Текст книги "Мой декаданс"

Автор книги: Алексей Перминов

 
Восхищаюсь звериною страстью,
Где один поцелуй – в сердце, в кровь.
Где кошачьи две львиные пасти
И шипят, и ревут «про любовь».
Когда в шею клыки яд вливают,
И взрывают твердь когти межой,
Клочья шерсти на травы слезают
Под счастливо-болезненный вой.
 

 
А Берроуз совсем без бороды!
А я думал – молодой и с бородой.
А на роже морщины видны!
А я думал – красив и живой.
А Берроуза любят лгуны!
А я думал, он гвоздь им в глазах.
Его именем строят мосты!
А я думал, за ним гиблый прах.
 

 
Смотри-ка, к нам тянутся руки разлуки.
Возьми на поруки возможные муки.
Стихи раздели дыханьем на слоги,
Чтоб звуки водили крылатые ноги.
Названия ядов возьми из тетради.
Вложи вожжи в руки, чтоб быть не в накладе.
Пусть оды приходят – весенние воды.
Как роды – болезнь – цена нашей свободы.
 

 
Мне приснился сон отрадный:
Я с тобой гулял в саду.
Мы не виделись полвека
И расстались лишь к утру.
Мы рассказывали жизни,
Что прожили без любви.
И слова наши слогались
В годы, месяцы и дни.
Я открыл глаза в мир воли,
Выдохнув невольный стон.
Явь пронзила разум болью,
Что любовь – больной мой сон.
 

 
Холодеет кофе в кружке на столе.
Больше ничего не напомнит о тебе.
В облачные хлопья свернулось молоко,
Солнце тычет пальцем в мутное окно.
Кто сжимает стены? Кто уздит часы?
Одинокой птицей в выси льешься ты.
Что напоминает о тебе, о нас?
Кофе цвета лгавших, но любимых глаз.
 

 
Я разучился верить. Я знаю, почему.
Процентами измерить как павшую листву?
Количество погибших, количество живых,
А также процент лишних – процент всех остальных.
Проходят мимо люди, и людям наплевать,
Утро их тело будит, душа ложится спать.
Так кровь с ладоней просто смывается водой,
Играя с жизнью в кости, только всегда с чужой.
Копаться в чем придется – в крови, в дерьме, в себе.
Сердце из сети рвется и плачет о весне.
 

 
Прячет медовый вечер
Тыльные стены домов.
Вечером ползти легче
К сюрреализму снов.
Солнце козыри мечет
В стекла крещатых окон.
Вечер нервы подлечит -
Вечером – новый кон.
Город огнями маячит.
Солнце на запад ушло.
Ветер над крышами скачет.
В небе луну занесло.
 

 
По извилинам неба
Пробираясь улиткой,
По туманной тропинке
Нега сна идет снегом.
Там измученный бегом
Конь в степи замерзает.
Морду к смерти склоняет.
Конь весной засыпает.
 

 
Когда-то ты жил в лесу.
Не по асфальту ходил.
Держа копье на весу,
Не знал «процент» своих сил.
Зато каждое дерево знал
И растворялся в листве.
Сам, какое хотел, давал
Названье своей земле.
Когда ребенок рождался,
Старик шел в лес умирать.
Лишь имя его оставалось,
Чтоб молодой мог забрать.
 

 
Маленький, как мир.
Новый, как день.
Жизнь – веселый пир...
Время тянет тень.
Время знаний навалит,
Пир превратится в кошмар.
Пока сердце мысли не жалят,
Цени свой неведенья дар.
 

 
Белокурая девочка в белом -
Моя муза, что плачет навзрыд.
С растернованным иглами телом.
Днем страдает. Ночами не спит.
 

 
Вечер тих августовский, золоченный.
Переулок застыл обесточенный...
Эта весть о войне так нечаянна,
Муза скорбно молчит, опечалена.
И табак у меня нынче кончился,
И подруга взирает наводчицей.
А в душе – что бедлам – раздвоение,
И плясать, и рыдать настроение.
 

 
Что-то воздуха мне мало!
Что-то многого мне надо.
Сталью покрывало стало.
Эй, пастух, где твое стадо?
А где флейта, что здесь пела?
В тишине расклады ада.
Лишь мурашки бродят смело
В сумерках райского сада.
Да, блужданье духу мило,
Да, добро побоям радо,
Что отравой напоило,
Убаюкало с бокала.
 

