Текст книги "Мир-на-Оси"
Автор книги: Алексей Калугин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– В настоящий момент общепризнанной является теория, гласящая, что Центральную Ось, будто кокон, обволакивает пространственно-временной хаос. Это область, в которой пространство одномерно и n-мерно одновременно, а прошлое и будущее составляют настоящее. Практически это означает, что, сколько бы вы ни карабкались на вершину Голгофы, вы никогда там не окажетесь.
– Занятно.
– Еще бы.
Обогнув Голгофу, они миновали спортивный городок с футбольным полем, двумя открытыми бассейнами, теннисным кортом и площадкой для легкоатлетических соревнований.
– У вас замечательная спортивная база, – заметил Гиньоль.
– Вы знаете, сколько чемпионов вышло из Академии? – лукаво улыбнулся Ректор.
– Нет, – покачал головой Гиньоль.
– Я тоже, – развел руками Ректор. – Я даже в юности не увлекался спортом. Но у нас замечательные тренеры.
Далее располагались корпуса сельскохозяйственного факультета, окруженные садами, огородами, теплицами, дендрариями, розариями, скотными дворами и свинофермами. Здесь был даже сад камней, произведший на Гиньоля неизгладимое впечатление. Он решил, что при первом же удобном случае непременно сюда вернется, чтобы сполна насладиться аскетической красотой и совершенством пустоты этого удивительного места.
Широкая гравиевая дорожка привела их к подножию еще одной горы, пологой, но высокой. Узкая тропа, ведущая наверх, змеей извивалась по склону, то ныряя в заросли кипарисов, то скрываясь среди камней, то прячась за небольшими, как будто специально устроенными водопадиками.
– Это Лысая гора, – объяснил Гиньолю Ректор. – Излюбленное место прогулок студентов и преподавателей Академии. Нередко мы проводим на вершине горы – она большая и плоская, как стол, – различные наши неофициальные, но традиционные мероприятия. Мы блюдем традиции Академии, господин Гиньоль!
– Какие, например?
– Например Ночь живых скорбецов. Или – День слепого ананаса. Час вервольфа – ровно в одиннадцать утра! Вечер памяти всего, что не забыто. Орочьи пляски под звездным небом. Эльфийские заунывные песнопения в дыму костров. Гномьи чемпионаты по небылицам и байкам. Кроме того, у каждого факультета есть свои собственные знаменательные дни и даты, которые они любят отмечать на Лысой горе.
– И вы им это позволяете?
– Конечно. Нужно только заблаговременно подать прошение, составленное по соответствующей форме, и получить разрешение.
– Значит, с народной тропой на гору все в порядке?
Ректор подался в сторону Гиньоля. Коляска, в которой он сидел, опасно накренилась. Находившему за рулем велорикше пришлось проявить все свое мастерство, чтобы избежать аварии.
– Вам уже что-то известно?
– О чем? – искренне удивился Гиньоль.
Ректор откинулся на спинку сиденья и большим розовым платком вытер покрывшееся испариной лицо.
Гиньоль снова посмотрел на вьющуюся по склону тропинку. Резвый студентик взбежит на гору за полчаса, малость запыхавшись по пути. А вот сколько же времени уходит у Ректора, чтобы достичь вершины? По узкой тропинке велорикша не проедет. Или главу Академии доставляют наверх в паланкине? Собственно, только об этом он и подумал, когда Ректор принялся рассказывать о развеселых празднествах на вершине Лысой горы.
Гиньоль бросил косой взгляд в сторону Ректора, но спрашивать ни о чем не стал. Чрезмерным любопытством Гиньоль не страдал. Человек его специальности – а таких совсем немного, быть может, он вообще единственный в своем роде, – в общении с клиентами не должен проявлять любопытства. В конце концов, клиенту все равно придется рассказать ему все. Врать специалисту по решению проблем – это все равно что пытаться обмануть лечащего врача. Неправильно поставленный диагноз наверняка скажется на исходе операции. Для тех же, кто этого не понимал, в договоре, который Гиньоль предлагал подписать своим клиентам, имелся пункт, в соответствии с которым вся ответственность за ошибки, связанные с отказом клиента предоставить полную и достоверную информацию по любому вопросу, пусть даже, по его мнению, и не связанному с делом, за которое брался Гиньоль, полностью ложилась на клиента.
