Текст книги "Непримиримые (СИ)"
Автор книги: Александра Ермакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Ермакова Александра Сергеевна
Непримиримые
Умение общаться и не принимать в штыки каждую реплику, брошенную в лицо или в спину – величайшая способность, а умение прощать – дар, которым, к сожалению, обладают редкие.
Возможно, не самая умная, но мысль автора...
Глава 1
Ирина
Непринятие кого-либо случается либо с первого взгляда, либо после того, как испытал на него обиду. Взрослые могут попытаться себя контролировать и стерпеть, найти компромисс, но дети... Они не будут любезничать с тем, кто им не нравится, они жестоки и порой бессердечны. Поэтому самыми страшными институтами воспитания личности являются сад и школа. Да, именно они. Детские обиды оседают глубоко в сознании и оставляют отпечаток до конца жизни. Психологические травмы, нанесённые в раннем и подростковом возрасте, могут стать причинами трагедий и конфликтов личностей. Этого не избежать, ведь мы все разные, а живём в социуме.
Вот только если детсадовский ссоры, споры и обиды случаются потому, что не все дети умеют делиться, или ещё не научились быть в коллективе, то школьные – куда страшнее и безжалостней, ведь именно в этом возрасте дети учатся хитрости, подлости, коварству, цинизму. А если ещё при этом они сбиваются в группы, то такая стая может уничтожить ни одну детскую душу.
Вот так и получилось, когда я приехала в пригород Петербурга с родителями. По крайней мере, это стало самым ярким и жутким воспоминанием детства, которое легло в основу моего нового мира и устремлений.
Жизнь поменялась в одночасье, и привычное осталось в родном городе. Теперь всё было чуждое и новое.
В Олонце мама прошла первый курс химиотерапии, но потом ей рекомендовали клинику в Санкт-Петербурге. Моя семья могла бы снимать жильё, доходы отца позволяли даже купить недвижимость, но у бабушки и дедушки был домик в новом районе частных новостроек, где и было решено остановиться, ведь сбережения могли пригодиться...
Мама, как только разрешили врачи, сразу же начала проходить второй курс лечения, и поэтому все находились в угнетённом состоянии, хоть и пытались трудности переносить стойко. Отец вовсю поддерживал маму, а мне хоть и было десять, но я уже чётко понимала хрупкость жизни и крепость верного плеча. Изо дня в день смотрела, как угасает некогда красивая и весёлая мать и как по вечерам, когда отец думал, что все спят, он один на кухне тихо рыдал и взывал к богу и его милости.
Несправедливость... Её познала сполна, ведь потерять родного человека, который с рождения оберегал и дарил любовь, было нестерпимо больно.
За что?!
Я часто сама себе задавала этот вопрос. Ответа так и не находила и только страх потерять и отца не позволял отдалиться от семьи.
Любовь... Я остро ощущала нежность папы по отношению к матери, а ещё нехватку внимания, которым раньше меня баловали все родственники. Нет, меня продолжали любить, только сейчас всё внимание было обращено к маме, и на единственного ребёнка времени уже не хватало, поэтому я была предоставлена сама себе.
Стойкость характера... Я верила до последнего, что семье это поможет, но увы, уже через месяц пару месяцев переезда в загородный дом бабушки и дедушки и борьбы за жизнь, родители проиграли. Мама умерла тихо. Ночью. А когда я проснулась, папа с бледным, осунувшимся лицом сообщил, что мамы больше нет.
Он отправил меня в школу, а сам занялся делами.
В школе я была новенькой и поэтому подруг ещё не завела. Я и до Питера не особо славилась общительностью, а теперь так и вообще забилась в свой кокон. Лишь поглядывала со стороны, как другие на переменках дурачатся, и молча, завидовала, мальчишкам и девчонкам, которые веселились, не задумываясь над превратностями судьбы и жизни.
Правда, некоторых ребят уже знала в лицо. Они жили, как и я, в районе частных домов. Их видела часто, но они не стремились со мной заговорить. Даже скорее иногда одаривали снисходительными, а порой брезгливыми взглядами.
Я честно не понимала почему.
