Текст книги "Выше облаков (СИ)"
Автор книги: Александра Мурри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
– Сама ты мышь.
– Ну давай, выясним, кто тут из нас…
Шутливая перепалка вскоре захватила и остальных мальчишек, и доказывать, что не хомяки, взялись все пятеро.
К вечеру я была никакая. Уложив детей спать уже в девять часов, и сама вскоре провалились в сон как в глубокий колодец. Не помешали ни крики снаружи, ни тихие разговоры, ни возня Финна с одной стороны и возня Лены с другой. Гораздо больше я опасалась, что снова будут мучить кошмары и страхи не дадут покоя и во сне. Но усталость, от которой противно подрагивали ноги, взяла свое.
* * *
Проснулась зато с рассветом. Хотя, я не была первой. Похоже, многие совсем не сомкнули глаз этой ночью. Храм полон, занят буквально каждый квадрат плиточного пола и галерея, которая, поддерживаемая колоннами, опоясывает храм по всему периметру. Почти все женщины и дети ночевали здесь, собственные дома перестали быть безопасными.
От моего движения заворочался Финн и я накрыла его домашним стеганым одеялом, неизвестно как тут оказавшимся. Наверное, мама принесла.
Ее светлые кудри мелькнули у входа, она несла, согнувшись под тяжестью, нашу самую большую кастрюлю. По всему видно, – доверху полную.
– Мама, неужели не попросить кого-то помочь?! – я сорвалась с места, подбежала и придержала котел. Вместе кое-как доковыляли до длинного деревянного стола. – Надорвешься ведь!
– Я… – растерялась мама.
Заглянула ей в лицо и осеклась. Из ее глаз на меня в упор смотрела такая знакомая мне боль. Да, этой ночью многие так и не легли спать.
– Завтрак, вот.
– А где папа? – главный вопрос на сегодня.
– Они еще на стене, но скоро Генри должен прийти домой отдохнуть. Я тоже домой, Риа.
Хищники задают свой ритм, скоро все перейдем на ночной образ жизни.
– Да, а я в «Шмель».
– Присмотришь за Финном как вернешься?
– Конечно, один мой глаз всегда для него, – неуклюже пошутила. Хотелось подбодрить и успокоить, но как это сделать, если у самой, с самого утра, ни бодрости, ни покоя?
Умывание холодной водой освежило, но не сильно. Мятые брюки и рубашка, которые я не потрудилась снять перед сном, наспех переплетенная коса, как-то совсем не до красоты сейчас. И времени забежать домой и переодеться не осталось, Бертон давно ждет. Воины после ночи наверняка голодные не меньше смолгов.
Такая жизнь, точнее выживание, продолжалась два дня и две ночи. Я даже успела привыкнуть.
Рано утром готовка на кухне таверны вместе со стариком Бертоном и его женой Софьей. Молчание, короткие просьбы-указания, руки делают знакомую с детства работу. Потом отнести готовую снедь в сторожку, накрыть на стол, и опять-таки в тишине сидеть и ждать, пока воины насытятся. Вымотанные мужчины лишь коротко благодарили, не разговаривали между собой и тем более не делились новостями со мной.
Один из воинов, с русыми усами и бородкой, заснул прямо за столом, с ложкой, сжатой в кулаке. Я подпрыгнула на месте от неожиданно раздавшегося стука, с которым его лоб встретил столешницу, чудом миновав миску с супом.
Дорога в таверну и обратно в храм давала возможность хоть немного отдохнуть и проветриться. Отвлечься все равно не получалось, паника в глазах встречных и сам город не давали забыть о тех, кто придут с темнотой.
Толстые глухие ставни на окнах домов, закрытые и пустующие лавки. Ветер гоняет сухую листву и мусор по давно не метеным улицам, сам воздух пропитан тягостным ожиданием. А в небе, в голубом и безоблачном осеннем небе, ярко светит солнце.
Я поворачивала в сквер перед закрытой школой и шла к огромному клену, уже успевшему скинуть почти все листья. На одной из его толстенных голых веток висят качели. Вешали для младшеклассников, сейчас же их беззвучно качает ветер.