Как и ожидал Гиньоль, ситуация несколько прояснилась, когда, обогнув купу тутовника – Гиньоль, не удержавшись, сорвал пару спелых, необыкновенно ароматных и сладких ягод, – они оказались у начала тропы, ведущей на Лысую гору. Вход на тропу был закрыт высокими дощатыми щитами с угрожающими надписями:
«Вход воспрещен!!!»
«Опасно для жизни!!!»
«За нарушение – немедленное отчисление!!!»
Не хватало разве что только традиционного и всенародно любимого:
«Осторожно! Злая собака!!!»
Хотя что-то подсказывало искушенному наблюдателю, что собака поблизости все же имелась.
– Это и есть ваша проблема? – спросил Гиньоль.
– Нет, – не глядя на него, буркнул Ректор. – Это щиты, закрывающие вход на тропу.
Щиты были сколочены кое-как, на скорую руку. А краска, которой были сделаны угрожающие надписи, местами еще не высохла. В чем бы ни заключалась проблема – она пряталась за этими щитами. Гиньоль готов был поспорить, если бы нашелся желающий. Но у велорикш уши были заткнуты наушниками. А Ректор явно не был расположен к тому, чтобы заключать пари. Тем более что ему-то тайна щитов была доподлинно известна.
Гиньолю стало любопытно, что же может приключиться на тропе, ведущей к вершине невысокой горы, по которой ежедневно поднимаются и спускаются сотни, если не тысячи студентов? Вернее, что это за случай на тропе, требующий незамедлительного вмешательства специалиста по решению любых проблем? А между тем ситуации, когда клиентам удавалось его заинтриговать, случались крайне редко. Как правило, проблемы представляются неразрешимыми лишь тем, кому кажется, что от их решения зависит их собственная жизнь. Ну или, по крайней мере, дальнейшая судьба. Заметьте – в девяти случаях из десяти им только так кажется. Виной всему депрессия, стресс, шок, цейтнот, цугцванг… Да все что угодно! Вплоть до дождя за окном, из-за которого у клиента начинается мигрень. Или соседского кота, чье появление вызвало приступ аллергии. Специалист же по решению любых проблем видит и оценивает ситуацию непредвзято. И почти сразу находит выход из неразрешимой для клиента ситуации.
Но дело на этом не заканчивалось. Скорее даже наоборот – с этого оно лишь начиналось. Клиент за свои деньги был достоин большего, нежели простой констатации факта, что его проблема решена. И Гиньоль устраивал небольшое или большое – все зависело от счета, который был готов оплатить клиент, – представление. Включающее в себя неплохую артистическую игру, умелые спецэффекты, напряженный сюжет, драматическую развязку и, конечно же, счастливый финал.
Однако Лысая гора, похоже, была готова преподнести Гиньолю сюрприз. Во всяком случае, он очень на это надеялся. Время от времени ему требовалась хорошая встряска. Иначе ведь, погрязнув в рутине, можно было и вовсе потерять квалификацию.
Однако, к величайшему удивлению Гиньоля, они, не останавливаясь и даже не притормозив, миновали угрожающие щиты, закрывающие проход на горную тропу. Дорожка, по которой они ехали, сделалась более узкой, и велорикшам пришлось перестроиться. Теперь они катились не бок о бок, а один за другим. Вперед, конечно же, выдвинулась зеленая коляска Ректора. Ветки деревьев цепляли борта колясок и нависали сверху зеленым пологом. Лучи додекаэдра лишь временами проскальзывали сквозь густую листву. Казалось, что вскоре дорожка превратится в тропинку, которая спустя еще какое-то время затеряется в густой, непролазной зелени.
Гиньоль чувствовал зуд в коленках. Происходящее все больше нравилось ему.
Что может быть сокрыто в лесной чаще? Труп жуткого мутанта, появившегося на свет в результате чудовищного эксперимента в генно-инженерной лаборатории? Живой зубоскал, выловленный в Лирнейских болотах – до них отсюда рукой подать – и посаженный на цепь какими-то шутниками? Останавливающий время камень-перевертыш, на котором кто-то из первокурсников написал добытыми из желудочного мешка кракена несмывающимися чернилами «Ректор – жирная свинья»?..