Один мальчик особенно мозолили глаза. Нет, не специально. Он был соседом, поэтому его встречала чаще других. Белобрысый, прямоносый, долговязый с глазами необычного цвета, которые завораживали – пасмурно серыми в обрамлении светлых ресниц. Вначале он даже показался милым, забавным и очень интересным.
Окна моей спальни выходили на окна его комнаты, которая так же как и моя, располагалась на втором этаже. Я не отела, но иногда подсматривала, как он читал, бросал маленький мячик в стенку, слушал музыку, лёжа на постели, закинув ноги на спинку.
К нему часто друзья приходили, а между домами была оборудована незаурядная спортивная площадка, где они и играли, катались на скейтах, роликах, танцевали под музыку и даже прыгали через разные препятствия. Мир мальчика казался глубже, шире и полней. Настоящим, живым, ярким.
Игнат, а его звали именно так, был таким талантливым, красивым, общительным, что я прониклась к нему симпатией и в тайне стала мечтать о знакомстве.
Я не особо вдавалась в судьбу мальчика, но как поняла по разговорам и по урывкам фраз, отец Игната и его мать постоянно ругались и были на грани развода. Миловидная блондинка с безумно красивыми глазами того же серого цвета, что и у сына, только в обрамлении бархатных чёрных ресниц. Она всегда была улыбчива, обходительная, вежлива, учтива. Часто намекала, что если мне не с кем будет общаться, можно обратиться к Игнату. Он старше всего на пару лет. Разница небольшая. Может, найдутся общие интересы...
Она не напрашивалась в подруги к родителям, но когда случилось горе, первая из округи, кто сразу же предложил свою помощь. Папа и бабушка с дедушкой были в какой-то прострации и поэтому не отказались.
Пока устраивали похороны, Амалия Юрьевна, так звали соседку, мне не раз повторяла: 'Малышка, ты такая сильная девочка, но тебе необязательно сидеть дома. Жизнь продолжается. Вон, Игнат с ребятами гуляет. Пошла бы к ним...'
Однажды, когда я и вправду ощутила себя лишней и совершенно одинокой, и мне было нестерпимо плохо дома, я вышла на улицу. Некоторое время качалась на качелях, которые были установлены во дворе, а когда услышала пацаничьи смешки и девичьи хихиканья, пошла на голоса. Выглянула из-за угла дома и сразу же увидела ребят. Пять мальчишек и две девочки слушали музыку и болтали, раз за разом разрежаясь смехом. Возраста они были примерно одного, но однозначно все старше меня. Из моей школы и почти все из класса Игната.
Я решительно глотнула воздуха и зашагала к ним. Земельные участки обоих домов были окружены высокими металлическими заборами, а внутренняя разделительная часть между – невысоким, сетчатым, поэтому остановилась напротив ребят, но на своей придворовой территории, возле дерева.
Смотрела на мальчишек и девчонок, не зная с чего начать разговор, но так как впервые в жизни ощутила необходимость быть с кем-то, всё же раскрыла рот:
– Привет, – подала голос, но никто не ответил. Ребята продолжали заниматься своими делами и даже не обратили на меня внимание. – Привет, – повторила чуть громче, и сердечко пропустило удар, когда Игнат первым метнул на меня удивлённый взгляд.
Меня тотчас пронзило от глубины глаз мальчика. Никогда в жизни не видела ничего более красивого и гипнотического. Я затравлено выдавила улыбку.
– Тебе чего? – кивнул он, совершенно не излучая радости от общения, и даже с некоторой брезгливостью.
Я растерялась и только сейчас поняла, что все ребята перестали болтать и обернулись ко мне. По коже тотчас пробежались щекотливые мурашки, а грудь сдавило от волнения.
– А можно мне с вами поиграть? – прошептала я, уже понимая, что моя секундная храбрость испаряется. – Мне скучно.
– В мы что, клоуны? – нахмурился парень, и его друзья рвано хохотнули.
– Нет, – засмущалась я. – Я бы тоже хотела научиться, как и вы... кататься и прыгать... – это уже добавила шепотом, потому что стало совсем неудобно и до мурашек страшно.
