Текст книги "Голландский самурай"
Автор книги: Александра Тайц
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Видите ли, – сказал инспектор, – в случае внезапной смерти такого рода мы всегда делаем вскрытие.
– И? – вскинулся Тоши.
– Ваш друг действительно скончался, от инфаркта, – вздохнул инспектор, – совершенно естественные причины смерти, никакого насилия, уверяю вас.
– Но? – сказал Тоши. – Там у вас наверняка есть «но»?
– Но, – покорно продолжил следователь, – время смерти Роберта Сан-Мигеля – между девятью и одиннадцатью часами вечера пятнадцатого ноября. То есть покойный никак не мог сесть в самолет, отправляющийся из Сан-Франциско в Даллас в десять тридцать утра шестнадцатого ноября, – инспектор деликатно кашлянул, – потому что к этому времени он был, гхм, уже двенадцать часов как, гхм… покойным. Извините, Кимитоши, я понимаю, что вам это слушать тяжело, но…
– Я вряд ли смогу чем-то помочь, – осторожно сказал Тоши, – я его не убивал, если вы это имеете в виду.
– Ну что вы, – вежливо ответил инспектор. – Разумеется нет.
– Наверное, ошиблись в лаборатории, – предположил Тоши. – Я могу идти? Я хотел бы поспать, очень устал.
«В десять часов, – думал Тоши лихорадочно, – в десять часов мы сидели в этом дурацком клубе. И… и его выбрали, и он ушел на кухню, и потом пришел обратно… и руки у него были холодные как лед».
Он рассчитывал уехать как можно скорее, но не учел похороны, у Роба не было родственников в стране, он и забыл. Оказалось, что похороны – это совсем не страшно. Роб стал ненужной вещью, от которой полагается достойно и как можно быстрее избавиться, проектом, который нужно организовать. Самого Роберта Сан-Мигеля больше не было на свете, и с этим еще предстояло как-то жить. Было совершенно непонятно, с чего начинать.
Он понял, с чего начать, примерно через неделю.
Первым делом надо было вообще найти эту Джилберт-стрит. Гугл путался в показаниях и посылал его то в район Лагуна Хонда, то куда-то в сторону Рыбачьей верфи, то вообще прикидывался идиотом и сообщал, что нужно воспользоваться паромом Сиэттл-Виктория.
«Брать револьвер? – думал Тоши. – Или что, я, как дурак, попрусь с револьвером? Я и стрелять-то не умею. Вот фотоаппарат точно надо взять». Он сунул в карман камеру, положил в бумажник визитку с адресом и заказал такси.
Раз уж Гугл не находит.
Таксист всю дорогу ворчал. Все ему было неладно – цены на бензин, побитый асфальт, собственный видавший виды «форд», правительство, школы, медицина, проклятые понаехавшие. («Не подумайте, что я про вас, мистер, – тактично пояснил таксист, – вы-то в порядке, я про этих…» – и он неопределенно помахал рукой в направлении невидимых понаехавших.) Они ехали уже с полчаса, и в конце концов таксист признался, что знает, куда ехать, крайне приблизительно. Мол, где-то в районе схода с хайвея и нумерованных улиц, но где конкретно – черт его разберет.
– Высадите меня тогда прямо здесь, – попросил Тоши. – Седьмая, угол Брайант-стрит.
– Как скажете, – с облегчением согласился таксист, – как скажете, мистер. Спасибо!
– Легкой дороги, – отозвался Тоши. – Вам спасибо.
Он вылез из машины и остановился в нерешительности – у кого бы спросить дорогу. Прохожие доверия не внушали. Мимо медленно прополз завернутый в неописуемые тряпки бродяга, потом, быстро перебирая маленькими ногами в кедах, пробежала бабушка самого неожиданного вида – в руках у нее был раскрытый черный зонт, на голове привязан ярко-розовый детский пластмассовый стульчик. Прошел старик в широкополой шляпе, нараспев читающий Уитмена. Стайка подростков в спущенных брюках и шапочках вежливо обогнула Тоши с двух сторон. Прошла слепая старуха с тремя кошками на поводке. Кошки по очереди обтерлись о Тошины джинсы. Прошел еще один бродяга, на этот раз с тележкой, полной всякой дряни. В руках у бродяги был старый магнитофон, еще кассетный, из магнитофона неслось удивительное:
– Хорошая музыка, – обратился Тоши к бродяге. – Вы не знаете случайно, где Джилберт-стрит?