Сесть, взяться руками за веревки, раскачаться и запрокинуть голову к небу. Я могла бы просидеть так целый день. Забывшись, потерявшись в воспоминаниях и бесконечной голубизне небосвода.
Это единственное, в чем потакаю собственному «хочу», единственный доступный мне способ сбежать от реальности. Все еще скучаю по Рою? Нет, я же его отпустила. От-пус-ти-ла!
Большую часть времени проводила с детьми. Правда, под конец второго дня все больше взрослых перебирались в храм и порядка в нашем «сумасшедшем садике» прибавилось. После впечатляющей воспитательной речи одного воина из дружины, чей восьмилетний сын вместе с Финном продолжал лоботрясничать, дисциплина стала на порядок лучше. Иначе не выжить, – сказал воин. Иначе хаос и паника.
Храм самое прочное и большое здание в городе. Толстые каменные стены, окна только высоко под потолком, сухой и вместительный подвал. Если смолги проникнут в город, женщины и дети останутся здесь, за запертыми изнутри дверьми.
А сегодня я почти искренне посмеялась. В священное место покоя и молитв, место тихого разговора с самим собой, со своей душой и Матерью Богиней, привели три коровы, куриц и две свинки с повизгивающими розовыми поросятами. В подвале запасли сено, построили загоны, занесли припасы воды.
Девочка, в первый вечер плакавшая о потерянной кошке, не выпускала свою вновь найденную и присмиревшую Тоню из рук. Моя Синя тоже не осталась сидеть в пустом и нетопленом доме. Каждый вечер крутилась вокруг общего стола, а вчерашней ночью пристроилась спать над моей головой, то и дело, сползая на лицо и затрудняя дыхание.
Домашних животных не гоняли даже самые строгие блюстители порядка. Питомцы дарили ту небольшую радость, что пока еще была нам доступна. К тому же, раз приручили, то в ответе. Хотя и неизвестно, поможет ли животным наша защита. Скорее всего, нет. Может, лучше отпустить? Прогнать любимых кошек и собак, чтобы успели убежать подальше?
Какое все-таки горькое слово – отпустить.
Снова неумолимо наступала ночь. Четвертая, проведенная в храме, на расстеленных вдоль стены матрасах, среди таких же как я – уставших и трясущихся от страха горожан. Никогда так не боялась наступления темноты, как в эти четверо суток. Я вообще мало чего боялась, в той, прошлой жизни. Не умела.
Надежды на глубокий сон без сновидений оказались напрасны. Для всех.
Сидела рядом с Леной, облокотившись спиной о холодную стену. Мы ели свои порции вечерней каши с тушенкой. Разговаривать не было сил. Редкие минуты покоя, скоро дети прожуют и их ротики снова будут свободны говорить и спрашивать. После порции каши потребуют порцию сказок. По-другому их спать не уложить.
– О Мире знаешь что-нибудь? – вдруг спросила Лена.
Нет, я не знала. И если честно, и не вспоминала о соседке все эти дни.
– Нет, а что?
– Да так… Услышала тут краем уха, Валентина с одной из женщин обсуждали.
Лена не похожа на любительницу сплетен, не стала бы просто так заводить этот разговор. Она уставала не меньше меня, а может, и больше. Дети ее любили и если выбирать, к кому обращаться со своими проблемами, выбирали ее, а не меня. Такому вниманию не позавидуешь.
Поэтому ее вопрос насторожил.
– И что с ней?
– Да так, – Лена замялась. – Вроде бы она пьяная в зюзю была. Вчера ее отец рано утром вернулся домой со стены и застукал… В общем, помнишь Рика с Ричем?
Я кивнула, забыв донести ложку с кашей до рта. Помню, как не помнить. Меня однажды с Ричем за одну парту посадили, сидела и терпела целый день. Пока не озверела и не порвала толстую библиотечную книгу, стуча ею о пустую голову парня.
– Они в доме такое устроили… Там вроде бы еще пара девчонок и незнакомых мне парней было. У Миры же только папа, а его сейчас сутками дома нет. Вот ей в голову и ударило, наверное.
Тот самый «пир горой», о котором говорила Мира? Что же, она сделала, что хотела.
– Парням сильно досталось от ее отца. Мама Рича плакалась, что ее мальчик сегодня ночью тоже на стене будет. Мальчик, представляешь? Лоб здоровый!