Гиньоль был полон самых сладких и мрачных предвкушений. Поэтому, когда навстречу им из чащи выскочило жуткое человекообразное чудище и с ревом, брызжа слюной, бросилось к коляске Ректора, Гиньоль, не задумываясь, выпрыгнул на ходу из своей коляски, легко выдернул шпагу из трости и кинулся навстречу монстру.
– Нет! Нет! Господин Гиньоль! Остановитесь!.. – перевесившись через край коляски, замахал на него розовым платком Бей-Брынчалов. – Назад! Назад, Гарик!.. Плохой Гарик! Плохой! – Это он уже отгонял похожее на недоразвитого тролля чудище.
– Э… – растерянно замер на месте Гиньоль. – Так вы… знакомы?
– Это – Гарик. – Ректор постучал велорикшу по плечу и, когда тот обернулся, жестом велел остановиться. – Он присматривает за фуникулером. – Открыв дверцу, Бей-Брынчалов вывалился из кабинки. – Идемте, господин Гиньоль, – сделал он приглашающий жест рукой, сжимающей платок. – Гарик, вперед!
Странное существо, которое Гиньоль поначалу принял за тролля, неловко, раскинув руки в стороны, переваливаясь с боку на бок, потопало вперед, в ту самую сторону, куда все они, судя по всему, направлялись. Гиньоль отметил, что на него надета старая, драная профессорская мантия. А в правой руке Гарик сжимал сухой длинный сучок.
– При первой встрече Гарик производит не слишком приятное впечатление, – ободряюще улыбнулся гостю Ректор.
– Да уж. – Гиньоль спрятал шпагу в трость. – Удивительное создание.
– На самом деле это совершенно безобидное существо, не способное причинить кому-либо вред.
Деревья будто разошлись в стороны, и они оказались на опушке, прилегающей к склону Лысой горы. На нем разместились небольшой домик служителя, похожий на дощатую времянку с затянутыми целлофаном оконными проемами, и площадка фуникулера с веселеньким красно-желтым вагончиком.
– Вот! – гордо улыбнулся Бей-Брынчалов. – Для особо важных персон!
Весьма демократично, отметил про себя Гиньоль. Студенты поднимаются по тропе на своих двоих. А высший преподавательский состав – на фуникулере, спрятанном в лесу. Наверняка о нем все знали, однако неравенство не назовешь вопиющим, поскольку в глаза оно не бросается. Таким образом, явление Григория Кирилловича Бей-Брынчалова студентам на вершине Лысой горы было сродни чудесному вознесению. Игра, которая всех, по-видимому, устраивала. Ректора-то уж точно.
Гарик подбежал к вороту, через который был протянут трос фуникулера, и, что-то невнятно бормоча, принялся колотить по нему прутиком.
– Что это оно… существо, в смысле, делает? – спросил Гиньоль.
– Гарик присматривает за фуникулером, – улыбнулся Ректор. – Вообще-то, его зовут Игорь. Игорь Горшков. Но мы называем его Гариком. Ему нравится это имя. Правда, Гарик?
Услыхав свое имя, Гарик обернулся, и Гиньоль смог как следует его рассмотреть. Худое, с впалыми щеками лицо Гарика было покрыто клочьями щетины. По-видимому, он обстригал ее ножницами. На длинном крючковатом носу висели круглые очки в широкой пластмассовой оправе. Над левой бровью багровел кривой уродливый шрам, похожий на упавшую набок готическую S.
– Что у него с головой?
– Он идиот, – все так же с улыбкой ответил Ректор.
Должно быть, он любил идиотов.
– Это я понял, – кивнул Гиньоль. – Откуда у него шрам на лбу?
– Односторонняя лоботомия.
– Односторонняя?
– Врачи решили, что этого будет достаточно.
Гарик пробурчал что-то невнятное и махнул прутиком в направлении стоявших неподалеку Ректора и Гиньоля.