На некоторое время повисло молчание, ребята в недоумении переглядывались. Девчата неприятно хихикнули, а Игнат скривился:
– Куда тебе прыгать? Ты – книжный червь! Землю расколоть хочешь в лабораторных целях?
– Нет, – опешила я и заломила руки. – Но я буду очень стараться делать как и вы...
– Нет! – отрезал так хлёстко, что мне слово под дых дали, и я даже онемела от неожиданности. – Вали отсюда, Королёк... – мальчик отвернулся, всем видом показывая, что разговор окончен.
Ребята неприкрыто захохотали, а одна из девочек озадачилась:
– Почему Королёк? Я бы её хомячком назвала...
– Да у неё фамилия Королькова, – отмахнулся Игнат. – Ахах, но ты права, – разрядился смехом. – Хомячкова, было бы вернее. Прикинь, хомяк по стене ползёт, или сальто крутит?
– Ну, или хотя бы было более в тему, – колко подметила другая девочка. – Гадкий утёнок...
Вот теперь уже ребята откровенно ржали. Тот жуткий гогот пронзил в самое сердце. Хрупкий мир треснул на миллионы кусков и обрушился с оглушающим звоном.
От обиды я стиснула кулаки и зубы. Я никогда никого не оскорбляла, почему же со мной так несправедливы? Едкие слёзы набежали на глаза. Смахнула их тыльной стороной ладони и бросилась к себе в дом. Никто из родственников не заметил моей боли и рыданий. Я ворвалась к себе в комнату, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Скатилась на пол и долго плакала в одиночестве.
Когда слёзы иссякли, а глаза едва открылись оттого, как опухли, я встала. Подошла к зеркалу, которое было во всю дверцу шкафа, но сейчас было занавешено простынею. Сдернула ткань и посмотрела на себя.
На меня смотрела невысокая и зарёванная девочка.
Хомячок?.. Я?..
Ну да, другие девочки тоньше и изящнее, но раньше такое не бросалось в глаза. Странно, почему-то до сего дня, я не задумывалась над своей полнотой, да и никто из родственников не говорил об этом. Меня любили такой, какая я была, и всегда называли красавицей, умницей. Папа – принцессой... Самой лучшей на свете. 'Ты у меня талантище, моя принцесса. Главное, пока о мальчишках не думай. Пустое это, да и отвлекать будут. Только знания. Остальное будет. Потом. Со временем'!
Я верила ему и остальным родным. Что ж это получается, я – жирная уродина, с которой никто не хочет дружить?
Гадкий утёнок?
Хомяк?..
Я пристально разглядывала себя, и чем дольше прожигала в себе дыры, тем ярче ощущала приливающую силу и жажду доказать, что я не хомячок!
Игнат
Неприязнь возникает резко, проникает глубоко в душу, приживается быстро, отравляет ядом медленно, а избавиться от неё практически невозможно. Для того, чтобы вызвать неприязнь необязательно что-то сделать собственноручно, можно стать и невольной причиной.
Подобное ощутил, когда мне исполнилось 12-ть. Всё вроде бы было как обычно. Школа, друзья, девчонки, новые увлечения: скейт, велосипед, роллики, паркур... пусть и в дилетантском исполнении. Я уже присмотрел несколько площадок, куда бы хотел ходить, чтобы отточить мастерство. И тут на тебе, к соседям приехали родственники. Муж, жена и их малолетняя пухлая доченька.
Мне бы до них и дела не было, но от их приезда пострадала моя семья. Моя мама... слишком прониклась их проблемами. Стала такой сочувствующей, что всё время только и говорила, как им трудно приходится: бедная жена Сергея Николаевича. Как ей больно. Бедный Сергей Николаевич – так страдает... А их доченька. Малышка мужественно переносит тягости, не плачет и не капризничает. Настоящая маленькая леди. Вот бы я за ней присмотрел! В школе бы помогал. Не давал в обиду. Да и в компанию бы взял. Семья сейчас трудные времена переживает – у Светланы Григорьевны рак, Сергей Николаевич работает, за женой ухаживает, бабушка и дедушка тоже, вот они и заняты хлопотами, а девочка одна в чужом городе и школе.
