Текст книги "В Солнечной не протолкнуться (СИ)"

Автор книги: Александра Ковалевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Приключения повидавшего виды переводчика – специалиста по налаживанию контактов во всех населённых уголках Солнечной системы. Весёлые байки на тему "твоя-моя не понимаю"

Ковалевская Александра Викентьевна

Ковалевская Александра Викентьевна

«В Солнечной не протолкнуться» Короткие юмористические фантрассказы

Звездовоз, который всегда опаздывает

Во времена бурной молодости нас, будущих лингвистов, переводчиков и контактников, готовили как следует. Учили языкам Земли, Марса и Меркурия, растолковывали, откуда у обратников с патрульных кораблей их диалект; читали лекцию даже по скудоумному агро, на котором изъясняются гопники Плутона. Но, помотавшись по Солнечной системе много лет, я всё чаще нахожу повод поразмыслить: почему все решили, что ангел-спаситель говорит на общепринятом космолингве, как аудиогид? Разве не может быть так, что он шепелявит? Или глотает буквы? Или он шутник ещё тот?

И вспоминаю одну историю...

Любой провинциальный космопорт похож на трубопровод изнутри, а если застрял в нём надолго, то с каждым часом всё назойливее становятся мысли о толстом кишечнике, в котором скапливаются пассажиры, выжидая и тоскливо поглядывая на лепестковую диафрагму выхода. Вот и мои ребята, расплющив сёдла скафандров по зеркалу хромированных стульев, уныло ждали местный межпланетник.

От Европы-Ю до городишек на орбите Титана лететь всего ничего, но межпланетник ювропников опаздывал. И кто бы сомневался?

"Бригадир, – сказал гидрогеолог Жека, – ты бы потолковал с диспетчершей, сколько ещё сидеть? Мож, свалим в гостиницу, а?"

Жека умеет прицепиться "как лишай до "Пионэра" – так говорят местные, да и делать мне всё равно нечего, в "олигарха" я не играю, а говорок ювропников усвоил без проблем. Cкажу вам, стрёмнее общаться с потомками экипажа "Эстония": попробуйте произнести "нноволллунннииеее" и не забыть, с чего, собственно, начинали разговор? А для контактов с меркурианскими шейхами по-хорошему надо бы писать инструкцию, и первым пунктом указать: "После рукопожатия с шейхом не забудь пересчитать пальцы".

В общем, я пошёл к экрану диспетчера.

То да сё, девушка в диспетчерской улыбается шире монитора. Но объяснения у неё какие-то неконкретные: мол, этот межпланетник часто опаздывает, такой он особенный. Нет, от пассажиров претензий не бывает. Когда-нибудь прибудет, ждите.

– А поточнее сказать можешь? Тока не делай мне невинность на лице, – надавил я.

– Это вы, гражданин, не делайте мне нервы, их есть где испортить!

– Мадамочка, ваши нервы останутся на вас, как хулахуп на талии Сатурна! – я вовремя юзанул с тропы войны, но добавил веско:

– Ты посмотри вокруг и трезво содрогнись: ребята месяц маялись подо льдом в батискафах неважного размеру, узких в плечах и коротких в росте, а ваш непонятный звездовоз мнит себя единственным транспортом во вселенной? Так мы плевать хотели на ваш звездовоз! В следующий раз мы наймём извозчика!

– Гражданин, – пропела в ответ шмара с экрана, – у нас статусный космопорт, а не сауна: нема ни голых, ни дурных. И где ты найдёшь частника до Титана? Он довезёт тебя максимум до внешней орбиты Ю, а потом скажет, что у него остановился термояд: ядра таки устали сливаться три ночи без сна. Предложит всхрапнуть стоймя в криокамерах, и ты ещё будешь рад, если крио-тубусов хватит на всех! Нех (дальше неразборчиво) мальчики, если придётся просыпаться в обнимку друг с другом!

Я подумал, что она права.

И вернулся к ребятам.

В наушниках звякнули первые ностальгические ноты "И снится нам не рокот", и голос диспетчерши объявил: "Внимание! К посадочному шлюзу прибыл межпланетник "Ю-1".

