Текст книги "За лесом - Березовая Роща"
Автор книги: Александра Ус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Мама не спускала глаз с Василинки, не разрешала ей ходить на гулянья. Да и сама Василинка не рвалась на вечеринки. Одно-единственное ситцевое голубое платье, которое сшили ей перед Тониной свадьбой, выгорело пятнами от солнца. Показываться в таком наряде перед парнями – неудобно.
И все же что-то тревожило и волновало сердце, особенно после того незабываемого купальского праздника.
НА ИВАНА КУПАЛУ
Удивительно солнечным и теплым выдался этот день. Управившись с хозяйством, девушки пошли собирать цветы.
Сенокосы стояли неубранными – до Петрова дня их не трогали. Собирать тут цветы не разрешалось, чтобы не помять траву. И девчата разбрелись по лесу. Ликута заводила:
Купала, Купала,
Не говори, что ночка мала-а!..
Далеко по лесу разносило эхо песню. С охапками цветов девчата вышли из леса и остановились на маленькой полянке.
– Хорошо вы пели! – послышался веселый голос. – Здорово, девчата!
– Аркадий!
Он тоже работал с лесоустроителями, только в другой бригаде.
У Василинки екнуло сердце. А он подошел прямо к ней:
– Дай цветочек, Василинка!
– Выбирай какой хочешь...
Под его пристальным взглядом у Василинки зарумянились щеки.
– Сегодня на Старице гулянье, – сказал парень. – Так вы приходите. И ты, Василинка, приходи непременно.
Она молчала. Не знала, отпустит ли ее мама.
В тот вечер Василинка каждое мамино распоряжение исполняла с особенной старательностью. А сама все приглядывалась, не идет ли на гулянье молодежь. Наконец осмелилась попроситься у мамы.
– Лучше бы ты дома посидела, доченька...
Но тут же мама отменила свой запрет. Разве ж она сама не была молодой, не помнит, как трудно усидеть дома, когда все идут на гулянье?
К Старице (так называлось место подле ручья) подходили в сумерках. Парни, подоспевшие первыми, облюбовали зеленую полянку на пригорке и натаскали хвороста из леса. Кто-то вскарабкался на самую высокую елку, прикрепил к ее вершине кадушку с дегтем, которым смазывают колеса, и зажег. Пламя поднималось вверх, клонилось на ветру в сторону. На его свет собирались парни и девушки из соседних деревень. Пришли и студенты-практиканты.
Ярко пылал разложенный на земле костер, смех и шутки неслись со всех сторон. Вскоре все взялись за руки и принялись водить хоровод вокруг костра, а потом побежали гурьбой к ручью. Девчата снимали с головы венки и бросали в воду, зорко следили, чей уплывет дальше всех. Венки медленно удалялись вниз по течению, но некоторые из них быстро прибивало к берегу.
А тем временем костер успел догореть и осесть, лишь обдавало жаром от красных угольев. Кто-то из парней решился перепрыгнуть через костер, за ним устремились и другие. Не удержалась и Василинка, прыгнула, но не очень удачно: уголек обжег босую ногу. Она едва не плакала от боли, а парни весело хохотали. Им только палец покажи – сразу же засмеются. А Василинке было не до смеха, хотя острая боль постепенно затихала, становилось легче, когда ступала по росной холодной траве.
Не заметила, как очутился рядом Аркадий и участливо спросил:
– Что, очень болит?
Василинка покачала головой и улыбнулась.
– Давай провожу тебя домой, – предложил Аркадий. – А если идти не сможешь, то на руках донесу.
Василинке было смешно и радостно от этих слов. Аркадий всю дорогу шутил и смеялся. Он говорил самые обычные слова, а Василинке казалось, что они наполнены огромным особенным смыслом. На прощание парень крепко пожал руку Василинке:
– Прощай, золотая фея!
– Еще чего выдумаешь! Будто в сказке живешь.
– Да в какой еще чудесной! Оглянись вокруг, какая красота!
Василинка лишь теперь заметила, что край леса пламенеет ярким заревом и вот-вот из-за вершин белых берез выкатится золотистое солнце.
Аркадий еще раз на прощание пожал ей руку. Как завороженная стояла Василинка на месте и глядела ему вслед, пока он не исчез из глаз. Так сладко щемило в груди, так хорошо было на душе, как не было еще никогда до сих пор...