 
Немытые окна сверкают на солнце,
Ручьи по асфальту несут свою грязь.
В траве «мать-и-мачехи» желтые кольца,
И дети проносятся мимо, смеясь.
Весна разлеглась по улицам лужами.
Нервозность засела в широких зрачках.
Мой двор переполнен убитыми стужами,
А жизнь просыпается в первых ростках.
 

 
Все поезда идут куда-то,
Но ни один из них меня
Не отвезет домой обратно,
Где я не знал, что жизнь – война.
Все поезда идут куда-то,
И на любой могу я сесть.
Но нет обратно мне возврата.
Мне места нет, где детство есть.
 

 
Комната ноет ареной.
Трубы, как ульи гудят.
Лампа пленит мух Сиреной.
Прет тараканов отряд.
Стулья расставили вилы.
Оком моргает окно.
Там рассвет пробует силы,
Зыбко тумана бельмо.
 

А.

 
Мы знакомы семь часов.
Завтра будет, как вчера -
Снова каша лишних слов,
Жар потухшего костра.
И лениво, словно сыр,
Время плавится опять.
Снова я вернулся в мир,
Я готов кого-то ждать.
Дым еще мутит слезу,
Только нет огня в крови.
Страсть потухла на ветру.
Остановка на пути.
 

А.

 
Ты жнешь меня ядом змеиной закваски,
Актерским кривлянием формы пустой.
Ты сеешь меня дрожью искренней ласки,
Когда гладишь раны мне милой рукой.
Когда солнце в сердце ломалось на части,
Сомненья сжимали его до крови,
Мой бархатный день превращался в ненастье,
И двери сквозили концами пути.
Я видел глаза твои в фосфоре мысли,
И схемы волос, раздвоенных в концах,
И брови, что крыльями в небе зависли,
И облако губ, что скользило в духах.
 

О.Когану

 
Скрипач играл, а может быть сам Бог...
Выдох и вдох – смычок к себе и от себя.
Ни дня без игры. Жизнь, как игра.
Настрой – весна, в любое время года.
Искусство – не работа, не развлечение,
Бесконечная болезнь к терпению.
Восприятие – как должно – без жалоб, со смирением.
Спасение при жизни. При смерти – облегчение.
 

 
Размножаются вечером окна окна моего,
Серыми, синими, белыми кроют вуалями.
Сучит сучками глаза полуночи сукно,
Город огнем пилит мили рваными далями.
Там у окна тепло, хорошо, порошок.
Там я курю, табака облака вдаль дымлю.
Точного времени нет, только мутный поток.
Дымный поток сядет пылью мышиной к утру.
 

 
Пьян, как завтра и вчера,
Я валялся на поляне.
Мягкий ветер иногда
Шевелил лицо в бурьяне.
Встать, увидеть нету сил.
Руки в разные канавы.
Сквозь ресницы моросил
Лучик солнца окаянный.
Ноги мокрые водой
Знать давали из оврага.
Им охота снова в бой,
Им охота в руки флага.
 

 
Я сам создал себе мечту,
Я сам мечтой себя разрушил.
Осколки дыма на ветру -
От жженых листьев в небо души.
Я не хочу идти назад.
Идти вперед гораздо ближе.
И буду больше других рад,
Когда вдруг ветер с ветки слижет
Меня – и вниз, к павшей листве.
Спокойно гнить иль быть сожженным.
Быть может, я вернусь к тебе
Печальным ясенем иль кленом.
 

 
С надеждой в сердце зря я ждал тебя, увы!
Без видимых причин, так бесконечно долго.
Под снежною пыльцой и факелом луны,
Прохожих, как ножом, встречая взглядом волка.
 

 
У трюмо стоим вдвоем.
Вскользь слежу, как вор, за нею.
За сомненьями сомненья
Волнами наводят стрем.
Слышу, как неровен вдох.
Меланхолия в движеньях.
В эту зиму о цветеньи
Мне вещает грустный Бог.
 

 
Слабость минуты выводит сомненья.
Мнения, мысли. Одно на одно.
Сильные мысли рождают виденья,
Слабые мысли ложатся на дно.
Мысли дерутся, как дикие звери.
Вмиг друг друга на части рвут.
Смерть за идею для них – не потеря,
Только при смерти они и живут.
 

