Текст книги "Поцелуй у ног богини"
Автор книги: Александра Нарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Исход из Асансола
Видела я, женщина держала
Рваный и потрёпанный край света.
ТИШАНИ ДОШИ, «ДЕНЬ, КОГДА ХОДИЛИ МЫ НА МОРЕ»
Рис закончился, яйца брали у соседей. Ели тонкие лепёшки роти. Амир приносил их Марии в пристройку, где она изнемогала от пота, духоты и безделья. Стены с трудом удерживали жар. Марии казалось, они вот-вот рассыплются от тяжести горячих солнечных лучей.
В дом перестали подавать воду. Семья бережно тратила запасы из бочки на крыше. Вода пахла бетоном и солнцем. Она текла по шлангу через окно в душевую, тёмную низкую комнатку, которую ещё сильней уменьшала изнанка лестницы, служившая потолком. Душ был единственным развлечением Марии между приходами Амира.
Ей неловко было расходовать воду, она не знала, сколько ещё осталось в бочке. Никаких дождей не было. Она не мылась, споласкивалась. Бельё собирала в сумку, думая выстирать, когда дадут воду.
Когда время, что ползало по циферблату пластмассовых часов, потеряло всякий смысл, в город ввели войска. Настоящую армию, призванную остановить резню. Солдаты пришли, когда в газеты попала речь имама, сказанная на смерть сына. Об Асансоле услышали в стране. Это было опасно в нашем тесном мире, где на каждом перекрёстке жмутся друг к другу храмы всех мировых религий. По Асансолу проехали тяжёлые машины, военные по команде выстроились в шеренги и вошли в улицы со щитами. За полдня они усмирили город. Он хрипло выдохнул и стих.
Все, кто писал потом об асансолском насилии – журналисты, чиновники в отчётах, писатели, – не могли понять, почему в сердцевине городского фронта осталось несколько нетронутых проулков, совершенно чистых от бойни. Только в одном заметили сухие капли крови на стенах, но никаких следов пожара и разрушения.
Мария и Амир уходили прочь по разорённым улицам. За дни домашнего плена оба отвыкли ходить, как после долгой болезни. Амир шёл впереди, Мария за ним. Она попыталась взять его за руку, но он отбросил её:
– Здесь консервативная территория, люди смотрят.
Мария улыбнулась, ей показалось смешным прятать очевидное.
– По-моему, людям всё равно, – сказала она на своём языке.
Горожане просыпались от насланного сна, ужасались делам своим. Наспех правили искалеченное добро. Рыжебородый старец в белом камисе[15]15
Камис – традиционная мужская одежда мусульман.
[Закрыть] чинил храмик чернолицей богини в нише индуистского дома, женщина в чадре выметала сор возле магазина индусов. К мастерской мусульман люди с размазанными точками на лбу крепили двери. Всё слилось в скорби: обугленные пещеры лавок, расплавленные гирлянды кофейных пакетиков, рваные оранжевые флаги, гнутые перевёрнутые остовы моторикш, костёр с детским велосипедом. Слабый ветер доигрывал мусором и осколками.
По опалённому городу они прошли, как изгнанники. Родители отказались от Амира до тех пор, пока он не отправит Марию домой. Амир смотрел на дорогу, выбирая лучший путь, а она на его сутулую спину, расставленные в стороны руки. Они почти одновременно вспомнили, что ехали в Асансол на свою свадьбу.
Я принимаю их
Но надписи билбордов
Врастают в сердце раскалённое моё.
МИНА КАНДАСАМИ, «ЕСЛИ ВСЁ РУШИТСЯ»
Я принимаю их в свои тёплые руки из высоток с дикими цветами в окнах, из раскалённого тротуара, дрожащего под колёсами «Махиндр»[16]16
«Махиндра» – автомобиль индийского производства.
[Закрыть]. Я укрываю их смогом мягкого неба.
Я принимаю их, как новорождённых, которые, подрастая, копошатся в мусоре вместе с лохматыми поросятами, и как звёзд кино, подъезжающих на фестиваль из апартаментов на Бэнд-стенд променад.
Вот они, в толпе на вокзале Виктория – самой красивой станции планеты. Амир прожил у меня несколько лет, но всё-таки спрашивает, на какую платформу подойдёт местный поезд до района Андери.
Им не терпится добраться, отмыться и впервые заняться любовью. Желание ощутить другого заставляет продираться сквозь столпотворение. Такое я видел сотни раз, но не разгадал, почему так сжигает эта тяга моих сирот, что находят они в том, чтобы снова и снова сливаться в одно некрасивое обнажённое существо в закупоренных комнатах.