Короткий, как и купальская ночь, сон прервался словами матери:
– Вставай, доченька, вон как высоко поднялось солнце. Скоро девчата в церковь пойдут.
– Пусть себе идут, – сонно протянула Василинка и сильней зажмурила глаза. – Я лучше к Тоне сбегаю.
Тоня теперь нигде не бывает: как вышла замуж, словно за стеной очутилась. Малыш привязал ее, с места не сдвинешься. Свекровь отпускает Тоню только на работу, а так куда, в праздничный день – и не думай. Попросится к своим съездить – в ответ услышит: "Нечего понапрасну мучить коня. Пусть лучше от работы отдохнет".
Тоня жалеет маму, жалеет Василинку. Не все им рассказывает о жизни за богатым мужем. В доме есть хлеб и к хлебу, но так наработаешься, что еда в горло не лезет. А еще...
– С немилым мужем жить, – со страданием в голосе говорила Тоня, – все равно что несоленый суп хлебать!..
ИСПОЛНЕННАЯ МЕЧТА
Быстро проходили дни и недели. Школа достраивалась. По поручению сельсовета Василинка переписывала в своей и соседних деревнях детей школьного возраста. С нетерпением ждали приезда учителя. Наверное, он будет добрым и сердечным человеком, приветливым и умным, потому что как же он станет учить детей!
И вот уже новая и довольно просторная школа глядела чистыми окнами на окрестности. Петр принес большой портрет Владимира Ильича Ленина и прикрепил его к стене, а Василинка украсила портрет густыми еловыми лапками.
Через несколько дней произошли сразу два события: уезжали в Гомель студенты-практиканты и таксатор с женой, а вечером встречали учителя, за которым дядя Семен ездил на станцию. Еще заранее крестьяне обсудили, где устроить его жить. Наверное, лучше всего у Агаты. Она женщина хозяйственная, приветливая и чистоту любит. Сама с двумя детьми в тристене поживет. На том и порешили.
И вот Семен привез невысокого худощавого парня. Тот легко спрыгнул с телеги, снял две связки книг, сунул под мышку дощатый ящик и осторожно понес в дом. А назавтра Василинка узнала, что учитель привез ящик, который говорит человеческим голосом. Самого человека не видно, а голос его передается, может, из самой Москвы.
С помощью Василия учитель установил на крыше длинный шест-антенну и пригласил молодежь в школу.
Со всей деревни собрались девушки и парни поглазеть на такое чудо. Ящичек стоял на столе в классной комнате и время от времени издавал непонятные звуки. То что-то в нем шипело, то тренькало и шуршало. Учитель покручивал винты, ящик хрипел и всхлипывал, и, наконец, сквозь шум и треск пробился человеческий голос:
– Внимание, говорит радиостанция имени Коминтерна...
В ящике вновь что-то завыло и затрещало.
– Где-то поблизости гроза, – объяснил учитель. – Атмосферные помехи.
Но все были поражены. Это же не шуточки: Москву услышали!
С того дня каждый вечер в школу собирались крестьяне, хотели послушать о том, что делается на свете. А дети по утрам весело бежали на занятия.
Теперь и Митька живет в своей семье, ведь школа совсем близко. Он поправился, повеселел, больше не глядит на отчима искоса и до позднего вечера пропадает в школе. С наступлением сумерек учительский ящик не так шипел и трещал, часто можно было послушать музыку и пение.
Похолодев от волнения, стоит Василинка у покрытого кумачом стола. Стучит, едва не выпрыгивает из груди сердце. Учитель Иван Николаевич ведет комсомольское собрание.
– А сейчас ты, Василинка, расскажи свою биографию. Надо же и мне все знать о тебе.
"С чего бы начать?" – мучительно думает она, переминаясь с ноги на ногу.
– Смелей, смелей, – подбадривает Иван Николаевич.
– Ну, родилась я в семье железнодорожника. Ну, жила в городе... Ну, а после смерти отца несколько лет батрачила. Нынче живу дома...
– Хорошо, Василинка, только не надо начинать каждое предложение со слова "ну".
