Текст книги "Непримиримые 1-2"
Автор книги: Александра Ермакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Умение общаться и не принимать в штыки каждую реплику, брошенную в лицо или в спину – величайшая способность, а умение прощать – дар, которым, к сожалению, обладают редкие.
Возможно, не самая умная, но мысль автора…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
(10 лет назад)
Ирина
Неприязнь возникает либо с первого взгляда, либо после обиды на человека. Взрослые могут себя контролировать, терпеть, найти компромисс, но дети… Они не будут любезничать с тем, кто им не нравится. Они жестоки и порой бессердечны. Поэтому самыми ранними и страшными институтами воспитания личности являются сад и школа. Да, именно они. Детские обиды оседают глубоко в сознании и оставляют отпечаток до конца жизни. Психологические травмы, нанесённые в этом возрасте, как правило, и становятся причинами трагедий и конфликтов личностей. Этого не избежать, ведь мы все разные, а живём в социуме.
Вот только, если детсадовские ссоры, споры и обиды случаются потому, что не все дети умеют делиться или ещё не научились бытовать в коллективе, то школьные – куда страшнее и безжалостнее, ведь дети закрепляют умения быть хитрыми, подлыми, коварными, циничными. А если ещё при этом они сбиваются в группы, то такая стая может уничтожить не одну детскую душу.
Вот так и я, приехав в пригород Петербурга с родителями, подверглась нападкам со стороны ребят, едва мне исполнилось десять лет. По крайней мере, это стало одним из самых ярких и жутких воспоминаний детства, которое легло в основу моего нового мира и устремлений.
Жизнь поменялась в одночасье, и привычное осталось в родном городе. Теперь всё было чуждое и новое.
В Олонце мама прошла первый курс химиотерапии, но потом ей рекомендовали клинику в Санкт-Петербурге. Моя семья могла бы снимать жильё, доходы отца позволяли даже купить недвижимость, но у бабушки и дедушки был домик в районе частных новостроек, где и решили остановиться, ведь сбережения могли пригодиться…
Мама, как только врачи дали добро, сразу же начала проходить второй курс лечения, и поэтому все пребывали в угнетённом состоянии, несмотря на попытки переносить трудности стойко. Отец вовсю поддерживал маму, а мне хоть и было десять, но уже чётко понимала хрупкость жизни и крепость верного плеча. Изо дня в день смотрела, как угасает некогда красивая и весёлая мать, и как по вечерам отец, будучи уверенным, что все спят, один на кухне тихо рыдал и взывал к богу и его милости.
Несправедливость… Её познала сполна, ведь потерять родного человека, который с рождения оберегал и дарил любовь, было нестерпимо больно.
За что?!
Часто себе задавала этот вопрос. Ответа так и не находила, и только страх потерять и отца не позволял отдалиться от семьи.
Любовь… Остро ощущала нежность папы по отношению к матери, а ещё нехватку внимания, которым раньше баловали родственники. Нет, меня продолжали любить, только сейчас всё внимание было обращено к маме, и на единственного ребёнка времени уже не хватало, поэтому была предоставлена сама себе.
Стойкость характера… Я верила до последнего, что семье это поможет, но увы, уже через пару месяцев после переезда в загородный дом бабушки и дедушки и борьбы за жизнь, родители проиграли. Мама умерла тихо. Ночью. А когда я проснулась, папа с бледным, осунувшимся лицом сообщил, что мамы больше нет.
Отправил в школу, а сам занялся делами.
Школа…
В классе я до сих пор считалась новенькой, и поэтому подруг ещё не завела. Я и до Питера не особо славилась общительностью, а теперь так и вовсе забилась в кокон. Лишь поглядывала со стороны, как другие на переменках дурачатся, и молча завидовала мальчишкам и девчонкам, которые веселились, не задумываясь над превратностями судьбы.
Правда, некоторых ребят уже знала в лицо. Они жили, как и я, в районе частных домов. Их видела часто, но они не стремились со мной заговорить. Даже скорее иногда одаривали снисходительными, а порой брезгливыми взглядами.
Я честно не понимала, почему.