– Ну да… – только и нашла я, что ответить.
Мы доели, и когда уже собрались вставать и собирать грязную посуду, Лена ни с того ни с сего рассмеялась. Тихо и не очень весело.
– Ох Риа, Риа! Все такая же. Я думала, ты хоть с ней дружишь, – объяснила в ответ на мой вопросительный взгляд.
– Что значит, хоть с ней?
Я опешила, никогда не думала, что Лена обо мне такого мнения.
– Да ладно, не обижайся. Просто, может, сейчас пойму, кто тебе интересен. Ты же никогда с нами особо не общалась, не говоря о дружбе. «Привет-пока» и все. Неужели тебе и в самом деле никто не нужен?
Не нужен? Три ха-ха.
– Извини. Не думала, что со стороны это так смотрится, – сказала, не глядя на нее.
Лена не стала настаивать на ответе на свой вопрос.
Дети уснули поздно. Сегодня будто злые духи между людьми летали, нашептывая, науськивая. То одна женщина не то что-то скажет, обидит, напугает непреднамеренно, то мальчишки перепалку затеют. Или ребенок в истерику впадет, и все остальные подхватят. Одной искры достаточно, чтобы разгорелся пожар.
Уже за полночь я поднялась на галерею, подвинула Финна на длинной скамье, и выглянула в окно. Из него видны пара длинных улиц, перекресток и небольшой отрезок городской стены. Брат торчал здесь много часов подряд, согнать его с наблюдательного пункта задача невыполнимая. И я, и мама пытались. Не шилом, так мылом – он все равно оказывался у заветного окна. А я, едва выглянув наружу, тут же пожалела о своем порыве.
Родной город узнавался с трудом, пустынные улицы, заколоченные окна и двери. На стенах домов факелы, красные метающиеся всполохи в черноте. В отдалении виднеются фигуры людей и цепочка огня, факелы установили по всей стене. Тридцать обученных воинов ничтожно мало, чтобы справляться с натиском зверей. Им помогают остальные мужчины, юноши и старики, способные держать оружие. Но не уверена, что помогают они больше, чем мешают. Тот же Рич – за ним самим, так же как за Финном, следить надо. А то еще за стену вывалится… Богиня!
Ужаснулась своим мыслям. Откуда во мне столько цинизма? Усталость, страх, или я стала жестокой?
До храма доносились звуки со стены и из-за нее, – грохот, скрип, треск дерева, рычание и вой смолгов, крики и команды людей. Я не пыталась различить папин голос, вообще старалась как можно меньше думать о том, что он ТАМ.
Нашла ладонь Финна и сжала. Братишка, поделись со мной храбростью.
* * *
– Риа! Смотри! – еле слышный крик шепотом.
Я распахнула зажмуренные глаза и уставилась в темноту. И не поверила глазам.
Только не это… Так скоро?
По пустой улице мчался смолг, свет факелов выхватывал то серую шкуру спины, то чересчур длинные передние лапы, то оскаленную морду. Он двигался с небывалой скоростью. Куда?
– Молчите, – прозвучал тихий приказ справа от меня. Маленькая старушка библиотекарь, Валентина, косо взглянула на меня с братом, четко уловив наше желание заорать. – Нельзя пугать детей, пусть спят.
Я несколько мгновений, открыв рот, продолжала смотреть на нее. Седой одуванчик, ухаживающий всю жизнь за книгами, наивная старушка, верившая во все оправдания учеников за испорченные учебники, она выказала недюжинное самообладание.
Перевела взгляд в зал, там женщины прижимали к себе детей и настороженно вслушивались в звуки. У многих глаза закрыты, но по напряженным позам понятно, и они тоже не спят. Мама сидит в дальнем углу с Синей на плече, одной девочкой на коленях и двумя по бокам.
– Их много, – прошептал Финн, но его слова потонули в раздавшемся совсем недалеко крике. Кричал человек.
Еще двое смолгов выбежали из переулка. Огромные уродливые звери, с несуразно длинными конечностями, вытянутыми мордами и красными бликами в глазах. Раза в два превышающие в размере обычных волков. Выпирающие хребты и согнутые колесом спины. Упитанными смолгов не назовешь, – голодные хищники на охоте.