Мы поспешили на выход, сопровождаемые сладкой улыбкой диспетчерши, глядевшей со всех мониторов. Но я зыркнул на её отражение в стуле, и мой новёхонький митральный клапан нехорошо трепыхнулся: лицо диспетчерши растянулось по диагонали зеркального сиденья, рот разъехался, белые кирпичи зубов поодиночке торчали меж красных склизких мокриц – напомаженных губ, над изгибом которых, как спутники, вставали голубые глаза навыкате... Я повернулся спиной вперёд и, пятясь, сделал три шага, чтобы отогнать дурные предчувствия.

Пассажиры заполнили «Ю-1» едва наполовину.

С нами летела многодетная семья в семейном скафандре, напоминающем гусеницу: много ног, много рук, и одно тело, уменьшающееся к хвосту, потому что в хвосте семенил самый младший отпрыск. Когда семейство протопало в корабль и открыло скафандр, из него посыпались три пацана, три девчонки – все разного размера, – а из передних сегментов вылупились папаша с мамашей, в профиль похожие на два соседних паззла. Там, где у мамаши было выпукло, у главы семейства наблюдалась впадина, и наоборот: где у него выступало, западало у неё. Я подумал, что с такой конституцией у них будет много детей в добавку к уже имеющимся.

Ещё на борт чинно прошествовали папские нунции, торговавшие непонятными буллами; мелкая разносчица, торговавшая известно чем – булками в целлофане, сырками и рабочими перчатками на любую руку. Последними влезли две пенсионерки – собирательницы дармовых даров природы (видно, смотались на Европу-Ю за лекарственной плесенью и теперь возвращались домой).

Мои ребята забились на задние сиденья звездолёта, подальше от остальных пассажиров. После месяца в подлёдных батискафах начинаешь пахнуть не очень, особенно, если последние носки-однодневки закончились трое суток назад.

«Ю-1», сыграв весёлое тро-ло-ло, стартовал с опозданием на четыре часа, но, вместо того, чтобы сразу уйти в гиперпрыжок, межпланетник завис над миром ювропников и сказал жестяным голосом, устаревшим уже полвека назад:

– Вы не поверите, какой счастливый случай! Вы только посмотрите в панорамные экраны, какое хитрое сплетение линий! И это, уважаемые, есть графика природных форм!

Мы невольно уставились в экраны внешнего обзора. По ледяной поверхности Европы-Ю расползалась сетка трещин, а больше ничего и быть не могло. Нет, ещё был виден космодром и рабочие базы вокруг него, но только потому, что на Европе-Ю хромируют всё, что можно, и арматура жилых модулей бликовала в свете гиганта Юпитера.

– Эй, ты, супермозг, давай, вали скорее, мы спешим, – поторопил Жека. Любит человек распорядиться.

Салон запрокинулся, мы упали на сиденья и теперь лежали, задрав ноги выше головы.

– Ну как я взял вас на бздох? Свалил скоро? – отжестянил "Ю-1".

– Думайте, что говорите, с нами дети! – интеллигентно возмутилась многодетная мамаша.

– Верните взад ориентацию салона! – строго произнёс её супруг.

– Хочу есчё на бздох! – заканючил младшенький из отпрысков.

"Ю-1" услужливо принялся качать ребёнка в пассажирском кресле. Под радостные визги "Есчё на бздох!!!" мы стоически закатили глаза к экранам: просто чтобы не видеть раздражавшее мельтешение взлетающих над спинкой кресла детских конечностей.

"Ю-1" быстренько изобразил радость:

– Таки мне повезло на тонких эстетов в виде вас!

Мы молчали. Чуйка подсказывала: надо хорошенько подумать над смыслом, прежде чем заговорить с этим кораблём. Поэтому в гробовой тишине мы пялились в экраны.

Клянусь, "Ю-1" проникся уверенностью, что все на борту с головой ушли в созерцание.

– Наслаждайтесь! Портрет первого покорителя космоса! – он обвёл красным контуром хаос трещин на бескрайней ледяной равнине. И мы, к своему удивлению, увидели совершенно чёткое изображение гагаринского лица.

– И, один момент, перед вами храмина Василия Блаженного: точь-в точь, как на картине маслом гениальной кисти Аристарха Лентулова!

Мы удивились ещё раз: собор Василия Блаженного на Европе-Ю? Действительно чудо!