Один мальчик особенно часто мозолил глаза. Нет, не специально. Он жил по соседству, поэтому его встречала чаще других. Белобрысый, прямоносый, долговязый, с необычными пасмурно-серыми глазами в обрамлении светлых ресниц. Вначале он показался милым, забавным и очень интересным.
Окна моей спальни выходили на окна его комнаты, которая располагалась на втором этаже. Я не хотела, но иногда подсматривала, как он читал, бросал маленький мячик в стенку или слушал музыку, лёжа на постели.
К нему часто приходили друзья. Между домами была оборудована незаурядная спортивная площадка, где они и играли, катались на скейтах, роликах, танцевали под музыку. Мир мальчика казался глубже, шире и полней. Настоящим, живым, ярким.
Игнат, а его звали именно так, был таким талантливым, красивым, общительным, что прониклась к нему симпатией и втайне стала мечтать о знакомстве.
Я не особо вдавалась в личную жизнь мальчика, но как поняла по разговорам и по обрывкам фраз, отец Игната и его мать постоянно ругались и были на грани развода. Миловидная блондинка с безумно красивыми глазами того же серого цвета, что и у сына, только в обрамлении бархатных чёрных ресниц. Она всегда была улыбчива, обходительна, вежлива, учтива. Часто намекала, что если мне не с кем общаться, можно обратиться к Игнату. Он старше всего на пару лет. Разница небольшая. Может, найдутся общие интересы…
Она не напрашивалась в подруги к родителям, но когда случилось горе, первая из округи, кто сразу же предложил свою помощь. Папа и бабушка с дедушкой были в какой-то прострации и поэтому не отказались.
Пока устраивали похороны, Амалия Юрьевна – так звали соседку – не раз повторяла: «Малышка, ты такая сильная девочка, но тебе не обязательно сидеть дома. Жизнь продолжается. Вон, Игнат с ребятами гуляет. Пошла бы к ним…».
Однажды, когда остро ощутила себя лишней и совершенно одинокой, и было нестерпимо плохо дома, я вышла на улицу. Некоторое время качалась на качелях, которые были установлены во дворе, а когда услышала мальчишечьи смешки и девичьи хихиканья, пошла на голоса. Выглянула из-за угла дома и сразу же увидела ребят. Парни и девчата слушали музыку и болтали, раз за разом разражаясь смехом. Возраста они были примерно одного, но однозначно старше меня. Из моей школы, и почти все – из параллели Игната.
Решительно глотнула воздуха и зашагала к ним. Земельные участки обоих домов были окружены высокими металлическими заборами, а внутренняя разделительная часть между – невысоким сетчатым, поэтому остановилась напротив ребят, но на своей придомовой территории, возле дерева.
Смотрела на мальчишек и девчонок, не зная, с чего начать разговор, но так как впервые в жизни ощутила необходимость быть с кем-то, всё же раскрыла рот:
– Привет, – подала голос, но никто не ответил. Ребята продолжали заниматься своими делами и даже не обратили на меня внимания. – Привет, – повторила чуть громче, и сердечко пропустило удар, когда Игнат первым метнул удивлённый взгляд.
Тотчас пронзило от глубины глаз мальчика. Никогда в жизни не видела ничего более красивого и гипнотического! Слова застряли в горле, поэтому лишь затравленно выдавила улыбку.
– Тебе чего? – кивнул он, совершенно не излучая радости от общения, и даже с некоторой брезгливостью.
Я растерялась и только сейчас поняла, что все ребята перестали болтать и обернулись. По коже тотчас пробежались щекотливые мурашки, а грудь сдавило от волнения.
– А можно мне с вами поиграть? – промямлила, уже понимая, что секундная храбрость испаряется. – Мне скучно.
– Мы что, клоуны? – нахмурился парень, и его друзья рвано хохотнули.
– Нет, – засмущалась. – Я бы тоже хотела научиться, как и вы… кататься и прыгать… – это уже добавила шепотом, потому что стало совсем неудобно и до гусиной кожи страшно.
На некоторое время повисло молчание, ребята в недоумении переглядывались. Девчата неприятно хихикнули, а Игнат скривился:
– Куда тебе прыгать? Ты же книжный червь! Землю расколоть хочешь в лабораторных целях?