Скулеж и вой. Зверь споткнулся и, упав, остался лежать. И я уже не могла не смотреть, даже моргнуть не получалось. Вцепилась ледяными пальцами в каменный подоконник и шептала молитву.
Темное небо прочертила первая огненная стрела, почти сразу за ней, – вторая и третья. Ночь все светлее, горят не только смолги, – прелые листья, трава, полыхающие ветки деревьев тянутся через каменную стену к крышам домов.
Холодный ветер задувает в щели вокруг окон, в нем смешались запахи дыма и гари, горелой листвы и плоти. Дым серой завесой застилает небо, проникает в дома сквозь запертые двери. Только в храме царит тишина, мы все в каком-то оцепенении. И вместо слов кашель. И из-за едкого дыма слезятся глаза.
Не знаю, сколько простояла неподвижно. Время будто, также как и люди, подчинилось заданному смолгами ритму. Секунды длиною в целую жизнь, ночь – одно единственное мгновение.
Мое тело задеревенело, скрюченные пальцы от подоконника отцепила с трудом. Такое ощущение, что только что вернулась из-за стены, что лично побывала в самом пекле, и теперь приходится собирать себя по кусочкам. Заново учиться дышать и двигаться, моргать. Глаза нещадно щиплет. Я убрала прилипшие пряди с лица и вытерла ладонями мокрые от слез щеки.
Из панического ступора меня вывели сначала тишина, а после неуловимо изменившийся шум снаружи. Слов не разобрать, но мужские голоса стали звучать по-другому, как-то… радостно? Я непонимающе всматривалась в клубы дыма, но взгляд выхватывал только невнятные обрывки домов и улиц. Огни на домах гаснут, город остается в дыму и темноте.
– Финн, ты видишь что-то? – хриплый шепот наждачкой прошелся по горлу.
Молчание в ответ. Я на мгновение замерла, забыв сделать следующий вдох. Медленно повернулась и огляделась вокруг. Брата со мной рядом не было.
– Финн? – позвала, сползая по стене.
Дремлющая рядом на скамейке бабушка Валентина, встрепенулась и, также как я только что, растерянно огляделась.
– Недавно был здесь.
В храме очень темно, почти все свечи догорели. Идти пыталась бесшумно, чтобы не разбудить спящих. Игнорируя желание кричать, что есть мочи и звать брата, сбежала по лестнице вниз. Двигалась неловко, от страха дрожали колени и резало болью живот.
– Финн, ты где? – я тебя убивать буду, паршивец! Уши твои на весь храм заполыхают! Только найдись.
Обошла весь огромный зал и спустилась в подвал. Я заглядывала даже под скамьи и столы, в панике разворошила в подвале сено, напугав коров и кур. Вглядывалась в лица детей, надеясь обнаружить Финна закутанным в одеяло. Его банда на месте, а его нет.
Будить маму? И что тогда? Она ведь так и заснула, окруженная чужими детьми, уверенная, что брат со мной.
– Здесь есть еще одна дверь, – сказала Валентина, без просьб помогавшая обыскивать помещения. – Этот выход выводит на Липовую аллею. О нем мало кто знает, только служащие… Скорее всего, мальчик прошел туда. Если бы кто-то пытался открыть главную дверь, мы бы точно заметили.
– Он мог где-то спрятаться… – я не желала поверить в то, что Финн сбежал на улицу. Ну не настолько же он глупый?! Как он мог решиться на такое?
Последняя надежда исчезла при взгляде на открытый дверной засов.
– Нельзя терять время, может, он еще в проходе! – решила бабушка-библиотекарь, и поспешила к неприметной дверце.
Я успела схватить ее за руку.
– Н-но в-вы…
– Я пойду, а ты здесь будь. К маме иди. Если что, я уже достаточно на этом свете пожила. Да и бегаю пока еще шустро, легко не дамся, – у нее хватило характера, – или глупости, юмора, легкомысленности? – мне подмигнуть.
Ага, ну да… Все равно все обречены. Часом раньше, часом позже, какая разница, да? Нет. Разница есть. Скоро, уже скоро должен наступить рассвет.
