Текст книги "Нуманция"
Автор книги: Александра Турлякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Турлякова Александра Николаевна
Нуманция
Стены Нуманции рухнули на восьмой месяц, после того, как в городе уже начался голод, но жители не сдавались – ни один из правителей города не пришел в римский лагерь с просьбой о милости или сострадания к свободолюбивому городу.
Римские центурии растеклись по улицам и кварталам, врывались в вечерние дома, убивая всех и каждого, кто держал в руках хоть что-то чем-то издали напоминающее оружие. Горели дома, торговые лавки, метались женщины и плачущие дети, мужчины еще пытались сопротивляться, и легионеры молча и жестоко подавляли любое сопротивление; шли дальше.
Центурион Марк Марций вел свою центурию к востоку от главных ворот – здесь было тише всего, пока…
Огромный дом казался пустым, рабы попрятались по углам, при появлении солдат разбегались, как крысы, покидали комнаты, продвигались все дальше и дальше от атриума.
– Аций, веди свою декаду по правой лестнице! Виций, ваша декада пойдет следом через интервал – прикрывайте! Аспер и Факсий, вы также идете по левой!.. Поппер и Кассий, ваш второй этаж! Генор, проверь комнаты на заднем дворе, кухню и кладовые, будьте внимательны, сопротивление могут оказать и рабы!.. Даксий, поможете ему! Вар, проверьте сад и конюшни, если есть… Будьте внимательны, проверьте каждый угол!. Ларсий, остаётесь здесь, проверите комнаты атрия, все, что здесь есть… – оглядел лица своих деканусов, внимательные настоќроженные глаза. – Мужчин, подростков, кто с оружием, убивать на месте, женщин, девчонок, детей тащите на улицу, там уже наверняка скупщики рабов… Вы первые – берите, что хотите, только будьте осторожны… Все, ребята, пошли!
Легионеры бросились выполнять короткие приказы своих деканусов, ценќтурион остался в атриуме, следил, как декада Ларсия растекалась по ближайшим комнатам, сдергивая шторы, высвечивая стены пылающими звезќдами факелов.
Центурион Марций поудобнее перехватил рукоять короткого меча, направился в кабинет хозяина дома. По пути зашел еще в две комнаты, никого там не было, лишь шторы смежных комнат дрожали, может быть, от сквозняка. В кабинете он замер, тут тоже дрожала огромная штора на всю стену, но сквозняка здесь не было. Подошел и встал рядом. Штора дрогнула, и римлянин сделал шаг влево, занося руку с мечом на уровень горла. Прислушался. Почему ему вдруг показалось, что это не мужчина? Опустил руку с мечом чуть ниже…Женщина, подросток?
Штора снова дрогнула.
– Стой! Или я убью тебя… не глядя…
Уловил выдох из легких, несмотря на шум и крики с улицы. Рывком отдернул штору и выбросил руку с мечом. Лезвие замерло в нескольких сантиметрах от девичьей шеи чуть ниже подбородка.
Девчонка!
Он глядел на нее сверху в бледное испуганное лицо, огромные тёмные глаза, распахнутые губы. Оглядел ее одежду – рабыня! – полотняная туника, тоненький пояс, сандалии. Моргнул, поднимая глаза.
Симпатичная. Что ты здесь делаешь? Думаешь, спрячешься? Глупая.
Солдаты найдут и непоздоровится тебе.
– Пожалуйста… – прошептала девушка.
Ах да!
Опустил руку с мечом, и рабыня прижала левую ладонь к горлу, будто прикрывая рану, но там у нее ничего не было, кроме дрожащего страха. Да ее всю трясло от страха, комок ужаса. Конечно, его можно было сейчас бояться, после того, как они прорвались через ворота города, как выглядит лицо, если руки и кираса в брызгах крови и грязи?
Ты и должна бояться, потому что теперь ты в моей власти. От страха ты даже рта не раскроешь, что ни сделай сейчас с тобой. Я для тебя сейчас – ночной кошмар, воплощение ужаса!
Но она удивила его не на шутку. Заговорила вдруг, не без страха, конечно, дрожащим голосом, но быстро и уверенно, от чистого сердца, несомненно.
