Текст книги "Домик в деревне"

Автор книги: Алексей Доронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

   Но в одном они попали в точку. Трехсотлетний век промышленности подходил к концу.

   Потому что пришел ЖП, бессмысленный и беспощадный. И выражался он не в том, что плохая Америка зохавала весь мир, а в том, что предел прочности и сложности мировой экономики был превышен.

   Почитайте теорию синергетики, теорию систем и прочую заумь, может, поймете.

   В воздухе отчетливо пахло Жаренным.

   Зарплату за сентябрь выдали продуктами. Пособия, стипендии и пенсии не выплатили вообще. По телевизору много говорили про панику на бирже. Как будто тут у людей своей паники было мало?

   *****

   Ноябрь был аномально холодным. Вот и верь после этого в глобальное потепление...

   Зарплату за октябрь не выдали вообще. Деньгами, как я знал, ее не получил никто, но редкие счастливцы на муниципальных и госпредприятиях получили кур, говядину, молочные продукты... Мне не дали и этого.

   Свет теперь отключали каждую ночь.

   – Сходи в торговый центр. Тебе надо на это посмотреть, – сказал она, вернувшись из поездки за покупками.

   Уточню: машины у нас-нищебродов нет, поэтому все только на скотовозе, на автобусе.

   Я последовал ее совету и на следующий день выбрался туда же. И охнул – на месте торгового центра стоял наполовину "ободранный" каркас. Площадка была огорожена железным забором.

   Голые ребра скелета отражали солнечные лучи. Огромный башенный кран на моих глазах разбирал то, что осталось от здания. Тут же лежали штабеля панелей и стояли несколько панелевозов.

   Огромный храм торговли складывался как конструктор, еще быстрее, чем возводился. Через месяц тут будет только фундамент.

   Куда же его повезут? В другой регион? В другую страну?

   ****

   В новостях еще была оптимистичная картинка, но в сети говорили страшное.

   Что в высших эшелонах власти и верхушке армии такой бардак, что ни приведи господь.

   Что угля на областных ТЭЦ осталось на неделю. Что коммуникации в ужасном состоянии. Что существующие (и исправные) электростанции покрывают энергопотребление только на 60%. Что волки уже заходят в города и жрут людей. Что участились случаи разбойных нападений, когда налетчики уносят не выручку из кассы, а еду.

   Нет, похожие вещи и раньше говорили – определенный круг людей. Но теперь эти настроении вылились за пределы параноидальных сообществ и стали всеобщими.

   На форуме провайдера висело объявление – какому-то совместному американо-российскому предприятию срочно требовались устные переводчики. Предпочтение почему-то отдавалось мужчинам до тридцати.

   Первым желанием было набрать номер, но, как оказалось, ближайшее представительство было в Новосибирске. Увы.

   Ассортимент на полках супермаркетов напоминал застойные годы.

   "Следующая остановка – блокадный Ленинград?" – думал я.

   ******

   Той ночью впервые отключили и свет, и тепло.

   Я проснулся от сильного холода, весь покрытый гусиной кожей. От щелястого окна (нету у нас стеклопакетов) тянуло еще сильнее.

   В темноте я увидел ее глаза. Не спрашивайте, как. Я понимаю, что она не кошка, и они не могут светиться. Может, отраженным светом луны и звезд – так ведь будет романтичнее?

   Она была близко ко мне. С тех пор, как моя измена вскрылась, мы спали как чужие люди – на двух половинках кровати. Будь у нас две кровати, она наверняка предложила бы разделиться.

   Некоторое число раз за эти месяцы мы были вместе, но в этом не было ни грамма чувств. Только инстинкты. Каждый раз после этого мне было стыдно перед ней.

   Все-таки дураки марксисты. Неправильно определяли соотношение биологического и социального в человеке. Поэтому и проиграли, посчитав, что жажда наживы – это поверхностное, принесенное обществом, и, мол, так просто воспитать нового человека.

   А человек – это такая скотина. Голая обезьяна, вставшая на задние лапы. Травоядный, ставший сначала пожирателем падали и мелких зверьков, а потом и убийцей, охотником. Да так старался, гоняясь за оленями с копьем, что весь облез, сердешный.

   Это наш базис, а над ним уже строится все здание цивилизации – религии, идеологии, культура, наука и прочая херня.

   Но есть что-то еще. Может это что-то есть и у животных, кто знает?