Бродяга что-то неразборчиво пробормотал, ткнул грязным пальцем куда-то влево и поспешно растворился в пропахшем бензином воздухе вместе со своей тележкой, оставив после себя только:
Тоши послушно обернулся налево и увидел табличку с названием улицы. Он глубоко вздохнул, надвинул пониже кепку, натянул ворот свитера на подбородок и стал осторожно пробираться между горами мусора. На этот раз вывеска «Джуманджи» нашлась почти сразу, кафе было всего в паре кварталов от проезжей улицы. Тоши, стараясь не шуметь, по стенке прокрался мимо молчаливого охранника на входе и прошел дальше, в надежде отыскать вход на кухню. «Должен же быть, – резонно думал он, – должен же быть вход, через который они получают товар? Еду, вино, тарелки… вилки…»
Ему повезло. За домом был черный двор, отделенный от переулка покосившимся забором. Тоши ощупью нашел подходящую дырку и пролез внутрь, надеясь, что во дворе не будет собак.
Во дворе было очень тихо и темно. Свет падал из трех окон на втором этаже и еще двух – полуподвальных. Тоши, осторожно обходя освещенные участки, пробрался к нижнему окошку и заглянул внутрь. Внутри все блестело. Кафельные стены и пол, большие печи, ряды кастрюль и сковородок на полках и на крюках под потолком. Даже столы тускло блестели полированной сталью. Между столами шустро сновал один большой повар и три маленьких. В руках у большого повара была блестящая поварешка.
Тоши придвинулся поближе к окну. В глубине комнаты стояло большое кожаное кресло, на нем в непринужденной позе сидела очень маленькая азиатка, то ли кореянка, то ли японка – Тоши не видел лица. Над ней, почтительно согнувшись, нависал мистер Паланеску, в руках у него был поднос. Маленькая женщина откинула назад волосы и засмеялась. «Кореянка, – подумал Тоши. – Красивая». Кореянка протянула руку, взяла бокал и залпом выпила. Дальше Тоши ничего подумать не успел, поскольку женщина вдруг задрожала всем телом, выгнулась, словно натянутый лук, и резко обмякла. Паланеску рукой в перчатке дотронулся до ее лица, приподнял подбородок, кивнул удовлетворенно.
Потом, словно хирург, протянул руку назад, ладонью вверх. Большой повар подал Паланеску… Тоши сощурился, пытаясь рассмотреть, что же это он такое подал.
Что-то вроде короткой палки или ручки от чего-то или трубки.
Паланеску взял непонятный предмет, зажал его в кулаке, словно нож с невидимым лезвием, а затем, вероятно, нажал скрытую пружину. В руке у него оказался длинный и очень блестящий нож. Тоши перестал дышать.
Лезвие у странного ножа словно бы слегка светилось собственным голубоватым светом. Паланеску занес нож и… смотреть на это было невозможно, Тоши отвел глаза и натолкнулся взглядом на одного из поваров. Белый халат у повара был расстегнут, на черной футболке, надетой под халат, было написано:
Come to the dark side
We have cookies[3]3
«Переходи на Темную Сторону, у нас тут есть печенье». Первая строка – перифраз слов Темного Императора из фильма «Звездные войны», призывавшего главного героя перейти на сторону сил зла.
[Закрыть]
и нарисован толстый чертик с тарелкой печенья.
Тоши зажал обеими руками рот, пытаясь остановить истерический смех, громко хрюкнул, испугался – вдруг услышат, отпрянул от окна и задел какие-то доски, прислоненные к стене рядом с окошком. Доски с грохотом повалились – прямо ему на ноги. Тоши судорожно заметался, высвободился, бросился назад, к спасительной дыре в заборе, обдирая локти, протиснулся на улицу – и угодил прямо в объятия молчаливого охранника.
– Цыц! – рявкнул охранник.
– Что, собственно… – попытался возмутиться Тоши.
– Цыц, – повторил охранник без выражения. Он ловко скрутил беглецу руки за спиной, ухватил его за локоть, второй рукой приоткрыл незаметную дверь рядом с кухонными окнами и легонько подтолкнул Тоши внутрь.