Мама совсем соображать здраво перестала! Куда я эту толстуху мелкую с собой возьму? У меня компания крутая. Мы спортом занимаемся, а она что делать будет?
Я пытался воззвать к рассудку мамы, но она настаивала, и меня всё больше это злило. Вскоре я уже стал ненавидеть девчонку заочно, пусть даже мы не были знакомы и она ко мне не приближалась. Жила в своём заторкнутом мирочке книг и знаний и, по сути, в школе ни с кем не общалась. Эдакий книжный червь. Заучка от кончиков волос, не умеющая ничего кроме, как поглощать тоннами знания. Это конечно не плохо, я и сам любил учиться, но смотрел дальше и шире, и потому мои увлечения были гораздо богаче. Друзья шутили, что если бы я не был увлечённым спортсменом, то с полной уверенностью заслужил бы звание – главный ботан школы. Ну да, даются мне точные науки, книги глотаю быстро, инфа оседает и большая её часть легко усваивается.
Я голову не терял от знаний, наоборот – развивал себя во всём, что мне нравилось и интересовало. Вот только мой мир рухнул в тот момент, когда мама, после очередного скандала с отцом, объявила, что они разводятся. Это случилось аккурат, когда мать девчонки умерла. Моя слишком увлеклась состраданием и помощью в организации похорон и т.п.
А когда жуткая новость прогремела, меня, словно почвы под ногами лишили. Родители и раньше ругались, в плоть, до битья посуды, проломленных дверей, вмятин в стенах. О разводе говорили, но в этот раз я понял, что мама настроена решительно. Отец горячо любил маму, жутко ревновал, любое внимание на сторону воспринимал как измену и предательство, реагировал остро и бурно. Хотя он сам не был святым – я знал и об изменах и о загулах... Ну да, не праведный у меня отец, они ведь разными бывают. Мама знала за кого выходила. Они с молодости вместе, точнее со школьной скамьи. Мой отец тогда был одним из самых крутых парней в школе. Чёрный пояс по кикбоксингу, это тебе не шутки. Он гонял всех и все о нём знали.
Да и после свадьбы отец, по сути, только тем и зарабатывал, что участвовал в подпольных боях. Правда, уже побеждал не так часто – молодое поколение быстро подтягивалось, но в своих кругах он был знаменитой личностью. Громкие вечеринки, море выпивки, куча доступных телок... Сложно устоять, а так как отец был в этом слаб... вот и случалось. Но он любил! Любил сильно и без памяти. Клялся что больше никогда, молил простить, уверял, что жить не сможет. Мам всегда терпела, прощала...
Она привыкла так жить, найдя упоение в работе, – в написании книг и весьма успешно, – но иногда не выдерживала. Она ведь тоже его любила. По крайне мере, я был в этом уверен.
А с приездом соседей всё изменилось. Его очередной загул восприняла в штыки. Устало выдохнула, что больше не желает продолжать смехотворную совместную жизнь и попросила уйти.
Я навсегда запомнил кровавую стену в зале, о которую отец кулаки разбил, пока пытался докричаться до матери и заставить его выслушать. Мать не ответила на его вспышку – ровно отчеканила:
– Если ты хоть немного нас любишь – уйди. Дай мне жить, и сам живи... – Поставила в прихожей его сумку, в которую запихала скудный отцовский гардероб, на который он никогда не обращал внимания и добавила: – Остальное забери потом, когда остынешь и обдумаешь мою просьбу.
Развернулась и скрылась в своём кабинете, где с утра до вечера корпела нал очередным романом.
Отец ещё некоторое время горячился, что, мол, знал в ком проблема и знал, что с этим делать, а потом пригрозил, что соседа вслед за женой оправит на тот свет.
Я сидел в своей комнате на втором этаже и испуганно слушал ругань бати и его угрозы. Вздрагивал от каждого удара его кулаков и ног, и вместе с ними каждое его слово впечатывалось в мою голову. Я верил ему и его боли. Уже тогда понял, что кровно ненавижу всю семейку соседей, которая принесла столько горя моей семье!