Василинкино лицо краснеет. Стыдно ей, хоть сквозь землю провались. А комсомольцы задают один за другим вопросы: и что она читает, и какую общественную работу ведет?
– Книжек нету в нашей деревне, – пытается хоть немного оправдаться Василинка, – а если бы и были, то хозяева ни за что не разрешили бы читать. А вот теперь, как вернулась домой, прочитала очень интересную книжку. Мне дал ее Федор и посоветовал читать вслух девушкам и парням. Я так и сделала. И все, кто был у нас в доме, внимательно слушали.
– А как называется книжка? – спросил учитель.
– Про Овода, – ответила Василинка.
– А кто написал эту интересную книжку?
Василинка не знала. Она не задумывалась о тех, кто пишет книги.
– Авторов книжек надо знать и почитать, они заслуживают этого, потому что отдают нам свой ум, знания и сердце, – сказал Иван Николаевич. – А ты, Василинка, продолжай читать своим друзьям интересные книжки. Это и будет твоей общественной обязанностью.
– Она это с радостью. Очень уж охоча до книжек, – воскликнул Петрок.
– Лучше нее никто в деревне читать не умеет.
От такой похвалы щеки у Василинки зарделись алым маком.
– Ну что ж, очень хорошо, – улыбнувшись, говорит учитель и протягивает Василинке книжку в серой обложке. – Будешь ее читать вслух комсомольцам.
Василинка внимательно разглядывает книжку. На обложке читает: "Политграмота". А учитель спрашивает:
– Скажи, Василинка, как будешь дальше жить?
– Хочу учиться.
Она не знала, где и как она будет учиться, но это было самое сердечное, самое заветное желание.
Больше всех, наверное, радуется приезду учителя Петрок. Наконец ему есть с кем посоветоваться, поговорить, есть кому показать свои заметки. Недавно удалось узнать о новых уловках Халимона: старик утаивает, сколько десятин земли засеял, сколько скосил сена. Уменьшает себе налоги, обворовывает государство. Кажется, лихо написал, надо лишь, чтоб посмотрел Иван Николаевич.
– Хорошо, Петрок, почитаем непременно твои стихи и заметки, – обещает учитель.
С шумом и смехом расходятся комсомольцы.
ВЕСТЬ ИЗ ДАЛЬНЕГО ДАЛЕКА
Женщина в красной косынке и поношенном пальто вошла в деревню, когда солнце уже клонилось к закату. Встретив прохожего на улице, спросила, где найти кого-нибудь из комсомольцев.
Каждый новый человек в Березовой Роще вызывал к себе всеобщий интерес. А тут женщина, да не по-здешнему одетая...
Мальчишки бегали по деревне, стучали в окна каждой хаты и звали на собрание.
Василинка с Ниной и Ликутой прибежали самыми первыми. Присев к столу, женщина вполголоса говорила с Иваном Николаевичем. Рядом на лавке лежало серое, должно быть, перешитое из шинели, пальто. Будто горячий уголь, пламенела кумачовая косынка.
– Садитесь, девушки! – приветливо улыбнулась женщина. – Да поближе, вот сюда. Вам интересно будет послушать...
Василинке показался знакомым этот немного хрипловатый грудной голос... А комната тем временем заполнилась людьми, вот уже нет свободного места на лавках. Женщина пригладила круглым гребешком густые темные волосы и встала.
– Здравствуйте, товарищи! – сказала она.
И Василинка вспомнила.
– Это же Лена! Та, из профсоюза, – горячо зашептала она на ухо Нине. Там в городе ее все нэпманы боялись. На что моя хозяйка была горластая, и та остерегалась наперекор идти...
– Товарищи! – говорила между тем Лена. – Мы в своей республике рабочих и крестьян живем свободно, без помещиков и буржуев. Руководит государством, заботится о всех нас рабоче-крестьянская Советская власть, наша с вами родная власть. А совсем неподалеку от нашей деревни страдают в тюрьмах наши братья и сестры, которые боролись за освобождение трудящихся от угнетения. Наш с вами долг, товарищи, – не дать погибнуть жертвам белого террора, поддержать узников, помогая их семьям, не оставить в беде сирот и вдов замученных революционеров. Миллионы людей в нашей стране и за рубежом объединяются в Международную организацию помощи борцам революции, или сокращенно – МОПР...
