Текст книги "На свои круги(СИ)"

Автор книги: Александра Турлякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– "Потрудитесь объяснить..."– повторила она его слова и его тон.– Мы с вами опять на "вы"?

Орвил смутился от её слов, передёрнул плечами, злясь на себя.

– Разве ваш замок не в осаде? Я думал...

– В осаде,– перебила его Ания и глубоко вздохнула.

Орвил смерил её красноречивым взглядом с головы до ног. Свет догорающих в шатре свечей мерцал по лицам. Всё повторялось, как в прошлую их встречу, всё было как в прошлый раз, год назад, всё, да не всё.

– Почему вы тогда здесь? А барон? Это он вас отпустил?

– Вы думаете, барон мог бы это сделать? Конечно, нет! Никогда! Барона нет в Дарнте! И меня теперь тоже!

– А кто же руководит обороной замка?

Ания пожала плечами.

– Не знаю, сержанты, наверное. Думаете, мне есть до этого дело? Они и со мной его обороняли и без меня, я думаю, прекрасно справятся! Если уж барон оставил Дарнт и не думает возвращаться, то, какое мне до этого дело? Меня волнует другое...

– Какое? Почему вы здесь? И этот, из голубей, что с вами делает?

Ания усмехнулась на этот намёк о "птенцах" баронессы Айрин из Одерна, конечно, как она могла забыть об этом? Ведь год назад на турнире в Берде как раз этот Эрвин победил в поединке, и Орвил всегда помнил об этом.

Это же мужчины, они никогда не забывают обид от равных себе, постоянно соревнуются друг с другом и проигрыши помнят всю жизнь.

– Теперь этот человек служит барону Элвуду, а после Ритберга он сделал его своим оруженосцем.

Лицо Орвила вытянулось при упоминании о Ритберге, там было сражение, и, наверное, Орвил тоже там был и опять проиграл, ведь проиграл же граф Мард эту битву.

– Он тоже там был?

– Конечно.

– Отец сделал его своим оруженосцем?

– Он привёз его из Берда после турнира...

Орвил хрипло усмехнулся и покачал головой, не зная, что сказать на это. Да, это мог сделать только барон Элвуд, чтобы постоянно тешить себя поражением сына.

– Только отец мог опуститься до этого.

– Поэтому я его и взяла, барон больше всех ему доверяет...– Хотела добавить, что барон ещё и знает о её нелюбви к этому оруженосцу, но промолчала. Орвил тоже молчал, просто рассматривал её лицо.

– Как? Как это может быть? Ты здесь? Почти одна... Я так хотел... Я так долго хотел, чтобы...– Не смог найти подходящих слов и бессильно замотал головой.– А мы опять говорим о нём... Почему, Ания, почему?

Она поняла, что барон говорит о своём отце, и снова вздохнула.

– Потому что он всегда будет стоять между нами. Мы можем делать, что хотим, переживать всё, что угодно, любить или ненавидеть, но он всегда будет между нами. Мне никуда от него не деться. Ты сумел от него освободиться, а знаешь, что он искал тебя во время сражения? Там, под Ритбергом, он хотел найти тебя, найти и убить.– Она выждала паузу, давая момент, чтобы слова её дошли до понимания, и продолжила негромко, словно думая вслух:– Я даже не знаю, сумел ли ты от него освободиться на самом деле? Ты – барон, как и он, ушёл в род матери и даже стал воевать на стороне врагов, а он всё равно где-то рядом и ищет тебя. Так же отравляет тебе жизнь, как и мне...

– Господи, Ания...– шепнул чуть слышно.

Ания молчала, думая. Ей хотелось всё рассказать ему, про этот год без него, про своего ребёнка, про свои страхи и переживания. Хотелось, пока выдался момент, поделиться с ним, чтобы он тоже знал, что у него есть сын, есть маленький Артин, но... Она не могла и слова вымолвить.

Весь этот год она жила одними воспоминаниями проведённой ночи с этим человеком. Как же всё это время ей хотелось снова коснуться его, почувствовать его поцелуи, слышать удары его сердца. И сейчас, когда любимый был рядом, когда у неё есть тысяча шансов сделать то, что она хотела повторить, она не могла воспользоваться ни одним из них, потому что не могла терять время, потому что должна была идти вперёд, потому что должна была спасти своего сына.