   Пусть плюнет в меня тот, кто скажет, что никогда не испытывал этого. Может, тоже своего рода инстинкт, но высшего порядка. Нацеленный на то, чтоб не только воспроизвести потомство, но и привязать отца к матери на срок, достаточный для воспитания существа, которое дольше всего остается ребенком.

   Так говорил циник во мне. Но я заткнул ему рот. Потому что инстинкт не может заставлять писать стихи. Где практическая польза?

   Хотя никто сейчас и не пишет, все скачивают готовые через телефон...

   Но я не такой. Я верю в Любовь, даже если это абсурдно.

   Под одеялом я нашел ее руку.

   – Не бойся. Я с тобой, родная. Счастье мое, единственная моя, ничего не бойся... Все будет хорошо.

   Я так и не понял, кто из нас первым начал. Просто мы потянулись друг к другу, словно прорвало плотину, которая долго сдерживала наши чувства, превращая две бурных реки в стоячий пруд.

   Мы начали целоваться – сначала нежно, осторожно, как школьники, примерно так же как в день, когда она впервые сказала мне главные слова, и мы гуляли по осенним аллеям вместе.

   И она доверилась мне без слов. Не только впервые за эти страшные месяцы, но и как никогда за нашу жизнь. Я целовал ее осторожно и трепетно. Гладил и ласкал, говорил ей такие слова, каких она не слышала от меня с самой свадьбы. Теперь было больно и стыдно из-за утерянного времени.

   И я был нежен как никогда, боясь разрушить это чудо любви и гармонии, превратить все в обычное супружеское "отдание долга". Но этого не могло случиться. Потому что мы были не просто мужем и женой, не просто людьми, которых связывает как кандалы, штамп в паспорте. Мы были двумя половинками единого неразделимого целого, встретившимися песчинками в страшном водовороте катастрофы. Такова была наша судьба.

   "Титаник"... Кадры из фильма и клипа проносился у меня перед глазами. Дай бог, чтоб все закончилось не так, успел подумать я, прежде чем все мысли унесло далеко.

   Мы достигли вершины блаженства, слившись не только телом, но и душой. Я и не знал, что так бывает. Думал, это прерогатива женских романов.

   Сколько бы это то продолжалось, нам все равно показалось мало... Так не хотелось снова становиться двумя половинками разрезанного кем-то из античных богов андрогинна.

   Потом мы долго лежали, приникнув друг к другу. Не хотелось расставаться даже на секунду, отодвигаться даже на сантиметр. Но мне надо было позаботиться о ней, раз уж сон мы с себя согнали. На сухом горючем я согрел чай. Мы сидели, обнявшись, и завернувшись в одно одеяло. Смотрели на звезды. И никаких слов было не нужно.

   Что-то вспомнив, я хотел было глянуть ночные в сети, но рука остановилась на полпути к кнопке "вкл" ноутбука. Как можно... Вместо этого я обнял ее, приподнял и отнес на кровать. Укутал одеялом. Лег рядом, прижался к ней, и вместе мы погрузились в блаженный сон.

   ******

   Утром мы так и проснулись вместе.

   – Что там в мире? – спросила она, заглядывая через плечо.

   – Дурдом.

   Да и мир меня не сильно интересовал. Вряд ли нас коснется то, что происходит в США и даже Европейской части России. Гораздо важнее новости области. И особенно города.

   На городском форуме говорили черт-те что. И ничего хорошего.

   Но была и одна радостная новость.

   – Любимая, хочу свозить тебя в одно место, – сказал я ей внезапно. – Не спрашивай ничего. Просто доверься мне. Это сюрприз. И мой подарок.

   – Неужели ты не забыл?

   – Да как я могу.

   Видимо, годовщина свадьбы для нее давно не казалась радостным событием, и она усилено делала вид, что не помнит.

   Через час мы уже ехали на электричке.

   К счастью, погода в этот день выдалась отличная – грязь прихватило морозцем, и мы добрались до места, не замочив ног.

   Держа за руку, я провел ее через двор и вручил ножницы. В дверях была натянута алая ленточка.

   – Как мило... – она похоже, была ошарашена.

   – Ты не поняла, солнце. Подарок – это не домик.

   – А что же?

   – Самый необычный подарок, который можно представить. Жизнь.