– Отлично, Гарик! – дважды хлопнул в ладоши Ректор. – Сделайте то же самое, – велел он Гиньолю. – Иначе Гарик обидится.
– Замечательно! – зажав трость под мышкой, Гиньоль похлопал в ладоши.
Гарик пустил слюну изо рта, повернулся к вороту и вновь принялся охаживать его прутиком.
– Идемте, – кивнул Ректор. – Гарик готов.
Они поднялись на помост и вошли в вагончик фуникулера. Внутри находились две небольшие скамеечки, тянущиеся вдоль бортов. Ректор сел на одну из них. Гиньоль занял место напротив.
– Гарик! – взмахнул розовым платком Бей-Брынчалов. – Сотвори чудо! Вознеси нас на вершину горы!
Идиот восторженно зарычал и принялся крутить ворот, от которого не тянулось ни единой передачи. Однако ж скрипел ворот нещадно. Видимо, услыхав этот скрип, из окошка домика выглянул гном. Увидев Ректора в вагончике фуникулера, гном приветливо помахал рукой и скрылся в доме. Почти сразу же включился привод, и, медленно набирая скорость, вагончик пополз в гору.
– Что с ним приключилось? – спросил Гиньоль, глядя на старательно крутящего пустой ворот Гарика.
– Грустная и одновременно загадочная история. – Откинувшись на спинку, Ректор помахивал перед лицом розовым носовым платком. Не то мух отгонял, не то прохладу ловил. – Несколько лет назад Игорь Горшков учился на магическом факультете. Сами знаете, все попытки поставить магию на службу человечеству по большому счету ни к чему не привели. Опыт, который невозможно воспроизвести, фактически ничего не стоит. Ну а после того как был создан универсальный преобразователь силы Шмица-Шульмана и грянула научно-техническая революция, интерес к магии и вовсе пропал. Она стала никому не нужна. Магический факультет в нашей Академии был сохранен как дань традиции. Ежегодно мы с трудом набираем для него минимальное число студентов из тех, что провалили экзамены на других факультетах. Игорь был не из таких. По словам преподавателей, он был буквально одержим магией. А одержимость, как известно, ни до чего хорошего не доводит. Уже на втором курсе преподаватели и студенты стали замечать странности в его поведении. Он уверял, что является потомственным магом, что его родители пали смертью храбрых в борьбе с великим злом и теперь пришла его пора встать на защиту всех живущих. В общем, нес всякую околесицу. Поначалу над ним только посмеивались. Но потом он выстругал себе палку из ученической линейки и стал повсюду с ней ходить, утверждая, что это волшебная палочка. Он тыкал ею в лицо тем, кто над ним смеялся, и выкрикивал какую-то белиберду, которую сам считал заклинанием. Было несколько неприятных инцидентов, когда на лицах учеников оставались ссадины или оказывались повреждены глаза. Игорь перестал есть. Вместо этого он садился перед пустой тарелкой, махал над ней своей волшебной палкой, произносил заклинание и делал вид, будто что-то ест. Одноклассники подкармливали его, предлагая то пирожок, то яблоко, то шоколадку. Иначе бы он совсем загнулся. Но на четвертом курсе дело приобрело совсем дурной оборот. Игорь перестал мыться и стал называть себя Гарри. Он пропадал ночами в лесу, уверяя, что там живут драконы, единороги и грифоны. Орков-шенгенов, работающих уборщиками на факультете, Игорь ловил и выбрасывал в окна, утверждая, что таким образом освобождает их. Но самое ужасное – он сменил свою волшебную палочку на бейсбольную биту. После того как в результате магических экзерсисов Гарика несколько студентов получили переломы – кстати, он сам пытался их тут же вылечить с помощью все той же волшебной биты, – нам пришлось обратиться к специалистам. Гарик был помещен в сумасшедший дом. После тщательного и всестороннего обследования консилиум врачей пришел к единодушному выводу, что единственным спасением для пациента является односторонняя лоботомия, которая сделает из Гарика всего лишь полуидиота, но при этом и агрессивность его снизится ровно вдвое. Блестящее решение. Но для того, чтобы воплотить его в жизнь, требовалось согласие родственников. Когда мы подняли архивы, то выяснили, что родителей Гарика на самом деле нет в живых. Они погибли во время отдыха на острове Краков, когда там внезапно произошло извержение вулкана Краковау. Помните, об этом писали все газеты? Других родственников у Игоря не оказалось. И вообще непонятно было, кто привел его в Академию. В комнате, где он жил, нашли только старое чучело совы и именную метлу – на ее рукоятке была приделана медная бирка с его именем. Вот и все. В общем, прикинув все за и против, Ректорат решил, что Академия возьмет на себя опеку над несчастным идиотом. После того как Гарику была сделана лоботомия, учиться он, понятное дело, уже не мог. Вот мы и приставили его к фуникулеру. И, надо сказать, он отлично справляется со своей работой. Правда, все еще считает, что делает это с помощью магии.
