Текст книги "Воля за пределами воли ! (Ушу)"
Автор книги: Алексей Маслов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Маслов Алексей
Воля за пределами воли ! (Ушу)
МАСЛОВ АЛЕКСЕИ АЛЕКСАНДРОВИЧ
ВОЛЯ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ВОЛИ!
... Эти узкая тропинка, что затеряна в горах Сунисань и вьется полоской между гранитных валунов и заброшенных алтарей, считается путем священным и даже мистическим. Именно по ней в VI в. взошел в высокогорную пещеру патриарх Чань-буддизма и легендарный основатель шаолиньской школы ушу Бодхидхарма. В прошлом году этот "путь мастеров ушу" довелось совершить и автору этих строк. Став первым европейцем монахом-бойцом (усэн) знаменитого Шаолиньского монастыря и получив посвящение в 32-м поколении, я посетил эту небольшую пещеру Бодхидхармы, куда сегодня редко приходят посетители и где хранятся монашеские красно-желтые одежды самого патриарха ушу. Конечно, перед нами – красивая легенда о нетленных одеждах, о девятилетнем недвижном сидении Бадхидхармы лицом к стене, в результате чего он получил просветление. Но одновременно все эти десятки мифов, как это ни удивительно, не просто живут в головах современных монахов-бойцов, но и "воспитывают" их. До сих пор в Шаалиньском монастыре, где сегодня живет чуть более ста монахов, можно увидеть, как 70-летние старцы без труда садятся на "шпагат", буравят пальцем отверстие в камне, более молодые взбираются по гладкой стене, стоят в стойке на двух пальцах одной руки. И это уже не легенды, это – реальность, пускай мистическая и загадочная, но к которой можно приобщиться. Правда, на это уйдет, возможно, не один десяток лет. И главное здесь – вступить в особый внутренний мир ушу, ощутить его изнутри, о чем и пойдет речь ниже.
Для нас, людей, воспитанных в традициях христианской культуры, многое здесь покажется необычным, а порой и неприемлемым.
Не стану лукавить, но и я не раз испытывал нравственные сомнения в "правильности" истин ушу, а если говорить более общо, – всей китайской культуры. Мне неоднократно доводилось быть свидетелем китайских деревенских культов, в том числе и ритуалов ушу, которые носитель западной традиции поименовал бы "дьяволопоклонством" и "от лукавого". Но так или иначе, в рамках подобной весьма неоднозначной традиции живут более миллиарда людей. Их культура – одна из самых древних и целостных на Земле. Во внутреннем мире ушу, как в капле воды, отразились эти традиционные ценности Китая да и всего Дальнего Востока. И соприкосновение с такой культурой – всегда встреча с "незнаколщем" внутри себя.
Существует кулачное искусство вне кулачного искусства. Существует воля вне воли, В промежутке между волей и не-волей и коренится истина.
Мастер Сунь Лутан (1861-1932)
ВРАТА УЧЕНИЯ
ШКОЛА – ВНУТРЕННИЙ МИР УШУ
Естественно, что, говоря о мастерах ушу, нельзя не затронуть такой важный элемент внутренней традиции ушу, как школа, т.е. основная ячейка, где передается учение. Сегодня можно услышать, как школой ушу называют обычный спортивный клуб, секцию, причем это понятие настолько закрепилось в нашем сознании, что мы вряд ли задумываемся над его сутью. А вот для Китая понятие "школа" имело совсем иное, исключительно духовное значение.
Прежде всего постараемся разобраться, что мы вообще подразумеваем под названием "школа ушу". Чем отличается от стиля? Правомочны ли параллельные названия, скажем, "шаолиньский стиль" и "шаолиньская школа"? Кстати, такая путаница нередка, и сегодня даже далеко не каждый последователь ушу в Китае способен разобраться в ней.
Отметим, что школы ушу отнюдь не возникают вместе с возникновением боевых искусств. Посылкой для их создания стало осознание боевых искусств как духовно полноценной системы, ничем не отличной от других китайских искусств.
Школы начинают формироваться в XIII веке, однако их образование завершается лишь к XVII веку вместе со становлением системы "внутренних стилей", которые можно практиковать лишь внутри таких школ. Школ возникло по всему Китаю множество, хотя, конечно, не все они были равноценны, и многие лишь имитировали традиционные буддийские общины и даосские секты. Вообще же на формирование школ ушу и на их структуру, с одной стороны, повлияли форма и взаимоотношения традиционной китайской семьи, с другой организация и система обучения в даосских и буддийских сектах.