– Пожалуйста!.. Прошу вас… Все мы люди, и вы, и я… Прошу вас, заклинаю… Отпустите меня… Сделайте доброе дело, ведь вы не убили меня сразу, что-то остановило вас, значит, что-то есть у вас в душе, значит, вы – благородный человек… Возможно у вас тоже есть сестра, жена или девушка, может быть, вы любите… – перевела дыхание, и слеза сорвалась с ресниц, поползла по щеке. Это возбуждение, страх, нервы, но не истерика. Такая не будет биться головой об стену. – Я не знаю…но уж мать-то у вас точно есть, не упали же вы с неба… О, боже, что я говорю?.. – Но он не обиделся, смотрел прямо. – Прошу вас, взываю к вам, к тому благородному, что есть у вас, отпустите меня… Прошу вас… Отпустите… – Она замолчала, поджимая дрожащие губы, смотрела на него влажными глазами, наверное, думала, что не тронула центуриона и попробовала зайти с другой стороны:– Если хотите, я… я могу заплатить вам, – склонила голову, вынимая из мочек ушей тяжелые золотые серьги с красными камнями, протянула центуриону, говоря:– Возьмите… Возьмите, пожалуйста…
Марций долго глядел на нее, рассматривая тонкое лицо, большие темные глаза. Рабыня… Откуда у нее такие серьги? Украла, пока хозяева дома безразличны?
– Украла?.. – усмехнулся, дрогнув губами. – На краденое пытаешься свободу себе купить?
Она замотала головой, выбившиеся волосы у висков колыхнулись, на щеках выдавился румянец.
– Нет, нет, это мое… Поверьте мне… Прошу вас…
Почему он верит ей? За что доверяет? Видит в первый раз…
Слабость! Все это слабость!
Хорошо, что он один здесь, и рядом нет солдат его центурии…
Медленно убрал в ножны меч, не сводя с нее глаз, девчонка подтянулась, вжимаясь в стену, хрипло задышала, пряча ладони за собой, глядела в упор с жемчужинами слез на ресницах.
Рабыня. Что толку с тебя? Выкупа за тебя не предложат, а свободу ты хочешь купить на серьги, которые где-то, наверное, заработала честным путем. Любовник подарил? Если ты их не украла, то где тогда взяла?
Поджал губы:
– Уходи отсюда… – Плечи ее враз поникли, она-то думала, зачем он руки освобождает? – У атриума охраны нет, пройдешь аккуратно – никто не заметит… Через Главные Ворота не иди – там сейчас жарко… Ищи другие пути и беги, беги отсюда подальше…
Она даже ничего не смогла сказать, спазм перехватил горло, бросилась мимо него вон, а центурион постоял, кусая губы. Слабость все это… Души или тела?.. Все одно – слабость…
* * *
После сожжения Нуманции рабов было хоть отбавляй, скупщики с каждым днем снижали цены на живой товар, а он не иссякал. Воины за дни грабежа натащили на потеху много женщин, а теперь потихоньку избавлялись от них, не зная, на что прокормить.
Колонны рабов уходили далеко на северо-восток, к Риму, там они будут востребованы. Местные сутенёры скупали самых смазливых и молодых, потом, когда все воины избавятся от своей добычи, они станут приносить своим хозяевам небольшой, но постоянный доход.
Центурион Марций к женщинам был равнодушен, поэтому не захватил себе добычи такого рода, хотя солдаты его центурии приволакивали ему двух женщин на выбор – он отказался! Зачем они ему? Даже если и одна, что с ней делать? Проще заплатить за одну девушку и за одну ночь, чем жить с женщиной под одной крышей. Ее нужно терпеть, одевать и кормить, да еще какая попадется – не знаешь. Одному в этой жизни всегда проще.
Возвращаясь из Нуманции, его центурия попала в засаду. Воинов в Нуманции было немного, но они уже оправились от первой растерянности, сумели организовать достойное сопротивление римской центурии, расслабившейся, с награбленной добычей и с женщинами. Каждый думал, как сохранить свой трофей – мальчишки! Недавнее пополнение… Многие полегли, а виноватым остался один – их центурион, не сумевшей вовремя организовать оборону.
Сейчас, через несколько дней после боя, когда начали приводить армию в порядок, стали ясны потери, центурион не досчитался многих и ждал вызова к легату. Ждал каждое мгновение. От тяжести на душе играл в кости.
Играл он редко, но ему всегда везло, кости шли ему, словно живые, и многие в легионе были его должниками. Больше всех должен был ему центурион Овидий – игрок, кутила и пьяница, любитель женщин. Он словно поставил себе цель: обыграть Марция, и с каждой их встречей долг становился больше.