Выдержала пару минут и двинулась следом по узкому проходу. В конце меня встретила толстая деревянная дверь и пустой выход. Ни Валентины, ни Финна.
Приоткрыла дверь и выглянула на улицу. Пришлось очень постараться, чтобы не выдать себя кашлем. Натянула на нос ворот жилетки и застегнула верхнюю пуговицу, чтобы ткань не сползала и прикрывала нижнюю часть лица. Не знаю, облегчит ли это дыхание. Дым всюду.
Ступила за порог и плотно закрыла за собой тяжелую дверь. И осталась стоять, бессмысленно таращась на дверную ручку. Брат убежал, оставив дверь незапертой. Не подумал и не вспомнил о тех, кто за ней. Оставил нас совершенно беззащитными.
От ярости, осознания и страха потемнело в глазах. Мой брат! МОЙ БРАТ сделал такое! Здесь не спасут Финна никакие оправдания, объяснения, ни голубые глаза-плошки. Если не попадется смолгам, если он жив, то не представляю, что с ним сделает отец.
От двери не отошла ни на шаг. Прислонилась лбом и закрыла глаза, пытаясь справиться с отчаянием.
– Эй, ты там! Выходите! Уже все! Идите помогать с водой, – крик из-за спины чуть до сердечного приступа не довел.
Я судорожно развернулась. Какой-то мужчина вытаскивал из сарая, в котором хранил свою утварь садовник, ведра и тазики.
– Выходите! – мужчина кинул железное ведро, оно с грохотом приземлилось у моих ног. – От колодца во дворе «Шмеля» построили цепочку. Быстро туда!
– А… а смолги? – кто тут пищит? Это мой голос?
– В городе их больше нет! Орлы прогнали! – до ушей улыбнулся воин.
Не сказать, чтобы я его сильно поняла. Вроде бы простые фразы, а вот смысл… Ясно одно – еще одна ночь смолгов позади.
А дальше началось, или продолжилось, это как посмотреть, – безумие. Очаги разгорались по всему городу, самые сильные у городской стены и хлевов. Ранее пустынные улицы переполнились суматошно бегающими людьми. От всех колодцев тянулись вереницы людей, передающих из рук в руки ведра с водой. Крики, ор, команды и, самое невероятное, – смех. У жителей Вайкса появилась надежда, а воины обрывочно, мимоходом, рассказывали о гигантских птицах, посланцах небес.
Они, говорят, появились в небе, среди клубящегося дыма. Незадолго после того, как ворота сломались под натиском зверей. Смолги ворвались в город, и воины вынуждены были пускать огненные стрелы не только за стену, но и внутрь города, рискуя промазать в мишень и подпалить дом или траву рядом.
Появления птиц никто не ждал. Орлы стремительно снижались и хватали когтями смолгов. Острые как лезвия, их когти протыкали смолгов насквозь. Убитых, с высоты кидали за городскую стену. Быстро, действенно. Воины не решались вмешиваться, опасаясь попасться под когти, и одновременно не веря, что происходящее – реальность, а не плод фантазии обреченных на смерть. Массовые глюки.
Наверное, если бы не необходимость тушить огонь, я впала бы в истерику. А так, руки заняты, как и ноги, и истерить могут только мысли. Молча, про себя в голове. И задуматься нет времени, и расспросить, и понять. Только непрерывно, в такт с быстро бьющимся пульсом, в голове звучат два имени – Рой– Финн. Рой. Финн.
Брата нигде не было. Бабушку Валю я увидела недалеко от ворот, она, наравне с молодыми, таскала воду. При этом, – как всегда аккуратная и собранная, ни одна седая прядь из прически не выбилась. Но и она Финна не нашла. Никто его не видел – ни в городе, ни на стене.
Я отыскала маму с папой и мы крепко обнялись. Родители выдохнули с облегчением.
– Неужели мы спасены? Генри!
Они поцеловались, а я не могла заставить себя прервать их миг счастья. Ощущение, что весь мир перестал для них существовать, только вдвоем – живы и не ранены. Можно жить дальше и радоваться каждому мгновению, проведенному вместе.
Я отвела взгляд и все еще молчала, напряженная, словно натянутая тетива. Мама первая опомнилась. Отстранилась от папы, радостно улыбнулась, и снова притянула меня к себе.
