Текст книги "В начале пути (СИ)"

Автор книги: Алексей Глушановский

Соавторы: Станислав Лабунский,Павел Торубаров,Никита Мищенко,Владимир Задорожный,Яна Саушина,Владислав Малышев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

В начале пути. Сборник рассказов

Станислав Лабунский

Непыльная работа

– Сидите спокойно, бродяги Зоны, не напрягайтесь. Я хоть и в форме, но просто так здесь иду, по своим делам. Мне до вас интереса нет. Посижу, передохну и дальше двинусь. Тяжко в разгрузочном жилете без перерыва шагать. Он сам пять кг весом, да груза пуд. Полгода по контракту по Зоне мотался, через день на ремень, одно хорошо – здесь день за шесть идет и потолок у должностей с запасом. Контракт подписал, сразу тебе звезды лейтенантские на погоны падают. Командиром «двойки» стал, сразу следующее звание. По выслуге лет через пять месяцев, что здесь за три года считаются, уже капитан. А потом мы с «Черным Солнцем» сцепились. Помните, наверное, эту историю. Прошлись они по Зоне походом, все вздрогнули. Даже «Долг» опять со «Свободой» резаться перестал. Их живой бог на север ушел, в болота. И мы за ним. Жуткое дело было. Две деревни им на пути попались. Немало я в жизни видел, ничем меня не удивишь, ни дерьмом, ни кровью, но во второй раз я бы туда не зашел. Ни за что.

Вот тогда-то мне и предложило высокое начальство непыльную работу. Правда, за Периметром, но выслугу оставили боевую, особой сложности – год за шесть. И расти хоть до полковника, место позволяет. Стал я инспектором СБ Гвардии.

А что, должен же кто-то и в службе безопасности работать?

У нас просто так деньгами не разбрасываются. Пришел на работу – так трудись. Еще на представление к руководству иду, мне уже задание скинули. Принимай для проверки городскую таможню. Делай из них достойных людей, пока они больше на быдло похожи. Начальник Управления на меня посмотрел, улыбнулся, все, что я и так знал, еще раз вслух повторил: о чести офицерской, о традициях Гвардии, спросил, как у меня с жильем. Нормально, отвечаю. Найду уж где-нибудь диванчик в таможне, про себя думаю. Если ты думаешь, что я буду время на дорогу тратить – то ты не угадал, брат храбрец. Буду из подчиненных выращивать честных служак, а это без постоянного контроля не получится.

Выхожу из парадного подъезда, а тут, откуда ни возьмись, черная кошка мне под ноги. Сразу споткнулся.

Непросто объяснить возникшую в сознании паутину. Она была вуалью на мире. Завеса, ставшая прозрачной. А под ней было все связано воедино: металлический звон трамвая, несчастная любовь и литература классиков, вечный призрак войны и несколько жалких своей обреченной ограниченностью знакомых студентов, аромат кофе и выпечки из кондитерской на углу – за любую деталь цепляется весь мир, и эти связи расцепить невозможно, потому что все едино и определяет одно другое.

И в этом были неведомые, справедливые и жестокие законы всеобщей зависимости и некий высший Закон всеобщего единства.

И однажды ты поймешь надежду изначального импульса всех суеверий и примет, амулетов и гаданий, вер и религий. Через одно, открытое тебе, провидеть и постичь другое – связанное с первым непостижимой тайной, но неразрывной связью!

Судьба через звезды, военный поход по полету птиц и любовь по выпавшей карте.

Что-то до меня дошло. Еще не до ума. Но уже до нутра, которое шевельнулось и забеспокоилось.

Что бы ты ни делал – ты задеваешь глубинную сущность Бытия. И если ты не выкладываешься полностью, тогда ты превращаешься в жалкого шарлатана. И становишься на одну доску с толпой и ее ничтожными кумирами, унижая тем самым свое природное начало. Некоторые называют его душой. В богов мне верить не с чего, поэтому я предпочитаю оперировать родными понятиями – офицерской чести и добросовестного выполнения служебного долга.

От машины я отказался. Тут рядом, сам дойду, на город посмотрю. Вон, какие девушки мимо ходят. Почти голые. Эх, интересно, смелость в одежде автоматически подразумевает смелость в поведении?