– Нет, – опешила и заломила руки. – Но я буду очень стараться делать, как и вы…
– Нет! – отрезал так хлёстко, что мне словно под дых дали, и даже онемела от неожиданности. – Вали отсюда, Королёк… – мальчик отвернулся, всем видом показывая, что разговор окончен.
Ребята неприкрыто захохотали, а одна из девочек озадачилась:
– Почему Королёк? Я бы хомячком назвала…
– Да у неё фамилия Королькова, – отмахнулся Игнат. – Ах-ах, но ты права, – разразился смехом, – Хомячкова было бы вернее! Прикинь, хомяк по стене ползёт, или сальто крутит?
– Ну, или хотя бы было более в тему, – колко подметила другая девочка. – Гадкий утёнок…
Вот теперь уже ребята откровенно ржали.
Тот жуткий гогот пронзил в самое сердце. Хрупкий мир треснул на миллионы кусков и обрушился с оглушающим звоном.
От обиды стиснула кулаки и зубы. Я никогда никого не оскорбляла, почему же со мной так несправедливы? Едкие слёзы набежали на глаза. Смахнула их тыльной стороной ладони и бросилась к себе в дом.
Никто из родственников не заметил моей боли и рыданий. Ворвалась в комнату, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Скатилась на пол и долго плакала в одиночестве.
Когда слёзы иссякли, а глаза едва открылись от того, что опухли, встала. Подошла к зеркалу во всю дверцу шкафа, сейчас занавешенное простынею. Сдернула ткань и уставилась на себя.
На меня смотрела невысокая и зарёванная девочка.
Хомячок?.. Я?..
Ну да, другие девочки тоньше и изящнее, но раньше такое не бросалось в глаза. Странно, почему-то до сего дня я не задумывалась над своей полнотой, да и никто из родственников не говорил об этом. Меня любили такой, какая была, и всегда называли красавицей, умницей. Папа – принцессой… Самой лучшей на свете. «Ты у меня талантище, моя принцесса. Главное, пока о мальчишках не думай. Пустое это, да и отвлекать будут. Только знания. Остальное будет. Потом. Со временем!»
Я верила ему и другим родным.
И что ж это получается: я жирная уродина, с которой никто не хочет дружить?
Гадкий утёнок?
Хомяк?..
Пристально разглядывала себя, и чем дольше прожигала в отражении дыры, тем ярче ощущала приливающую силу и жажду доказать, что я не хомячок!
Игнат
Неприязнь возникает резко, пробирается в душу глубоко, приживается быстро, отравляет ядом медленно, а избавиться от неё практически невозможно. Для того, чтобы вызвать неприязнь, не обязательно что-то сделать собственноручно, можно стать и невольной причиной.
Подобное ощутил, когда мне исполнилось двенадцать.
Всё вроде было, как обычно. Школа, друзья, девчонки, новые увлечения: скейт, велосипед, ролики, паркур… пусть и в дилетантском исполнении. Уже присмотрел несколько площадок, куда хотел ходить, чтобы отточить мастерство. И тут на тебе: к соседям приехали родственники! Муж, жена и их малолетняя пухлая доченька.
Мне бы до них и дела не было, но от их приезда пострадала моя семья. Мама… слишком прониклась проблемами соседей. Стала такой сочувствующей, что всё время только и говорила, как им трудно приходится. «Бедная Светлана Григорьевна. Как ей больно. Несчастный Сергей Николаевич. Так страдает… А их доченька. Мужественно переносит тягости, не плачет и не капризничает. Настоящая маленькая леди. Вот бы ты за ней присмотрел! В школе бы помогал. Не давал в обиду. Да и в компанию бы взял. Её семья сейчас трудные времена переживает: у Светланы Григорьевны рак, Сергей Николаевич работает, за супругой ухаживает, бабушка и дедушка тоже. Вот они и заняты хлопотами, а девочка одна в чужом городе и школе».
Мама совсем соображать здраво перестала?! Куда эту толстуху мелкую с собой возьму? Компания у нас крутая – мы спортом занимаемся. А она что делать будет?