И сейчас она должна была молчать о нём, потому что это тоже часть её испытания. Только так, потеряв что-то, можно что-то обрести. Она и так украла этого ребёнка у своей жизни, у обстоятельств. Его не должно было быть, она совершила грех, нарушив все обеты, и она не должна в полной мере радоваться существованию своего сына.

Поэтому он и болеет, чтобы она ценила каждый миг и не жила в мире полного счастья. Господь дал ей этого ребёнка, как дар, дал только ей, и Он может забрать его в любой момент. Она не может делить эту радость с кем-либо ещё, даже с его отцом...

– У меня есть ребёнок...– прошептала вдруг.

– Что?

– Он родился в марте, сейчас ему три месяца. Его зовут Артин. У меня есть сын, я стала матерью, Орвил... Я родила ЕМУ сына, наследника, как он хотел...

Молодой барон долго молчал, глядя ей в лицо, словно не мог поверить ни единому слову.

– Теперь у него есть наследник?– спросил сипло, откашлялся и добавил:– Он не мой, Ания, скажи мне, пожалуйста?

– С тобой я была только раз, всего раз...

Орвил усмехнулся, принимая на веру её ложь.

– Отец, наверное, очень рад? Он так долго этого хотел, всегда хотел...

– Для этого он и взял меня...

– И что теперь? Ты счастлива?

Ания молчала, думая. Счастлива ли она? Сейчас, когда знает о болезни ребёнка? Может быть, три месяца назад, в марте, когда он родился, она чувствовала счастье, ту эйфорию материнства, которая знакома всем женщинам, испытавшим подобное. Но такое счастье мимолётно. Потом всё возвращается на прежнее... И жизнь не меняется, и старый барон никуда не денется, появились новые страхи, заботы и переживания, связанные теперь с ребёнком, ведь сейчас она уже не одна.

– Можно я обниму тебя?

Что такое отразилось на лице Ании, что ему захотелось вдруг её обнять?

– Конечно...– прошептала в ответ и сама сделала шаг навстречу.

Орвил обнял её, прижимая к груди, и Ания почувствовала – как сильно хотела! – удары сердца близко-близко под самыми кончиками пальцев.

– Так рано, а ты уже не спишь, почему?

– С этими дождями рука не даёт мне покоя, я не могу уснуть, я знаю, дожди ещё будут...

– Почему вы тут? Все под стенами Дарнта, а ты со своими тут?

– Граф решил, что будет неправильно заставлять меня брать свой родной замок и оставил следить за дорогой. Здесь скоро перекрёсток, и мы несём караул. Оставайся со мной!– предложил вдруг даже без паузы, и Ания резко отстранилась, оттолкнувшись от груди его на вытянутые руки.– Я защищу тебя! Тебе нечего бояться! Арвин ничуть не меньше Дарнта! Там много людей, это юг, там очень красиво, тебе понравится. Виноградники и миндальные деревья, много цветов и ручьёв...– Но Ания перебила его резко:

– На роли кого я буду там, в Арвине? Любовницы, содержанки, сожительницы? А? Нас никто никогда не поженит!– Она передёрнулась всем телом, словно хотела освободиться от его рук на своих плечах.– А мой ребёнок? Мне, что ли, бросить его с НИМ?

– Он его отец...

– А я его мать! Ему всего три месяца, и он болен!

– Что? Ты не говорила... Дозорные что-то говорили об этом...

Ания ещё сильнее передёрнула плечами и освободилась от рук молодого барона.

– Вот и говорю! Он заболел, и наши врачи не могут ему помочь. Я иду в Берд, чтобы помолиться Богоматери Страдающей, говорят, молитвы там творят чудеса. Орвил, не мешай мне, пожалуйста. Если хочешь помочь, просто отпусти меня. Это единственная моя надежда. Я хочу спасти его, я сильно-сильно этого хочу...

– Даже сильнее, чем остаться со мной?

Ания моргнула несколько раз, всеми силами не желая делать этого выбора. Зачем ты заставляешь меня? Ну почему, почему ты так жесток?

– Сильнее...– шепнула.

– А если я не пущу тебя? Вот возьму под арест и отправлю в Арвин? Что тогда?

Ания хрипло выдохнула с нескрываемой болью.

– Тогда ты сам убьёшь... моего ребёнка,– ответила с паузой.