Люди вздыхали, слушая девушку, женщины украдкой вытирали глаза уголками платков, наверное, вспоминали, кто мужа, не вернувшегося с войны, кто погибшего брата или отца.
– Надо помогать друг другу, на то мы и люди, – высказала то, что было у всех на душе, тетя Агата и заплакала.
– Белорусская организация МОПРа взяла шефство над политзаключенными белостокской тюрьмы, – продолжала Лена. – Пилсудчики жестоко издеваются над ними, пытают, калечат.
До глубины души доходили эти слова, обращенные к памяти и совести людей. Все громче всхлипывала тетя Агата: наверное, вновь вспомнила, как при отступлении схватили белополяки ее сыночка Егорку – еще и пятнадцати ему не было. Ни с того ни с сего избили его и забрали в обоз вместе с лошадью и телегой. Поехал Егорка – и пропал.
Те, кому посчастливилось вернуться, сказывали, что застрелил Егорку польский легионер на дороге за Волковыском, потому что заболел парень тифом и не мог идти за возом...
Вот такие звери и тянут жилы из людей в тюремных подземельях...
Василинка с грустью в сердце слушала, как Лена читала письмо, написанное в мрачном застенке. К ней и ко всем, кто собрался в этой комнате, обращалась узница белостокской тюрьмы, западнобелорусская комсомолка.
"Я сижу в каменном мешке, – писала девушка. – Из маленького окошка за решеткой высоко под потолком своей одиночки я вижу кусочек синего-синего неба, а в долгую бессонную ночь мне иногда светит далекая ясная звезда. Число арестованных все время увеличивается, среди них много больных, истощенных и искалеченных, которые прошли через голодовки, издевательства. Но никакие мучения нас не испугают. В день Первого мая узники прикрепили на окнах красные ленты или листы бумаги, разрисованные красными карандашами, в условленное время все вместе громко запели "Интернационал". Надзиратели стучали в двери прикладами, стреляли по окнам. А пролетарский гимн звучал еще громче, проникал за тюремные стены, разносился по притихшему городу..."
– Как же помогает МОПР узникам? – спросила Василинка.
– Маленькие ручейки взносов сливаются в довольно большие реки. На эти деньги мопровская организация отправляет посылки заключенным. И это еще не все. Организации МОПРа морально поддерживают борцов, устраивают демонстрации протеста против террора.
Вместе со всеми Василинка голосовала за создание в Березовой Роще ячейки МОПРа.
Взволнованные, растревоженные услышанным на собрании, они с Ниной и Ликутой медленно шагали темной улицей.
– Как бы мне хотелось увидеть ту девушку... – задумчиво произнесла Василинка.
– Наверное, красивая она, – откликнулась Ликута, – так хорошо написано, словно все наяву видишь.
– Слушайте, девочки, давайте напишем ей письмо. Расскажем, как школу строили...
– И как люди объединили свою землю и все вместе ее засевали. Весело, с песнями. Напишем, это ей будет интересно! – подхватила Ликута.
– Вот если бы послать ей подарок, – предложила Нина. – Чтобы знала, что есть на свете Березовая Роща и что живут там добрые девчата...
– А что же мы подарим? – задумалась Василинка.
– Кофточку вышитую! – воскликнула Нина. – Замечательный будет подарок.
Присев на завалинке Анетиной хаты, девушки так увлеклись разговором, что не сразу заметили, когда подошел Аркадий.
– О чем разговор? – полюбопытствовал он.
– Письмо сочиняем, – сказала Василинка.
– Ого! И кому же вы вздумали написать? Уж не Федору ли в армию?
– Хотим ответить той девушке из белостокской тюрьмы, – откликнулась Нина. – Все описать, как мы живем. Им же там буржуи не дают читать советских газет. Напишем о самом интересном, что есть в Березовой Роще.
– И о концертах тоже, которые скоро устроим, – подала голос Ликута. Девчата столько новых песен разучивают.
– У тебя одни песни в голове, – засмеялась Василинка, хотя очень любила, когда Ликута поет.
– Пишите, девчата, что люди новые дома построили. Один лишь Василий остался на подселении.
– Построим и мы, – уточнила Василинка. – Ведь Советская власть беднейшим крестьянам лес отпускает бесплатно или по дешевой цене. И отчиму дадут...