Пытался воззвать к рассудку мамы, но она настаивала, и меня всё больше это злило. Вскоре уже стал ненавидеть девчонку заочно, пусть даже мы не были знакомы и она ко мне не приближалась. Жила в своём замкнутом мирочке книг и знаний и, по сути, в школе ни с кем не общалась. Эдакий книжный червь. Заучка от кончиков волос и до пят, не умеющая ничего, кроме как поглощать тоннами знания. Это, конечно, неплохо, я и сам любил учиться, но смотрел дальше и шире, потому мои увлечения были гораздо богаче. Друзья шутили, что если бы не был увлечённым спортсменом, то с полной уверенностью заслужил бы звание «главный ботан школы». Ну да, даются мне точные науки, книги глотаю быстро, инфа хорошо оседает, и большая часть легко усваивается.
Но голову от знаний не терял, наоборот – развивал себя во всём, что нравилось и интересовало. Вот только мир рухнул в тот момент, когда мама после очередного скандала с отцом объявила, что они разводятся! Это случилось аккурат, когда мать девчонки умерла. А моя слишком увлеклась состраданием и помощью в организации похорон и т.п.
А когда жуткая новость прогремела, меня словно почвы под ногами лишили. Родители и раньше ругались, вплоть до битья посуды, проломленных дверей, вмятин в стенах. О разводе говорили, но именно в этот раз понял, что мама настроена решительно.
Отец горячо любил маму, жутко ревновал, любое внимание на сторону воспринимал, как измену и предательство, реагировал остро и бурно. Хотя сам он не был святым – я догадывался о изменах и загулах… Ну да, неправедный батя, они ведь разными бывают. Мама знала, за кого выходила. Они с молодости вместе, точнее со школьной скамьи. Отец тогда был одним из самых крутых парней в школе. Чёрный пояс по кикбоксингу – это тебе не шутки! Он гонял всех и все его зали.
Да и после свадьбы батя, по сути, только тем и зарабатывал, что участвовал в подпольных боях. Правда, побеждал не так часто – молодое поколение быстро подтягивалось, но в своих кругах был знаменитой личностью. Громкие вечеринки, море выпивки, куча доступных телок… Сложно устоять, а так как батя был в этом слаб… вот и случалось.
Но он любил! Любил сильно и без памяти. Клялся, что больше никогда, молил простить, уверял, что жить не сможет…
Мама всегда терпела, прощала…
Она привыкла так жить, найдя успокоение в работе – в написании книг. и весьма успешно, но иногда не выдерживала. Она ведь тоже его любила. По крайне мере, я был в этом уверен.
А с приездом соседей всё изменилось.
Его очередной загул восприняла в штыки. Устало выдохнула, что больше не желает продолжать смехотворную совместную жизнь, и попросила уйти.
Я навсегда запомнил кровавую стену в зале, о которую батя кулаки разбил, пока пытался докричаться до матери и заставить его выслушать. Она не ответила на вспышку, ровно отчеканив:
– Если хоть немного нас любишь – уйди. Дай жить, и сам живи… – Поставила в прихожей его сумку, куда запихала скудный отцовский гардероб, на который он никогда не обращал внимания, и добавила: – Остальное заберешь потом, когда остынешь и обдумаешь мою просьбу.
Развернулась и скрылась в кабинете, где с утра до вечера корпела над очередным романом.
Отец ещё некоторое время горячился – мол, знал, в ком проблема, и знал, что с этим делать, а потом пригрозил: «Соседа вслед за женой оправлю на тот свет».
Я сидел в своей комнате на втором этаже и испуганно слушал ругань бати и его угрозы. Вздрагивал от каждого удара кулаков и ног, и вместе с ними каждое слово впечатывалось в мою голову. Я верил ему и его боли. Уже тогда понял, что кровно ненавижу всю семейку соседей, которая принесла столько горя моей семье!
Отец ушёл, громко лопнув дверью. Мама на удивление быстро пришла в себя. Уже на следующее утро улыбалась и была мила. И только незначительная фраза, брошенная как бы между прочим: «Иришке сейчас тяжело, взял бы над ней опеку. Знаю, ты хороший парень», – заставила утвердиться в мысли, что девчонке жизни не дам!