Минут через двадцать до таможни добрался. Пристроился к группе с бумагами и внутрь просочился.

– У меня фрукты испортятся, – негромко убеждал паренька водитель в потертой куртке. – А денег у меня нет, на дороге все, что было, сняли.

– А я что могу сделать, правила для всех одни, – говорил правильные слова таможенник.

Водитель до края дошел. Сейчас он ему в висок звезданет мозолистой рукой, а потом сядет на машинку и по двору покатается. И я его прекрасно понимаю, кстати.

– Эй, – говорю, – я за него заплачу. Оформляй ему разгрузку вне очереди.

И для полной ясности жетон СБ с золотым трезубцем показываю.

Паренька как ветром сдуло, остались мы с шофером одни.

– Спасибо, только нечего мне вам сказать, – он замялся.

– Ты думаешь, что мне что-то узнать надо? – веселюсь откровенно, забавляюсь. – Да ты, дядя, с ума сошел. Тебе просто помогли в трудный час. А у меня чутье такое, что стукачи мне без надобности. Вон в той зеленой фуре кокаин лежит в бензобаке. В машине с желтой надписью коньяк в коробках вместо молочной смеси. Я свои погоны в Зоне честно заработал, а не на базаре купил, а там без нюха нельзя. Иди к машине, не думай обо всех плохо. Кстати, тут скоро будет намного лучше. Или нет, но тогда все будет значительно хуже.

Иду через двор, жетон СБ в карман не убираю, вопросов меньше будет, болтается он на цепочке рядом с орденской колодкой и передо мной все исчезают. Что ж, перед нами все цветет, за нами все горит, не надо думать, с нами тот, кто все за нас решит. В глубине здания выстрел глухо стукнул. Ага, кто-то от вопросов неприятных ушел, думаю я. Причем далеко, оттуда не вернешь. Заместитель начальника отдела транзитных перевозок таким образом в отставку ушел. Вот его освободившийся кабинет я и займу. Буду там работать и жить. Вынесли покойничка, документы из сейфа на уже мой стол выложили, двое их разбирают и сканируют, мне только и дел, что за ними приглядывать, чтобы ничего не пропустили. Тут у старшего канцеляриста рука дрогнула, понял он, в чем суть вопроса.

– Со мной поделиться догадками не желаете? – спрашиваю вежливо.

– Судя по бумагам, покойный лично курировал таможенный терминал «Раздольное». Особенное внимание он уделял прохождению машин Тегеран – Прага, сам документы оформлял, даже на досмотр.

Тоже мне, бином Ньютона, наркотрафик мы накрыли.

– Когда следующая машина? – спрашиваю.

– Документы отправлены с курьером полчаса назад, сейчас будет с площадки транзитных грузов уходить, – слышу в ответ.

Этаж тут всего второй, прыгнул я прямо в окно, стеклопакет вынес напрочь.

– Эй, – кричу, – водила, машину и груз покупаю по любой цене, завтра новую получишь, какую захочешь выберешь. Садись за руль, будем геройствовать.

Одно хорошо, у него тоже чутье было. Понял он, не время сейчас для объяснений. Выехали мы на кольцо, а там уже эскорт к тягачу пристраивается, одна легковая машина вперед уходит на разведку, позади микроавтобус пристраивается и вторая легковушка – основная охрана.

– Тарань этих, дави в лепешку, и тягач сталкивай в кювет. Я отвечаю за все, – говорю.

Поверил мне дядька, колодке из трех орденских планок и жетону золотому, и нажал на газ. Машинки под нашими колесами хрупнули, словно пустые пивные банки. Тягач начал было скорость набирать, но не успел, въехали мы ему в бочину. И повело его прямо в кювет. Качнулся, лег на бок. Все – без крана не поднять. А передовое охранение дальше ближайшего поста не уедет. Я же на постоянной связи с центром, уже во всем районе дороги перекрываются, тревога – код «красный».

А передовой дозор убегать не думает. Разворачиваются, и обратно. Ладно, посмотрим, что они затеяли, времени у них минуты три.

