Текст книги "Лики Срединного царства. Занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая"

Автор книги: Алексей Бокщанин

Соавторы: Олег Непомнин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Как европейцы пришли в Срединное государство

В 1515 году в гавани Тамао у берегов южнокитайской провинции Гуандун близ города Гуанчжоу (Кантон) бросил якорь корабль португальского капитана Жоржа Альвареша. Пришельцы повели себя решительно и, не утруждаясь сомнениями относительно принадлежности данной земли, водрузили здесь столб с португальским гербом, что можно было истолковать как претензии на подчинение этих земель португальской короне. Альвареш приплыл сюда из порта Малакка, который незадолго до этого, в 1511 году, был захвачен португальцами, став опорным пунктом для дальнейшего закрепления их позиций на Дальнем Востоке. Очевидно, Альвареш должен был лишь выяснить, какие земли лежат к востоку и северо-востоку от Малакки, и не имел заранее обдуманного намерения идти именно в Китай. Как можно предположить, он не искал контактов с местными властями, поэтому его визит не отмечен в китайских летописях.

Видимо, по таким же причинам не отражено в официальных документах и прибытие годом позже корабля Рафаэля Перестрелло – итальянца на португальской службе. В 1517 году к Тамао подошла целая флотилия: пять португальских кораблей и четыре малаккских судна под командованием Фернао д'Андраде. На этот раз португальцы намеревались вступить в официальные отношения с китайскими властями, что, естественно, было зафиксировано китайскими источниками. Китайцы назвали португальцев «фуланьцзи», что является транскрипцией слова «франки», которое употреблялось для обозначения европейцев задолго до описываемого времени. Однако ясного представления о том, откуда они взялись, у китайцев не было. В летописях отмечается, что португальцы обитают где-то близ Малакки, что они захватили этот город, изгнав местного властителя, и что только после прибытия кораблей д'Андраде о них стало известно в Китае.

Но португальцы не были первыми европейцами, приплывшими к берегам Китая. Связи между дальневосточной, китайской цивилизацией и средиземноморским миром имели к тому моменту более чем полуторатысячелетнюю историю.

Самыми ранними сведениями о появлении в Китае людей из римского мира можно считать сообщение о прибытии к императорскому двору жонглеров из Ликии примерно в 100 году до н.э. Взаимный поиск непосредственных контактов был предпринят на рубеже I–II веков. В 98 году н.э. посланец китайского полководца Бань Чао, пришедшего с войском в Среднюю Азию, направился в государство Дацинь – Римскую империю. Но нарочито сбитый с пути парфянами, заинтересованными в посреднической торговле между Западом и Востоком, он дошел лишь до реки Евфрат. В свою очередь, в трудах античных географов Марина Тирского и Птолемея есть записи о купце-македонянине Месе Тациане, чьи помощники знали сухопутные дороги в Китай и поддерживали связи с китайцами, приходившими в Среднюю Азию приблизительно в 100–105 годах.

В 120 году при китайском дворе вновь появляются музыканты и циркачи-фокусники из страны Дацинь, прибывшие через Индию, Бирму и Юго-Западный Китай. Этот торговый путь также был известен в древности, но функционировал менее интенсивно, чем Шелковый, из-за труднопроходимых горных цепей. Эти люди, скорее всего, были выходцами с Ближнего Востока, являвшегося тогда частью Римской империи. Название «Дацинь» первоначально ассоциировалось в Китае именно с этим регионом, поскольку детального представления о составе и размерах Римской империи здесь еще не было. Эти знания пополнились, когда в 166 году у берегов Китая появился человек, пришедший морем через Вьетнам, имя его не сохранилось. В китайских источниках он именовался первым послом из страны Дацинь. Несомненно, это был римский гражданин, поскольку он назвал своего государя Антонином. Скорее всего, это был купец из восточных римских провинций, принятый в Китае за посла, так как в римских документах нет сведений о снаряжении посольства на Дальний Восток, а «дань», которую он, как полагалось послу, представил китайскому двору, состояла из товаров, закупленных в странах Южных морей, но не привезенных из Рима.

