Текст книги "Путин. Его идеология"

Автор книги: Алексей Чадаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ КАК ИНСТРУМЕНТ АНТИТЕРРОРА

Мультиплицирующий эффект террора достигается через медиа. В мире плотных коммуникаций теракт сразу становится событием номер один, а теракт длящийся, обрастая средними и мелкими поводами, комментариями, событиями, становится вообще единственным медиасобытием, напрочь исключающим все остальные.

Во время «Норд-Оста», наблюдение за медиаэффектом теракта привело к ошибочному выводу: если «заткнуть» мегафон теракта – СМИ, то эффект будет ослаблен. На самом деле в современном мире это тупиковый путь: перекрытие кислорода для медиа приводит только к тому, что вместо обычной медиасреды, в которой ты хоть что-то можешь, сама собой создается среда альтернативная, в которой ты не можешь уже ничего.

Урок Беслана: «закрывать» медиа нельзя. Медиа должны оставаться как единое открытое пространство активных операций, не только для террористов, но и для тех, кто им противостоит. Виртуальная среда – такое же поле битвы, как и физическое пространство теракта; во всяком случае как минимум столь же важное.[20]20
  В.В. Путин. Послание-2005. См. стр. 206


[Закрыть]

Однако для того, чтобы такие операции, такие действия в принципе были возможны, это пространство ни в коем случае нельзя оставлять пустым. Бесланская катастрофа – это катастрофа одиночества власти. В коммуникативном пространстве трех сентябрьских дней существовала только она и противостоящая ей антивласть в лице террористов. И они вдвоем выясняли между собой вопрос о господстве. Вся прочая цветущая сложность социальной организации – партии, национальности, региональные сообщества, бизнес, «третий сектор» и т. д. – попросту «слились», превратились в несущественные, не важные для сюжета подробности поляны, на которой происходило главное действо.

Не было субъектов, которые могли бы выступить в роли самостоятельного союзника власти.

Войны выигрывают не армии, и тем более не главнокомандующие – их выигрывают государства.

Так победить нельзя. Войны выигрывают не армии, и тем более не главнокомандующие – их выигрывают государства. Весь социум, вся система его институтов участвуют в войне, и еще неизвестно, что окажется более важным фактором победы – наличие в войсках новейших типов оружия или традиционно принятый в данной культуре тип отношения к смерти и увечьям.

Изменить систему – значит трансформировать поле битвы таким образом, чтобы оно само стало причиной поражения для врага. Изменить себя – так чтобы атака противника более не достигала цели. В данном случае – населить поле союзниками, активными участниками процесса, достаточно сильными для того, чтобы давать самостоятельный политический ответ на любой вид вызовов. Это все та же схема мультипликации эффекта события, развернутая в обратную сторону: миллионом небольших дел изменить себя и свой мир, свое пространство жизни таким образом, чтобы одно-единственное катастрофическое событие никогда не могло в нем состояться.

Именно в этой плоскости лежит реальная причина того поворота политического курса, который был оформлен в реформах 13 сентября.

ГОСУДАРСТВЕННОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО

О том, какие идеи положены в основу российской модели демократического государства, можно достаточно уверенно судить по новациям в области государственного строительства. Что еще нового в доктрине? Попробуем поискать новую модель в новациях государственного строительства, в череде реформ государственных институтов, прошедших в последние годы.

Для этого нужно определить, что понимать под словом «реформа». В логике Министерства экономического развития реформа – это принятие нового закона. То есть процесс реформирования заключается в том, чтобы закон написать, согласовать, принять в Государственной думе и опубликовать. На самом деле принятие закона лишь создает возможность для проведения реформы. Реформа на страницах закона даже не начиналась. Проведенная реформа – это не принятый закон, а последовательность самых разнообразных действий, в том числе по обучению людей жить по этому новому закону. Только тогда реформа состоится. Если закон принят, но люди не понимают, как жить в соответствии с этим законом, – это не реформа. Не всегда называя это реформами, власть тем не менее осуществляет действия, которые являются именно реформированием, а не принятием законов. Например, в этой связи можно вспомнить о появлении молодежного движения «Наши».

Путин, в отличие от Ельцина и его предшественников, пытается строить демократию методом выращивания институтов.