Папские посланники привстали, чтобы убедиться: "Ю-1" не передёргивает, и в смущении вертели пальцами. Теперь они поняли, почему их вежливо, но настойчиво вытурили с планетоида.

– Глазами картину пошкрабаете! – выдал им наш межпланетник и, дождавшись, когда посланники в прострации плюхнулись обратно на сиденья, нравоучительно добавил:

– В храме природы должно вести себя любомудро. Отринем мерзости сепаратизма, содомии, словоблудия, стяжательства, сутяжничества, а тем паче... электронный мозг на секунду запнулся и тут же отчитался о причине заминки, – и иже с ними сорок сороков греховных помышлений на букву "С" из Полного Словаря космического человечества.

– Аминь! – хором ответили мы первое, что пришло в голову, причём на разных языках.

"Ю-1" явно остался доволен нами. Он без перехода любезно предложил показать даму с собачкой.

– А что такое "собачка"? – спросила девочка.

– Это друг человека, который ходит на четырёх ногах, – объяснила мамаша.

– Тётя дружит с мутантом? – озадачилась девочка и даже перестала расковыривать дырку в чехле сиденья.

"Ю-1" тем временем обвёл для нас контуры смачной дамочки размером с добрую провинцию. Мои ребята восхищённым присвистом выразили одобрение: совершенно голая красотка, отклячив зад, гуляла по льду Европы-Ю. От кисти её вытянутой руки за горизонт тянулась черта. Мы приятно провели время, обсуждая, как удачно сложились атомы у этой натурщицы, пока кто-то вспомнил, что к даме прилагается собака.

Наш общительный транспорт немедленно отозвался:

– Тока не кидайте брови на лоб, собака на другой стороне планетоида. Если хотите, я доставлю вас туда, забесплатно стоит взглянуть. И, вы не поверите, рядом с собакой иллюстрация из Камасутры, а для детишек есть картинки с Лунтиком. Вы даёте своё "да" на изменение маршрута?

Мы согласились, ощущая редкостное единодушие. Не знаю, когда успели, но мы незаметно стали одной командой.

– Время задержки составит два часа, – предупредил "Ю-1".

Всё-таки честный малый этот ювропианский звездовоз.

– А, пустяки! – дружно решили мы.

– Тогда, – сказал корабль, – имею посоветовать на подлёте к Титану сделать небольшой крюк, и посетить галерею ваз. Если кто из вас сам разглядит все двенадцать ваз, он никогда не познает бедность и нищету...

Старушки попутчицы оглянулись на нас, и взгляд у них был умоляющий: бабушкам очень хотелось к вазам Титана. Мы подумали, что дело того стоит, и решили продлить маршрут. Не мешает поискать вазы, когда ещё подвернётся такой случай.

– Там же находится молот Тора, и есть мнение, он делает мужчинам неувядающую силу. Для этого придётся немножко спуститься на поверхность и потереть его рукоятку. Но вы бы знали, какими восторженными словами пассажиры поминают меня в социальных сетях! – "Ю-1" вывел на экраны givi interesno.ko и добавил булькающее пение мелкой земной птички, почему-то высоко ценимое в лесах земного северного полушария.

А я подумал, что парни с планеты-мамы, которые загружали словари в память этого космического тарантаса, схалтурили, и не потрудились подогнать правила составления предложений под общепринятые в космолингве.

Мы обменялись электронными адресами, чувствуя, что никогда не забудем этот перелёт.

А интрига росла, не ослабевая:

– Природа-мастачка приготовила для вас ещё немало сюрпризов, хоть и без того дел у неё было за гланды...

На экранах разгоралась заря нового дня над Юпитером.

Я обречённо вздохнул, предчувствуя, что домой вернусь не скоро.

Но, как ни странно, впервые пришла мысль: может, именно сейчас жизнь-то и налаживается, раз ко мне, старому росинанту с окончившейся гарантией, как говорят на Европе-Ю, вдруг взяла и повернулась лицом такая куча красоты.

А потом, на финишном витке вокруг жилых баз Титана, нас встретили патрульные беспилотники и вели до стыковочной платформы.

Прилети мы на любом другом корабле, это был бы плохой знак, но 'Ю-1' возил нас к вазам и выпачкался в вазах, как пчела в пыльце, и потому мы отнеслись к эскорту с юмором: вряд ли здешним доводилось принимать у себя красно-зелёный в белую крапинку пассажирский межпланетник.