Двери раскрыли, один коробки наружу выкидывает, второй их со скоростью робота-упаковщика в машину кидает, а третий не торопясь подошел к кабине тягача, посмотрел на водителей, головой покачал сожалеющее и пристрелил их. И к нам направился. Пистолет не убирает, «Магнум» у него, тридцать второго калибра. Не кино, не нужен ему сорок пятый, убить и из этого можно, а прятать легче, и отдача руку не выворачивает. Наш человек – убийца-профессионал, только играет за чужую команду.

Водила мой из-под сиденья монтировку, улыбаясь, тянет. Боец, однако. Неправильный этот мир, – где люди занимаются не своим делом. Здесь все твое, здесь все для тебя, возьми все сам, ведь так сказал Джа, так сказал Джа. Стрелок был метрах в десяти, когда я выпрыгнул из машины. Для человека он был невероятно быстр, – он даже почти успел поднять пистолет, только я-то не человек. Медленно-медленно его рука поднималась вверх, а мои зубы уже сомкнулись на его кисти. А когда в пасти кровь, налет цивилизации с чернобыльского пса сразу слетает, и мы просто начинаем убивать все, что шевелится. Когда я из машины вышел, вертолет с резервной группой поддержки уже приземлился, экспертов откуда-то взялась целая толпа, и начальник Управления прибыл на место происшествия.

Подхожу к водиле, морда в крови, шерсть на груди слиплась.

– Можешь называть меня Диком, – говорю.

– А меня Данилой кличут, – отвечает.

Вот и познакомились.

– Что теперь будет? – спрашивает.

– Заметка в газете, а тебе постараюсь медаль оформить. За содействие Службе.

– Медаль – это хорошо. Только лучше бы такую бумагу, чтобы ни одна сволочь из дорожной полиции к моей машине даже близко не подходила, – вздыхает он мечтательно.

И тут меня словно черт за язык дернул.

– Наведу в таможне порядок, займемся дорожной полицией.

А у чернобыльского пса кроме честного слова и нет ничего. Ну, и счета в банке. Поэтому в следующий понедельник я выхожу на работу в областное управление дорожной полиции. И хотя работа тоже явно не пыльная, я бы очень хотел, чтобы кто-то надежный прикрыл мне спину. Поэтому дорога моя снова пришла за Периметр. Хватит тут развлекаться. За речкой очень много работы для чернобыльских псов и людей, умеющих стрелять.

Чернобыльский мизер

Я один из самых счастливых людей на планете Земля. Делаю, что хочу, у меня есть друзья и враги, они придают моей жизни смысл и развлекают. В мире известен как известный ученый-экспериментатор. Начинал я как историк, потом увлекся фактором предопределенности в истории, ушел в теорию вероятностей и теорию игр. Рулетка достаточно хорошо изучена, поэтому мне стали интересны карты. Теория без практики мертва, и вот уже около трех лет моя фамилия числится в списке ста лучших игроков мира. В серединке…

Играю во все. Предпочитаю покер – он меня кормит, преферанс – тренирует мозг, и деберц – за невероятные расклады. Играю не жестко, в уплату долгов беру все, что дают. У меня есть островок в Арктике, вам не нужен? Могу подарить.

На той неделе обо мне вспомнил один старый недруг. Я его раз пять уже обыгрывал до нитки, но ему все неймется. Опять приглашение прислал. Понятно, что задумали они какую-то каверзу, но что именно?

Профессиональный игрок перед, во время и после партии из чужих рук не ест и не пьет. Иначе он просто дурачок уездный. При современном развитии химии проще сразу все деньги раздать, их и так и эдак не будет, зато здоровье сохранится.

Сел я в Киеве в присланную за мной машину и поехал в военный городок Чернобыль-4, где мой партнер по игре возглавлял какую-то снабженческую службу. Условия были заранее обговорены, и никаких неожиданностей не ожидалось. Кроме одной. Какую пакость они задумали? Крапленые карты? Даже не смешно. Еду просто забирать у самонадеянных осликов лишние деньги. Откинулся на сидение и уснул.