К тому же школам предшествуют многочисленные народные общества ушу, носящие массовый общедеревенский характер.
Становление народного синкретизма в тот момент, когда ушу стало самым массовым народным занятием, поставило точку в формировании школ не только как организации обучения ушу, но и передачи духовной "истинной традиции".
Особенно бурный рост ушу шел в XVII-XIX веках, частично он был связан с глухим противостоянием народных "мудрецов" элитарно-имперской культуре вообще, когда единственным способом сохранения духовной "истинности" становилось создание исключительно узкого, герметического сообщества, где пре.дельно концентрировалось внутреннее напряжение.
Не стоит полагать, что духовная самоорганизация была основным стержнем всякой школы ушу. Отнюдь нет. Например, после прихода в Китай маньчжуров ряд школ оказался тесно связан с тайными обществами, особенно это распространилось на юге Китая, где действовала знаменитая Триада "Общество Неба и Земли". Зачастую школа ушу и тайное общество полностью взаимоналагались, растворяясь друг в друге, школа вырастала в огромное сообщество. Поэтому наряду с крайне закрытыми школами ушу, в которых нередко объединялись не более десятка человек и отбор в которые был очень строг, стали развиваться более массовые "общества" (шэ) или "дворы боевых искусств" (гуань). В них состояло до нескольких сотен человек, на деревенском и на уездном уровне их члены тренировались абсолютно открыто, не таясь ни местных чиновников, ни проверяющих, хотя при этом нередко такие "дворы" и разгоняли за "еретическую практику", фактически – за отправление неофициальных ритуалов, поклонение "не тем" богам и духам.
Такие "дворы" были обычно тесно связаны с узкими школами, называемыми "мэнь" – врата. Более того, и во внутренней иерархии, и в структуре взаимоотношений, и даже в изучаемых приемах и комплексах эти два типа школ могли полностью совпадать, благо, они обычно располагались в одной местности. И тем не менее разница была, причем разница весьма существенная.
Огромное духовное напряжение, возникающее в небольшом круге учеников школы-мэнь, позволяло передавать ушу как истинно сакральное знание. Да и вообще, по сути, передавалось не ушу, а некое "нечто", которое стоит за ним – "искусство Дао". В больших же "дворах", тайных обществах многие секреты ушу растворялись в массе занимающихся, но самое главное утрачивалась возможность передачи "от сердца к сердцу". Это была своеобразная имитация формы, которой приписывался мистический смысл, но который фактически давно утерян.
Стили ушу как таковые разрабатывались внутри школ, именно там простой технический арсенал боя приобретал свою стилистику – историю, легенды, первопредка, внутренние ритуалы – одним словом, все опознавательные знаки стиля. Практиковались же эти стили в более широких обществах. Учение и внутренняя психологическая обстановка школы были очень сложны для большинства тех, кто желал практиковать ушу, а их по всему Китаю были миллионы. Многие аспекты были вообще недоступны для ментальных и духовных способностей некоторых учеников. Поэтому "дворы боевых искусств" собирали самый различный люд, который овладевал ушу в основном на внешнем техническом уровне, хотя в этом многие достигали поражающего мастерства. И все же наиболее духовно открытых вводили в узкий круг учеников школы.
Интересно, что существовало и "материальное" отличие школ от обществ или "дворов" – школы имели свои генеалогические хроники, сакральные тексты, их члены занимались медитацией, обладали полными методиками "внутренней тренировки". А вот в массовых объединениях это практически полностью отсутствовало или лишь имитировалось в "снятом" виде.
Настоящих школ в Китае существовало немного, были они малоприметны, равно как и мастера, руководящие ими.
Сам характер школы исключал Приход в нее случайных людей, ученики редко покидали ее, недоучившись, большинство из членов школ своим основным занятием в жизни считали практику ушу, и другой "работы", по сути, у них не было, хотя многие последователи являлись крестьянами, торговцами, лодочниками, ремесленниками.
Интересно само название школы ушу.