В 226 году, когда Китай был расколот на несколько государств, к властелину юго-восточного царства У прибыл человек из Дацинь, который также был принят как посол, хотя таковым не являлся. Государь У направил с ним в подарок римскому императору 20 карликов. Первая же римская посольская миссия посетила Китай в 284 году. Возглавляли ее некие Гаркалий и Теодор из Византии, а послана она была римским императором Пробой (правил в 276–282 годах). Есть косвенные данные, что после раскола Римской империи на Западную и Восточную (Византию) последняя не раз, хотя и не часто, направляла свои посольства в Китай. Но более точных сведений на этот счет нет ни в византийских, ни в китайских источниках.

В 636 году из византийской Сирии в Китай приезжает монах-несторианец Рубэн (или Раббан), который был благосклонно встречен при императорском дворе. Вскоре в Китае образуется исповедовавшая несторианскую версию христианства община, просуществовавшая здесь до 845 года. В VII–IX веках, во времена империи Тан, значительно расширившей свои западные пределы, связи Китая с Восточным Средиземноморьем – Византией, арабским и христианским Ближним Востоком – становятся более интенсивными. Они развиваются как по Великому шелковому пути, так и по морю – от юго-восточных берегов Китая до Персидского залива и Красного моря. Но поскольку это были в основном частные торговые контакты, они не получили подробного описания в официальных источниках. Есть только записи о посещении Китая христианским монахом (имя не сохранилось) в 980 году.

Интерес средневековой Европы к Китаю установился в связи с возникновением в Азии обширной Монгольской империи, представлявшей серьезную угрозу для европейских стран. В середине XIII века папский престол и короли направляют в ставку Великого монгольского хана, владевшего к тому времени северной половиной Китая, ряд миссий: Плано Карпини (1246 год), Андре Лонжюмо (1249–1251 годы), Виллема Рубрука (1253–1255 годы). Но все они посещали лишь ставку хана – Каракорум в Монголии – и не ходили непосредственно в Китай. Тем не менее в оставленных ими записках есть сведения и о китайцах. В самих же китайских пределах во времена господства здесь монгольских завоевателей побывали в 1269 году венецианские купцы – братья Никколо и Маттео (Маффео) Поло. В 1271–1292 годах они вновь побывали здесь вместе с сыном Никколо – Марко, ставшим знаменитым благодаря своей книге об этом путешествии. На этот раз они прибыли в Китай как официальные лица – посланцы римского папы и были приняты при дворе Великого хана, переместившемся к тому времени в Пекин (Ханбалык). Марко Поло, выполняя служебные поручения монгольского двора, имел возможность объехать множество китайских городов и весей. Все это он подробно описал в своей «Книге», обогатив европейцев подробными и довольно точными сведениями о Китае.

Вслед за Поло в 1293 году в Китай прибыл посланец папы францисканский прелат Джованни Монтекорвино, проживший здесь до самой смерти в 1328 году. Его можно считать первым миссионером – распространителем римско-католической веры в Китае. Вместе со своими помощниками и сподвижниками – Пьетро из Лукалонго, Арнольдом из Кельна и неким хирургом из Ломбардии – он построил христианский храм в Пекине, окрестил около 5 тысяч китайцев, в том числе и самого монгольского хана и одновременно китайского императора У-цзуна. Надо, конечно, учитывать, что при традиционном синкретизме китайцев обращение их в христианство не влекло за собой отказа от других привычных и исконных верований и обрядов. Но активная миссионерская деятельность служила сближению дальневосточной и средиземноморской культур.

В 1307 году папа назначил Монтекорвино «архиепископом всего Китая» с резиденцией в Пекине, предполагая создать семь или десять епископатов. Для этого папский престол направил в Китай группу своих представителей, но дошли сюда только трое из них. Все они последовательно занимали епископскую кафедру в единственном, помимо Пекина, епископате Цюаньчжоу (крупный портовый город того времени). Известно имя лишь одного из них – Андреа из Перуджи. Усилиями Монтекорвино в Китае в начале XIV века было основано несколько францисканских монастырей: три в Пекине и по одному в Цюаньчжоу, Ханчжоу и Янчжоу. Есть краткое упоминание о том, что Монтекорвино удавалось поддерживать связь с Италией через венецианских купцов, прибывавших в Китай через Кафу (Феодосию). Это дает возможность предположить, что земляки Марко Поло время от времени продолжали появляться в Китае.