Приехал, поздоровался, от угощения, мило улыбнувшись, отказался. Со вчерашнего дня сыт безмерно. Разгрузочный день. Двенадцать часов игры. Три партии по сорок в поле, по жестким ленинградским правилам – вист и гора вдвойне. Не выполняешь взятых в игре обязательств – плати.

Четыре бюрократа, с делами кончив свято, играть засели в винт. Колоду с треском вскрыли, мелочком расчертили на картах лабиринт…

Сто лет этому незатейливому стиху, но суть он отражает точно. По вторникам и пятницам господа офицеры играли в штос у кавалергарда Нарышкина…

И сразу тебе все ясно. Гвардия по мелочи играть не будет, имения проигрывались и выигрывались, на руку нечистый поэт Некрасов за карточным столом себе деревеньку с крепостными добыл, а потом написал: «Кому на Руси жить хорошо?».

Да как всегда, пацанам рисковым.… А мужицкое дело пахать и в говне ковыряться.

У нас ставки более умеренные, но при удаче я к утру тысяч двадцать с этой парочки поимею.

Игра сразу пошла жесткая – противники подыгрывали друг другу грубо и очевидно. Меня это забавляло. Рвал и играющего, и вистующего. По итогам первой партии я с них восемь тысяч снял. Поморщились, но не запаниковали. Странно. Значит, их сюрприз еще впереди.

Во вторую они явно меня просто выматывали, тянули время и пытались проиграть как можно меньше. Тревога начинала овладевать моим сердцем. Предложили обед. Отказался. Народ с аппетитом откушал. Я лицом не дрогнул, но душой ожесточился. И начал играть. Из ста двадцати очков в поле девяносто восемь сам закрыл. Еще десять тысяч.

Третья партия. С места рву. За полчаса, не дав им рта раскрыть, полтинник нарисовал. Два мизера, ряд игр по семь взяток, девять крестей, восемь без козыря на своем ходу с подсадом вистующего, колоду снял, их раздача, и тут меня повело. На долю секунды выпал из мира. Сдающий карты еще у груди держал, а сейчас уже вторую пару сдает. Четвертая пара – прикуп. Железный закон преферанса. Вот он – первый звоночек часов вечности. Сыпались песчинки и стали камнями в почках. Так неожиданно ты понимаешь, что молодость уходит. Моя самая длинная партия длилась трое суток. Часами распасы крутили, впору было уже перчатки одевать, чтобы руки картами не намозолить, а тут десять часов – и выдохся. Укатали сивку крутые горки.

Поднимаю карты и замираю. Восемь пик – вся масть от туза до семерки и две красные восьмерки. Или игра на восемь, или мизер почти чистый с руки.

Или засада на меня, в которую я влип. Заменили колоду заранее сложенной копией и сдали. Тогда я из реальности не выпадал, а меня выбили. На хитрую гайку есть болт с резьбой, лежит в кармане включенный компактный компьютер, но ведь сейчас его не достанешь, запись смотреть, неудобно и некрасиво.

Вероятность такой сдачи – одна из ста тысяч. Это я вам авторитетно заявляю, как специалист.

В прикупе – две трефы, валет с дамой, это гадать не надо. У каждого из этих орлов полная красная масть на руках без восьмерок, что у меня и по три оставшихся трефы. Объявляю мизер, – и они мне всовывают все десять взяток. Запись этой партии войдет во все курсы – как нельзя играть в преферанс. А мы станем легендой, только я в ней буду Иванушкой-дурачком. Причем натуральным.

Итак. Можно просто промолчать. И тогда, когда они или пойдут на вторую попытку, или просто будут сдавать себе, что захотят.… Как они сжульничали?

Я сразу проиграю шестьдесят тысяч. Зарплата доцента кафедры за два года. Квартира в Берлине. Две хорошие машины. Просто – приличная сумма денег.

Проиграл я и шмотки и сменку, сахарок за два года вперед, и сижу я на нарах, обнявши коленки – мне ведь не в чем идти на развод. Юз Алешковский, кто не знает.

Ну, твари, вы встретили своего динозавра! Здравствуйте, меня зовут Смерть! Мы с тобой говорим на одном языке.

