Текст книги "Несостоятельность освободительных движений"
Автор книги: Алексей Дьячков
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Алексей Дьячков
Несостоятельность освободительных движений
Повествование начинается с описания иллюзии, возникшей у персонажа, который профессиональный журналист, по поводу внешнего вида долины небольшого ручья. Тренированное зрение многое преображает: этот ручей может быть значительной рекой, но только если люди окажутся уменьшенных размеров.
Река в окружении глыб и суровых скал, деревьев нет, травы неотчётливы, заметных или явных результатов человеческой деятельности тоже нет. То есть, нет предметов с устойчиво определёнными размерами, по которым можно было бы масштабировать видимый ландшафт.
Заманчиво, и это ожидаемо, развить такой сюжет каким-то образом объяснимым превращением журналистской иллюзии в реальность. Чтобы не делать этого, Честертон сажает на берег некоего Фишера с сачком и придумывает аварию «бентли» – автомобиль падает с обрыва.
Теперь, когда нет реки, журналист наблюдает за расследованием убийства.
Я разговариваю со своей знакомой:
– Что ты скажешь о происшествии недалеко от Харабали: два человека пошли в лесополосу за дровами для костра и долго не возвращались?
Оказывается, моя знакомая ничего не слышала об этой истории. Она просит меня рассказать её, и я рассказываю всё, что мне известно.
Вот что, немного в других словах, я ей рассказал.
Павел Абросимов был рабом у рыбаков, незаконно вылавливавших рыбу осетровых пород. В этом качестве он провел несколько лет на одном из островов в Каспийском море, где его хозяева, а это были калмыки, дагестанцы или русские, чьи семьи проживали в краснокирпичных особняках в Астрахани, Камызяке или Ахтубинске, имели базу для отстоя быстроходных катеров и основной обработки поднятой рыбы.
Там были и другие рабы, всего не меньше десятка – все с ярко проявленным особенным фенотипом – худощавые и мускулистые мужчины любого, возможного у людей, возраста. Похожие друг на друга – только разность путей проникновения в эту общность не позволяла выделить их в отдельную расу.
Глядя на них, но не так, как смотрят глазами (из-за привычки отводить их, сформированной долгим общением с аварцами и калмыками, которые, по причине своей этологической ахронии, воспринимали прямой взгляд как оскорбление или вызов), а просто – зная про их существование рядом, Абросимов некоторое время замечал в происходящем сходство с описанной жизнью Иосифа при дворе фараона и пытался опытно подтвердить концепцию рабства, с которым можно мириться, имея в виду азиатский способ производства и приняв перед этим за исходное то, что совсем свободных не бывает.
Постоянно, в бешеном темпе происходящая работа не оставляла кружащуюся от усталости голову и намного больше утомляла, чем повседневный труд по положению. Сознание будто убегало или, скорее, собиралось убежать, было всегда на старте, и попытки придержать его или с линии старта отвести, оставались безуспешными и, хотя не прекратились совсем, сделались незаметными для Абросимова. Теперь ему удавалось лишь почувствовать громоздкие разминки сознания, подтягивающие голову и остальное тело за собой и оставляющие все же их на месте.
Такое со многими людьми бывает, может, и остальные рабы про себя понимали в этом же роде.
Эти рабы могли понимать свою ситуацию подобно ему – видимо соглашаясь с возможностью увлечения карьерой раба. Не потому, что их успокаивали мифологические и исторические прецеденты – они не очень-то были знакомы с Ветхим Заветом, конечно, не читали романа и предваряющего его эссе Томаса Манна, вообще, были слабо подготовлены для критического осмысления своего статуса, но просто так им было удобней.
Таким образом, возникшее у Абросимова самоопределение «Иосиф и его братья» оказалось неточным в смысле образа. Но, учитывая его изначальную неточность (остальные сыновья Иакова не были рабами в том смысле, в каком были рабами Иосиф и Абросимов с теми, кого он в шутку обозначил братьями), оно приобретало другую (неуловимую на новом витке спирально задуманного тропа) верность, подтверждавшую общность участи, которая уже через секунды предлагала освоить очередной нюанс придуманного сходства, и понималась как-то иначе.
