не знает.
В большинстве сельских школ в первый класс сели за парты наполовину меньше, во многих школах даже объединяют первые и вторые классы, как мы учились во время войны.
Сергей все время был чем-то занят: то прибивал с отцом, то что-то раскладывал с матерью, то наводил порядок на балконе. Присев к горячим пельменям и наливая рюмки, он добавил к разговору:
– Не уменьшается, а ежегодно увеличивается количество нищих семей на 2,5 %. Из сорока семи Европейских стран в России стала самая низкая продолжительность жизни. Ежегодно снижаются расходы на здравоохранение, в этом году уменьшили на 24 %. По заключению Всемирной организации здравоохранения уровень здоровья населения наполовину зависит от социально-экономического состояния страны, значит делаем вывод, оно на самом низком месте во всей Европе.
Виталий поднял рюмку, пригласил, все выпили как на похоронах, не чокаясь, закусили салатом, приготовленным Валерией. Не торопясь разжевывая пельмени, Сергей продолжил свою тему.
– Совсем юной становится наркомания, тринадцатилетние приобщаются к этому смертоносному кайфу. Тайный убийца никотин завладевает первоклашками: 46 % юношей и 40 % школьниц курят по потребности, 15 % нищего семейного бюджета уходит на это медленное самоубийство.
Ромка похвалился:
– Я в пятом классе попробовал, мне стало плохо и больше ни при каких обстоятельствах не брал в рот.
– Я бы губы оторвал вместе с папиросой, если заметил, – с отцовской твердостью произнес Данило.
– Средний возраст начинающих алкоголиков – 12 лет, потому современные выпускники школ не уходят с последнего звонка, а уползают.
Некоторые вместе с родителями, – добавила Галина.
Пришла Вероника из школы, проведать дедов на новом месте. Все шумно ее приветствовали. Чмокнув деда обняла бабушку и прижалась как цыпленок под крылышко.
Послышался трубный голос Альберта Королева:
– Каждый представлен себе, как в лесу. Деды, бросив внуков, сутками подсматривают на экране чужую жизнь, родители заняты выживанием. Детям не читают сказок. Редки разговоры по душам, обычно короткие фразы, просьбы и категорические ответы или ругательские тирады и все при включенном громко ревущем телевизоре.
Молча выпили по второй, расхвастался Данило:
– С удовольствием вспоминаю свое первое комсомольское поручение семиклассника, вожатым в пионерском отряде 4 «Г» класса.
Где взять разнообразие в деревенской школе? А я внес этим ребятишкам интерес. Начал учить волейболу, хотя сам только понятие заимел от Виктора Степановича, он преподавал историю и физкультуру. Я не припоминаю, чтобы кто курил из нас, семиклассников, но у четвероклашек курящих не было точно.
Скромно, по взрослому пришли внук с внучкой Альберта. Вероника побежала их раздевать и увела в заваленную не разобранным домашним скарбом, другую комнату.
– Они с нетерпением ждали меня после уроков, – выдержав паузу, продолжал Данило. – Разминка, пробежка, отработка приема мяча в кругу, подачи и азартная игра на площадке. Как у взрослых: покрикивание друг на друга, возмущение, товарищеская поддержка. Я благодарен этому поручению, потому что всю жизнь играл в эту великолепную игру. А на мясокомбинате, работая трактористом до его развала, был все время капитаном сборной. До чемпионов города не доигрались, а в призерах были неоднократно. Пришел Аркашка из техникума. Молодежь усадили на кухне, кому что досталось, и Вероника с мамой занялись их угощением.
Семья Данилы взяла инициативу застольного разговора.
Теперь слово Галине:
– Сейчас многие девочки седьмого класса не умеют разговаривать на чистом русском языке, а только на матершинных слэнгах. Многие вступают в половую связь и уходят в массовую проституцию.
Софья Семеновна закачала головой.
– Мне дает право говорить это постоянное общение с учителями многих школ края и с самими учащимися.
Не редки случаи половых актов в школьных туалетах за деньги, с неявкой на урок.
За столом какой-то гул прошел.
Не обращая внимания, Галина договорила:
– И как результат этого разврата – сплошное бескультурье, всевозможные болезни, ранние аборты, импотенция и потеря интереса к жизни.
– В моем общении я не слышал, чтобы кто-то не мог, – поднимая рюмку, улыбаясь сказал Данило и добавил – у всех все было нормально, только укрощай желание.
Сергей, как всегда, цифрами:
– По статистике сейчас каждый четвертый сорокалетний мужчина не может, да прибавьте к ним законченных алкашей и наркоманов, которые никуда не обращаются.
Галина с удивлением:
– Представьте, какая армия кастрированных мужиков, а как жить женщинам?
Данило с ухмылкой:
– Они и зазывают тех, кто может.
– Вот почему стали в моде гражданские, ни к чему не обязывающие браки, – ответила себе Галина.
– Кто же тогда снимает проституток? – спросила Клава, Славкина жена.
– Кто может и кто не может, – ответил Данило. – Одни для удовлетворения, другие для пробы: с этой не получилось, может с той получится.
Все засмеялись, Софья Семеновна замахала рукой:
– Будет вам, разболтались!
Альберт переменил тему:
– Зато начало трудовой деятельности стареет. Впечатление такое, что молодежи вообще нет.
Ромка подхватил больную для него тему:
– Идет к тому, что скоро некому будет нарезать резьбу к сгонам. Стареют металлообработчики вместе со станками. Несколько последних лет к нам не пришло ни одного молодого лица и не поступило ни одного нового станка. Мне скоро сорок, а я все самый молодой. Сиротеют и станки от пенсионеров.
– Наступит время, – продолжил Альберт, – некому будет заменить батарею отопления, упадут советские высоковольтные опоры электропередач и не смогут поставить на место.
– А зачем их ставить? Разрезать, да в металлолом сдать! – проявил деловую смекалку Юрий.
– А в квартирах ставить печки «буржуйки», да валить городские деревья на дрова, как в Армении все реликтовые порубили, или разбирать заборы и деревянные строения, как в блокадном Ленинграде, во дворах многоэтажек копать колодцы, как в Таджикистане.
– «Буржуйки»-то надо изготовить, электрогазосварщики тоже предпенсионного возраста, – бросил Юрке Роман.
С раздражением вошел в разговор Виталий.
– А кто копать-то будет? Они же ни черта не умеют! К сорока годам станут моральными стариками, к пятидесяти, если доживут, – дряхлыми физическими уродами.
Но самое страшное, – глядя в упор на Юрия, – наши слова доходят только до кончиков ваших ушей, не проникая в зомбированный ум.
Юрий опустил голову с лихорадочно бегающими глазами. Отец в том же тоне долбил оставшуюся полоску его сознания.
– Ум твой скачет, ищет какой-нибудь дурацкий ответ: сдерзить, схамить, съюморить. Вот и наюморил, – празднуем новоселье со слезами на глазах, лишними сединами у матери да морщинами у меня.
Данило, закусывая, утвердительно Юрию:
– Это вы в стадном ажиотаже разрушили памятник погибшим воинам у проходной мясокомбината, сожгли цветы у стелы победителей на улице Васильева – Героя Советского Союза и поломали плиты у памятника Ленину!
– Давайте, все валите на меня, – огрызнулся Юрий.
Додумались ведь дельцы на бывшем мясокомбинате: американские куриные окорочка, выращенные на анаболиках, нашпиговывают смесью воды, соли, красителя, какой-то горчинки, замораживают раздутую вредную организму массу и выбивают деньги из дураков, называя это бизнесом.