Текст книги "Время возвращать долги (СИ)"
Автор книги: Александра Ронис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 7
Она это лицо запомнила на всю жизнь! Еще тогда несколько лет назад, когда упивающийся своей властью майор в обмен на «защиту» стребовал с нее заявление об изнасиловании. И фотку показал парня, по которому, с его слов, тюрьма плакала. В память так и врезалось худощавое лицо с глубоко посажеными глазами, упрямо поджатыми губами и несмиряющимся взглядом. Несмотря на то, что она каждый день видела перед собой множество лиц, это лицо она так и не забыла. Потому что знала, что он может выйти и отомстить за оговор. Боялась этого, хотя майор и уверял, что ничего не будет. И где теперь этот майор, и где оговоренный?
– Мам, ну ты что? – Настя изумленно таращилась на нее, с бледным лицом застывшую у раскрытой дверцы шифоньера.
Олеся тряхнула головой, отгоняя от себя тревожные мысли, вытащила из стопки вещей домашнюю одежду дочери.
– Переодевайся, – бросила коротко ей и снова застыла в тяжелых раздумьях.
Что же делать? Внизу – преступник, а наверху – она с дочерью…
– А ты почему рано пришла? – осенило вдруг ее, когда взгляд упал на розовенький будильник на высоком комоде. По времени она не опоздала, собиралась встречать дочь как обычно.
– У нас не было одного урока. Я тебя ждала-ждала, а потом пошла сама.
– Так, ладно, – выдохнула Олеся, набираясь решимости спуститься на первый этаж на разведку. Может, он все-таки ушел? Если решил напасть на нее, то лишний свидетель в лице ребенка ему ни к чему. Она на это очень надеялась. – Оставайся и жди меня здесь, – строго наказала дочери.
Плотнее запахнув халат, Олеся осторожными шажками начала спускаться по скрипучей лестнице. Вот черт! Даже если захочешь, незамеченной не останешься! Как и переодеться не получится, ведь вся ее одежда находилась у нее в комнате, в которой не было двери, и весь первый этаж свободно просматривался из любой точки. Оказывается, кроме кухни и именно с того места, где она сейчас стояла.
Олеся замерла на первой ступеньке у самого основания лестницы. Вокруг стояла тишина. В душе робко всколыхнулась надежда. Может, он все-таки ушел? Она вытянула шею и попыталась заглянуть за косяк двери, ведущей в кухню.
– Нервничаешь? – его голос раздался громко и неожиданно близко, заставив ее вздрогнуть. Тут же перед глазами появился и он сам, держа в руке кружку с чаем. Настину кружку с яркими цветами. Заметив ее испуг, он нагло усмехнулся, при этом глаза его остались серьезными, и снисходительно кинул: – Расслабься.
– Уходи!
Она не могла позволить себе испугаться! Наверху – дочь, и единственным защитником и дочери, и себя самой была она.
– Не-а, не уйду, – его как будто забавляла вся эта ситуация. Отпустив агрессию, он теперь просто пялился на нее и посмеивался. – Уйду, когда сам захочу, – он отхлебнул из кружки и улыбнулся кончиком губы.
– Я вызову ментов, – прибегла Олеся к угрозе, в душе прекрасно понимая, что никаких ментов она не вызовет. Не в ее ситуации. Только на посмешище себя выставит…
– Вызывай, – еще раз отхлебнув, он сделал два шага назад, не сводя с нее взгляда, и опустился на табурет, всем своим видом показывая, что чувствует себя как дома, – но знай – просто так я не позволю себя закрыть. Чтобы зазря не сидеть, сделаю тебе чего-нибудь… Поняла?!
– Что тебе нужно?!
Он отвел глаза в сторону, словно задумался, а потом пожал плечами и выдал ей как неразумной, будто удивляясь ее несообразительности:
– Денег.
– Денег у меня нет! – строго оборвала она его, а мысленно воззвала: – Ну, убирайся уже, ну!
– Так это ты, что, за бесплатно совесть свою продала, а?
– Твое какое дело?! – разозлилась Олеся. Будет еще ей нотации читать?! – Ты сам далеко не ангел, наверное, да?! – а когда он не ответил на ее полу-вопрос, совсем осмелела. – Пошел вон!
Его лицо моментально изменилось – стало злым, жестким. Он резко подскочил со стула, двинулся к ней. Она смогла вблизи рассмотреть его подрагивающие крылья носа, крепко сжатые губы. И взгляд, острый как бритва. Он был опасен, поняла Олеся, очень опасен, несмотря на то, что был молод, явно младше нее.
– Что ты сказала?! – угрожающе прошептал он, нависая над ней.