В 20-х годах XIV века в Китае действовал еще один миссионер-францисканец – Одорико Маттиусси из Порденоне. Он, как и Марко Поло, описал свое путешествие в Китай, а также в Тибет, где побывал, очевидно, первым из европейцев. Он ссылается на «многих людей в Венеции», которые могут подтвердить истинность его рассказов. В 30-х годах в Китае пребывал некий «франк Андрей», который в 1338 году по велению Великого хана возглавил монгольское посольство к папскому двору. В ответ папа направил в Пекин миссию из 32 человек во главе с францисканцем Джованни Мариньоли, который прожил там примерно с 1342 по 1346 год и засвидетельствовал существование в столице великолепной епископской резиденции и множества церквей.

Впоследствии интенсивность миссионерской деятельности в Китае заметно спадает. Попытки назначить преемника Мариньоли не увенчались успехом. Последняя была предпринята в 1370 году, когда посланец папы Гильом Дюпре вместе с двадцатью спутниками пропал по пути в Пекин. Есть, правда, упоминание, что в конце XIV века архиепископский престол там занимал францисканец Шарль, француз по национальности, который много сделал для распространения христианства в Китае. Однако он не оставил преемников, и в 1384 году римский папа объявил об упразднении епископата в Пекине.

Главной причиной прекращения столь интенсивно развивавшихся связей европейские историки традиционно называют нежелание императоров династии Мин, утвердившейся в Китае в 1368 году, поддерживать контакты с далекими иноземцами. Однако дело здесь, конечно, не в нежелании китайских властей. Падение Юаньской империи окончательно сняло угрозу монгольского нашествия на Европу, чего так опасались папский престол и многие королевские дворы западных стран. Отсюда резкое падение заинтересованности самих европейских политических кругов в постоянных связях с Китаем. К тому же во второй половине XIV века на Ближнем Востоке быстро усиливается турецкая держава, которая становится непосредственной угрозой европейцам. Она перекрывает наиболее освоенный, сухопутный путь из Европы на Дальний Восток. Последним из европейцев, который посетил Китай до появления здесь португальцев, был венецианский купец Никколо Конти, путешествовавший по Востоку по своей инициативе в период между 1419 и 1444 годом и добравшийся до Нанкина.

За столетнюю паузу в западных странах вновь образовался информационный вакуум относительно Китая, а там, в свою очередь, потускнели представления о европейцах. Неудивительно, что Колумб и его спутники отправились искать за Атлантическим океаном прежде всего Индию, а не расположенный восточнее Китай. Неудивительна и та неосведомленность, которая была проявлена китайцами при появлении у их берегов португальских кораблей. Китай как бы заново открывался европейцами. Вместе с тем эти «новые» европейцы имели совершенно иные цели, нежели их предшественники, посещавшие Китай. Это были не путешественники, не странствующие купцы, не христианские миссионеры. Это были предприимчивые искатели богатств Востока и конкистадоры, пытавшиеся закрепить там свои позиции.

Китайская официальная доктрина поддержания внешних связей предполагала неукоснительное признание всеми иноземцами априорного сюзеренитета императора над всеми прочими народами и государями. Поэтому привезенные д'Андраде дары – обычное явление в посольских отношениях того времени – интерпретировались в китайских документах и летописях как поднесение дани китайскому двору, а цели посольства трактовались как стремление испросить милостивого признания со стороны высокого престола. Последовало распоряжение: закупить по установленной цене «местные товары», доставленные португальцами, а самих их отправить обратно. Однако целью посольства д'Андраде было войти в контакт непосредственно с центральным правительством. Поэтому, как отмечено в китайских летописях, «те люди долго оставались и не уходили». Более того, сообщалось, что португальцы «грабили проезжих и даже хватали и поедали малых детей».

Португальцы действительно не спешили покидать берега Китая, подыскивая место для своей торговой фактории. С этой целью д'Андраде отправил один из своих кораблей на разведку вдоль юго-восточного побережья страны. Он также сумел договориться с властями провинции Гуандун о праве торговли в Тамао и непосредственно в главном морском порту на юге Китая – Гуанчжоу (Кантоне). Уходя, д'Андраде оставил миссию во главе с Томе Пирешем, на которого была возложена задача во что бы то ни стало попасть к верховному двору. Обстоятельства благоприятствовали этому. Император в то время предпринял путешествие в свои юго-восточные пределы. Путем подкупа Пиреш получил разрешение на прием к монарху. У посла были все шансы добиться цели, но португальцы помешали сами себе.