Я был в такой ярости, что чуть сам в стену кулаком не врезал. Семья рухнула, а мать о соседской девчонке волнуется?!
Ненависть перешла на новый уровень, и единственное, что спасало толстого Королька от смерти – она благоразумно не подходила ко мне и моей компании. Играла одна, в школе бродила затравленным птенцом.
Я не был уверен, что выдержу, осмелься толстуха на подобную глупость.
Она осмелилась! Робко, тихо, с надеждой во взгляде и мольбой в голосе. Невинный ягнёнок, чтоб её…
Вспыхнувшая злоба угасла быстро – слишком мелка и ничтожна жертва. Её раздавить – раз плюнуть. Не буду её уничтожать… пока. Рано! Пусть сил наберётся, а потом ужалю побольнее!
Ей повезло, я был снисходителен. Друзья тоже.
Она убежала к себе, и с тех пор крайне редко попадалась на глаза.
Умная девчонка – пусть пока живёт!
Вроде я даже немного успокоился, но очередным ударом стала смерть отца. Глупая, безответственная и так громко кричащая о его горе и боли. Отец был пьян, как обычно после очередного боя.
Машина. Скорость. Травма головы во время боя, и ведь он отказался от медицинской помощи.
Специально… Он мечтал о смерти!
Врачи констатировали кровоизлияние в мозг.
Чёрт! Я ведь до последнего надеялся, что родители помирятся.
Обида, злость и негодование бурлили, но я не похож на отца! Уже тогда решил: забиваться в кокон отчаянья не буду. Мордобоями не займусь. Я другой. Умею веселиться, люблю общаться, держусь за приятелей и умею дружить. Правда, сердце порядком очерствело, потому его точно никому не отдам на растерзание. Спорт выберу нейтральный, точно не кикбоксинг, но такой, чтобы адреналин шкалил, а девчонки… пусть они из-за меня умирают, чем я из-за них!
К тому же, есть голова на плечах. Не глуп, сдержан, да и цену себе знаю!
ГЛАВА 2
(7 лет назад)
Ирина
Три года в школе, где тебя если не гнобят, то игнорируют, тянулись, как резина. Я не умирала от одиночества, но иногда хотелось стать, как все. Поэтому старательно шла к тому, чтобы слиться с серой массой. И, надо сказать, кое-чего добилась.
Неброская, похудевшая… Мне удалось. Как-то резко вытянулась, и теперь уже клички, которыми закидывали после прихода в школу, оскудели. А ведь ребята жестоки в мире подросткового цинизма, поэтому безжалостно клевали каждого, кто априори был слабее и беззащитнее их.
Так что теперь лишь некоторые особи, желающие выглядеть более значимо за чужой счёт, допекали меня, правда, их арсенал погонял сводился всего к одной: «Королёк».
Игнат. Парень меня практически не замечал, а если и удостаивал вниманием, то либо одаривал брезгливо-презрительным взглядом, либо жалил словом.
– Хм, корольки вроде теплолюбивые птицы. Так что же ты, чудо деревенское, тут с нами зимуешь?! – Но так… как бы мимоходом, всем видом показывая, насколько равнодушен и плевать хотел, живу я на белом свете или нет. Хотя, догадывалась, что именно он и его друзья были виновниками всех обидных прозвищ, которыми меня щедро осыпали в школе. Да и сплетня, – мол, мой отец дочурку бросил на попечение бабки с дедом, а сам свою жизнь устраивал, скорее всего тоже исходило от Игната.
Вот только никто не хотел вникать, что случилось и почему так вышло. Папа не бросал. У него многомиллионные проекты, а отрывать меня от школы не хотел. На общем собрании семьи и было решено, что пока поживу с бабулей и дедулей, а отец по возможности будет на связи и приезжать. Как только прозвенит последний звонок, он меня заберёт.
Так и было – звонил, писал, навещал…
Вот только Игнат на это плевать хотел!
Я так и не могла понять, чем не угодила. Нет, не мечтала о нём, и уж тем более о его любви, но жутко пасовала, когда сталкивалась.