Отец ушёл, громко лопнув дверью. Мама на удивление быстро пришла в себя. Уже на следующее утро улыбалась и была мила. И только незначительная фраза, брошенная как бы между прочим: 'Иришке сейчас тяжело, ты бы взял над ней опеку. Я знаю, ты у меня хороший парень', – заставила меня утвердиться в мысли, что девчонке жизни не дам!
Я был в такой ярости, что сам в стену чуть кулаком не врезал. Семья рухнула, а мать о соседской девчонке волнуется?!
Моя ненависть возросла на новый уровень, единственное, что спасало толстого Королька от смерти – что она благоразумно не подходила ко мне и моей компании. Играла одна, в школе ходила затравленным птенцом.
Я не был уверен, что выдержу, осмелься она на подобную глупость.
Она осмелилась! Робко, тихо, с надеждой во взгляде и мольбой в голосе. Невинный ягнёнок, что б её...
Вспыхнувшая злоба угасла быстро – слишком мелка и ничтожна жертва. Её раздавить – раз плюнуть. Я не буду её уничтожать... пока. Рано! Пусть она сил наберётся, а потом побольнее ужалю!
Ей повезло, я был снисходителен. Мои друзья тоже.
Она убежала к себе, и с тех пор, крайне редко попадалась на глаза.
Умная девчонка – пусть пока живёт!
Вроде я даже немного успокоился, но очередным ударом для меня стала смерть отца. Глупой, безответственной и так громко кричащей о его горе и боли. Отец был пьян, как обычно после очередного боя. Машина. Скорость. Травма головы после боя, и ведь он отказался от медицинской помощи.
Специально... Он мечтал о смерти!
Врачи констатировали кровоизлияние в мозг.
Чёрт! Я ведь до последнего надеялся, что родители помирятся.
Обида, злость, негодование во мне бурлили, но я не похож на отца. Забиваться в кокон отчаянья не буду. Мордобоями не займусь. Я другой. Умею веселиться, люблю общаться, держусь за приятелей и умею дружить. Правда, сердце моё порядком очерствело и потому его никому не отдам на растерзание. Спорт выберу нейтральный, точно не кикбоксинг, но такой, чтобы адреналин шкалил, а девчонки... пусть они из-за меня умирают, чем я из-за них!
К тому же у меня есть голова на плечах. Я не глуп, сдержан, да и цену себе знаю!
Глава 2
Ирина
Три года в школе, где тебя если не гнобят, то игнорируют – тянулись как резина. Не то чтобы я умирала от одиночества, но иногда хотелось стать как все. Поэтому я старательно шла к тому, чтобы слиться с серой массой. И надо сказать кое-чего добилась. Неброская, похудевшая... Мне удалось. Вероятно, само собой, но как-то резко я подтянулась и теперь уже клички, которыми меня закидали с прихода в школу, – ведь молодёжь жестока в мире подросткового цинизма, поэтому безжалостно клевала каждого, кто априори был слабее и беззащитнее их, – в общем, клички оскудели. Так что теперь лишь некоторые особи, желающие выглядеть более значимо за чужой счёт, допекали меня – правда, их арсенал погонял сводился к одной 'Королёк'.
Игнат. Парень практически не замечал, а если и удосуживал вниманием то либо одаривал брезгливо-презрительным взглядом, либо жалил словом.
– Хм, корольки вроде теплолюбивые птицы. Так чего же ты, чудо деревенское, тут с нами зимуешь?!' – но так... как бы мимоходом, всем видом показывая, насколько ко мне равнодушен и ему певать, живу я на белом свете или нет. Хотя я догадывалась, он и его друзья были виновниками всех обидных прозвищ, которыми меня щедро осыпали в школе. Да и сплетню, что мол мой отец меня бросил на попечении бабки с дедом, а сам свою жизнь устраивал, руку на отсечение тоже исходило от Игната. Вот только, никто не хотел вникать, что и почему вышло. Папа не бросал. У него многомиллионные проекты, а отрывать меня от школы не хотел. На общем собрании семьи и было решено, что я пока поживу с бабулей и дедулей, а папа по возможности будет звонить и приезжать. Только у меня подоспеет школа, он меня заберёт.