На корабле как раз заканчивалась весёлая пирушка, в которую каждый из нас внёс свою лепту. У нунциев в саквояжах оказалось неплохое вино; у бабушек – травки-неунывайки; приветливая торговка безвозмездно предложила свой товар, вернее, съедобную его часть в виде сырков и булок. В ответ мои ребята не ударили в лёд лицом и развернули сушёных осьминогов. А у многодетной мамаши запас котлет, кашек и мармеладных тянучек был рассчитан чуть ли не на полугодовой перелёт. В общем, мы сытно подкрепились и даже хором спели пару разухабистых, но вполне пристойных песен, а звездовоз заводил мелодию. И даже когда на местной радиоволне заунывный голос рассказал слушателям о ювропианском корабле, внезапно попавшем в астероидный поток и заходящим на посадку с мёртвыми пассажирами на борту, мы не поняли, что это вещают о нас. И ничуть не удивились, что 'Ю-1' направили в грузовой шлюз.

Мои попутчики с гиканьем и визгами скатились вниз по надувному трапу, прямо под ноги к удивлённо замолкшим людям с микрофонами в руках. Встречающие нас катафалки дали задний ход и скрылись в глубине ангара, теряя в поспешном маневре чёрные шарики из траурных гирлянд. Семья в гусенице-скафандре побежала задом наперёд: наверняка дети погнались за шариками, потянув родителей за собой.

Я выходил из салона последним.

– Специально опаздывал?– Спросил я ювропианский тарантас. – Небось, вовремя рассчитал орбиту метеоритного роя?

Корабль вполне натурально вздохнул и ответил без акцента:

– Хронометры бракованные, вечно выходят из строя.

И эта старая жестянка, нацелив динамики на толпу журналистов, жизнерадостно проскрежетала:

– Шикарный вид! Моё вам здравствуйте!

О политике с чистыми руками

Бульбальганцы в космос вышли давно, тихой сапой плотно уселись в поясе астероидов за Марсом и ковыряют потихоньку с астероидов такую-сякую руду, калийные соли, сланцы и мел. Даже, говорят, торф находят. Ещё растят всё, что растёт: милкивеек, сникерсят, хрюшек-несушек и других неведомых, но питательных, зверюшек.

Бульбальганцев сильно греет тот факт, что на старушке Земле они жили в центре Европы и, как и прежде, живут в центре Солнечной системы. Для них почему-то важно, что ничего не меняется. Они до сих пор поклоняются общему прародителю Батьке, и в память о нём все выработанные астероиды спрессовывают в форме носатой головы.

Однажды мы летели с Титана на Марс курсом 8-8-8, «адской тропой» – той самой, которая лежит в гуще астероидного пояса, и с ужасом наблюдали, как Батьки неслись навстречу на скорости 20 метров в секунду, и все – лицом к нам. Гидрогеолог Жека, натура не робкая, в священном трепете прошептал: «Тайное оружие бульбальганцев! Это психологическая атака, ещё немного, и я не выдержу!»

Один Батька, у которого орбита совпала с траекторией "Милашки Ко", медленно пролетел у самого иллюминатора, лёжа на боку, словно его целью было заглянуть в пассажирский салон. В салоне парни смотрели сериал "Клубничка"; ему это не понравилось, и Батька отрикошетил в нашу "Милашку Ко" "бульбу" – кусок камня размером с кулак, а хаффова "бульба" взяла да и пробила защитную мембрану.

Пришлось запросить посадку в бульбальганском ремонтном ангаре.

"Добра!" – ответил диспетчер.

Все обрадовались скорой посадке, как у этих бульбальганцев всё налажено – принимают без проволочек. Посмотреть на их город было любопытно. Говорят, у них чисто, потолки красят ляпис-лазурью в цвет земного неба и рисуют облака монтажной пеной, полы расписывают малахитом зелёным, косметика у бульбальганцев отменная, и девушки у них красивые, хоть уж в этом случае краски не при чём. Но я посоветовал своим не очень-то спешить. Я знаю бульбальганцев много лет, ребята они покладистые, но после сорока с ними происходит мутация, они начинают отращивать под носом усы, как у прародителя, и вместе с усами у них отрастает "правильность" – это когда всё делать надо исключительно по закону, а мимо закона – ни-ни.