– И родственники Игоря так и не объявились?
– Пару лет назад явился какой-то здоровенный бородатый мужик. Уверял, что он приходится Игорю каким-то там очень дальним родственником, тоже называл его Гарри и нес какую-то чушь про борьбу со злом. Поскольку никаких документов он предъявить не смог и вел себя при этом весьма агрессивно, нам пришлось выставить его. Кто знает, может быть, он хотел забрать Гарика, чтобы потом продать его в подпольную клинику по пересадке органов? Слышали, наверное, бывают такие случаи…
Вагончик ударился о стопор и остановился.
Ректор и Гиньоль вышли на площадку.
Улыбчивый бородатый гном приветливо помахал им рукой, высунувшись из кабинки дежурного. Приезжающие в Централь гномы, как и орки, частенько брались за скучную, малооплачиваемую работу. И выполняли ее, надо сказать, старательно и на совесть. В отличие от орков совесть у гномов все же имелась. Хотя и не совсем такая, как у людей.
Подойдя к обнесенному деревянными перилами краю фуникулерной площадки, Гиньоль окинул взглядом окрестности.
Лысая гора вполне оправдывала свое название. На ее вершине не было ничего, кроме травы. Для праздников были устроены пять больших кострищ, обложенных камнями, – дрова для костров, должно быть, доставлялись на фуникулере или, что скорее всего, студенты таскали их на своих спинах, – и большая открытая сцена.
Посреди этой огромной зеленой поляны лежал большой черный рояль. Именно что не стоял, а лежал. Ножками вверх.
– Ну, что скажете, уважаемый? – спросил Ректор.
– О чем? – не понял Гиньоль.
– О проблеме, которую вам предстоит решить.
Гиньолю показалось, что голос Бей-Брынчалова звучит заметно бодрее, чем когда они только встретились. Как будто с вызовом даже. Конечно, он уже был уверен, что переложил свою проблему на чужие плечи. В конце концов, ведь именно для этого он и пригласил специалиста по решению любых проблем.
– А в чем проблема? – непонимающе посмотрел на Ректора Гиньоль.
Глава 5
Едва за Бургомистром захлопнулась дверь, как Мара с размаху влепила мужу звонкую затрещину.
– Ты что, совсем из ума выжил! – Шенгенка еще раз заехала мужу по затылку. – Хочешь, чтобы нас на улицу выставили! – Еще одна оплеуха, с другой руки. – Собрался всех нас по миру пустить!
Рука у шенгенки тяжелая, ладонь – широкая. Если как следует припечатает – мало не покажется. А разошлась Мара не на шутку.
Алик знал свою жену лучше, чем кто-либо. И понимал, что с ней сейчас спорить не стоит. Лучше дать ей пар выпустить. Пускай покричит, руками помашет – от него-то не убудет. Он за долгую счастливую супружескую жизнь от женушки своей и не такое видывал. Бывало, что и кое-чем потяжелее по затылку получал. Хорошо, что шерсть на голове густая – иначе бы шрамы были видны. А голая рука – это так, баловство. Детская забава. Как орки говорят, бьет – значит любит. Он лишь голову в плечи поглубже втягивал да локтями для порядка прикрывался. Порой покрикивал на жену – опять же только в силу привычки.
– Кончай!.. Чего творишь!.. Дура чумазая!.. Я тебе покажу! Чумичка недоделанная!.. Отстань, говорю!.. Тварь необразованная!..