   Мы растопили печку. Настя приготовила еду, доказав, что для этого можно обойтись и без электроплитки (энергия была, но к стыду своему я не успел закончить работы, и провод безвольно висел на столбе во дворе).

   День пролетел незаметно: в разговорах обо всем и ни о чем, добрых шутках, воспоминаниях, поцелуях. Ужин показался вкуснее всего, что мы ели до сих пор.

   И мы опять были вместе, в эту волшебную ночь в диком месте на самом краю цивилизованного мира, катившегося к страшной развязке. Я знал, что могу быть еще не полностью прощен, но чувствовал себя так, будто с моих плеч свалился камень. Все мне казалось прекрасным и волшебным. И морозный узор на стекле, и завывания бури за окнами, и кромка леса

   И никакие шорохи ночи, скрипы рассохшегося дерева в старом доме, бреханье собак за околицей, и что-то похожее на волчий вой вдалеке – от опушки нас отделял только разбитый проселок – были нам не страшны.

   *****

   Жаренный петух прилетел без опоздания. Я так до конца и не понял, что это было.

   Сколько я заклинал – "только бы не зимой". Боже, боже, боже ... пусть это случится раньше. Или позже. Но Боже не внял моим молитвам.

   Беда обрушилась в последних числах декабря, накануне Нового Года.

   Конечно, лучше времени для переворотов и агрессии против России не найти.

   О причинах я мог только гадать.

   Пять лет, начиная с осени 2008-го воздух выходил из мировой экономики со свистом, но в этот ноябрь она лопнула как мыльный пузырь.

   Шаманство биржевых спекуляций не помогло мировому финансовому капиталу удержаться на вершине рушащейся пирамиды. Доллар проседал, терял по проценту своей дутой стоимости в неделю. Это было не заметно по отношению к курсу рубля, так как тот тоже падал в тандеме. Но по отношению к курсам юаня и иены можно было проследить. Индекс Доу-Джонса (нет, не почтовый) терял по пятьсот пунктов в неделю. 98% иллюзорных вымышленных денег – фьючерсов и прочей биржевой херни, подкрепленной страхом перед кулаком Дяди Сэма – пошли прахом за несколько недель, утянув за собой 2% реальных активов, превратив их в такие же фантики. Началось за океаном, но благодаря чудесам глобализации и недавнему вступлению России в ВТО за месяц докатилось до нас. Заклинания об "инновационной экономике" и "модернизации" не помогли нашей власти.

   Нет, на улицы вышли не "оранжевые". Все произошло так, как предупреждали Стругацкие: "там, где торжествует серость, к власти приходят черные".

   В Москве и Питере голодные гастарбайтеры уже вовсю щипали коренных жителей обеих столиц. И поделом. В интернетах ходила грустная шутка "Фамилии преступников изменены по этническим причинам".

   Потом я часто думал, что ядерная война лет двадцать назад была бы благом для человечества. Заблаговременно уничтожив массу дармоедов, она бы позволила пережившим воспользоваться освободившимися ресурсами и в перспективе сохранить хотя бы минимальный уровень цивилизации. Да, такой я фашист. А вы как хотели?

   Но Бог не дал людям такого шанса. Человечество гнило, а не горело, расточая последние запасы из природных кладовых в бессмысленных гонках – потребления и вооружения (тесно взаимосвязанных, ведь невозможно спокойно потреблять, если твой покой не охраняют ракеты и авианосцы). И каждый день был приближением неизбежного и страшного финала.

   Все мои приготовления не сделали одной важной вещи. Они не смогли подготовить меня психологически. Не дали чувства уверенности. Одно дело рассуждать, планировать и представлять – и совсем другое видеть это своими глазами.

   День великого Жаренного Петуха я встретил напуганным ягненком. И когда клюв этого мифического зверя вонзился в зад Россиянии, я был ничуть не лучше миллионов офисного планктона и рабочего быдла, неспособного оторвать свое рыло от жвачника и пива с чипсами.

   Весь ноябрь мобильная связь работала со скрипом. СМСски могли дойти через полдня, а могли и вовсе затеряться. Поэтому я не встревожился, когда в углу экрана телефона пропали значки. "Нет сигнала"

   Можно было только вызвать службу спасения – "112". Шутки ради я попробовал. Не получилось.

   Одновременно пропал и сигнал со спутника. Перестали транслироваться российские телеканалы, а также те из ближнего зарубежья, которые транслировались через тот же спутник "Ямал" – туркменские, казахские, киргизские.