Лех, пилот "Милашки Ко", тогда ещё желторотый стажёр, возразил:

– Что за ёксель, дед? Нам пожелали добра – в смысле, скоро откроют причал!

– Тебе сказали "дОбра", а не "добрА"! – поправил я. – Улавливаешь разницу? Хафф кроется в деталях, сынок. Бульбальганцу сказать "дОбра" так же естественно, как тебе выматериться в корму обгоняющего тартара-дальнобойщика, особенно, когда он прёт заказчику свежий дёготь и серу. Бульбальганец будет говорить по космофону, и ты услышишь от него только "дОбра" и "дОбренька" а, закругляя разговор, он затараторит своё "добра-добра" и "так-так-так" быстрее, чем кванты стучатся в ящик к коту Шредингера, напрашиваясь к несчастной скотинке на постой.

– Кванты? Каких земель ребята? – спросил этот недоучка, и перебрал по памяти все населённые углы Солнечной: от меркурианских эмиратов до жилых баз на орбите Титана. Я махнул рукой.

Всё случилось, как я предупреждал: моя бригада зря сидела на рюкзаках, поторопившись спрятать на самое дно карты для игры в «олигарха».

Потом нас впустили, но проверили, не везём ли мы:

а.) травки-неунывайки

б.) огненную воду в количестве больше трёх пузырьков

в.) волшебные палочки в подарок жёнам

в.в.) палки-стой в подарок тестям

в.в.в.) кукурузные палочки – детям.

Последние, хоть и являлись обыкновенными сластями, попадали в декларации в графу запрещённых к провозу палочек, и портили бульбальганцам вид отчётного документа. Потому что никто не станет вчитываться, какие именно палочки указаны в графе "палочки" просто лучше не лезть в эту графу. По крайней мере, так объяснили местные таможенники. Видимо, их народ чувствительный к красоте минимализма, отсюда нетерпимое отношение к бумагомаранию.

В общем, у нас изъяли на хранение всё, что положено было вписывать в лист прибытия – чтобы он остался чистым. Цель приезда попросили черкануть на одноразовом бумажном полотенце и объяснили, что потом опытный каллиграф правильно и без ошибок впишет цель приезда в документ, "штоб усё былО дОбра". Чистые бланки собрали из наших удивлённых рук, сравнили межглазное расстояние на фото в мультипаспе с имеющимся на фейсе, и... задержали на неопределённый срок. Потому что с нами на Марс летел бывший пилот крошечной "Гваделупы", Педро, он пережил взрыв канистры с купленным у ромалэ термоядом, и до сих пор его глаза светились, как два маленьких солнца, и немного блуждали, что не позволяло сравнить межглазное расстояние. На таможне "Тамбов-Сити" дело решилось бы в два счёта: скинулись бы с ребятами по бублю, попросили не мурыжить несчастного Педро, и готово. Но с бульбальганцами такой номер не пройдёт, у них у самих глаза начинают гореть праведным огнём, а усы – недобро шевелиться при виде взятки. Я уверен, они свято верят в то, что в эту секунду все Батьки, летающие между Марсом и Юпитером, поворачиваются лицом в их сторону и бдят: не появился ли в стройных рядах сознательных чиновников мздоимец?! Честное слово, если представишь картинку в лицах, да ещё в лицах с длинными носами, несущихся на космической скорости (а таких наберётся миллионов десять, не меньше), – то праведный гнев бульбальганских таможенников становится понятным, и не хочется их нервировать.

Мы оставили беднягу Педро скучать в «Милашке Ко», и вышли из посадочной капсулы на станции «Национальная Библиотека» – астероиде, стёсанном под ромбо-кубо-октаэдр.

Где было разрешено, там и вышли.

– Ну, кто спросит, как пройти в библиотеку в два часа ночи по местному времени? – съехидничал я.

– Разберёмся! – отвечала моя команда. Они хотели показать, что повзрослели за время полёта и в моей опеке не нуждаются. Да и чего опасаться – бульбальганцы мирные люди, ничего такого неординарного в их краях не происходит. Ребята только поинтересовались, как по местному будет "ужин", "подайте кофе, чаю"?

– Говорите официанту: "вячэра", "данясiце кавы, гарбаты" – пробурчал я, заворачивая за угол.