За что? Что такого сделала, что он так со мной? Лучше бы вообще не замечал, как многих других.
Хотя, может, дело бы в том, что посмела вторгнуться в его мир увлечений?
Химия и биология. Так уж получилось, что именно к этим предметам у меня особая тяга. Видимо, наследственное. Отец довольно успешный учёный в этой области. Его разработки пользуются спросом, и многие проекты получают гранты и патенты. Я тоже мечтаю пойти по его стопам. И для этого делаю немало. Учусь, учусь, учусь…
Мне не до гулянок и не до парней уж тем более.
Так что это, должно быть, единственная причина, почему Игнат меня возненавидел. Ведь с моим появлением его значимость и награды на различных олимпиадах и конкурсах уменьшились. Уменьшились ровно настолько, насколько их стала завоёвывать я.
Вероятно, он был зол, что посмела вклиниться в его мир и нагло занять свою нишу.
В остальном была ему не соперник. Серая, незаметная, молчаливая одиночка.
А Игнат – популярный парень в школе. К своим пятнадцати заслужил славу умника-задиры даже среди старшеклассников. Уникум! В кои-то времена отличник был звездой школы? Вот! Обычно заучки – забитые ботаны, избегающие компаний, а Селивёрстов… был всегда в центре внимания, веселья не пропускал. Его знали педагоги и ученики. Спортсмен, один из главных интеллектуалов школы, кто не раз побеждал в олимпиадах и соревнованиях. При этом не уступал главным драчунам и повесам пальму первенства. Даже не знаю, когда успевал.
Человек не мог быть настолько совершенен… Но глядя на достижения Игната, сомневаться в обратном не приходилось. Он был хорош во всём, за что бы ни брался. Не удивительно, что девчонки пускали по нему слюни и не давали прохода.
Красив, популярен, талантлив, а что ещё – разборчив и жутко непостоянен. Да и куда… в его-то возрасте?!
Игнат был притягателен, коварен и опасен, как огонь, а девчата – точно бабочки, боящиеся опалиться, но которых всё же манит пламя – бросались на парня. И он не жалел ни сердец, ни репутации.
Я могла только порадоваться, что не испытывала к Селивёрстову нежных чувств, а то бы возненавидела этот мир сильнее, ведь подобное издевательство было выше моих сил.
***
В мои тринадцать один случай стал решающим моментом, определившим, чего хочу для души.
Прижав к груди журнал класса и стараясь не привлекать внимания, я спускалась по лестнице, направляясь в спортзал, где должен был проходить следующий урок.
Школа гудела, шумела и, конечно же, по ступеням туда-сюда носились ученики, которых нет-нет, да пытались остановить проходившие мимо педагоги. Но застопорить стадо беснующейся ребятни сложно, поэтому я спокойно шла, не обращая внимания на толкающихся мальчишек и девчонок. По сторонам не смотрела, да и зачем?! Мне бы добраться быстрее до кабинета, переодеться к уроку и мужественно отстоять сорок пять минут.
– О, смотрите. – Слышу голос одноклассника, чуть выше по лестнице. Я как раз миновала второй этаж, и уже, было, шагнула на ступень ниже. – Королёк летит!
Иду дальше, игнорируя выпады Гришки Рыжова.
– Слышь, убогость, журнал отдай! – угрожает парень.
Прибавила скорости, как вдруг меня дёрнуло так, будто встретила таран, и отлетела назад – парень, пытаясь остановить, ухватился за лямку рюкзака. Это было так неожиданно и резко, что не удержалась на ногах. Ткань треснула, а я, не устояв, ухнула, как дитя, задницей на пол. От боли скривилась. Подняла глаза и увидела, что Гришка лыбился во все тридцать два зуба.
Самое обидное, что этот гад мог бы меня подхватить, ну или смягчить позорное падение, но он не стал. Впрочем, как и его приятели: Серёга и Генка. Они дружно отступили и любовались, как я с размаху плюхнулась на пол.
– О, ты ещё на крыло не встала? – откровенно ржали одноклассники. – Тогда лучше в гнезде сидеть и не высовываться!