Амиру приходится всё растолковывать помногу раз, Мария, словно глухонемая, не понимает. Он терпеливо говорит: «Мы сейчас поедем на метро в наш район. Может быть, Азифа и Гоувинда не будет, уйдут куда-нибудь». Она кивает и кивает, мой глупый нежный человек. В потоках чужих Мария уже обречена на одиночество, но ей всё равно. В толпе для неё не существует никого, кроме Амира.
Со станции они едут на автобусе. Людей за окном так много, что Марии с непривычки кажется, что они движутся в два слоя по головам друг друга. Она сидит на предпоследних местах «только для леди», а Амир с последнего дует ей на затылок, пока никто не смотрит. В давке они наедине.
В это время Азиф уходит передать бакшиш – взятку одному продюсеру, а потом решает перекурить с другими знакомыми «сорняк». Гоувинд отправляется к подруге, Мукте. Мария и Амир разминутся с ними в лабиринтах Версовы – окраины района Андери.
Много лет назад Версова была деревней, в которой пираты из Омана перерезали всех жителей. Но ни одна моя часть не остаётся мёртвой, даже камни рождают деревья, а уж люди… Версова ожила и разрослась. Она трещит по швам от изобилия соседей, детей, крошечных чайных. Она завешена сохнущей одеждой – горами пёстрых тканей. Здесь всюду разбросана рыба, кошки и крысы наелись ей до отвала. Тесно жмутся стенами дома, разноцветные, как игрушки.
Амир купил пять яиц и четыре пакетика кофе в лавчонке, где рыжей пылью присыпаны леденцы, журналы за все месяцы года, коробки чая, сигареты. Яйца продавец сложил в прозрачный пакет, к улыбке Марии, привыкшей к картонной упаковке. В другой лавке он купил связку бананов. Грустно посмотрел в кошелёк, на тонкую полоску красно-зёленых рупий. Мария удивилась, что обед их будет такой плохой, но ничего не сказала.
Амир зашёл в чайную рядом, схватил со стола воду и вылил себе в горло – жарко. Мария захохотала, никогда не видела, чтоб пили так, не касаясь губами бутылки.
Женщины и маленькие дети смотрели на неё с восторгом, а мужчины со сдержанным одобрением. Мария улыбалась всем, как будто они были продолжением её Амира. По задворкам и проулкам, от которых у неё поплыла голова, пришли к дому.
На пластмассовой табличке золотыми буквами было написано «Дворец Ашриты». Амир отогнул сетку, которой завешивали от крыс бетонную террасу. Узкой лестничкой получалось идти только по одному. Двери в квартиры были завешены шторами. За шторами кто-то шевелился, разговаривал, играли песни.
Поднялись на последний этаж. Мария удивлялась каждому закутку, глаза её стали почти круглыми.
Все иностранцы так глядят на меня, уж поверьте. А в старые кварталы Версовы они сроду не ходят. Разве что фотографы – поснимать народ и напечатать в каком-нибудь своём журналишке о том, как мы бедны и страдаем. А ведь мы страдаем не больше других.
Во Дворце Ашриты
Я живу на клочке земли,
Выращенном из усталого океана,
Где-то на краю вселенной.
АРУНДХАТИ СУБРАМАНИАМ, «ГДЕ Я ЖИВУ»
В конце лесенки оказалась площадка, заставленная мужской обувью. С одной стороны площадки находилась арка на узкий балкончик, а с другой – деревянная дверь в квартиру. Для Марии арки, лесенка, сам дом казались уменьшенным, сжатым, а себя она ощущала большой. Она сняла сандали внутри квартиры. Амир сказал, что обувь нужно снимать у входа, на площадке.
Он не закрыл дверь, и окна оставались распахнутыми. Внутри плескалось солнце, играло на светлом мраморном полу. На этом красивом полу было постелено два неказистых матраса. Матрасы и столик с пыльными книгами оказались единственной мебелью первой комнаты. Стены комнаты были покрашены розовым, который потемнел внизу ближе к полу от человеческих спин.
Через арку было видно окно дальней спальни, в нём близко и тесно стояли дома. Голоса соседей затекали отовсюду, будто квартира полна невидимых людей. Не умолкая кричали птицы. У самого балкона постукивали, переливались приятной мелодией листья пальмы.
Арка вела в фиолетовую кухню со столешницей, раковиной, похожей на глубокий колодец, антресолями под потолком, полными тёмного хлама. Там тоже больше ничего не было, кроме коробок по углам. Мария хотела спросить: «А где стол?», но промолчала.