Олесе пришлось отклониться, насколько позволяла оказавшаяся позади нее столешница, а иначе он бы просто вжался в нее. Опустив глаза, она молчала, выжидая, когда он успокоится. Она погорячилась. С ним так нельзя. Теперь не осталось никаких сомнений в том, что свой билет на зону он получил не просто так. Зато стало морально легче – можно больше не обвинять себя в том, что отправила за решетку невиновного. Хотя эта вина, которая стала уже чисто автоматической и вытеснилась куда-то за пределы сознания, помогала (если можно так сказать) жить той жизнью, которой она жила. Да, каждому по заслугам… Дочь только жалко… Настю… Ведь когда-то она узнает…
Настя! И снова Настя спасла положение.
– Ма-ам, – услышала она от двери, и сразу же стало легче дышать, но ненадолго.
Непрошеный гость отлепился от нее, но переключил внимание на ребенка. Сел перед Настей на корточки, как ни в чем не бывало, сказал:
– Привет.
Олеся фурией пронеслась по кухне. Проскочила мимо них и, встав за спиной дочери, крепко сжала ее плечи, силой постаралась задвинуть ту за себя.
– Мама, ты чего?! – Настя подняла на нее испуганные глаза и с места не сдвинулась. – Мне же больно!
– Ты зачем ей больно делаешь? – укоризненно глядя на нее, спокойно спросил парень и перевел взгляд на Настю: – Как тебя зовут?
– Настя. А ты кто?
Он весь неуловимо изменился. Черты лица разгладились, смягчились. Голос стал выше, добрее. И улыбка, которую можно было назвать обаятельной, превратила отталкивающее лицо в приятное.
– А я Женя. Мамин друг, – он на секунду поднял глаза на застывшую в тревоге мать. – Вот, в гости к вам зашел.
Олеся снова попыталась задвинуть дочь за себя, прервать их милую беседу, нарушить его планы подружиться с Настей. Но снова Настя, качнувшись в сторону под давлением ее рук, осталась на месте, и снова он, кинув на нее предостерегающий взгляд, поджал губы.
– А у меня сестренка есть, ее тоже Настей зовут, – когда он обращался к ребенку, сразу менялся весь. – Только она уже взрослая почти. Ей пятнадцать лет.
– А мне семь, – с непосредственной искренностью ответила Настя.
– Я же тебе говорила, не разговаривать с незнакомыми людьми! – включила строгую мать Олеся, на что Настя обезоруживающе ответила, пожав плечиками:
– А я его знаю. Это – Женя, твой друг, – и улыбнулась. «Друг» ей явно понравился.
– Ты почему плакала? – спросил вдруг серьезно он. – Обидел кто?
– Нет, я собачек испугалась. Они за мной бежали, не отставали.
– Так ты собак боишься? А хочешь, научу не бояться?
Олесю стало накрывать чувство нереальности происходящего. Нет, такого просто не может быть!
И тут в глубине ее комнаты разлилась трель мобильного телефона. Колеблясь, оставлять дочь наедине с «другом» или нет даже на минуту, она все же решилась ответить на звонок. Информация могла быть очень важной. Она этот звонок ждала. От него зависело многое – возможно, ей придется менять весь уклад жизни дочери.
Не зря сердце ныло, когда она судорожно схватила мобильник и дрожащим пальцем провела по экрану. Звонили из больницы с печальными новостями – к сожалению, несмотря на все усилия врачей, соседка баба Нюра скончалась. Жалко и больно было терять близкого человека, единственную надежду и опору. Снова она осталась одна с ребенком на руках, только в этот раз ребенок был старше и требовал большей заботы.
Сейчас Олеся не могла позволить себе раскиснуть, поддаться печали и оплакать горе, потому что, во-первых, нужно было думать, куда деть дочь уже этой ночью (две «смены» ей простили ввиду того, что некому было сидеть с ребенком, но не более), а во-вторых, дома находился посторонний и опасный человек. И был он сейчас рядом с Настей!
Олеся снова бросилась на кухню, где дочь уже показывала свой альбом с рисунками, до этого постоянно лежащий на окне, новоиспеченному «другу». Быстро же он нашел с ней общий язык!
– Так, быстро иди наверх! – она грубо дернула дочь за руку и, видя, что та уже открыла рот, чтобы ей возразить, почти закричала дрожащим голосом: – Я кому сказала, ну!
Настя обиженно скривилась, едва не заплакала. Отшвырнув альбом от себя, с громким топотом помчалась по лестнице. Лицо незваного гостя снова затвердело, приобрело жесткое выражение. Но Олесе сейчас было не до него, на пятки наступали другие проблемы.