– Ну почему, Ания, почему? Ты же ненавидишь его? Я же знаю, никогда и ничего доброго он не делал тебе, почему же ты так бьёшься за его ребёнка? Разве это справедливо? Почему?

– Он дал мне тебя, Орвил...– прошептала в ответ, и молодой барон несколько раз согласно кивнул, не стараясь даже скрывать выражение муки на лице.

– С этим не поспоришь...– выдавил обречённо.

– Ты должен отпустить меня, и Господь отблагодарит тебя за доброе дело. Я должна добраться до Берда. Я должна спасти своего ребёнка. То, что мы разговариваем сейчас с тобой, мы теряем время, Орвил, пожалуйста... Умоляю тебя...

– Ладно. Я отпущу тебя. Может быть, тебе дать людей в сопровождение?

– Таких, как эти?– Она дёрнула головой за спину, туда, где был вход в шатёр.– Они избили оруженосца просто так, ни за что...

– Я могу дать других, не этих.

– Не надо. Я должна проделать этот путь сама.

– Но коней-то я могу тебе дать, чтобы это было быстрее?

Ания нахмурилась, представляя себе такой вариант. Кони, да, с ними будет быстрее, и тогда она сможет наверстать время, что потеряла в этом разговоре. Зато они свиделись с Орвилом. И пусть остались недомолвки, и всё, что хотелось, она не рассказала ему, но надо надеяться, что в другой раз они встретятся при других обстоятельствах, и будет больше времени, чем было сейчас, и она всё-всё расскажет ему. Потом...

Они вышли из шатра вдвоём, и барон распорядился оседлать двух свежих лошадей. Ого! Такого разворота Эрвин не ожидал. Даже воины, что охраняли его, не ожидали. Один другому что-то сказал про умение жены кузнеца, и оба они заржали, даже не стесняясь своего милорда.

Подвели двух лошадей. На Эрвина никто уже и внимания не обращал. Молодой барон всё не отходил от своей мачехи, что-то говорил ей негромко и даже сам подсадил её в седло. Эрвин, видя это, чувствовал, как от злости зубы скрипят, и пальцы стискиваются в бессильные кулаки.

Вот сволочь! Гад ползучий!

Думаешь, никто ничего не видит? Да твои собственные люди видят всё и обо всём догадываются. Не за красивые же глазки дают двух лошадей и отпускают?

К Эрвину подвели вторую лошадь, подошёл и сам барон, молча смотрел, как оруженосец его отца садится в седло.

– Ты береги её... Если с ней что случится, я найду и убью тебя. Понятно?

Эрвин усмехнулся зло с высоты коня, процедил сквозь стиснутые зубы:

– Это мы ещё посмотрим...

Резко толкнул коня правой ногой в бок, и конь шарахнулся послушно, отталкивая барона Арвинского с дороги. "Ты ещё будешь угрожать мне, нашёлся тут, угрожатель... Много вас таких по весне-то из-под снега попоявилось, и серьёзнее видали, да живы ещё. А переживаешь за бабу свою, сам вези её в свой Берд! Тоже мне... Надоели, советчики, один другого краше..."

Баронесса догнала его уже на дороге, поравнялась, но не говорила ни слова. Эрвин демонстративно не смотрел даже в её сторону, вытянув рукав рубашки, стёр с лица грязь, кровь и следы ударов от плётки. Всё тело болело, ныли ушибы и недавние синяки, сейчас пока ничего, терпимо, а ночью они покоя не дадут. Вот уж он не раз помянет баронессу и её любовника с его услужливыми охранниками.

День уже наступил, с востока, затянутого тучами, белым пятном виднелось солнце. Поднимался ветер, он был не холодный, но сильный, бил полотнища плащей, хвосты и гривы лошадей, играл подолом платья баронессы. Если этот ветер не утянет тучи в сторону, дождя не миновать. Поблескивали лужи, утренние птицы проносились через дорогу над самой землёй. В воздухе висел туман недавнего дождя. От всей этой влаги кидало в жар, и пот заливал глаза и блестящими жемчужинами висел на волосах над мокрым лбом. Мука, да и только!

Всё злило Эрвина: эта погода, ожидающийся дождь, молчание баронессы, неторопливость лошади, оказавшейся в руках по желанию любовника этой глупой баронессы.