Дальняя комнатка оказалась синего цвета, с резной деревянной кроватью, усыпанной рубашками, брюками. Такие же вещи висели по стенам на гвоздях. Валялись бритвы, пепельницы с окурками, пивные банки. Амир схватил в кухне огромный веник и принялся сметать пепел, который раздул ветерок.
– Если я не сделаю, никто не сделает, – забормотал он.
Между синей комнатой и кухней втиснулась узкая душевая. Душ, обросший зелёным грибком, крепился к потолку. Амир показал, как его включить, повернув тугой рычаг. Тонкие брызги чуть тёплой воды разлетелись во все стороны, попадая в крошечную раковину и розовый унитаз.
Глаза Марии распахнулись так широко, что, не читая её мыслей, любой бы догадался: она привыкла к квартирам вроде тех, что продают теперь в новых кондоминиумах: просторных и чистых, с красивой мебелью. Амир же гордился своим жилищем и лучшего не видал. Оно и вправду было веселей мрачных сводов дома в Асансоле.
Он сказал:
– С таким дизайном и за такие деньги жилья теперь не снимешь.
Мария засмеялась слову «дизайн», но ей нравилось, как сверкает пол от лучей солнца, разноцветные стены, прячущие бедность. Мария не верила, что они всерьёз останутся здесь надолго. Она ещё не разобралась, что выживание обеспечивалось в складчину с друзьями.
По очереди они отмылись от копоти дороги. Амир объяснял, как варить кофе в кастрюльке на плитке с железными ножками и одной конфоркой. Он поставил кастрюлю и вскипятил воду, потом засыпал в кипяток два пакетика «Нескафе». Мария снова засмеялась этой плитке и кофе. Амир посмотрел на неё, как на очень глупого ребёнка, и тоже заулыбался, показывая тонкие белые зубы.
– Кофе в пакетиках всегда лучше качеством, чем кофе в банках, – сказал он.
Он расстелил на пол циновку из бамбука. Напились кофе, убрали чашки. Потом долго сидели рядом на циновке, схватившись за руки. Амир мечтательно рассматривал стены, Мария коснулась рукой его лица, и они стали целовать друг друга. Потом он вскочил, закрыл входные двери на ключ, задвинул створки окон с узорными непрозрачными стёклами. Сходил в дальнюю комнату и закрыл там окно тоже. Он как будто не видел Марию от смятения, одним резким движением он сорвал её юбку и без всяких ласк соединился с ней. Она удивилась лёгкости его тела, похожей на лёгкость детей, которых она поднимала на станциях. Она смутилась и закрыла глаза.
Имена домов
Мимо чили и тамаринда
Лабиринтом соломенных крыш.
ТИШАНИ ДОШИ, «ЭЙДЖЕЙ, 15 ЛЕТ»
На рынке продают скользких рыб, желтоватых от воды залива Малед-крик, целые кусты зелени, тонкий извилистый перец и баклажаны. Мария пытается сбить цены, её крепкие пальцы чередуют знаки. Она смеётся от удовольствия быть здесь, запахи овощей и специй щекочут ей нос. Ей приятно и ярко. Она не может насмотреться на разноцветный мир.
Амир не любит, чтоб она ходила одна, волнуется. Мария путается в улицах, построенных по наитию. Каждый раз долго ищет Дворец Ашриты – жёлтый канареечный домик, украшенный пластмассовой табличкой. На табличке имя дома написано золотыми буквами, обведено серебром, и вокруг букв пущены радужные салюты.
У каждого дома есть своё имя, я вам покажу, пойдёмте за Марией. Зачем только она надела такое короткое платье? Теперь все мужчины и женщины глядят на белые ноги. Старая Версова любит традиции.
Но смотрите. Вот этот, плохо прокрашенный, коричневый дом называется «Жемчужиной Лорда Вишну». Дом оттенка морской волны с оранжевым узором на дверях и гирляндами ноготков на окошках – «Лампа океана». К стенам «Полной луны» приделаны горшки с острыми растениями. Синее строение – «Чудесный камень, который превращает всё, к чему прикоснётся, в алмазы».
Здесь по меньшей мере два десятка «Небес», с тряпками на оконных решётках, пять или шесть «Благословений» с пучками чеснока и перцев у входа. Несколько «Вселенных» с террасами из бетона, на которых отдыхают от долгой жизни старики. Мария складывает руки, как в молитве, и кланяется им. Глупая, это же не Япония!
«Амрита, полная нектара», «Дая милосердная» и «Птичье гнездо» с распахнутыми в общий коридор улицы дверями. Мария заглядывает туда, там полыхают синие отсветы телевизора, люди лежат на полу. Изнутри на неё глядят ошарашенно: что это за русалочий дух?