   С дурным чувством я включил радио. Дух мой воспрянул – неистребимая Верка Сердючка пела "Все будет хорошо". Ну, у них на Украине может и будет, там теплее. А у нас зимой до минус 45.

   Хорошо, что у нас в квартире осталась печка, которую мы все хотели сломать, чтоб на кухне было больше места.

   Я поднял трубку телефона. Гудков не было.

   Телевизор тоже радовал лишь синим экраном. Некоторое время развлекало радио

   Последняя содержательная радиопередача была оптимистичной, как балет "Лебединое озеро". Лебединая песня по великой стране.

   Выступал какой-то столичный чинуша средней руки. Самые верховные, видать, уже слиняли. "С новыми силами в светлое будущее". "Модернизация и оптимизация". "Шаги к успеху и процветанию".

   Ага, говорите за себя, господа. Что вас ждет, Давос или Пальма-де-Майорка? Но неужели вы думаете, что вам гарантирована жизнь без этих ракет и этой нефти? Ну-ну.

   Дальше была только веселая музыка. Подборку, похоже, делал автомат на основании последнего чарта.

   Интернет лишил меня последних новостей. Пропал и проводной, и GPRS-ный.

   Подробности этой ночи я узнал много позже, но и тогда смутно догадывался.

   ******

   Я подошел к холодильнику. Продукты отныне надо было съедать в том порядке, в каком они будут портиться.

   Выпил стакан коньяку, который берег специально для этого случая. Я хорошо знал о психологическом действии алкоголя. Он не улучшал, а фиксировал настроение. Когда было хреново, после него могло захотеться намылить петельку. Но сейчас я чувствовал себя готовым к действиям. А значит, употребление одной стопки должно было только вселить в меня боевой азарт.

   – Пи...ец, – громко и отчетливо произнес я. – Пи..ец.

   Это было не ругательством, а констатацией факта. Потому что Он действительно пришел.

   На ватных ногах я подошел к окну и осторожно посмотрел вниз, на улицу.

   Скоро там будет Смерть. Но пока все было тихо. Непривычно тихо. Обычно в эти часы все едут на работу.

   Машин на улицах почти не было. Трамваи замерли. Похоже, им даже не удалось добраться до депо. Но автобусы еще ходили, некоторые предприятия и конторы продолжали работать по инерции.

   Я спустился по обледенелой лестнице и остановился перед дверью. У подъезда разговаривали два соседа. Я слышал громкие взволнованные голоса. Один год назад, польстившись на обещания народного IPO, вложил все свои накопления в акции "Роснефти". Цены на баррель тогда опять росли как на дрожжах, и они заманивали народ. Второй накопления хранил в долларах, полагая, что с ними-то ничего не произойдет.

   – Кто бы мог подумать?.. Кто, мать вашу, мог вообразить? Они же говорили – "стабильность вложений гарантируется..."

   Как можно быть такими даунами?

   Еще они говорили, что все милицейское начальство, а также МЧС и администрация будто испарились. Исчезли и все, кто имел хоть какие-то деньги, владел бизнесом больше ларька. Все, кому было что терять. Что ж, не я один такой умный.

   ******

   В день, когда, как я узнал потом, было ООО «РФ» ликвидировано, а его имущество – пущено с молотка, я находился во фрустрации и прострации. Говоря по-русски, чувствовал себя хреново от несоответствия желаемого и действительного и не знал, что делать дальше.

   С утра слонялся по пустым улицам, заваленным не убиравшимся снегом. На дверях родного предприятия висел замок, и не было даже вахтера.

   Дворники пропали. Редкие машины проносились по опустевшему проспекту, лавируя среди опять-таки не убранных заносов.

   Везде я видел следы надвигающейся бури. Город быстро терял тот полуцивилизованный вид, который поддерживался в нем стараниями последнего мэра.

   Мусор не вывозился уже неделю, и только если бы не зима, в воздухе давно разливался бы непередаваемый букет гниения.

   Как я и ожидал, электричество исчезло с первыми сибирскими морозами.

   Уж сколько раз твердили коммунальщики людям – не пользоваться электрообогревателями. Но куда деваться? Когда давление в трубах отопления упало, народ массово начал спасаться, как мог. И энергосети горели у целых домов.

   Я хотел согреть кофе и машинально открыл кран, забыв, что воды нет.