– Что он сказал? – переспросил пилот.

– А, ругается, наверное, старик. Буркнул что-то насчёт вечера, мол, донесут горбатых, – ответил гидрогеолог Жека.

– Ну и пусть! Это он цену себе набивает! – хохотнул механик. – Бульбальганцы говорят почти по-нашенски, только с небольшой разницей, но всё понятно. О, ребята, гляньте: девушки!

– Хорошенькие!

– Истинно! – восхищённо прошептал Жека, но на абордаж первыми отправил молодых стажёров. Пилот Лех подрулил к двум юным продавщицам каких-то ночных билетиков, стоявшим в белоснежных блузках с красно-зелёными пуговками вдоль застёжки под самое горло и в легкомысленных шортиках. Одна из девушек трепетно прижимала к груди большую жестяную банку с прорезью. Лех уже видел себя на месте квадратной банки, он тряхнул головой и предложил красоткам развлечься с героями космоса. По крайней мере, мне так пересказали его слова, после чего поведали о событиях той ночи.

– Ён памылiуся?! – спросила девушка с билетиками свою подругу.

– Не! – ответила та и недовольно нахмурила черноатласные брови.

– Калi не памылiуся, то ён – нягоднiк?!

Девушка с банкой что-то шепнула подружке на ухо. Они рассмеялись, искоса поглядывая на моих ребят, и не догадываясь, какой пожар разожгли у них внутри. Потом девушка, та, которая построже, всучила Леху электронную карточку, сделала лёгкий жест кистью, мол, кыш-кыш отсюда и сказала:

– У вас ёсць час на тое, каб выправiць памылку!

Дослушав до этого места, я спрятал насмешку и поинтересовался у своих ребят:

– И что вы сделали?

Желторотые признались, что накупили бульбальганского мыла, лосьонов для душа и шампуней – мылиться так мылиться! Они рванули искать душевые и старательно вымылись, уверенные, что успевают, ведь девушки дали им целый час, значит, ждут, что дело будет сделано самым тщательным образом. Потом вернулись к портику с колоннами, а девушек и след простыл! С жестяной банкой и с билетами вместо девушек себя предлагали два парня. Ай да бульбальганцы! А как же облико морале, традиционная ориентация, и всё такое?

Лех пожаловался мне:

– На обратном пути я полчаса влазил в скафандр. Раньше было – скользнёшь в скафандр, как смазанный, и готово. А после их "помылиться за час" я всю смазку с себя смыл. Я в скафандр, – а кевлар аж скрипит, не пускает! О! – вздохнул чистый и душистый пилот, с затылка которого исчезло пятно, которое все принимали за витилиго.

Я ухмыльнулся:

– Какого звездеца вас понесло в душ, если вам всучили карточку "Буль-буль" и послали к автомату с газировкой?

– Как?! – удивилась моя команда. – А помылиться?

– "Памылiцца" – на бульбальганском значит "ошибиться". "Памылка" – "ошибка". "Час" – значит "время". Девушкам-волонёрам с избирательными бюллетенями не понравилось, что их приняли за... сами знаете, за кого вы их приняли. Но бульбальганки добрые нравом, решили не ссориться с космофлотскими придурками, лучше отправить их за лимонадом. А вы смылись. И девушек оставили без напитков.

– И себя оставили без девушек! – вздохнул Лех. – Мне надо вернуться в Бульбальганию, великий космос, я должен отдать карточку! – сокрушался он, глядя в иллюминатор на удаляющихся Батек, пасущих стада астероидов посреди тучной звёздной равнины.

Гидрогеолог Жека очнулся от тихих дум:

– Бригадир, что ты сказал про избирательные бюллетени у девчонок?

– А что, по-твоему, они держали в руках?

– Ну, мало ли что, пригласительные в игорный дом, например. Или визитки на улицу Прекрасных фонарей...

– Не угадал ты, Жека. В ночь, когда мы прибыли, у бульбальганцев начался всенародный праздник, самый любимый праздник в году: выборы.

– Кого выбирают?

– Кого – неважно. Главное – традиция. Раз в году каждый должен опустить в избирательную урну свой бюллетень, на счастье.

– Избирательная урна это такая квадратная банка с прорезью? – спросил пилот Лех, сладко позёвывая.