– Послушай, давай, ты сейчас уйдешь, а если у тебя есть ко мне какие-то претензии, то мы встретимся в другой раз и поговорим. Не при ребенке, пожалуйста, – она без страха смотрела ему в глаза, но в тоже время и без вызова, с немой мольбой во взгляде. – Пожалуйста, – повторила, чувствуя его колебание, – не пугай мне ребенка, ей и так несладко. Я обещаю, что прятаться не буду… – запал кончился, ее голос дрогнул, слезы запросились наружу.
Не меньше минуты парень оглядывал ее испытующим взглядом, а затем, поставив кружку на стол, безмолвно удалился. Через треснутое окно в кухне Олеся видела, как он пересек дворик и запер за собой калитку. Прежде чем уйти окончательно, еще несколько секунд постоял у забора, глядя на их домик.
И только тут Олеся почувствовала, как ее бьет дрожь. Морозит в тонком халатике. Наверху Настя явно исходила обидой, но успокаивать ее сейчас сил не было. Как и говорить дочери о смерти любимой няни язык не поворачивался. Та обязательно расплачется, а следом и она сама. А она давно запретила себе плакать, несмотря ни на что. Нельзя себя жалеть, потому что жалость от слова «жало», и жалит ее жизнь вполне заслуженно.
Не замечая, что рука потянулась вытереть сухие глаза, Олеся открыла список контактов в телефоне. Так, сейчас ей нужно найти, куда пристроить на ночь Настю, потом думать насчет похорон, а потом еще уроки, а потом…
Блин, который вообще час?
Глава 8
Уходя из дома Таюрских, Крест уже не чувствовал ту злость, которая, собственно, и пригнала его туда. Наоборот, в душе колыхнулось что-то вроде жалости. Разумеется, жалость эта относилась к дочери Олеси, а не к ней самой. Только из-за нее он не стал продолжать разборки с мадам Таюрских и ушел ни с чем, так и не узнав, что же двигало той, когда много лет назад она давала против него показания. И дом, и обстановка в нем были небогатыми, даже треснутое стекло в кухонном окне не спешили заменить. Куда же она те деньги-то потратила, что получила за клевету?
Впрочем, и дураку понятно, что требовать чего-то от этой девицы теперь уже бесполезно, лучше направить все усилия на то, чтобы начать новую жизнь. И первым делом следовало устроиться на работу. Еще день он без толку проходил по более-менее приличным конторам, где вновь получил отказ, а вот на местном рынке срочно требовались грузчики, и на его судимость никто не обратил внимания. Оплата была сдельной и зависела от выполненного объема работы, что Креста вполне устраивало. И хотя к вечеру он порядком устал, полученными деньгами остался доволен. Поднакопив, он сможет снять собственное жилье, пусть совсем небольшое, в самом дальнем районе города. Хоть Валет и уверял его в том, что он может жить у них сколько угодно, Крест понимал, что стесняет «молодую семью», а вскоре ведь еще и ребенок появится.
На следующий день разгрузки было немного, и они с ребятами управились до обеда, а новой поставки товара в этот день не предвиделось. Уже на выходе с рынка Крест заметил корзинку с копошащимися в ней белыми комочками и снова вспомнил девочку с грустными серыми глазами, так похожую на его сестру. Полчаса спустя он уже стоял возле дома Таюрских, держа на руках маленькое пушистое создание.
Потоптавшись у калитки, он понял, что дома, скорее всего, никого нет – окна плотно закрыты, дверь – тоже. Видимо, Олеся ушла за дочкой в школу. Будь она дома, давно бы его увидела и вышла узнать, что он здесь делает.
Решая не привлекать лишнего внимания соседей, Крест подцепил крючок на калитке и прошел на участок, устроился на лавочке. Погода была солнечной и теплой. Щенок, всю дорогу провозившийся на его руках, пригрелся, успокоился и, кажется, задремал. И Крест тоже прикрыл глаза, позволил себе ненадолго расслабиться.
– Ты что тут делаешь? – раздалось совсем близко.
Открыв глаза, он увидел застывшую напротив него Олесю, а рядом стояла Настя, в школьной форме и с рюкзаком на плечах.
– Зачем опять пришел? – поджав губы, поинтересовалась Таюрских и, понизив голос, добавила: – Я же просила – не при ребенке!
Крест медленно поднялся. Какая-то нервная она слишком… Может, от страха? Боится его?
– Я не к тебе, – он перевел взгляд на Настю, тепло улыбнулся: – Привет.
– Привет, Женя, – девочка в ответ тоже улыбнулась, немного покосившись на мать.