– Здравствуйте, Самурай, – приветствовал его мистер Паланеску. – Почему вы с черного входа? Фрэнк?
Фрэнк пробурчал что-то о проклятых шпионах.
– Фрэнк, молодому человеку интересна наша кухня, это совершенно естественно, – сказал мистер Паланеску. – Заходите, заходите, Самурай.
– Откуда вы… – начал Тоши.
– Доступное волшебство, – улыбнулся официант, – я читаю все карточки после жеребьевки и пытаюсь угадать, кто есть кто. В вашем случае это было просто. Кстати, а почему голландский?
– По кочану, – невежливо ответил Тоши.
– Не сердитесь, – улыбнулся Паланеску, – скажите-ка лучше, как ваш друг? Уже переехал к вам, как собирался? Все в порядке? Я вам завидую, Самурай, ей-богу. Знаете что? А оставайтесь-ка сегодня за счет заведения? Я вас приглашаю. Сегодня у нас Сусанна, она совершенно очаровательна. Вам интересно будет.
Маленькая кореянка, совершенно целая и невредимая, поднялась с кресла и подошла к Тоши, приятно улыбаясь.
– Сусанна? – удивился Тоши.
– Дедушек люблю, – улыбнулась Сусанна. – Очень люблю дедушек. Правда, тут потрясающе?
– Наверное, – осторожно ответил Тоши.
– Вам понравится. – Сусанна кокетливо хихикнула. – Не стесняйтесь, оставайтесь!
– Я как-то не собирался, – замялся он, – я в общем-то здесь случайно.
Мистер Паланеску доверительно наклонился к Тоши и прошептал:
– Ну как нам вас уговорить, Самурай? Пойдемте в зал, мы как раз начинаем. Кстати, вы не ответили – где же ваш друг? Неужели ему не захотелось еще раз нас навестить? Где вы его прячете?
– Он умер, – сказал Тоши.
Паланеску перестал улыбаться и сказал:
– Самурай, я вам очень сочувствую. Мы поговорим позже, у меня сейчас совершенно нет времени. Давайте после обеда, у меня в кабинете, хорошо?
Тоши послушно прошел вслед за Паланеску в голубую гостиную. Столик у камина снова оказался свободен, он сел и внимательно огляделся по сторонам. Тоши довольно хорошо запоминал лица, и ему показалось, что состав гостей поменялся очень мало. У вновь пришедших вид был слегка удивленный.
Паланеску разнес бокалы. Жидкость в них отливала голубым. Тоши твердо решил, что пить он не будет. Он покрутил бокал в руках, отставил, взял снова. Над жидкостью клубился легкий фосфоресцирующий дымок. Словно внутри было какое-то прозрачное шустрое существо, и оно дышало. Тоши ужасно захотелось отпить из бокала. Немножко, для эксперимента. «В конце концов, – думал он, – может, мне все показалось».
Он прокрутил в голове события вечера: выгнувшееся в агонии и обмякшее тело Сусанны; Паланеску, стоящего над ней с занесенным светящимся ножом; Паланеску, учтиво ведущего совершенно здоровую и довольную Сусанну к ее столику; веселых поваров; футболку с изображением чертика.
«Come to the dark side. We have cookies».
«Я схожу с ума, – подумал он абсолютно спокойно. – Какая разница, пьяный я или трезвый».
Он поднял бокал и залпом выпил.
Его накрыло плеском воды, запахом цветущей вишни, пота, приторных духов тети Сянь, он почувствовал между ног шершавые дядюшкины пальцы, задрожал от восторга и страха, ощутил кожей мягкий мех, как впиваются в спину железные заклепки, вскрикнул от нестерпимой боли в правой руке, раскроенной от плеча до кисти, услышал, как входят в цель пули, одна, другая, третья – все в цель, плечо заныло от отдачи. Сквозь тело текли звуки – танго, фокстрот, что-то быстрое, кажется салса; на голову ему легла тяжелая диадема, во рту был скользкий вкус устриц; Тоши вдохнул запах детских волос, ременной кожи, рыбьей чешуи…
«А может быть, и не схожу», – подумал Тоши, когда снова обрел ясность рассудка. В случае Роберта еще можно было предположить, что он просто насочинял себе невесть что и ничего такого в питье не было. Однако до незнакомой Сусанны ему до сего момента не было никакого дела. Мало того, если бы он, Тоши, мог вот такое вот сочинять, то он был бы не менеджером, а великим писателем. Да если бы он сейчас записал все, что увидел, – просто записал, никакой фантазии…
Паланеску возник у стола с блюдом устриц, теплыми лепешками, лимоном, зеленью и жемчужно-белой рисовой водкой, некрепкой и пахучей. Тоши, вообще говоря, устрицы терпеть не мог, но ему показалось, что он в жизни не ел ничего вкуснее.