Так и было – звонил, писал, навещал...
Вот только Игнату на это было плевать!
Я так и не могла понять, почему он меня невзлюбил. Нет, я не мечтала о нём, и уж тем более о его любви, но жутко пасовала, когда сталкивалась. За что? Что я ему сделала такого, что он так со мной? Лучше бы вообще не замечал, как многих других.
Хотя, может дело бы в том, что я посмела вторгнуться в его мир увлечений?
Химия и биология. Так уж получилось, что именно к этим предметам у меня особая тяга. Видимое, наследственное. Мой отец довольно успешный учёный в этой области. Его разработки пользуются спросом, и многие проекты получают гранды и патенты. Я тоже мечтаю пойти по его стопам. И для этого делаю не мало. Учусь, учусь, учусь...
Мне не до гулянок и не до парней, уж тем более.
Так что, по моему мнению, это единственная причина, почему Игнат меня недолюбливал. Ведь с моим появлением, его значимость и награды на различных олимпиадах и конкурсах значительно уменьшились. Уменьшились ровно на столько, сколько стала их завоёвывать я.
Вероятно, он был зол, что я посмела вклиниться в его мир и нагло занять свою нишу!
В остальном, я была ему не соперник. Серая, незаметная, молчаливая одиночка.
А Игнат был популярным парнем в школе. К своим пятнадцати заслужил славу умника-задиры даже среди старшеклассников. Его знали учителя и ученики. Спортсмен, один из главных умов школы, кто не раз побеждал в олимпиадах и соревнованиях. При этом не уступал главным драчунам и повесам пальму первенства. Он был хорош во всём, за что бы ни брался. Не удивительно, что девчонки пускали по нему слюни и не давали прохода. Он – красив, популярен, талантлив, а что ещё – разборчив и жутко непостоянен. Да и куда... в его-то возрасте?!
Он притягателен, коварен и опасен как огонь, а девчата, точно бабочки, которые хоть боятся опалиться, но которых всё же манит огонь, бросались на него. И он не жалел: ни сердец, ни репутации.
Я могла только порадоваться, что не испытывала к нему нежных чувств, а то бы возненавидела этот мир сильнее, ведь подобное издевательство было бы выше моих сил.
***
В тринадцать – один случай стал решающим моментом, который и определил, чего я хочу для души.
Прижав к груди журнал класса и стараясь не привлекать внимания, я спускалась по лестнице, направляясь в спортзал, где у нашего класса должен был проходить следующий урок.
Школа гудела, шумела и конечно же по ступеням туда-сюда носились ученики, которых нет-нет да и пытались остановить, проходившие мимо учителя. Но остановить стадо беснующейся ребятни сложно, поэтому я спокойно шла, не обращая внимания на толкающихся учеников. По сторонам не смотрела, да и незачем?! Мне бы добраться быстрее до кабинета, переодеться к уроку и мужественно отстоять сорок пять минут.
– О, смотрите, – слышу голос одноклассника, чуть выше по лестнице. Я как раз миновала второй этаж, и уже было шагнула на ступень ниже. – Королёк летит!
Шагаю дальше, игнорируя выпады Гришки Рыжова.
– Слышь, убогость, журнал отдай, – угрожает парень.
Уже было прибавила скорости, как вдруг меня дёрнуло, так, будто я врезалась в стену и отлетела назад – парень, пытаясь меня остановить, ухватился за ручку рюкзака. Это было так неожиданно и резко, что я не удержалась на ногах. Ткань треснула. Я не устояв, ухнула как дитя задницей на пол. От боли скривилась, а подняв глаза, увидела, что Гришка лыбился во все тридцать три зуба.
Самое обидное, что этот гад, мог бы меня подхватить, ну или смягчить моё позорное падение, но он не стал. Впрочем, как и его приятели: Серёга и Генка. Они дружно отступили и любовались, как я с размаху плюхнулась на пол.
– О, ты ещё на крыло не встала? – откровенно ржали одноклассники. – Тогда лучше в гнезде сидеть и не высовываться!