   "Если в кране нет воды..." – вспомнил я стишок. Ну, может, в этом и есть доля истины.

   Но это еще полбеды. Тем утром встала котельная.

   И, что самое страшное, не было никаких новостей. Даже радио. Ни одной станции.

   Что там, в столице? Путч? Оккупация? Ядерный удар? Эпидемия?

   Говорили разное, и каждый бредовый слух только подогревал панику. Люди уже были готовы поверить хоть в высадку марсиан.

   Ближайший супермаркет встретил меня закрытыми ролль-ставнями дверями и окнами. Даже табличку о том, когда он вновь будет принимать покупателей, вывесить не удосужились. Магазины поменьше тоже были заперты на замок. Торговала только крохотная точка на углу, но и там ассортимент напоминал конец 80-х.

   Я пристроился в хвост небольшой очереди. Пока я стоял, подкатила машина и зашел невысокий полный мужик в кепке-"жириновке". Хозяин. Он подошел к прилавку и перебросился парой слов с продавщицей. У меня с детства хороший слух, а в эти дни обострилось и внимание. Они тоже распродавали последнее. На оптовых складах ничего не было.

   Вот так – было да сплыло!

   – Солнышко, – сходу сказал я ей, вернувшись из "разведки". Она сидела на кухне у печки и, закутавшись в плед, пила кофе. – Мы эвакуируемся.

   – Уже? – удивилась она. – А не рано? Тут соседи говорили, крупу по карточкам давать будут. И воду питьевую машина подвезет.

   – Может, и подвезет, – согласился я, хоть и не верил. – Но этого мало. Они уже наверно переморозили трубы. Даже если в котельную подвезут уголь и дадут электричество, тепла не будет. А угля уже не купить. И квартира холодная, угловая. Лучше подстраховаться. Надо уходить, пока можно. Будем следить за развитием событий из безопасного места.

   Зная ее характер, я был готов к тому, что убедить ее будет непросто. Черт, да я был готов и применить силу, если надо. Но она неожиданно легко уступила мне. Будто почувствовала, что наступили другие времена.

   – Хорошо, дорогой. У меня самой этот проклятый город сидит в печенках.

   – У меня тоже. Ничего хорошего он мне не дал. Ну, кроме тебя.

   Она улыбнулась и обняла меня. Как легко им угодить... Иногда.

   Идея, как покинуть город, созрела у меня в голове несколько дней назад.

   Судя по всему, железная дорога тоже была обесточена. Электрички и скорые поезда не ходили уже дня четыре, но изредка я слышал под окнами – мы жили совсем близко к дороге – стук колес. Это были товарняки и инженерные поезда с какой-то хитрой железнодорожной техникой. Один раз даже проехал с ревом "Буран", разгоняя снежные заносы. Все тащили дизелевозы.

   Взвесив все еще раз, я решительно постучал в дверь соседа-железнодорожника.

   *****

   – Родная, пляши, – сказал я ей через пять минут, – Мы уходим.

   – Отлично. Дай мне только час на сборы.

   Для женщины это совсем немного.

   – Не бойся, у нас есть еще сутки.

   Этот день пролетел быстро.

   Уходя, я еще раз оглядел наше жилище. В нашей квартире было нечего воровать, кроме холодильника, так что пусть мародеры подавятся. Дверь я, тем не менее, закрыл на все замки. И во внезапном приступе мизантропии оставил в верхнем ящике буфета пустую бутылку водки, куда аккуратно вылил две бутылочки уксуса. Хорошие люди по квартирам не лазят, а тем, кто будет курочить мою дверь я от души желал окочуриться на месте.

   Ноут я взял с собой с наивной надеждой на возвращение прежней жизни. Даже кота мы накормили успокоительным и посадили в рюкзак. Пакостливый, конечно, гад, но если его выпустить во двор, ему предстоит исчезнуть в желудке наших сограждан. Жалко.

   *****

   Это был самый дорогой билет в моей жизни. Хоть и в один конец, но он стоил нам остатка сбережений, ящика водки и двадцати блоков сигарет. Эту «валюту» я берег как раз на такой случай.

   Вокзал стал прибежищем бездомных и погорельцев, и соваться туда было незачем. Нам сказали подойти к одному полустанку, где даже зала ожидания не было, только перрон. И в темное время суток, чтоб не привлекать внимания.

   Мороз был под тридцать. До места посадки мы добрались на такси.