– Все, Овидий! Достаточно! Сегодня я больше не играю, ты и так должен мне… – Наклонился, вглядываясь в хмельное лицо центуриона. – Плати! Отдавай долги…
– Марций! Где я возьму столько денег? Ты сошел с ума!
– Мне все равно. Ты должен – отдавай!
– Ну-у… – Овидий замялся, захохотал нетрезво, оглядываясь на окружающих людей – солдат, центурионов. – Давай договоримся. Денег я тебе не найду столько и сразу, давай я тебе предложу равноценную замену.
– Какую еще замену?
– Женщину! Молодую женщину, девушку… Хороша! – Опытно прищёлкнул языком, прищуривая глаза.
– Я не беру долг женщинами, – старался, чтобы голос был твёрдым и уверенным.
– Извини, мальчиков у меня нет… – захохотал, и все вдруг поддержали его. Марций стиснул кулаки и нахмурился.
– Ладно! Хватит тут!.. – оборвал смех решительно. – В женщинах долги я не беру, я предпочитаю деньги!
Смех окружающих оборвался, все замерли, ожидая, чем всё закончится.
– Да ты посмотри на неё! Посмотри… Молодая, свежая, не себе оставишь, кто тебя знает, продашь, или пусть на тебя поработает… Я тебе с уверенностью скажу, успехом будет пользоваться…
– После тебя… женщину… – усмехнулся. – Извини.
Овидий тряхнул темными волосами, крикнул:
– Луд! Приведи девчонку!..
Стоявшие у входа палатки расступились, пропуская раба с девушкой. Она выступила вперед и замерла. Марций сухо сглотнул, стараясь быть спокойным.
Она!
"Ну что же ты не убралась подальше? Попала в руки Овидия! Да-а…"
– Посмотри на неё внимательно, – Овидий подтолкнул девчонку ближе к Марцию. – Отмыть, приодеть… Смотри, какие волосы, кожа нежная, смотри, какие руки, только ласкать… – схватил за запястье её, протягивая кисть к Марцию. Тот не шевелился, смотрел прямо.
Туника та же, только разорванная от пояса вниз, – коленки проглядывают, тонкие, светлые. Волосы, распущенные по плечам, отливали красной медью, свивались у лица, у бледных дрожащих щёк.
"Овидий мало тебя слушал, у него с женщинами разговор короткий – по губам и под себя…"
– За такие деньги, Овидий, я куплю себе две таких рабыни, да еще и девственницы – сейчас такой товар – даром идет.
Овидий захохотал:
– Да ты торгаш, Марций! Тебе притон держать надо, вы только посмотрите на него!
– Я не торгаш; я просто не люблю, когда меня за дурака держат… – Марций поднялся на ноги, подошел ближе, стараясь не смотреть в ее лицо. – Всем известно, как ты с женщинами… Ты даже не скрываешь, у неё, верно, всё тело в синяках… Или она сама тебе отдалась? – смотрел в упор в темные хмельные глаза центуриона.
– Да ты что? Глянь! Я же знал, что мне её продавать придётся! – одним махом сорвал с девчонки тунику, вытолкнул рабыню к свету.
Марций приподнял бровь. Под туникой оказалась еще одна, короткая и белая, и ткань значительно лучше, лишь скрывала тело еле-еле. С этого момента он засомневался, что она рабыня по сущности своей. Стояла, сжавшись, опустив голову, и волосы посыпались на грудь, открывая спину; обнимала сама себя за плечи, прикрывая еле закрытую грудь. Все, кто был рядом заулюлюкали, рассматривая девичье тело. Тонкая, светлая кожа ног, высокие сандалии лишь привлекали внимание к ним. Мягкие локти, подрагивающие лопатки.
– Смотри! Где здесь синяки? – Овидий развернул девушку спиной к Марцию. Рывком разорвал тунику, открывая спину до пояса. Марцию показалось, что девчонка качнулась на слабеющих ногах, дрожала всем телом, – Хочешь, всё покажу? – Овидий поймал края разорванной туники, собираясь сорвать всю одежду со спины, но Марций остановил его:
– Хватит! Я согласен, я беру её…
Он выводил её за собой, а толпа в палатке шумела, все получили изрядную порцию удовольствия. Уже в полумраке по пути к себе, Марций сбросил с себя плащ и кинул его девчонке, обернувшись назад.
– Прикройся!