Вот ты и заблудилась! Потеряла все приметы, три раза обошла кругом Дворца Ашриты. На сандалии налили водой из шланга, хотели пыль прибить на кривом тротуаре. «Баньян», «Обожание», «Ом», «Зеркало», «Маниша», «Благородная Шева». Наконец, пальма, чьи листья переливаются музыкой. По ней Мария узнаёт место.
Все «дворцы» и «обители» жужжат радиоприёмниками, скворчат сковородками. Одни окна смотрят в другие, с балкона можно проверить рукой, высохло ли бельё у соседки. Версова образует один огромный дом, убаюкивающий гулом тесного бытия.
Мария не поднимается в квартиру. Она остановилась у единственного здания без имени. Туда ходят женщины, озираясь, закрывая лицо платком, встревоженные супруги, редко молодые девушки в брюках и тёмных очках. Перепуганные, заплаканные, всегда тревожные. Бывает, пары выглядят счастливыми. Скоро Мария догадывается, что там работает акушер. Там говорят пол ребёнка, который запрещено называть, делают аборты на любых сроках.
Вечером Мария наблюдает с балкона, как ужинает большое семейство. Они едят рядом на крыше, среди гигантских алое. Малыши бегают, как по саду. Её дети точно полюбят такой сказочный город, уютный свет его окошек. Она расскажет им, что они поедут в страну, где каждый дом имеет своё название, где всегда тепло и шапка не нужна. Расскажет, что их дом будет называться тайным Дворцом. Нет, сначала нужно съехать отсюда, начать жить без друзей. Не ожидала она, что у Амира окажется так мало денег.
Сотни раз в ней закипает тревога: нехорошо это, стыдно и страшно, дети должны быть с ней. Свадебный обряд – никах отложили до времени, когда родители Амира его простят. Ожидание висит в разогретом до сорока градусов воздухе.
Ааракшан
Оно знает касты всех
Тридцати трёх миллионов богов.
МИНА КАНДАСАМИ, «ЭТО СТИХОТВОРЕНИЕ ПРОВОЦИРУЕТ ВАС»
В мире вечерних кухонь, гудения тесной жизни светилась влюблённость Марии и Амира. Её можно было осязать, как глину или песок, строить из неё дворцы и целые города. Цветение невидимых садов не прекращалось от того, что мимо без конца ходили соседи по комнате Гоувинд и Азиф. Светлый и тёмный ангел у ворот райских кущ, ангелы житейского апокалипсиса.
Никуда от них было не деться, каждый вносил долю в оплату за квартирку. Чаще аренду полностью платил Азиф.
Во время обучения актёрскому мастерству Мухаммед Азиф, единственный мусульманин в группе, стал первым другом Амира. Их двоих не любили. Они попали на курс по квоте, как «религиозное меньшинство», а значит, заняли чужое место. Ребята с баллами выше остались за воротами.
Амир стыдился своего права на квоту. Он всегда страдал от кастовости и сегрегации, привилегий для кого угодно. Но другого способа выучиться для него не было. Он решил, что в будущем отдаст долг стране блестящими ролями. Азифа такие вопросы не волновали. Он пришёл в колледж не от любви к искусству. Ему неохота было пылиться в конторах и слишком много работать. В моду входила профессия программиста, но это было скучно. Ремесло актёра выглядело простым, баллы для поступления – не высокими на фоне прочих.
Первые месяцы они с Амиром держались вдвоём, островком в студенческой реке. Их не оскорбляли, не трогали, но обходили. Ими пренебрегали из-за квот, ааракшана[17]17
Ааракшан – бронирование, резервирование (хинди).
[Закрыть], как в других группах на курсе презирали выходцев из низших каст, также попавших по квоте.
Ааракшан сдвигал в сторону потомков высших каст из обедневших семей. Люди с благородными фамилиями Раджпут, Гупта, Миталл, Шарма, но без денег на взятки освобождали место тем обездоленным, что веками выполняли для них грязные работы, ходили по задворкам, пили из своих колодцев, чтоб даже тенью своей не задеть чистокровного человека.
Вкупе с неприкасаемыми в льготные списки внесли другие низкие касты, племена, а также не индуистов. Им стало проще поступить на учёбу и службу. Ааракшан разрастался. Он был везде: от тесных учительских комнат до кресел в законодательных собраниях штатов. Всюду полагалось оставлять резерв для бывших изгоев. Касты смешивались. Многих это приводило в бешенство. Как могут слуги стать господами? Неприкасаемых били, как не били в прежние времена за дерзость, в которой не было их вины.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