Неужели она сама не понимает, что ничем и никак не сможет объяснить своему мужу появление этих лошадей, когда весь замок знал, что уходили они пешком, и охрана башни и стен видела, как спускались они по верёвочной лестнице?

Что она собирается говорить барону? Думает ли она признаваться, что встречалась с его сыном, что так долго была с ним в одном шатре без свидетелей? Чем она вообще думает?

Да и он тоже молодец! Чем думал? Отправил её дальше? Дурак! Да ты должен был остановить её, переубедить, заставить вернуться, не дать ей доделать эту глупость! А он – наоборот! Даже в седло подсадил и проводил в дорогу. Эх, барон-барон, где ж твои мозги? Почему ты не думаешь о последствиях для неё? Что тогда, на пиру после турнира, что сейчас...

Пошёл мелкий секущий дождик, тот, который может идти часами и даже целый день. От него быстро промокает одежда, а ты этого можешь даже не чувствовать, просто через момент поймёшь, что ты весь мокрый до последней нитки.

Баронесса набросила капюшон плаща и плотнее запахнула полы его. Сдаваться она не собиралась. На ходу они съели по куску хлеба и попили воды. И всё молча. Эрвин чувствовал, что раздражение его понемногу проходит, его сменяют усталость, голод и безразличие. Он просто решил отдаться обстоятельствам, пусть всё будет так, как будет.

Весь день они провели в седле, пока уставшие лошади не начали запинаться. К вечеру выбрались из Дарнтских земель и к ночи остановились в таверне.

– Здесь мы заночуем,– хмуро предупредил Эрвин, и баронесса молча согласилась. Слава Богу!

Дождь согнал под крышу даже тех, кто останавливаться на платный ночлег не собирался, поэтому свободных комнат не оказалось. Хозяин таверны предложил заночевать в конюшне, благо ещё до дождя туда привезли свежего сена, всё ж крыша над головой, а пока выделил угол у камина поесть, обсушиться и согреться. Но даже там Эрвин не заводил разговора с баронессой, они молча ели, молча грелись, пока с появлением новых посетителей хозяин настоятельно не попросил их освободить тёплый угол. Пришлось идти в конюшню. Услужливый слуга, подсвечивая себе светильником, проводил их на место ночлега, засветил масляную лампу и пожелал спокойной ночи. Эрвин дошёл с ним до двери конюшни и заплатил серебряник. Довольный слуга, стараясь ещё больше услужить, принёс два сухих плаща, и Эрвин вернулся уже с ними к расположившейся в углу баронессе.

Здесь ему пришлось завести с ней разговор.

– Я бы не советовал вам снимать обувь, она из кожи, высохнет и сядет, завтра утром вы вообще не сможете надеть её на ноги.

– Правда?

– Поверьте на слово.

– Тогда мне, что ли, сушить её на себе?

– Тогда... Если не хотите завтра ходить босиком.

Ания тяжко вздохнула и принялась снова обуваться. Одежда ещё влажная, обувь влажная, условий никаких, разве можно здесь выспаться и отдохнуть. Рядом лошади переступали копытами и шумно жевали сено. Какой-то кошмар! Как в страшном сне, ей-богу!

– Может быть, они всё-таки смогли бы найти хоть какую-нибудь комнатку, я бы заплатила им...

– У них нет комнат.

– Всегда что-нибудь есть.

– Конечно, если бы вы вдруг нагрянули сейчас, как баронесса с эскортом, в шелках и мехах, вам бы тут же нашли что-нибудь и даже ваших людей разместили бы где-нибудь получше, но...– Сделал паузу, распинывая сено ногами, чтобы лежало оно более ровно, а не бугром. Посмотрел в лицо Ании в мигающем свете огонька лампы.– Но вы здесь не баронесса, нет у вас ни мехов, ни шелков, ни людей из сопровождения...

– Кроме вас!– перебила резко.

Эрвин согласно кивнул и добавил:

– Ну да, кроме меня... Благодарите ещё, что ночь выдалась тёплая, дождь идёт, а не холодно, у нас есть крыша над головой, нам не льёт за шиворот, нас накормили, сено не гнилое, понюхайте, как пахнет, и лошади это ещё не самое плохое соседство, это же не свиньи и не куры... Нам повезло, уж поверьте мне.

– Вы так говорите, будто уже спали и в свинарниках, и в курятниках...