– Спасибо… – прошептала она, закутываясь в плащ, дрожала всем телом от пережитого. – Я… Я… – голос её сорвался, она опустила голову и, наверное, заплакала.
– Пошли! – голос Марция был резким, ждать он не стал. Пошёл первым, она – следом. Одной рукой держала плащ у горла, второй – ниже пояса, чтобы ноги не выглядывали.
Удивленный раб смотрел на хозяина, когда он вводил за собой девушку.
– Господин?..
– Слушай меня внимательно, Гай, она пока будет жить с нами. Я сейчас схожу к трибуну, а ты за это время отмой ее и найди какую-нибудь одежду… Когда я вернусь, я буду ужинать.
– Хорошо, господин.
Когда он вернулся, было уже поздно. Он и забыл, что теперь у него есть ещё и рабыня, женщина, сходу от входа начал раздеваться, расстёгивать ремни кирасы. На помощь бросился Гай.
– Ужин я приготовил, господин… – Марций согласно кивнул головой. – Она помылась, я дал ей вашу тунику из старых…
Она?.. Ах, да! Поморщился.
Обернувшись, увидел её. Она сидела в углу, подтянув к груди колени, ещё сырые волосы тяжелыми чёрными прядями лежали на плечах. Отмылась. Симпатичная девочка. Молодая. И явно не рабыня.
Почему он подумал тогда, что она рабыня? Одежда смутила? Тьфу ты!
Сейчас на ней его же серая туника, короткая по-мужски, лишь до середины голени достает, открывая изящные лодыжки. Чем он думал, когда взял её?.. Сделать наложницу? Продать? Да кто её купит по такой цене, как досталась?
– Что ты умеешь делать? – спросил, пока Гай снимал нижнюю рубашку, что носилась под кирасой, с тонкими ремнями – юбкой птеригами.
Девушка вздрогнула, поднимая голову:
– Я? – растерянно поджала губы, пожала плечами. – Я не знаю, что вас интересует.
– Умеешь ли ты варить есть? – отрицательно покачала подбородком. – Шить? Убираться? Ткать? Может быть, ты знаешь какие-то ремёсла: гончаришь, шьёшь одежду?..Что-то же ты должна уметь делать, ну?
– Я не умею делать всё это, я никогда этим не занималась.
– А что ты умеешь? Как ты жила до этого дня? Кто тебя кормил?
Она пожала плечами. Марций подошел к ней и опустился на колено рядом, смотрел в упор в лицо, в тёмные настороженные глаза, спросил тихо:
– А как ты собираешься зарабатывать себе на жизнь? Кто тебя будет кормить теперь, когда ты осталась одна? Я? Чем ты будешь зарабатывать? – он вдруг толкнул её назад, она упала спиной на полог, отделяющий комнаты палатки, разжала колени, ловя равновесие. Он неожиданно вдруг сжал её пальцами между ног, заговорил негромко: – Этим, да?.. Этим теперь ты будешь зарабатывать?
Рабыня глядела на него ошарашенными глазами, с болью в больших чёрных зрачках, разомкнув губы, выдохнула:
– Мне больно…
Он убрал руку и поднялся на ноги. Девушка заговорила срывающимся голосом, подтягивала тунику на сомкнутые колени, притискивала ноги к груди:
– Я буду делать всё, что вы скажете… Я научусь. Я быстро учусь… Я буду шить, варить и убираться. Только не заставляйте меня… – она осеклась, опуская глаза.
Марций усмехнулся, поглядел на её руки, на пальцы, которыми она оттягивала вниз подол туники. "Какие руки. Только ласкать…" Да, такими пальцами только мужчин ласкать. Овидий знает, про что говорит…
– Гай! Давай ужин!
Раб поставил столик с приготовленным ужином, подставил трипод.
Марций ел, не обращая внимания на рабыню.
– Это значит, что вы не отпустите меня?.. – спросила вдруг рабыня.
Центурион замер, повернул голову, встречаясь с девушкой глазами:
– Нет. – Она вскинула брови. – Я уже сделал это однажды, а ты не сумела этим воспользоваться…
– Кругом было столько солдат, я только успела выйти за город… Меня догнал патруль…
– Какая мне разница? – перебил он её, отбрасывая в миску объеденную кость. – Сейчас ты стоишь денег, больших денег, и я ещё подумаю, как вернуть их обратно…
– Вы так сильно цените деньги? – на этот раз уже она перебила его и этим вызвала удивлённый взгляд тёмных глаз центуриона.