В 1518 году к берегам Гуандуна подошли корабли Симао д'Андраде – брата упоминавшегося Фернао. Его люди повели себя здесь как хозяева, не считаясь с местными властями. Как сообщают китайские хроники, пришельцы «стали еще больше грабить торговцев и добрый люд, строить дома и возводить укрепления, намереваясь надолго поселиться здесь». Это, естественно, рассердило китайцев. Императору напомнили, что султан Малакки, выражавший ему верноподданнические чувства, был изгнан португальцами с престола, за что они должны нести ответ перед Китаем. В результате императорским указом португальцам предписывалось возвратить Малакку законному владельцу, и посольство Пиреша было отослано от двора. Судьба посла и сопровождавших его людей не известна: по одним данным, их схватили и казнили в Гуандуне, по другим – посадили в тюрьму.

Конфликт с португальцами почти совпал по времени с обострением борьбы с так называемыми японскими пиратами у берегов Китая. Все это побудило китайские власти вновь ужесточить ограничение отношений с заморскими странами. Но местные власти, получавшие прямую выгоду от морской торговли, настаивали на смягчении запрета. К концу 20-х годов XVI века строгости были ослаблены для всех, кроме португальцев, которые своим поведением резко отличались от всех известных в Китае иноземцев. Тем не менее среди местных властей у них были и защитники. В частности, в конце 20-х годов военный губернатор южных провинций Гуандун и Гуанси Линь Фу подал пространный доклад, где доказывал преимущества легализации торговли с португальцами. Центральный двор согласился с его доводами. Как пишут китайские хроники, «с этого времени португальцам было разрешено заходить в гавань Сяншаньао (Макао) для ведения торговли, и их люди вместе с вьетнамскими купцами беспрерывно ходили к провинции Фуцзянь и обратно». В 1535 году в городок Хаоцзин, недалеко от Макао, было переведено местное Управление торговых кораблей, которое регулировало торговлю с иноземцами. Через два года португальцам удалось получить место для «просушки товаров» в районе Макао, и, воспользовавшись этим, они возвели здесь свои склады.

После кратковременного ужесточения «морского запрета» в 1547–1549 годах португальцы, как сообщают летописи, вновь «стали своевольничать на морях без всякого опасения, а их торговцы стали даже строить здания и возводить стены в Сяншаньао и Хаоцзине, силой утверждаться на морском берегу, наподобие особого государства». В 1554 году коммодор Лионель де Суза сумел добиться официального дозволения китайских властей на доставку португальских товаров непосредственно в Гуанчжоу при условии регулярной уплаты торговых пошлин, а также на строительство поселения в районе Макао. В 1557 году португальцы с помощью подкупа закрепили за собой территорию Макао и в последующие годы возвели здесь город европейского образца с домами, дворцами, церквами, складами и крепостными стенами. Так возник первый колониальный анклав на китайской земле.

Однако китайское центральное правительство долгое время предпочитало не замечать этот факт (первые признания существующего положения появились в китайских документах лишь в 1614 году). Пошлины, которые по договоренности выплачивались португальцами, по-прежнему интерпретировались как «дань». До 1572 года эта «дань» оседала в карманах местного гуандунского начальства, но затем стала отправляться в столицу. В 1588 году был установлен ее размер – 501 лян серебром (1 лян равен 37 граммам). В начале 80-х годов XVI века португальцы, опять-таки с помощью такого хорошо отработанного средства, как взятка, добились от гуандунских властей права на организацию «самоуправления» в Макао. В городе появились градоначальник и Сенат из шести человек. Правда, при этом существовал еще пост управляющего городом от имени китайского императора, но после 1587 года его функции стали чисто формальными. Попытки же португальцев вступить в прямой контакт с императорским двором по-прежнему не удавались. Посольство 1552 года вообще не дошло до берегов Китая. Просьба разрешить миссионерскую деятельность в стране, поданная китайскому двору в 1562 году, также не имела успеха. Тогда португальцы пошли на хитрость, прислав свое посольство под видом малакканского. Однако она также была разгадана китайцами и провалилась.

Что же касается торговли, то, закрепившись в Макао, португальцы добились желаемого. В китайских летописях лаконично сообщается: «Когда иноземцы построили здесь город, то сюда стали собираться различные заморские иноземцы, которые вели здесь широкую торговлю, и число их доходило до более чем десяти тысяч человек, а местные (китайские) чиновники все были напуганы и не осмеливались ничего сказать, получая большие прибыли от их ценных товаров».