– Ну,– протянул задумчиво,– в свинарниках, может, и не ночевал, не приходилось, а вот на улице, под открытым небом – было дело. И ничего хорошего, я вам скажу. Держите!– Он кинул ей в руки сухой плащ.– Свой лучше развесьте, пусть подсохнет. Вставать будем рано, будет лучше, если вы хорошо отдохнёте.

– Не знаю, смогу ли я заснуть...

– Сможете. Целые сутки на ногах, без отдыха, конечно, сможете...

– Вы-то откуда знаете?

Он не удостоил её ответом, сам разбросал по стенкам пустого стойла влажные плащи и, завернувшись в сухой плащ, лёг на сено в углу, руками натянул на ноги и выше пласты сухого хрусткого ароматного сена. Баронесса, глядя на него, сделала так же.

– А нас ночью никто не убьёт и не ограбит?– спросила вдруг о том, что тревожило её.

– Думаю, нет.– Отрицательно дёрнул подбородком.

– Думаете? Это не тот ответ, что меня бы устроил.

– В зале таверны нет лихих людей, одни торгаши да крестьяне с ярмарки, в углу два нищих студента. Думаю, они так всю ночь и просидят со своим кислым пивом и подгорелым калачом. Кому там нас грабить или убивать?

– Вы всех успели разглядеть, пока мы там были?

– Конечно!

Ания поудобнее устроила голову, укладываясь в складках капюшона, хорошо, сухие плащи оказались такие широкие и с капюшонами, она смогла закутаться в свой почти целиком. Потихоньку начала согреваться, высушивая на себе мокрое.

– А свет? Он так и будет гореть? Это не опасно?

– Там масла совсем немного, он скоро выгорит и сам потухнет...

Они замолчали, и Ания принялась медленно вспоминать весь пережитый день, сутки, как сказал этот Эрвин. Ночь, безумное утро и дождливый день. Вспомнила встречу с Орвилом, весь разговор, ту ложь, что теперь разделяла их. Наверное, ей надо было всё рассказать ему. А если бы после всего он не отпустил бы её, и убил бы этого... Эрвина? И что потом? Потребовал бы выдать себе своего сына?

Обо всём этом и думать не хотелось. Даст Бог, встреча эта будет не последней, и Ания ещё сможет всё рассказать ему. Всё в руках Божьих!

– Знаете...– позвала вдруг, так и не сумев заставить себя, обратиться к нему по имени.

– Что? Не спится вам?

– Я хотела спросить...

– О чём?

Огонёк гаснущей лампы трепетал последними отблесками света, отбрасывая причудливые тени и силуэты по стенам, в свете этом кружились какие-то ночные мошки и комары, которых не пугал даже дождь. Лошади шумно дышали и всхрапывали, звеня металлом недоуздков. И Ания понимала, что эта ночь будет помниться ей всю жизнь, хотя она и не проводила её с любимым человеком, наоборот. Она не любила этого человека, но именно сегодня эта нелюбовь стала чуточку меньше, чем была вчера или месяц назад.

– Сегодня я... я подумала, что они убили вас, это я... я была во всём виновата, вы же говорили мне молчать, предупреждали... Я так испугалась. Сильно-сильно испугалась...

Эрвин молчал, вспоминая пережитое, свой страх, когда видел заряженный арбалет, нацеленный в лицо, тот миг, когда понял, что это всё... Смерть прошла очень близко от него... Те побои, что были потом, он как-нибудь переживёт, это ли что? Но это...

– Простите меня...– Услышал он лепет баронессы.– Я не хотела, чтобы вам делали больно, чтобы они били вас... Я...– Он перебил её, не дав договорить:

– Давайте, вы лучше будете спать?

И в этот миг, моргнув в последний раз, потухла лампа, погрузив всё в кромешную темноту, и от неожиданности этого баронесса невольно ахнула и заткнулась. "Слава Богу!"– подумал Эрвин и не стал продолжать разговор, хорошо, что и ей хватило ума не продолжать его. Никогда ему не хотелось бы повторения этих событий, никогда не хотелось бы пережить подобного страха. Если уж умирать, то сразу и быстро, не видеть, не знать, чем так, как сегодня. Никогда!

Когда Ания проснулась, было уже светло. Какое-то время она просто лежала, глядя перед собой в маленькую дырочку наброшенного на голову капюшона, долго не могла понять, где она находится и что делает. Ах, да!