Надо понять, у ходящего на руках семь червей или бубен. Я ведь тоже на подлые приемчики способен. Положил карты на стол, стал по карманам шариться, все из них выкладывать. И никелированный портсигар в том числе. Фляжку на пинту достал, глоточек сделал, а в портсигаре сердечко отразилось. Гляжу в тебя, как в зеркало…

Убрал все быстро, пока не въехали два педераста, что их только что грубо поимели.

– Мизер, – говорю робко.

Тут мне прикуп и отдали. Ошибся – не валет с дамой, дама с десяткой там были.

Что, в общем, несущественно. Я их бесстрастно взял, две карты снес, стаканом к столу прижал. Для надежности.

Вскрылись эти шулера, радостно заохали и с семерки червовой зашли.

Я на нее даму крестовую и снес. И остальные карты раскрыл, один черт, у них переход на ту сторону только в трефы, а я на них восьмерку бубен сношу и останусь с неловленной мастью пик.

– Позвольте записать еще червончик в поле, господа, – говорю очень ровно.

За час все сто двадцать закрыл, не умолкая. Меня за такую манеру игры так и зовут – Неугомонный. Они на автопилоте платежи произвели.

– Спасибо, – говорю, – господа, получил незабываемое удовольствие от общения. Будут лишние деньги – звоните, пишите, непременно приеду, заберу.

И пошел в столовую – почти сутки голодом.

Зашел в кабинку туалета, компьютер достал, запись прослушал.

«Да не торопись ты, две минуты у нас есть. Надежный артефакт, ничего человек не помнит. Его так и называют – Морская фигура, замри. Все, плакала его слава вместе с денежками».

Ага, вот вы как, артефактами игру поправляете. Понятненько.

Я к чему это все рассказываю? Проблема у меня. С парнями в карауле я договорился, что через два часа они меня обратно пропустят. Помоги мне по-быстрому от двух трупов избавиться надежно, заплачу, сколько скажешь. Ты ведь тоже с судьбой играешь, брат сталкер, а игроки должны помогать друг другу…

Колодец без маятника

Не знаю, заметили ли вы, милостивые государи, что стоит только слегка расслабиться, отвести свой взор от ведущей тебя вдаль тропы, обратить свой взгляд на прелести окружающей тебя природы, как сразу на вашу судьбу начинают влиять различные случайности, по большей части роковые?

Будучи одним из представителей проклятого в древности рода Ашеров, мой далекий прадед решил покинуть свою родину и поселиться в месте, настолько нецивилизованном и диком, чтобы тяготы проживания в нем с лихвой перекрывали последствия старого заклинания. Естественно, выбор его пал на Россию. Переделав нашу фамилию на местный лад, мы стали писаться – Ашеровы. Здесь жизнь была настолько насыщена трагическими обстоятельствами, что предание о семейной тайне всех просто веселило в минуты затруднений.

В сорок первом году многие Ашеровы погибли, но вместе со всей кадровой Красной Армией. Умерла в блокадном Ленинграде петербургская ветвь семьи, но тоже в компании полумиллиона местных жителей. Сгорел под Прохоровкой в танке дедушка Порфирий, так там осталась почти вся армия Ротмистрова. В этой стране все так жили и умирали. Наверное, она вся была когда-то проклята.

Не удивительно, что свое тридцатилетие я встретил в Чернобыльской Зоне Отчуждения. Здесь мое родовое проклятие было мелкой угревой сыпью на руке прокаженного. Люди тут умирали каждый день, и каждый встреченный тобой рассвет расценивался как явный признак благожелательности к тебе Темной Звезды и Черного Сталкера. Дела мои шли замечательно, ведь я все еще был жив. За два года, поднявшись из конца списка обладателей рейтинга общего канала в середину второй сотни, я уже твердо считался опытным сталкером, почти ветераном. Кое-кто со мной уже советовался, а кто-то пытался привлечь к масштабным проектам, что не находило оклика. Слишком печальные декорации, окружавшие нас, оставил предыдущий грандиозный замысел. Я имею в виду построение социализма в отдельной стране.

Итак, слегка замечтавшись и обратив свой взгляд к небесам, путник, шедший по тропе богатства и славы, был немедленно низвергнут с нее. Глинистая почва, пропитанная влагой после недавнего дождя, выскользнула у меня из-под ног, и я ощутил на себе все прелести свободного полета.