Вслед за португальцами к берегам Китая потянулись и другие европейские державы. В 1581 году в Гуанчжоу появился итальянец Маттео Риччи – иезуит, прибывший для возрождения здесь католической миссионерской деятельности. За ним на рубеже XVI–XVII веков прибывают и другие христианские проповедники. Однако европейцы шли сюда отнюдь не только с крестом, но и с мечом. В 1572 году испанцы, утвердившись на Филиппинах, пытались завязать официальные связи с Китаем как послы с острова Лусон. Перед этим они учинили на острове массовую резню китайских поселенцев – соперников Испании на Филиппинах, уничтожив 20 тысяч человек. С тех пор, как сообщают летописцы, испанцы «полностью перехватили выгоды от морской торговли из рук фуцзяньских и гуандунских купцов». В 1575 году в Китай прибыла официальная испанская посольская миссия во главе с Мартином де Радой, чтобы уладить последствия изгнания с Филиппин китайских колонистов в 1574 году. Это удалось, после чего были установлены обычные для иноземцев торговые связи с Китаем.

В 1595–1596 годах на Дальнем Востоке появились голландцы, прозванные китайцами «рыжеволосыми варварами». Они закрепились на Яве, а затем постепенно захватили остров Тайвань. Основанная в 1602 году голландская Ост-Индская компания вступила в конкурентную борьбу с португальцами за торговые выгоды и колониальные приобретения. Позже к этой борьбе подключились и англичане. Но это уже иная страница мировой и китайской истории.

Однако новое «открытие» европейцами Китая привело не только к усилению торговых и колониальных вторжений или же миссионерской деятельности, но и к расширению знаний об этой стране среди европейцев. В 1585 году испанец Хуан Гонзалес де Мендоса опубликовал первый в Европе сводный труд о Китае под названием «История великого и могущественного Китайского королевства». В основу его легли записи более ранних португальских путешественников, торговцев и дипломатов. Именно этот труд, вместе со знаменитой «Книгой» Марко Поло, создал образ Китая у многих поколений европейцев конца XVI–XVIII века.

Часть вторая.
Под властью последней китайской династии.
Эпоха Мин

От монашеской кельи к трону – путь Чжу Юаньчжана

21 октября 1328 года у крестьянина по фамилии Чжу и по прозвищу Пятьдесят Четвертый, из деревни Гучжуан, что примерно в пятнадцати километрах к северо-западу от современного города Фэнъян, родился третий сын. В детстве его звали Чунба, позже – Юаньчжан. Семья Чжу была небогатой. Отец арендовал участок у одного из землевладельцев, отдавая ему значительную часть урожая. Но все же удавалось сводить концы с концами. Мальчики подрастали и помогали в работе на поле. Нашлись даже средства на обучение: несколько месяцев Чунба ходил в местную частную школу, где усвоил азы грамотности, но писать по-настоящему еще не мог. Он любил играть со сверстниками, при этом явно стремясь верховодить. Шли годы, и Чунба превращался в коренастого, широкоплечего юношу с запоминающейся внешностью. Сохранилось несколько его портретов. На одних, более льстивых, он изображен почтенным монархом, на других художники запечатлели черты отнюдь не благообразные. Судя по ним и по сохранившимся описаниям, у Чжу Юаньчжана были скуластое лицо с заметно выдающейся вперед нижней челюстью, крупный нос, большие умные и в то же время злые глаза, густые брови. Незаурядная внешность по китайской традиции считалась признаком необычной судьбы, и в данном случае это вполне оправдалось.