Путин, в отличие от Ельцина и его предшественников, пытается строить демократию методом выращивания институтов. При этом Путин совсем не противник заимствования удачных образцов, которые можно адаптировать для России. Это можно очень наглядно проиллюстрировать на примере идеи гражданского общества. Необходимость гражданского общества повторялась в каждом послании президента Ельцина и всегда в том же контексте (через запятую) шли идеи прав человека, гуманитарных ценностей и т. п. Интуитивно прослеживается, что гражданское общество, которое имел в виду Ельцин, состоит из сотен тысяч связанных между собой гражданских организаций, объединено принятием решений, составлений повестки дня и т. д. В послании 2004 года Путин совсем по-другому говорит о гражданском обществе: «В нашей стране существуют и конструктивно работают тысячи гражданских объединений и союзов. Но далеко не все они ориентированы на отстаивание реальных интересов людей. Для части этих организаций приоритетной задачей стало получение финансирования от влиятельных зарубежных фондов, для других – обслуживание сомнительных групповых и коммерческих интересов, при этом острейшие проблемы страны и ее граждан остаются незамеченными».[21]21
  В.В. Путин. Послание-2004. См. стр. 177


[Закрыть] Он, понимая гражданское общество как совокупность организаций, выдвигает к ним требование соответствовать государственному целому. Другими словами, для того чтобы вырастить правозащитников, политики сами должны научиться защищать права.

Сегодня, более чем через год после президентского указа, уже можно различить основные направления, на которых создаются новые политические субъекты:

– «партизация» общества – создание невиртуальных общероссийских политических партий;

– регионализация политики – создание самостоятельных региональных политических сообществ;

– институализация «третьего сектора» – создание постоянно действующей внепартийной политической силы.

В результате на поле возникает три новых для нашей политики типа массовых политических сил. Это реальные партии (взамен московских диванных медиапартий 90-х), это локальные социумы, сгруппированные вокруг региональных парламентов, и, наконец, институционально оформленный в Общественной палате «третий сектор».

ПАРТИЙНАЯ СИСТЕМА

«ПАРТИЗАЦИЯ» – прямое и неизбежное следствие отмены одномандатных округов, укрупнения минимума списочного состава партий и поднятие минимального проходного процента, а также нового статуса партийного большинства в региональных парламентах. Все это делает невозможным старую схему существования партий, в которой партия представляла собой узкую тусовку владельцев того или иного политического бренда, поддерживаемого по медийной технологии и продаваемого по франчайзингу региональным бизнес-структурам. Сегодня партия вынуждена становиться массовой не только по списочному составу, но и по реальной представленности в различных точках России – а значит, партийные лидеры обязаны находить формы привлечения и удержания низового актива (который до последнего времени воспринимался как обременение и лишняя головная боль).

Власть нуждается в обратной реакции населения на свои действия, но категорически не хочет мириться с тем, что эта реакция ее обязывает.

Долгое время в России существовала ситуация, когда власть нуждалась в обратной реакции населения на свои действия, но категорически не хотела мириться с тем, что эта реакция является обязывающей. Другими словами, она хотела знать мнение народа о себе, но не была готова к критике в жесткой форме. В это время власть не была готова создавать институты, которые бы указывали ей, что делать. Вместо этого она создала государственную социологическую машину, которая доносила до нее мнение народа. Предложение Путина, озвученное им в послании 2005 года, должна помочь преодолеть сложившуюся ситуацию. Это идеи партийной системы, выдвижения губернатора из членов партии, сформировавшей большинство на выборах в региональном парламенте. В этом же послании президент говорит еще об одной задаче многопартийности: научиться уходить из власти и возвращаться в нее, используя описанные в законе процедуры. Он настаивает на необходимости обкатать правила ротации власти (из власти – в оппозицию, из оппозиции – во власть).[22]22
  В.В. Путин. Послание-2004. См. стр. 178


[Закрыть] Следовательно, возникает требование сформировать такую оппозицию, которая бы воспринималась властью как будущая власть, а сама, в свою очередь, власть воспринимала как будущего оппонента. В этом случае власть реализует те проекты и те программы, которые ее лидеры создавали, будучи в оппозиции, а оппозиция создает проекты на будущее, занимается творчеством на следующий цикл.

РЕГИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА

ВОПРЕКИ РАСПРОСТРАНЕННОМУ МНЕНИЮ «парад суверенитетов» начала 90-х вовсе не был процессом возникновения региональных политикумов. Напротив, он оказался процессом их ликвидации де-факто. Региональный правитель, если он не полный дурак, мог легко обеспечить себе и несменяемость, и статус главного «хозяина» всего, что есть в регионе. Центральная власть ему была нужна как источник дотаций и канал для сброса негатива (поскольку в сознании населения никогда не было различения на уровни власти – региональная власть всегда воспринималась как подчиненная кремлевской); однако никакой реальной власти над ним она не имела. Но и жители региона, формально главный источник власти губернатора, фактически не имели никакой возможности с ним что-либо сделать – поди попробуй смени Лужкова в Москве через процедуру выборов! В этом, собственно, и состояла формула большинства российских «ханств». Реформы 13 сентября сломали этот тренд. Теперь губернатор является результатом компромисса двух центров силы – Кремля и регионального парламента. При этом у российского президента есть в запасе ход конем, а у регионального парламента – фига в кармане: хотя закон и прописывает возможность роспуска ЗС и назначения новых выборов в него, понятно, что издержки от использования этого инструмента таковы, что президент его может физически применить только в крайнем, запредельном случае. Кроме того, именно партийное большинство ЗС теперь прописано законом как первоисточник кандидатур на место губернатора.

А это значит, что губернатор более не «хан» региона, а публичный представитель сложно организованного регионального субъекта, который, собственно, и становится центром принятия решений в регионе.

Теперь губернатор является результатом компромисса двух центров силы – Кремля и регионального парламента.

Вовсе не случайно в Северной Осетии после бесланского теракта сменщиком Дзасохова стал Теймураз Мамсуров, бывший до этого спикером парламента РСО. Губернатор, каким был Дзасохов, не мог восприниматься как центр консолидации местного общества в кризисной ситуации – на него лишь сваливают вину «за все», а он, в свою очередь, перепасовывает ее далее по адресу – в Москву. В то время как человек, за которого представленная в парламенте местная элита чувствует свою ответственность как за собственный «политический проект», даже если он «варяг», не сможет взять и выйти из игры: попросту не дадут. Не Москва, так свои.

ВМЕСТО АРИСТОКРАТИИ – ОБЩЕСТВЕННАЯ ПАЛАТА

ИЗ ВСЕХ РЕШЕНИЙ, принятых в 2004 году, только создание Общественной палаты можно считать шагом по-настоящему антидемократическим. Представительный орган, формируемый в обход «всеобщего, равного и тайного», отделенный довольно толстой перегородкой от парламентской и партийной политики, но при этом нагружаемый функцией контроля за важнейшими процессами в обществе, – это безусловный вызов идеалам «либерте» и особенно «эгалите». Скорее в этом есть что-то феодальное – король дарит кого-то милостью, те, в свою очередь, дарят некоей милостью еще кого-то и т. д.

Собственно, оно таковым и является: Общественная палата – это институт, обозначающий границы политического; живое свидетельство того, что партийная и территориальная политика – это еще не вся социальная жизнь, а также еще и того, что есть темы, которые безусловно привлекают массовый интерес, но при этом не могут быть автоматически, без критических потерь конвертированы в политические. Кроме перечисленного, появление такого института со всей очевидностью показывает, что существуют компетенции и авторитеты, автоматическая «приписка» которых к партиям убивает или серьезно деформирует их качество.

Общественная палата – это субститут дворянского собрания в обществе без аристократии.

Кондитер Коркунов на предложение войти в «Единую Россию» ответил, что он очень уважает эту партию, но проблема в том, что его конфеты едят как ее сторонники, так и противники, а он не хочет потерять ни тех ни других. На самом деле многие из тех, кто вошел – и кто еще войдет – в Общественную палату, могли бы сказать о себе ровно то же самое: их социальная роль не может быть автоматически конвертирована в партийную; они как бы «вне» партий – но не вне политического процесса.

Общественная палата – институальная форма, заимствованная Россией из Французской политической системы и первое время существовавшая исключительно на региональном уровне. В общефедеральном масштабе идея Общественной палаты появилась в президентском послании 2004 года, еще до трагедии в Беслане.