 
Меня бархат ланитов встречал,
Леденцы твоих губ, искры взора.
Но в тумане потерян причал,
И я знаю, что это не ссора.
 

А.

 
Иди к черту, дорогая!
Я искать тебя не буду.
Мне совсем менять не в радость
На чуму свою простуду.
Называй меня безумным,
Докой до бесчестных дел...
Это правда! В конце строчки
Многоточье и пробел.
 

 
Как гном, усатый мотылек
Крылами копошится за окном.
В своей идее недалек,
В упрямстве – властелин и Бог.
 

 
Я отжил животом и памятью.
Нет фамилий и формул во мне,
Когда чувства янтарною камедью
Расцветают крылами во сне.
Прикрываюсь, чтоб глаз тешить, ветошью.
Закрываю свой рот от ушей.
В своем мире я старенький дедушка,
Юный шут в чужом мире людей.
 

 
Твой путь теперь закончен,
Красивый долгий путь.
Ты в первый раз спокойно
Решился вдруг уснуть.
Ты спишь для всех на свете,
Но лишь не для меня.
Пусть в небе будет обитель,
Пусть пухом будет земля.
Оставил часы. Абстрактные цифры.
Лишь время уходит. Куда? Все равно!
Наверно, туда же, куда и молитвы -
Возможно, на небо, возможно, на дно.
 

 
Предел будущего знаю.
Мне виденья давят мозг.
Эры, войны наблюдаю -
Медленно, но под откос.
Куски времени, пространства,
Как стекло калейдоскопа.
Вновь теряют постоянство
Брызги – в будущем – потока.
Меня звали Нострадамус.
Инквизиции жрет боль.
Говорю, что ждет вас хаос,
Рай начнется через ноль.
 

 
Кроты породу рыли рылом,
Коты томились по сношеньям,
Киты толкались, теснясь в море,
А кляузник поставил кляксу...
 

 
Доставь мне радость, со мной почавкай.
Встань на корачки и стань собакой.
Побудь животным со мной – животным,
Потрись о щеку, да, телом потным.
Скорей мне справку предъяви,
Что есть инфекция в крови.
 

 
Сизый запах травы.
Терпкий прищур мечты.
Чьи объедки? Дары?
Искус черной дыры?
Точат нос комары -
Чары летней поры.
К небу липнут штаны
Голоштанной страны.
Облака, дым, плоты,
Птицы ветру верны.
Запищали коты -
Время бледной звезды.
Млечный путь высоты
Нас влечет от земли.
 

 
Он растворялся в полутьме часов,
Рассудком не касаясь до значений,
Без судорог, инстинктов и влечений,
Без правил, исключений и основ.
 

 
Больше, чем человек. Больше, чем Бог.
Воды глоток, когда от жажды умираю.
С тобой – летаю. Без тебя – ползаю.
Засыпаю. Просыпаюсь. Стараюсь жить.
Продолжаю падать вниз.
Роспись кровью – С ЛЮБОВЬЮ!
 

 
Зеленый луг по высям плыл
В даль. Месяц цинком моросил
Траву. И вам хватало сил
Плясать. Ты на руках носил
Мечту. Ты зачарован был
Игрой. Уста в пылу прикрыл
Устами. Безумье жар явил
Рекой. Ты за бессмертие просил
Любви. Возьми груз смертных крыл
С собой. Я тоже зачарован был
На зеленеющем лугу и в высях жил.
 

МИСТИКА СЛОГА

 
Эта жизнь – сувенир,
Пестрой радуги блик,
Пир расстроенных лир,
Миф. Вселенной лишь миг.
Под напор злых задир,
Под зуд глупых зануд,
Я люблю этот мир,
Хоть любить его – труд!
Я с утра повел спор,
Заглянув в души сад.
Шел туда – пел задор,
Молча плелся назад.
В этом споре льстец – черт
Адвокат и палач.
Меня к бездне влечет,
Я – слепец, а был зряч.
Он давно надо мной
Свою палку сломал.
Поиграю с судьбой,
Зная, что я пропал.
 