Классическая школа именовалась "семьей" (цзя) или "вратами" (мэнь). Через эти врата неофит (то есть новичок) входил в новый, по сути, запредельный мир – мир тайн великих мудрецов. Там он готовился в течение долгих лет к восприятию трансцендентных истин ушу, тренировал тело и дух, постигая самого себя. "Войти во врата" – так именовалось вступление в школу ушу. За вратами ученик должен оставить, может быть, все то, к чему привык, "выбросить себя старого и породить нового", говорит китайское изречение. Наставники ушу советовали "выбросить старую одежду, выбросить старые привычки, выбросить старое "Я". До сих пор в некоторых школах провинции Хэнань при ритуале вступления сжигается одежда ученика и табличка с именем поступающего. Пепел растворяют в воде, и такой напиток называется "чай небожителей". Затем ученик выпивает этот чай, как бы поглощая сам себя. Человек символически умирает, уничтожая себя, чтобы возродиться вновь, но уже в истинном виде – в качестве носителя традиции ушу.
Вступление в школу ушу представляет сложное испытание для психики и тела неофита. Новичок обычно сначала отвечал на ритуальные вопросы, произносил магические заклинания.
Во многих школах ушу ритуал вступления оказался сильно редуцирован, уменьшен внешне до простых формальностей, как бы переведен во внутреннюю форму переживания. В полном ритуале, сложных действиях, заклинаниях не было необходимости. Мастер прекрасно чувствовал, кого он берет к себе в школу, говорили, что мастер узнает об ученике раньше, чем тот приходит к нему.
Заметим, что школа по своему характеру отличается от стиля или направления ушу. Например, ряд школ мог практиковать один и тот же стиль. У истоков стиля обычно стоит легендарный первооснователь. Его личность восходит или к полностью мифологическим персонам, чей образ "очеловечился", например к бессмертным небожителям, или к полулегендарным героям, которые прямого отношения к ушу не имели, но освящали стиль своей благостью – Бодхидхарма, Чжан Саньфэн. Был также целый ряд вполне реальных людей, причем живших сравнительно недавно, 2-3 века назад, которые столь сильно "обросли" легендами, что сама реальность этих личностей утратилась абсолютно. Например, основатель стиля "огненной палки" Шаолиня монах Цзиньнало в мифах приобрел имя буддийского небесного божества Кинары, поэтому считалось, что сами духи принесли методы боя с палкой на землю. Так или иначе, основатель стиля был всегда мифологичен и символичен как воплощение духовной мощи, идущей от века и от мира. По сути, у стиля не было начала, ибо его корни уходили в бесконечную глубину эпохи первопредков.
Основателем же школы почти всегда был реальный, человек. Сама структура школы вырастала из организации китайской семьи, клана (патронимии), а поэтому и назывались они семейными или клановыми названиями, например, Янши тайцзицюань – "Школа тайцзицюань клана Янов", или хунцзямэнь – "Школа семьи Хунов". Вступление в школу таким образом становилось приобщением к семейным связям.
Колоссальную роль в создании школ играли генеалогические хроники, или "семейные списки" – цзяпу, которые выстраивали генеалогическое древо рода и, по сути, имелись у каждой семьи. Школы ушу переняли у семьи и эту характерную черту, что еще больше перевело связи между членами школы на уровень кровно-семейных, "от Неба данных", и поэтому нерасторжимых. Хроники хранятся как святая святых, передаются из рук в руки от учителя к его прямому преемнику. Они прежде всего идентифицируют каждого конкретного ученика со всем телом школы, фактически с телом внутренней традиции. Благодаря такой хронике человек, произрастая из семейного древа, осознавал свою принадлежность к "корню мастеров". Он воистину "занимал место" в этом мире, и надо много понять в китайской культуре, чтобы осознать, сколь важно для традиционного китайца, для последователя ушу почувствовать себя живым воплощением духовной традиции, ее производным и ее проводником.
Фамилия ученика не просто вписывалась в книгу (кстати, туда попадали далеко не все, а лишь преемники "истинной традиции", два-три человека из одного поколения). Внесение ученика ,в генеалогическое древо фактически свидетельствовало о его приобщении к полной традиции школы.
Школа ушу никогда не понималась ее последователями как "список приемов", комбинаций и комплексов. В школе не было и "срока обучения", она вообще могла не иметь видимого (скажем, технического) воплощения. Прежде всего под школой подразумеваются все поколения учителей-учеников и непрерывность "истинной передачи". Вот почему столь высоко ставились древние тексты и рассказы о мастерах школы. Вот почему нельзя объявить об одномоментном создании собственной школы, хотя в короткий срок можно составить эффективный набор приемов, пригодных для рукопашного боя. Вот почему невысоко ценились люди, не имеющие за своими плечами мастера, несущего в себе школу "древних предков" – кто ничего не воспринял, тому нечего и передавать.