– Она самая, – ответил я.

– Старик, а ведь мы могли к хаффу сорвать их выборы, если бы на всю ночь закадрили девчонок-активисток?! – всполошился Лех, приподняв с лежака голову с шелковистым, до блеска вымытым чубом.

– Ещё как могли бы! – польстил я ему и по-отечески взъерошил вихрастую голову.

– Теперь понимаю, что значит "делать политику с чистыми руками"... – пробормотал пилот, засыпая.

А я подумал, что неплохо бы её именно так и делать – хорошенько помывшись перед...

ТРУФФАЛЬДИНО ИЗ БЕРГАМО

– Меркурианские шейхи всего-то зажиревшие перекупщики солнечного света, – говорил я за обедом своим ребятам. – С ними поладить можно, если повезёт, конечно. Признаться, самое тяжёлое испытание я прошёл на стажировке, и после этого уже ничего не боюсь. Годков мне было не больше, чем нашему Леху.

Жека закашлялся – а нечего увлекаться едой из тюбиков "Мигомсьешь", эти тюбики так и норовят опорожниться прямо в глотку.

Хмыкнул:

– Бригадир, признайся, в его возрасте ты был таким же звезданутым?

– У меня не было его золотых вихров, но дурь порол я так же мастерски. Только-только закончив университет, я согласился поработать переводчиком на венерианский клан Бергамо.

– На Венере говорят чуднО, – хохотнул наш пилот и процитировал, вихляя позвоночником, как венерианский метеоролог: "В ночь космопорт накроет ураганом, штормить и штырить будет до утра!"

– На Венере говорят стихами, парень. Если ты чувствуешь ритм строк, значит, в твои уши льются стихи. Особый респект у венерианцев – подражать великому Гольдони.

Я вспомнил бесшабашную юность и ударился в воспоминания.

– Сицилийский главарь (вы знаете тамошнюю венерианскую Сицилию – занюханное местечко) забросил меня под именем Труффальдино из Бергамо в бергамский же космопорт. Он хотел отмазать одну сеньору от нехороших подозрений её мужа. Это после я понял, что местные кланы не балуются пустяками, и замутили там по-крупному, но сначала решил, что ревность причина скандала в семействе. Ну и досталось мне! Крутился я, друзья, протуберанцем и до сих пор не верю, что живой.

Все открыли рты, забыв прожевать и проглотить. А Лех робко спросил:

– Чё, это уже стихи?

– Бригадир, – попросил Жека, – не тяни робокота за причиндалы! Как ты умудрился поладить с мафией, кровавой и беспощадной?

Ребята мигом сложили обеденный стол, развалились на лежаках, намереваясь всласть поковырять в зубах после лунных хрящиков, и я принялся рассказывать:

– В начале дня, там длится он полгода,

я прилетел на челноке пиратском,

меня везли в зловеще-красном лифте,

поставили пред очи главаря.

Главарь был хром...

– Из хрома?!

– Не из хрома.

Он был хромой и с челюстью вставной.

И что он говорил – не знала дворня.

"Фефекты" речи, слов не разобрать.

Его не понимали, он их резал.

Вот, чувствую, я влип. Живым не выйду.

А босс вещал утробно и невнятно.

И было б легче мне перевести

ворчанье в животе. Не так приятно

в испуге по извилинам скрести

совком и щёткой, мысли собирая.

Я мысленно стучался в двери рая:

не выкручусь – убьют и распылят.

В конвекторе. На горстку скорбной пыли...

Я был в беде, и волос на затылке,

в паху, под мышками -

на каждом бледном дюйме

несчастной кожи

взмок и шевелился.

И тут, друзья мои, я вдруг припомнил

студенческую пьесу. С третьим курсом

мы ставили её на малой сцене.

Недаром мне кликуху Труффальдино

состряпали. Должно быть, в ней – намёк?

Сказал себе: "Вперёд, смелее, парень!" -

ведь двух смертей, ты знаешь, не бывает

и, я не вру, словами древней пьесы

решил с женою босса говорить.

(Меня позвали, чтоб при ихней ссоре был толмачом, а после – хоть в расход).

Я перевёл, услышав скрип из пасти

главы семейства:

"Не хочу вас видеть!

Вот ваш билет в Тартар, – куда подальше.