Будучи готов к ежесекундным неприятностям, успел кое-как сгруппироваться. Закрыл голову руками и поджал ноги. А также, на мое счастье, падение произошло не на камень или железо, что здесь было бы весьма вероятно, а в довольно глубокий колодец, метра на полтора заполненный водой. Она-то и послужила амортизационной подушкой, благодаря которой мое приключение не закончилось сразу летальным исходом.

Подняв над головой автомат, стал оценивать обстоятельства, в которых оказался.

Неприглядная ситуация неспешно доходила до моего ошеломленного сознания. Стоя в воде по грудь, я находился в центре бетонного дренажного колодца диаметром около трех метров и высотой около пяти. Если бы не вода на дне, лег бы здесь сразу хладным трупом. И, может быть, это было бы лучше.

Потому что эти пять метров, отделявших меня от поверхности, были идеальной ловушкой для любого человека, в том числе и для меня. Вертикальная бетонная поверхность не оставляла ни малейшей возможности выбраться. Можно было лишь прикидывать, что меня убьет раньше – общее переохлаждение организма или я просто захлебнусь, упав обессиленный в воду? Утешало только одно – мук смерти от жажды испытать не придется.

Положение воистину безвыходное. Все, пора стреляться?

Нет, мы не пасуем перед обстоятельствами. Я эту воду пока за скобки выведу, будем бороться с отвесной стеной.

Пять метров, для наглядности – это третий этаж панельного дома или второй старого, «сталинской» постройки.

К панельному все-таки ближе, потому что стены у него тоже железобетонные. Здешний колодец был сделан из такого же бетона, из какого в тех домах изготовлялись межэтажные перекрытия.

Разные бывают кольца. Бывают обручальные и венчальные, кольца великих магистров и университетские, а мне выпало из арматуры. Только старенькое. Больше четверти века ветшало оно и трескалось от температурной эрозии, водичка, зимой превращавшаяся в лед, тоже не способствовала его, колечка, сохранности. И трещины, змеившиеся повсюду, вселили в горемычное сердце тень надежды.

Одним из моих любимых предметов, с которым я никогда не расстаюсь, является военный кастет егерской команды времен второй мировой войны. Великого удобства вещь, в руке лежит настолько удобно, что кажется невесомой. А сила удара такова, что армейскую каску пробивает сразу насквозь. И, одев его на руку, тюкнул осторожно по бетону. Крак. Плюх, – отвалился кусок бетона размером в мелкую монетку. Через пять минут в стене уже была выщерблена дыра на уровне полуметра над поверхностью воды. При этом обнажилась ржавая арматура, которая, как известно, представляет собой всего лишь решетку из толстой стальной проволоки.

Я еще немного постучал кастетом и раскрошил бетон вокруг перекрестия двух арматурин. Затем вытащил из штанов брючный ремень, протащил его сквозь железо решетки и застегнул пряжку на крайнюю дырку. То есть на ту, которой пользовался бы бегемот, будь у него штаны и ремень. А у меня при такой застежке из ремня получилось нечто вроде «беседки», на которой промышленные альпинисты висят на стенах высоток, промазывая швы и накладывая штукатурку. Надев рюкзак, тощий, но увесистый, набитый, в основном, железом, ухватился за ремень и, поджав ноги, повис на ремне всей тяжестью, убеждаясь, что тот держит надежно. Вот так, господа присяжные заседатели. Все еще продолжается.

Нашарив под ногами в толще воды обломок железного прута, согнул из него двусторонний крюк. Тоже нужная при подъеме вещь. Пальцы уже сводило, и следовало шевелиться быстрее.

После этого я подтянулся, просунул через ремень одну ногу, а потом еще и плечо продел, сдвинув рюкзачок налево. Еще раз убедился, что ни пряжка не отрывается, ни дырка в ремне не рвется, и стал колотить новую пробоину в бетоне, на полметра выше прежней. Снова доколотил бетон до арматуры, а затем сразу же стал пробивать третью дыру, примерно на одном уровне со второй и довольно близко от нее.