Осторожно потянулась, чувствуя боль во всех мышцах ног, конечно, она ведь шла пешком всю предыдущую ночь. Вспомнила, как к утру замёрзла: на рассвете заметно похолодало, а потом опять согрелась почему-то. Странно это. Она вообще не думала, что сможет заснуть здесь, в таких жутких условиях, а ничего, даже чувствовала себя отдохнувшей.

Хрустя сеном, Ания поднялась на ноги и с удовлетворением отметила, что одежда и обувь на ней высохли. Как это хорошо, когда на тебе сухая и тёплая одежда. Оруженосца уже не было, выходит, он уже поднялся и, оказывается, свой плащ набросил на Анию, вот, почему ей стало вдруг тепло, и последние свои сны она видела в благодатном тепле. А на улице и правда прохладно. Дождь, как будто, перестал, зато от вылитой влаги стало холодно.

Ания вышла на улицу. Надо найти уборную, привести себя в порядок, найти своего сопровождающего и отправляться в дорогу. Она прошла через двор, обходя огромные лужи с плескающимися в них утятами, рыжий петух проводил её настороженным взглядом, словно ждал подвоха. "Ничего я тебе не сделаю",– подумала Ания, осматривая хозяйственные постройки и выискивая глазами главное направление.

Девушка-служанка несла от коровника ведро молока и подсказала, куда пройти. Над крышами только-только проблескивали лучи поднимающегося солнца.

У таверны у бочки с дождевой водой Ания нашла оруженосца. Он отмывал грязь и следы крови с себя и с одежды, и не сразу заметил подошедшую со спины Анию. Баронесса не хотела ему мешать и сама осмотрела руки и ладони свои. На правом запястье и на левой ладони остались следы от удара плёткой, и ещё болело на подбородке, наверное, этому месту тоже досталось. Больно.

Ладно, её ударили всего один или два раза, а этому Эрвину-то досталось – ой! – куда больше, не сравнить. Ещё вечером, да и днём украдкой, Ания видела следы от плети на его лице и шее, на руках, а ведь ему досталось ещё и по спине. Она помнила, как это было.

– Вам сильно больно?– спросила, не удержавшись.

Оруженосец дёрнулся от неожиданности и резко обернулся, плескаясь и брызгаясь, он не слышал её присутствия.

– Что подкрадываетесь?

– Я? Нисколько!

Снова отвернулся, несколько раз плескал себе на лицо, на волосы и шею. Брр! Как же это холодно, наверное.

– Вы уже поднялись?

– Конечно. Надо ехать, если вы готовы.

Эрвин обернулся и несколько раз резко тряхнул головой, сбрасывая холодную воду, смерил Анию с головы до ног медленным взглядом.

– Нас звали на завтрак. Как считаете, нам стоит перекусить, или мы отправляемся сейчас же?

Да, тон его голоса был ровным, но Ания уловила в нём издёвку. Вообще-то она обещала подчиняться ему и признавать его главенство, а сейчас решала вдруг сама. И это ему не нравилось, и он дал ей это понять.

– Как хотите...– был ответ.

Пока седлали лошадей, хозяин таверны кормил рассветных постояльцев мясом холодного каплуна, сыром и свежими огурцами. Эрвин заценил вино из кувшина и сказал, что еда хорошая, а вино дрянное, и просто попросил пива. И этим ему тоже не угодили. Ну и ладно. Ания вообще сидела молча. Расплатившись за ночлег и завтрак, они скоро отправились в дорогу. Ехали молча.

Всё время Эрвин думал о случившемся накануне. О том, что не смог предотвратить встречу с вражескими людьми, и что самое худшее, с сыном барона Элвуда. Всё задавался вопросами, мучил себя гнетущими мыслями. "Как она могла пойти на это? Она ведь знала, что я рядом. Она всегда знала, что я подозревал её в отношениях с пасынком, я этого не скрывал от неё никогда. И что она позволила себе? Открыто, явно встречалась с ним? Она же знает, что я всё знаю, всё время молчит, ни слова, ни полслова в своё оправдание не говорит. Они что там делали и дураку понятно, вон, как его охрана зубоскалила. А она молчит. Вчера весь день молчала, сейчас опять молчит, даже что-то объяснить не пытается..."