– А еще не забудьте написать о комитете взаимопомощи, который семенами и инвентарем бедноте помогает. Расскажите, что крестьяне работают дружно, не ссорятся, даже молотилку решили купить. В кредит. Понемногу освобождаются от кулацкой кабалы.
– О тете Агате надо рассказать, – напомнила Василинка. – Вдову, беднячку – и депутатом в сельсовет избрали.
– Что там Агата! Рабфак открылся в городе – вот это новость! – перебил Аркадий. – Эх, мне бы туда! Да чтобы отец каждую неделю торбу сала присылал... Но это я так, девчата, шучу, вы не обращайте внимания. Пишите, что новую дорогу прокладывают, и что в лесу порядок наводят, и что кулаков немного прижали...
– Хватит на сегодня, – остановила Василинка. – Завтра окончим.
– Ладно, – послушно согласилась Ликута. – Нинка, бежим домой.
Она поняла, что Василинке захотелось побыть с Аркадием. А у Василинки словно язык отняло. Хоть бы Аркадий сказал слово. Но он, всегда такой разговорчивый, неловко молчал, лишь поближе подвинулся.
– Какая умная женщина – та, что на собрании выступала, – выжала из себя Василинка. – Молодая, а столько знает!
– Знает, потому что училась, – объяснил Аркадий. – Это мы тут, в лесу живя, скоро мохом обрастем. Эх, Василинка! Что я надумал – махнуть в город на рабфак. Но мать... Не пускает, и все тут: хозяйство надо, говорит, налаживать. Чтобы было не хуже, чем у людей. В городе не заботились о хозяйстве: пришел отец с работы и деньги принес. А тут деньги только исправное хозяйство может дать. Петру легче: что задумает, то и сделает. Его никто не задержит.
Василинке что-то не нравилось в словах Аркадия, но что – она и сама не могла понять. Может, его слепое подчинение матери. Но разве он своей головы не имеет? Вот Петр своему слову хозяин и никого не боится.
– Пойдем, Василинка, погуляем?
– Пойдем...
На улице ни души, погасли огни в домах, спит деревня крепким сном. Из-за тучи, словно только для них двоих, выплыла круглая желтая луна. Взявшись за руки, парень с девушкой медленно бредут по сонной улице. Светло у них на душе, будто нет на свете тюремных застенков, где полицейские пытают и убивают борцов за народное дело, нет жадных, бессердечных врагов, которые недавно едва не сожгли живьем Василинку и ее родных...
– Кажется, пошел бы с тобой на край света...
Голос Аркадия взволнованно дрожит, слова кажутся такими искренними.
Василинка не хочет думать, что он мог сказать не "пошел бы", а "пойду". Ей так хорошо...
Внезапно его слова заглушает эхо двух выстрелов.
Как будто и не было покоя, который только что царил на земле...
ПОСЛЕДНЯЯ ЗАМЕТКА
Никогда прежде в Березовой Роще не видели столько народа. Пришли парни и девушки, мужчины, женщины, дети. Все были хмуры и молчаливы. Василинка с Лику-той несли большой венок из темно-зеленых еловых лапок и красных, как кровь, георгин.
Чем ближе подходили к школе, тем больнее сжималось сердце. Люди все шли и шли. Многие стояли в сенях и на крыльце. Василинка едва пробилась к гробу, чтобы положить свой венок.
Наклонившись над гробом, горько плакал дядя Николай, вытирала глаза мачеха Петрока. В черном платке, вся в слезах, ломала руки Анна. Бесстрашный и веселый, остроумный и добрый Петр неподвижно лежал в сосновом гробу. Голова его была забинтована, и от этого еще темнее казалось восково-желтое лицо. Один Ананий не плакал. Он не сводил глаз с брата и беззвучно шептал что-то побелевшими губами.
На стене висела газета "Беларуская вёска". Черным карандашом была обведена последняя заметка Петра "Мы с вами, друзья!". Петр писал, что ячейки МОПРа есть уже почти во всех деревнях уезда. Крестьяне засеяли весной полоски пшеницы и картошки, чтобы урожай с них сдать в фонд помощи борцам-революционерам. Только за последние дни для этой цели собрано 21 рубль денег и 35 пудов ржи. И крестьяне Березовой Рощи обязательно внесут свой вклад.