Общественная палата – такая структура, формирование которой происходит на основании таких критериев, как «качество» представленности и полнота спектра. То, что теперь через нее будут проходить проекты значимых законов, разработанных правительством, очень любопытная тенденция.

Общественная палата – это субститут дворянского собрания в обществе без аристократии; попытка как-то решить проблему вопиющего отсутствия в нашем социуме общепризнанных гражданских статусов и компетенций.

Во время «Норд-Оста» некий депутат вещал на НТВ о том, что «требования террористов – это требования всего российского общества». В тот момент многим людям хотелось бросить чем-нибудь в экран – не из-за террористов даже, а из-за одной только привычки походя, как само собой разумеющееся, говорить от лица «всего общества». Из чего автоматически следует, что выразителем общественных требований, видимо, при определенных условиях вполне может быть Мовсар Бараев.[23]23
  В.В. Путин. Послание-2005. См. стр. 207


[Закрыть]

Из формулы депутата можно понять остро негативную реакцию многих оппозиционеров-правозащитников на Общественную палату. Они-то были полностью убеждены, что они и есть те, кто представляет все общество, без различия красок и оттенков, и в этом качестве и на этих основаниях ведут диалог с «властью». Простая и незамысловатая схема политической системы России: есть Власть (естественно, в той или иной степени «антинародная»), и есть Общество, которое пытается заставить ее себя слушать. Главный системный недостаток этой схемы в том, что она игнорирует реально существующую сложность российской общественной жизни, сводя ее к бинарной конструкции – простой, а потому невероятно уязвимой для бараевых.

Общество должно иметь собственный голос, отличный от голоса десятка профессиональных борцов с режимом, если, конечно, мы не считаем, что никакой другой повестки дня, кроме этой вечной борьбы, у этого общества не существует. Здесь, как нигде, очевидно, что вопрос нормального функционирования нашей социальной системы и вопрос ее защищенности от разрушительной атаки – это буквально один и тот же вопрос.

ВЕРТИКАЛЬ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ

ПРЕЗИДЕНТ ПУТИН ВНЕС В ГОСДУМУ ПОПРАВКУ, в соответствии с которой кандидатуру губернатора предлагает партия, победившая на выборах в региональный парламент. Глава Татарстана Минтимер Шаймиев, ссылаясь на этот новый порядок, уже выступил с предложениями по развитию этой идеи. Его рассуждения связаны с «правительством парламентского большинства» – уже применительно к федеральной власти.[24]24
  В.В. Путин. Послание-2005. См. стр. 194


[Закрыть]

Осторожный Шаймиев – не исследователь границ дозволенного (на то есть Жириновский, Миронов, Рогозин и еще целый легион полуотвязных-полусистемных деятелей). Шаймиев – оракул мейнстрима, то есть того, что лежит в границах одобряемого. И если он делает шаг в каком-то направлении – значит, вектор реальной политики ушел в этом же направлении еще дальше минимум на одну-две позиции.

Только с учетом этого становится понятной вся степень реального риска, на который пошел президент, отменив прямые выборы губернаторов и сделав ключевым звеном кадровой политики региональные парламенты.

Российская федеративная система де-факто устроена по принципу матрешки. Регион строит себя как «Россию в миниатюре», буквально копируя федеральные образцы.

Дело в том, что российская федеративная система де-факто устроена по принципу матрешки. Регион строит себя как «Россию в миниатюре», буквально копируя федеральные образцы. Губернаторы «чистят себя» под президентом, областные парламент стараются походить на Госдуму, партийный спектр региональной политики все время сверяет себя с общероссийским первоисточником; и даже архитектура губернских столиц – еще с давних времен – все время тяготеет к тому, чтобы воспроизвести «уменьшенную Москву».

До сих пор эта связь была прямой. Образцы, порождаемые Москвой для себя (и для всего «странового» уровня), далее полуавтоматически переносились на уровень региональный, попутно адаптируясь в меру возможностей к местным особенностям.

Однако нигде не сказано, что такая связь не может быть и обратной.

Мы уже знаем из новейшей истории примеры того, как на федеральный уровень переносились некоторые общероссийские образцы, первоначально распространившиеся в регионах. Одним из таких образцов, в частности, является институт Общественной палаты – в то время как на федеральном уровне этот орган еще только создается, в значительном числе субъектов Федерации региональные общественные палаты работают уже многие годы.