– А Финн где? – спросила.
И не было ничего более тяжелого, чем выталкивать из себя слова. Сначала осилила всего два – «Не знаю». Смотрела, как побледнел отец, каким страхом наполнились глаза мамы. Наверное, мой тон сказал им больше, чем значили сами слова.
Рассказала все, как было. И хотя родители не обвиняли меня, ни словом, ни взглядом, я чувствовала себя распоследней тварью. Не уследила!
* * *
Снежные пики гор порозовели, из-за леса поднимается солнце. Новый день.
В городе царит необычайное оживление и радость. Увы, нашу семью это не коснулось. Горе, Финн пропал.
Вместе с ним, кажется, и все мои чувства. Разве что вина осталась, мы вдвоем и никого, ничего рядом. Я держусь за нее, крепко, чтобы не остаться в этой пугающей пустоте совсем одной. Наверное, люди так и выгорают, дотла. Сначала перестают чувствовать, а потом и жить.
Мама сказала, чтобы я не смела себя винить, она корила только себя. А папа прикрикнул на нас обеих, заставил прекратить истерику и вытереть слезы. Он собран и строг как обычно, держит свои эмоции в узде, и маме не дает расклеиваться. Откуда в нем столько силы и стойкости? Откуда он их берет? После ночи кровавой бойни, после гибели троих своих воинов, после пожаров, после бесплодных поисков сына?
– Мы не нашли тела. И я верю, что он жив. Буду верить, пока… не найду доказательств обратного.
Мне же невыносимо было находиться рядом с родителями. Не знаю, почему.
Я снова, как и в предыдущие утра, ушла в «Быстрый Шмель». Помогала Бертону и Софье на кухне. Работа это спасение.
Только Бертон, похоже, считал иначе.
– Иди, пока пальцы целы, – он вынул у меня из ладони нож и отодвинул от разделочного стола. – Хорошо, что соль и специи тебе не доверил.
Послушно отошла и перевела взгляд на сделанную «работу». Да, капусте от меня досталось.
– Отдохни пока, через полчаса поможешь отнести, – поддержала мужа Софья.
– Да, – я согласилась не споря.
Сидеть на крыльце и остановившимся взглядом разглядывать трещинки и круги на деревянном срезе. Не такое уж плохое занятие. Через тридцать минут все также опустошенно сидела, но уже на скамейке в уголке сторожки.
Воины ели быстро и молча. Первое опьяняющее счастье после спасения отступило. Настало время думать о следующей ночи.
Неожиданно снаружи раздался крик:
– На тракте трое людей! С ними ребенок!
Толком не осознавая услышанного, подорвалась и выбежала наружу. Кричал стражник с наблюдательного поста. На стену рядом с ним выбежал отец.
Я не слышала, скорее, увидела и почувствовала, как плечи расслабленно опустились и он выдохнул.
– Финн…
И уже громко:
– Открыть ворота!
Створы расходились медленно, с натугой и скрипом. Люди у стены прекратили свои занятия и ждали, не отрывая взглядов от проема. Я также замерла, и смогла пошевелиться, лишь когда среди вошедших мужчин разглядела ребенка. Это действительно был Финн, – грязный с ног до головы, с растрепанной белой челкой. Так не характерно для себя, вжимающий голову в плечи.
Сорвалась с места и первой добежала до брата. Заметила краем глаза, как дернулись стражники и отец, как они торопливо, но осторожно приближаются. Ни о какой опасности я не думала, жизненно важным было дотронуться до брата.
Подбежала, присела на корточки, и со всей силы прижала его к себе.
– Финн ты… Ты паршивец! Как ты мог, Финн?! – лихорадочно осматривала, не ранен ли. Слезы текли по моим щекам и я рада им как никогда. Пустота внутри оборвалась как натянутая до предела струна.
– Прости меня, Риа, – чуть слышно произнес Финн.
– Я же не смогла бы жить, случись с тобой что-то… Ты это понимаешь?! – мы рыдали уже вдвоем, не сдерживаясь, никого не стесняясь. Да и не видела я никого и ничего вокруг.
Вскоре почувствовала как нас обняла мама, с другой стороны отец. Нас с братом подняли с земли и некоторое время все молчали.