   – А если он откажется? – с сомнением спрашивала Настя, когда мы подходили к потрепанной "девятке", по привычке ждущей у неработающего ресторана.

   – Ми его зарэжем, – усмехнулся я, показав на китайский охотничий нож в чехле на поясе, которым пока резал только колбасу и открывал банки. Ружье у меня за спиной было замотано в одеяло и уложено в брезентовый чехол от палатки (самой палатки у нас никогда не было).

   Как я и думал, "бомбила" не отказался от возможности заработать легкие деньги. Как и все таксисты, он был настолько туп, что не понимал новую цену этим бумажкам.

   Это было абсолютно безлюдное место. Но по опыту я знал, что в таких местах опасность на порядок меньше, особенно сейчас, когда лишний час на улице может стоить обмороженных ушей.

   Уже пять минут как должен был подойти поезд, но его не было, и мы начали волноваться.

   "Неужели наебут? Довольствуются задатком и кинут?".

   Я не полный дурак, и половину оплаты обещал отдать на месте.

   Мы притопывали и водили хоровод вокруг скамейки, чтобы не замерзнуть. Наверно, со стороны это смотрелось забавно.

   Сколько людей уже получили обморожения, подумал я? А сколько будет через неделю, если не починят отопительную систему? (Неужели я сказал "если"?) Сколько сгорят и угорят от самодельных обогревателей? Сколько замерзнут в сугробах и своих холодных квартирах, пытаясь отогреться алкоголем?

   Ни единой души не было вокруг, и мне в голову начали закрадываться еще более нехорошие мысли. Вдруг сосед навел на нас знакомых громил?

   Они же не знают, что мы взяли с собой только самое необходимое, и с наших трупов не снимешь никаких ценных вещей, кроме нательных крестиков да Настиных сережек, которые достались ей еще от прабабушки.

   Я взял Настю за руки, согревая ее ладони своими. Как же я виноват перед ней... Теперь еще и под монастырь нас обоих подвел, и денег лишились. Я уже хотел разворачивать ружье и доставать патроны, когда почувствовал слабую вибрацию рельсов.

   Как манне небесной я радовался звуку приближающегося поезда.

   Дизельный локомотив тащил единственный пассажирский вагон. Он остановился почти у нас под носом.

   Двери распахнулись. Мужик в форменной куртке и валенках – судя по возрасту, помощник машиниста, а не проводник – махнул рукой:

   – Эй, пассажиры, запрыгивайте бегом. Стоянка ноль минут.

   В вагоне, который оказался купейным, было тепло, и мы быстро согрелись. Тут уже было полно народу, но нас провели в самый конец.

   – Своих вывозим, – пояснил наш провожатый. – В село одно. Скоро тут будет пиздец. У нас по министерству в предпоследний день циркуляр пришел – провести ревизию подвижного состава. Слили страну. Слили... Весь базар про кризис – это так, чтоб народ отвлечь... А мы, говорят, даже китайцам нах не нужны. Угля у них своего хоть жопой ешь... А пиндосам и подавно.

   Я кивнул, невольно глянув в окно. Мы уже проезжали пригороды.

   Буран сыграл злую шутку с автомобилистами. Я видел снежные заносы, в которых стояли длинные вереницы машин, некоторые из которых были уже брошены. Сколько же не чистили дороги?

   – Это мышеловка, блядь, – продолжал железнодорожник, поймав мой взгляд и опорожняя второй стакан. – Весь юг области. Полтора миллиона человек в трех городах, а жрать нечего, кроме картохи. Это же не Алтай и не Приморье, и не Кубань. Тут мало что растет. И охотой не проживешь. А еще зоны, мать моя...

   В этот момент я увидел в небе быстро двигавшийся огонек, который при ближайшем рассмотрении превратился в три. Самолет. Аэропорт еще работал, и бог знает кого он сейчас принимал. Насколько я знал, местные рейсы по ночам не прибывали.

   Но нас это не должно было волновать. Мы выбрались.

   "Get out of Dodge" – называли это заокеанские братья-выживатели.

   Наверно, мы родились под счастливой звездой. Теперь осталось совсем немного.

   Я не хотел больше смотреть в окно. Вежливо выпроводил попутчика вместе с недопитым пузырем, закрыл дверцу и подсел поближе к Насте. Она положила голову мне на плечо и прижалась ко мне щекой.