Затем, сняв с пальцев кастет, сунул его в карман, пустил в ход тот самый крюк, сделанный из прутка, зацепившись им за арматуру второй выбоины. После этого, схватившись правой рукой как клещами в эту изогнутую железку, я левой рукой и зубами расстегнул пряжку на ремне и просунул его заостренный конец под арматуру третьей дыры на стене колодца.

Застегнув пряжку снова, опять же левой рукой и при помощи зубов, я забрался в ременную люльку и выбрался из воды. С трудом разогнув пальцы правой руки, посмотрел наверх. Еще шесть-семь таких рывков, и Ашеров вновь будет свободен. Какой молодец, однако, как любил говорить товарищ Сталин перед тем, как кого-нибудь расстрелять. Правой руке, конечно, следовало отдохнуть – натянутые сухожилия ныли, но мне было всегда известно, что лучший отдых – это смена рабочих мышц, и надо просто дать руке поработать в другом режиме. То есть начать колотить четвертую и пятую выбоины…

По такой методике я карабкался по вертикальной стене почти полтора часа. На выходе ощущал себя почти человеком-пауком, только смертельно усталым и слепым. В глаза насыпалась пыль от бетона, и первым делом надо было промыть их искусственной «слезой», специальным средством для очистки зрачка и стекловидного тела.

И только когда я навалился грудью на край колодца, мелькнула мысль о том, что слишком мне сегодня везет. Не к добру это. Упал – не разбился, в воде не замерз и не утонул, в беде – не отчаялся. Автоматный ствол уперся мне прямо в лоб. Думаю – автоматный. Владельцы винтовок – люди обстоятельные и не ленивые, любой бы из них меня пристрелил без разговоров, а потом бы за хабаром неожиданным сам бы в колодец слазил. А этому мокнуть не хотелось.

– Автомат снимай и клади в сторону, и все делай очень медленно, – сказал хриплый голос. – И без глупостей.

– Не могу, руки не шевелятся, – отвечаю ему. – Спаси, браток, сил нет выбраться, а в рюкзаке у меня хабар бесценный, такой раз в жизни выпадает. Почти в самой Припяти я артефакт нашел редкостный – Душа Бенгала, слышал наверняка и цену представляешь. Заберешь, сразу разбогатеешь. Он у меня в специальном контейнере лежит с цифровым замком, так я тебе код скажу. Сними только с меня вещмешок и меня вытащи.

Иногда приходит тебе край, и оружие тогда побоку. У кого характер крепче и мозги хитрее, тот в живых и остается. Я ногами на ременной петле стою, левой рукой в край кольца вцепился, а правая уже как бы соскользнула, как бы бетон ногтями из последних сил царапает. Это ногами по стене цепляю, а на пальцах уже давно кастет надет, потому что будет у меня одна секунда. Наклонится он ко мне, рюкзачок мой походный сдернуть, вот тогда мой миг и настанет. А потом он меня пнет небрежно сапогом в лицо, и кувыркнусь я обратно, а сил на такой подъем у меня уже нет и не будет. И спасти мог только язык гибкий и богатый жизненный опыт. Разбогатеть хотят все.

Схватилась за лямку чужая рука, тут я ударил со всей злостью и силой. Хрустом отозвалась вражеская косточка, и свалился незваный гость в болевом шоке. Стоило его добить, но сил уже действительно не было. А ведь до относительно безопасного убежища еще километра три оставалось. Выбрался, отполз подальше, отдышался, согнул ноги и резким толчком спихнул его прямо в колодец. Только вода и булькнула. Вот такой круговорот сталкеров в отдельно взятом кусочке Зоны получился. Выругался я довольно непристойно, но за ремнем склоняться за край не рискнул, и, подпоясавшись запасными шнурками, отправился в дальнейший путь.

Хорошо, что на нашей планете есть такие страны, где семейные проклятия выглядят забавным анахронизмом. Меня это радует. Хорошо бы встретить кого-то из своих, потомков Влада Цепеша или самого Агасфера. Посидели бы, поговорили.

А что это там мелькает в небе между туч?

Нет, сегодня я больше от дороги отвлекаться не буду.