Но это, как ни крути, все же частный элемент конструкции. А вот вертикаль исполнительной власти – ее несущий хребет.

Логика «матрешки» предполагает соответствие регионального и федерального порядка «производства власти». И если кандидатура главы региона вносится парламентским большинством, то почему в отношении главы всего государства должно действовать иное правило? «Партийный губернатор», таким образом – это прямой путь к «партийному президенту».[25]25
  В.В. Путин. Послание-2005. См. стр. 207–208


[Закрыть] И пробный шар Шаймиева пущен на самом деле в эту сторону.

Да, Шаймиев говорил только о правительстве. Но мы же понимаем, что на самом деле никакого «правительства» в собственном смысле в России не существует. Структура, которая находится в Белом доме на Краснопресненской набережной, – это просто финансово-хозяйственное подразделение администрации президента. Важное, конечно, но далеко не единственное. Кроме него, еще есть по меньшей мере силовой, внешне– и внутриполитический блоки, каждый из которых по-своему еще одно такое же «правительство», только в своей сфере. И не они одни.

Реальным главой правительства в России является президент. И не только на «аппаратном» уровне. С точки зрения массового сознания это буквально так: в нем нет никакого «правительства Фрадкова» (на прямые вопросы о котором 65 % респондентов попросту «затрудняются ответить»), но есть «правительство Путина».

Иными словами, осторожная реплика Шаймиева – это сигнал готовности к запуску схемы «обратной матрешки». То есть к распространению «регионального» образца на федеральный уровень.

Новый губернатор возникает в результате победы на выборах в региональный парламент той или иной партии, которая и предлагает своего «кандидата большинства» на утверждение Путину. Значит, точно так же может возникнуть и новый президент – в результате победы на думских выборах-2007 парламентское большинство предложит своего кандидата на утверждение тому же Путину. Этот кандидат, скорее всего, и станет «преемником».

В результате победы на думских выборах-2007 парламентское большинство предложит своего кандидата на утверждение тому же Путину. Этот кандидат, скорее всего, и станет «преемником».

Казалось бы, интриги тут быть не может – коль скоро большинство принадлежит «Единой России». Но львиную долю этого большинства составляют одномандатники, которых в следующей Думе не будет. Скажем, если бы у нас был парламент, сформированный на основе результатов выборов 2003 года, но по новым правилам (то есть без одномандатников), то «Единая Россия» даже с ее результатом в 37 % не смогла бы в одиночку сформировать большинство – ей пришлось бы создавать коалиции. И уже сегодня можно предположить, что большинство в следующей Думе скорее всего будет коалиционным.

Почти Германия, одним словом. С одной только разницей: там фигура канцлера определяется непосредственно в процессе межпартийного торга, и никакой дополнительной санкции (кроме достаточно формального голосования в бундестаге) ей не требуется. У нас же кандидат большинства, кем бы он ни был, обязан проходить еще один, главный экзамен – президентские выборы. На которых, собственно, и оформляется его политический мандат.

Отменить же президентские выборы в современной России невозможно. В том смысле, что политические издержки от их отмены значительно превышают издержки от их проведения. Это связано с тем, что в сознании людей выборы президента занимают самое главное место по сравнению с любыми другими демократическими процедурами. Президентские выборы рассматриваются как форма договора о взаимной лояльности, подписываемого между нацией и политическим режимом. И непрохождение этой процедуры фактически снимает с граждан, с их точки зрения, всякие обязательства по отношению к власти. Иными словами, это риск катастрофы государственности – критический по сравнению с любыми другими.

Теперь выборы президента – это не только персональный кастинг, но и конкурс политических команд.

В этом смысле отсутствие губернаторских выборов, конечно же, нарушает логику федеративной матрешки.

Но, с другой стороны, и придает ей новое качество: теперь выборы президента – это не только персональный кастинг, но и конкурс политических команд. Причем не московских, а общероссийских – то есть таких, у которых потенциально есть кадровые предложения для каждого региона. Договор о лояльности становится общим – теперь он касается не только федеральной власти, но и всех ее уровней. Таким образом, главные вопросы будут решаться все-таки не в 2007, а в 2008 году – в последнем и окончательном туре этой беспрецедентно длинной кампании.