Трудно сказать, как думал Абросимов сначала и что считал верным после – будто поэт, в сегодняшних стихах и снах он отстаивал те положения, с которыми беспрерывное письмо природы вынуждало его мириться спустя месяцы или несколько лет. Также трудно проявить причины большинства или всех дельта неустойчивых воззрений Абросимова.
Тем не менее, то или иное – отличное от коротких и ускользающих мыслей – длящееся заметное время, иногда прорывалось в его голову. Для Абросимова заметное в последнюю очередь, но эффектом наблюдателя не описываются состояния и процессы в природе – он только коэффициент такого описания.
Однажды за косяк – по дощатой гати, наведенной над периодически затопляемой частью острова, Абросимов таскал солярку в ведрах, споткнулся и опрокинул одно из них в полуторакубовую чашку с пробитой кашей – даги его избили и бросили в мокрую яму, зарешеченную деревянными кольями. В это и почти всегда в любое другое время в ней жил Сергей Арсентьевич – лымарь белоглазый, старик с правой рукой, обрезанной по локоть.
От постоянной сырости его кожа распухла и сделалась похожей на грязную поверхность домашнего сыра, многочисленные раны на теле покрылись неровными наплывами, так что казалось – это трещины на древесной коре, в которых могут зимовать насекомые, а часть зеленых волос уступило место тине, или они ассимилировали хлоропласты и уже не выглядели грязными.
Оказавшись в луже, занимавшей большую часть пола, в полусознании, Абросимов едва не захлебнулся гнилой водой, но вода и помогла ему очухаться. Он переполз к одной из стенок – под ней воды не было. Сергей Арсентьевич быстро подскочил и попытался его изнасиловать. Абросимов то пробовал сжать зубы, то память о житейских правилах его отпускала. Старик, приборматывая, будто уговаривая кровь заполнить его пещеристое тело, возил членом по разбитым губам и щекам Абросимова, до тех пор, пока того не стошнило.
Само по себе соприкосновение с рвотными массами не остановило бы старика, но теперь Абросимов сообразил, как ему следует поступить, и сумел резко двинуть руками, упертыми в грудь насильника – старый раб отлетел в середину лужи.
– Я отгукаю тебя, как немого, если ещё раз полезешь. – Проговорил Абросимов, но его нельзя было расслышать, потому что не остановленная мысль не могла объяснить необходимость произнесения этих или каких-то ещё слов.
Старик сунулся к одной из стенок – у него там была потайная нора, и он стал в ней копаться. Целой рукой достал оттуда бутылку и переложил её под прижатый к груди обрубок, потом – какую-то закуску.
– Попей водку, Пашутка. Раз так получается, то попей её.
Абросимов отхлебнул раз, а следом за ним второй, чтобы водка второго глотка прошла незаметно, пока первая порция обжигала разбитый рот, потом откусил кусок визиги и долго жевал его.
Сергею Арсентьевичу приносили спиртное в качестве благодарности за некоторые выдумки, разнообразящие быт рабов. Принятое осетинское пойло не повлияло на способ Абросимова переживать инцидент. Он не чувствовал неловкости или обиды, он, может, только в течение секунды осознавал, что такое чувство возможно в принципе.
Сергей Арсентьевич допил оставшееся в бутылке, быстро опьянел и больше они не разговаривали друг с другом. Старик только о чём-то бредил или болтал бессвязное с реальностью. Наверное, только внешне, Абросимов вел себя так же.
Вечером клетчатые тени от решётки сжались в одну толстую линию под восточным обрезом зиндана, а ещё позже растворились в темноте. Скрываясь от вдруг замеченных комаров и зуда в местах укусов, Абросимов сполз в тёплую лужу, а некоторое время спустя, не в силах вспомнить причины этого купания, подумал, что в стариковском тайнике могут быть сигареты. Он проплыл к стенке влево, как ребёнок, перебирая руками по дну: мама, я плаваю! Поднялся и пошарил в норе – среди мелких кусков рыбьей тухлятины нащупал жестянку из-под кофе. В ней точно были сигареты и зажигалка.
Старик изменил тембр своего бормотания, впрочем, не приближая смысла слов к происходящему, но Абросимов коротким «дуло залепи» успокоил его. Потом сумел закурить и вернулся на место.