– Смотри, кого я тебе принес, – Крест подошел ближе к девочке и опустился на корточки, чтобы показать ей щенка. – Знаешь, как называется это порода?
Настя покачала головой, с интересом разглядывая белый комочек в его руках.
– Это шпиц. Он вырастет совсем небольшим.
Настя кивнула и улыбнулась еще шире, потом быстро взглянула на мать. Чувствовалось, что при ней она боялась лишнее слово произнести. Но любопытство все же взяло верх.
– А это мальчик или девочка? – спросила она с придыханием.
– Мальчик. Хочешь погладить?
Настя пожала плечиками.
– Я боюсь, – призналась она.
– Не бойся, он очень добрый и не тронет тебя, – пообещал Крест.
Он краем глаза отметил, как Олеся едва не задохнулась от возмущения, даже дар речи потеряла. В это время девочка, напротив, немного осмелела, освободила ладонь из руки матери и сделала шаг вперед. Как только рука ее коснулась пушистой шерстки, в глазах загорелся восторг.
– А как его зовут?
– У него пока нет имени. Как ты хочешь его назвать?
– Так, все, хватит! – не выдержала Олеся, хватая дочь за руку и дергая ее на себя. – Настя, иди в дом!
– Но мама…
– Я кому сказала, иди в дом!
Однако девочка отошла лишь на несколько шагов.
Олеся же уже не стеснялась в выражениях, обращенных к Кресту:
– Ты совсем охренел?
– Слушай, я пришел с миром…
– Зачем ты вообще пришел? Зачем эту собаку принес? Что ты хочешь?
– Твоя дочь боится собак, и этот страх надо искоренять в детстве…
Она не позволила ему договорить.
– Какое твое дело до страхов моей дочери?
Было видно, что девица явно на взводе, а не просто нервная.
– У тебя, что, день не задался? – спокойно поинтересовался Крест. – На ребенке зачем срываешься?
Олеся молча развернулась и, снова схватив дочь за руку, потащила ее к дому. Но Настя стала упираться.
– Мама! – голос девочки сорвался. – Мама, я хочу посмотреть на щеночка! Мама, ну пожалуйста…
– Настя, прекрати! Идем домой!
– Отпусти ты ребенка, – укоризненно изрек ей вслед Крест. Девочку было искренне жаль. Вот же повезло с такой психованной мамашей! – Ты же ей больно делаешь!
Олеся даже остановилась, видимо, не ожидая от него такой наглости. Настя наткнулась на мать и едва удержалась на ногах.
– Ты мне указывать будешь, как мне с дочерью себя вести?! – Таюрских резко повернулась в его сторону.
– Ну, ты же не права, – мягко заметил он, гладя щенка на своих руках.
– Убирайся по-хорошему! – предупредила Олеся, не желая признавать его правоту. – А не то…
– А не то что?! – мягкость из голоса исчезла, вместо нее появилась жесть, и в глазах блеснула злость, что не укрылось даже от девочки.
– Мама, почему ты кричишь на Женю?! – чуть не плача воскликнула Настя. – Он мне щеночка принес! Он хороший!
– Так, все, домой, – Олеся не стала больше ничего слушать, снова потянула на крыльцо дочь. Сделала это слишком резко и сильно, так, что, споткнувшись о ступеньку, Настя упала на коленки и сильно ударилась.
– Мама! – заплакала она скорее от обиды, нежели от боли.
И только тут Олеся наконец остановилась. Наклонившись к дочке, помогла ей подняться.
– Ну вот, зачем ребенка довела? – подошел к ним Крест. – Больно ударилась? – спросил у Насти. Та кивнула и горько всхлипнула.
– Это я довела?! – снова вскипела Олеся, но, напоровшись на взгляд Креста, замолчала. Присев на корточки, осмотрела коленку Насти, отряхнула от грязи.
– Мама, можно я на собачку посмотрю? – снова судорожно всхлипнув, тихо спросила девочка.
– Хорошо-хорошо, – со вздохом согласилась Олеся.
И девочка сначала осторожно, побаиваясь, потом все смелее, принялась гладить пушистый белый комочек. Олеся же поднялась на крыльцо и остановилась возле перил, пристально наблюдая за ними.
Щенок лизнул Настину ладошку, и девочка радостно засмеялась. Крест отметил про себя, как засветилось от счастья ее лицо. И вскоре она уже без страха взяла щенка на руки.
– Настя, нужно переодеться. И пообедать.
– Мамочка, еще немного, – ей не хотелось расставаться ни с чудом, ни с человеком, подарившим это чудо. – А можно Женя с нами пообедает? Мамочка, ну пожалуйста! Я хочу поиграть с собачкой.