– Что? Необразованная?.. Ты где ж, нечестивец, слов таких нахватался?
Бац! Бац!
Первый удар Алик успел парировать. Но второй пришелся точно в цель. Орк почувствовал, как в голове у него запели серебряные колокольчики и, вторя им, зачирикали сладкоголосые кенары.
Увидев блаженное выражение на лице мужа, Мара поняла, что с него пока довольно. Какой смысл колотить дурня, ежели он, все одно, не понимает, что происходит?
– А тебя кто просил соваться? – Шенгенка развернулась к юному орку-киномеханику. В Централе он именовал себя Аскольдом. Маре он доводился племянником. Других родственников у Аскольда не было. В смысле, не то чтобы вовсе не было, но никто не желал его признавать за родственника. Поэтому Мара присматривала за ним. А Аскольдик боялся ее почти как родную маму. – Ты какого лешего встрял? Умник, об угол шарахнутый!
– Я… – глазки Аскольдика испуганно забегали по сторонам, – понимаете, тетя Мара…
– Не понимаю, змееныш! – рыкнула Мара и двинула Аскольдика кулаком в ухо, так что у того голова мотнулась из стороны в сторону, будто боксерская груша. – Ты какого лешего на Студнева наговаривать начал?
– Я не наговаривал, – придавленно пискнул Аскольд. – Он взаправду вокруг рояля вертелся. Весь вечер.
– Конечно вертелся, – вставила вторая шенгенка по имени Жанна. – На рояле этом никто не играл с тех пор, как его сюда притащили. А тут вдруг музыкант, тот самый, что рояль этот Городскому Совету подарил, Джерри Ли Льюис, желание изъявил сыграть на нем для господ ратманов.
– Вообще-то, папаша Студнева этому Джерри приличный кусок за концерт отвалил, – добавил орк по имени Гена.
– Откуда вы все это знаете? – удивленно взмахнула руками Мара.
Она была в растерянности, поскольку не знала, чья сейчас очередь получать тумаки. Смотрела она при этом почему-то на орка по имени Жора, единственного, кто за все время не проронил ни слова. Жоре от этого становилось не по себе.
– Откуда, я вас спрашиваю? – рявкнула Мара.
Что любопытно, между собой, в отсутствие посторонних, орки-шенгены разговаривали на хорошем человеческом языке. Для них это не составляло труда. Скорее уж, трудно было притворяться, что они его с трудом понимают. Но это было удобно. Так с них и требовали меньше, и не особо стеснялись высказываться в присутствии обслуживающего персонала, мало чем отличающегося от мебели. Собственно, именно поэтому вопрос Мары показался остальным более чем странным. То, что она его задала аж дважды, можно было объяснить лишь тем, что кровь ударила шенгенке в голову, поэтому она плохо соображала. О том, что вопрос мог оказаться риторическим, никто не подумал – для орков это уже было слишком.
– Тетя Мара, – шепотом позвал шенгенку Аскольдик. – Об этом уже неделю все только и твердят.
– Поэтому-то Бургомистр и велел с пианина…
– С рояля, – поправила Мара.
– Да свист с ним, хоть бы и с рояля, – обиженно шмыгнул расквашенным носом Алик. – Да только велел Бургомистр пыль с инструмента убрать. Как следует, значит, чтобы ни соринки. И пол велел натереть. Чтобы блестел, значит, как зеркало.
– А ты и расстарался, – зло оскалилась на мужа шенгенка.
– Ну да, – кивнул Алик. Чувствуя, что грозу пронесло, он даже рискнул заискивающе улыбнуться. А то ведь можно было и без обеда остаться. С Мары станется! – Я ведь как лучше хотел!
– А получилось как всегда, – хохотнул Аскольдик.
И тут же получил звонкую оплеуху. С комментариями:
– Алик – старый дурень! А ты – дурак молодой! Вырастешь – дурнее его станешь!
– Это почему же? – обиженно потер ушибленную скулу Аскольд.
– Зачем ты ратмана Студнева к этому делу приплел?
– Чтобы на нас никто не подумал! Пока будут с ратманом разбираться, мы – вне подозрения.