Посетители между тем развеселились. Кто-то из гостей сел за рояль, послышались звуки танго. Несколько пар уже кружилось в центре зала, танцоры страстно прижимались друг к другу, слышался одобрительный смех и звон бокалов. Паланеску забрал тарелки, осведомился любезно, – понравился ли обед, и, наклонившись к Тошиному уху, прошептал интимно:
– Вы хотели поговорить… Давайте пройдем ко мне в кабинет?
Тоши поднялся и вслед за Паланеску вышел из гостиной. Паланеску легко взбежал на второй этаж и открыл дверь кабинета.
– Заходите, Самурай, – радушно предложил официант, – садитесь.
Тоши сел в кожаное кресло, оглядел ряды книг, темную мебель, тяжелые занавеси на окнах.
– У вас очень уютно, – пробормотал он.
– К делу, – энергично сказал Паланеску и потер руки. – Во-первых, я вам действительно очень сочувствую.
– Спасибо, – кивнул Тоши.
– Во-вторых, – Паланеску сел за письменный стол, поставил локти на стол, сплел пальцы рук и положил на них подбородок, – вы же понимаете, что мы не имеем к этой трагедии ни малейшего отношения? А, Тоши-сан?
Тоши вскинулся, и Паланеску погладил его по руке.
– У вас тоже был значок на куртке, Тоши-сан. Никакой мистики, честное слово. Исключительно здравый смысл и наблюдательность. – Паланеску достал из ящика стола бутылку виски и две стопки. – Составите мне компанию?
– Налейте, – хрипло сказал Тоши и взял предложенную рюмку. Виски было приятно теплым.
– Так вот. Мы не нарушаем никакого закона, – очень спокойно и убедительно начал Паланеску. – Герой дня действительно проходит вместе со мной на кухню. Уверяю вас, мы его не убиваем, – улыбнулся официант, – даже наоборот. Угощаем вином и легкой закуской, беседуем. В процессе беседы мы выясняем любимое блюдо… эээээ… нашей жертвы, – Паланеску снова иронически улыбнулся, – и получаем информацию о некоторых событиях в ее жизни. После этого Даниэль, наш бармен, готовит этот самый свой фирменный коктейль. Состав коктейля – его секрет, его не знаю даже я. Никаких запретных ингредиентов туда не входит, но факт остается фактом – коктейль каждый раз выходит очень специфическим и, с точки зрения наших клиентов, очень точно отражающим душу нашего героя дня. Собственно, любой первоклассный бармен это умеет – приготовить для клиента идеальный коктейль. Никому просто не приходило в голову напоить им весь зал.
– Но я, – пробормотал Тоши, – я же видел… чувствовал…
– Конечно, видели, – сочувственно закивал Паланеску, – я ничуть не сомневаюсь. Человеческая фантазия – мощная штука, Тоши-сан. Ее достаточно слегка подтолкнуть в нужном направлении, и она сама напридумывает таких историй… Иногда даже слишком красочных. Ваш бедный друг, видимо, оказался излишне впечатлителен… Мне, правда, очень жаль.
– Мистер Паланеску, – робко начал уже почти убежденный Тоши.
– Иозеф, – улыбнулся официант.
– Иозеф, – повторил Тоши, – но я видел нож… у вас в руках был нож…
– Этот? – спросил Паланеску, вынимая из кармана темную трубку и улыбаясь. – Ну что вы, Самурай, какой же это нож! Это флакон с нюхательной солью, бедняжке Сусанне стало нехорошо, на кухне очень душно. Вы удивительно романтичны для японца. Взгляните.
Он протянул темный предмет на раскрытой ладони. На полпути через стол рука Паланеску сомкнулась на рукояти, и под подбородком у Тоши заплясало сверкающее лезвие.