 
Моя лирика – стратегия без стратега,
Концепция Чистого листа,
Киста в области конечностей Христа,
Река мгновений на века, в берега мозга,
Игра гения «в дурака», Нагасаки, Герника,
Страхи Блока, Драке, Есенин, водка,
Ф. Гарсия Лорка, порка и коронация порока,
Строка «пером в бока», мистика слога,
Байка бардака грез в коробке рассудка.
Моя лирика – часов стрелка, как брага по кругу,
С другом под флагом мига, в никуда дорога
Смертника из барака на зов висельника,
Скука пророка к идее побега, Кафка,
Алхимия кабака, тоска пьяного Бога,
Свобода «лабуха», строка на нерест потока,
Потуга астматика, скрежет смычка,
Республика риторики изменника, смысла забастовка.
 

 
Табачные кольца сжимают мне горло...
Может, помечен я смерти печатью?
И неудачи – работа проклятья?
И ссоры с миром – зло адовой рати?
Бред до рассвета. Уснуть я не в силах.
Может, ведьмак ворожит, нервы солит?
Может быть, кто-то Психею неволит?
Месяц рогами глаза магом колет.
Взор темноты мне зрачки распирает.
Может, Аида зовет? Мир для духов.
Иль Мефистофель лукавит над ухом?
Может, я зверя обнял, спутав с другом?
 

 
Рифмовать морфейной формой
Вырывать слова из лавы,
Быть вместилищем отравы,
Как пора любви упорной.
Стравлять звуки со значеньем,
Шить гармонию из ветра,
Из невидимого спектра
Плыть неведомым теченьем.
К слову, словно мухи к меду,
Знаки препинанья липнут.
Шар монады в высях стынет.
Шива каплет с неба воду.
Экскременты подсознанья,
Боль сердечной аритмии,
Гнев, что до краев налили -
Составные для писанья.
 

 
Жало нужды притупило лоск жалости.
Волосы выжгло пархатое пламя.
Трещины в руки прокрались снегами.
Долго молчала и не дождалась ты.
Сердце прогнули огромные малости.
Спину топтали дни сапогами.
Ночи кровать заливали слезами.
Много молилась и не дождалась ты.
В сумрак ходила в далекие волости.
Поутру крылья срывала руками.
Сны на заре обращалися снами.
Долго мечтала и не дождалась ты.
Кости ломали вымыслов лопасти.
Долго не выживешь книжными сагами.
Годы, как камни, скатились в овраги.
Думала долго и не дождалась ты.
 

 
Три мира странствия мыслей.
В каждом предела нет.
Каждая акция жизни -
Пакет всевозможных конфет.
Первый – сознанье и разум,
Радость земная и грязь.
То, что увидишь ты глазом,
Плача или смеясь.
Второй мир заведует страстью,
Что объяснить ты не смог.
Мажет волшебною мазью,
Вялит любовью твой мозг.
Третий мир – мысль неземная,
Сюрреализм снов и бред.
Рождает идея слепая
Предчувствие будущих бед.
 

I

 
Я писал на полях книг.
Приступ скуки за днем стих.
Мне во сне свой явил лик
Старец, вечность слогавший в стих.
И промолвил чудной старик:
«Тебя ждет много жутких вех.
Но однажды твой пьяный крик
Первой птицей разбудит век.
Пусть в миру не осталось дорог,
Пусть тропинка к грядущему – страх,
Ведь как строг не казался бы срок,
Любой срок – дым, тщета – ляжет в прах.
Не дели по частям жизни миг.
Ты рожден, чтобы чист был твой вздох.
Ведь цветок, что не к сроку поник,
Своим сердцем уже не цветок.
Превратит в вино время лишь сок.
Царь миров, ты так слаб на ногах.
Завтра тело твое съест песок,
Будут песни твои жить в ветрах...»
Образ спрятался в утренний ток.
Солнце бодростью терло костяк.
«Гвозди в руки мне иль молоток?» -
Сердцем водит дитя на полях.
 

II

 
Я повесился утром в сарае,
Когда солнце пустило ростки.
Я увидел смерть смысла, страдая,
За намыленным краем тоски.
Легкий ветер качал мое тело,
И улыбка росла на лице.
И бессмертье покоем запело
В брызгах Леты, в забвенья пыльце.
 