Было жутко больно, стыдно, а ещё обидно. У меня, у растерявшейся, пытающейся прийти в себя, выдрали из рук журнал и бегом помчались по второму этажу. Они давно хотели до него добраться, чтобы так сказать, 'подправить' пару недоразумений по нескольким предметам.
Я проводила их глазами и тотчас наткнулась на холодный взгляд Игната и насмехающиеся его друзей. Парни явно видели, что случилось, и теперь не скрывали своего отношения к моему позору.
Я, скрипя зубами и мечтая провалиться сквозь землю, попыталась встать, но зад болел сильно, да и ногу видимо подвернула, поэтому уже в следующий миг опять скривилась и осела на пол.
Девчонки, которые были в компании Игната, сразу же захихикали:
– О, зад у Королька стал таким тяжёлым, что она его и поднять не может, – это едко вставила Верка Линяева из восьмого класса, новая девушка Игната. Она с недавних пор на меня зуб точила из-за того, что физрук в школьную команду по волейболу записал и меня. Мол, ты подтянулась, рост хороший, а координация придёт со временем. Вот только не очень у меня выходило по мячику попадать. Девчонки смелись, и никто не желал помочь или поддержать. Верка была капитаном и очень хорошим игроком. Признаться, я завидовала её грации, скорости, лёгкости и силе. У меня ничего не получалось, а она... Ясное дело её раздражало, что такого нерадивого игрока придётся тянуть за собой. Она в раздевалке часто выговаривала другим, но явно для моих ушей, что лучше бы я удавилась собственноручно, чем на играх подвела её команду. Что таким ботанам, как я, место в лаборатории, и то в качестве подопытной крысы.
Её подружки-хвостики тотчас подхватили шутку и подло захихикали:
– То-то на тренировке она и пяти сантиметров подпрыгнуть не может.
– С таким якорем трудно двигаться...
Я уже хотела сквозь землю провалиться. Краска жгла лицо.
– Игнат, – бросила Вера парню, который собирался уже отвернуться, – видел, Королёк новый маневр отрабатывает – полёт задом!
– Ну, у неё он хотя бы есть, – сухо резюмировал Игнат, чем озадачил не только меня, но и своих друзей.
– Что? – возмутилась Верка. – Совсем одурел? У меня модельная фигура, ни грамма жира, идеальные формы! – Так как парень вскинул удивлённо брови, девчонка выплюнула зло: – Латиноамериканские булки, Аля-Дженнифер Лопез, не в моде... Жуть такая...
– Это на любителя, – пожал плечами Игнат и скрылся в дверном проёме крыла второго этажа.
Верка проводила его выпученными глазами, и только парня не стало видно, обернулась ко мне:
– Вставай, коза, – испепеляла взглядом, – и не дай бог, на тренировке летать корольком не будешь, я тебе крылья в миг обломаю...
– Это что за угрозы?! – раздался голос Виталия Семёновича, директора школы. Он поднимался с первого этажа и стал невольным свидетелем.
Мужчина поднялся на наш проём и, окинув собравшуюся компанию взглядом, повторил:
– Что за угрозы? Это кто и кому собрался крылья обламывать?
– Да что вы, – сразу залепетала Верка, с раскрасневшимся лицом. – Это я так пытаюсь боевой дух нашего Королька поднять. А то у неё ни черта, тьфу ты, ничего не получается на тренировках. Мы уже и по-хорошему пробовали. А это новый метод, от обратного, – частила, хотя всем было понятно, что лгала, не моргнув глазом.
– Линяева, после уроков ко мне в кабинет, – отрезал директор. Протянул мне руку, и только я оказалась на ногах, добавил: – Королькова, пора бы тебе уже обрасти шипами, да научиться за себя стоять, а то ведь так трудно жить. Быть умной – замечательно, но в нашем мире этого маловато. Первым дело научись выживать!
– Ага, – уставилась в пол и нервно кивнула.
Уже в раздевалке выяснилось, что Гришку домой отпустили, у него синяк под глазом оказался. Парень не признался, что подрался, сослался, что просто упал. Его приятели молчаливо стояли и тоже не выдали, что случилось на самом деле.