– Видите ли, – сказал Паланеску, – я никак не могу вам позволить уйти, Самурай. Поверьте, больно будет всего мгновение. Зато потом… – Он обошел стол и встал напротив Тоши, не опуская лезвия, – зато потом вы будете практически неуязвимы. И это будет великолепная, потрясающая история, – продолжил он непонятно. – Он вас очень любил… Ай! – вдруг тихо вскрикнул Паланеску. – Шит. – И выпустил нож, отдернув руку.
Словно от змеи или горячего чайника.
Вылетев из рук Паланеску, нож красиво перевернулся пару раз в воздухе, пролетел мимо Тошиного носа, упал к нему на колени и мягко ткнулся в ладонь, словно живой. Тоши осторожно потрогал его одним пальцем. Нож был теплым и приятным на ощупь. Тоши глубоко вдохнул и обхватил рукоять. Руке было очень удобно и ловко, по телу мгновенно разлилось ощущение полного покоя и уверенности. Словно он всю жизнь пробирался вперед в густом тумане, а сейчас туман вдруг рассеялся и он увидел окружающий мир впервые совершенно отчетливо. Мир переливался гранями и был абсолютно понятен. Мало того, все в этом мире было устроено для его, Тошиной, пользы и удовольствия. В таком мире ни сомнениям, ни неуверенности просто не было места. Для них и подходящего слова-то не было.
«Так, наверное, чувствует себя настоящий самурай, – подумал Тоши. – Тот, который готов умереть каждую секунду». Он крепче сжал рукоятку, и нож снова стал ножом. Даже скорее кинжалом. Самураям положены кинжалы. Тоши погладил светящееся приятным желтым светом лезвие. Теплое. Он перевел взгляд на Паланеску.
– Иозеф, – сказал он, – сядьте, пожалуйста, вон в то кресло.
Паланеску покосился на нож в Тошиных руках, прошел к креслу, сел и уставился в пол.
– Вы мне хотели что-то рассказать, – напомнил Тоши. – Я вас очень внимательно слушаю… Иозеф.
– Я… – прошептал официант глухо, – мне… я вам лучше покажу.
Паланеску вытащил из ящика стола пачку бумаги. Разложил на столе десяток листков. Взял со стола пузырек. Он двигался очень медленно, словно под водой.
– Вторая фракция, – заговорил он сбивчиво, – тяжелая. Легкую мы выпили, тогда, еще вечером, правильно?
– Что-что мы выпили? – удивился Тоши.
– Запах моря, устрицы, шрам на руке… дядюшка… – пояснил Паланеску. – Мы все это выпили.
«Значит, я не псих», – подумал Тоши.
А вслух сказал:
– Допустим. А это тогда что?
– Это не пьют, – поморщился Паланеску. – Это несъедобно. Это чернила. Человек состоит из… легкой фракции, чернил и мяса. Смотрите.
Он взял толстую кисточку, макнул ее в пузырек и резкими движениями разбрызгал чернила по разложенным листкам.
– Что… – начал Тоши и осекся.
Попав на бумагу, черные капли не впитывались. Они продолжали катиться по листам, словно капли ртути, оставляя за собой черные извилистые следы. Иногда одна капля распадалась на несколько, иногда несколько маленьких капель сливались в одну большую, чернильные дорожки становились гуще, сложнее, и потом Тоши вдруг понял, что видит перед собой десяток страниц, мелко исписанных от руки.
«Ли говорил со странным лающим акцентом и всегда, даже сразу после омовения, пах рыбой – потому-то я и решила, что он из Бусана. Когда мы познакомились поближе, оказалось, что запах рыбы – это следствие болезни ног, и он никогда не был за пределами Сеула…»
– Откуда это взялось? Вы решили со мной пошутить… Иозеф? Какая рыба?
– Это история Сусанны, – выдохнул Паланеску. – У любого человека есть история. У нее – такая. Там еще много, в пузырьке. Еще страниц на пятнадцать как минимум.
– И что вы с ними делаете? – спросил Тоши. – Читаете на ночь?
– Я, – сказал Паланеску со сдержанной гордостью, – я их освобождаю, Тоши-сан. Я делаю людей бессмертными. Бессмертными! Вы понимаете?! Да нет, как вы это можете понять. Ну вот смотрите…
Тоши все еще держал нож нацеленным на официанта, но тому, кажется, было все равно.