 
Он, невзирая на последствия,
Не мог стесняться грубых действий.
Остановившись на бесчестии,
Он вывел, что такое честь.
Кабак зловонил пред ним родиной,
Сверкал создатель мерзкой гадиной.
Все, что имел – давно украдено.
И нечего желать – все есть.
 

 
Желуди, люди, пища свиней.
Рождались на небе, прыгали вниз,
Лопнула кожа в засилье идей.
Природа? Судьба? Божий каприз?
Кто скажет теперь – зачем? Для чего?
Возможно, что небо и знает ответ.
Но нету возможности влезть на него.
Узнать, как внизу, наверху тоже нет.
Желуди, люди, пища богов.
Жили, как свиньи, взлетали затем.
Верили в искренность собственных слов,
Верили в лживость общественных тем.
Серый бархат внизу так манит с высоты.
В сознанье призыв – пуститься в полет.
Выжигай, вырывай больные мечты:
Здесь паденьем всегда кончается взлет.
 

 
На венах ссадины – никак им не зажить,
И дух израненный, что мечется в тисках.
Мгла позади, а впереди лишь страх.
Так зыбко утвержденье – стоит жить.
Я падал птицей в солнце. По руке
Цыганка мне гадала и бледнела.
Поднять глаза, сказать слова не смела,
И ангел над челом стоял в тоске.
 

 
С нами снами снова слово – буквы слепы, звуки глухи.
С нами сны. Злы. Паразиты. Ихни жабры розоваты.
Алые ланиты бриты. Опиаты. Кайфа сбыты.
Ты бы быты в брод раздвинул. Принял. Внял.
Стал неформалом,
Как Бретон, Рембо, Берроуз, закусил бы ус и губы,
И обиделся на смыслы, ибо всяки смыслы грубы.
Потому все грезы грязны, потому все слезы злобны,
Потому все смехи мрачны...
С нами снами корчи черта, что способен на развраты
И с солдатом, и с ребенком. И значимости караты
Метят личности и страны... Колотые вены – струны
Перестроены иначе. Это расставлять деревья
В рунах смерти, по порядку. Подзывать небесьи кары.
Лопались, краснея, струны. Наливали кровь в стаканы
Тараканы – язвы Кафки.
 

 
Грязь рождает муть. Жить в ней и уснуть.
С креста Христа снять, чтоб друзей распять.
В пир чуму одеть, чтоб в огне сгореть.
С костей мякоть смыть. С радости завыть.
Иль с судьбой побег – сквозь таежный снег.
Ждать всю жизнь весну, двигаясь к концу.
Как гонимый зверь – в запертую дверь.
Не жалея ног – в сумрачный итог.
Сизый бархат лиц. Молча взоры ниц.
В мраке слепых глаз траур, как экстаз.
Черно – белый сон. Смело за балкон
Время – юркий дым. Ты – твой старый сын.
Кто с карниза вниз прыгает на бис?
Мучить и страдать. Верить, предавать.
Слушать, говорить. Породить, убить.
В бреду ложных схем плыть, чтобы затем.
В мире вечных тем слово стало плотью ...
 

 
У меня есть к Богу телефон!
Из мебели только он в пустой моей комнате.
В кричащей темноте лезут ко мне нехорошие мысли.
Молнии и гром за окном.
Раздражен сегодня Создатель.
Веры одной случается мало, и тогда ко мне идут.
Человечество устало. Помощи просит.
Боль, которую они приносят с собой,
Бывает, проходит, бывает, иначе.
Они в трубку плачут и в момент трезвеют.
Когда-то давно нам изменила удача.
Так что заходи. Аминь.
 

 
Безбашенная ночь пришла – глаза открой,
Когда ушел из города тупой реальный день.
И растревожила она душ человечьих рой,
И в тело с болью напустила она лень.
Обрезала резко все грани на крестах,
Иллюзию с реальностью породнив на время,
И в темноте впервые вдруг зародился страх,
И в темноте теченье изменили реки-вены.
По черным прядям ночи в небо лезут души,
Утратившие веру, немодные пророки,
С разбитыми мечтами, их крики дождь заглушит,
А тьма загладит краски и зарифмует строки.
Луна светит уныло в потухшем мертвом небе,
Повесив отраженье в моих больших зрачках.
Оставив за собой открытыми все двери,
Которые до этого были на замках.
Ночь, когда реальность превращается в мечты,
И разум растворяется на больные сны.
Ночь, когда над океаном серости лишь тьма,
Звезды в небе плачут, и мычит луна.
 