У меня будто крылья за спиной выросли. От счастья, потому что обошлось и в моей семье все как раньше, мы вместе. Теперь верю, что впереди есть будущее. Теперь есть силы на веру.
– Спасибо вам, я не знаю как мне отблагодарить вас за спасение сына, – отец наконец разомкнул объятия и сделал шаг в сторону чужаков.
– Сочтемся, – коротко ответил один из них.
Я подняла взгляд и из-за плеча мамы, сквозь слезы, посмотрела на троих незнакомых мужчин. Они стояли неподвижно, не заговаривали с подоспевшими воинами и не проходили дальше в город. Никто не стал бы им препятствовать, я уверена. По виду все трое воины, очень высокие, широкоплечие. Одеты в походную удобную одежду, без изысков.
Они ждали. Чего? Разрешения? Приглашения? К кому они шли?
Те же вопросы возникли и у отца, и он, в отличие от меня, задал их вслух.
– Кто вы и откуда пришли? Как вам удалось пройти мимо смолгов?
– Мы пришли с гор, и пришли предложить вам помощь, – не вдаваясь в подробности, произнес тот же воин. На мой, не самый внимательный взгляд, – самый старший из тройки.
– Вы наемники?
На вопрос не ответили, хотя, – молчание знак согласия?
– Есть разговор. Но не здесь.
Ясно, разговор этот не для всех.
– Вы хотите видеть старейшину? – в голосе отца кроме признательности слышалась и настороженность. Доверять неожиданным гостям было бы опрометчиво.
– Ты Генри? Предводитель дружины?
– Да, – отец подобрался еще больше. Свое имя и положение он не называл. Может, им Финн рассказывал?
– Достаточно тебя.
– Нет, старейшина не будет лишним. Или кто у людей сделки заключает… Во избежание недоразумений, – присоединился к разговору второй мужчина, до сих пор молчавший.
Налет героичности вмиг потускнел. Герои спасают бескорыстно, эти трое предлагают сделку. Меньше всего они напоминают добрых самаритян, рискующих жизнями за «спасибо!».
На кону слишком много, чтобы торговаться. Что, если цена, которую они потребуют, будет горожанам непосильна? Не помогут? Уйдут?
Я, все еще не отпуская притихшего Финна от себя, вытерла глаза и вгляделась в лица незнакомцев. Двое из них, те, которые вели разговор, смотрели на отца. Уверенные и непоколебимые, стоят с таким выражением на породистых лицах, будто одним своим присутствием великую милость оказывают.
Посмотрев на третьего, встретилась с желтым взглядом. Он смотрел на меня. Поймал, захватил и не отпускал. Солнечный взгляд, цвета свежего меда, в то же время цепкий и колючий как мороз, или опаляющий как солнце. Знакомый и родной на чужом лице.
Любимые насмешливые глаза. Глаза моего Роя.
Я отпустила, но таким болезненным и ошеломляющим оказалось напоминание. Как хищный зверь, чужак издали завораживал и приманивал мелкую добычу, – мышку или кролика, меня.
Медленно моргнула и уткнулась маме в плечо, спряталась. Хорошо, что они с братом рядом стоят и обнимают. Надежный тыл. Отчего чувствую себя дичью? Незнакомец на всех, на кого посмотрит, так влияет, или только со мной что-то не то?
– И у вас есть предложить что-то стоящее? – спросил тем временем отец.
– Ночью у вас сомнений не возникало.
– Этой ночью… Орлы?! Это были ваши птицы? Они вам подчиняются? – посыпались потрясенные восклицания со стороны воинов дружины.
Орлы… Они спасли город ночью и улетели, не оставив и перышка. Будто и не было их. Разве что исполосованные когтями тела смолгов служили доказательством.
Я сжала челюсти, не разрешая сумбурным, разрывающим мозг вопросам вырваться наружу. Снова подняла взгляд, и, надеюсь, решительно и требовательно, а не моляще, уставилась на незнакомцев.
– Ну да, – все трое утвердительно покивали, скрывая усмешку. Не отличались они разговорчивостью.
– Идите за мной, – попросил отец и направился в сторону ратуши.