Вы растоптали плазменное сердце,

мой дом пропах изменою и фальшью,

как каравелла флорентийцев перцем!"

"Слепец! – так отвечала эта дама,

скосив на чуб мой дивные глаза.

– Да если б вас я не любила,

то не спешила бы сюда на помощь!

И не везла бы сорок докторов!"

"На что мне жизнь, когда ей вам обязан?"

"Поверьте, дорогой, я вас люблю!"

"А я вас всей душою презираю!"

"Прошу вас перестать, не то умру я!"

"Уж лучше мёртвою мне видеть вас, сеньора,

чем день и ночь к Педрильо ревновать!

Да что к Педрильо: к Сильвио, Посконе,

Филиппо, Марио, и Бруту, и Фальконе...

"Хотите, значит, смерти вы моей?"

"Да, только смерть награда за измену!"

"Так радуйтесь!"

(Здесь вставлю я ремарку:

на этом месте сделалось мне жарко.

На пару с крутобровою сеньорой

мы диалог вели легко и споро,

но босс едва за нами поспевал -

искусственной системой он дышал,

и надо было сделать передышку...)

Роняет дама платье. "Это слишком, -

подумал я, – не много ль драматизма?

У госпожи и так сильна харизма,

но всё затмит её точёный стан..."

Из декольте не дамский плазмалган

вдруг достаёт...(Он нежился привычно

средь дивных форм,

и очень огорчился, когда его призвали послужить).

Суровый плазмалган вдруг направляет

хозяйка в грудь себе: в постельку, то есть,

ведь он привык всегда быть там внутри.

Щелчок...Её ружьишко не стреляет.

А как стрелять? Как жечь альков любви?

Мой босс бледнеет, челюсть с тихим звоном

валится вниз – пусть челядь подберёт.

Служанка госпожи с утробным стоном

стремглав к хозяйке, и ему орёт: "А вы, сеньор, стоите равнодушно

когда пред вами льются реки крови?

Вы тигр, вы лев, вы крокодил бездушный!

Вы режиссёр трагических лав-стори!

Взгляните-ка на этого красавца,

из-за него несчастная супруга

себя насквозь готова распороть!

Нет, госпожа, я так вас не оставлю,

и заберу, пожалуй, плазмалган,

он у меня храниться может тоже...

(мы видим, как ловчила-плазмалган

кочует в грудь побольше и пышнее...

что говорить, ловчиле повезло).

Мой босс страдает, аж мороз по коже

и, к челюсти приставив полкило

в мешочке льда, сеньоры видит слёзы,

он слышит гнев и горе, он смущён.

Скрипит, хрипит, – не понимаю тоже,

но с переводом лезу на рожон,

поскольку помню пьесу я дословно,

и годна реплика, хоть даже и условно:

"Все женщины умеют притворяться!"

"Вам безразлично? Знайте, я умру!

Придёте вы на раннюю могилу

оплакивать несчастие своё,

но я, клянусь мамашей, к вам не выйду!"

"Любезная, дойти смогу я вряд ли:

протезом наступил опять на грабли

в любовном треугольнике, и в плен

захвачен лютой ревностью и болью,

контужен, смят, и расчленён любовью!"

Я осмелел, добавил от себя:

"По скудости ума не прекословлю,

но вексель страсти гасится любовью.

Сеньора, госпожа, ужель вы глухи,

как черви Марса, слЕпы, как мокрухи

Нептуна, холодны, как лёд Европы

и равнодушней валунов Каллипсо?!

Муж – голый нерв, он выбрался из гипса

лишь день назад. Прошу вас, пощадите!

И дальше, заклинаю вас, любите

сеньора, ведь богаче Креза он,

яиц варёных круче и рождён

для счастья с вами!

Станьте же друзьями!

Аплодисменты, крики, в диком шуме

мой вольный перевод не слышен стал.

Дворовый люд, как депутаты в Думе,

за примирение голосовал.

Владелец воровского синдиката

кивнул мне пальцем, отозвал в сторонку.

Душа рванула в пятки – там остаться,

мурашки ж по спине сбежали к холке.

Сеньор проскрежетал не идеально,

но понял я его трансцедентально.

Сверлить мозги, должно быть, кредо босса:

– Слышь ты, пацанчик, у меня вопросы