После этого не покажется странным утверждение, что школа ушу постулировала вневременную жизнь. Мы – лишь следы великих мудрецов, давно прошедших. Но одновременно мы – воплощение их духа, и ученик даже в десятом поколении и есть мастер. Мы растворены в потоке мастерства и транслируем его вперед.
Так сохраняется дух и форма школы, вечно возрождаясь в новом поколении учеников. По сути, не существует даже и возрождения, есть лишь вечное возвращение одного и того же Мастера в каждом новом ученике.
Связь внутри такой школы была реальным воплощением семейных связей.
Следует также учитывать, что ранние школы вообще полностью базировались на семье, отец или чаще дед учили младшего по возрасту. Долгое время семейные школы для пришлых вообще не открывались, например, школа клана Чэнь тайцзицюань не допускала к себе вовнутрь инородных более ста лет. Благодаря этим кровнородственным связям школа и получила свое второе название "семья" (цзя).
Спектр значений термина "цзя" крайне широк: "община", "семья", "сообщество", "клан". Семейные отношения – наиболее тесные и надежные для китайцев, не случайно существует выражение "Вся Поднебесная – одна семья".
Таким образом, школа ушу была как бы уменьшенной проекцией государства и семьи, неся на себе тот же оттенок небесной святости, не случайно общение внутри школы происходило в терминах родства: "брат", "сестра" и т.д. Благодаря этому школа становилась миром в себе и для себя, представляющим не только маленький образ неких "больших" внешних семей, но реально придерживающимся всех семейных уложений.
Отношения соподчинения, внутри какой бы ячейки общества они не реализовывались, всегда воспроизводили связь отца с сыном, например, император всегда был отцом для своих подданных и заботился о них как о своих детях. Учитель в школах ушу также был отцом своих учеников, причем статус его был значительно выше, чем у отца по крови., – учитель являлся отцом по духу. Он как бы рождал новую духовную личность, возрождая в ней самого себя. Поэтому и ученик должен относиться к мастеру с чувством сыновьей почтительности.
Поскольку наставник школы всегда выступал в роли духовного отца, то и его ученики именовались "детьми в духе" или "братьями в учителе".
Китайское выражение "братья в учителе" или "братья по учителю" (шисюн) очень точно выражает саму суть учительствования в Китае. Наставник являет собой родовое древо, выступает как абстрактное начало, некое "тело семьи", воспроизводящее само себя.
В терминах родства воспринимались и все члены школы ушу. Основатель школы обычно именовался тайцзу – "великий предок", так же как называли и императоров – основателей династии. Его портрет всегда висит перед алтарем школы, а перед табличкой с его именем (по китайским поверьям, в нее после смерти человека переселяется часть его духа) возжигаются благовония. Напомним, что основателем школы могло считаться и легендарное лицо. Например, легендарный родоначальник многих стилей ушу Гуань Юй был обожествлен китайской традицией и назывался "бог Гуань" – Гуань ди. Наставник ныне существующего учителя школы звался шицзун "наставник-первооснователь" или "дед-наставник". В школе почитались не только те, кто непосредственно преподавал ушу, но и те, кто был связан с семьей мастера, например, его жена именовалась шинян или шиму "матушка-наставница".
Старший сын мастера или старший ученик шисюн (обратим внимание, что между сыном и учеником нс делалось различий) выполнял обязанности старшего инструктора школы. Он обучал технике приемов, следил за выполнением новичками основных дисциплинарных норм и ритуалов. Существовал также шидае – первый помощник учителя, фактически равный ему по положению, и ему выказывали такие же уважение и почитание, как самому шифу.
Таким образом, школа функционировала как семья, воспитывала детей-учеников, устанавливала отношения с другими семьями, а распределение обязанностей в школе ушу было таким же, как и в обычной семье. До сих пор ближайшие ученики приглашаются жить в доме учителя, правда, не в самих покоях мастера, а в других постройках. Большинство же просто приходят к нему, так как псе живут в одной деревне. Ученики выполняют обычно все обязанности по дому – носят дрова, убирают помещение, готовят пищу, содержат хозяйство.