Было жутко больно, стыдно, а ещё обидно. У меня, растерявшейся, пытающейся прийти в себя, выдрали из рук журнал и бегом помчались по второму этажу. Они давно хотели до него добраться, чтобы, так сказать, «подправить» пару недоразумений по нескольким предметам.
Я проводила их глазами и тотчас наткнулась на холодный взгляд Игната и, насмешливые, его друзей. Парни явно видели, что случилось, и теперь не скрывали своего отношения к моему позору.
Я, скрипя зубами и мечтая провалиться сквозь землю, попыталась встать, но зад болел сильно, да и ногу, видимо, подвернула, поэтому уже в следующий миг опять скривилась и осела на пол.
Девчонки, которые были в компании Игната, сразу же захихикали.
– О, зад у Королька такой тяжёлый, что она его и поднять не может! – Это едко вставила Верка Линяева из восьмого класса, новая девушка Игната. Она с недавних пор на меня зуб точила из-за того, что физрук в школьную команду по волейболу записал и меня. Мол, подтянулась, рост хороший, а координация придёт со временем. Вот только не очень у меня выходило по мячику попадать.
Девчонки смелись, и никто не желал оказать помощь или поддержать. Верка была капитаном и очень хорошим игроком. Признаться, завидовала её грации, скорости, лёгкости и силе. У меня ничего не получалось, а она… Ясное дело, её раздражало, что такого нерадивого игрока придётся тянуть за собой. Она в раздевалке часто выговаривала другим, но явно для моих ушей, что лучше бы я удавилась собственноручно, чем на играх подвела её команду. Что таким ботанам место в лаборатории, и то в качестве подопытной крысы.
Её подружки-хвостики тотчас подхватили шутку и подло засмеялись:
– То-то на тренировке она и пяти сантиметров подпрыгнуть не может!
– С таким якорем трудно двигаться…
Я уже хотела сквозь землю провалиться. Краска жгла лицо.
– Игнат, – бросила Вера парню, который собирался уже отвернуться, – видел, Королёк новый манёвр отрабатывает – полёт задом!
– Ну, у неё он хотя бы есть, – сухо резюмировал Игнат, чем озадачил не только меня, но и своих друзей.
– Что? – возмутилась Верка. – Совсем одурел? У меня модельная фигура, ни грамма жира, идеальные формы! – Так как парень вскинул удивлённо брови, девчонка выплюнула зло: – Латиноамериканские булки а-ля Дженнифер Лопес не в моде… Жуть такая…
– Это на любителя, – пожал плечами Игнат и скрылся в дверном проёме крыла второго этажа.
Верка проводила его выпученными глазами, и как только парня не стало видно, обернулась ко мне:
– Вставай, коза, – испепеляла взглядом, – и не дай бог на тренировке летать корольком не будешь, я тебе крылья вмиг обломаю…
– Это что за угрозы?! – раздался голос Виталия Семёновича, директора школы. Он поднимался с первого этажа и стал невольным свидетелем стычки.
Мужчина поднялся на наш проём и, окинув собравшуюся компанию взглядом, повторил:
– Что за угрозы? Это кто и кому собрался крылья обламывать?
– Да что вы, – сразу залепетала Верка с раскрасневшимся лицом, – это я так пытаюсь боевой дух нашего Королька поднять. А то у неё ни черта, тьфу ты, ничего не получается на тренировках. Мы уже и по-хорошему пробовали. А это новый метод, от обратного, – частила, хотя всем было понятно, что лгала, не моргнув глазом.
– Линяева, после уроков в кабинет директора, – отрезал Виталий Семёнович. Протянул мне руку, и только оказалась на ногах, добавил: – Королькова, пора бы тебе уже обрасти шипами, да научиться за себя стоять, а то ведь так трудно жить. Быть умной – замечательно, но в нашем мире этого маловато. Первым делом научись выживать!
– Ага, – уставилась в пол и нервно кивнула.
Уже в раздевалке выяснилось, что Гришку домой отпустили: у него синяк под глазом красовался. Парень отрицал, что подрался, сославшись на падение. Его приятели молчаливо стояли и тоже не выдали истинного происхождения фингала.