Олеся сдалась. Бесполезно пытаться уговаривать дочь – все это в конечном итоге обернется слезами и обидами. Она распахнула дверь, делая приглашающий жест рукой. Пропустила вперед Настю со щенком на руках, а вот Креста задержала. Положив руку ему на плечо, тихо спросила:
– Вот зачем ты это делаешь? Она теперь будет просить собаку.
Их взгляды встретились.
– Это ее собака, я для нее купил.
– Мы не можем держать в доме собаку.
– Почему?
– Кто будет за ней ухаживать?
– Настя будет.
– Настя – ребенок.
– Она справится.
Олеся замолчала. Поняла, что на любой ее вопрос у него всегда есть готовый ответ. К тому же Настя с интересом поглядывала в их сторону и прислушивалась к разговору.
Крест, еще раз окинув серьезным взглядом Олесю, переключился на девочку. И тут же лицо его изменилось, потеплело, расплылось в улыбке.
– Ну, показывай, где у тебя что. Где руки можно помыть?
Веселая Настя побежала показывать свои владения гостю, а Олеся пошла накрывать на стол. Видимо, решила не скандалить при ребенке. Что ж, верное решение. Она, конечно, проследила за тем, чтобы переодевшись, Настя спустилась на первый этаж, и все забавы со щенком происходили на ее глазах. Тоже правильно, согласился мысленно Крест – непонятно, кто в дом пожаловал. Хотя тут, скорее, наоборот – очень даже понятно кто. Поэтому нервозность Таюрских была простительна.
А потом неожиданно начались какие-то непонятные звонки. Крест слышал, как она вполголоса, явно пытаясь говорить так, чтобы ее не услышали из комнаты, сначала с кем-то просто беседовала, потом препиралась, потом последовал звонок с просьбой, которую, видимо, отклонили.
– Проблемы? – заглянул он на кухню, где стол был почти накрыт, и увидел расстроенную хозяйку. Не злую, нервозную, а именно расстроенную. Казалось, еще немного, и она расплачется. Глаза влажно блестели на бледном, растерянном лице.
– Твое какое дело? – буркнула она, развернувшись к настенному шкафчику. Вытащила оттуда банку с сахаром, принялась наполнять вазочку. Немного не рассчитала, а скорее всего, из-за чрезмерной нервозности, просыпала часть белоснежных крупинок на стол. Схватив тряпку и чертыхаясь, дергаными движениями начала смахивать все в раковину.
– Помощь нужна? – понаблюдав за ней несколько минут, Крест прошел к столу.
– Нет, спасибо, ты не можешь помочь, – отрывисто проговорила Олеся все так же в раковину.
– Уверена?
И тут она резко развернулась.
– Зачем тебе это?! Чего ты добиваешься?! Ты же пришел сюда совсем не за этим?!
– Откуда ты знаешь, зачем я пришел? – поморщился Крест. Он и сам не знал, что его привело сюда. Месть? Жажда наживы? Кому мстить и что с них брать, если они сами не живут в роскоши? Дом явно требует ремонта, сантехника убитая…
– Мне на смену в ночь, – Олеся принялась переставлять на столе тарелки, которые и так уже были расставлены, – а Настю оставить не с кем. Раньше с ней соседка оставалась, но она умерла. Эти дни я подругу просила, отводила Настю к ней, но ее муж против.
– Кем ты работаешь?
Крест воспользовался возможностью рассмотреть девушку. Красивая. Большие карие глаза с длиннющими ресницами, аккуратный нос, сочные губы.
– Сиделка ночная.
– Так ты только ночью работаешь? Не проще ли найти работу в дневное время?
– Не проще. Днем мне нужно забирать Настю из школы, делать с ней уроки…
Стало ясно, почему Таюрских всегда спит до обеда. Да уж, не суди по первому впечатлению.
– Ну, хочешь… – мысль пришла в голову сама собой, – я с ней побуду ночью?
Такая идея явно не показалась девушке здравой. Нахмурившись, она несколько секунд безмолвно взирала на Креста, потом тяжело осела на стул.
– Нет… нет… – колебалась она, качая головой.
Крест знал почему. Оставить ребенка, девочку на ночь с чужим мужиком – верх безрассудства, глупости, если не сказать, тупости.
– Нет, с тобой я ее не оставлю, – наконец твердо изрекла она.
Он усмехнулся.
– Слушай, если тебе действительно не с кем ее оставить, я могу помочь. И не бойся – я насильник, а не педофил, – на этих словах усмешка осталась только на его губах.