– А вот этого делать не надо!
– Извините… – она склонила голову, закрываясь стеной волос.
– Мне безразличны деньги до тех пор, пока они не мои, и не только деньги, – Он помолчал, вытирая руки о салфетку, развернулся к рабыне всем телом. – Ты спала с Овидием? – Девушка вскинула голову, сверкнув глазами. – Можешь не отвечать, я и так знаю, что "да". Овидий не пропускает ни одной женской юбки. Он хвастался, что за одну ночь изнасиловал в Нуманции пятерых женщин… Врёт, конечно, но даже если и добавил две…
– Спать подразумевает добровольное согласие обеих сторон… – она опять перебила его.
Марций согласно покачал головой:
– Хорошо, я могу перефразировать, сказать по-другому…
– Не надо, прошу вас, – она болезненно поморщилась. – Не надо…
– Если он брал тебя силой, и ты, по твоим же словам, сопротивлялась, то я не увидел на твоём теле ни одного синяка, и я не один, тебя многие разглядывали…
Девчонка поперхнулась собственными словами, ничего не сказала, только убрала упавшие пряди волос с шеи, открывая горло, и Марций увидел чёткие точки синяков от пальцев пятерни. Овидий держал её за горло, поэтому и показывал только спину.
– Вот сволочь! – Марций поднялся резко. Конечно же, ему было жалко деньги, которые он переплатил за порченый товар, подумала девушка про себя.
– Теперь вы вернёте меня обратно? – холодный вопрос, и он ставил его перед выбором: что дороже? Деньги или она?
– Нет!
– Что вы со мной сделаете?
– Я ещё подумаю. В будущем ты будешь стоить дороже, к тому же многие тебя сегодня видели, а фантазия у мужчин бурная…
Она снова поперхнулась воздухом и отвернула лицо, помолчала и разомкнула губы:
– А я-то думала, что вы благородный человек.
– Но не по отношению к рабыням.
– А к женщинам, детям, старикам разве вы не испытываете сострадания?
– Я – военный, мне не знакомо сострадание вообще. Я убиваю, если получаю на это приказ.
– Но вы же отпустили меня! Почему?
Он пожал в ответ плечами:
– Навряд ли это сострадание…
– А что это?
– Да бог его знает…
Марций опять сел на трипод и вытянул ногу.
– Развяжи мне калиг! – это был приказ.
Девушка поднялась и опустилась перед ним на колени, стала распутывать шнуры солдатского сапога, но узлы были настолько тяжёлыми, что она лишь сломала ноготь и отстранилась, безвольно склонив плечи.
– Ты ни на что не годна, – поймал её за руку, сжал пальцы в кулак, поднося к лицу. – Такими руками только знаешь, что делать?.. Мужчины были бы довольны… Ты даже элементарного сделать не можешь! – Отбросил её руку назад к ней, сам развязал узлы и освободил первые несколько звеньев петель, заговорил: – Если попытаешься сбежать – найду сам лично, за себя не ручаюсь, хотя женщин бить не в моих правилах, но то, что сделал Овидий с твоей шеей покажется тебе раем… Если сбежишь второй раз – поймаю и отдам солдатам… Будет хуже смерти, это я тебе обещаю… – Девчонка отстранилась в сторону, словно её уже ударили. – Будешь делать всё, что я скажу! – Распутал остальные шнуры и взялся за другую ногу, говоря одновременно:– По лагерю чтоб не шарилась, из-под солдат я тебя доставать не собираюсь, попадёшь в их руки – можешь не орать, всё равно не отпустят… – Поднял голову, посмотрел в упор. – И никогда не перебивай меня. Ты меня поняла? – Она молчала тревожно. – Я не слышу!
– Да…
– Громче!
– Я поняла вас!
– Ну, вот и хорошо! – он освободился от калиг и поднялся. – Поешь и ложись спать.
Всю ночь она не могла заснуть, ворочалась с боку на бок, боясь, что новый хозяин придёт к ней, она прислушивалась, настороженно приподнимая голову от подушки. А утром узнала, что он уже ушёл, и заснула, как убитая.
* * *
Он вернулся только к обеду, застал её за расчёсыванием волос и замер, глядя на её руки: снующие в прядях тонкие пальцы.
Из-за полога показался невольник-старик, засуетился с обедом.
Центурион буркнул:
– Чем занимаешься там?