"ТОТ, КТО ВСТУПАЕТ В СЛЕД"
Известно, что далеко не всякого брали в ученики. Менее известно, что даже того, кого мастер пускал к себе на двор, еще рано было называть учеником – этот человек мог в течение нескольких месяцев лишь выполнять домашнюю работу, убирать двор, чистить оружие. До тренировок он не допускался, никаких наставлений от мастера не получал. Люди, поверхностно знакомые с внутренней традицией ушу, это явление объясняют так: учитель хочет проверить преданность и искренность намерений ученика.
Действительная причина здесь заключена в ином. Истинное мастерство наставника заключено как раз в том, что он лучше знает своего последователя, чем тот себя самого. Дело в том, что неофит должен почувствовать обстановку школы, ее внутренний климат, особую психологическую ситуацию. У новичка имеется полная возможность отказаться от обучения, если он понимает, что физически или духовно неспособен воспринять учение. Но сразу отказать человеку, полному энтузиазма, горячего рвения, уверенности в своих силах, настойчивости, – значит, нанести ему душевную травму.
Большинство учителей сразу чувствуют, кто останется, а кто покинет школу, даже не приступив к обучению, не случайно до сих пор традиционные наставники "учеником" начинают называть лишь того, кто пробыл в школе не менее трех лет. До этого срока его просто нечему обучать, так как ни его разум, ни психика не готовы к восприятию того особого внутреннего мира ушу, который и превращает боевую технику в духовное искусство. Иногда самой большой милостью по отношению к человеку становился мягкий отказ от преподавания ему боевых искусств. Не каждый способен выдержать груз этого знания.
После обряда инициации ученика посвящали в особые тайные ритуалы школы. Эти ритуалы могли лишь в тонкостях отличаться от общепринятых, но тем не менее они составляли один из секретов школы, ибо дистанцировали ее от остального мира, делали ее "внутренней". В частности, в ряде школ смысл таких ритуалов заключался в том, что неофит объявлялся "ребенком" или "младенцем" – человеком, который стоит лишь на пороге своей настоящей жизни. Именно после этого учитель и "рождал" ученика.
Смысл такого действа хорошо виден в известной поговорке, распространенной в школах ушу и даже вошедшей во многие уставы школ: "Мать и отец дали мне кости и плоть, учитель дал мне дух". Таким образом, идея "второго рождения", причем рождения истинного, духовного, мистического и глубоко сокровенного возникновения "человека целостных свойств", заложенная глубоко в недрах эзотерической китайской традиции, получала воплощение в ушу.
На первых этапах ученик находится вне понимания того, что практикует. До прихода в школу ушу любой китаец много слышит об ушу, нередко наблюдает тренировки, демонстрации мастеров, но без учителя никому не дано проникнуть в саму сердцевину боевых искусств. В школе же появляется возможность постичь это "изнутри", но понимание – это долгий процесс психической переориентации и перестройки сознания. Поэтому, делая первые шаги, надо лишь доверять мастеру и следовать ему – следовать безотчетно. В традиционных школах, в частности, не принято, чтобы ученик задавал вопросы, – мастер сам знает, когда заговорить.
Для знатока ушу обучение, а точнее, постижение школы проходит в несколько этапов, отражающих изменение ценностной ориентации и психологических установок. Здесь речь, конечно, идет не о внешних ритуалах посвящения или присуждения какой-то очередной степени мастерства, как это можно встретить в каратэ, но о понимании самой метафизической глубины процесса обучения как постепенной интериоризации (переведении внутрь себя) духовных ценностей школы и срастания своей личности с личностью мастера.
Подражать следовало всему – самому мастеру, тому, как он выполняет комплексы, его выражениям, жестам и многому другому. Человек не обучается – он перерождается, он вступает в след мастера, входит в его тень, становится созвучным с его внутренним ритмом. Ученик постепенно реализуется как мастер. Медленно, очень медленно удельный вес чисто внешней имитации уменьшается, да и технический аспект имеет свои рамки, уступая место воплощению мастера в своем сознании. Внешнее как бы сворачивалось, сходясь до неизмеримо глубокого внутреннего пространства.