   Черт, наверно, тут больше инстинкта. Тоже мне, самец-защитник...

   Но, несмотря на самоиронию, я чувствовал, что отдам за нее и ребенка жизнь, не задумываясь. Наверно, это тоже заложено природой, и так бы поступил на моем месте даже больший трус.

   *****

   Несколько раз мы останавливались перед заносами, и тогда все мужчины выходили с лопатами на расчистку. Один раз почти два часа ждали, пока перед нами не освободит дорогу другой состав. Было уже раннее утро, когда мы добрались до места.

   – Ну, как договаривались? – спросил я помощника машиниста.

   Остаток "суммы" я, тем не менее, должен был взять из нашей поклажи. До домика было топать и топать.

   – Да уж пиздуйте давайте, – осклабился он. – Хорошим людям да не помочь...

   На перроне в такой час тоже никого не было. Я взвалил на себя рюкзак и ружье, и мы пошли. Так незамеченными мы добрались по протоптанной в снегу тропинке до нашей избушки.

   На то, чтобы установить отношения с соседями, я потратил еще в октябре лишний день и еще несколько бутылок. Бояться тут было некого. Все, кого я видел, были способны только на мелкие пакости, да и тех я мог бы укоротить.

   Жаль, собаку не успели завести. А кота мы взяли не только из сентиментальных соображений. В деревянном доме от мышей хлопот не оберешься.

   *****

   Мы проснулись от стука.

   Выглянув в окно, я увидел у калитки необычную компанию. Уж точно это были не наши соседи. И не жители деревни. Их было трое – мужчины средних лет, у одного было ружье, но оно висело за спиной. По одежде и речи я бы отнес их к горожанам, причем не бедным.

   – С новым годом! – приветствовали они нас. – Здравствуйте, люди добрые! Надо поговорить, раз уж стали соседями.

   Я знал, что умные люди мыслят в одинаковом направлении. Их было около пятидесяти человек. Все бывшие горожане. Некоторые из них купили здесь дома раньше меня, некоторые позже.

   Узнав, что я по образованию учитель, а моя жена закончила медтехникум, они удовлетворенно покивали, и вскоре мы были приняты в недавно образованную общину.

   Уже на следующий день я включился в работу, которая отнюдь не исчерпывалась парой уроков в неделю. Работы было много. А то ли еще будет весной...

   Из внешнего мира по-прежнему не приходило никаких новостей. Да меня и они не интересовали. Для нас цивилизацией теперь стала эта деревня, а человечеством – ее обитатели.

   *****

   В «Ночной дозор», как это называлось, ходили по очереди – по четыре человека, с ружьями и собакой.

   Отряд поселковой самообороны отнюдь не был формальностью.

   С тех пор, как маргинальные личности из беженцев повадились воровать наш урожай, пришлось держать в ухо востро. Трижды мы давали им прикурить... потеряли одного хорошего человека, но завалили шестерых плохих. Остальных прогнали.

   Не буду хвастаться, я не герой. Меня при этом не было. Так что я пока никого не убивал. Но если понадобится, я чувствовал в себе ледяную решимость.

   Наш сын уже делал первые шаги, и я очень хотел, чтоб к тому времени, когда он будет достаточно большим, чтоб гулять одному на улице, все ублюдки забыли дорогу в нашу деревню, и на десять километров вокруг было безопасно. Как раньше.

   Уже потом, вспоминая первые дни, я часто думал, что нам просто фантастически повезло. Мы наткнулись на нормальных людей. Все могло быть и иначе. Я слышал – да и пару раз видел своими глазами – что творили в других местах дезертиры, уголовники, просто озверевшие селяне и горожане. Людей не просто убивали за еду – сами люди порой становились ею. Не приведи бог...

   Как всегда я возвращался усталый и немного голодный. Но в хорошем настроении, как не было даже в прежние дни, когда я шел с работы в нашу благоустроенную квартиру.

   Она встречала меня у калитки.

   У нее была для меня одна очень хорошая новость.

   Я обнял ее, и прижал к груди. Она по-прежнему была самой красивой. Только руки ее, как и мои, чуть загрубели от работы на земле, но я целовал их еще нежнее, чем раньше.

   Что бы там будущее ни несло – мы все одолеем. Прорвемся. Главное, что мы вместе. И все прекрасно в этом лучшем из миров, даже если где-то там комета уже начала свое обратное движение.