– Смерть убийцам! – раздавались голоса.
– Друзья мои, поклянемся, что будем продолжать его дело, – сказал секретарь местечковой комсомольской ячейки.
– Клянемся! – ответили люди.
Над гробом покойника звучали взволнованные, полные печали слова.
Соседи слышали, как во дворе у Евсея выл, не утихая, пес.
– Лыска, чтоб ты сдох, пошел в будку! На, поешь! – уговаривала хозяйка.
А Лыска не брал ни пить, ни есть и, стоя у пустого хлевушка, задирал голову, выл хрипло и тревожно.
– Покойника чует, – шептались женщины.
– А что ты думаешь?
Едва приоткрылись дощатые двери хлевушка, Лыска кубарем влетел туда и через мгновение выбежал, держа в зубах присыпанную сеном кожанку. На тужурке спереди и сзади, где облезла от времени черная краска, хорошо были видны красно-коричневые подтеки.
– Петра... Его... – испуганно выдохнули дети, прилипшие к забору.
Евсея нашли в бане Халимона. А под сеном в его сарае без долгих поисков отыскали обрез.
– Твой? – в упор спросил Василий.
– Не-а, – замотал головой Евсей. – У Лаврена еще такой есть... У него много чего есть, у Лаврена... И для тебя пуля... И еще для таких гадов, как ты...
Лаврена нигде на нашли. За два дня до убийства Петра он поехал, не сказав куда. Халимониха голосила и рвала на себе волосы, кляла милиционеров, которые в чем-то подозревают ее сына. А жена Лаврена, успокаивая испуганных детей, сказала с отчаянной смелостью:
– Он в город укатил. У вокзала, на Трубной улице, живет его любовница. Там и ищите...
– Девушка, я буду диктовать, а ты записывай, – попросил милиционер Василинку, не отходившую от него в усадьбе Халимона. – Понимаешь, товарищ мой... не совсем здоров.
Гордая таким доверием, Василинка старательно вытерла лапти о еловые лапки, села на крыльцо и ровными круглыми буквами вывела: "Протокол обыска".
– Эй, понятые, сюда! – позвал милиционер, устанавливая на телеге тяжелый, не поднять, ящик, обнаруженный в клети за кадушкой с салом. Понятые, дядя Семен и отчим, подошли поближе.
– Ого, сколько пуль и патронов запас! – ойкнули крестьяне.
– Где-то и моя тут лежит пуля! – невесело улыбнулся Василий, перебирая блестящие от смазки патроны...
ТЫ ОЧЕНЬ ЛЮБИШЬ ЕГО?
Каждое утро Аркадий шел мимо Анетиной хаты, где еще жила семья Василинки, – он снова работал в лесничестве. Тайком от матери Василинка поглядывала в окно, а сама хлопотала, наводила порядок, подметала пол. Ждала. Сама себе гадала: "Зайдет – не зайдет?" Понимала – негоже парню часто бывать у них, что подумают люди! По деревне и так уже шли пересуды. Но маковым цветом расцветала всякий раз, когда замечала, что Аркадий свернул к их порогу.
А тот заходил, здоровался, иногда просил воды напиться или просто так о чем-нибудь спрашивал отчима, незаметно улыбался Василинке. Постояв минутку, прощался и уходил.
Отчиму не нравились эти визиты.
– Вот поговорю я один на один с этим кавалером...
– Мамочка, родная, не надо ссориться! – взмолилась Василинка, когда отчим вышел из дома. – Аркадий хороший парень, ничего плохого мне не говорит.
– Может, он и хороший парень, – вздохнула мама. – А вот что ему родители на его ухаживания скажут?
Невидимая стена, казалось, отделяла Василинку от Аркадия. Его мать из Питера, хотя одевается по-деревенски. Женщина неразговорчивая, ни с кем в деревне не дружит. Никогда не выйдет на завалинку, не посидит, не поговорит. И в дом никого не звала. Сказывали, что там роскошное убранство, вся мебель городская. Вот и бережет Амиля, свое богатство от чужого глаза.