– Мы и так вне подозрения, – мрачно буркнул Гена. – Мы ведь орки – зачем нам рояль?
– Главное, чтобы улик никаких не было, – полушепотом добавила Жанна.
С тоской посмотрев на родственников, Мара удрученно головой качнула.
– Ой, дураки… Вы что же, думаете, кто-то обвинит ратмана в том, что он из ратуши рояль украл?
– Нет, конечно! – улыбнулся Жора. – Кто же посмеет обвинять ратмана в воровстве! Ведь если сегодня обвинят одного, так завтра, выходит, можно обвинить другого. А послезавтра – всех остальных. Эдак и до самого Бургомистра добраться можно. А что это будет означать?
– Что?
– Крах всех устоев! Моральный и нравственный кризис общества! Распад, анархия и деградация! Расслоение всех слоев! Нагноение всех гнойников!.. Короче – всем хана!
– Значит, Студнева обвинять в воровстве не станут?
– Конечно нет. Но все будут знать, что это сделал он. А раз так, то к нам – никаких претензий.
– К тому ж у Студнева столько денег, что он может и новый рояль у этого Льюиса купить.
– Деньги не у него, а у его папаши.
– Да какая разница!
– Нет, – покачал головой Гена. – Новый рояль Студнев покупать не станет. У ратманов так не принято. Им западло собственные деньги на общественные нужды тратить. Вот пропить, прожрать – это другое дело.
– Можно еще и на баб потратить, – тихо шепнул Аскольд.
– Я те ща покажу баб! – замахнулась на племянника Мара. – Таких баб тебе покажу, что мало не покажется!..
Шенгенка почувствовала, что нить разговора ушла куда-то не в ту сторону. И вела теперь уже совсем не к тому, к чему она изначально клонила. Поэтому, пока еще не поздно, нужно было расставить все апострофы над рунами.
– Ратман Студнев, конечно, негодяй и вор. – Мара уперла кулаки в крутые бока и сурово поглядела на сжавшегося под ее взглядом в комок шерсти мужа. – Однако ж рояль он не крал!
Последние слова она буквально выкрикнула в лицо Алику. С рыком и волчьим оскалом.
Нормальный человек после такого мог бы стать заикой. Но Алик был орком, и он это пережил. Чай, не впервой. Орки – они вообще живучие. Алик только утерся, посмотрел на жену и спросил:
– Ну и что? С него, чай, не убудет. Одним роялем больше – одним меньше…
За что схлопотал еще одну звонкую оплеуху.
– Хватит драться-то! – рыкнул на жену шенген.
Во всем должен быть свой порядок. Есть время получать затрещины и время затрещины раздавать. Жена, понятное дело, имела повод малость побеситься. Основания на то имелись – Алик это готов был признать. Не особо серьезные, но все же. Однако даже самая драчливая жена должна понимать, что нельзя пренебрегать таким понятием, как чувство меры. Иначе может случиться непоправимое.
Мара была умной шенгенкой, а потому не стала гнуть палку сильнее, чем позволял ее запас прочности.
– Рассказывай, – с грустью посмотрела она на мужа. – Мигрень ты моя хроническая.
– А чего тут рассказывать-то? – Уяснив, что его более не станут бить, Алик приободрился, усмехнулся и подтер рукавом нос. Орел, а не мужчина! – Все было задумано как надо. Хозяин чего велел-то? В зале все как следует прибрать. Хозяин – мужик толковый, правильный. Ну вот я и решил для него постараться. Для кого бы другого – ни за что б не стал! А для Бургомистра нашего дорогого – со всем душевным радушием…
Алик мог еще долго заливаться соловьем по поводу щедрот, любезностей, благонравности и прочих восхитительных качеств доброго хозяина. Поэтому Мара сочла за должное вмешаться.
– И что ты на этот раз учудил, чудовище?
Она так и сказала «на этот раз». Из чего всякий внимательный слушатель мог сделать вывод, что этот прокол у Алика не первый. А потому шенген знал, как следует себя вести в такой ситуации.
Алик опустил голову, стыдливо потупил взор, спрятал руки за спину и негромко, скромно так, произнес:
– Кадавра.