I

 
Я трезв от тоски...
Кабак тянет к рвоте.
Сжимает виски
Мигренная боль.
Бреду по проспекту
В расстегнутой кофте
И вижу в бреду
В каждой шлюхе Ассоль.
 

II

 
Клеймят чело мне дни,
Бьют, жилки раздувая.
Слепят зрачки огни,
А тени знобью льнут.
И время не спеша
В ток сердца яд вливает,
Несет меня, кряхтя,
На самый страшный суд.
 

III

 
Раз счастливы ползти,
То вас не гложет небо.
И нет в глазах тоски,
И нет в груди болей.
Вам соль солдатских слез
Приправой служит к хлебу.
Отрава сладких грез
В аду ползучих дней.
 

 
Лошадь податливо прячет
Морду от кулака.
Плеть ее тело нянчит,
Шпоры ласкают бока.
Всадник – лихой победитель
С красной помадой в усах.
Сняв с потных плеч черный китель,
Гордо глядит в небеса.
С клячи глядит он на звезды,
С Марсом ведет диалог.
Звезды – забитые гвозди
В подошвы армейских сапог.
 

 
Сожаленье – вялый шаг,
И почти всегда назад.
Сожаленья жгли Рейхстаг -
Желтая дорога в ад.
Только здесь и лишь сейчас
Все, что было – все во мгле.
Каждый час открытых глаз -
Жажда власти на земле.
Всадник кляче – злой палач.
А ты сделал шаг к себе.
Сожаленья съели плач -
Плач по власти на земле.
 

 
Письмена откровеньем имен
Доверительно двери откроют.
Поклонившись, заметишь поклон -
Это зеркало «времени слоя».
Знаешь чувством, здесь есть, чего нет.
Чего нет – это все, кроме чувства.
Где-то там его скользкий скелет.
Где-то здесь он, рожденный в капусте.
Ты пригреешь его на груди,
Если страх не сожрет тебя первым.
Либо путник один на пути,
Либо путник один идет с кем-то.
Набирай, брат, дружину друзей -
Королей, и шутов, и счастливцев.
С их весельем тебе веселей
Проявлять их истлевшие лица.
 

I

 
Любовь припечет снег, завьюжит печаль.
Забыть невозможно. Страсть смыслу не служит.
Как в теплое тело старательно – сталь,
Истерика памяти душу задушит.
Запиленным полем, задавленным дерном,
Асфальтовым альтом, литаврами фар
Подальше по далям, походкою тертой,
Тащить за плечами печали – твой дар.
Пиковая дама, клинок в черном сердце.
Мой крест, моя точка и мой страшный суд.
С полвека до веры закончились рельсы.
С полвека надежды меня там не ждут.
Ты помнишь, мы жили, как дети на небе,
Друг в друга вмещая вселенную всю.
А ночи и дни, как побочные тени,
Ломались на доли под словом «люблю».
Мне лень вспоминать, кто подумал о плене,
Коль в зеркале взоров теперь не вдвоем.
Вино забродившее бродит по вене,
Меня выжигая в тень желчи огнем.
 

II

 
Экспресс косяками, кругами, с друзьями,
Забытыми битвами быта – в ботву!
Я дни календарные ставлю крестами.
Нелепыми цифрами боль хороню.
Тоска сердце точит, как тучи на солнце,
Как осень, что тенью прикончила день.
Мне колят глаза «мать-и-мачехи» кольца,
Венец, что принес тебе месяц, надень.
Я ночью рождаюсь, в час точки отсчета.
С рассветом – распятье, падение в ад.
Забыться до будущей ночи – забота,
С мечтою о жизни, с шагами назад.
Из сна вынося образ резкий, до крика,
Печаль превращается в лезвия флаг.
Бегу в переход от весеннего блика.
Бегу в паранойю, в болезни, в кабак.
Я вырвал в истерике провода сплетен.
Грусть – корни мои стоят без воды.
Грусть – ветви мои ветром спутаны в сети.
И слезы от дыма – от жженой листвы.