– Да-а… – отмахнулся раб, подставляя столик с обедом. – Решил зашить вашу тунику, крепкая ещё, жалко выбрасывать…
Вскинул тёмные брови, вопросительно глянул на раба, перевёл взгляд на рабыню в углу:
– Ты теперь не один, подключай к работе, пусть делает всё, что скажешь… Спит, наверное, до обеда. – Почувствовал на себе взгляд девичьих тёмных глаз, пропускающих неприятие через упавшие волосы. – Мыть что надо, варить, стирать – используй!
– Да вы что, господин! Посмотрите на неё! Какая с неё работница – только и следи за ней, чтоб чем не порезалась или иглой не искололась… Ничего же не умеет… Девочка ещё!
– Девочка! – он усмехнулся. – Знаем мы этих девочек… С виду ничего, а чуть что, сразу в рёв… "Как вы можете?"
Рабыня выпрямила спину, убирая обеими руками волосы с лица, глядела прямо, с вызовом.
– Послужи мне за столом! – приказал.
Девчонка поднялась и подошла, собирая волосы на затылке в тяжёлый узел. Выглядела она значительно лучше, чем вчера. Отдышалась и помылась, выспалась, прямо красавица.
Марций следил за ней, снимая рыбу с кости, а рабыня налила ему в кубок вина, разбавленного водой, вложила в протянутую руку салфетку, следила и сама за ним, открыто, не скрываясь. К такому он не привык.
– Как тебя зовут? Или мне звать тебя испанкой?
– Почему испанкой? Мои родители из Рима! Я – Ацилия!
У неё даже в голосе вызов. Всё меняется при свете дня. Марций нахмурился, вспоминая:
– Ацилия?.. Уж не того ли самого Ацилия дочь, сенатора, что изгнали из Рима?
– Того самого.
Он присвистнул, вскидывая на неё голову, стал рассматривать пристально. Ведь чувствовал, что что-то не то… Дочь сенатора. Ничего себе!
– Теперь понятно, почему ты ничего делать не умеешь, всю жизнь пальцем о палец не ударяла! Слуги и рабы, няньки и повара… Так? – Она промолчала. – А теперь жизнь повернулась, всё стало по-другому, а ты своими ручками и делать ничего не научилась, ничего не умеешь, даже иглу держать! Так? – он поймал вдруг её руку за запястье, потряс кистью в воздухе. – Папа-мама лелеяли доченьку, думали найти богатого жениха, а оказалось?.. – усмехнулся, показав белые зубы. – Шлюха, рабыня гарнизонного центуриона…
– Хватит! – она вырвала руку резко и спрятала за спину. – Моя мать умерла сразу же, как родила меня, я даже не видела её ни разу…
– Значит, отец тебя изрядно баловал, даже не показал, как добывают в этой жизни на кусок хлеба…
– Не трогайте моего отца! Он был благородным человеком в отличие от вас! – она вспылила и с грохотом поставила кувшин на столик, вино плеснулось на столешницу. – Извините… – прошептала.
– Твой отец был сенатором, а я всего лишь центурион, я честно выполняю приказы, а его – выгнали из Рима. Где справедливость? Правда?
Она дёрнула головой с вызовом, вздёрнула подбородок, и волосы её посыпались по плечам чёрной блестящей волной, завораживая, приковывая взгляд. Она торопливо собрала их, закинув руки назад, стала скручивать в тяжёлый жгут, чтобы снова спрятать. Многие говорили ей о красоте волос, и этот тоже сказал:
– Тебе нужно обрезать волосы, иначе ты по полдня будешь их только чесать и мыть, или тебе купить ещё пару рабынь – ухаживать за тобой? – усмехнулся, допил вино из кубка и поднялся.
Ацилия следила за ним со своего места, растерянно хлопая ресницами, шепнула:
– Я никогда не отрежу их, я растила их всю жизнь…
– А мне всё равно, как я скажу, так и сделаешь.
– Нет…
– Что? – он прямо глядел ей в глаза. – Повтори ещё раз. – Она опустила голову, пряча глаза. – Что это ещё за номер? – Отвернулась, покусывая губы. – Вот так-то лучше.
Он направился к выходу, захватив свой плащ.
– Господин? – она сама позвала его.
Центурион обернулся молча.
– Я… У меня есть родственники в Риме… Двоюродный брат, он любит меня, как родную сестру… Если вам так нужны деньги, если вы так цените их, позвольте мне написать письмо в Рим, он приедет, он выкупит меня за любые деньги…
Марций смотрел на неё, склонив голову к плечу.