Может быть, Юаньчжан так и прожил бы всю свою жизнь, занимаясь крестьянским трудом, если бы в 1344 году на его родные места – район реки Хуайхэ – не обрушились страшные бедствия: засуха и саранча. Начался голод, за ним – эпидемия. Народ вымирал, а оставшиеся в живых разбегались по чужим краям. Меньше чем за месяц Чунба потерял отца, мать и старшего брата. У его вдовы и двух младших братьев не нашлось даже средств достойно похоронить умерших. Чем жить дальше? По совету вдовы брата Юаньчжан отправился пытать счастья в расположенный неподалеку буддийский монастырь Хуанцзюэ. Здесь его взяли убираться, выполнять подсобную работу и обслуживать своего наставника и его близких. Монастырь был небольшой, жил за счет арендаторов, возделывавших монастырскую землю, и подаяний прихожан. Нагрянувшие несчастья отразились и на его существовании. Арендная плата не поступала, и монахи отправлялись бродить по округе в поисках хоть какого-то пропитания и пожертвований. Так Чжу Юаньчжан, спустя менее двух месяцев после прихода в монастырь, превратился в странствующего монаха, шагавшего с деревянной рыбой (в которую он стучал для привлечения внимания) и плошкой для подаяния по деревням и городам Хуайси – района среднего течения Хуайхэ. В скитаниях, обогативших его представления о родине, прошло три года. Осенью 1348 года он вернулся в монастырь и жил здесь более трех лет, постигая буддийское вероучение и, что особенно важно, книжную грамотность.

Дальнейшая судьба нашего героя тесно переплетается с судьбой страны. К середине XIV века господство основанной монгольскими ханами династии Юань неотвратимо клонилось к упадку. При дворе продолжались распри, нарастала волна народных восстаний, подталкиваемая разорительным произволом властей и национальным угнетением.

Как уже не раз бывало в истории Китая, равно как и других стран в Средние века, народный протест находил идеологическое выражение в различных сектантских воззрениях. Широкое распространение здесь получило учение секты «Белого лотоса» – цветка на священном пруду в благословенной «чистой земле». Оно предрекало скорое пришествие на землю Майтрейи (Будды грядущего) и Князя света (Минвана), воплощавших лучезарное, доброе начало и его победу над мраком и злом. В конце мая 1351 года один из вожаков секты был объявлен Князем света и потомком прежней китайской династии Сун. Он возглавил восстание, которое, несмотря на скорую гибель предводителя, быстро распространилось в центральных районах страны южнее реки Хуанхэ. Командовал повстанцами Лю Футун, также провозглашенный потомком одного из сунских военачальников. Удальцы носили на голове красные повязки и шли в бой под красными флагами, благодаря чему их стали называть «красными войсками».

Вспыхивали и другие очаги волнений. В начале 1352 года один из мятежных отрядов занял город Хаочжоу – ближайший к родным местам Чжу Юаньчжана областной центр – и закрепился здесь. Некоторые односельчане и друзья детства Чжу Юаньчжана примкнули к восставшим и звали его последовать их примеру. Тот колебался. Принять решение помог случай: во время отлучки Чжу Юаньчжана в свою деревню правительственные войска разгромили и сожгли монастырь Хуанцзюэ, подозревая, что там «свили гнездо» сектанты-повстанцы. Это подтолкнуло Чжу Юаньчжана отправиться в Хаочжоу. Он пришел туда в конце апреля – начале мая 1352 года двадцати четырех лет от роду. С монашеством было покончено, открывался новый период в его жизни.

Сперва повстанцы приняли Чжу Юаньчжана за вражеского лазутчика и намеревались с ним расправиться. Но один из предводителей – Го Цзысин заинтересовался пришельцем, поверил ему и определил в свой отряд. Чжу Юаньчжан оказался способным солдатом и хорошо зарекомендовал себя во время вылазок. Го Цзысин перевел его в свою личную охрану и назначил десятником. Грамотного Чжу Юаньчжана постепенно стали привлекать к различным административным делам. Он и тут проявил таланты. Го Цзысин все чаще и чаще советовался с ним. Расположение начальства было столь велико, что вскоре Го Цзысин отдал ему в жены свою воспитанницу – дочь погибшего товарища по фамилии Ма. После этого Чжу Юаньчжан, к которому обращались теперь «молодой господин», стал ближайшим помощником командующего.

^{Молитва в буддийском монастыре} 

Чжу Юаньчжан не раз водил солдат в походы на соседние городки, занимался вербовкой рекрутов. К середине 1353 года под его командой состояло уже около 20 тысяч человек. Летом того же года он взял город Чучжоу (около 100 километров к юго-востоку от Хаочжоу) и сделал его своей резиденцией. В начале 1355 года повстанцы Го Цзысина овладели Хэчжоу (ныне Хэсян, примерно в 60 километрах к юго-западу от Нанкина), и Чжу Юаньчжан был назначен туда главою. Спустя два месяца умер Го Цзысин. На какое-то время управление войсками перешло к его сыну и еще одному полководцу, делившим власть с Чжу Юаньчжаном. Но осенью того же года оба они пали в бою, и все «наследие» оказалось в руках последнего.