Наконец, исключительно духовное следование постепенно заменяло внешнее подражание и наступало преодоление, отказ от внешней формы. Она переставала играть определяющую роль в обучении ушу, но лишь опосредовала собой существование внутреннего аспекта.
Переход в изучении школы от внешнего к внутреннему происходил у учеников по-разному, многие так и не сумели преодолеть этого барьера. Момент перехода открывал качественно новый этап в ушу. Школа уже становилась внутренней реальностью для занимающегося, она обретала свою субстанциональность, а все комплексы, поединки служили лишь проекцией этого внутреннего пространства во внешнем мире.
Сохранились интересные воспоминания одного из японцев, который в начале 40-х годов присутствовал на ритуале приема в школу ушу. В центре сидел мастер, по бокам от него стояли два ближайших ученика. Посвящаемый выходил в центр и произносил традиционную формулу с просьбой о приеме в ученики и делал несколько поклонов. Внезапно мастер подал какой-то едва уловимый знак, один из стоящих сбоку старших учеников резко взмахнул мечом и ... посвящаемый упал замертво. То же самое произошло и со вторым неофитом, а вот третий человек, который произносил ту же заученную формулу, делал те же самые поклоны, был принят. Наблюдатель-японец, профессиональный солдат, был поражен жестокостью ритуала. Речь идет не о правильности произнесения формулы или выполнения поклона, но об искренности, о том, чтобы все исходило от сердца, от "Небесной воли". Естественно, что немногие могут отважиться пройти такой ритуал, но ведь сама цель посвящения – проверить искренность, чистосердечие человека в помыслах занятий ушу.
Первое время в школе ученика могли подвергать тяжелым испытаниям. Однако не стоит считать это издевательствами, это лишь проверка крепости его духа и черт его характера. Например, ученик не должен обижаться, ибо учителя прекрасно знали, что обидчивого человека ничему нельзя обучить. Смотрели и на то, как ученик подает пиалу с чаем учителю, как общается с братьями по школе, как сидит, как реагирует на замечания. Это – долгий путь терпения и самовоспитания.
Среди огромного количества учителей и учеников ушу лишь немногие считались действительно подходящими друг другу. Встреча истинного учителя и способного ученика предопределялась Небом, и не случайно последователи ушу годами бродили по Поднебесной, разыскивали "своего" учителя. Истинный наставник – это "пресветлый учитель" или "просветленный мастер" (минши), настоящий же ученик должен быть "небесным талантом" (тяньцай). Его особые свойства объяснялись не только упорством и тщательностью в следовании наставлениям мастера, но во многом и врожденными способностями, "данными Небом". "Небесными талантами" также называли талантливейших художников, поэтов, философов. По существу, это была особая категория людей, способных не просто выучить что-то, не просто быть старательными ремесленниками в своем деле, но открытых для того, чтобы дальше понести умение и мастерство-гунфу в любой сфере человеческой жизни.
Между учителем и учеником устанавливались прежде всего отношения глубочайшей содоверительности. Учитель доверяет ученику, так как передает ему часть своей души. Ученик же должен бесконечно верить своему учителю, лишь эта вера поможет ему реализовать форму, которую он изучает. Эта вера форме и учителю особенно важна на первых этапах, когда ученик лишь постигает азы и нс понимает смысла многого из того, что делает. В этот момент надо полностью отдаться словам и мыслям наставника, не вопрошая почему и зачем, но лишь выполняя то или иное упражнение. Веря учителю, ученик относится с искренним доверием к стилю, который изучает, к его истинности и непреходящей ценности заключенной в нем мудрости. Лишь такая безраздельная вера не позволяет ученику сойти с истинного пути.
Но и в среде самых упорных, старательных учеников всегда выделялись те, которые были способны на полное самоотречение ради ушу. Таких людей в школе обычно было немного -'два-три, но чаще всего один.
В ушу таких людей называли "учениками внутренних покоев" – шинэй туди или "учениками, входящими в покои" – жуши туди. Все же остальные, пускай весьма способные и преданные, именовались "учениками внешних покоев" шивай туди. Такое деление имело двоякий смысл. Во-первых, надо знать, что традиционное жилище на севере Китая делилось на внешнюю и внутреннюю части. Во внешней принимали гостей, во внутреннюю были вхожи только члены семьи. Таким образом, человек, который допускался во внутреннюю часть дома, символически становился родственником, кровным преемником учителя. А вовторых, и это более существенно, понятие "внутреннего" как бы переводило общение последователя с наставником в сферу духовного, невидимого, недоступного для сознания других.