Абросимов смотрел на противоположную стенку, возможно, он увидел её, но, спустя минуты (из-за бега сознания, в каждом новом эпизоде для его поимки требовались другие способы, изобретая которые, приходилось тратить время, а потом не вспомнишь, для чего ловил), понял, что снова и снова ему мерещится одно и то же: неровности обнажённой почвы, пряди корешков и капающая с них вода приобрели вид профилей, а потом и смотрящих на него лиц. Усвоенное наблюдение почти вышло из внимания Абросимова, когда он расслышал голос Сергея Арсентьевича. Теперь он к нему обращался:
– Смотри, Пашутка. Я такое каждую ночь вижу. До того это удивительно – куски грязи на стене, как лица. Вон нос какой, видел? Рот, ухо. Когда будет ветер, они начнут шевелиться, ртами шамкать.
Абросимов не стал поворачиваться к старику и, конечно, не ответил ему. Так нужно себя вести, и со всем разбираться внутри себя. Почему ему удаётся видеть тоже самое? Приняв только начало вопроса, Абросимов потерял его, не успев охватить полностью. И всё же он чётко различил коротко существовавшее в нём возмущение тем, что этот безумный престарелый раб галлюцинирует в том же направлении, что и он. Это понимание ещё долго не отпускало.
На острове работы было немного, и потому заключение продолжалось. Он день и ночь валялся под мокрой стенкой и вставал только для поедания рыбьих голов и хорды, сбрасываемых один-два раза ежедневно, и чтобы выпить водки, подаренной Сергею Арсентьевичу. Мысленный бег немного замедлился, и что-то удавалось удержать в голове на срок, почти достаточный для обдумывания. Сейчас Абросимов даже сумел сделать вывод о том, что процесс восстановления паритета между интеллектуальной способностью и условиями для её успешного использования начался около эпизода с разглядыванием почудившихся лиц.
Сначала Абросимова заинтересовали самые простые упражнения с покоряющимися мозгами – приятные воспоминания, но скоро он наткнулся на алгоритм, позволяющий представить дальше ожидавшие его обстоятельства. В то же время выяснилось, что возможность отдельного принятия решения о действии за некоторый срок до его выполнения очевидна, в отличие от ранее существовавшего представления о непременном условии их совместного осуществления. Это умение позволило планировать, и Абросимов впервые за последние годы составил план и дождался ночи.
Используя шнур, привязанный не только к ведру с испражнениями рабов, живущих в яме, но и к ивовому кусту в нескольких метрах от неё, Абросимов забрался наверх и, протиснувшись под корявой и здесь только декоративной решёткой, поднялся с четверенек и, согнувшись, пошёл к северному берегу острова. Это была промысловая ночь, и мыс, который из-за чьей-то дезориентированной аллюзии назывался мысом Горн, был пуст. Абросимов сошёл в воду, распрямляясь по мере погружения, и, потеряв дно, поплыл.
Возвращавшемуся владению головой Абросимов радовался как таковому, просто как диверсифицирующей времяпрепровождение опции. Ещё он заметил, что умеет ориентироваться по звёздному небу и двигаться на север, от острова к острову, переплывая глубокие участки и проходя по мелководью вброд. Пройдя к северной части каждого острова, Абросимов выбирал самую его полярную точку и ложился отдохнуть, но лишь на несколько минут. С каждого нового мыса Горн, как он взялся их называть, посмеиваясь над перевернутой в системе воображаемых линз картой Южной Америки, Абросимов сходил, всё также осторожно разгибаясь.
Абросимову повезло: не встретив ни одного прожектора совместных патрулей, пересечение с которыми могло закончиться и похуже чем с любым из водомётов Бадмаева или Тагирова, к утру, он выбрался на берег материка. Он мог заметить это и раньше, но в этой части Каспия вода в значительной степени опреснена потоками Волжской дельты, а на появившиеся кусты сусака, частухи и стрелолиста, корневищами которых он, не сбавляя шага, подкреплялся, Абросимов обратил внимание только как на еду. Перехватив жвачки, входил в рукава и ерики и переплывал их.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