Девчата щебетали, что Гришка с кем-то из старшиков зацепился. Гонор у парня ого-ого, да вот силёнок ответить за свой язык маловато оказалось. При этом шушукались, да на меня посматривали. Особенно недовольной была Верка.
Мне было жаль парня, даже не смотря на его поступок. Хотя, в глубине души я немного порадовалась, что это ему кара за проступок со мной.
После урока пришлось остаться на тренировку по волейболу, где опять столкнулась с Верой. Она меня одарила столь уничижающим взглядом, что я поняла, мне не жить. Предположила, что это из-за вызова к директору.
Вернее это была даже не тренировка, а дружеская встреча с командой по волейболу парней нашей школы. Как говорил тренер, никогда не помешает играть с тем, кто сильнее, чтобы было видно, к чему надо стремиться.
Это была игра в одни ворота. Прямое избиение, ведь парни играли великолепно, и даже наставление тренера, ребятам нападать можно только со второй линии, а правшам с первой – левой рукой, не спасло нашего положения.
По обычаю я запиналась, не могла попасть по мячу, а он как назло меня находил, даже если я стояла за пределами поляны или пыталась увернуться. Игнат был во всей красе, и словно специально бил в меня, да по сильнее. Видимо, Верка ему нажаловалась, вот он и мстил за неё.
А я... я – слабое звено. Вот и пролетала партия за партией. Пацаны откровенно скучали, развлекались обыгрыванием различных комбинаций и точечным попаданием в 'Королька', где бы я ни была. Вера злилась, и пыталась подтянуть команду, чтобы хоть пару раз дать соперникам отпор. Не тут то было. Игроки сыпались друг за другом и не могли поднять ни мяча.
Я была хуже всех. После падения на лестнице у меня и так нога болела, я молча терпела, но когда очередной удар Игната пришёлся мне в ляжку, и то, я чуть отвернулась, чтобы избежать прямого попадания, – у меня аж нога отнялась, как было больно. Я упала навзничь, тихо взвыв от злости, беспомощности и унижения. Парень не ржал, как остальные, но его холодный взгляд был красноречивее слов – он специально вымерял.
Тренер, наконец, сжалился надо мной и посадил на скамейку запасных. Пока я, стиснув зубы, растирала ушибленное место, продумывала, что скажу Василию Петровичу, лишь бы он меня больше не мучал и позволил отказаться от секции. Самым вески и достоверным была правда: я не могу играть, не моё это... Я даже была готова к нападкам своей команды. Готовилась к уничтожению капитаном, но на удивление, когда упрёки девчонок начались сыпаться со всех сторон, за меня вступилась Ксения. Моя одноклассница. Красотка 'от' и 'до', номер два в команде, я даже рот открыла от удивления.
– Чего вы к ней пристали?! – подбоченилась Ксения. – Никто из вас лучше не смотрелся. – Даже ты, Верка. Чего смогла сделать? Тебе давали пас! Так ты даже блок обвести не могла толком, так что умолкли все. Лучше бы помогли Корольковой подтянуться. Позанимались бы с ней.
– Вот и позанимайся, – кивнула Верка с издёвкой. – Не её это дело, по площадке бегать, да прыгать у сетки. Пусть лучше в лаборатории своей запрётся, да отравиться каким-нибудь химикатом.
– А вот и позанимаюсь, – отрезала Ксения. – Она вам ещё покажет, как надо играть, правда, Ир? – перевела на меня вопрошающий взгляд. Но я и слова не могла произнести от шока и удивления. К тому же, это было так редко, когда меня зазывали мои именем, без приставок и насмешки. – Чего молчишь? – допытывалась Ксения, похлопав ресницами.
– Ага, – я нервно кивнула и облизнула губы.
– Пошли в зал! – скомандовала девушка. Я как овца, которую ведут на убой, поплелась вон из раздевалки. – Тренер обалдеет, увидев тебя на дополнительной тренировке, – тихо хохотнула, когда мы уже шли по коридору в направлении зала. – А завтра, если будет хорошая погода, я мяч возьму, да к тебе домой загляну. Ты мне адрес главное напиши.