Зачастую "ученики внутренних покоев" жили вместе с учителем, вместе странствовали, сопровождали его повсюду, куда бы он ни пошел. Им открывались все секреты школы, и именно они должны были получить ее в полном объеме.
"Учениками внутренних покоев" становились лишь те, кто действительно был способен не только воспринять смысл ушу, но и полностью перевоплотиться в мастера, "встать в его след", то есть преемствовать "истинную традицию". Нередко это были сыновья учителя, так как с ними мастер мог общаться чаще и дольше всего, однако начиная с XIX века прямыми последователями становилось и немало "пришлых", выделенных глазом наставника из большой группы учеников.
По таким ученикам и строилось генеалогическое древо школы в хрониках. Например, один из создателей стиля клана Ян тайцзицюань Ян Лучань (1790-1872) обучил за свою жизнь несколько сотен людей, он преподавал и в родном уезде Юннянь, и в Пекине, среди его учеников были и простолюдины, и богатейшие аристократы. Однако лишь три человека были вхожи в его "внутренние покои" – его сыновья Ян Цзяньхоу и Ян Баньхоу и некий Ван Ланьтин. Несмотря на то что двое его сыновей в дальнейшем значительно модифицировали технический арсенал стиля Ян Лучаня, тем не менее они считались прямыми и истинными продолжателями его школы. Произошло преемствование духа, безраздельное и абсолютно целостное. В этом случае трансформация формы движений, добавление приемов уже не играют существенной роли, ибо ученики в полной мере овладели смыслом учения (не только формой стиля!) Ян Лучаня, как бы переродили своего наставника внутри себя.
Мысль о мистическом перерождении – единственном способе восприятия гунфу – очень важна для становления личности "ученика внутренних покоев".
Ему суждено в полном объеме понять своего учителя, поэтому немаловажен был и вопрос: кого они понимают? Не является ли человек, стоящий перед ними, талантливым имитатором, заблуждающимся в собственных возможностях, а то и просто шарлатаном?
Зачастую никто из учеников "внутренних покоев" до последнего момента не знал, кто станет преемником школы.
Всех их обучали индивидуально, и никто не ведал, что объясняют другому. Могло быть и такое, что каждому объясняли свое направление стиля, как, например, поступал мастер по багуачжан Дун Хайчуань (1813-1882) со своими учениками. Истории рассказывают, что, следуя теории восьми триграмм, он обучил восемь лучших учеников своей школе с небольшими вариациями, в результате чего возникли восемь различных школ багуачжан, каждая со своим патриархом.
Преемника называл сам учитель перед смертью, лишь он один чувствовал, кто сумеет в полной мере понести его учение дальше. Благодаря этому между старшими учениками не было разногласий, один становился лидером школы, другие либо оставались его ближайшими помощниками, либо сами набирали учеников.
ВО ВРЕМЯ ТРЕНИРОВКИ
У каждой школы была своя традиция тренировок, свои ритуалы, хотя во многом они совпадали. В ряде классических школ самой тренировке предшествовало особое приветствие, которое обычно представляло собой девятикратное коленопреклонение – "цзюкоу", иногда упрощавшееся до обычного поклона. Существовали школы, возникшие в среде религиозных сект, где приветствие превращалось в длительный акт литургии. Благодаря этому в сознании учеников сам процесс тренировки отделялся от обыденной жизни, превращался в акт священнодействия, приобщал человека к священным началам.
В традиционном Китае занятия ушу проходили обычно во дворах перед домом учителя. Он был обнесен оградой, что скрывало тренировки от случайных про хожих. Обстановка такого двора должна была воссоздать внутри ученика уникальный и одновременно универсальный по своим ценностям мир ушу. На стенах зачастую развешивались многочисленные изображения духов и богов, вооруженных мечами и топорами, каллиграфические надписи типа "Сочетай военное и гражданское", "Одухотворенное ци и священный удар", "Сконцентрировав дух, достигай совершенства". Были и надписи, напоминающие об особенностях техники школы: "Руки летают как два веера, ноги бьют как молния, вращайся подобно змее, прыгай как тигр" (в шаолиньцюань), "Замахнись рукой, но ударь ногой. Покажи вверх, но ударь вниз" (в синъицюань).