Отец Аркадия был полной противоположностью. С неизменной кроткой улыбкой на лице он каждому старался помочь чем мог, никогда ни с кем не ссорился. Но большой дружбы с ним никто не заводил: должно быть, побаивались его Амили.
И мама печально опускала голову: нет, не позволит спесивая Амиля дружить ее сыну с бедной Василинкой...
– Сходи, доченька, к Тоне! – ласково обратилась она к Василинке. Давно ты у нее не была. Если захочешь, то и заночуй там. Иди, иди, ишь ты, как задрала нос! А еще говорила, что любишь Тоню!
Василинка по-прежнему любила и жалела свою милую и добрую сестру. Но сегодня в школе вечеринка, там она встретит Аркадия. Но и маму не послушаться нельзя.
Василинка быстро бежала по знакомой дороге. Семь верст – это совсем недалеко, скоро она увидится со своей сестрой. И в душе обругала сама себя, что пошла не по своей воле.
Бледная, измученная Тоня вся расцвела от радости, увидев Василинку. И маленькому Алесику передалась ее радость, он счастливо смеялся, широко открывая беззубый ротик.
– Как же мне без вас тоскливо, Василиночка, – проговорила Тоня, боязливо оглядываясь. Там, в другой половине, Свирид ремонтировал рамы. Ну, мы с тобой чуток поговорим, а потом сбегай на вечеринку: тут близко, в соседней хате. И я минутку постою на пороге, на тебя порадуюсь, на людей погляжу. Сходим, Василиночка, а то одной неудобно, съест меня Свирид, горячо шептала Тоня.
Василинка пошла на вечеринку безо всякого желания. Музыкант старательно растягивал меха гармони, несколько пар танцевали в темной хате залихватскую полечку. Парни пристукивали в такт каблуками. У одного из них на козырьке фуражки болтался розовый бумажный цветок, широкое лицо блестело, как блин, смазанный маслом. Его девушка махала белым платочком, который она держала за самый кончик. Василинка так загляделась на эту пару, что едва услышала, как кто-то тихо назвал ее имя. Обернулась и глазам своим не поверила. Перед ней стоял Аркадий.
– Откуда ты взялся? – испуганно спросила Василинка, машинально положив ему на плечо руку: гармонист опять заиграл полечку. – В такую даль забрел. Семь верст!
– Ради тебя я и сто верст прошел бы!
Василинка не чуяла под собой ног. Не видела, как Тоня, постояв с Алесиком у порога, пошла домой.
Устав, музыкант перестал играть, и девчата завели песню. К их звонким голосам присоединились и голоса парней.
– Давай выйдем из дома, – предложил Аркадий. – Тут слишком жарко.
Тьма окутала их, позади осталась полоска слабого света, падавшего из маленького окошка. На горизонте горела одинокая белая звезда.
– Как ее зовут, ты знаешь? – беззаботно спросила Василинка.
– Кого? – не понял Аркадий. – А-а, ты вот о чем! А кто ее знает. Ты лучше спроси, зачем я пришел сюда?
– Зачем же ты пришел? – словно эхо, повторила Василинка.
– Чтобы сказать тебе... Ну, что я не могу больше без тебя жить. Сегодня зашел к вам и как услышал, что тебя нету, – помчался сюда, точно сумасшедший. Не веришь? Ей-богу! Мы должны быть вместе! На всю жизнь. Ведь ты лучше всех на свете.
Долго стояли они у Тониной хаты.
– Любишь ли ты меня? – спрашивал Аркадий. – Почему ты молчишь, Василинка? Почему не отвечаешь?
Василинка не знала, что ответить. Неужели это правда? Неужели и он ее любит?! Ах, какая она счастливая! Как прекрасно жить на свете!
Белая яркая звезда медленно плыла по темному небосводу...
Тоня ни о чем не расспрашивала, но Василинка не вытерпела, утром все рассказала, а сама пристально всматривалась в лицо сестры. Растерянная и взволнованная, втайне ждала совета.
– А любишь ли ты его? – вдруг спросила Тоня.
– Конечно, люблю, – вся вспыхнула Василинка.
– Подумай еще, может, кажется тебе. Надоело по чужим людям жить? А свекрови угодить – как по ниточке ходить, это ты мне можешь поверить. Иногда бывает так тошно, бросила бы все и пошла куда глаза глядят.