Вскоре войска Чжу Юаньчжана переправились через Янцзы и захватили крупный город Тайпин (в 20 километрах южнее Хэчжоу). Признавая на словах верховенство вождей «красных войск», он действовал совершенно самостоятельно. В апреле 1356 года, предварительно разбив правительственный флот на реке Янцзы, его армия взяла один из самых больших городов Юго-Восточного Китая – Цзицин (ныне Нанкин). Победитель переименовал его в Интянь и перенес туда свою ставку.

Этот город становится центром подчиненных Чжу Юань-чжану территорий, где постепенно формируется работающий на нового господина административный аппарат. Он состоял из перешедших на службу к новым властям чиновников и ученых-конфуцианцев, которые использовали традиционные, понятные и привычные народу методы управления, но без явных злоупотреблений только на первых порах. Еще раньше, в 1353–1355 годах, при Чжу Юаньчжане появляются не только военные, но и опытные гражданские советники, такие, как Ли Шаньчан, Тао Ань, Фэн Гоюн и многие другие.

Характерно в этом отношении обращение к жителям Нанкина, приписываемое его покорителю: «Я привел сюда войска, чтобы избавить вас от смуты. Все могут спокойно заниматься своим делом, не надо сомневаться и бояться. Благородных и образованных людей, которые захотят помочь мне в великом деле, я буду использовать по обычаю. Чиновникам запрещается чинить произвол и притеснять народ». С повстанческой вольницей было покончено, в голове бывшего крестьянина и монаха зрели мысли о «великом деле».

В первую очередь порядок наводился в организации войск, их снабжении и в основе основ традиционного Китая – регулировании земледелия и налогов. Для этой цели еще в 1356 году было учреждено Управление полями (Интяньсы).

Укреплению власти Чжу Юаньчжана и его сподвижников в районе Нанкина способствовало то, что с севера их прикрывали «красные войска», с востока и запада – другие очаги сопротивления правительственным силам. Нанкинский лидер непрестанно преумножал подчиненные ему территории, а его интересы постепенно приходили в противоречие с планами других повстанческих вождей. И они, и Чжу Юаньчжан видели друг в друге конкурентов в борьбе за расширение своей власти и влияния.

В результате ожесточенных боев с соперниками, которые велись в 1360–1367 годах, Чжу Юаньчжан утвердил свое верховенство во всем Центрально-Южном Китае.

К этому времени «красные войска» на севере были ослаблены и рассеяны. Лю Футун погиб. Хань Линьэр – глава провозглашенного «красными войсками» государства Сун – намеревался встретиться с Чжу Юаньчжаном, но по тайному приказанию последнего был утоплен во время переправы через реку. Юаньский двор, в свою очередь, был изнурен длительной борьбой с повстанцами, а также внутренними распрями.

Поэтому, не дожидаясь окончательного его падения, Чжу Юаньчжан решился на важнейшее дело своей жизни: 23 января 1368 года в Китае была торжественно провозглашена новая династия Мин, основателем которой он стал. Главной столицей страны был объявлен Интянь, отныне называвшийся Наньцзин (Южная столица). Весной того же года 200-тысячная армия под командованием односельчанина нового императора полководца Сюй Да выступила на север и, отвоевав провинции Хэнань и Шаньдун, 14 сентября овладела столицей империи Юань – Даду (Пекином). Последний юаньский император и его двор бежали в монгольские степи.

Немалую роль в этой победе мог сыграть призыв Чжу Юаньчжана к населению северных районов выдворить иноземцев и поддержать его войска. Отдельные районы, где закрепились прежние власти, пришлось приводить к покорности еще несколько лет (провинция Юньнань была завоевана лишь в 1382 году, а Ляодун – в 1387 году). Но судьба страны была уже решена.

Еще до изгнания юаньских властей из Пекина Чжу Юань-чжан и его советники запретили носить насильственно навязанные китайцам монгольскую одежду и прически. Были восстановлены китайские имена и фамилии (часто менявшиеся государственными служащими на монгольские), традиционные обряды. Это не могло не встретить одобрение народа.