– Представьте, – говорил он, распаляясь, – представьте, Самурай. Вы живете, маленький весь такой… Вы менеджер, да? Похожи на менеджера. Неважно. Учитесь, работаете, крутитесь… ну любите там каких-то мужиков… Ну или теток, неважно… Какие-то люди вокруг… И все это время вы в тумане, да? Ведь правда же? Вокруг вас – туман и неуверенность. Всю жизнь. Всю ебаную жизнь. И вдруг этот нож. Хорошо, что он у вас, Самурай, иначе бы вы не поняли. Вот вы его держите – вы же чувствуете, как он работает? Насколько все становится, – Паланеску пощелкал пальцами, подбирая нужное слово, – очевидным?
– Чувствую, – признался Тоши.
– Вот и я почувствовал, – кивнул Паланеску. – Я его в раскопе нашел, в Карловых Варах. Нас было двое… Это был, разумеется, несчастный случай, – добавил он быстро, – но когда Марек упал, я был весь в этом, в этой… прозрачной жиже, и на губы тоже попало, и я сразу увидел… все, ну вы видели, как это… А Марек потом проснулся и пошел себе как ни в чем не бывало, правда, жена его потом иногда жаловалась – какой-то, говорит, уж больно спокойный стал, ровно покойник. А чернила, – продолжал Паланеску, – я нашел на следующий день. Куртка была сплошь в какой-то черной дряни, я ее замочил и спать пошел. Куртка бежевая была, так наутро она вся была исписана. Нечитаемо совершенно, они же безмозглые, капли эти, они катаются по любой поверхности. Так и ходил, тогда это даже модно было – чтобы всякие буквы и слова на одежде. Футболки-газетки, помните?
– Хорошо, – сказал Тоши, – несчастный случай, Марек, куртка-газетка. Случились удивительные события. И что?
– А вам хотелось выпить второй бокал? – вопросом на вопрос ответил Паланеску. – Хотелось?
– Да, – признался Тоши, – очень.
– Вот и мне, – усмехнулся Паланеску, – хотелось. И второй раз я аккуратно собрал все в бутылочку. Жидкость сразу после сбора сама делится на две фракции, они не смешиваются. Выпить можно только прозрачную часть. Причем очень дозированно, я тогда сделал большой глоток не разбавляя – так чуть не помер. От восторга. Это была очень старая женщина. И она была… – Паланеску некрасиво причмокнул, – невероятно вкусной. И после этого хотелось еще сильнее.
– Им всем, – сказал Тоши, имея в виду гостей, – тоже так сильно хочется?
– Им-то? – Паланеску пожал плечами. – Им хочется гораздо сильнее, чем вам или, скажем, мне. Потому что большинство из них уже побывали на кухне, видите ли. И бокал напитка раз в неделю – это единственное, что у них есть. Остальное время они спокойные-спокойные… В жеребьевке они, разумеется, не участвуют, если вы это хотели узнать.
– А чернила? – спросил Тоши.
– Чернила я тогда покапал на бумагу, увидел то, что увидели вы. Чернил было много, получилось страниц восемьдесят. Я перепечатал это дело на машинке, добавил рассуждений, вышло сто двадцать машинописных страниц. Отнес в издательство. В марте вышел роман, а в начале мая она умерла, бабушка эта. И я вдруг понял, что я же ее бессмертной сделал, понимаете, Самурай? Что я практически ее освободил тогда. Она стала очень спокойной. Соображать начала просто великолепно, как молодая. Раздражаться по пустякам совершенно прекратила. Здоровье даже на поправку пошло, врачи удивлялись. Ну умерла потом, конечно, но она ж и была старенькая…
– Ну и деньги за роман получились очень кстати, – добавил Паланеску. – А когда кафе открыли… я не успеваю перепечатывать, страшное дело. Пять романов, не считая сборников рассказов.
– И хорошо продаются? – холодно спросил Тоши.
– Я работаю над этим, – потупив глаза, ответил Паланеску.
– Понятно, – сказал Тоши.
– Легкая фракция, – добавил Паланеску с досадой, – моментально испаряется. Моментально, на бумаге не остается ни следа. А без нее, как вы понимаете…
– Так что, – решил уточнить Тоши, – вообще никто не покупает?