Девчата щебетали, что Гришка с кем-то из старшаков зацепился. Гонор у парня ого-ого, а вот силёнок ответить за свой язык маловато оказалось. При этом шушукались, да на меня посматривали. Особенно недовольной была Верка.
Я жалела парня, даже несмотря на его поступок. Хотя, в глубине души немного радовалась – это кара за издёвки надо мной.
После уроков пришлось остаться на тренировку по волейболу, где опять столкнулась с Верой. Она одарила столь уничижающим взглядом, что я поняла – мне не жить. Вероятно, дело было в вызове к директору.
Уже в зале подстерегал новый удар – намечалась не тренировка, а дружеская встреча с командой по волейболу парней нашей школы. Как говорил физрук Андрей Викторович: «Никогда не помешает провести спарринг с тем, кто сильнее, чтобы видеть, к чему надо стремиться».
Это была игра в одни ворота. Прямое избиение, ведь парни владели мячом великолепно, и даже наставления тренера, что ребятам нападать можно лишь со второй линии, а правшам с первой, но только левой рукой, не спасло нашего положения.
По обычаю, я запиналась. Не могла попасть по мячу, а он, как назло, меня находил, даже если стояла за пределами поляны или пыталась увернуться. Игнат был во всей красе, и словно специально бил в меня, да посильнее. Видимо, Верка нажаловалась, вот он и мстил.
А я… я слабое звено. Вот и пролетала партия за партией.
Пацаны откровенно скучали, развлекались обыгрыванием различных комбинаций и точечными попаданиями в Королька, где бы я ни была. Вера злилась и пыталась подтянуть команду, чтобы хоть пару раз дать соперникам отпор. Не тут-то было. Игроки сыпались друг за другом и не могли поднять ни одного мяча.
Я была хуже всех. После падения на лестнице и так лодыжка болела. Я молча терпела, но когда очередной удар Игната пришёлся мне в ляжку, и то, чуть отвернулась, чтобы избежать прямого попадания, аж нога отнялась, так было больно. Я упала навзничь, тихо взвыв от злости, беспомощности и унижения. Парень не ржал, как остальные, но его холодный взгляд был красноречивее слов – он специально вымерял!
Тренер, наконец, сжалился надо мной и посадил на скамейку запасных. Пока, стиснув зубы, растирала ушибленное место, продумывала, что скажу Василию Петровичу, лишь бы он больше не мучил и позволил отказаться от секции. Самым веским и достоверным доводом была правда: я не могу играть, не моё это… Даже подготовилась к нападкам своей команды, к уничтожению капитаном, но на удивление, когда упрёки девчонок посыпались со всех сторон, за меня вступилась Ксения. Одноклассница. Красотка «от» и «до», номер два в команде.
– Что вы к ней пристали?! – подбоченилась Ксения. – Никто из вас лучше не смотрелся! Даже ты, Верка. Что смогла сделать? Пас давали. Так ты даже блок обвести не могла толком. Так что умолкли все! Лучше бы помогли Корольковой подтянуться. Позанимались бы с ней.
– Вот и занимайся, – кивнула Верка с издёвкой. – Не её это дело – по площадке бегать, да у сетки прыгать. Пусть лучше в лаборатории своей запрётся, да отравится каким-нибудь химикатом.
– А вот и позанимаюсь, – отрезала Ксения. – Она вам ещё покажет, как надо играть, правда, Ир? – перевела на меня вопрошающий взгляд. Но я и слова не могла произнести от шока и удивления. К тому же, это было так редко, когда меня называли моим именем, без приставок и насмешек. – Что молчишь? – допытывалась Ксения, похлопав ресницами.
– Ага, – я нервно кивнула и облизнула губы.
– Пошли в зал! – скомандовала девушка. Я, как овца, которую ведут на убой, поплелась вон из раздевалки. – Викторович обалдеет, увидев тебя на дополнительной тренировке, – тихо хохотнула Ксю, когда мы уже шли по коридору в направлении зала. – А завтра, если будет хорошая погода, мяч возьму, да к тебе домой загляну. Адрес главное напиши.