Эрвин изводил себя догадками, в голову лезли всякие мысли и фантазии. Она, конечно, симпатичная женщина, а после того, как ребёнка родила и кормит, поди, сама, так вообще. Расцвела, округлилась в тех местах, где раньше не хватало. Любому голову вскружит, не зря эти вчера языками цокали и губы раскатывали. Она и сама-то, видать, этого не понимает...

И вообще, она внешне нравилась ему даже в этом простом платье и в простом белом чепце, скрывающем волосы. И, наблюдая за ней в те моменты, когда она этого не видела, Эрвин всё чаще думал о бегинке Ллоис, и понимал, что его неумолимо тянет в обитель этих женщин-затворниц, тянет туда, где ждала его дочь деревенской ведьмы, и в груди ныло от тоски и боли. Может быть, поэтому он ещё продолжал молчать, быть рядом с этой баронессой, выносить её присутствие, потому что сам продолжал в душе любить и мог позволить это другому.

В обед, когда они остановились на обочине дороги, чтобы немного отдохнуть и попасти лошадей, Эрвин всё же не выдержал и завёл долгожданный разговор.

– Я многое, конечно, могу понять и простить, на многое могу закрыть глаза, но, если вы думаете, что я буду врать барону о том, что случилось, вы ошибаетесь. Если он спросит, я всё ему расскажу.

Баронесса недоумённо смотрела в его сторону поверх головы своей гнедой лошади, рвущей траву.

– Вы про что?

Эрвин усмехнулся и сделал шаг, двигаясь за пасущейся лошадью. Небо над головой по-прежнему затянуто низкими тучами, солнца не видно, но пока дождя не было весь день.

– Вы и правда думаете сохранить всё в тайне?

– Вы про барона Арвинского?

– Конечно, про него! А вы о чём подумали?

– Ну не знаю, о чём думаете вы.– Беззаботно пожала плечами.

– Из-за коней мы быстрее доберёмся до Берда и, стало быть, быстрее вернёмся, да и сами кони... Как вы объясните барону, кто вам их дал?

Она задумалась и долго молчала. И Эрвин, глядя ей в лицо, продолжил, не дождавшись ответа:

– Вы действуете глупо и неосмотрительно, мало того, что из-за вас нас чуть не убили, так вы...– Она резко перебила, дёрнув подбородком:

– Что – я?

Эрвин опять усмехнулся.

– Нет, я всегда поражался, как женщины так могут. Как куры, ей-богу, встряхнулась и дальше пошла.

Ания от удивления и неслыханной наглости открыла рот, захлопала глазами, пока слова оруженосца доходили до её сознания. Она сразу же вспомнила кур во дворе таверны утром, нет, она это и раньше видела, как петухи топчут кур, а те, в самом деле, встряхивают перья и продолжают дальше заниматься своими делами. Вот гад!

– На что это вы намекаете?– прошептала растерянно.

Всё это время она с места сдвинуться не могла, и лошадь, натянув повод, следующим шагом потянула её за собой, и баронесса безвольно дёрнулась следом.

– Я ни на что не намекаю. Я говорю прямо. И, по-моему, вы прекрасно понимаете, о чём я говорю.

– Вы думаете, что мы с бароном Арвинским вчера... Думаете, что я... Вы считаете...– Она лепетала, не сводя растерянного взгляда, и Эрвин резко добавил:

– Я не думаю, я знаю! Просто так лошадей не дают! И я не один об этом догадался, все люди его вчера хихикали об этом. Конечно, для них вы всего лишь жена кузнеца-дурочка, но...– На этот раз уже она перебила его:

– Нет! Конечно же, нет!

Эрвин усмехнулся, опустив голову, принялся наблюдать, как его лошадь скусывает траву под носками его высоких сапог. Анию аж затрясло от негодования. Да как он смеет так думать о ней, об Орвиле? Он, оруженосец-то всего без году неделя! Что он себе позволяет?

– Да как вы можете? Как смеете? Вам ли кого-то осуждать? Да вы и понятия не имеете, что это за человек. Какой он благородный и честный! Да его отец по сравнению с ним... Да вы... вы...

От бессилия выразить все свои мысли коротко и ёмко она замотала головой.

– Ага, я всё понял...– Ответил с улыбкой.