Мара подалась вперед, как будто какой увалень что есть мочи толкнул ее в спину.
– Что?
Алик быстро глянул на жену из-под насупленных бровей.
– Кадавра, говорю, – и на всякий случай поинтересовался: – Ты что, оглохла?
– Нет, – медленно, с затаенной угрозой покачала головой Мара. – Я-то не оглохла. А вот ты, должно быть, совсем из ума выжил! Зачем тебе кадавр понадобился, ирод ты стоеросовый?
– А как бы я иначе пол в зале натер? – Алик, должно быть, вспомнил, что лучшая защита – это нападение, и тоже повысил голос. – Там же этот рояль огромадный стоял!
– Рояль можно было в сторону сдвинуть!
– В сторону? Тогда бы на паркете полосы остались!
– Он прав, – быстро кивнул Жорик. – Прав, остались бы полосы.
Только произнес он это так тихо, что Мара не услышала.
– И что же ты своему кадавру велел сделать?
– Велел вынести рояль из зала!
– И он?..
– И он вынес!
– Куда?
– Понятия не имею, – немного растерянно пожал плечами Алик. – Я его больше не видел.
– То есть как это не видел?
– А вот так! – Алик демонстративно глянул сначала в одну сторону, затем в другую, а потом еще зачем-то и ногу поднял. – Где кадавр? Нету кадавра!
– Нет кадавра – нет и проблем, – заметил склонный к философским умозаключениям Гена.
– Так, хорошо. – Мара явно не была склонна соглашаться с выводами Гены, она лишь настраивала себя на нужный лад, прекрасно понимая, что разруливать тупиковую ситуацию, созданную надотепой-муженьком, как всегда, придется ей самой. – Теперь скажи мне точно, слово в слово, что ты приказал кадавру?
Алик сосредоточенно помассировал пальцами складки на лбу.
– Ну, я так сразу и не вспомню…
– А по башке? – предложила посильную помощь Мара.
– Хорошо, я постараюсь, – тут же изменил тональность речи Алик. – Значит так, – он несколько раз щелкнул пальцами, как будто стараясь поймать нужный ритм. А затем быстрой скороговоркой выдал: – Я сказал ей, возьми этот чертов ящик и оттащи куда подальше. Да, именно так!
Справившись с задачкой, поначалу казавшейся ему невыполнимой, Алик счастливо улыбнулся.
Но нет, Мара не разделяла его восторгов.
– Во-первых, ты понимаешь, что таким образом формулировать задание для кадавра может только полный идиот?.. Хотя о чем я спрашиваю? Конечно же, нет!
– Ну почему же? – обиделся Алик.
– Потому что если бы ты это понимал, то никогда бы не отдал кадавру такого идиотского приказа!
– Логично, – подумав, согласился Алик.
– Второе. «Я сказал ей» – я правильно тебя поняла?
– Ну, это смотря в каком смысле, – задумчиво закатил глаза Алик.
– Кадавр был женского рода?
– Во всяком случае, мне так показалось… Или, может быть, мне хотелось так думать.
– Из чего ты его создал?
– Из старого манекена, что валялся в подвале. Он был никому не нужен. Точно. Я спрашивал у хозяина – он велел мне ее сжечь.
– Так это был женский манекен?
– Возможно, – попытался уйти от прямого ответа Алик.
– Точно, женский! – улыбнулся Гена и, подняв обе руки, изобразил то, что именно давало ему право признать манекен женской копией.
Мара живо представила себе эту картину – манекен с четко прорисованными женским формами среди ночи тащит из Желтого Дома рояль. Интересно, что могли подумать видевшие ее честные граждане Централя? Хотя, конечно, все честные граждане ночью спят. Если бы кто-то из них видел среди ночи кадавра с роялем, то в городе уже поднялся бы шум. А между тем в утренних новостях, которые Мара слушала, готовя завтрак, не было ничего сенсационного. Ну разве что только хозяин филателистской лавки на площади Звезды непонятно с чего вдруг повесился. Так с кем не бывает?
– Вы ее хотя бы одели? – строго посмотрела Мара сначала на главного злоумышленника, а затем на его подельника.