– Нет!
– Почему? Ну, почему? Почему – нет?
– Нет и всё! – сказал, как отрезал, развернулся уходить и крикнул вдруг на– последок: – Гай, отдай ей шитьё! Вечером приду и проверю!
Ацилия только устало прикрыла глаза.
* * *
Вечером он пришёл и сразу же спросил:
– Покажи, что сделала.
Ацилия подала ему зашитую тунику, он покрутил одежду, посмотрел шов, вскинул глаза:
– Ты думаешь, я буду это носить?
Рабыня пожала плечами, пряча руки под складочки своей туники, шепнула:
– Я только учусь, следующий раз будет лучше…
– А мне следующий раз не надо. Возьмёшь и перешьёшь, – бросил тунику ей в руки.
– Опять? Это как? Ведь зашито же… – попыталась опротестовать, но центурион только вспылил, забрал тунику и снова разорвал её по шву. Девчонка только удивлённо захлопала ресницами.
– Перешьёшь ещё раз, я в таком ходить не буду. Сделаешь плохо, будешь делать ещё раз, и ещё, и ещё, если надо будет.
Он ужинал, а Ацилия сидела шила. Старалась на него не глядеть, да он и не замечал её, разговаривал со своим рабом.
Она досидела допоздна, все уже спали, но на следующий день она оставлять не хотела, психовала, исколола себе все руки, ругала его. Подняла глаза и заметила, что он на неё смотрит, смутилась.
– Гаси свет и ложись спать.
– Я сначала доделаю.
Ничего больше не сказал, ушёл. Утром проверил её работу, покачал головой:
– Ладно, пойдёт… – Заметил, как она прячет левую руку за спину, и поймал её за локоть, перехватил за запястье, поднося к лицу. Девчонка упёрлась, потянула руку. Исколола указательный палец до крови. Оттолкнул её руку, ругнувшись:– Белоручка.
Вот так вот и пошла её жизнь. Ацилии приходилось включаться в работу; она прислуживала за столом, помогала снимать сапоги, раздеваться и одеваться по утрам и вечерам, зашивала одежду. И всё равно маялась от скуки, благо, что хозяин совсем забыл про волосы, и Ацилия боялась ему напоминать, прятала их под лёгкую косынку, укладывала на затылке длинными шпильками.
Первые дни она боялась каждую ночь, что он придёт, ждала и нервничала, иногда плакала от страха, но он ни разу за все эти дни не перешагнул грани, ни разу не попытался воспользоваться ею, как женщиной. Странный какой-то. Но Ацилия от этого только отдыхала. Он появлялся по утрам, когда просыпался, приходил на обед, ужин, всё остальное время он появлялся редко, Ацилия все дни оставалась одна. Иногда центурион уходил на ночь на дежурство, и тогда она отдыхала от нервного напряжения.
В тот день она особенно устала от тоски и одиночества и решила нарушить приказ и выйти на улицу. Вынесла трипод, принесла шитьё и села на солнце. Научившись более-менее шить, она решила из двух старых туник мужских сшить одну длинную, похожую на женскую. Для себя.
Она проработала уже довольно порядочное время, так увлеклась, что не сразу заметила, что рядом кто-то стоит и закрывает ей солнце. Ацилия вскинула голову и замерла. Это был мужчина. Военный. И судя по всему, центурион – формой такой же, как и её хозяин. Стоял и смотрел на неё вызывающе, похлопывая виноградной тростью по раскрытой ладони.
– Вам что-нибудь нужно?
Он молчал, и Ацилия уже думала, что он не ответит ей. Но он усмехнулся в бороду:
– Так это ты, новая рабыня Марция?
Ацилия замерла, прищуривая глаза, рассматривала его. Высокий, сильный, с широкой грудью, с мощными плечами и руками, большая голова без шлема, короткие рыжие волосы и синие глаза. Веяло от него какой-то животной необузданной силой, она почувствовала, как в животе шевельнулся страх. Разомкнула пересохшие губы, шепнула:
– Да, а что?
Он подошёл ещё ближе, и у Ацилии задрожали руки.
– Где Марций?