Я провожала их взглядом, пока не скрылись за углом дома. На повороте один из наемников оглянулся. Снова, мимоходом, одним лишь взглядом родных-чужих глаз, заставил сбиться мое дыхание.
Напоследок улыбнулся, словно последний гвоздь в крышку моего гроба забил. Открыто и многообещающе, слишком много обещающе. Мне?
Посмотрела на всякий случай назад. За спиной только распахнутые ворота, пустой тракт и черная горелая трава.
* * *
Всерьез за Финна мы решили взяться, когда вернется отец. И это мне на руку. Я не могла упустить возможность узнать что-либо о Рое. Пусть даже не конкретно о друге, это было бы слишком невероятно, но об орлах в общем. Их, оказывается, много, таких же гигантских птиц. Ночью воины видели троих, как минимум.
Я всегда была уверена, что Рой единственный в своем роде. Глупая… Что я вообще о нем знаю?
Какой же легкомысленной я была, за двенадцать лет дружбы ни разу не задалась вопросом, – а кто же все-таки Рой? Откуда он? Почему понимает меня лучше, чем друзья-подруги из числа людей? В конце концов, что держало его рядом со мной все это время?! Рядом с мелкой хулиганистой девчонкой? Может, привязка, как бывает у зверей и их хозяев? Представить, что у гордого и свободолюбивого Роя есть хозяин… Это просто немыслимо.
Если у наемников есть связь с орлами, если они знают хоть что-то, то и я это узнаю. Самый легкий способ получить ответ, это задать вопрос. Надеюсь, папа задаст их все. А подслушивать мне не стыдно.
Привычные азарт и жажда действовать подталкивали в спину. Я, снова – я, и так прекрасно жить, когда есть надежда!
Из дома улизнула при первой возможности, то есть почти сразу как мама стала кормить брата. Ноги сами привели меня к дому старейшины, в спокойное время всегда открытому для посещений.
Старейшина Симеон рад гостям, никогда не прочь устроить чаепитие и побеседовать. В основном, исходя из моего личного опыта, не о городских делах и проблемах, а о приключениях своей молодости.
Один плюс в его говорливости и гостеприимстве для меня имелся – расположение комнат и кабинетов в его доме я знала как свои пять пальцев.
Неслась со всех ног, задевая прохожих и на ходу извиняясь. Боялась, что пропущу все самое важное. В разговоре наемников и отца каждое слово на вес золота.
Но меня остановили, резко схватив за плечо. Чуть не упала на спину, не успев вовремя остановить бег.
– Где Рич? – бледная Мира дышала также тяжело как я сама. Она тоже бежала, и также спешила.
Я молча смотрела в ее заплаканные глаза. Мира не знает, что прошлая ночь унесла три жизни.
– Где он?! Ты знаешь? – она взяла меня обеими руками за плечи, готовая, если понадобится, силой вытряхивать из меня ответы. – Говори же! Меня отец в доме запер, я всю ночь одна просидела. Богиня! Как мне страшно было. А сейчас я нигде не могу найти Рича, мы с ним… вместе.
Я попыталась ее обнять, избежать требовательного, молящего, взгляда. И молчала. Не я буду той, кто скажет Мире о случившемся. Не я.
Обнять не получилось. Меня оттолкнули также резко как схватили до этого.
– Мне надо к папе. Или… Мама Рича, она должна быть в храме.
Мира поспешила дальше, не прощаясь, продолжая бессвязно шептать. Мое молчание только придало ей скорости.
Я опустилась на корточки и несколько минут сидела посреди улицы. На месте Рича и двух воинов из дружины мог быть любой. Мог быть Финн, или папа.
Все хорошо, но только пока. До следующей ночи.
Дверь в дом старосты оказалась не заперта. Я тихо вошла и прокралась на второй этаж. Если меня не подводит чутье, Большой Разговор ведется в личном кабинете старейшины. А рядом с ним, по причине повышенной утомляемости Симеона, находится гостиная. Там удобный диван для полуденного сна, кресло-качалка, чайный столик, буфет, и прочие атрибуты отдыха. Еще между кабинетом и гостиной есть смежная дверь. С аккуратненькой замочной скважиной.
Удача со мной, – гостиная пустует, голоса из кабинета слышно отчетливо.