– Ну, – поморщился Паланеску, – покупают, конечно… Но критики молчат. И продажи, прямо скажем… Но, – перебил он сам себя, – не в этом же дело. Покупают, не покупают – какая вообще разница?! Вы подумайте, Самурай, – все эти люди… Ну да вот хоть Роберт ваш. Любовь Роберта Сан-Мигеля – само совершенство. Куда там Шекспиру. Я не шучу, не дергайтесь так. Я правда так думаю. А прошел бы год, ну максимум два – да он бы и забыл, как это – с ума сходить от вас. Вы бы в лучшем случае уютно засыпали, прижавшись к теплой заднице. А теперь, – Паланеску поднял палец, – его любовь бессмертна. Она останется навсегда, навечно. Текст ведь значительно важнее человека, Самурай. Значительно. Вы это когда-нибудь тоже поймете… Но вы ведь меня не убьете? – вдруг забеспокоился Паланеску. – Подумайте, какой вам с этого прок?
– Не убью, – сказал Тоши, – а то еще обессмерчу ваше имя ненароком.
– А в полицию пойдете? – спросил Паланеску. – Не ходите, Тоши-сан, в полицию. У вас ничего нету, мистика одна.
– И то, – согласился Тоши. – И то. Пойду я, Иозеф. Светает. Спокойной вам ночи. Как он закрывается-то?
– Не знаю, – сказал Паланеску, – он сам открывается и закрывается тоже сам. Он все сам. Самурай, они становились бессмертными, честное слово. Верьте мне. Честное слово.
Тоши вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, спустился на два пролета вниз. Вернулся. Открыл дверь. Иозеф сидел в той же позе – в кресле, глядя в пол.
– А книжки-то как подписаны? – спросил Тоши.
– Марио Паэлло, – ответил Иозеф.
– Не знаю такого, – сказал Тоши.
– Я пока не слишком известен, – смутился Иозеф.
– А суп? – спросил Тоши. – Я мог заказать суп?
– Могли, – ответил Иозеф.
– И? – настойчиво спросил Тоши.
– И ничего, – тускло сказал Иозеф. – Съели бы да домой пошли. С теми, кто заказывает суп в ночном баре, вряд ли что-то может случиться. – И, заметив выражение Тошиного лица, добавил: – Вы себе можете представить, что ваш Роберт заказал суп?
– Нет, – сказал Тоши, – не могу.
Самурай шел, сжимая в руке нож. Как только он вышел на улицу, в руках у него снова был лишь кусок темного дерева странной формы. Конечно, он не станет им пользоваться, о чем разговор. Так, разве в руках подержать. С ножом в руке… зачем в руке – просто в кармане, все было простым и ясным, все поступки – совершенными, а мысли – острыми как сталь. Как у настоящего самурая.
Он думал, что идет домой. Но оказалось, что на Брайант он свернул налево (а надо было направо) и в задумчивости дошел до самого моста. Было очень рано, на мосту было почти пусто – только парочка романтических туристов вдалеке.
«Никто не увидит, – спокойно подумал вдруг Самурай. – Никто ничего не заметит. Просто подойти сзади и очень быстро – раз, два. Я могу это сделать. Запросто».
Он нащупал в кармане нож, вытащил и не спеша пошел по мосту к туристам. В свете фонарей лезвие отливало оранжевым. Поравнявшись с парочкой, он приветственно помахал свободной рукой.
– Ты дурак, Тоши-сан, – сказал кто-то у него в голове, ласково и насмешливо.
Самурай подошел к парапету, широко замахнулся и бросил нож в залив.
– Аминь! – прокричал он торжественно, обращаясь к туристам. – Я убил василиска!
Туристы нервно переглянулись.
– Это цитата, – пояснил Самурай, приятно улыбаясь. – Роберт Льюис Стивенсон, знаменитый английский писатель. Это цитата[4]4
Р. Л. Стивенсон. Клуб Самоубийц.
[Закрыть].
Туристы снова переглянулись и быстрым шагом пошли прочь.
Он сел на корточки, прислонился виском к холодному железу парапета, задрал голову и стал смотреть, как постепенно с восходом солнца опора моста из бесцветной становится коричневой, а потом загорается наглым красно-оранжевым. Он сидел так довольно долго, пока из настоящего самурая не превратился обратно в Кимитоши Сато, менеджера группы разработки.
Потом он все-таки пошел домой.