– Я не знаю…
Усмехнулся:
– Ты рабыня и не знаешь, где твой хозяин? – Он убрал трость за пояс и подошёл ещё ближе. Ацилия зажала в кулаке иглу с ниткой и поднялась навстречу, держала шитьё в левой руке, смотрела снизу:
– Что вам нужно? Я же сказала, что не знаю… не знаю, где он…
– Что ты нервничаешь? – Он обошёл её по кругу и встал за спиной, склонился к уху, шепнул:– Ты что, боишься меня?
Ацилия вскинула подбородок:
– Что вам надо? Вы спросили меня, где… я ответила вам, что не знаю…Что ещё вам от меня надо? – Она смотрела прямо перед собой, а он – на её подрагивающую жилку под подбородком.
– Ты боишься! Девочка! – Его ладонь легла на её шею, охватывая с двух сторон, под большим пальцем забилась вена, зашептал в ухо:– Милая моя, боишься… Да ты, верно, девственница ещё…
Ацилия дёрнулась от него, но его ладонь не пустила её, ещё больше – он притянул её к себе спиной, второй рукой обнял за талию, а вторая – с горла – обхватила её до плеча, и теперь горло её было у него в локтевом сгибе.
– Пустите… – Она уже уронила шитьё, дрожала всем телом и голосом.
– Я слышал, что ты была у Овидия. О-о! – усмехнулся. – Он у нас знаменит! А что это ты? Ведёшь себя, как невинная девочка, ты такая и есть? Скажи мне… – шептал в ухо горячим дыханием, и небритый подбородок его колол шею и щёку, а виноградная трость впилась под ребро.
– Отпустите… – Дёрнулась, вцепляясь в его руку на поясе, как в камень– валун – не сдвинуть!
– Ребята расхваливали тебя, но ты лучше… Девочка моя, такая сладкая, как медовый сот…Что это Марций бережёт тебя?.. Овидий уж не знаю, может, пьяный был, а Марций так у всех нас вызывает сомнения… Может, ему лучше мальчики, а? Как ты сама думаешь? Или он у нас вообще неспособный? Что у тебя с ним? Всё нормально?
Ацилия снова дёрнулась, но сумела лишь чуть-чуть отвернуть голову, центурион хмыкнул в ухо:
– Ничего у тебя с ним, верно? Ты же девочка… Я это вижу… Скучно с нашим Марцием… Ты смотри, что же скучать лишний раз, давай я тебе его заменю, тебе понравится, вот увидишь… А Марций?.. Да на него только рукой махнуть, неспособный… Такая красота пропадает, посмотри… – Его рука с талии поднялась выше, легла на грудь, больно сжимая сильными пальцами. И тут Ацилия уже не выдержала, в немом приступе человеческой ярости и бессилия рванулась так, что сумела освободиться. Нырнула под его руку в сторону, бросилась от него и развернулась к центуриону лицом, хрипло дыша.
– Ух, ты! – засмеялся центурион. – Какая ты у нас… Похвально-похвально, я люблю таких… Горячих, как пряное вино! Да Марций себе такой самоцвет приобрёл… Да он ему не по зубам… Ищи себе любовника посильнее, да покрепче, тебе только такой нужен, как я…
– Вы с ума сошли! – Ацилия поправила на себе платочек, скрывающий волосы – сбился, пока вырывалась. – Оставьте меня в покое…
– Это ты зря, зря… Марций тебе не подходит – мальчишка… А тебе надо мужика крепкого…
– Уходите, прошу вас… – Ацилия дрожала всем телом, хрипло переводя дыхание. Не успела и глазом моргнуть, как он оказался снова рядом, сжал за локти, вжимая их в бока с болью, притянул к себе, пытался поцеловать в губы, но рабыня, скривившись, отвернулась, прижимая подбородок к ключице, он поцеловал только в горячую щёку.
– Я буду кричать…
– Здесь многие кричали и кричат… Пошли в палатку, а с Марцием я потом договорюсь…
Вскинула голову с огромными глазами, с растерянностью на лице. Он уже поверил в её согласие, а зря, – она крутнулась, ударила его руками в грудь, ладонью по щеке и метнулась в сторону.
Центурион закричал, схватившись за щёку:
– Ах ты шлюха! Что ты наделала? Да я тебя… – Аккуратно вытащил из щеки иголку, показалась кровь. Свирепо сверкнул синими глазами. – Да ты… Ты дура что ли? Чем ты соображаешь?.. Ну ничего… – Он мстительно сузил глаза, подбирая с земли её головной платок, она потеряла его, когда вырывалась; волосы рассыпались по плечам, а в кулаке Ацилия держала две острых шпильки.