– А Аркадий разве не защитит? – спросила Василинка.
– Кабы оно так было, – вздохнула Тоня. – Да так ли он тебя любит, как тебе кажется? Ой, Василиночка, мало вы друг дружку знаете. Чтобы связать с человеком свою судьбу на всю жизнь, надо хорошенько подумать, как следует приглядеться. А что, если родители найдут ему невесту получше тебя? Сумеет ли Аркадий поставить на своем?
Последние слова смутили Василинку. Что-то сдавило в груди. Она заплакала.
– Вот видишь, уже и слезу пустила. Не спеши, сестричка. Учиться тебе нужно. Это мне тут век вековать, куда я денусь от ребенка?
Василинка долго не могла успокоиться. Вскоре она простилась с Тоней.
Медленно брела по укатанной санной дороге и перебирала в памяти каждое слово Аркадия. Вокруг стояла тишина, словно лес замер, прислушиваясь к ее тревожным думам. Вдруг поблизости хрустнула ветка, с молодой елки посыпался снег.
– Здравствуй, Василинка! Ах, какие у тебя холодные руки! Давай согрею! Вот, надень мои рукавицы!
Взявшись за руки, они быстро шагают по дороге. С хмурого низкого неба падают редкие снежинки-звездочки и сверкают в золотистых волосах Василинки, выбившихся из-под платка...
– Я сказал своим, слышишь? – шепнул Аркадий. – В эту субботу придем с отцом к тебе в сваты! Жди!
В субботу Василинка встала рано и стала наводить порядок в доме. Выскребла березовым голиком с песочком лавки так, что они заблестели. Постлала на столе льняную скатерть, чисто подмела двор. Но тоска сжимала сердце. "Почему не радостно, а грустно на душе? Неужто на беду?"
Под вечер неожиданно прибежал Аркадий.
– Анисья Петровна и Василий Павлович! – сказал он, не подымая глаз. Папа и мама просят вас зайти к нам... А сейчас простите, мне сказали сейчас же вернуться...
Василинку не позвали...
Долго отчим с матерью гадали, что означает такое приглашение. Наконец согласились на том, что Амиля женщина не здешняя и живет по своим обычаям. Может, там, откуда она родом, порядки не такие, как у нас.
– Надо идти, – вздохнула мама.
Она долго приглаживала гребешком волосы, поглядывая в зеркальце, висевшее на стене, потом одела праздничное ситцевое платье и в сумерках вместе с отчимом вышла из дому.
КРУТОЙ ПОВОРОТ
Поздно вечером мать с отчимом вернулись домой. И тут же все выложили по порядку – и чем угощали, и о чем говорили.
Вот что сказала мать Аркадия: "Василинка хорошая девушка, я против нее ничего не имею, только сыну моему рано еще жениться. Ему надо отслужить в армии. Кроме того, у меня скверный характер, я не хочу, чтобы невестка жила со мной".
– А что он, что Аркадий? – не вытерпела Василинка.
– А что Аркадий... Только рот раскрыл, да Амиля как рявкнет на него, он и сел. А она долдонит одно и то же: "О женитьбе, сынок, и думать нечего, выбрось это из головы". Отец хотел что-то сказать наперекор, она глянула, цыкнула, вынужден был смолчать. По всему видно, что она командует в доме.
Ах, Аркадий, Аркадий! Василинка вспомнила одну прочитанную книжку: смелого мужественного юношу в его сильной любви не останавливали никакие препятствия, он вырывался из каменного острога, дрался на шпагах, рисковал жизнью ради своей любимой.
Наверное, так бывает только в книжках.
Откуда-то издалека доносились слова матери:
– Что мне было ей ответить? Пойти, ровно мыла наелась? Спасибо, говорю, за угощение. Моей дочке женихов и без вашего сына хватит... А сейчас ложись, доченька, спать. Утро вечера мудренее...
Но и утро не принесло облегчения. Сердце разрывалось на части от обиды и стыда. Прощай, Аркадий, навсегда! Любила ли я тебя? Да, любила. А ты? Говорил, пойдешь со мной на край света, а сам побоялся отойти от маминого порога.
Прощай!
Я постараюсь забыть тебя и никогда-никогда не вспоминать, хотя, может, спустя годы и заноет сердце по тебе.