– Да ничего вы не поняли!– Не могла успокоиться Ания.– Вы всех своей меркой меряете! Эти дураки, которые только плётками махать и этими... арбалетами своими тыкать, а вы и сами не лучше!

– Ну вот, только не надо! Можно подумать, вот он взял просто так вас и отпустил!

– Взял и отпустил!

– И лошадей вам дал! Тоже – даром!

– Как видите!

– Вы – жена его врага, идёт война, вы могли бы стать знатной заложницей, а он взял, вот, вас и отпустил? Кому вы говорите? Если так, то он либо дурак и в войне ничего не смыслит, либо предатель! Он вредит интересам своего сеньора! Это как? Объясните мне!

Ания какое-то время молчала, глядя в лицо своего оппонента. Конечно, если здраво мыслить, во многом он прав, но...

– Я сказала ему, что, если он мне не поможет, мой ребёнок умрёт...

– И всё?

– Вы не знаете барона Арвинского...– Но Эрвин и на этот раз перебил её, резко вскинув ладонь:

– Это я уже слышал! О его благородстве, о честности, о чём-то там ещё... Мне интересно только, что вы скажете своему мужу? Поверит ли вам на слово барон Элвуд? Думаю, про всё это ля-ля-ля он и слушать не будет. А меня спросит, я всё расскажу. Я, конечно, свечу рядом не держал, но и любой поймёт, что вы с бароном не погоду обсуждали! Так что, извините!

– Да как вы смеете?

– Видно, барон не зря своего сына из дома вышвырнул...

Ания аж задохнулась от возмущения, но что ответить ему не нашлась, только бессильно шептала себе под нос какие-то междометья или ругательства, сама не помнила. Уже потом, успокоившись, ответила:

– Я сама всё расскажу барону Элвуду, я не собираюсь врать, как вы, это вы во лжи живёте и спокойно себя чувствуете. Но я не вы! И врать не собираюсь!

– Он вам не поверит и сунет вам для проверки свой заветный кубочек, вот тогда мы и посмотрим, кто тут не врёт.

– Хватит! Перестаньте!– Она рывком дёрнула повод, и лошадь её резко вскинула голову, звеня удилами, чёрная грива взметнулась, поднимая комаров.– Надоело об этом! Хватит! Сколько можно!

Разговор о кубке ещё больше испортил настроение. Конечно, если барону Элвуду захочется вдруг проверить её своим кубком правды, то сможет ли она, в самом деле, выпить из него? Скрытая правда это ведь тоже ложь. Сможет ли она, имея за душой правду о своём ребёнке, выпить из этого проклятого кубка, даже если сейчас с Орвилом у неё ничего не было? И кто ей поверит? Это барон Элвуд-то? Да никогда! Он с грязью её смешает, заберёт сына себе, а её опять вышвырнут в монастырь.

Может быть, и зря она отказалась от предложения Орвила уехать к нему в Арвинские земли? Так и так ей мальчика своего не видать.

Ания смотрела вдаль, на уходящие луга и перелески, на быстро бегущие по небу низкие тучи, и от обиды, от боли почувствовала, как защипало в переносице подступающими слезами.

Всё, что она затеяла, всё это было только для того, чтобы спасти Артина, а теперь получается, что она потеряет его так или иначе. Зачем? Зачем это всё?

Слёзы обиды и бессилия наполнили глаза, но Ания не дала им сорваться, зло, резко, стёрла их ребром ладони. Главное, чтобы он жил! С ней или без неё, рядом будет она или нет, дома или в монастыре глухом – неважно! Жизнь, жизнь для него важнее всего. Она обещала себе, что всё переживёт, всё вытерпит, и этого урода рядом тоже сможет пережить. Плевать! Пусть думает, что хочет, нашёл тут себе курицу, сам-то петух, залезть на навозную кучу и кукарекать оттуда, только и всего.

Она резко, раздражённо перебросила повод через голову лошади и приказала:

– Помогите мне сесть в седло!

Оруженосец подошёл и подсадил её на лошадь, расправил стремя, чтобы нога баронессы нашла его, вернулся к своей лошади. Проверяя подпругу, заметил, как спутница резкими движениями дёргала подол платья, расправляя его, закрывала колено и голень, как поправляла плащ. Да, своим разговором он заметно разозлил её, зато сказал правду, пусть подумает обо всём, о последствиях для себя, она ведь такая поборница правды...